ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. МНОГОНАЦИОНАЛЬНОЕ ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ

Волны, передаваемые в широком диапазоне, были достаточно мощными, чтобы шокировать подполковника Дрейка.

Сигнал атаки и наступление, которое полностью выдало их позицию. Улавливая сигналы маны, он мог сказать, что они были именными магами, даже если бы не хотел.

Он все еще помнил характерные сигналы с Рейнского фронта.

Их невозможно было перепутать.

Она. Они. Приближались.

Рейнский дьявол и его злобная шайка.

— П-полковник Дрейк!

— Я знаю!

Крайне плохо. В тот момент, когда он почувствовал, Дрейк развернулся и помчался к подполковнику Михаилу и основным силам.

— Полковник Михаил, этот батальон именных. Здесь!

— Мы засекли сигналы! В чем дело?!

— Одна рота уже развернулась, чтобы отрезать нам путь к отступлению, и в настоящее время ведет бой с нашим оборонительным подразделением, расположенным там. Расхождение в силе огромно — самое большее, что наша одинокая рота может сделать против них — это выиграть время.

— Черт! Это наихудший сценарий!.. — Вполне логично, что Михаил выругался, бросив взгляд на небо в том направлении, откуда, вероятно, шли имперцы.

Согласно прогнозам Генерального штаба Федерации, Имперская армия сделает свой первый шаг довольно поздно. Они практически гарантировали, что у них будет достаточно времени, чтобы обезопасить деревню и занять оборонительную позицию.

Но действительность оказалась менее сговорчивой.

Реакция Имперской армии была слишком быстрой.

— Мы взяли деревню?

— Все идет не слишком хорошо. Нам еще не удалось пробиться…

— Это же просто деревня! Какого!.. — Не отдавая себе отчета, кричал Дрейк. Пехота и маги вместе не могут захватить даже одну деревню?!

— Ее превратили в крепость с охраняемым периметром!

— Этого не может быть. Мы не нападаем на какую-то военную базу!

Трудно было поверить в такую новость, которая пришла без предупреждения.

Насколько Дрейку было известно, деревня — термин, обозначающий жилой район, а не укрепленный для боя опорный пункт. Он не понимал, почему его так усиленно защищают.

— Ты не можешь пробиться даже с магической огневой мощью?

— Мы уже дважды пытались. Даже формулы проникновения, предназначенные для разрушения брони, не эффективны. Это примитивное укрепление, состоящее в основном из мешков с песком.…надо было взять с собой тяжелую артиллерию.

Вот что значит быть ошарашенным. Мы выбрали случайную деревню, но у нее такая сильная оборона, что нам нужна тяжелая артиллерия, чтобы захватить ее?

— Я никогда не думал, что они будут так подготовлены...

Он был морским магом, знавшим только сражения против повстанцев и подавление восстаний в колониях.

Удивленный, он почти бессознательно проворчал: — Я не могу поверить.… Вы хотите сказать, что люди, которые живут здесь, построили эти сооружения?

Было бы более реалистично, если бы ему сказали, что враг взломал их коды и в высших эшелонах есть крот.

Но его сомнения развеял человек, стоявший рядом.

— Думаю, это возможно...

— Полковник Михаил…

— Для этих крестьян мы, солдаты Федерации — не кто иные, как армия “любимой” коммунистической партии. Я думаю, что люди, стоящие перед нами, сталкивались с большим количеством необоснованных требований снова и снова, — горько сплюнул Михаил. — Это объясняет, почему они так яростно враждуют.

Михаил был патриотом, но его нельзя было назвать лакеем коммунистической партии. Тем не менее, его преследовали последствия деяний его владельца.

Какое противоречие!

Они все ненавидели партию от всего сердца, но все же застряли, сражаясь на противоположных сторонах. Ужасно, что они не понимают друг друга.

Пока мы ничего не можем сделать. Дрейк покачал головой.

Разговоры требовали времени. Для армий на войне время было слишком ценным ресурсом.

Просто потому, что они должны были выполнять разведку боем, не означало, что они были обязаны стать мучениками. Как те, кто обеспечил себе путь к отступлению и нервно вторгся на вражескую территорию... Они не могли дождаться, чтобы уйти.

Что касается Дрейка, то он хотел развернуться в тот момент, когда они достигли чего-то приемлемого. Он заключил секретное соглашение с Михаилом — что в случае необходимости они рассмотрят возможность отступления, если Дрейк будет “необоснованным…”

— Нам нужно чего-то добиться...

— Это, конечно, то, чего хочет Москва.

Но они не могли уйти, ничего не прихватив с собой. Нужно было обдумать позицию Михаила. К сожалению, если они потерпят неудачу, уважаемый друг Дрейка останется в руках вечно милосердной партии.

— Тогда, может быть, мы положим глазурь на торт этой совместной операции Содружества и Федерации? Мы должны победить, пусть даже только на словах.

— Конечно, должны, — это произошло как раз в тот момент, когда Михаил кивнул с кривой усмешкой.

Как раз в тот момент, когда пехотное подразделение приблизилось к коровнику, который был превращен в дот, двое офицеров стали свидетелями того, как их взорвала бомба, которая, должно быть, была спрятана в канаве.

Кроме того, начался снайперский огонь, и стрелок, казалось, прицелился.

— А, черт. Это чушь! — проворчал Дрейк. Сцена, развернувшаяся перед его глазами, была ужасающей.

Прежде чем выжившие падали один за другим, маги Федерации метали град дымовых гранат, держа наготове свои защитные снаряды, но огонь другой стороны никогда не прекращался.

Дрейк, возможно, не понимал языка Федерации, но крики и вопли, наполнявшие воздух, были общими для всех народов. Даже как человек, гордящийся тем, что прошел через ужасные поля сражений, этот человек вызывал у него желание швырнуть в Бога все проклятия, какие только мог придумать.

Армия Федерации не могла сдаться без боя. Маги швырнули в дот формулы, и под этим прикрытием пехотинцы подошли и заглушили его взрывчаткой.

Вот на что была похожа нейтрализация дотов один за другим.

Но потери складывались.

Они поставили дымовую завесу, чтобы спасти нескольких раненых, и пока подразделение Федерации перегруппировывалось, командир повысил голос в мегафон. — Мы здесь, чтобы очистить город от вооруженных партизан! Если вы их сдадите, мы обеспечим безопасность деревни!

— Сдавайтесь!

— Нет!

Ответом было определение свирепости. Коммунистическая партия, должно быть, действительно обидела этих людей.

— Так вот как все происходит, если выступает армия Федерации?.. — заметил Дрейк, хватая стоявшего рядом переводчика.

У него не было времени, но он перевел свою точку зрения на язык Федерации, и когда он решил, что его ужасное произношение достаточно хорошо, чтобы его поняли, он перешел к действию.

— Полковник Михаил, давайте разберемся.

— Что?

Пока Михаил готовился к новой атаке, Дрейк вернулся к нему и четко изложил свое дело.

