Глава 76. Не нужно смеяться над пьяным, лежащим на поле брани

(строчки из "Лянчжоуской песни" Ван Ханя)

В итоге принц Чу убрал лук и уехал восвояси.

Даже не забрав мертвого оленя.

Принц Ци провожал взглядом Ли Сюаня, пока тот полностью не исчез из виду. Он уже собирался было пришпорить лошадь и уехать, но тут его остановил принц Юн.

— Старший брат...подожди, пожалуйста.

Принц Ци потянул поводья, повернул голову и спокойно посмотрел на него.

— Спасибо...брат Ци.

— Без проблем. Но этот выстрел был чересчур импульсивным.

Тон принца Ци был ровным, а мысли — непостижимы.

— Да…

Ли Чуань не осмелился бросаться в оправдания. Хотя они оба были сыновьями наложниц, принц Ци был старше и по возрасту, и по статусу.

— Но и брат Сюань перегнул палку. Какой человек остался бы равнодушным к оскорблениям в сторону своей матери? Разве не так, брат Чуань?

— Мгм…

— Кроме того, хоть ты и стрелял в него, но не попал. Кто знает, куда именно ты целился? Разве ты не согласен? Брат Чуань.

— Брат Ци имеет в виду…

— Я ничего не имею в виду. Я говорю, что я вмешался и остановил твою стрелу, а также слышал слова брата Сюаня. Если хочешь доложить отцу-императору, я буду свидетельствовать за тебя.

Ли Чуаня вдруг осенило: да, хоть он и выстрелил, чтобы прикончить принца Чу, но ему это не удалось. Если что, он скажет, что целился в ногу. Поскольку доказательств не было, его слова можно было считать за истину. Вдобавок, принц Ци готов был выступить свидетелем. Обвинение принца Чу в словесном оскорблении непременно возьмут на рассмотрение.

Когда принц Юн пришел в себя, Ли Чжэнь был уже далеко.

Но все же его одолевали сомнения, и он крикнул:

— Почему брат Ци помогает мне?!

Принц Ци скривил уголки губ, но не остановился и даже не повернулся.

В конце первого дня охоты, хоть никому и не удалось поймать крупного зверя, почти все участники наловили других животных, таких как кабарга, олень, лисица, фазан и заяц.

Даже самый младший из всех, наследный принц Ли Чжу, умудрился подстрелить двух зайцев. Для девятилетнего ребенка, впервые участвующего в охоте, это был неплохой результат.

Ли Чжао был вне себя от радости, он приказал выбрать самого жирного из двух пойманных Ли Чжу зайцев, зажарить и подать на стол ему и наложнице Дэ.

У старших принцев, естественно, были лучшие результаты. В конце дня принц Ци принес дикого кабана, принц Юн — оленя, а принц Чу — кабаргу.

Принц Ли Хуань пристрелил двух фазанов и зайца, Ли Пэй — одного зайца.

С наступлением сумерек началось пиршество у костра. Добытую дичь освежевывали и поджаривали на вертеле до золотистой корочки, распространяя аппетитный аромат в воздухе.

Ежегодная осенняя охота была поистине приятным времяпрепровождением для знати. Поскольку условия в дикой природе разительно отличались от обстановки внутреннего двора, правил здесь, естественно, было не столь много, как на императорских пирах. Все присутствующие ели пойманную добычу и пили вино. Ярко пылал костер, воздух был наполнен ароматом жареного мяса. На небе светила ясная луна и мерцали мириады звезд. Ли Чжао отбросил гордость и присоединился к веселью молодежи. Пирующие болтали о том и о сем, пели и плясали под ночным небом.

Осенняя охота двадцать девятого года Юаньдина продолжалась неделю. В ночь на седьмой день обрушился сильный ливень и положил конец прохладной ясной погоде.

Земля превратилась в слякоть, воздух похолодал. Пришлось прервать запланированную на десять дней охоту.

Тем не менее, все были довольны.

Однако нельзя было упомянуть один момент: принц Чу все же поймал живого оленя и преподнес его Ли Чжао. Тот приказал пустить оленью кровь в вино и дать испить всем в охотничьем угодьи.

А принц Юн поймал огненно-рыжую лисицу с качественным мехом, которую он тоже преподнес отцу-императору. Ли Чжао был в восторге и щедро похвалил Ли Чуаня, затем подарил мех наложнице Дэ и велел сделать для нее шарф.

