— Да здравствует демократия и свобода!

— Сбросим власть диктатора Юэ Чжуна!

— Конец жестокому правлению Юэ Чжуна!

Улань, тыловой город, захлестнули уличные беспорядки. Повсюду были слышны выстрелы, и мятежники в армейской униформе с оружием в руках штурмовали правительственный квартал города.

Девушка, с короткой стрижкой и изящными чертами лица, выступала перед собравшейся толпой:

— Юэ Чжун, бессердечный диктатор, он не обращает внимания на тяжкую жизнь простых людей. Он только и занят, что постоянно отсылает войска в завоевательные походы во все стороны света, и зачастую казнит людей только из-за разницы во взглядах! Мы должны сбросить его иго и восстановить истинно народное государство! Сбросим власть диктора Юэ Чжуна!

— Покончим с правлением Юэ Чжуна!

— Покончим!

Студенты университетов, в жилах которых кипела горячая кровь юности, выкрикивали лозунги, собравшись вокруг девушки. Вдохновленные речью этой молодой женщины студенты одними из первых присоединились к бунтовщикам.

Кроме студентов в толпе присутствовали недовольные рабочие, чиновники, обыватели и все остальные, кто решил присоединиться к армии восставших, дабы под шумок «революционных лозунгов» пограбить и насиловать.

Принципы организации нового госаппарата Юэ Чжун позаимствовал из мира до апокалипсиса. Единственное, что он внес своего, так это непримиримую борьбу с коррупцией, расследуя прошлое вновь принимаемых на работу госчиновников.

Из-за практически постоянных боевых действий против зомби на промышленные предприятия легла очень большая нагрузка. Требовалось постоянное воспроизводство обмундирования, оружия, боеприпасов, полевых палаток и того подобного. Все это заставляло немалое количество работающих на этих предприятиях роптать про себя.

К тому же многие из этих людей до апокалипсиса жили очень комфортной жизнью. Они ездили на машинах престижных марок, таких как БМВ, снимали с улиц девчонок, пользуясь своим видимым благополучием. Другие были госслужащими, рабочий день которых начинался и заканчивался с чтения газеты и чашки зеленого чая. Связанные друг с другом бесчисленным количеством связей и взаимных обязательств, они вращались в одних и тех же кругах, помогая друг другу с бизнесом.

Конечно же, для такого типа людей было не по силам отработать двенадцатичасовую смену, полную нелегкого труда.

Подобный народ быстро собрался на выступление известной молодой студентки по имени Линь Жань, воспользовавшись тем, что все силы Юэ Чжуна были направлены на противостояние с двадцатью миллионами зомби.

При обычном порядке вещей, не будь наступления мертвяков, все эти их выступления закончились бы смертным приговором. Понимая это, они выбрали для переворота кризисный момент, во время которого их выступление имело шансы на успех. Более того, если у них все удастся в городе Улань, то таким образом они лишат Юэ Чжуна тыла, куда он мог бы отступить.

Стоит только состояться успешному бунту, как наверняка выступят люди против власти Юэ Чжуна и в других местах, что может привести к гибели тридцати тысяч его отборных бойцов.

Для самих бунтовщиков эти тридцать тысяч практически непобедимая армия, но для группировки мертвых в двадцать миллионов не составит никакого труда полностью их уничтожить, стоит только тем под влиянием тревожных новостей из тыла принять неверное решение.

Один из мятежников, Сыту Цзинь, с мешаниной самых разных чувств в глазах, наблюдал, как бойцы штурмуют правительственный квартал. Губы его шевельнулись, и он почти шепотом произнес:

— Правильно ли то, что мы делаем?

Мужчина средних лет с заурядными чертами румяного лица; тщательно уложенными волосами; в аккуратной, чистой одежде; окруженный аурой властности, с легкой улыбкой ответил:

— Командир дивизии Сыту! Этот мясник Юэ Чжун пытается узурпировать власть в стране! Этим он заслужил проклятье все последующих поколений! — Генерал Сыту, вы поведете войска и восстановите порядок в стране. Вы будете всенародным героем Китая!

Сыту Цзинь, что до этого в полном смешении чувств глядел на мужчину, выдохнул с облегчением.