Он знал, что получить одобрение Михаила здесь, будет плохо для его положения в армии Федерации. Вместо этого он должен был бы сформулировать это так, чтобы казалось, что он действовал в основном по своему усмотрению. Дрейк начал кричать на неуклюжем языке Федерации: — Это армия Содружества! Сдавайтесь нам! Как солдаты Его Величества, мы будем обращаться с вами в соответствии с международным правом!

Что? На мгновение воцарилась тишина.

Дрейк собрался с духом и вышел туда, где жители деревни, наотрез отказывавшиеся сдаваться, могли видеть его форму.

Даже маг может умереть, если его прострелят сквозь защитную оболочку, но морской маг без тщеславия и безумия подобен человеку без души.

— Если вы откажетесь, армия Федерации ворвется прямо в деревню!

Сказав это на языке Федерации, Дрейк был уверен, что его слова возымели действие. Доказательством тому было то, что какофония стрельбы прекратилась.

Самое главное, что сам Дрейк не был застрелен, несмотря на то, что вышел из укрытия.

Первый шаг был сделан.

Дрейк полагал, что следующим шагом будет притащить испуганного переводчика и начать переговоры, но его ожидания были обмануты в хорошем смысле.

— В-вы действительно Армия Содружества?!

Это был его родной язык.

— Ты что, даже не видишь разницы между нашими мундирами?! — крикнул в ответ Дрейк, но повысил оценку деревни. Он никогда не думал, что гражданин Федерации в глуши сможет так свободно говорить на официальном языке Содружества.

— Дайте нам доказательство, что вы не из Федерации!

— Я с гордостью заявляю об этом! Ты думаешь, я такой идиот, что перепутал бы собственную армию?!

— Shaddup (Тишина)!

Подумать только, что я буду кричать здесь на своем родном языке. Никогда не знаешь, что ждет тебя в жизни. Но он приветствовал тот факт, что это облегчит дело.

— Сдавайтесь! Если вы сдадите комбатантов, мы гарантируем, что некомбатанты останутся в безопасности. Клянусь нашим флагом!

Поняли ли они намек? Пожалуйста, пусть они получат сообщение, пожалуйста…

Дрейк молился Богу.

К счастью...его молитва была услышана.

— Мы сейчас выйдем.

— Ладно, сдавайте бойцов.

Ответ, который он выдавил, был именно тем, на который он надеялся.

Они могли бы найти компромисс.

Хотя это был самый слабый компромисс…

— Не стрелять! Не делайте глупостей!

Присутствие Майкла, ревущего, чтобы предотвратить взрыв, было обнадеживающим. Если удача покинет их сейчас, они окажутся в беде.

Неудивительно, что время тянулось так долго.

— Бросайте оружие и выходите с поднятыми руками!

— Черт.

На снег бросили винтовку.

Один, два, и когда они собрались, десять человек выстроились в линию, повернувшись к Дрейку с поднятыми руками.

Он смело направился прямо к ним и закричал для пущего эффекта. — Свяжите их! Свяжите их для авиаперелета в порт! Мы отправим их на родину в качестве пленников! Ни при каких обстоятельствах не делайте ничего неосторожного, например, не позволяйте им замерзнуть насмерть! — все, что он первоначально заявил, было сделано исключительно для того, чтобы успокоить заключенных. Он также служил суровым предупреждением армии Федерации, которая, без сомнения, была враждебно настроена по отношению к ним.

Да, это требовало времени и усилий, но это была необходимая процедура.

Пока армия Содружества охраняла пленников, Дрейк вздохнул так, словно с его плеч свалился тяжелый груз.

На самом деле им, вероятно, не удалось разоружить деревню. Он потребовал, чтобы они выдали бойцов, поэтому деревня просто предложила несколько взрослых мужчин. Если они попытаются взять город под свой контроль, то, без сомнения, последует контратака.

— Отличная работа, полковник Дрейк. Тебе удалось захватить пленных и, по идее, подчинить себе деревню. Это достаточно успешно. Давай выбираться отсюда.

— Что с тобой будет? Почему бы нам не поиграть еще немного?

— Я ценю твое внимание, но в этом нет необходимости. В сложившихся обстоятельствах все, что мы можем сейчас сделать — это отступить.

Дрейк приложил руку к уху. Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Что ты?.. Михаил чуть не повысил голос, но когда Дрейк указал на появившегося вдалеке политрука, тот понял и кивнул.

Под предлогом языкового барьера они вовлекут политрука в процесс принятия решения о выходе. Это был маленький фарс, который сочинил Дрейк.

— Я должен попросить ее перевести?

— Конечно... Немного фарсовой комедии время от времени доставляет удовольствие.

— Если спектакль сработает, как насчет того, чтобы стать драматургом, полковник Дрейк? Я напишу тебе рекомендательное письмо в самый почтенный театр Лондиниума.

— Ха-ха-ха! Пожалуйста, напиши.

Поняв, что они задумали, Михаил подозвал политрука на языке Федерации.

Конечно, обстоятельства были таковы, что можно было считать их миссию выполненной. Само собой разумеется, что даже такой недоделанный солдат, как политрук, мог бы сказать, что отступление было самым благоразумным поступком — вот почему некоторые дешевые действия могли принести им результаты.

Дрейк не мог понять бурю языка Федерации, на котором говорил с ней Михаил, но он мог догадаться, о чем они говорили.

Это было вполне естественно, ведь именно он написал сценарий.

— Вы собираетесь продолжать сражаться, полковник Михаил?.. — Когда он задал вопрос, делая вид, что прочел флюиды, политрук озадаченно кивнула.

— Извините, полковник Дрейк. Не могли бы вы немного подождать? — Она извинилась и начала что-то обсуждать с Михаилом. Было очень приятно хоть на мгновение иметь представление о том, что они говорят, хотя говорили они на иностранном языке.

Скорее всего, политрук любезно уговаривает или, возможно, увещевает упрямого полковника Михаила отступить.

Вопреки его истинным чувствам, Михаил будет казаться неохотным, и Дрейк, который привлек к этому политрука, предложит уйти.

Учитывая, какой упрощенный план придумал Дрейк, это было смешно, но когда он думал о том, как он мог бы обратиться к высшим чинам в армии Федерации, это был необходимый шаг. Тем не менее, он не мог успокоиться. Не стоит устраивать неуклюжее представление для гостей из Империи и их утонченных вкусов.

Отряд имперских магов, спешащий сюда, вероятно, будет горсткой. Отряд, охранявший путь отступления, в данный момент был занят превосходящим противником, поэтому им нужно было спешить.

— Извините, но, может быть, мне следует подготовить пленных к отправке в тыл?

— Да, полагаю, это необходимо. Я все объясню полковнику Михаилу. Пожалуйста, приготовьтесь.

— Я ценю ваше внимание.

Как только он получил разрешение от политического офицера, Дрейк быстро вернулся в свою часть, чтобы приступить к отправке заключенных.

Сопровождение десяти взрослых мужчин в тыл фактически означало, что рота магов покинет боевые порядки. Отряд магов мог бы отступить сам по себе, но с пехотой он не мог отказаться от поддержки.

Ну что ж, посмотрим… Дрейк без колебаний выбрал оптимальный — самый бесполезный отряд для работы. — Лейтенант Сью. Приготовьтесь отвести пленных в тыл.

