Хотя Бодрость позволяла Литу избегать сна, это не обошлось без побочных эффектов. Когда он ещё находился дома, у него было несколько возможностей расслабиться, например, когда он охотился ради еды, учил Тисту фальшивой магии, или просто проводил время со своей семьей.

Теперь Лит неустанно работал, как машина, накапливая стресс без перерыва, не считая трёх ежедневных приёмов пищи. Со временем накопившаяся умственная усталость сделала его более капризным, нервным и агрессивным.

Это было нечто такое, чего профессора не замечали. Лит дорожил ими и делал все возможное, чтобы держать себя в руках и относиться к ним с уважением, которого они заслуживали. То же самое относилось и к его «друзьям».

После последнего разговора по душам с Солус он старался проводить с ней больше времени, давать ей то, в чем она нуждалась, больше эмоций и человеческого общения. Это успокоило её депрессию и измотало его нервы, но ему было все равно.

«Солус всегда так много для меня делает. Мало того, что она в основном мой моральный компас и помогает мне по всем академическим предметам, она также ограничивает мои самые жестокие порывы, делая меня почти человеком. Черт возьми, если бы это было возможно, я бы с радостью поменялся с ней местами. Она была бы гораздо лучшим человеком, чем я».

Солус была тронута тем, насколько сильны были его чувства к ней и сколько жертв он готов был принести ради неё. В то же время, она очень волновалась.

Продолжительное недосыпание сделало только очевиднее, что его разум и тело переживали серьезные изменения. С тех пор как он преодолел узкое место, тело Лита становилось сильнее каждый раз, когда очищалось ядро маны.

Что же касается его разума, то последние события сильно повлияли на его и без того изувеченную психику. По иронии судьбы, в то время как околосмертные переживания были нормой с тех пор, как Лит начал практиковать магию высокого уровня, именно поиск людей, которые действительно заботились о нём за пределами его семьи, вызвал внутренний конфликт.

Изменить жизненные ценности было нелегко, это было всё равно что признать, что ты всегда ошибался почти во всем.

С другой стороны, то же самое можно было сказать и о ней. Качество и количество её питания резко улучшились, и её ядро маны было на грани того, чтобы стать зеленым.

Но больше всего Солус беспокоили её новые чувства. Благодаря новым улучшенным чувствам Лита, она могла слышать все злобные комментарии, которые люди говорили за его спиной; все мелкие обиды, которые возникали при каждой похвале, которую он получал.

Чем больше она узнавала людей, тем больше ей становилось противно. После того, как он чуть не погиб, защищая всех от пространственных трещин, самым добрым комментарием, который она слышала, был:

«Даже когда он потерял руку, мы не можем выбросить его из головы на целый день? Этот парень хуже таракана!»

Солус начала думать, что это она всё это время ошибалась.

***

Менее чем через час директор вызвал Лита, и королева Сильфа выразила свой новый интерес к тому, чтобы превратить голову Линьоса в держатель для туалетной щетки, вместо того чтобы повесить её на стену.

После консультации с профессором Мартом, вторым лучшим целителем академии Белого Грифона, у Линьоса не осталось выбора.

— Если это вопрос жизни и смерти…

— Прекрати это «если»! На кону жизни, в том числе и моя! — Линьос перебил Марта.

— ...тогда я определенно вышлю Лита из Люстрии. Он единственный, чьи диагностические навыки находятся на уровне Манохара.

— Студент вместо профессора? Как низко мы пали… Что станет с престижем академии? — Линьос застонал.

— Пали? — Март неодобрительно нахмурил брови. — Новое, заменяющее старое, — это образ жизни. Кроме того, принять кого-то, кого все остальные академии отвергли из-за предубеждения, — это не унижение. Особенно если ему это удастся.

— Но что, если он потерпит неудачу? — Линьос был готов расплакаться. — Мы станем посмешищем всего королевства. Все подумают, что мы настолько некомпетентны, что должны полагаться на ребенка!

— Ну, мы всегда можем послать пару профессоров и надеяться на лучшее. По крайней мере, ты потерпишь поражение с достоинством.

Линьос застонал, его шея внезапно заболела. Неудача даже не рассматривалась как вариант.

