Когда я пришла в себя, то мне был преподан полный курс лекций. Сначала Лутц и Бенно, потом Фран и Гил, наконец Дамуэль и главный священник. У меня возникло такое чувство, что с течением времени становится всё больше людей, которые отчитывают меня. Но на самом деле я бы хотела, чтобы они перестали использовать в качестве предлога, что «пришли навестить меня, поскольку я больна», чтобы читать мне наставления прямо в постели. Просто дайте мне поспать.

Дольше и эмоциональнее всех меня на этот раз отчитывал Дамуэль. Очевидно, он был в ужасе после того, как я внезапно свалилась без чувств. Похоже, что он опасался, что главный священник может решить, что он никудышный рыцарь, раз не может следовать приказам своего начальника.

— Я был уверен, что на этот раз меня казнят! Я был словно ходячий мертвец, когда мы привезли вас сюда, — сердито сказал он со слезами на глазах.

— Мне очень жаль. Мне правда очень жаль. Кроме того, я должна вас предупредить, но в ближайшем будущем я планирую заняться печатью, а потому, вероятно, я буду часто терять сознание из-за волнения.

— Ученица, вы нисколько не сожалеете!

— Мне правда жаль, что я недостаточно тренировалась, чтобы не падать в обморок.

— Это не то, о чём вы должны сожалеть!

Меня отчитывали слишком много, в результате воодушевление от получения металлических литер быстро сошло на нет. Правда, меня продолжали отчитывать и после того, как мне стало лучше. Честно говоря, это было довольно скучно, так как они повторяли одни и те же вещи снова и снова. Я просто хотела уже пойти домой. Снег растаял достаточно, чтобы карета могла проехать, так что время возвращения домой было уже очень близко.

— Я хочу снова вернуться домой…

Вот только сначала я должна была написать сообщение с просьбой о встрече с главным священником. По крайней мере я собиралась это сделать, но в конце концов сама получила от него сообщение с просьбой о встрече. Хотя это была не столько «просьба о встрече», сколько его вопрос о том, когда я смогу к нему прийти, поскольку я буду навещать его, а не наоборот.

— Фран, это редкость, что главный священник сам посылает мне сообщение. Должно быть, у него срочное дело. Я бы хотела встретиться с ним как можно скорее, я даже не против пойти сегодня, но не уверена, как мне следует поступить.

— Его слугам, вероятно, будет сложно подготовиться к вашему приходу, если вы решите посетить его так внезапно. Я думаю, что лучше всего будет встретиться с ним завтра, — сказал Фран, слегка улыбнувшись.

В результате, я написала сообщение, что завтра я буду свободна.

— Может, мне стоит принести ему подарок или что-нибудь в этом роде? В конце концов, он навещал меня, когда я лежала с лихорадкой.

Во время своего визита главный священник принес мне много еды, хотя на самом деле я не нуждалась в ней, так как снег начал таять, и я скоро должна была вернуться домой. В данный момент я подумывала о том, чтобы перенести половину этой еды в подвал здания для девочек.

— Думаю, было бы неплохо принести немного сладостей, которые готовит ваш повар. Главному священнику очень понравилось ваше печенье.

— А как насчет карамельного пу́динга, который я недавно приготовила?

Во время недавних визитов Тули я экспериментировала с карамельным пу́дингом и с мороженым. В результате я убедилась, что мороженое лучше всего есть в жаркую погоду. Есть мороженное сидя под кота́цу* было восхитительно, но здесь даже если есть его перед камином, то я просто чувствовала, что оно было «холодным», а вовсе не «восхитительным».

— Да, карамельный пудинг, безусловно, очень хорош, сто́ит только привыкнуть к его текстуре, но есть его в первый раз немного… непривычно. Я не думаю, что это стало бы хорошим подарком для того, кто не пробовал его раньше.

Как я и ожидала, судя по реакции Лутца на приготовленные на пару карфэ́лы, данный метод готовки здесь не применялся. Элла была очень удивлена, когда узнала, как сделать карамельный пудинг. И все те, кто пробовал его, говорили, что его текстура странная и беспокоились о том, что пудинг исчезнет, прежде чем они смогут положить его в рот. Но в конце концов все они поставили ему высокую оценку за то, насколько сладким и вкусным он был.