— Увести пленных в тыл, сэр?

— Совершенно верно. Это ваша обязанность — сопровождать пленников, которые сдались нам. Как только ремонт Королевы Анжуйской будет закончен, они смогут отправиться на родину.

Доверив транспортировку пленников роте наименее полезного лейтенанта, Дрейк уже думал о том, как они отступят.

Приближающийся враг был спасательным отрядом.

Другими словами, его целью было защитить и освободить деревню.

Ему хотелось верить, что это означает, что они не станут преследовать его, но, к сожалению, он не мог принять желаемое за действительное.

Как раз в тот момент, когда он думал о том, что хотел бы отдать приоритет отводу пехоты, это произошло. Пехота Федерации подобрала снятые лыжи и начала отходить от деревни.

Окончательно.

На лице политрука, когда она подошла к нему, даже появилось облегчение.

— Полковник Михаил согласился?!

— Да, подполковник! Товарищ полковник отдал приказ отступать!

— Очень хорошо!

Ладно! Дрейк уже собрался было умчаться, как вдруг заметил, что политрук хочет что-то сказать.

— Они предстанут перед судом в вашей стране?

— Они все-таки открыли по нам огонь. Мы обязательно устроим им неприятности. — Он изобразил на лице улыбку фальшивого удовлетворения и заверил ее, что они будут наказаны. Честно говоря, больше всего заключенные заслуживали сочувствия, поэтому он планировал показать им действительно ужасное время, включающее вино, виски и сигареты.

— Надеюсь, вы будете внимательны.…

— О?

— Они граждане нашей страны...даже при таких печальных обстоятельствах.…

Удивление было ощутимым.

Дрейк был пристрастен. Он считал собак коммунистической партии кучкой садистов. Для него было естественным предположить, что они хотят, чтобы заключенные были наказаны.

— Я умоляю вас, как политический офицер. Жаль, что у меня нет ничего другого, кроме слов, но я надеюсь, что вы будете внимательны к ним.

У нее было достаточно самообладания, чтобы не быть помехой, когда летели пули, но Дрейк никак не мог избавиться от привычки появляться только после окончания боя.

И вдобавок ко всему, она говорит банальности, не моргнув глазом! Дрейку было трудно понять ее чувства.

— Высшая мера наказания в наших военных судах для банды бездельников — расстрел.… Боюсь, я не знаю, что с ними будет.

— П-полковник Дрейк?!

— Лейтенант, вам еще что-нибудь нужно?

Если у вас нет проблем, тогда уже приступайте. Он махнул челюстью, чтобы отогнать источник своего раздражения.

— Это звучит жестоко, но если законы не исполняются, они становятся не более чем пустыми словами. Разве не так?

С последним “тогда я ухожу”, Дрейк бросился прочь. Едва ли это нужно было говорить, но на войне самой сложной операцией была борьба с отступлением.

Как командиру, ему еще многое предстояло сделать.

***

Взлетев и посмотрев вниз на деревню, она увидела, что они все еще были на расстоянии оклика. На мгновение ее разум сосредоточился только на мысли о защите отступления их товарищей во время отступления, амбиции каждого мага.

Мэри не могла подчиняться таким приказам, как отправка войск в тыл и обеспечение безопасности пути отступления.

Но ей все равно было грустно.

— Вражеские войска уже в пути! Отступаем! Отступаем!

Строгий голос выкрикнул приказ отступать.

— Нам понадобится блокирующий отряд, чтобы замедлить их?!

— Вражеский авангард, похоже, маги из группы быстрого реагирования. С такой численностью они не будут преследовать нас за линией обороны!

Мэри показалось неприятным, что командир заверяет всех, что им не нужно беспокоиться о интенсивном преследовании.

Когда раздались крики “Мы уходим!”, Мэри поняла, что ей тоже пора уходить.

Она не хотела убегать.

Если бы это было возможно, она предпочла бы перехватить вражеский отряд и хорошенько напугать имперскую армию — нет, Рейнского дьявола.

— Но пока не могу…

Она знала, насколько силен ее противник.

Она знала, что не должна сдаваться до тех пор, пока ее атака не будет иметь значения.

Но когда-нибудь…

В ближайшем будущем она обязательно это сделает.…

— Мы отомстим.… Мы им покажем.

Я все еще не могу дотянуться.

Я все еще не справляюсь с этой задачей.

Я все еще не готова.

Это список вещей, которые я пока не могу сделать.

— Но я не сдамся.

Враг моего отца.

Враг всех нас.

— Мы должны вернуться.

—Сейчас, и только сейчас — я уйду.

Пока она бормотала, Мэри заметила, что крики отступить становятся все реже.

Мне нужно спешить.

Вероятно, все уже были почти готовы к отступлению.

Хотя это причиняло ей боль, а сердце требовало, чтобы она осталась и сражалась до последнего человека.… ей пришлось терпеть.

Доставка пленных в тыл была важной миссией. Если она и дальше будет колебаться, то причинит неприятности не только себе, но и всем остальным.

Поэтому она дала клятву.

Она посмотрела вниз, обернулась всего один раз и выругалась.

— Я... Мы…

Она продолжала проигрывать.

На этот раз она тоже не была готова.

Но когда-нибудь…

В конце концов…

— ...Я вернусь.

Оглядываясь назад, объективно оценивая сражение того дня, можно сказать, что Империя, Федерация и Содружество достигли своих целей. В редких случаях каждая партия могла похвастаться своей победой.

Имперская армия, говоря простым языком, одержала сокрушительную тактическую победу.

Ее передовые части предприняли дерзкие контратаки против ограниченного наступления Федерации. Они успешно отбивались от своих противников и даже получили поддержку от военизированных формирований Совета самоуправления, при этом почти не понеся при этом никаких потерь.

Кроме того, следует отметить, что благодаря имперскому жесту, предложившему поддержку как совету, так и гражданским лицам, сотрудничество между Империей и Советом по самоуправлению превратилось в то, что можно было бы правильно назвать союзом как по названию, так и по реальности.

В результате успехи Имперской армии, заключавшиеся в организации мощного подразделения и оттеснении вражеской линии местами, позволили Империи с гордостью объявить о военной победе.

Тем временем армия Федерации понесла большие потери, но все еще оставалась в пределах допустимого, и получила стратегическую разведку, в которой так отчаянно нуждалась.

Военный штаб поставил партийное руководство перед фактами, что предполагаемые отношения между Империей и Советом самоуправления стимулировали движение за независимость и что поразительно разгульные выступления сепаратистов были более серьезными, чем кто-либо мог себе представить.

По этому поводу было сказано, что в Генеральном штабе армии Федерации поднялось настроение, потому что они могли, наконец, скормить горькое лекарство реальности политбюро.

Реальность поля боя разбила вдребезги призму идеологии.

Примечательно, что, сумев противостоять партийному руководству военной реальностью, не потерпев критического поражения, армия Федерации и комиссариат внутренних дел добились, по крайней мере, внутри страны, крупной стратегической победы.