В этот раз семнадцатилетний принц Ли Хуань снова всех поразил. На шестой день охоты ему удалось подстрелить медведя.

Ли Хуань взял с собой людей, чтобы помочь ему унести медведя, и это вызвало немалый ажиотаж.

В тот день он, преклонив колени перед Ли Чжао и наложницей Дэ, громко и отчетливо сказал:

— Отец-император и матушка-наложница, этому сыну посчастливилось убить медведя. Так как близится зима, этот сын хочет преподнести в дар медвежью шкуру отцу-императору.

От слов Ли Хуаня по толпе прокатился ропот. Ведь дарить было позволено только целую шкуру. Так как Ли Чжао был императором, преподнесение продырявленной шкуры было актом величайшей дерзости!

Будучи принцем, Ли Хуань это прекрасно понимал, что могло означать только одно...

Множество людей скопилось вокруг медведя. Оказалось, что одна единственная стрела поразила его правый глаз!

На теле медведя больше не было стрел — это и в самом деле была цельная медвежья шкура!

Все с восхищением и уважением посмотрели на Ли Хуаня. Охота на медведя требовала храбрости и знания. Тот факт, что он насмерть сразил медведя выстрелом в глаз, говорил не только о величайшем мужестве, но и о первоклассных навыках конной стрельбы из лука!

Ли Чжао с наложницей Дэ об руку спустился с высокой платформы. Он обошел медведя и звонко рассмеялся:

— Славно, славно, мой сын Хуань прямо-таки поразил всех, впервые запев*!

一鸣惊人 (yīmíng jīngrén) — обр. в знач.: прославиться за один день, достичь успеха с первого раза; молниеносный успех

Ли Чжао тут же объявил Ли Хуаня победителем этой осенней охоты. Он наградил его недавно смастрененным трехстоуновым луком Иньян, который имел специфическое происхождение.

Этот лук был изготовлен из сердцевины тысячелетнего персикового дерева Ян, расщепленного молнией. Тетива состояла из диковинного организма Инь, найденного в Восточном море. Отсюда и следовало название лука: Иньян.

Хотя Ли Хуань пока не мог натянуть трехстоуновый лук, Ли Чжао возлагал на него большие надежды…

Это событие было зафиксировано советниками императора:

"Двадцать девятый год Юаньдина · тринадцатый день седьмого месяца, осенняя охота.

Принц Ли Хуань преподнес черного медведя. Так как медведь был застрелен в глаз, шкура не пострадала. Довольный император даровал принцу трехстоуновый лук Иньян."

……

В день, когда процессия сворачивала лагерь, непрерывно лил осенний дождь, и тяжело нависали грозовые тучи.

Это был бескрайний, давящий черный покров, от которого перехватывало дыхание...

В тот день принц Юн вошел в императорский шатер, и через некоторое время Ли Чжао вызвал принца Ци, затем принца Чу...

В книге под названием "Неофициальные истории", которая разлетелась несколько лет спустя, яркими красками был описан тот день. Говорили, что информатором был некто назвавший себя караульным у шатра императора солдатом. Однако, поскольку прошло слишком много времени, этому не было найдено подтверждения…

В книге говорилось: "Вскоре после того, как принц Чу вошел в шатер, первое, что услышал информатор, было громкое объяснение Ли Сюаня. За этим последовали яростные проклятия в адрес принца Ци и принца Юна. Затем послышался звон разбитой чашки.

Больше принц Чу ничего не сказал, его охватил безудержный гнев. В итоге он снова начал браниться на чем свет стоит и выкрикнул что-то вроде: "Непочтительный к родителю подонок, аморальный волк с диким сердцем*". И тут раздалась звонкая пощечина. Неизвестно, кто из принцев получил ее…

狼子野心 (lángzǐ yěxīn) — злобный, неукротимый; неисправимый, трудновоспитуемый; коварные замыслы, происки; злостное намерение

Кто-то говорил, что это был невежественный дворцовый евнух, попавшийся под горячую руку. Кто-то говорил, что это был один из принцев. А кто-то и вовсе утверждал, что это был император, от горя и безысходности ударивший себя."

… …

Впоследствии книга "Неофициальные истории" была внесена правительством в список запрещенной литературы из-за записей большого количества сплетен об императорской семье. А автор, Цзюнь Мосяо*, была объявлена в розыск. За нее полагалась награда в двенадцать тысяч монет, однако о ее поимке не было слышно...

