Как только Линьйос достал свой амулет связи для вызова подкрепления, со спины его пронзил меч, движимый магией духа Налир. Директор упал на колени, кашляя кровью. Его удивление превышало ту боль, которую принес с собой меч.

— Как ты смогла…— Это были последние слова директора.

Налир сбросив с себя и Ванимир путы, стала управлять телом бессознательного профессора с помощью магии духа, словно тряпичной куклой. Оставшаяся рука Ванимир легко подняла меч, и подойдя к Линьйосу срубила ему голову одним ударом.

Кровь хлынула фонтаном, окрашивая всю комнату в красный цвет.

— Наконец-то! — Налир безумно расхохоталась.

— Линьйос умер от твоей руки! И от твоего меча! О Люка, если бы ты только могла самостоятельно за всем этим пронаблюдать. Ты даже представить сейчас не можешь насколько сильно я хочу убить и тебя, но тебе нужно сделать заявление, чтобы бы развеять любые сомнения о том, что здесь случилось. Налир достала амулет связи.

— Проснитесь, мои ягнята! Время настало! Слушайте ваш последний приказ: делайте все, что душе угодно! Насилуйте, воруйте, убивайте! Не бойтесь завтрашнего дня, потому что для вас он не настанет! Покажите всему миру какие вы на самом деле ублюдки!

И вот, последняя часть её плана началась.

***

За пределами академии Белого Грифона, леди Тайрис горькими слезами оплакивала Линьйоса.

— Хорошо проделанная работа! Если бы только она не сбрендила и не начала использовать рабские ошейники, я бы почти восхищалась ее умом. — сказала Салаарк с отвращением на лице.

— Вон, смотри и учись девчонка. Почему я держу всю страну в ежовых рукавицах, и вот причина, почему Лигейн покинул Империю Горгон. Сказала она это, Милеи Дженис, Императрице волшебства, а также единственному присутствующему человеку среди зрителей.

— Люди - жестокие существа, которые причиняют боль своим близким и родным не по необходимости, а просто потому, что могут. Они не могут себя чувствовать хорошо, до тех пор, пока не будут возвышаться над другими.

— Действительно. — Кивнув Лигейн соглашаясь с её словами. — Насилие порождает только еще большее насилие. А упоения собственной властью, порождает монстров в бесконечной круговерти крови и хаоса.

***

Академия Белого Грифона, сразу после ухода Ориона и до того, как Налир войдет в офис Линьйоса.

Джирни сравнила список Флории со списком на ее амулете.

— Хорошо проделанная работа, мой маленький Цветочек. Я так тобой горжусь.

— Благодарю. Мам, думаю, нам следует начать с этой девушки, потому что она не только близка к месту происшествия, но и принадлежит к очень влиятельной семье. Это означает, что, если она участвует в заговоре, то ей есть что терять. Мы можем использовать это как рычаг. — Отметила Флория.

«Пресвятые боги, она действительно становится похожей на меня». Джирни не упустила из виду то, как её дочь становиться взрослее и её кулон с лилиями на шее.

«Будем надеяться, что её безрассудный папаша не поднимет шума, когда тоже это заметит». Она мысленно вздохнула.

Обе женщины быстро достигли комнаты Лефлии Куаруун, дочери герцогини Куаруун, влиятельной фигуры среди древних дворянских родов. Пока Флория уступала дорогу, Джирни изучала семейное досье Лефлии, не обнаружив ничего интересного.

Согласно её личному досье, Лефлия была высокорослой шестнадцатилетней девушкой с темно каштановыми волосами. В некотором роде она напомнила ее собственную дочь. Она завалила свою основную специальность боевого мага, следовательно, она могла получить высшее образование только как широкопрофильный маг.

Что тем самым лишило её возможности попасть в высокорейтинговый список.

В тот короткий момент, когда дверь открылась, черты лица Лефлии на долю секунды изменились. За кроткой внешностью девушки Джирни узнала ненависть и зависть.

— Эрнас тебе что-то нужно? Ее голос был низким и нежным.

— Джирни Эрнас, королевский констебль. Нам нужно поговорить о том, что произошло прошлой ночью. — Джирни переместила Флорию за себя, и постучала по её значку на груди.

— Прошу меня простить, но я ничего об этом не знаю. — Лефлия открыла дверь, приглашая их войти. Джирни ни на секунду не сводила с неё глаз, и не пропустила то как её глаза неестественным образом дрогнули.

