Так вышло по воле случая?

Или, быть может, что-то во мне привлекло его?

Столкнувшись с одной из них, Уцуги Минору потом ещё не раз задавался этим вопросом.

Правды он не знал. Но кое в чём не сомневался: та чёрная сфера неверно истолковала его желание.

Даже с помощью дарованной сверхъестественной способности таким способом ему никогда не получить желанного одиночества.

Ведь своими силами он его не смог найти и поныне.

Что же оно такое — совершенное, идеальное, абсолютное одиночество, которое он без устали искал с того дня?

Часть 1

Узкая чёрная полоска дороги уходила вперёд, теряясь в тумане.

Тонкие подошвы кроссовок методично стучали по влажному асфальту.

Выдерживая темп, Минору попеременно дважды втягивал воздух носом и дважды выдыхал через рот облачка пара.

Сердце ритмично билось, перекачивая кровь.

Сокращения мышц, дыхание, пульс. Во время бега Минору чувствовал лишь это.

Он не страдал от лишнего веса — наоборот, ощутимо отставал от нормы; не состоял он и в школьном клубе лёгкой атлетики, забота о здоровье и тренировки тоже были ни при чём. Он даже не вполне понимал, нравятся ли ему вообще занятия бегом.

Причина, по которой Минору взял в привычку каждое утро устраивать себе десятикилометровый марафон, крылась в том, что хотя бы во время бега у него получалось ни о чём не думать. К тому же ему казалось, что участившиеся пульс и дыхание уносят с собой ненужные воспоминания.

По этой же причине ему хотелось бегать не утром, а ночью.

Пробежаться бы вечером по аллее вдоль реки, следуя лишь за светом луны и далёких городских огней, и смыть вместе с потом все накопленные за день воспоминания...

Вот только когда он однажды попытался выйти на пробежку в десять вечера, сводная сестра, Ёшимидзу Нориэ, ему запретила — пусть мягко, но категорично. Действительно, по ночам с берегов Аракавы часто доносились завывания модифицированных скутеров; да и Минору, первоклассник старшей школы, даже в помыслах не смел идти против Нориэ, от которой он зависел целиком и полностью.

Уже пять лет, как пробежки по утрам стали для него ежедневным ритуалом, и третье декабря 2019-го года не стало исключением.

Толчок ногой. Взмах рукой.

Выдох. Вдох.

Раннее декабрьское утро выдалось тёплым, и ветер приятно задувал в полурасстёгнутую ветровку. На следующей неделе обещали дожди, так что бегать в лёгкой одежде оставалось всего несколько дней. Можно было, конечно, надеть дождевик, бегать зимой под дождём и получить десятикилометровый маршрут в практически единоличное распоряжение, но тогда на учёбу ни физических, ни умственных сил не хватило бы.

Без хорошей нагрузки, разумеется, бегать глупо, но ещё глупее клевать носом на уроке и навлечь на себя гнев учителя. Минору бегал, чтобы отделаться от воспоминаний, а нагоняй учителя придётся забывать несколько недель.

В последний раз он получил выговор два года назад, на втором триместре второго года средней школы. Его классный руководитель заявил, что испечённый сводной сестрой вишнёвый пирог, который он положил себе в бенто, подпадает под школьный запрет на сладости, и после основательной перебранки пирог конфисковал.

В тот раз учитель дошёл до того, что начал говорить грубости и про Нориэ; Минору, отчаянно сопротивляясь растущему возмущению, не сдержал слёз. Задиры-одноклассники не могли такого пропустить, осыпали его насмешками, и когда терпение лопнуло...

—Тц!..

Минору стиснул челюсти и заметно прибавил темп.

Он бежал по маршруту едва ли не спринтом, выплёвывая сквозь зубы обрывки фраз.

— Зачем... я это... вспомнил?!

Забыть. Я должен забыть. Все воспоминания о собственной тупости.

Иначе вспомнится и всё остальное.

Даже тот день восемь лет назад. Воспоминания того дня, когда весь его мир уничтожили; того дня, когда он сидел в тёмной дыре и только и мог, что считать.

Минору помчался что было сил.

Дыхание сбилось, пульс участился. Но этого не хватало. Без боли не получится очистить сознание, что погрязло в воспоминаниях будто в чёрных сточных водах.