И в конце концов экспедиционные маги, посланные из Содружества, смогли добиться скромных результатов в битве. По сути, ничего, кроме нескольких пленных и небольшого количества военных успехов.

Тем не менее, политическое удобство победы нельзя было переоценить.

Победа сопровождалась похвалами, а усилия подполковника Дрейка и его морских магов были высоко оценены всеми.

Но, конечно, это стало ясно лишь постфактум.

СОВРЕМЕННАЯ МОСКВА.

В то время многие в Федерации кричали, что последняя битва была “катастрофой”, и очень немногие стали бы высмеивать этих критиков как идиотов, которые ничего не понимают.

Как одно из этих немногих исключений, комиссар Лория из комиссариата внутренних дел мог описать невежество окружающих его людей только как совершенную бессмыслицу. По этой причине он был в ужасном настроении.

— С чисто военной точки зрения разведка боем была большой неудачей. Одна из самых серьезных проблем, стоящих перед нашей армией в малом бою — наша тактическая неполноценность, и она должна быть решена.

Это заявление было ответом на критику, разве мы не проиграли, согласившись на ваш план?

Ничто так не раздражало его, как то, что на него огрызались люди, которые не могли понять простых, ясных результатов, но его голос был ужасно спокоен.

— И все же политическая проблема, с которой мы столкнулись, гораздо важнее. Тот факт, что мы поняли его масштабы, теперь оправдывает стоимость последней битвы…

Лория еще раз подчеркнул, что вся причина, по которой они отправили солдат в первую очередь, заключалась в том, чтобы справиться с политической ситуацией.

Он снова и снова требовал понимания от секретариата, политбюро и всех других правительственных органов вплоть до того, что настаивал на том, что операция была направлена на то, чтобы справиться с политической ситуацией. Во время этой борьбы Генеральный штаб горячо поддерживал его усилия, и они осуществили совместный план, чтобы убедить всех.

Если после всего этого все еще есть дураки, пытающиеся одержать победу во внутренней политике, думая, что теперь у них есть шанс нанести удар по Лории и военному руководству... Лория чувствовал, что, возможно, единственный вариант, который у него остался, — подготовить для них несколько дыр.

Тем не менее, он искренне предъявил встречный иск, не дрогнув, по крайней мере, внешне.

Рыбалка требовала терпения, потому что, как и любовь, она была связана с тактикой.

В этот момент Лория понял, что терпеливое ожидание принесет ему величайший успех. Он узнал это, когда торговался за любовь с феей.

— А что это за политический вопрос, на котором мы должны сосредоточиться? Все очень просто. Товарищи, обещание Империи независимости становится мощным ядом для Федерации.

Эти слова были небрежно оставлены висеть в зале заседаний, но они имели невероятно серьезное значение.

Мудрецы, которые понимали, молча кивали, в то время как невежественные, которые полагали, что Лория просто пытается отвлечь внимание от его неудачи, с трудом скрывали ухмылки.

Было легко различить насмешливую атмосферу.

Аххх, твой уровень интеллекта действительно отражается на твоем лице... — подумал Лория, борясь с желанием поморщиться.…

— Мечта об этническом самоопределении, которую восхваляют имперцы, осуществилась… У нас нет другого выбора, кроме как сделать вывод, что отношения между сепаратистами и Имперской армией сильнее, чем мы предполагали.

Но Лория все равно должен был продолжать доклад, потому что это была его работа…

Контратака армии Федерации оказалась более упорной, чем ожидалось. Вооруженные группы, смутно именуемые “местными жителями”, оказывали ожесточенное сопротивление, которое, по мнению большинства, обычно предназначалось для захватчиков.

Суммирование отчетов их встроенных наблюдателей сделало ситуацию слишком ясной. Даже вблизи линии фронта доверие к Армии Федерации было удручающе низким. Враждебность к их солдатам была широко распространена.

— Как вы все уже знаете, Имперская армия, похоже, восстановила свою свободу передвижения, но мы обнаружили еще худшие новости.

Они уже знали, что сепаратистские группы этнических меньшинств поддерживают мир на оккупированных территориях. Но их последнее откровение было еще более шокирующим.

Что потрясло ядро коммунистической партии Федерации, так это тот факт, что Имперская армия построила такие доверительные отношения с сепаратистами, что доверила им выполнение миротворческих обязанностей.

Поражение, которое потерпела Федерация в самом начале войны, вызывало тревогу. Позволить Имперской армии участвовать в мобильной войне, которую они так любили, было бы кошмаром. Теперь, когда Империи не нужно было беспокоиться об умиротворении огромной территории, разве это не освободило бы их силы для этого? И им даже не придется беспокоиться о партизанах, преследующих их?

Если это не пугающая перспектива, то какая?

— Политические офицеры выражаются туманно, так что у нас нет полной картины, но... - Лория произнес слова, от которых зал похолодел. — Мы, очевидно, были свидетелями случаев, когда Имперская армия и региональные сепаратисты создавали единый фронт.

Единым фронтом — другими словами, сражаясь бок о бок.

Но смысл был не так прост, как можно было бы предположить.

Доверие и уверенность были действительно весомыми вещами. Любой, кто пережил этот бурный период, никогда не ошибется в их значении.

Единый фронт не мог бы существовать без того, чтобы участвующие в нем солдаты не имели абсолютной уверенности в том, что вооруженные, опытные в боях иностранцы будут сражаться на их стороне на поле боя. Их действия громко заявляли о том, как глубоко проникло доверие.

— Мы должны быть счастливы, что поняли истинное положение врага. Теперь мы можем быть уверены, что от наших товарищей на оккупированных территориях особого сотрудничества ждать не стоит…

— Могу я задать вопрос? Насколько я могу судить, товарищ, вы, кажется, говорите, что сепаратисты разгромили партию. Откровенно говоря, разве мы не можем выкорчевать их из тени?

С точки зрения следования партийной доктрине, это было прекрасное предложение, подумал Лория, внутренне содрогнувшись.

К сожалению, такого рода хрестоматийный ответ не имеет смысла, когда он противопоставляется реальности поля боя. Он чувствовал себя ужасно несчастным, видя, как люди забывают, что реальный мир требует компромисса.

Но идеология Федерации была не настолько уязвима, чтобы не пережить прямой конфронтации. Вот почему Лория драматично кивнул. — Чтобы сразу перейти к делу, я не думаю, что это невозможно. Послушайте, — сказал он совершенно спокойным голосом. — Если у нас будет надлежащая поддержка, соответствующий персонал и надежный командир, проблем не будет. Другими словами, мы можем сказать, что именно люди проложат путь в будущее. — Потом Лория вдруг произнес — О, — словно вспомнив что-то, и произнес приглашение. — Как насчет этого, товарищ? Было бы здорово, если бы вы отвезли это домой для масс.

— Я-я, товарищ?

— Донесения с поля боя сбивают с толку. Мне нужен кто-то, кому я могу доверять. Если вы серьезно относитесь к вопросу, я хотел бы попросить вас сделать это. — Используя угрозу, что, возможно, отправит кого-нибудь на поле боя, Лория добродушно улыбнулся.