— Номера звукоизолированные, как снаружи, так и внутри. — Она все еще отрицала, когда из ее амулета связи, раздался голос Налир, отдававший последний приказ.

Лифию будто по щелчку выключателя сменили, от гнева её Лицо превратилось в искажённую маску. Тут же вытащив короткий меч со своего пространственного амулета и в безумной атаке ринулась на Флорию.

Флория, даже глазом не моргнула. Схватив и вывернув правое запястья нападающей, левой рукой, заставив её уронить клинок. В то же время схватив Лефлию за шею правой, подняв ее над землей одной рукой.

— Тебе лучше начать говорить, или я оторву тебе голову. — Голос Флории был холодным словно камень, позволяя Лефлии едва дышать.

— Я не собираюсь с тобой разговаривать , гребаная шлюха! Ты не достойна того что у тебя есть. Ты ради улучшения своих оценок постоянно отсасывала у тех двух грязных простолюдинов. — Произошло еще одно подергивание.

— Милая, подержи её еще немножко в таком подвешенном состоянии и ни при каких обстоятельствах не отпускай её. — Джирни взяла ее значок и накинула его на шею Лефлии, медленно переведя его к рукам.

— Нам повезло. — Значок только что издал звук, в то время как Джирни помахала им над левой рукой.

—Это всего лишь рабский ошейник в форме кольца. —

— Что-что? —Флория была потрясена. Она читала о них только в учебниках по истории.

— А почему повезло то? —

Джирни не ответила. А взяла одну из своих игл, и проткнула руку весящей девушки, та сразу же обмякла, игла подействовала подобно блокатору нервов.

— Потому что иначе я бы не смогла сделать вот так. — Одним резким движением она отрезала безымянный палец. Только подобным способом можно было удалить элемент подчинения.

— Как ты думаешь, почему они в прошлом использовали ошейники?—

После ампутации пальца Лефлия снова изменилась и начала отчаянно рыдать.

— Налир, это все Налир! Это она заставила меня сделать это. Лит находиться у неё в комнате. —

Флория была шокирована подобным поворотом событий, но все же сохранила присутствие духа, чтобы остановить кровотечение и снова прикрепить палец с помощью исцеляющей магии. Порез был настолько чистым, что для заживления потребовалось усилий всего ничего.

В тот момент, когда Джирни направилась к двери, Лефлия снова впала в истерику.

—Не оставляйте меня! Она вернется! Они вернуться и убьют меня. Они убьют нас! Не оставляй меня одну!» Она бросилась к ногам Джирни, отчаянно обнимая их.

Джирни вытащила иглу из руки Лефлии и воткнула её в шею. Зрачки мгновенно расширились, а тело обмякло.

— Кто нас убьет? — Спросила она, пока укладывала девушку на кровать.

— Все. —

***

В то же время, комната Налир.

Глаза Лита открылись, глядя на неустанные попытки похитителей снова заставить его потерять сознание. Они могли резать его сколько угодно; он больше не чувствовал боли. Когда он наконец то смог сфокусироваться, все что ему оставалось для восстановления, это дышать.

И с каждым вдохом тело исцелялось. С каждым вздохом сила возвращалась. И как только он достаточно восстановился, схватил одного из своих мучителей с помощью духовной магии, и прижал к стене предварительно впечатав.

Один за другим все они оказывались подвешенными на потолке и стенах, как и он.

Когда Лит вернулся в свою первичную форму, полную сил, он начал изучать замки. Его сердце пылало от неудержимой ярости, но разум был подобен холодной зимней ночи.

Все остальное в нем поглотила нескончаемая пустота голода.

Черные усики маны вышли из его тела, разъедая псевдоядра в кандалах на его запястьях, ногах и талии, пока они не взорвались. Между тем, он полностью усилил себя, синтезом земли и использованием «Бодрости», переставая заботиться о каких либо полученных повреждениях.

После разрушения первого замка была почти отрезана левая нога, второй, дал ожог только третьей степени и несколько металлических осколков застряли в его теле. С каждым сломанным механизмом он узнавал все больше, получая при этом меньше повреждений.

Ярость не сделала его безмозглым, замок на шеи он оставил напоследок. Разрушения последних кандалов, всего лишь зацепило правое запястье, а левое даже не поцарапало.

Сказав своим низким, грубым, гортанным голосом, который был больше похож на рычание чем на человеческую речь.

— Где…мое…кольцо? —