Мадам Пуалис и Аврора разговаривали недолго. Через десять минут они вышли из кабинета.

Люмиан совместно со старшей сестрой проводил мадам Пуалис до двери.

Он посмотрел на сестру и спросил:

— Чего она хотела от тебя?

Аврора надулась и ответила:

— Она хотела, чтобы я стала главной певицей на Празднике Хвалы, но я отказалась.

Великий Пост в деревне Корду состоял из трех частей: из благословения Весенним Эльфом, ритуала на берегу водоема и праздника Хвалы в соборе. Последний в основном состоял из игры на музыкальных инструментах и хорового пения.

В регионе Льеж главный певцом часто был один из участников соборного хора, но в Корду такого не было. Поэтому в качестве альтернативы приходится искать кого-нибудь, кто сможет справиться с этой ролью.

Что касается музыкальных инструментов, то жителям деревни можно было не беспокоиться об этом. В населенных пунктах, где жили пастухи, музыка и музыкальные инструменты были незаменимы в повседневной жизни.

Пастухи круглый год жили на природе либо в шалашах, либо в ямах. Кроме своих спутников и овец, самым распространенным их занятием была игра на флейте, которую многие из них носили с собой.

Помимо выпаса, карточных игр и бесед, игра на флейте и использование музыки для самоуспокоения — это то, чем занимался почти каждый пастух в свободное время.

Именно по этой причине обедневшего или же попросту оказавшегося в трудной ситуации пастуха, описывали так: «у него даже флейты нет».

В деревне, где так много пастухов, в свободное время сложно не пересекаться и не играть на музыкальных инструментах, отдыхая от работы. Когда они собирались и беседовали на площади, всегда находился кто-то, играющий на инструменте, отчего раздавалась красивая мелодия.

Люмиан был доволен тем, что его сестра была непоколебима.

— Хорошо, — сказал он с удовлетворением.

Эти празднества были просто приятным времяпрепровождением, чтобы понаблюдать за ними и попробовать внести веселую суету. Играть главную роль было бы пустой тратой времени и могло привлечь лишнее внимание.

Стремясь сберечь зрение и имея в качестве источника света лишь керосиновую лампу, Люмиан читал недолго, а после решил умыться и пораньше лечь спать. Он обдумывал, как бы безопасно проверить, что особенного было в нем самом в мире снов.

Предположения женщины несколько раз подряд оказывались точными, и Люмиан неосознанно начал ей доверять.

В глубокой ночи Люмиан снова вошел в сон.

Он проверил свои карманы и убедился, что 217 верлей и 25 коппетов все еще там.

Выпустив вздох облегчения, Люмиан подобрал топор и стальные вилы, и по лестнице направился вниз к печке.

Огонь уже погас.

«Часы продолжают идти, пока я не сплю…» — Люмиан слегка нахмурился.

Откуда взяться чему-то особенному в таком «реальном» сне?

«А часики-то тикают» — известная Льежская поговорка, что означала, что время никого не ждет и никогда не стоит на месте.

В спальне, которую он считал наиболее безопасным местом во сне, Люмиан отложил инструменты и разделся.

Он подошел к зеркалу, прикрепленному к шкафу, и проверил свое тело дюйм за дюймом, чтобы увидеть, не отличается ли в нём что-нибудь от реальности.

Ничего необычного.

Ментальные особенности? Люмиан не спешил одеваться. Вместо этого он вернулся к кровати и сел, скрестив ноги, как часто делала его сестра во время медитации.

Ранее Аврора научила его нескольким простым техникам медитации, не связанных с мистическими элементами, чтобы способствовать появлению осознанных снов. Теперь Люмиан хотел попробовать, сможет ли он почувствовать что-то особенное в своем разуме и теле в полной тишине.

Первым шагом было отрегулировать дыхание.

Люмиан углубил дыхание и замедлил его до соответствующей частоты.

Делая медленные, долгие и ритмичные вдохи, Люмиан медленно опустошал свой разум.

Одновременно он начертил в своем сознании красное солнце, сосредоточив на нем все свое внимание и постарался избавиться от беспорядочных мыслей.

Аврора велела ему выбирать во время медитации предметы, олицетворяющие свет, на случай, если он станет

мишенью для злых и мерзких существ.

Будучи верующим в Вечное Пылающее Солнце, Люмиан, естественно, первым делом представил в голове солнце.

Постепенно его разум успокоился, и в восприятии Люмиана весь мир казался только темно-красным пылающим солнцем.

Вдруг Люмиан что-то услышал.

Казалось, звук доносился с бесконечного расстояния, но в то же время звенел в ушах. Звук был неясным, но напоминал раскаты грома.

На фоне этого неописуемого гула сердце Люмиана учащенно забилось. Словно кто-то вставил в его голову сверло, и несколько раз прокрутил.

Вспыхнула острая боль, а палящее солнце стало кровавого цвета, но затем быстро окрасилось в черный.

Сцена в его медитации разбилась вдребезги.

Глаза Люмиана раскрылись, и он начал задыхаться. Ему казалось, что он сейчас умрет.

Спустя почти двадцать секунд он окончательно оправился от ощущения близкой смерти.

Он инстинктивно опустил голову и осмотрел свое тело, заметив что-то странное на левой стороне груди.