Он находил большое удовлетворение в том, чтобы ударить этого парня, который считал себя достаточно сторонним наблюдателем, чтобы он мог комментировать все, что ему заблагорассудится, о жестокой партизанской войне.

— Подождите минутку, товарищ Лория.

К сожалению, игры всегда заканчивались так же, как и веселье.

— Вы хотите сказать, что поток информации нестабилен? Что даже разведывательная сеть Наркомата внутренних дел подавляется?

Был только один человек, из-за которого Лория должен был немедленно распрямиться.

— Да, товарищ генеральный секретарь. Все так, как вы говорите, — мгновенно подтвердил он.

— Я хорошо знаю, что эти реакционеры, сепаратисты, презирают нас. — Говоривший спросил неожиданно интеллектуальным тоном: — Но почему до такой степени?

Он спрашивал, почему ненавидят коммунистическую партию.

На этот вопрос трудно ответить прямо, с политической точки зрения. Лория мысленно поморщился.

— Да, все действительно так, как вы говорите. Я совершенно уверен, что мы сделали много уступок в расовой политике. Почему они так приветливы к захватчикам?

— Неужели капиталистическая и империалистическая пропаганда настолько эффективна?

Было смешно, как слепые последователи казались неуверенными, даже когда соглашались. Если они не понимали причины, они были действительно бесполезны.

Что ж, стоило подумать о том, что Генеральный секретарь, вероятно, слишком сильно обрушился на них в прошлом за неудобные доклады.

Ну, неважно. Лория переключил передачу.

Если они хотят знать, он просто обязан им сказать.

Сдерживая кривую усмешку, он поднял руку и сказал: — Если я могу добавить... — Прежде чем торжественно произнести: — Национализм не логичен.

Лория был знаком с той ролью, которую играли эмоции, как человек, который часто пользовался ими сам. Когда дело касалось эмоций, значение имели не логика или реализм, а романтизм — романтизм был всем.

Они больше не могли позволить себе смеяться над этим как над вымыслом.

Официальная коммунистическая позиция о том, что этническая принадлежность является отвлекающим фактором, была не чем иным, как пустыми словами перед лицом мечты различных этнических групп о независимости.

— Товарищ Лория?

— Разве мы не пользуемся им все время?

Общее дело, защита народа — другими словами, национализм.

Именно из-за этого сочувствия армия Федерации могла использовать тех, кто когда-то был отправлен в лагери в качестве солдат, несмотря на отсутствие у них убежденности.

— Сделайте дело этничным, размахивайте знаменем этничности, пойте песни этничности на языке этничности; все это совершенно банально, но результаты огромны.

Для Лории, который и раньше продвигал подобные движения, потенциал был поразительным.

Войска, которые были получены из лагери, те, кто должен был предать армию Федерации при первой же возможности, на самом деле имели поразительно низкий коэффициент дезертирства и сражались упорно.

Честно говоря, они были прекрасными патриотами.

Эти солдаты взялись за оружие, чтобы защитить свою родину, как того требовали их патриотические сердца! Бывшие жители лагери нередко присягали на верность коммунистической партии Федерации, пусть даже и в качестве формальности.

В этом вопросе, к сожалению, коммунистической партии невероятно не хватало.

То, что ему удалось сделать, было настоящим идеалом. Это был привлекательный идеал и был неплохой рекламный материал. Он был особенно эффективен против дураков, которые ошибочно считали себя умными.

Но это служило лишь поверхностной мотивацией.

— Другими словами, войска Федерации, освобожденные от лагери, сражаются за страну, а не за партию?..

— Совершенно верно. — Лория мгновенно ответил на вопрос партийного чиновника.

Это была неоспоримая реальность.

Насколько Лория знал, число людей, сражавшихся из любви к коммунистической партии, было больше нуля. Партия, без сомнения, улучшила жизнь людей в определенном смысле.

В то же время, было такое же или даже большее число людей, которые искренне презирали партию.

Число жертв партии не было стерто из официальных записей, но это было потому, что они не могли также стереть всех своих родственников.

— Хм, так это хорошая новость.

— Да, товарищ генеральный секретарь.

— Это ужасно неуважительно с моей стороны, но... это люди, не имеющие партийной лояльности! Разве это хорошая новость?

— Нет, нет, — с улыбкой перебил его Лория. — Товарищ, подумайте об этом по-другому.

Лояльность — понятие многослойное.

Не было противоречия в том, что нелояльные партии люди любят Федерацию, свою родину. Любой, кто соглашался с тем, что Империя является их общим врагом и не будет бунтовать против партийных инструкций, мог рассматриваться как надежный кадровый ресурс.

Даже элементы, которые обычно были источником беспорядков, наверняка будут сражаться, чтобы защитить свою нацию от Империи.

— Наш враг и наш скрытый враг сокрушат друг друга. Не кажется ли вам, что гораздо эффективнее заставить их сражаться на поле боя ради славы и мифологии, чем работать с ними в лагере?

Это была элементарная логика.

Холодный, жесткий принцип.

Но это была и вечная истина.

— Наша роль предельно ясна. Все, что нужно сделать, — действовать как хранители национализма. Для этого нам просто необходимо сделать партию и нацию одним целым.

Разве не так написано в словаре циника?

Патриоты были добычей завоевателей и политиков.

Патриотизм был первым прибежищем злодеев.

РОЖДЕСТВО, 1926 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. ТЕРРИТОРИЯ ФЕДЕРАЦИИ, ГАРНИЗОН МНОГОНАЦИОНАЛЬНЫХ СИЛ.

Каждый раз тост был один и тот же.

— Счастливого Рождества!

Когда кто-нибудь кричал, ему отвечали другие голоса.

Суровые солдаты выглядели такими невинными, празднуя Рождество, утопая в шипованном гоголь-моголе и распевая колядки.

Маги Содружества и Федерации, завершившие свою разведывательную операцию, получили передышку.

Конечно, у каждого был свой способ расслабиться.

Некоторые вновь подтвердили свою историческую дружбу. Другие придерживались более фундаментального удовольствия от хорошей еды. Среди них подполковник Дрейк, считавший себя человеком принципиальным и не из тех, кто изменяет своей единственной настоящей любви, выпил столько гоголь-моголя, сколько требовал долг, а затем сосредоточился на круглогодичных отношениях со своим старым компаньоном скотчем.

Только в такой день даже командиры могли расслабиться.

Празднование Рождества вдали от дома на чужой земле заставляло солдат еще больше скучать по родным городам. Моряки и морские маги не чужды тоски по дому.

И именно поэтому для солдат Рождество было священным и неприкосновенным.

Рассматривая светские торжества, проходившие под покровом Рождества, даже коммунисты, заявлявшие, что религия — опиум, должны были чувствовать, что в этот день нельзя вторгаться.

— Полковник, есть проблема…

— Какая?

Нет ничего хуже, чем получать плохие новости, пока пьян на Рождество. На мгновение Дрейку показалось, что он просто нахмурит брови, но мгновение спустя он был ошеломлен новостью.