Бежать. Бе-жать.

Если б только он мог продолжать мчаться, пока не износится сердце или лёгкие...

И тогда воспоминания остались бы позади, а сам он отправился бы в неведомые края.

Но, увы, уже через несколько секунд за пеленой тумана показались серебристые столбики — транспортная преграда, а заодно старт и финиш его бегового маршрута.

Он подавил нахлынувшее отчаяние и стал понемногу сбавлять темп. Едва ветер, остужавший грудь во время бега, ослаб, как под ветровкой проступил пот. И дыхание, и пульс почти моментально вернулись к норме.

Неторопливо преодолев последние пятьдесят метров, Минору прошёл между столбиков и остановился.

Потом напульсником смахнул пот со лба и остановил таймер спортивных часов, которые носил на левой руке. Когда те пискнули, он недоверчиво посмотрел на цифры, что отобразил ЖК-дисплей... и обомлел.

Он, конечно, ожидал хороших результатов, но это...

— ...Слишком быстро... — обронил Минору и глубоко вздохнул.

Имея за плечами пять лет утренних пробежек, он приобрел какие-никакие, но знания о длинных дистанциях. И благодаря этому прекрасно понимал: время забега — не та вещь, которую легко улучшить. Результаты, как правило, меняются день ото дня, в зависимости от физического состояния, погоды и прочего, и хоть какой-то прогресс наступает только через несколько месяцев... а замечают его и того позже. По крайней мере до сих пор всё было так.

А теперь, если верить часам, всего за три месяца Минору улучшил свой рекорд почти на три минуты. Конечно, в конце он чуть-чуть поднажал, но в целом даже сдерживался.

Отпустив часы, он потянулся правой рукой к груди.

Надавил кончиками пальцев на центр грудной клетки.

Боли не было, чужеродное тело не ощущалось. Но чувства не лгали. Прямо над сердцем едва заметно притаилось тихо посапывающее нечто.

— ...Это ведь из-за тебя? — шепнул Минору. Ответа не последовало. Впрочем, других объяснений все равно не было.

Тот случай тремя месяцами раньше ему не приснился. Нечто спустилось с неба, просочилось ему в грудь и исчезло. Нет… Прижилось и слилось с телом.

И из-за этого Нечто его скорость неестественно возросла. И не только она; с недавних пор ему казалось, что и слух со зрением заметно улучшились.

...Быть не может. Бессмыслица какая-то, — говорила логика, но подсознание шептало в ответ: Здравый смысл — всего лишь иллюзия.

В нашем мире возможно всё, даже выходящее за пределы здравого смысла, каким бы странным, ужасным и печальным оно ни было.

Например, счастливая жизнь семьи из четырёх человек исчезла в одночасье при непонятных обстоятельствах.

— ...Неважно, — прошептал Минору и опустил ладонь.

Чем бы ни была вселившаяся в него штуковина и как бы она ни повлияла на среднее время его бега, это всё неважно. В конце концов, он ведь бегал не для того, чтобы участвовать в каких-то соревнованиях.

Желал он всего лишь продолжения обычной серой повседневности. Не создавать лишних воспоминаний, не оставаться в чужих, просто продолжать, словно призрак, незаметное существование.

Да уж, сейчас я точно какой-то призрак. Всё-таки в тот день вместе с отцом, матерью... и сестрой должен был умереть и я, — продолжая внутренний монолог, Минору повернулся.

Немного позади виднелась лестница набережной. До дома отсюда было около километра.

Минору убрал с экрана часов таймер и убедился, что до школы осталось ещё немало свободного времени. Он взглянул на небо — оно понемногу покрывалось багрянцем. Начинался новый день, ничуть не отличающийся от предыдущего.

Проверяя в уме расписание, Минору повернулся было к лестнице...

...как вдруг за спиной послышались отчётливые шаги. Его нагонял бегун, двигавшийся по тому же маршруту.

Минору отошел к левой стороне аллеи, иначе он загородил бы единственный проход сквозь ограждение — строго по центру. А если бы на него при этом раздражённо цыкнули или сказали бы еще что-то, память, которую он с таким трудом очищал, тут же забилась бы отвратными воспоминаниями.

Любуясь небоскрёбами нового центра Сайтамы, сверкавшими в лучах утреннего зимнего солнца, Минору ожидал, когда бегун минует его...