Этот мужчина, по имени Линь Дуйсин, до апокалипсиса был одним из заместителей министра обороны. Он был среди тех, кого спасли войска Юэ Чжуна, зачищавшие предместья столицы и обошлись с ним как с одним из обычных выживших.

Это по науськиванию Линь Дуйсина Сыту Цзинь поднял восстание, так как для него он являлся полноправным представителем легальной власти.

Сыту Цзинь был приверженцем неукоснительного следования воинского устава, он искренне принял клятву службы правительству и народу.

Как обладатель более высокого звания, Линь Дуйсин отдал приказ, и Сыту Цзин начал восстание против Юэ Чжуна, конечно же, после всего этого в душе у него творился полный беспорядок.

Ин Кун, что привел из воинского лагеря батальон солдат и перекрыл улицу, ведущую к городскому правительству, громко закричал голосом, полным негодования:

— Товарищ командир бригады! Почему вы предали главу?! Ведь он относился к вам как к брату? Он не только не обделял снабжением ваше подразделение, но и когда вы не захотели убивать граждан одной с вами страны, то он отнесся с пониманием к вашему решению!

— Почему?!

— Почему вы предали главу? Ведь он сейчас сражается за нас. Разве это правильно и достойно перекрывать важный путь для снабжения и возможного отступления?

Изначально Сыту Цзинь думал, что ему достаточно легко удастся поднять войска бригады и захватить здания городского правительства, таким образом нарушив снабжение и тыловые коммуникации Юэ Чжуна. Он никак не ожидал, что его самый верных друг Ин Кун выступит против него и поведет свой батальон в город на защиту правительства.

После того как Ин Кун заявил о своей верности Юэ Чжуну, к нему подтянулось еще несколько рот, находившихся в городе. Таким образом, идея Сыту Цзиня о быстром захвате Уланя потерпела полный крах.

С мрачным лицом выслушал Сыту Цзинь обвинения Ин Куна. Он не предполагал, что Юэ Чжуна так высоко уважают, в том числе и его самый близкий товарищ и подчиненный.

Только потому, что сейчас в городе не находилось никакой иной воинской части, кроме его бригады, Сыту Цзинь решился на восстание. Отступать ему теперь было некуда, поэтому он громко ответил:

— Ин Кун! Юэ Чжун не получил разрешения на свои действия от правительства, а значит, он бандит и мятежник! Для тебя еще не поздно перейти на мою сторону!

Ин Кун также громко ответил с разочарованием в голосе:

— Товарищ командир бригады, вас ввели в заблуждение! Сейчас идет битва, в которой решается судьба человечества в степях. Если глава Юэ Чжун проиграет, то где нам искать в степи силы и ресурсы для борьбы с мертвяками? У меня были не самые высокие оценки в училище, но я хорошо знаю значение слова «стыд», и до тех пор, пока я жив, Сыту, я на твою сторону не перейду!

Ин Кун крайне разочаровался в Сыту Цзине. Больше он не обращался к нему «товарищ командир бригады», для него он стал просто Сыту Цзинем.

Сыту аж побагровел от услышанного и громко приказал:

— В атаку!

Тут же два батальона под командованием Сыту Цзиня открыли огонь по батальону Ин Куна.

Используя выстроенные на скорую руку укрепления, Ин Кун пока успешно отражал атаки мятежников. Обе стороны вели друг по другу ожесточенный огонь.

В это время в Улане внезапно раздался цокот лошадиных копыт, и мужчины на черночешуйчатых конях, вооруженные винтовками, ворвались в город.

Это были монгольские бойцы под командованием Гэн Дачжуна и бывшего заместителя командующего золотой гвардии монголов Ча Билая.

Ча Билай и Гэн Дачжун были добрыми приятелями. Ча Билай был командиром учебно-тренировочной бригады. Гэн Дачжун сразу же после того, как получил приказ от Юэ Чжуна подавить бунт, тут же разыскал Ча Билая.

Как только тот услышал приказ, он на месте возвестил о своей преданности главе и, понимая, какая ему дарована возможность, немедленно со своей учебно-тренировочной бригадой помчался к Уланю.