— Пленных, которые сдались нам, перевели в армию Федерации?.. — В тот момент, когда его мозг понял, что говорит его подчиненный, он в раздражении бросил свой рождественский скотч и умчался в яростном гневе.

Просто чудо, что он не закричал “ты издеваешься!” в самый разгар вечеринки.

Дрейк, будучи солдатом, и представить себе не мог, что может произойти нечто столь абсурдное. Он побежал прямо в штаб, где дежурили несколько офицеров.

Он прекрасно понимал, что запах алкоголя все еще ощущается в его дыхании. В обычной ситуации у него хватило бы самообладания воздержаться от похода в штаб, пока он не протрезвеет.

Но на этот раз у него не было времени ждать. Погрузившись в размышления о том, как вернуть пленников, Дрейк понял, что ему придется сотрудничать в негласном партнерстве с полковником Михаилом.

Было бы невероятно трудно сделать так, чтобы обе стороны сохранили лицо, избегая при этом каких-либо политических ошибок. Почему я должен беспокоиться об этом на Рождество?

— Идиотизм. Абсолютный идиотизм. Дерьмо.

Но во имя человечества, это нужно сделать.

Протиснувшись мимо дежурных охранников, которые, казалось, были удивлены, увидев его в таком состоянии, Дрейк вошел в комнату, где находились дежурные офицеры, и вытащил одного из них из штабной гостиницы.

Он никогда не соглашался на то, чтобы заключенным меняли стражников. Он ни за что на такое не согласится. Дрейк должен был вернуть их. Будь то фарс или мошенничество, это не имело значения—ему просто нужно их вернуть.

Можно сказать, что стоявшим рядом переводчикам не повезло, но ему нужен был один из них. Таким образом, собрав надлежащую аудиенцию, Дрейк ввел в состав вооруженных сил Федерации старшего полковника Михаила, как того требовал его долг.

Язык у него был острый, как нож.

— Я хочу их вернуть.

Это было не предложение.

Он навис над Михаилом, достаточно близко, чтобы схватить его за лацканы, и повысил голос. Его требование было простым и ясным. Ему нужны были пленные, которых они захватили во время разведывательной операции.

Если бы они не были братьями по оружию, Михаил, вероятно, заставил бы Дрейка осыпать его проклятиями. Не то чтобы он собирался сдерживаться, если понадобится немного ругани.

— Эти пленники были захвачены моей армией.

Расстояние между двумя мужчинами было настолько мизерным, что пьяное белое дыхание, сопровождавшее его рев, практически ударило Михаилу в лицо. Это было воплощением грубости.

Для всех, кто наблюдал за происходящим, Дрейк был явно в ярости. Единственными, кто знал, что это дешевое представление, были сам актер и Михаил.

— Верни их!

— Я не могу этого сделать, — в тот момент, когда переводчик закончил передавать упрямый крик Дрейка, Михаил ответил торжественным тоном. Его отношение было таким же непреклонным, как и у Дрейка. — Это пленники, которые родом из моей страны. — В этом суровом тоне он сделал заявление для всего мира. — Это значит, что они находятся под юрисдикцией моей страны.

Выдвигая на первый план свои различные взгляды на содержание заключенных, ни Дрейк, ни Михаил, казалось, не собирались отступать, и воздух между ними ощетинился.

Тем не менее, все это было притворством.

Это было ясно из того, как они решили пройти через переводчика, несмотря на то, что Михаил обладал впечатляющим знанием диалекта королевы. Другими словами, звездами были Дрейк и Михаил, аудитория состояла из наблюдающих политиков и переводчика, и все это взаимодействие было игрой, которую ни один из них не был действительно взволнован, чтобы поставить.

Только соучастники знали правду.

— Это не шутка! Это вопиющее нарушение договора! Это пленные, которых я захватил во имя Содружества!

Содержание спора было ясным — бесполезный, казалось бы, обмен “верни их мне” и “я не могу.”

Если не считать того факта, что между ними были официальные переводчики для двух армий, когда они повторялись, разногласие в основном сводилось к школьной ссоре.

— Эти пленники сдались под флагом Содружества!

— Ваш подчиненный согласился их сдать...

— Это только потому, что она дружит с этим политруком! Я здесь главный. Ее мнение по-прежнему явно является ее, и она не обращалась ко мне с официальным запросом!

Я — верховный командующий своей армией!

Дрейк говорил это для политиков, которые не стали бы слушать, если бы он сказал это прямо им. Никуда не денешься, не собрав толпу и не обманув ее. Он не мог сказать, что это было приятно, но так просто работало общество Федерации.

Обычно такой нелепый формальный обмен был бы бессмысленным, но в Федерации он был необходим.

В какую возмутительную эпоху мы живем…

— Вы утверждаете, что один из политических комиссаров вашей страны может поддержать командующего армией Содружества? Это не смешно. Это серьезное нарушение суверенитета союзной страны!

И в этом заключалось главное. Конечно, даже политические офицеры, которые молча наблюдали за происходящим, могли оценить это.

Михаил нацепил на себя невероятно расстроенное лицо и, вероятно, прикидывал подходящий момент, чтобы действовать.

— Товарищ лейтенант Танечка?

— Как сказал полковник Дрейк, я попросила лейтенанта Сью о личном одолжении.

Переводчик Федерации промолчал, пропустив эту часть.

Но Дрейк все продумал заранее. На всякий случай он взял с собой переводчика из Содружества.

Бог улыбается тем, кто тщательно готовится. Он усмехнулся про себя.

— Это признание вины?! — Вот где брешь! - думал Дрейк, атакуя. Когда дело доходило до решимости, принятия решений и предложения наступательных действий, Дрейк был чрезвычайно решителен.

Михаил посмотрел на политрука, подошел к ней, смерил ее взглядом, а потом рявкнул: Я был бы вам очень признателен, если бы вы не путались в цепочке командования!

— Моя власть простирается так далеко, как любая политическая…

Было мучительно медленно слышать обмен репликами через переводчика. Между прочим, Дрейк знал, что Лилия может говорить на его родном языке так же, как и Михаил.

Обычно она вмешивалась туда, где ее не спрашивали, но теперь она общалась на своем родном языком?

В основном это было выражение вины.

— Ты помолчи! Я солдат Содружества!

— Как политрук партии…

Дрейк едва сдержался, чтобы не крикнуть: Заткнись, сука!

Эти коммунисты, казалось, не понимали причины, но он должен был сдержать бурю проклятий, которые он хотел бы обрушить на них. Гнев был лишь пустой тратой энергии, необходимой для прорыва.

Чтобы собраться с мыслями, Дрейк глубоко вздохнул под холодным небом.

Холодный воздух наполнил его легкие, и он смог контролировать свои бурлящие эмоции.

— Позвольте мне объяснить вам нашу честь как солдат, преданных Его Величеству королю, которые отдают все силы, чтобы защитить нашу родину под знаменем армии Содружества.

Дрейк прекрасно понимал, что выбрал слова, которые коммунисты сочтут раздражающими.

И политрук Лилия чуть не сказала что-то.

Если вы меня понимаете, то почему бы вам не говорить с самого начала на диалекте королевы? он хотел сказать, но не мог.

