Ужин в тот вечер прошёл в особняке гиба. Благодаря тому, что граф Грешель купил мою книгу рецептов и велел поварам изучить её, суп имел приятный вкус умами. Впрочем, следовало всё же признать, что еда Хуго оставалась намного вкуснее.

«Хотела бы я сейчас поесть вместе с остальными в отдельном здании…» — подумала я. Даже если я и не могла беспечно поболтать с Гутенбергами, но, по крайней мере, могла бы насладиться уютной атмосферой нижнего города, просто слушая, как разговаривают Лутц и другие. Конечно, здесь за трапезой тоже обсуждали полиграфию, вот только дворянские эвфемизмы и постоянное прощупывание друг друга, мягко говоря, утомляли. Я бы хотела, чтобы мне позволили насладиться едой без необходимости напрягать голову.

Когда трапеза подошла к концу, и мы приступили к чаю, служащим, назначенным графом Грешелем, велели отчитаться об успехах в полиграфии и изготовлении бумаги.

— Полиграфическая промышленность Грешеля, насколько нам видится, развивается без особых проблем, — сообщил один из служащих. — Сравнив книгу, напечатанную для пробы, мы убедились, что она ничем не отличается от тех, что продаются в замке.

— Раз у вас не возникло особых проблем, то, должна сказать, что мастера Грешеля действительно искусны, — заметила Эльвира.

Она знала, что у кузнецов Хальдензеля никак не получалось удовлетворить требования по качеству, предъявляемые Иоганном, а потому, выслушав отчёт служащего, осталась впечатлена. Вот только его слова сильно отличались от того, что я слышала от Гутенбергов.

«Что такое он говорит? Разве ещё не осталось множество проблем?» — непонимающе подумала я, наклонив голову. В этот момент Хартмут, сидевший рядом со мной, опустил взгляд на свои записи и, коротко вздохнув, произнёс:

— Это заметно отличается от отчёта Гутенбергов.

— Что это означает? — спросил граф Грешель, сузив глаза и переводя взгляд между Хартмутом и служащим.

Пользуясь своими записями, Хартмут кратко изложил отчёт Гутенбергов.

— Как и в Хальдензеле, кузнецы не смогли изготовить металлические литеры требуемого качества. Похоже, материалы, используемые для изготовления цветных чернил, не удастся найти в этих землях, а потому необходимо провести исследования, чтобы найти замену. Кроме того, сообщалось, что вода в Грешеле довольно грязная, так что пусть бумагу и можно изготавливать, но её качество оставляет желать лучшего.

Услышав, что результаты вовсе не обнадёживают, граф Грешель недовольно нахмурился.

— Другими словами, наши простолюдины некомпетентны?

«Нет-нет. Кто тут некомпетентны, так это ваши служащие, составившие такой отчёт», — мысленно вставила я цуккоми. Вот только если бы я — приёмная дочь герцога — его озвучила, то служащие в следующий же миг лишились бы будущего.

«Ну ладно. Что я могу сказать в качестве посредника между простолюдинами и дворянами? — задумалась я. — Если оставить всё, как есть, то наверняка во всех проблемах обвинят простолюдинов».

— Гиб Грешель, простолюдины ваших земель не менее компетентны, чем любые другие.

Стоило мне высказаться, как взгляды всех присутствующих оказались устремлены в мою сторону. Большинство людей смотрели на меня с изумлением, удивлённые тем, что я защищаю простолюдинов, в то время как другие, казалось, умоляли меня не говорить лишнего.

— Определённые успехи есть, однако вашим простолюдинам требуется больше времени. Один из моих Гутенбергов предложил взять нескольких кузнецов в Эренфест, где он мог бы обучать их зимой. Я прошу вас, гиб Грешель, оплатить их пребывание там, поскольку, если вложиться в обучение кузнецов, то в будущем это избавит вас от лишних проблем.

— Вы просите меня потратить ещё больше денег на простолюдинов? — спросил гиб Грешель, нахмурив брови.

Как та, кто первой начала развивать полиграфию, я лучше всех знала, что это дело требует немалых затрат. Не то чтобы я не понимала желание потратить поменьше денег, но если не проявить твёрдость, то все вложения, сделанные до сих пор, окажутся бессмысленными.