* Цзюнь Мосяо (君莫笑) — камео писательницы, так как ее ник на weibo — это 请君莫笑 (qĭng jūn mò xiào) — досл.: пожалуйста, не смейтесь)

Возвращаясь к основной истории.

Двадцать девятый год Юаньдина · четырнадцатый день седьмого месяца. В охотничьих угодьях беспрестанно шел дождь и порождал распутицу, но Ли Чжао все же приказал возвращаться в столицу.

Так, семидневная осенняя охота подошла к концу.

Столица · Дворец Вэймин

Весь путь обратно в столицу сопровождался сильным дождем. Если отъезд из столицы занял три дня, то возвращение — целых пять.

На протяжении всей дороги душа Ли Сянь была неспокойна.

В день возвращения в столицу принцу Чу и принцу Юну урезали две тысячи земель. Также, Ли Чжао официально объявил им выговор и отослал из столицы на полгода, чтобы они хорошенько поразмыслили о последствии своих поступков…

Ли Сянь вернулась в свой дворец. Прежде чем помыться и переодеться, она позвала сяо-Цы.

Вдвоем они вошли в кабинет Ли Сянь. Сяо-Цы, все поняв без слов, вытащила из потайной полки стопку шелковых отчетов.

— Ваше Высочество, это накопившиеся во время Вашего отсутствия отчеты, эта служанка хранила их для Вас. Они приходили каждый день. Вашему Высочеству не стоит так волноваться, давайте Вы сначала примете ванну и переоденетесь.

— Будет лучше, если я сначала прочитаю их. Давай их мне.

— Слушаюсь.

Сяо-Цы обеими руками подала ей шелковые бумаги и покинула кабинет.

Ли Сянь сидела за столом и внимательно читала отчеты один за другим. По мере их убавления наполненное волнением сердце Ли Сянь постепенно успокаивалось.

Все правильно. Ведь "объекты наблюдения" покинули столицу вместе с ней. Какие неприятности они могли учинить? Но напряжение все сошло не полностью...

На лице Ли Сянь появился намек на улыбку, когда она взяла очередной шелковый отчет. Она открыла его…

Ее улыбка застыла и медленно исчезла. Она нахмурила брови…

Ли Сянь несколько раз перечитала содержимое, намертво вцепившись в бумагу вплоть до того, что та смялась...

В отчете было следующее:

"Двадцать девятый год Юаньдина · седьмая ночь седьмого месяца.

Ночью военный лагерь неожиданно атаковали гунны…

Мотивы этого набега до сих пор выясняются. Из сотни гуннов, которые не щадили свои жизни, все погибли в бою.

Число жертв и погибших пограничных солдат достигло трехсот…

Командир штурмовых войск Линь Юй защищал главный шатер и сражался, проливая кровь, но, к сожалению, пал в бою.

Командир штурмовых войск Линь Фэйсин обошелся ранением в спину. Син несколько часов обнимал бездыханное тело Линь Юя, бормоча что-то себе под нос. От лекаря он отказался."

… …

Спустя долгое время Ли Сянь медленно отложила отчет и взяла следующий.

"Двадцать девятый год Юаньдина · десятый день седьмого месяца.

Маршал Ли Му лично присутствовал на похоронах Линь Юя. Син, охваченный скорбью, убивался горем.

С тяжелым ранением он держался до конца похорон.

Маршал Ли Му выразил свое соболезнование, предоставив Сину отпуск, чтобы тот мог как следует восстановиться.

Син забрал табличку Линь Юя и отправился в его резиденцию. Он потерял сознание вскоре после того, как поприветствовал Юй Вань."

… …

Это был последний отчет с северной границы.

Ли Сянь с непроницаемым выражением лица сидела за столом. Она вдруг вспомнила вопрос, который однажды задала Линь Фэйсину: " А когда ты в последний раз плакал?”

Линь Фэйсин тогда ответил: "В последний раз я плакал, когда убил первого гунна…”

По неизвестной причине она вспомнила эти слова, которыми была озадачена в тот момент. Впоследствии, всякий раз, когда она вспоминала об этом, в душе поднималась волна отчаяния.

Ли Сянь, опустив голову, смотрела на два помятых отчета.

Безмерное количество времени она сидела так и не отрывала от них глаз.

Ее сердце пропустило удар и сжалось ноющей болью.