Ему казалось, что символы, похожие на шипы, и черные, как ночь, росли из его сердца и выходили из тела, соединяясь один за другим, как цепи.

Над этими шипами были узоры, напоминающие глаза, и червеобразные искаженные линии синевато-черного цвета.

В этот момент символы, похожие на татуировки, медленно исчезали.

Люмиан был сначала шокирован, а затем впал в раздумья.

Он быстро встал с кровати и подошел к зеркалу, повернувшись спиной.

Затем он изо всех сил попытался повернуть голову влево, чтобы проверить спину.

Он едва мог разглядеть цепь из черных шипов, впивающуюся в его тело со спины.

Другими словами, эта цепь шипов запечатала в кольце его сердце и соответствующую часть тела.

Люмиан анализировал, что в нем было «необычного», не похожего на реальность, пока символы не поблекли и не исчезли полностью.

«Черные и синевато-черные символы отличаются друг от друга, и синевато-черные выглядят знакомыми. Да, они очень похожи на те, что были на том старике, которому я помог, когда бродяжничал. Именно с того времени мне стали снится туманные сны.»

Символы показались Люмиану особенными, но бессмысленными, что вызвало у него чувство разочарования.

Процесс их появления был крайне болезненным и довел его до полусмерти.

В состоянии, когда он почти потерял сознание, какая ему была разница между встречей с вооруженным монстром и доставкой ему еды?

А если бы он подождал, пока у него снова появятся силы для сражения, «особая» черта почти исчезла бы.

Во сне было холодно, как в горах ранней весной. Люмиану стало не по себе от того, что он был голым, поэтому он быстро оделся.

От такого простого действия он сильно устал, и у него снова разболелась голова.

Очевидно, он не мог за короткое время оправиться от того воздействия, которое оказала на него медитация.

Поэтому Люмиан решил на одну ночь отказаться от поисков и не предпринимать никаких попыток. Он должен был хорошо выспаться и сосредоточиться на восстановлении сил.

…

Когда Люмиан проснулся, небо все еще было темным.

Глядя на темноту в доме и красноту возле занавесок, он старательно вспоминал всё, что произошло во сне.

«Я много раз медитировал наяву, но не слышал того странного звука и не чувствовал боли…»

«Это что-то особенное, что существует только в этом сне?»

Люмиан сел в недоумении, собираясь это подтвердить.

Он повторил порядок действий и снова попробовал помедитировать.

Красное солнце быстро появилось в его сознании, а хаос в голове постепенно утих.

Для Люмиана это была привычная медитация. Не было ни странных звуков, ни сильной боли, ни предсмертных мук.

Через некоторое время он закончил медитацию, расстегнул рубашку и посмотрел на свою грудь.

Там не было никаких символов.

«Действительно, такова особенность моего сна. Он не может повлиять на реальность…»

Люмиан не знал, радоваться ему или огорчаться.

Он поднял голову и посмотрел на занавеску, закрывавшую окна. Его мысли разбегались, когда он думал о том, можно ли использовать «особенность» сна и как.

В этот момент он увидел маленькую тень за окном.

Зрачки Люмиана расширились, он напрягся, и его инстинктивной реакцией было позвать сестру. Но потом он вспомнил, что находится дома, и Аврора обещала присматривать за ним, так что она должна была это почувствовать.

Медленно и осторожно он подошел к окну, ожидая, что сестра остановит его.

Но Аврора не появлялась.

Люмиан подошел к окну, взялся за занавеску и осторожно отодвинул её, тем самым образовав своеобразную щель.

За окном была тихая темная ночь. Багровая луна висела далеко в небе.

Неподалеку на вязе тихо сидела сова, крупнее большинства себе подобных, с глазами, которые не были ни тусклыми, ни жесткими, и смотрела в окно Люмиана. Она смотрела на Люмиана с неописуемым высокомерием.

Эта сова!

Она снова здесь!

Сердце Люмиана забилось в груди.

Как и в прошлый раз, сова смотрела на Люмиана около десяти секунд, а затем расправила крылья и улетела, тем самым скрывшись в ночи.

«…» — Люмиан потерял дар речи.

Через некоторое время он задернул штору и мысленно выругался:

«У тебя что-то с головой?»

«Ты каждый раз приходишь и просто смотришь, не говоря ни слова перед тем как уйти!»

«Ты немая, или у тебя просто низкий интеллект? Неужели за столько лет ты так и не выучила человеческий язык?»

На самом деле, у Люмиана были свои догадки относительно действий совы. Он считал, что из-за его сестры она боится что-либо предпринять. В конце концов, Аврора сказала, что пока он не выходит из дома ночью, она может гарантировать его безопасность. Если бы он сейчас импульсивно высунул голову из окна, сова, скорее всего, не улетела бы спокойно.

Поругавшись некоторое время, Люмиан решил немного поспать.

Он случайно выглянул на улицу и вдруг замер.

Менее, чем в десяти метрах от него, на опушке небольшого леса, медленно шла фигура.

Она была одета в темное платье из грубой ткани, а ее волосы были тонкими и блеклыми.

«Нарока…» — Люмиан узнал фигуру.

Это была Нарока, та, кого он расспрашивал о легенде о колдуне.

Лицо Нароки сливалось с темнотой, а ее глаза отражали странный свет под слабыми багровыми лучами луны. Ее движения были ненормально скованными, как у блуждающего призрака.