— В таком случае пусть Элла испечёт печенье, которое нравится главному священнику.

В качестве подарка я выбрала печенье. Я решила подготовить два вида печенья: обычные и со вкусом чая, так как они были моими любимыми.

Покончив с этим, я принялась за чертежи печатного станка. Я предполагала, что первые печатные станки были просто модифицированными виноградными прессами, поэтому их было не так уж трудно сделать. Единственная проблема заключалась в том, что я не помнила точных размеров и конструкции.

— Хм, для него наверняка ведь требуется приспособление для нанесения чернил, так ведь? Что-то с такой ручкой, и кожа будет расстелена вот так… Чтобы положить вот это, будет место сбоку, а место для бумаги вот здесь… Место, где будет производится сама печать должно выглядеть примерно так, да?

Я отчаянно копалась в своих воспоминаниях, но они были настолько расплывчаты, что составить полноценный чертёж не выходило. На словах я могла бы дать туманные инструкции, но написать подробные размеры было выше моих сил. Похоже, нет другого выбора, кроме как написать их после фактических измерений.

— Интересно, не мог бы главный священник вновь воспользоваться магическим инструментом, способным заглянуть в мои воспоминания, — пробормотала я.

В то время, как я мучилась над чертежом печатного станка за своим столом, мои слуги усердно трудились, выполняя свои задачи.

***

— Доброе утро, главный священник, — поздоровалась я, передавая ему свой подарок.

— Тебе не обязательно было это делать, — ответил он с совершенно отсутствующим выражением лица, принимая их.

Я совершенно не представляла, был ли он на самом деле рад этому.

— Арно.

Главный священник подозвал Арно, и тот подошёл и поставил на стол тарелку. Фран открыл печенье и положил его на тарелку. Затем он достал чашку, которую принес из моей комнаты, а Арно налил в неё чай, прежде чем наполнить чашку главного священника.

— Пожалуйста, госпожа Майн.

Арно поставил передо мной тарелку с печеньем. Понятия не имея, чего он от меня ждет, я взглянула на главного священника.

— Когда ты приносишь кому-то в подарок еду, то по правилам вежливости, ты должна попробовать её, чтобы продемонстрировать, что та не ядовита. Я подумал, что это не тот обычай, с которым ты знакома, так что подумал, что сейчас будет хорошая возможность рассказать о нём.

Тест на яд? Эм-м… страшно. Я могла есть печенье ни о чём не беспокоясь, так как принесла его сама, но услышав слова главного священника, мне стало страшно есть и пить где-то вне моих покоев.

— Я не прикоснусь к чаю, пока вы сами его не попробуете.

Главный священник отпил глоток чая, который был налит из того же чайника, что и мой, а я съела печенье. После этого мы могли спокойно есть и пить. Похоже что Фран был прав, когда сказал, что главному священнику понравилось печенье. Выражение его лица оставалось неизменным, но печенье исчезло быстрее, чем вся остальная еда на столе.

Мы немного поговорили на случайные темы, такие как погода и положение дел в приюте. Затем, когда мы закончили наслаждаться нашим чаем, пришло время для главной темы разговора. Я уже немного привыкла к культуре дворян. Ну, я так думаю. Хочу верить, что это так.

— Эм-м, главный священник, я бы хотела поскорее вернуться домой, и я была бы рада…

— Нет.

Прежде чем я успела закончить фразу, главный священник поставил свою чашку и отказал мне.

— Ч-что?

Я в замешательстве склонила голову набок, не понимая, почему главный священник не отпускает меня домой, несмотря на то, что снег уже начал таять. Он встал, громко отодвинув стул. Затем, оглядев комнату, он направился в потайную комнату за своей кроватью.

— Следуй за мной.

Очевидно, он не хотел, чтобы разговор услышали его слуги. Я тоже поставила чашку и встала, чтобы войти в дверь, которую он только что открыл. Оказавшись внутри, я села на ставшую привычной скамейку, а он на свой стул.

— Вы не хотите, чтобы разговор услышали ваши слуги?

— Именно... Чем меньше людей знают об этом, тем лучше.

Главный священник медленно вздохнул, прежде чем продолжить.