Но шаги неспешно замедлились и вскоре остановились прямо перед ним.

Их владелец тяжело дышал и пах довольно приятно. Прямо на незнакомца Минору не смотрел, но, похоже, бегун оказался девушкой. Тоже, наверное, пользовалась этими столбиками как финишной чертой.

Впрочем, стоять здесь вечно Минору не собирался. Он отвёл взгляд и уже хотел было сбежать к лестнице, но его планы снова потерпели неудачу.

Незнакомка неожиданно обратилась к нему из-за спины.

— А, постой... кажется... Уцуги-кун? — спросила она, задыхаясь, и потрясённый Минору остановился.

По голосу он её не узнал. И знакомых, бегающих по этой же аллее в это же время, у него не было. А если бы были, он нарочно сменил бы место или время.

На секунду он задумался, не стоит ли сказать «нет, вы ошиблись» и сбежать, но предыдущие ошибки научили его, что в жизни такое опрометчивое и даже хамское поведение ни к чему хорошему не приводит. Так что Минору отказался от мыслей о бегстве и неловко повернулся.

Совсем рядом с ним, упершись руками в колени и с трудом пытаясь отдышаться, стояла женщина... нет, девушка миниатюрного телосложения.

Наверное, его ровесница, или, может, чуточку младше. Впечатление миниатюрности дополняли короткие волосы. На вид хрупкая, но на руках под салатового цвета спортивным костюмом были заметны крепкие мышцы, явный результат ежедневных тренировок.

А ещё… Она смотрела на него снизу вверх, и черты лица показались Минору смутно знакомыми.

— Э-э... эм...

Пока он тщетно пытался отвертеться от невысказанного вопроса “ты кто?”, от улыбки девушки не осталось и следа, а губы обиженно надулись. Наконец отдышавшись, она глубоко вдохнула, выпрямилась и, уперев руки в боки, заявила:

— Минова.

— П-простите?

— Минова Томоми. Старшая школа Ёшики, класс 1-8.

— А-а...

Не зная, как лучше отреагировать, Минору вяло кивнул.

Старшая школа Ёшики в префектуре Сайтама — школа, в которой, собственно, Минору и числился; год обучения совпадал, а вот класс — нет. Класс Минору находится в противоположном конце школы; ничего удивительного, что за короткие восемь месяцев он не запомнил лицо некой Миновы Томоми.

Когда он добрался до этой мысли, Томоми снова к нему обратилась:

— А в Хачио я была в классе 2-2.

— ...А-а...

На этот раз Минору кивнул увереннее.

В средней школе Хачио Минору тоже когда-то учился. Более того, на втором году он учился как раз в классе 2.

Получается, эта девушка всего два года назад — а точнее, год и девять месяцев — была его одноклассницей.

Запоминать лица — не его конёк. Ещё бы, Минору ведь даже посреди разговора не смотрел собеседнику в лицо. И всё же, проучившись в одном классе целый год, хотя бы парой слов они должны были перекинуться. Если даже с учётом этого на ум ничего не приходило, то уж не значит ли это, что каждодневная «очистительная пробежка» приносила больше пользы, чем он полагал?..

Пока он над этим раздумывал, надутое личико девушки вдруг показалось ему знакомым. Минору, нахмурившись, старательно ухватился за далёкое воспоминание.

— Так... Минова-сан, Минова-сан... а... кажется, раньше у тебя волосы были длиннее... — пробормотал он, и Томоми просияла. Она кивнула так энергично, что короткие волосы взметнулись.

— Верно! Перед поступлением в старшую я их обрезала.

— Хм...

Она ждёт, пока я поинтересуюсь, или просто так сказала? — колебался он. Но Томоми, к счастью, не собиралась тянуть с историей волос и, защипнув кончик пряди, которой теперь недоставало трёх сантиметров до плеч, продолжила:

— Просто в клубе лёгкой атлетики первогодкам длинные носить запрещено. Вот в средней школе и с резинкой было всё окей.

— Понятно, — выдал Минору дежурный ответ.

Если считаешь правила клуба несправедливыми, могла бы настоять на их изменении или бросить его, — этого Минору вслух говорить не стал. Он слышал, что из клубов, в особенности спортивных, нельзя так просто взять и выйти, а первогодкам возмущение устоявшимися правилами грозило неприятностями.