Тем не менее, если у него будет так мало веры и искренности для своих союзников, ему придется бросить быть солдатом и стать мошенником или кем-то еще.

— Мы свободные люди, благородный народ, которым никто не будет править. Чтобы отстоять это достоинство, мы вышли в море и долго плыли по волнам. Поэтому, — Дрейк повысил голос, как будто это было то, на что должно быть похоже объявление, — я не собираюсь ничего говорить о вашей власти над армией Федерации, но если вы вмешиваетесь в мою армию по неофициальным каналам, это нарушение договора!

Политрук, бросивший на него непонимающий взгляд, вероятно, не поняла.

Вот почему Дрейк так глубоко сочувствовал Михаилу, который постоянно держал эту сторожевую собаку на поводке. Подумать только, эти ребята, ничего не знающие о военном деле, могли помешать самодовольным выражениям на их лицах — и даже быть назначенными на руководящие посты!..

Ах, черт возьми.

Я никогда не думал, что настанет день, когда меня попросят вести себя как марионетка!

— Полковник Михаил, это простое требование. — Он нарочно старался говорить жестче и изобразил яростную гримасу. Это была фраза, рассчитанная на то, чтобы смешать в его взгляде некоторую снисходительность к коммунистам, чтобы его выступление не выглядело слишком фальшивым. — Мои войска захватили эту дичь, и я хочу, чтобы вы немедленно вернули ее!

Правила охоты гласили, что дичь достается тому, кто ее поймал.

Это был немного аристократический аргумент, но это была самая простая метафора.

И это было также удобно, так как кому-то на стороне Федерации было легко понять, что солдат Содружества с его высокородными увлечениями был одержим своей игрой.

— Отдайте мне пленных, которых привел этот политрук! Сию минуту! Безоговорочно!

— Мой ответ не меняется. Я не могу этого сделать.

Дрейк взорвался в ответ на ожидаемый ответ, как будто он даже не мог дождаться, пока переводчик закончит. — Не говори глупостей! Это не твой улов!

Он и Михаил столкнулись, скрывая свою истинную цель.

Для импровизированного сотрудничества они действительно были на высоте. Это было намного реалистичнее, чем какая-то паршивая пьеса.

На самом деле Михаил прекрасно понимал, что его положение не дает ему достаточно полномочий, чтобы выдавать заключенных. К сожалению, офицер с поводком не имел даже такой свободы.

Вот почему Дрейку пришлось разозлиться, хотя бы ради формальности, и так быстро броситься протестовать, что он чуть не опрокинул свой стул.… Главное — продолжать действовать до тех пор, пока комиссар не найдет “политического решения”.

Они не могли допустить, чтобы все развалилось, и не могли вызвать подозрений.

— Мне нужно, чтобы вы, подполковник Дрейк, поняли, какими полномочиями обладает политический офицер. Я не собираюсь вмешиваться в командование вашей армией, но это территория Федерации. Я должен подчиняться его законам. Как я могу выдать вам граждан моей собственной страны?

Эта сцена, где командующие двумя армиями якобы противостояли друг другу лицом к лицу, была груба только для переводчиков.

Но Дрейк хотел, чтобы они считали это хорошим опытом.

— Мы даже не знаем наверняка, являются ли они гражданами вашей страны или нет. Более того, я совершенно уверен, что Федерация и Содружество даже не подписали договор о передаче заключенных! — крикнул Дрейк так упрямо, как только мог. — Немедленно передайте нам этих ублюдков, которые стреляли в моих людей!

Чтобы перейти к делу, после этого затянувшегося противостояния первой уступила Федерация. Если это станет вопросом деликатных юридических факторов и сохранения лица... тогда вопрос может быть решен с помощью компромисса в этой области, прежде чем дело дойдет до этого.

Когда Дрейк и Михаил в качестве соучастников попытались обвинить в этом политрука, вопрос, естественно, разрешился сам собой.

— Я предлагаю не оставлять никаких официальных записей.

— Вы хотите сказать, полковник Михаил, что не хотите, чтобы было записано, что вы вмешивались в мою армию?..

— Похоже, между нашими армиями произошло серьезное недоразумение. Это была не передача заключенных. Мы просто временно помогаем их транспортировать. Надеюсь, вы понимаете.

Хотя они хотели бы улыбнуться в удовлетворении, Дрейк и Михаил достигли взаимопонимания с мертвенно-серьезными выражениями. Им удалось сделать так, чтобы все шло по их плану.

— Я просто надеюсь, что это не вызовет никаких неприязненных чувств между нашими силами...

— Все в порядке, полковник. Выпьем за нашего верного союзника.

— За углубление отношений между нашими народами.

С любезностями, переданными через переводчиков, пара намеренно пожала руки вместо того, чтобы отдать честь перед своей аудиторией. На этом вопрос был формально решен. Жаркий обмен репликами, разрушивший рождественское настроение, подошел к концу.

Конечно, сломанные вещи было трудно починить. Независимо от правды, стоящей за тем, что произошло между Дрейком и Михаилом, для всех остальных это выглядело так, как будто у них был словесная перепалка.

Решив дела, Дрейк с несчастным видом поплелся обратно в гостиницу.

Если выразится яснее: потраченные впустую усилия тяжело давили на его плечи, но, конечно, это было так. Должно быть, именно на это и похожи Божьи испытания.

Дрейк был воином. У него никогда не было проблем с грубыми выражениями. И все же теперь он мог понять чувства поэтов, оплакивавших свою судьбу со слезами на подушках. Он так хорошо все понял, что ему стало дурно.

Он даже сочувствовал им.

— Мне нужно выпить.

Думая о том, как бы ему хотелось выпить бутылку виски, Дрейк вернулся в свою комнату...Но Бог не улыбнулся ему.

Полковник Дрейк!

— Лейтенант Сью. Что такое?..

Это была та идиотка, которая чуть не передала пленников Федерации по собственному усмотрению. Или, на самом деле, корень проблемы был в ее близких отношениях с политическим офицером. Другими словами, половина проблемы предстала перед ним сейчас, переполненная энтузиазмом. Откровенно говоря, Дрейк чувствовал Божью злобу…

О Боже, я буду помнить это.…

— О пленниках…

— А что с ними? Я хочу прогуляться. Ты хочешь обсудить это здесь? Здесь нечего обсуждать. Давай, по крайней мере, пойдем куда-нибудь еще. Несмотря на отношение, подразумевающее эти вещи, Сью настаивала.

— Это срочно. Пожалуйста, это займет всего минуту.

— Конечно, ты можешь ходить и говорить одновременно.

— Это очень важно. Пожалуйста, сэр.

— Ах. — Дрейк вздохнул. — Что там о пленниках?

— Да, совершенно верно, сэр.

— Не то чтобы мне хотелось спорить с полковником Михаилом. На самом деле, я действительно не знала.

Единственная причина, по которой ему понадобилось беспокоить Михаила и устраивать этот фарс, чтобы вернуть себе власть над заключенными... была эта девушка.

Он действительно ненавидел саму идею открытой драки перед толпой.