— Недавно мне сообщили, что Вольф неожиданно умер. Это случилось сразу после того, как я попросил Карстеда прислать кого-нибудь для расследования.

Услышав слово «умер» я непроизвольно сглотнула. Однако, я не могла не наклонить голову, потому что была одна важная деталь, которую я не совсем понимала… А кто такой Вольф?

— По твоему лицу видно, что ты не понимаешь.

— Эм, главный священник. Возможно это глупый вопрос, но кто такой этот Вольф? Мне кажется, что я уже слышала это имя раньше, но я не могу вспомнить…

Тот факт, что услышав его имя мне в голову не пришло ни одно лицо означал, что он, вероятно, не был кем-то, кого я знала лично. Главный священник говорил о нём так, как будто он был кем-то, кого я должна была знать, а потому я была уверена, что он был кем-то важным, но я совершенно не могла вспомнить его.

Глаза главного священника расширились в полном недоумении. Затем он тяжело вздохнул.

— Вольф — это глава ассоциации чернил.

— А, тот подозрительный тип?

Именно из-за того, что глава ассоциации чернил приставал к Лутцу и вынюхивал информацию обо мне, я и застряла в храме на всю зиму.

— Подождите… Он умер?! Как?!

— Твоя реакция заняла слишком много времени!

Оказалось, что Карстед и главный священник следили за Вольфом, чтобы проверить, правдивы ли слухи о нём, и выяснить, кто из знатных людей приказал ему заняться мной. Но как только они сузили круг подозреваемых, Вольф внезапно умер.

— Похоже, Вольф откуда-то узнал, что священница-простолюдинка является главой мастерско́й.

То, что он сделал такой большой акцент на «откуда-то», напомнило, что на самом деле лишь немногие дворяне знали обо мне правду. Количество дворян, которые могли предоставить такую информацию, было ограничено.

— Вольф вынюхивал, как выглядела эта глава мастерской и действительно ли она была связана с Бенно. Однако, как только началось его расследование, ты вернулась в храм, и вдобавок из-за своего плохого здоровья ты редко была на улице и мало с кем общалась. Похоже, что его расследование прошло плохо.

От слов главного священника моё сердце стало колотиться быстрее. Вольф получил от дворян задание разузнать обо мне, но мало того, что он практически ничего не узнал, так ещё и оказался в центре расследования, которое вели Карстед и главный священник. А потом он внезапно умер. Было нетрудно понять что к чему.

— Неужели, Вольфа убили дворяне?

Без каких либо колебаний, главный священник медленно кивнул.

— Наверняка.

Для дворян жизнь простолюдинов ничего не значила. Они уничтожали всех, кто вставал у них на пути. Я знала это, но от того факта, что это произошло так внезапно и что это было связано со мной, я не могла не содрогнуться. Я обхватила себя руками, потирая покрытые мурашками руки.

— Так значит… дворяне нацелились на меня?

— Нет никаких сомнений, что некоторые дворяне нацелились на тебя, но мы не знаем, кто они и каковы их намерения. Но я предполагаю, что таких людей мало.

Услышав его слова, я начала дрожать.

— Когда начнётся весенний молебен, дворяне, правящие городами в сельской местности, сразу же уедут. Мы больше всего боимся, что тебя могут вывезти из города, а потому тебе придётся остаться в храме, пока не уедет достаточно знати. Когда в городе останется меньше дворян, будет легче определить их лояльность и мотивы.

По крайней мере он не говорит, что я больше не смогу вернуться домой. Утешая себя этими мыслями, я всё же согласилась остаться в храме до весеннего молебна. Главный священник облегчённо вздохнул, увидев мою покорность, и достал дощечку размером с ладонь.

— Мне будет нужно обсудить с твоей семьей как продление твоего пребывания здесь, так и твоё удочерение. Передай им это.

— Хорошо…

То, что меня удочерит дворянин, было слишком тяжелой темой, чтобы внезапно начать о ней разговор, когда Тули или папа навещали меня. Я планировала поговорить об этом, когда вернусь домой, но похоже, главный священник сообщит им эту новость, пока я всё ещё здесь. Я опустила голову, смотря на дощечку с приглашением, которое вручил мне главный священник.