— Металлические литеры изнашиваются быстрее, чем вы можете себе представить, — ответила я. — Если у вас не будет кузнецов, способных их изготавливать, то вам останется лишь закупать литеры у других. Я считаю, что в долгосрочной перспективе гораздо выгоднее оплатить обучение кузнецов Грешеля, однако решение принимать вам.

Я подумала, что, даже если гиб Грешель не захочет обучать кузнецов, печать в Грешеле всё равно возможна, поскольку печатные станки у них есть. Просто потребуется закупать литеры. Представив варианты, я тем самым незаметно исключила возможность того, что он просто свалит всю вину на ремесленников.

— Хм… — глубоко задумался гиб Грешель.

— Что касается бумажной промышленности, то я считаю, что вам нужно либо привозить в мастерскую чистую воду, либо решить вопрос с очисткой грязной. Тем не менее, это не та проблема, которую могут разрешить простые ремесленники. Господин Фердинанд говорил, что очистка большого количества воды требует установки магических инструментов, поэтому данный вопрос находится в ведении дворян.

Предупреждая возможность, что гиб Грешель может потребовать от ремесленников чего-то неразумного, я попыталась объяснить — в проблемах, с которыми столкнулась бумажная промышленности, нет вины простолюдинов.

— Гиб Грешель, вам решать, каким путём будет двигаться Грешель. Поэтому я воздержусь от того, чтобы давать ещё какие-либо советы.

Защищая простолюдинов, я старалась проявлять осторожность и не выглядеть слишком настойчивой. Я всё ещё не вполне понимала, какие слова могут задеть гордость дворянина.

«В общем, я хотела сказать ему: ”Грешель — твоя земля, так что перестань уже сидеть в особняке сложа руки и обвинять во всем простолюдинов, а иди и сам разберись, какие есть проблемы, и уладь их!” или “Почему бы тебе не поучиться тому, как общаться с простолюдинами у Илльгнера и Хальдензеля?!”»

***

После ужина по пути в предоставленную мне гостевую комнату я поручила Хартмуту подытожить отчёты, которые мы получили от Гутенбергов. Я не хотела оскорбить местное дворянство, а потому требовалось, чтобы Эльвира разобралась в текущей ситуации и смогла предпринять необходимые шаги. Мама могла лучше справиться в такой ситуации, чем я, не отличающаяся особой благоразумностью.

— Как пожелаете, — сказал Хартмут.

Вернувшись в комнату, я стала готовиться ко сну. Брюнхильда помогла мне принять ванну, затем вытерла и бережно расчесала волосы, пока я сидела перед зеркалом. Она выглядела немного напряженной, словно не решаясь что-то сказать, но затем всё же собралась:

— Госпожа Розмайн, я понимаю, что вы выросли в храме, и потому ваш ход мыслей отличается от нашего. Поэтому, могу я спросить: почему вы так защищаете простолюдинов? Разве не следует придавать большее значение отчёту служащих-дворян, чем простолюдинов-Гутенбергов?

Я не смогла скрыть удивления, когда сквозь зеркало увидела янтарные глаза Брюнхильды, в которых читалось замешательство. Она искренне верила, что говорила всё верно. Во время ужина, чтобы не задеть самолюбие гиба Грешеля, я не сказала и половины того, чего хотела, а что сказала, обернула в красивые слова. И тем не менее, для нормального дворянина моё поведение казалось странным и непонятным с того момента, когда я начала отдавать предпочтение отчётам Гутенбергов, а не отчёту служащих.

— Я отправила Гутенбергов сюда, чтобы гарантировать успех полиграфической промышленности. Поэтому за ужином я высказала соображения о том, что можно сделать, чтобы добиться этой цели. Если сравнивать отчёт Гутенбергов, которые работали в нижнем городе Грешеля, и отчёт служащих, которые даже не пожелали сами туда пойти… Разве не очевидно, какому больше следует доверять?

— Но разве Гутенберги не простолюдины?

— Да, простолюдины. Но при этом, они — мои руки и ноги и они — те, кто работали над расширением полиграфической и бумажной промышленности в Илльгнере и Хальдензеле.