Но он был вынужден это сделать, потому что прислушивался к голосу человечности и совести внутри себя. Он гарантировал этим заключенным, что они находятся в руках Содружества, поэтому было бы чрезвычайно жестоким предательством отдать их коммунистической партии.

— Лейтенант Сью, это был такой необдуманный поступок! Зачем вы их передали?!.

На некоторое время воцарилась тишина.

Сью колебалась, а затем заговорила.

— Потому что, ну, Федерация отменила смертную казнь.

Ты шутишь? подумал Дрейк, намекая глазами, что ей следует продолжать.

— Учитывая, что в нашей стране высшей мерой наказания для нерегулярных комбатантов, если они не квалифицируются как воюющая сторона, является смерть от расстрела...

— Ты действительно выдала их из-за этого?! — Ему пришлось кричать, несмотря на головную боль.

Это приближалось к уровню придирчивого едока.

Офицер, использующий логику ребенка — этот абсурд должен был быть немыслим, учитывая образование, которое проходят офицеры фронта. И все же это старший лейтенант?!

Из славной армии Содружества?!

— Я... Сегодня Рождество. И я уверена, что у них были свои причины для того, чтобы сделать то, что они сделали…

Дрейк был опытным солдатом, но это застало его врасплох. Это было так глупо, что он почувствовал, как погружается в ступор.

Мне сказали, во время рождественской вечеринки, что наши пленники были переданы Федерации!

Санта никогда бы не поступил так бессердечно!

— Я не хочу этого слышать.

Тот факт, что старший лейтенант Мэри Сью, казалось, понятия не имела, какую жестокую вещь она сделала, заставил головную боль Дрейка быстро ухудшиться.

— Ты солдат Содружества!

Хотя бы для политического удобства.

Или, может быть, именно поэтому. Если она собирается не обращать внимания на тот минимум, который должен быть соблюден как солдат Содружества, он этого не потерпит.

Он не хотел вести этот разговор на Рождество.

— Но, я имею в виду, нет никаких причин связывать их и отправлять обратно в Содружество.… Заточить их поближе к их домам было бы…

— Более гуманно?.. — Причина, по которой он не сказал “не могу поверить”, было, вероятно, больше из-за шока, чем из-за сдержанности. — Да, это удивительно гуманная идея, лейтенант, — Дрейк поклялся себе: в следующий раз, когда я поговорю с ней, я сначала приму обезболивающее. — Ты серьезно?

— А как же вы, полковник? Почему вы так сосредоточены на достижениях? Вы таскаете за собой этих несчастных как трофеи…

Насколько Дрейку было известно, человечество в Федерации вымерло.

Технически говоря, у самих людей еще оставались тепло и эмоции. Но любому, кто отдавал себя на милость глубоко доброй коммунистической партии, было бы лучше улететь в морозное зимнее небо.

— Я просто хотела сообщить им хорошие новости на Рождество. Тем не менее, вполне возможно, что они все равно будут наказаны. Лилия, э-э, я имею в виду, что Федерация действительно наказывает людей, так что…

— Довольно! Закрой рот! Послушай, — сказал Дрейк, тщательно подбирая слова, чтобы подчеркнуть политику, чтобы прервать разговор, избегая любых дипломатических или конфиденциальных проблем. — То, что ты говоришь, не имеет никакого смысла! Мы — воинская часть, развернутая здесь на совместной миссии с армией Федерации, и мы должны выполнять свой долг в соответствии с военными законами и правилами!

Именно потому, что у них был юридический аргумент, они не должны были передавать бедолаг в систему правосудия коммунистической партии Федерации, которую люди часто сравнивали с мясорубкой.

Любой мог бы насмехаться над политикой, бюрократией и тем, что у вас есть, как зло вертикального управления, если бы захотел, но все может принести пользу в зависимости от того, как оно используется.

— Естественно, управление пленными — одна из наших обязанностей! У нас нет полномочий утверждать их передачу! Мы не можем создать плохой прецедент!

— Если бы мы могли создать хороший прецедент, то эти бедняги…

— В твоих словах нет никакого смысла!

Хороший прецедент?! Проглотив этот крик, Дрейк мысленно истощился до невообразимой степени.

Как же это бесило — застрять в разговоре с офицером, который был настолько туп, когда дело доходило до выяснения истинных намерений людей в гостиничном номере, который почти наверняка прослушивался.

Ему вдруг пришла в голову мысль, которая даже ему показалась чрезмерной. Интересно, можно ли бросить ее на ночь в тюрьму Федерации…

Вместо рождественского подарка он поймал себя на том, что хочет подарить ей опыт концлагеря.

Любой, кому предоставлялся выбор между лагерями для военнопленных в Содружестве, где высшим наказанием была расстрельная команда, и лагерями Федерации, где смертная казнь якобы была отменена, выбирал первое.

Дело даже не в выборе.

Почему он должен подвергать опасности положение своего уважаемого брата по оружию, полковника Михаила, заставляя его ходить по канату в Рождество, из-за этой маленькой девочки, которая даже не могла понять этого простого факта?

— Почему вы так одержимы пленными, командир?!

— Нам нужен сувенир для Лондиниума! И что еще более важно, это не то, во что мы должны совать свой нос! Это политика высокого уровня!

Это была не ложь, но и не вся история.

Насколько Дрейку было известно, люди в правительстве Лондиниума смотрели не на заключенных, а на беженцев, потому что они будут говорить с суровым правлением Федерации.

Однако политические ландшафты постоянно менялись, так что он не мог сказать наверняка.

Тем не менее, все, что ему нужно было сделать, он уже сделал…

— У меня тоже есть о чем беспокоиться. Я не могу сказать больше, но мне просто нужно, чтобы ты поняла.

Но его истинные чувства не прошли. В пристальном взгляде Сью сквозило разочарование.

Ему было легко догадаться о ее чувствах неудовлетворенности и недовольства, когда он смотрел, как она уходит.

Если она хочет поговорить о чем-то конфиденциальном, ей достаточно пригласить его на улицу-туда, где за ними не будут шпионить. Единственным, кто действительно хотел оплакать положение дел, был Дрейк.

Ни один человек с нормальной совестью не потерпит, чтобы люди, находящиеся под защитой Содружества, попали в добрые руки коммунистической партии Федерации.

— Черт, это худшее Рождество в моей жизни.

Его праздничное настроение улетучилось прямо в окно.

— Ну и дела.

Он беспокоился с тех пор, как рухнул Рейнский фронт.

Неужели мне действительно не везет?

— Я уверен, что в конце концов буду хвастаться своим невезением. Хотя я никогда не проигрываю в карты и неплохо играю.

Госпожа Удача — гнилая дама. Вместо того, чтобы не иметь волос на затылке, она носит парик, который сразу же снимается. Ему хотелось выругаться.

Дрейк не знал, куда исчезнет его вопрос.

И все же он должен был спросить.

— О Боже, почему все должно быть именно так?

---

1. Инфильтрация — это тактика, основанная на использовании лёгкой пехоты, атакующей арьергард противника и изолирующей основные вражеские силы, оставляя их для атаки подходящими сзади частями с более тяжёлым вооружением.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется