Альберт застывает и смотрит на меня.

— Если ты против убийства людей, то зачем тебе эта опасная штука?

— Эта опасная штука?! – возмущённо восклицает Альберт.

С самого детства ему нравилась идея рыцарства, мечей и рыцарей, сражающихся за справедливость. Так что для него оскорбление, связанное с его оружием – это, по сути, самое страшное оскорбление, которое я могу ему нанести.

— Зачем тебе меч?

— Чтобы защитить людей, которые мне дороги.

— Тогда, если те люди, которые тебе так дороги, будут убиты, можешь ли ты поклясться, что не будешь искать возмездия? Что ты всё равно не убьёшь кого-нибудь?

— Жажда мести, убийство ради возмездия, лишь породит ещё большую ненависть, – вмешивается Лиз, прежде чем Альберт успевает ответить.

Если она будет вмешиваться всякий раз, когда разговор становится менее благоприятным для её драгоценных идеалов, то мне будет гораздо сложнее. Но я понимаю, о чём она. Ненависть порождает ещё большую ненависть. Жажда мести, скорее всего, отправит тебя по спирали в бесконечный цикл ненависти, мести и отчаяния.

И она не полностью неправа. Просто на эту тему нет 100% правильного ответа. Могут быть ситуации, когда ненависть и стремление отомстить – единственный способ решить проблему.

Ах! Какая удивительно злодейская философия! Похоже, даже мысли мои становятся теперь мыслями истинной злодейки.

— А ещё важно уметь прощать, – добавляет Лиз.

Я не ожидала, что она продолжит. Поэтому на мгновение я чувствую себя сбитой с толку. Что она вообще сейчас несёт?

Но я всё же скажу... произнося такие слова с чистой, невинной, ангельской улыбкой... как я и думала, я просто не смогу заставить себя полюбить её.

— То есть ты хочешь сказать, что если бы твою семью убили, ты бы ничего не сделала?

— ...Даже если бы их убили, я не смогу лишить жизни другого человека. Какая бы ни была причина, это уже слишком.

— Какие красивые слова. Но реальность жестока.

— Лицемерка, – бормочет себе под нос Гиллес, но затем поднимает свою голову и смотрит на Лиз. — Ты хоть понимаешь, что несёшь? Ты сейчас говоришь, что убийство – это плохо и что ты никогда не отнимешь жизнь, но это всё чушь. Всего несколько минут назад именно ты была той, кто пытался убить Алисию!

Эти слова потоком текут изо рта Гиллеса. Хотя обычно он ничего не говорил во время наших словесных перепалок…

Я на мгновение отвожу взгляд от Лиз и смотрю на него. Вот это да.

Его глаза кипят холодной яростью, когда он смотрит на Лиз. От этого взгляда у меня перехватывает дыхание, вот сколько в нём необузданной ярости. Его глаза замораживают даже меня до костей, так что я могу только представить, что должна чувствовать прямо сейчас Лиз, находясь под "ударом".

— Она не пыталась убить Алисию. Она пыталась помешать Алисии убить кого-то ещё, – презрительно заявляет Гейл. Его глаза пристально смотрят на Гиллеса, как будто он глупый ребёнок, требующий внимания.

Верно. Я пыталась убить этого головореза, и они были теми, кто планировал первой убить меня. И после того, как Лиз наложила на меня свою магию, она фактически вынесла мне смертный приговор. Если бы Дюк не вмешался, этот головорез наверняка убил бы меня.

— Ты, должно быть, слепой, – усмехается Гиллес.

Гейл довольно умён, так что он должен быть в состоянии понять то, что он имеет ввиду, но... если Лиз промыла ему мозги, то в этом нет никакого смысла. Что бы мы ни говорили, какая бы кашица ни осталась у него в мозгу, он ничего не поймёт.

— Этот человек был безоружен. Но это не помешало Алисии наброситься на него с топором и попытаться убить. Она даже не колебалась, – говорит Лиз, с вызовом смотря на нас.

Как человек, которому поручено следить за Лиз, я думаю, что есть некоторые вещи, которые я должна объяснить ей.

— Эти люди похитили меня с намерением убить. А человек, которого я пыталась убить топором, не был безоружен, у него был нож. Тот, который он быстро вытащил и попытался убить меня сразу после того, как ты сделала меня совершенно беззащитной. Не говоря уже о том, что это всё организовал один из твоих поклонников.

При этих словах глаза Лиз широко распахиваются от удивления.

Угх.... Эти изумрудно-зелёные глаза! Независимо от того, какой раз я их вижу, я не могу не чувствовать себя очарованной.

— Это был его собственный выбор. Лиз не сделала ничего плохого! – говорит Эрик, повышая голос.

Я вообще говорю не про это. Я просто пытаюсь объяснить, что это меня пытались убить и что мои действия были самозащитой. Но, как и всегда, ничего из того, что я говорю, до них не доходит.

— Лиз, возможно, ты и права. Если ты не ответишь ненавистью на ненависть, то она потеряет свою силу. Это вполне может быть самым мудрым решением, которое может принять человек.

Я выпрямляюсь и стараюсь говорить серьёзным, но нейтральным тоном. Делая это, я смотрю прямо на Лиз. Я должна быть здесь самым достойным и величественным человеком. Так Лиз сможет хотя бы выслушать меня. Возможно, она действительно чему-то научится.

Как злодейка и как наблюдатель Лиз, я обязана достучаться до неё.

— Но в какой-то момент тебе нужно взглянуть правде в глаза. Единственный, кто мог бы так жить, – это ты, – заявляю я, насмешливо приподнимая уголки губ.