— А как насчет того, другого студента? Квилла из Цереи? На данный момент отправка одного или двух не имеет никакого значения.

— На самом деле так и есть, — не стал возражать Март. — Её талант к магии света выдающийся, я верю, что если её правильно воспитать, она может стать следующим Манохаром…

— Перестань произносить это имя! — шея Линьоса ощутила новую боль, почувствовав приближение топора палача.

— Я имею в виду в хорошем смысле.

— В этом человеке нет ничего хорошего! — видя, что директор ведет себя неразумно, Март оставил эту тему. — Как я уже говорил, она великолепный маг, но она слишком молода, чтобы быть свидетелем того ужаса. Не говоря уже о том, что её диагностические навыки примерно моего уровня. Я лучше пойду сам, чем подвергну риску её будущее. Что же касается нашей новой звезды, то он… совершенно особенный.

Март постучал по полному личному делу Лита. Папка, почти такая же толстая, как книга, где эксперты из Ассоциации магов классифицировали его как то, что на Земле назвали бы «высокоэффективным социопатом».

В этот момент Линьос перестал сопротивляться и смирился со своей судьбой.

Когда Лит вошел, он был одет в свой старый набор хмурых и свирепых взглядов.

— Я не сделал ничего плохого и уже собирался совершить магический прорыв! — когда он получил вызов, Лит собирался завершить второе последнее упражнение, прежде чем попытаться сделать настоящие Варп-ступени.

После саботажа занятия на четвертом курсе были приостановлены на несколько дней, до завершения внутреннего расследования. Он использовал это время для дальнейшей практики под руководством Квиллы и был близок к тому, чтобы поставить восьмое открытие Врат.

В то время как большинство студентов были травмированы этим событием и нуждались в психологической консультации, он продолжал свои исследования как ни в чем не бывало, умудряясь догнать тех, кто был более талантлив, чем он.

Слова, которые подобрал Лит, только усилили у Линьоса ощущение надвигающегося рока.

Директор дал ему папку, содержащую всю необходимую информацию о событиях в Кандрии, объяснив, что его присутствие необходимо, чтобы пролить свет на это дело.

— Я всего лишь студент, — ответил Лит, возвращая папку. — Какое это имеет отношение ко мне?

— Директор Линьос забыл сказать тебе, мальчик, что это не просьба. Это приказ самой королевы.

Голос принадлежал мужчине лет тридцати, ростом метр восемьдесят два сантиметра, который вышел из Варп-ступеней, открывшихся прямо посреди комнаты. У него были светло-каштановые коротко стриженные волосы и усы того же цвета.

Он был одет в темно-синий мундир с королевским гербом на груди, треугольным щитом, изображающим гарцующего грифона с короной на голове и двумя скипетрами в передних лапах. Один представлял магическую силу, другой — военную.

— Лит, позволь представить тебе капитана Велагроса из корпуса королевы. Капитан, это Лит из Люстрии, — Линьос встал, протягивая руку своему уважаемому гостю.

— Вы шпионили за нами, или просто выжидали, чтобы эффектно появиться? — Лит не был впечатлён, скорее раздражён. Его плохое настроение заставило его выпалить то, что обычно он просто держал при себе.

— Малыш, тут не до смеха. Люди умирают в этот самый момент. Если ты можешь что-то с этим сделать, это твой долг.

— Люди умирают каждый день, — Лит пожал плечами. — Обычно это случается с бедными, сиротами, бездомными. Но никто не думает об этом. Но если это случается с несколькими богатыми парнями в модном городе, то внезапно это становится огромной проблемой. Кроме того, у меня нет никаких обязанностей, поскольку я не давал клятвы. Итак, позвольте мне перефразировать: какое мне дело? — сказал он, потирая большой и указательный пальцы правой руки.

Обычно капитан Велагрос испытывал искушение преподать высокомерному парню урок, но он тоже читал досье. Было ясно сказано, что из-за своего воспитания Лит не имел никаких реальных связей с королевством.

Вот почему его семья была так надёжно защищена. Ему было приказано не вступать с ним в противоборство, если только это не было крайней необходимостью.