Шэнь Мяо молчала.

Се Цзин Син не отпускал её из своих объятий.

После долгого молчания Шэнь Мяо подняла голову и посмотрела на него.

Се Цзин Син тоже уставился на неё. Этот, казалось бы, надменный человек, которому всё было безразлично с тех пор, как он ещё был упрямым подростком, до сих пор, казалось, немного нервничал в такие моменты, когда смотрел на неё.

Голос Шэнь Мяо дрогнул, и через мгновение она вдруг улыбнулась.

Девушка сказала:

— То, что хорошо для меня?

Се Цзин Син был поражён, и в глубине его глаз была радость, и, казалось, он вздохнул с облегчением, смешанным с некоторым недоверием. Он сказал:

— Чего ты хочешь? Я отдам тебе всё.

— А если то, чего хочу я, — это и то, чего хочешь ты? — спросила Шэнь Мяо.

Се Цзин Син поднял бровь:

— Чего же ты хочешь?

— Тринадцать лошадей Ю Чжоу.

— Будут твои, — он взмахнул руками, как будто то, о чём говорила Шэнь Мяо, было всего лишь игрушкой вроде румян.

— Город Мо Бэя Дин Юань.

— Твой, — Се Цзин Син даже не моргнул.

— Провинция Юй Южного Цзяна, восточные моря западного Си, озеро Линь Ань Цин, древний город Ло Ян.

— Всё принадлежит тебе!

Се Цзин Син ответил спокойно, как будто он вообще не думал об этом. Если бы Император Юн Лэ услышал это, стоило бы опасаться, что его стошнило бы кровью от гнева, а если бы Император Сяо У был здесь, то стоило бы опасаться, что он был бы так зол, что ожил бы, чтобы отругать Се Цзин Син за разбой и арестовать Шэнь Мяо за преступление «коварной женщины, разрушающей страну».

Но Се Цзин Син был не из тех, кого вообще волнует мнение других. Правда и то, что Шэнь Мяо не будет по-настоящему контролировать империю Се Цзин Сина. Она лишь почувствовала, что Се Цзин Син берет слишком большую ответственность и хотела отвлечь его, поэтому она пошутила, чтобы он немного расслабился.

— Если всё это принадлежит мне, то чего же ты хочешь? — спросила Шэнь Мяо.

Се Цзин Син озорно улыбнулся и сказал:

— Тринадцать раз за ночь?

Шэнь Мяо потеряла дар речи.

Се Цзин Син отстранил Шэнь Мяо и сказал:

— Фужэнь, ты не можешь не хотеть меня.

Шэнь Мяо ответила:

— Ты настолько энергичен, что я позволю Тан Шу дать тебе немного льда, чтобы умерить твой пыл.

Се Цзин Син поставил её на землю и медленно сказал:

— Если Фужэнь здесь, разве есть необходимость во льду?

Цун Ян, который был снаружи, закрывал уши с болезненным выражением лица. Цзин Чжэ, которая проходила мимо, увидела выражение его лица и подошла с добрыми намерениями:

— Страж Ян, почему ты так сильно дрожишь? Может быть, вы больны? — говоря это, она протянула руки и коснулась лба Цун Яна.

Цун Ян охранял этого молодого человека и был вынужден слушать такие живые весенние слова, что в этот момент его лицо и уши покраснели. От неожиданности, когда эта маленькая холодная рука прикоснулась к его лбу, он в одно мгновение подпрыгнул, чем напугал Цзин Чжэ. Цзин Чжэ посмотрела на свою руку:

— Я… Что случилось?

Цун Ян посмотрел на неё так, словно увидел привидение, и внезапно убежал, как будто его задница была в огне, оставив Цзин Чжэ одну на прежнем месте. Те И, сидевший на дереве, всё видел, но ничего не говорил, а вместо этого с выражением ясного понимания всего происходящего спокойно сидел, обхватив свой меч.

Тан Шу прошёл под деревом и, увидев, что двери плотно закрыты, удовлетворённо улыбнулся и пошёл на кухню, чтобы приготовить тоник.

В следующие несколько дней Се Цзин Син действительно стал более занятым. Скорее всего, из-за ухудшения состояния Императора Юн Лэ Се Цзин Син должен был лично заниматься делами семьи Лу и семьи Е, поэтому он уходил рано и возвращался поздно.

Се Цзин Син был занят, но и Шэнь Мяо не сидела сложа руки. Семья Лу и семья Е оставались в Лун Е в течение стольких лет, и теперь, когда Императорская семья убивает одного в качестве примера для других, нельзя было заставить Императорскую семью выглядеть слишком холодной, поскольку чиновники станут инакомыслящими в будущем. Шэнь Мяо взяла на себя эту обязанность и побеседовала с благородными Фужэнь официальных семей Лун Е, чтобы незаметно передать им некоторые мысли.

Эти благородные Фужэнь были женщинами, но в резиденции роль женщин была существенной. Первоначально все думали, что Шэнь Мяо была человеком Мин Ци, а поскольку Мин Ци и Великий Лян были двумя разными странами, существовало множество различий. Шэнь Мяо была дочерью из семьи с военной родословной, так что от неё не было никакого прозрения. Кто знал, что после общения у них у всех сложится другая точка зрения насчёт Шэнь Мяо. Она не только умела хорошо говорить, но и, казалось, обладала обширными знаниями о вещах, которых они не знали.

Когда кто-то говорил о стиле одежды, Шэнь Мяо не отставала. Говоря об общей политической ситуации, Шэнь Мяо тоже могла поддержать тему. Даже все эти странные вещи вокруг, она могла также говорить и об этом.

На самом деле, в прошлой жизни во Внутреннем Дворце Мин Ци хотя ей и не жилось хорошо, это всё-таки увеличило ее знания и кругозор. Таким образом, она могла также говорить о других странных вещах в других странах. Чем больше человек знает, тем больше он может использовать. Когда знания применяются на практике, появляются отличные результаты. То, что мог сделать Се Цзин Син, Шэнь Мяо, возможно, не смогла бы сделать, но в области сложных интересов для достижения общей цели без каких-либо глобальных затрат Шэнь Мяо не было равных после перерождения.

Всего за несколько дней эти благородные Фужэнь прикипели к Шэнь Мяо. Некоторые вещи не были видны на поверхности, но они начали спрашивать и советоваться с Шэнь Мяо. Сюда же относятся и проблемы, возникающие в связи с нынешней ситуацией. Во-первых, Шэнь Мяо была Ван Фэй из резиденции Принца Жуя, и имела связь с Императорской семьёй. Таким образом они могли узнать нынешнее отношение Императорской семьи. Во-вторых, хотя Шэнь Мяо была молода, и была даже моложе дочерей этих Фужэнь на несколько лет, она казалась совершенно другой и была очень нежной и спокойной, заставляя других чувствовать, что её слова очень убедительны.

Шэнь Мяо и Се Цзин Син усердно работали над предстоящим возрождением Лун Е, но, по правде говоря, семья Лу и семья Е тоже не сидели на месте.

Семья Лу потеряла дочь и, видя, что отношение императора Юн Лэ становится всё более жестким, они, наконец, начали паниковать. Они мобилизовывали своих людей, которые были разбросаны повсюду.