— Всем встать на колени и сложить оружие, иначе вы будете уничтожены без всякой пощады! Участие в мятеже считается предательством и карается смертью! — разносился по улицам Уланя самодовольный и наглый голос Гэн Дачжуна.

При виде этих суровых монгольских бойцов обыватели Уланя, что выбрались на улицы посмотреть на происходящее, тут же поразбежались по квартирам.

Остались только те, кто решил примкнуть к бунтовщикам.

— Мы хотим демократии и свободы!

— Сбросим гнет Юэ Чжуна, пришел конец власти диктатора!

Под предводительством Линь Жань студенты и другие бунтовщики, продолжая выкрикивать лозунги, встали на пути Гэн Дачжуна.

Они думали, что никто не осмелится что-либо предпринять против столь многих протестующих, «всех не переловишь», и до тех пор, пока они будут оставаться едины, Юэ Чжун ни сможет ничего с ними сделать.

Многие из наиболее умных бунтовщиков приметили окружавшую Гэн Дачжуна и бойцов рядом с ним ауру ледяной безжалостности и желание сорвать на ком-либо злобу и давно уже быстренько сделали ноги в отходящие от улицы переулки.

Гэн Дачжун обвел взглядом стоящих перед его бойцами неистовавших идиотов, требовавших свержения Юэ Чжуна, и приказал ледяным тоном:

— Убить бунтовщиков!

И хоть сам Гэн Дачжун ужасно боялся смерти, но с самого апокалипсиса он стремился к власти и благам, что она дает. И его не волновало, сколько людей придется убить, чтобы добиться высокого положения. До тех пор, пока Юэ Чжун будет вознаграждать его за исполненную службу, он будет продолжать расти в чинах и влиянии…

Ча Билай, тоже стремившийся проявить себя на службе у Юэ Чжуна, не отводя недрогнувшего взора от мятежников перед ним, подтвердил приказ:

— Убить!

Выхватив из ножен сабли, тысяча бойцов врезалась на черночешуйчатых лошадях в толпу людей.

Взлетали и падали сабли, рассекались головы и тела.

— Что та….

— На помощь!

— Не убивайте меня!

— …

Погибло множество людей, оставшиеся тут же бросились в рассыпную.

Для Линь Жань зрелище того, как монгольские бойцы рубали её товарищей, было похоже на какое-то ужасное театральное представление прямиком из ада.

С невероятно побледневшим лицом она стояла на месте, не зная, что делать.

И хоть она так громко выкрикивала лозунги и зажигательно выступала перед толпой, но она и подумать не могла, что делать в реальном восстании, она даже мысли не допускала, что Гэн Дачжун мог отдать такой приказ о резне, даже не вступая в переговоры.

Она-то думала, что храбро выступит вперед и будет вести переговоры с Гэн Дачжуном, опираясь на общественную поддержку, тем самым задерживая Гэн Дачжуна до тех пор, пока не будет взят правительственный квартал бойцами Сыту.

Эта девушка не особо голодала после апокалипсиса и не испытала и доли тех несчастий, жестокости и безразличия, что выпали большинству выживших. Можно сказать, что это был почти исчезнувший тип девушек из мира до апокалипсиса.

В плотном окружении бойцов Гэн Дачжун продолжал громко выкрикивать:

— Вставшим на колени будет сохранена жизнь! Оставшиеся стоять будут убиты! Беглецы также будут убиты!

Сам Гэн Дачжун и не думал отправляться в первые ряды для рукопашной. Он очень ценил свою жизнь.

Слыша его выкрики, эти мятежники, еще несколько секунд назад требовавшие свержения Юэ Чжуна, тут же упали на колени.

Линь Жань непонимающе посмотрела на своих товарищей, вставших на колени, но тут блеснуло лезвие сабли, и ее милая головка, закувыркавшись, взлетела в воздух, а из обрубка шеи вверх ударил фонтан крови.

Даже не взглянув второй раз на труп Линь Жань, монгольский боец с саблей в руке и равнодушным, холодным лицом проскакал мимо.

Все участники протестов, громко моля о пощаде, падали на колени.

Ча Билай повел бойцов в атаку на тыл солдат Сыту, все еще продолжавших штурм правительственного квартала.