— Я думаю, ты и сама понимаешь, что не следует никому говорить о Вольфе и о удочерении. Не всем твоим слугам можно доверять.

После его слов мне на ум сразу же пришли мысли о Делии. Я не могла с этим спорить.

***

Вернувшись к себе, я велела Франу позвать Лутца, чтобы передать ему дощечку с приглашением. Он согласился доставить её моим родителям, но его очень интересовало, что я могла такого натворить, что главному священнику пришлось вызвать их. Всё, что я могла ему сказать, это то, что не смогу вернуться домой, пока не закончится весенний молебен. Эту информацию вполне можно было сообщить. Или скорее, это было то, что я должна была рассказать всем, включая моих слуг, если я хотела избежать проблем.

— А что мы будем делать с едой? — спросила Делия, подслушав мой разговор с Лутцем.

— Рынок скоро откроется, к тому же у нас ещё есть еда, которую подарил главный священник, — сказала я, улыбнувшись.

Оказалось, что еда, подаренная главным священником, послужила гарантией того, что я смогу безопасно оставаться в храме даже после окончания зимы.

Через три дня после того, как я передала приглашение Лутцу, прибыли мои родители. Именно там, в приемной у ворот, я впервые за долгое время увидела свою маму. От вида её неизменной улыбки и большого живота (такого большого, что казалось, она родит со дня на день) меня переполняли тёплые чувства.

— Мама…

— Госпожа Майн, это не ваши покои. Я понимаю, что вы чувствуете, но, пожалуйста, подумайте о своём положении.

Фран мягко придержал меня за плечо, и на его лице появилось противоречивое выражение. Мама отдернула руку, которую протянула мне, и папа успокаивающе обнял её за плечи.

— Пожалуйста, следуйте за мной.

Фран шёл впереди, я вместе с Дамуэлем следовала за ним, а за нами шли мои родители. Мне всё время хотелось обернуться назад, но я боролась с этим желанием. И вдруг я почувствовала как чья-то нежная рука погладила меня по волосам. Рука, что была мягче, чем рука папы. Я попыталась обернуться, но пальцы слегка сжались, словно приказывая мне смотреть вперёд. Было забавно, когда рука переставала касаться меня всякий раз, когда Фран поворачивался, чтобы посмотреть на нас. Иногда она менялась на крупную руку, и так наше молчаливое общение продолжалось, пока мы не добрались до комнаты главного священника.

— Доброе утро, главный священник, — сказала мама.

— Мы прибыли по вашему приглашению. О чём вы хотите поговорить?

Папа отдал главному священнику солдатский салют, на что тот кивнул и предложил им сесть. С одной стороны стола стояла скамья, с другой — два стула. Учитывая наше положение здесь, мои родители будут сидеть на скамье, в то время как главный священник и я будем сидеть на стульях. Похоже, что моей маме из-за беременности было несколько сложно сесть, а потому папа аккуратно помог ей сесть, после чего сел рядом.

— Вы все можете уйти.

После того как слуги главного священника принесли нам чай, он приказал освободить комнату. Кроме того, он использовал магический инструмент действующий по области, чтобы создать звуконепроницаемый барьер вокруг стола.

— Ч-что это такое? — произнес папа, с тревогой оглядевшись.

— Это помешает посторонним услышать наши голоса. Майн, теперь когда остались только мы, ты можешь сесть с родителями. Я полагаю, что вам пришлось проявить большую сдержанность по пути сюда.

Объясняя папе про магический барьер, главный священник мягко подтолкнул меня, стоявшую на месте, не зная, куда сесть, к родителям.

— Благодарю вас, главный священник.

Я поблагодарила его с широкой улыбкой, прежде чем плюхнуться между родителями. Я посмотрела на каждого из них, а затем нежно обняла маму.

— Мама, я так рада тебя видеть. Я так скучала по тебе. У тебя уже такой большой живот. Похоже, ты можешь родить в любой день!

— Еще нет. Он станет ещё немного больше, — сказала мама, обнимая меня.

Я погладила её большой живот и удовлетворённо вздохнула.

— Кажется, теперь ты довольна. Могу я начать?

— Да.