Хотя, что-то я много навыдумывал.

Скорее всего эта Минова Томоми просто любит атле… любит заниматься бегом. И ради этого без тени сомнения пожертвовала волосами.

За размышлениями в Минору пробудилось ещё одно далёкое воспоминание: школьная линейка, директор на сцене вручает грамоту ученице, а та торопливо кланяется. За спиной у неё — задорно болтающийся конский хвостик.

— А-а... Минова-сан, кажется, ты в третьем классе на национальный турнир попала...

— Медленно соображаешь! — выпалила недовольная Томоми, но тут же расплылась в улыбке. — Хотя о чём ещё говорить, когда разговор заходит о клубах. И вообще, тогда я всего лишь десятой в рейтинге средних школ была... а в этом году даже с отборочных на районные вылетела...

— Д-да что ты, не скромничай. Мне до таких высот как до луны, — неуклюже попытался он загладить разговор, однако Томоми почему-то снова надулась.

— ...Так чего же я, Уцуги-кун, за тобой угнаться не смогла?

— Э?

— Я увидела тебя еще на мосту Ханекура, но даже приблизиться не смогла, пока досюда не добралась!

— ...Я и н-не заметил...

— А ты, я смотрю, даже особо не вспотел.

— ...П-просто сегодня прохладно... — несмотря на внешнее спокойствие Минору пребывал в панике.

Ученица из той же школы обнаружила его тренировочный маршрут, более того, проследовала за ним, а он даже и не заметил. И в довершение всего, Минору и мечтать не мог, что его физические данные разовьются до того же уровня, что у человека, принимавшего участие в национальном турнире лёгкой атлетики среди учениц средней школы.

Томоми сверлила потерявшего дар речи Минору пристальным взглядом больших карих глаз.

— Уцуги-кун, ты же ни в средней, ни в старшей школе лёгкой атлетикой не занимался?

— ...Угу.

— Каждый день здесь бегаешь? Сколько уже? На какую дистанцию?

— Это самое... — Скрыть-то он хотел, но растерялся и в итоге ответил как есть: — Пять лет, где-то по десять километров.

— Э-э-э-э?! — Минору не знал, какие уж там выводы сделала Томоми, но на её личико мигом вернулась улыбка. — Здорово, даже в нашем клубе почти никто столько самостоятельно не занимается.

А затем она произнесла слова, которых Минору опасался больше всего.

— Раз ты такой быстрый, обязательно вступай к нам в клуб!

—...Э... м...

На этот раз отделаться простым «угу» не вышло бы.

Если бы Минору состоял в клубе — не обязательно легкоатлетическом, а вообще в любом, количество ненужных воспоминаний подскочило бы в разы. А главное — скорость, которой так заинтересовалась Томоми, он обрёл не благодаря пяти годам тренировок. Минору считал, что это влияние «нечто», вселившегося в его тело три месяца тому назад.

Нет ничего хорошего в том, чтобы с помощью этой, так сказать, заимствованной силы соревноваться с честно работающими над собой членами клуба, не говоря уже о том, что скорость как пришла нежданно-негаданно, так может и уйти. Если Минору примет приглашение, а потом вдруг ни с того ни с сего растеряет прыть... от одной только мысли его бросало в холодный пот.

— ...Как бы сказать...

...Я бегаю не ради того, чтобы стать быстрее.

Минору ломал голову над ответом — никак не получалось подобрать слова помягче, чтобы это выразить.

Но ответить он так и не успел.

— !..

Его чрезвычайно обострившийся в последнее время слух уловил какое-то шуршание. Он рефлекторно обернулся направо: под покровом густого тумана быстро приближалась тень.

Велосипед… шоссейный.

Велогонщик, не сбавляя скорости, мчался к столбикам заграждения. И на его пути стояла Минова Томоми. Распознал ли велосипедист в размытых фигурах перед ним людей — неясно, но Томоми его однозначно не заметила.

До неминуемого столкновения, нет, аварии осталось меньше трёх секунд. А после столкновения с велосипедом, двигающимся на скорости тридцать километров в час, царапинами не отделаешься.

— Эй! — крикнул велосипедист, видимо наконец-то заметив Томоми.