«Эх, неудача... Мои полиграфическая и бумажная промышленность просто не вписываются в здешнюю культуру».

В такой мирной сельской местности, как Илльгнер, дворяне и простолюдины жили бок о бок, благодаря чему изготовление бумаги удалось успешно поставить на поток. Гиб Хальдензель также добился успеха на своих землях, несмотря на то, что высший дворянин. Вот почему я предполагала, что даже если не удастся достичь взаимопонимания с дворянами в дворянском районе, мы всё равно сможем развивать полиграфию в землях, управляемых гибами. Но, похоже, в этом я ошибалась.

— Брюнхильда, если у дворян Грешеля образ мыслей такой же, как у тебя, то, возможно, стоит отказаться от попыток основать здесь полиграфическую и бумажную промышленности. Потому что мой образ мыслей как той, кто вырос в храме, не подходит для этого места.

Конечно, если бы они отказались от производства бумаги и покупали всё необходимое для печати вместо того, чтобы производить самим, то, вероятно, какое-то время могли бы справляться. Вот только, по сравнению с землями, которые обеспечивали себя сами, затраты на печать оказались бы огромны. А когда полиграфическая промышленность распространится по окрестным землям, дорогостоящая печать в Грешеле просто загнётся. При этом простолюдинов раскритикуют как «бесполезных» или, в худшем случае, казнят на основе ложных обвинений.

«Мне стоит предпринять какие-нибудь меры, чтобы свести к минимуму вред для простолюдинов».

Пока я раздумывала, как не допустить наихудшего развития ситуации, Брюнхильда резко отложила гребень и встала на колени.

— Госпожа Розмайн, неужели вы не видите перспектив для полиграфии на землях Грешеля? Почему? Чем мы отличаемся от Илльгнера или Хальдензеля? Прошу вас, объясните мне.

Если бы не определённые сложности, то я бы высказала гибу Грешелю всё, что думаю, ещё за ужином. Все мои предыдущие усилия по смягчению формулировок оказались бы напрасными, если бы я сейчас просто взяла и раскрыла то, что недоговаривала.

— Боюсь, если я выскажу тебе своё честное мнение, то это наверняка заденет твою гордость. Брюнхильда, ты — дворянка Грешеля, а потому тебе не понравится услышанное.

— Я не хочу, чтобы Грешель стал первой неудачной попыткой в распространении полиграфии. Если у нас ещё есть время, чтобы всё исправить, пожалуйста, скажите мне, как, — вперив в меня янтарные глаза, взмолилась Брюнхильда.

Я видела, что она отчаянно желала, чтобы полиграфическая промышленность в Грешеле преуспела. Благодаря тому, что Брюнхильда моя последовательница, а также хорошим отношениям с Хальдензелем, Грешель начинал развитие промышленности, имея преимущество в доступе к информации. Если при всём при этом Грешель потерпит неудачу, то это непременно уязвит гордость здешних дворян.

«Что ж... Есть вещи, которые без чужого объяснения не поймёшь».

Заметить несоответствие в мышлении между собой и своим окружением может быть трудно, пока кто-нибудь третий не объяснит, в чём дело. Вопрос даже не в том, примет ли человек, что ему скажут, а в том, что он даже не получит шанса измениться, если не будет знать, что следует в себе поменять. Я это знала не понаслышке, поскольку привыкла к упрёкам, что мне недостаёт здравого смысла дворян.

— У меня сложилось впечатление, что, в отличие от других земель, дворяне Грешеля не заботятся о своих людях, — сказала я.

— Это не так. Отец…

— Гиб Грешель не считает своим долгом защищать простолюдинов, не так ли? Он не воспринимает их теми, с кем живёт рядом. Или я ошибаюсь?

— Ну, они же простолюдины. Естественно, что мы не будем жить рядом с ними, — ответила Брюнхильда так, словно считая это само собой разумеющимся.

Я тихо вздохнула.

— И в Илльгнере, и в Хальдензеле дворяне праздновали весенний молебен и праздник урожая вместе с простолюдинами. Гибы там имеют гордость как дворяне-землевладельцы, долгом которых является защита людей, живущих на их землях. Но в Грешеле я ничего такого не ощутила. Гиб Грешель больше похож на дворян из дворянского района, а не на гиба, который стремится защищать свою землю, вверенную ему аубом.