Я выпрямилась и посмотрела на главного священника, сидящего напротив нас.

— Хорошо, давайте обойдемся без утомительных вступлений и перейдём к делу. Есть возражения?

По-видимому, проведя со мной много времени, главный священник понял, что обычные приветствия дворян при общении с простолюдинами бессмысленны, а потому пропустил все долгие приветствия, которые он произносил во время встречи с Карстедом.

— Майн останется в храме до окончания весенней молитвы.

— Постойте, но почему? Мы ведь договорились, что она останется здесь только на зиму.

Папа наклонился вперёд, едва сдерживая себя. Главный священник холодно взглянул на него и продолжил с невозмутимым выражением лица.

— Сейчас она в большей опасности, чем когда-либо прежде.

Короткого ответа для моего папы оказалось достаточно, чтобы он понял что ситуация вышла из-под контроля. Он успокоился и прикрыл ладонью сжатый кулак.

— Что произошло и насколько это опасно?

Главный священник, предупредил, что они не должны никому ничего рассказывать, прежде чем объяснить, что произошло начиная с осени и до сих пор, а также кратко описа́л ситуацию. Всё это было тем, что я уже слышала.

— У Майн гораздо больше магической силы, чем я ожидал. Эта магическая сила важна для города, так как мы испытываем нехватку в ней. Именно по этой причине некоторые дворяне хотят контролировать Майн, а другие — устранить.

Он объяснил, что дворяне охотятся на меня по разным причинам. Мама и папа побледнели, и я почувствовала, как их руки, касающиеся моей спины, дрожат.

— В худшем случае Майн вывезут из города. Именно поэтому были внесены некоторые изменения в правила въезда дворян в город. Гюнтер, я полагаю, что вы, как солдат, несущий стражу у ворот, знаете об этих изменениях.

От столь неожиданного поворота в разговоре глаза моего папы расширились, но он не отвёл взгляд от главного священника.

— Да… я знаю. Рыцарский орден ввёл различные новые правила въезда для дворян.

— Да, это связано с тем, что скорее всего, именно дворянин попытается похитить Майн. Мы ещё не знаем, сделает ли это дворянин из этого герцогства или другого. Поэтому потребовалось мобилизовать рыцарский орден и просить герцога ограничить въезд дворян в город.

Похоже, Карстед и главный священник работали за кулисами, а я об этом ничего не знала.

— Все эти изменения были сделаны из-за Майн? — недоверчиво переспросил папа.

— Есть ещё несколько причин, но единственная, о которой я могу вам сказать — это защита Майн. Я не собираюсь больше ничего говорить на эту тему. Полагаю, что одной этой причины вам должно быть достаточно.

Папа кивнул, немного расслабившись.

— Дворяне, которым доверена земля, вернутся на свою территорию с приближением весеннего молебна. Чем меньше дворян останется в городе, тем легче будет следить за их действиями. Я прошу, чтобы до тех пор вы потерпели разлуку с дочерью. Это всё для того, чтобы защитить Майн.

В словах главного священника чувствовалась искренность и сила. Можно с уверенностью сказать, что он привык руководить людьми. В конце концов, когда-то он командовал рыцарским орденом. При этом папа отдал честь, похоже, решив, что ему следует так поступить, как солдату.

— Благодарю вас, что так беспокоитесь о моей дочери. Но почему вы так далеко заходите ради Майн?

— Разве я не говорил, что её магическая сила драгоценна? Она должна быть в безопасности. Хотя эти утомительные меры не понадобились бы, если бы она просто согласилась на удочерение, — сказал главный священник, нарочито вздохнув.

— Удочерение?! — выкрикнул папа, широко раскрыв глаза.

Мама крепко сжала мою руку в своей.

— Гюнтер, что бы вы сказали, если бы Майн была в ближайшее время была удочерена дворянином?

Я услышала, как папа стиснул зубы. Мама сжимала мою руку так сильно, что было больно, словно она никогда больше не хотела отпускать её. Пусть они ничего не сказали, но их ответ был ясен.

— Похоже, какая дочь, такие и родители…

Главный священник постучал пальцем по виску и пробормотал: «Я думал она сдастся, если её родители согласятся», а затем посмотрел на нас.