Минору как по сигналу пришёл в движение. Он шагнул вперед и, не успев даже опустить ногу, потянулся к Томоми, правой рукой обхватил её за спину и что было мочи толкнул влево. Тонкие покрышки заскрипели от экстренного торможения, но шоссейный велосипед продолжил скользить по мокрому от тумана асфальту.

Оттолкнуть Томоми Минору успел, но от толчка сам завалился вперёд. Справа неумолимо приближался велосипед.

Сейчас врежется.

Минору затаил дыхание.

Почувствовал, как громко ударило сердце.

И в этот момент...

«Нечто» очнулось ото сна.

Звуки угасли.

Мир перед глазами окрасился в синеватый оттенок.

Подошвы кроссовок оторвались от дорожного полотна, тело приподнялось на несколько сантиметров.

Рычаг тормоза, выступающий из рога на рукояти, коснулся его руки. Должен был.

Но Минору ничего не почувствовал. Ни боли, ни шока, ни даже простого прикосновения.

Велосипед же сместился с курса — его будто откинуло, занесло, но велосипедист, кое-как удержав равновесие, вернулся к центру аллеи. Примерно тогда же проявившее себя «нечто» ушло восвояси.

К миру вернулись обычные краски, а ступни Минору коснулись земли. Отступила и причудливая тишина, уступив место городскому шуму.

— Осторожнее там! — сердито крикнул велосипедист, медленно повернулся, покосился напоследок через солнцезащитные очки и умчался дальше по улице.

Минору некогда было благодарить судьбу, что всё обошлось.

Что это было?!

Застыв в нелепой позе и нервно глотая воздух, он поднял занемевшую руку к глазам.

Велосипед должен был задеть кисть. Не коснуться вскользь, а ударить по ней. После столкновения такой силы, что велосипед сместился с курса, очень странно, что самого Минору не отшвырнуло прочь, и уж по крайней мере должен был остаться синяк.

Но как он ни вертел руку, а никаких ссадин или ушибов не нашёл. Естественно, не ощущал он и намёка на боль.

— У... Уцуги-кун! Ты цел?! — хрипло произнесла Минова Томоми.

Минору опустил руку и повернулся.

Девушка сжала руки перед грудью, сложила чересчур отчётливые для современной девушки брови идеальным домиком, глаза широко распахнуты — вот-вот выпадут, а губы приняли форму овала.

И увидев её такую нелепую реакцию...

Минору не сдержал смешка. И тут же, смутившись, прикрылся ладонью.

— П-прости. Просто ты сейчас такое лицо сделала...

Томоми недоумённо моргнула, а потом залилась краской.

— Э-эй, я тут о тебе беспокоюсь, а ты! А лицо у меня всегда было слишком выразительным! Ах, ничего не болит?! Тебя же велосипед сбил!

— ...Да, но...

Минору придал лицу серьёзное выражение и продемонстрировал Томоми руку.

— Кажется, цела. И нигде не ранен.

— П-правда?.. Слава богу… — Томоми облегченно вздохнула, но затем ни с того ни с сего с досадой прикусила губу и низко склонилась. — Прости, что застыла как вкопанная! И спасибо, что спас!

— Н-не стоит... хорошо, что ты не пострадала, — ответил Минору, но миниатюрная бегунья все еще не разгибалась и только секунд через пять робко подняла глаза.

— ...Меня уже как-то раз здесь чуть не сбили. Поэтому обычно я бегала в парке Акигасэ...

Парк, о котором упомянула Томоми, находился на юго-западе района Сакура города Сайтама одноимённой префектуры, и возвели его вдоль основного рукава Аракавы. Он был весьма популярен среди бегунов, но Минору старался там особо не появляться. Не только в Акигасэ — в любом крупном парке его посещали воспоминания о далёком, очень далёком прошлом.

— ...Да, велосипедисты здесь гоняют только так. Но здорово, что всё обошлось, — оборвав размышления, Минору вернулся к теме, и Томоми наконец улыбнулась.

— Угу. Нет, правда, большое спасибо, Уцуги-кун. У нас скоро поездка на природу, и если б я поранилась, на ней можно было бы ставить крест. Вечно ты так...

Последовала пауза, и Минору слегка наклонил голову.