— Но мы все дворяне, разве нет? — растерянно пробормотала Брюнхильда.

Казалось, она не могла понять разницы между гибами, управляющими землями, и дворянами, живущими в дворянском районе.

— Я слышала, что дворяне-землевладельцы отличаются от дворян дворянского района. Вот почему я попросила выбрать служащих, которые будут ответственны за полиграфию, из дворян соответствующих земель. Мама сказала, что такие служащие со всей серьёзностью отнесутся к работе и руководству людьми, поскольку желают принести богатство своим землям.

Ожидалось, что служащими, ответственными за полиграфию, окажутся выбраны люди, которые привыкли работать с простолюдинами и стремятся сделать всё возможное для развития своих земель.

— Однако служащие в Грешеле не могут похвастаться ни тем, ни другим, — продолжила я. — У них нет твёрдого понимания того, за что они ответственны. Они даже не думают посещать нижний город, чтобы проверить, как обстоят дела. Если же что-то пойдёт не так, они просто свалят вину на простолюдинов.

— Но ведь простолюдины…

— Да, как бы дворяне ни обращались с ними, простолюдины не станут жаловаться. Какие бы неразумные требования ни выдвинули простолюдинам, тем приходится терпеть. Терпеть даже в тех случаях, когда их признают виновными в том, в чём они не виноваты. Пожалуй, дворяне даже не осознают, что ведут себя неблагоразумно по отношению к простолюдинам. Потому что дворянам ведь и до́лжно вести себя так.

Брюнхильда согласно кивнула. Казалось, она немного обрадовалась тому, что я понимаю разницу между дворянами и простолюдинами. Вот только я разрушила испытываемое ею облегчение следующей фразой:

— Однако с таким отношением полиграфическая и бумажная промышленности обречены на провал.

Глаза Брюнхильды широко распахнулись. Словно не в силах понять то, что я сказала на этот раз, она несколько раз моргнула, после чего, немного побледнев, тихо спросила:

— Но… почему?

— Ты действительно не понимаешь?

Брюнхильда не могла признаться, что не понимает. Выглядя обеспокоенной, она просто смотрела на меня, поджимая губы.

— Те, кто делает бумагу, кто производит чернила, кто создаёт металлические литеры, кто изготавливает печатные станки, кто печатает книги и кто продаёт их — это всё простолюдины. Полиграфическая промышленность никогда не добьётся здесь успеха, если дворяне, ответственные за неё, даже не думают о том, чтобы посетить нижний город и увидеть, как обстоят дела. Если дворяне готовы скорее раздавить простолюдинов, которые добросовестно выполняют свою работу, чем попытаться разобраться, в чём именно проблемы. Брюнхильда, я понимаю, что ты — высокородная дворянка, а потому не стоит ожидать, что ты поймёшь чувства простолюдинов. Тем не менее, я не думаю, что можно на что-то надеяться, если дворяне продолжат и дальше воротить носы от нижнего города, даже не пытаясь понять, насколько он важен.

Каждый раз, когда я отмечала, что полиграфия здесь не преуспеет, Брюнхильда вздрагивала. Выражение её лица выглядело знакомым. Она боялась. Боялась неудачи.

«Вот как, понятно. Для дворянина потерпеть неудачу с новой отраслью — это пятно на репутации. И это затронет не одного человека, а весь Грешель», — подумала я. Беспокойство Брюнхильды сразу же стало понятнее. В то же время, даже если учесть, насколько отчаянно Илльгнер стремился возродиться после упадка, я находила впечатляющим, что он решился рискнуть и попытаться внедрить бумажную промышленность, даже не будучи уверенным, что добьётся успеха.

— Во время ужина я говорила гибу Грешелю о том, как можно решить проблемы, с которыми сталкиваются полиграфическая и бумажная промышленности. Прислушаться ли к моему совету или же продолжить действовать, как прежде — решать только ему.

Брюнхильда крепко сжала кулаки и встала.

— Благодарю, что объяснили. Прошу прощения.