— Майн также сказала, что ни при каких обстоятельствах не хочет покидать свою семью, а потому я согласился отложить это дело до тех пор, пока ей не исполнится десять. Но поскольку у неё гораздо больше магической силы, чем у любого простолюдина с пожиранием, то когда ей исполнится десять лет, её удочерит дворянин. Это не подлежит обсуждению.

— Что?!

Мои родители застыли. Их мнение не имело значения, и им сказали, что удочерение произойдет независимо от того, что они думают. Похоже, они не знали, как реагировать на слова главного священника, который явно пытался защитить меня, но в то же время говорил, что я буду удочерена дворянином.

— Если она не будет знать как контролировать свою огромную магическую силу, то будет представлять опасность как для себя, так и для всех окружающих. Если герцог решит, что она представляет угрозу городу, то её казнят.

— Казнят?!

— Для защитника города необходимо устранять тех, кто представляет опасность. Как солдат, я полагаю, вы должны хорошо это понимать.

Папа, не в силах представить что его дочь настолько опасна, смотрел на меня с недоумением, а мама в смятении нахмурилась. Главный священник, выражение лица которого полностью скрывало его эмоции, продолжил своё сухое объяснение.

— Она должна научиться контролировать свою магическую силу, чтобы избежать казни. Для этого её должны удочерить. Она может оставаться с вами до тех пор, пока ей не исполнится десять лет, и она не отправится в дворянскую академию. Однако, когда это время придет, для неё не сделают никаких поблажек. Её либо удочерят, либо казнят. Выбор за вами.

— Десять лет…

Папа недоверчиво пробормотал эту цифру, понимая, что это давало нам самое большее только два года вместе. Главный священник медленно вздохнул.

— Она будет удочерена дворянином, которому можно доверять. Он не будет плохо с ней обращаться. Это я могу обещать.

В тот момент когда он сказал эти слова, мама подняла голову и, посмотрев главному священнику прямо в глаза, кивнула.

— Понимаю. Я вверяю Майн вам.

— Ева?!

Папа удивленно вскрикнул, но мама не обратила на него внимания. Она не сводила глаз с главного священника.

— Когда я узнала, что Майн останется в храме на зиму, я подумала, что ей будет нелегко из-за её слабого здоровья. Но Тули сказала, что благодаря всем, кто поддерживает Майн, ей здесь хорошо. Главный священник, я уверена, что это благодаря вашим усилиям.

Поскольку мама была беременна, то она могла слышать о моей жизни в храме только от папы и Тули. Но она знала, что я пережила зиму, не будучи прикованной всё время к постели, благодаря всем, кто помогал и заботился обо мне.

— Ева, ты… Я понимаю, но удочерение это…

Папа начал было протестовать, но мама подняла руку, чтобы он замолчал. Она на мгновение опустила глаза, а затем медленно покачала головой.

— Нет, Гюнтер. Хорошенько подумай. Есть много детей, которые начинают жить вдали от дома став да́пла, как только им исполняется десять лет. Я не хочу, чтобы Майн казнили за то, что она слишком опасна. Она будет в гораздо большей опасности, если её похитит неизвестный дворянин. Главный священник обращался с ней очень хорошо. Если нам придется отпустить её, то я по крайней мере хочу, чтобы о ней заботился кто-то, кому я могу доверять.

Мама повернулась к главному священнику и скрестила руки на груди.

— Главный священник, пожалуйста, позаботьтесь о Майн.

После маминых слова папа пони́к, но затем отсалютовал, дважды стукнув правым кулаком по левой стороне груди. Таким образом, мои родители официально согласились, чтобы меня удочерили, когда мне исполнится десять.

— Я не хочу, чтобы мне исполнилось десять…

Я знала, что они делают это ради меня, но неописуемая печаль всё ещё терзала моё сердце. Я продолжала цепляться за маму в течение долгого времени, в надежде избавиться хотя бы от небольшой части охватившего меня одиночества.

1. ↑ кота́цу — традиционный японский предмет мебели, низкий деревянный каркас стола, накрытый футоном или тяжёлым одеялом, на который сверху положена столешница. Под одеялом располагается источник тепла, часто встроенный в стол.https://ru.wikipedia.org/wiki/Котацу