У Томоми на лице проскочила искорка сомнения, но она решила продолжить:

— ...В общем, как-то раз во втором классе ты начал ругаться прямо в кабинете, помнишь? Я вот хорошо запомнила. В тот раз ты разозлился, потому что учитель дурно отзывался о твоей старшей сестре. Ух, я тогда тоже здорово разозлилась, хотела вступиться за тебя, только храбрости не хватило. В тот раз я подумала, «Уцуги-кун, ну ты и смельчак... да ещё и добрый к тому же»...

Но слова Томоми...

...Минору перестал слышать ещё на середине.

Дыхание спёрло. Грудь запылала, а руки и ноги, наоборот, словно сковал лёд.

Воспоминания, которые необходимо забыть... и, как ему казалось, давно забытые. Никто из присутствовавших там об этом уже, скорее всего, и не помнит.

Минору смотрел в землю. Ладони сами собой сжались в кулаки. Вдохи и выдохи проходили через сдавленное горло с огромным трудом.

— ...Уцуги-кун?.. — с подозрением окликнула его Томоми, но Минору, не посмотрев на неё, хрипло ответил:

— Н... ну что ж, пора бы и домой, а то в школу опоздаю. Ладно... увидимся.

С этими словами Минору повернулся к лестнице неподалёку и рванул со всех ног.

Естественным в глазах Миновы Томоми этот побег не выглядел. А раз показался неестественным — значит, крепче остального укоренится в её памяти.

Минору это понимал, но не смог заставить себя помедлить.

...А ведь я так старался быть неприметным. Почему люди меня запоминают? Почему не хотят оставить в покое?

Одиночества.

Он желал одиночества. Не хотел помнить людей, не хотел оставаться у них в памяти, хотел навечно свернуться калачиком в мире пустоты.

Даже миновав бетонную лестницу и оказавшись среди жилых домов, Минору не сбавил шаг.

Он уже и думать забыл о том странном явлении, что недавно охватило его... или же защитило.

Часть 2

Дрянь.

Омерзительная. И они ещё смеют называть эти помои едой.

Возмущённый до глубины души, Такаэсу Хикару отложил столовые приборы и протёр рот салфеткой.

Он поднёс бокал с вином к губам — и был даже готов прожевать твёрдую, гладкую субстанцию, лишь бы избавиться от послевкусия... впрочем, он, конечно, при всём желании такого бы себе не позволил.

Отпив белого вина, он поиграл с ним во рту, будто пытаясь прожевать, и проглотил. Вопреки многословным дифирамбам камерьере*, что вкус, что аромат оказались ниже среднего, но всё же лучше поданного блюда.

Не опуская бокала, он перевёл взгляд на почти не уменьшившуюся порцию пасты.

Он слышал, что главное блюдо этого заведения — феттучини ручной работы, но с такой готовкой лучше бы он поел сухой лапши. Поскольку свежую пасту, в отличие от сухой лапши, невозможно приготовить аль денте — чтобы в ней осталась твердость — она, если не обратить должного внимания на ингредиенты, приготовление теста и процесс варки, легко потеряет текстуру — самую свою суть.

Местному феттучини, например, должного внимания не уделили. Низкосортная мука, никудышный замес, а о варке и вовсе говорить не приходилось. В результате текстуры как таковой на пробу уже не осталось — одна вязкая склизкая жижа.

Текстура.

Не только итальянская кухня, на критике которой специализировался Такаэсу, но и вообще любая кухня в первую очередь должна оцениваться не за вкус, не за запах и не за сервировку, а за текстуру — за ощущения на зубах.

Впиться, откусить, прожевать, размолоть. Именно эти действия пробуждали примитивный человеческий инстинкт и позволяли в полной мере насладиться блюдом. Любой предпочёл бы импортное жилистое мясо с рисом за триста йен говяжьему стейку, превращенному кухонным комбайном в тягучее месиво.

Повар без должного чувства текстуры в конечном счёте не преуспеет и в остальных аспектах кулинарии. Такими темпами и грядущее секондо пьятто* тоже окажется разочарованием. Будь на то его воля, Такаэсу бы немедленно покинул заведение, но поступить так он не мог: пригласил его сюда близкий к СМИ человек, представившийся местным постоянным клиентом, так что придется написать почти что хвалебную статью.