Я забралась в постель, в то время как о чём-то размышлявшая Брюнхильда заканчивала с приготовлениями к моему сну. По её янтарным глазам я видела, насколько глубоко она погрузилась в свои мысли.

— Брюнхильда, я вижу, что ты стремишься защитить как своё достоинство дворянки, так и гордость дворян Грешеля. Это достойно восхищения, но я надеюсь, что ты согласишься с тем, что Грешель, о котором ты так беспокоишься, это не только дворяне, но также и сами земли Грешеля, и населяющие их люди.

***

Наступил следующий день. Я планировала понаблюдать за работой сборщика налогов, после чего, если проблем не возникнет, вернуться с Гутенбергами в Эренфест. Наблюдение за сбором налогов было моей обязанностью как главы храма, поэтому я взяла с собой только Монику, Франа и двух рыцарей сопровождения. Тем временем Гутенберги собирали багаж.

Сборщик налогов проверял товары, которые уже доставили в зимний особняк Грешеля, а слуги складывали их на магический круг перемещения. Я наблюдала, как товары отправляют в замок, пока следивший за окрестностями Дамуэль не предупредил меня:

— Госпожа Розмайн, прибыл гиб Грешель.

Обернувшись, я увидела графа Грешеля и Брюнхильду, идущих ко мне в сопровождении Эльвиры и Хартмута. Выглядя так, словно принял какое-то важное решение, гиб Грешель преклонил передо мной колено.

— Госпожа Розмайн… Я бы хотел, чтобы вы обучили кузнецов Грешеля. Мы не можем позволить, чтобы полиграфическая промышленность потерпела неудачу.

Я увидела, как стоящие позади него Брюнхильда, Эльвира и Хартмут чуть расслабили плечи, словно почувствовав облегчение. Весьма вероятно, все они старались повлиять на графа Грешеля. Я не знала, что именно он решил и как намеревался изменить ситуацию в будущем, однако ясно понимала, что он желал успеха полиграфической промышленности. И раз так, я была готова оказать максимально возможную поддержку в развитии отрасли.

— Я понимаю. Я позабочусь о том, чтобы кузнецы научились изготавливать металлические литеры и вернулись в Грешель, — ответила я.

Я тут же отправила Франа сообщить Иоганну о решении гиба. Если мы собираемся забрать кузнецов в Эренфест вместе с Гутенбергами, то следовало поторопиться с подготовкой.

Наблюдая за работой сборщика налогов, я начала рассказывать гибу Грешелю, что ему следует сделать для обеспечения успеха полиграфической и бумажной промышленностей:

— Возможно, разумно сперва привести в порядок нижний город, сделав его чистым, чтобы дворян не отталкивала уже сама идея отправиться туда. Сейчас к нам будет прибывать всё больше торговцев из других герцогств, а так как Грешель расположен на одном из основных торговых путей, то если вам удастся обеспечить чистоту нижнего города, вы сможете даже превратить Грешель в торговый город. Возможно, у вас получится сделать Грешель более процветающим, чем другие земли герцогства, но это во многом зависит от ваших умений гиба.

Я добавила последний совет в качестве бонуса, на что граф Грешель удивлённо моргнул, явно не ожидая услышать подобное. Сейчас нам не хватало городов, где мы могли бы принимать торговцев, а, учитывая, что семья Брюнхильды хотела распространять тенденции, они вполне могли бы приложить все силы, чтобы очистить и развивать нижний город.

***

— Пожалуйста, загрузите багаж сюда.

После обеда я создала пандобус перед отдельным зданием и сказала Гутенбергам и остальным, чтобы они грузили багаж. Судя по тому, как все двигались, это дело стало для них уже привычным.

— Госпожа Розмайн, я привёл их! — сообщил мне Иоганн.

Он уходил в кузницу нижнего города, чтобы позвать местных кузнецов. С ним пришли двое молодых людей.

— Благодарю, Иоганн. А теперь поспешите. Нам пора возвращаться в Эренфест.

Иоганн, который наконец привык к моей пандочке, с улыбкой наблюдал, как двое молодых кузнецов опасливо забираются внутрь. Слыша, как Зак позади посмеивается над сменившим роль Иоганном, я устремила пандочку в небо.