Когда Такаэсу нехотя взялся за вилку и кое-как запихнул в себя кусок феттучини, недостойного пойти даже на собачий корм, в дверях кухни показался мужчина в фартуке.

На бородатом, не знавшем понятия «чистоплотность» лице растянулась широкая улыбка: определённо владелец ресторана и по совместительству шеф-повар.

— Здравствуйте, Такаэсу-сенсей! Все ли пришлось вам по вкусу? — громко обратился он к Такаэсу, нацепившему притворную улыбку.

— Благодарю, я получаю истинное наслаждение.

— Что ж, я польщён. Вас ожидают другие блюда, приготовленные со всей душой, а это, кхм, комплимент за счёт заведения. На следующем подносе — просто шедевр!

С этими словами шеф поставил на столик бокал «спуманте россо»*.

Ты настолько бестактен, что даже вино, да ещё и игристое, налил на кухне, не показав бутылку? Такаэсу снова захлестнула волна возмущения, но шеф этого совершенно не заметил и даже совершенно невпопад протянул ладонь.

Неохотно поднявшись, Такаэсу с улыбкой пожал руку в ответ...

...Может, укусишь? — подначивало подсознание.

Он приподнял грубый, узловатый, пропитанный никотином — совершенно неподобающий повару палец... и непринуждённо впился в него зубами.

Резцы прокусили кожу и мясо, а когда добрались до средней фаланги, он слегка усилил нажим. Встретилась ему и текстура надкостницы, которая щёлкнула, расколовшись на гладкие половинки, и текстура хрустящих остеонов. Наконец, оказала последнее сопротивление кортикальная пластина. Когда он совершил решительный укус, лопнул сочный костный мозг. Аль денте. Аль денте. Прекрасное аль денте.

— ...Сенсей? — окликнул его слегка растерянный голос, и Такаэсу очнулся. Чуть погодя — понял, что до сих пор сжимает руку шеф-повара и, сохраняя улыбку, отпустил её.

— Простите за грубость: при мысли, что этой рукой создавались сегодняшние кулинарные шедевры, меня сразу трепет охватывает.

Шеф неловко улыбнулся, поглаживая правую руку левой.

— Ха-ха, что вы. Это я польщён слышать такое от птицы вашего полёта, сенсей.

Слегка занервничал шеф наверняка не из-за пятисекундного рукопожатия с Такаэсу, а потому что подавляющую часть блюд он готовил вовсе не сам. Впрочем, лучше уж так. Если бы ему действительно пришлось дегустировать пасту с привкусом табака, несколько потерянных связей не остановили бы его от написания разгромной статьи.

Проводив взглядом спешащего на кухню шефа, Такаэсу поправил воротник сшитого на заказ костюма и вернулся за стол.

Жадно глотнул шампанского, стараясь успокоить «Это», что покалывало в мягких тканях нижней челюсти.

Тук. Тук.

Колющая боль, доставлявшая одновременно и раздражение, и удовольствие, исходила из небольшого, диаметром чуть менее двух сантиметров, комка. На осмотре Такаэсу не был, но то, что это не опухоль, знал наверняка. Потому что не его тело породило красную сферу, которая выглядела совсем как глазное яблоко живого существа.

Этот глаз пришёл откуда-то «извне». Извне Токио... Японии... а может, и самой Земли. Тем вечером тремя месяцами ранее он вселился в нижнюю челюсть Такаэсу и наделил его двумя чертами.

Первая — тяга кусать.

А другая — способность, позволяющая её реализовать.

С тех пор та штуковина — впрочем, раз она уже в его теле, наверное, стоит называть её «эта штуковина» — иногда... точнее, постоянно искушала Такаэсу:

«Положи в рот, разгрызи, пережуй».

«Ты уже не человек. Ты хищник, грациозно плывущий по городским трущобам, люди для тебя — добыча».

Вот только покуда Такаэсу называл себя ресторанным критиком, он не проявлял желания тащить в рот неподходящие вещи. Например, провонявшие сигаретами пальцы плохого шеф-повара.

...Просто немного потерпи, — шепнул он глазу, и боль понемногу стихла. Но притаился глаз ненадолго. Такаэсу не грыз костей уже почти неделю.

Когда он уже было предался воспоминаниям о грандиозном банкете, произошедшем семь дней тому назад, камерьере, наконец, подал секондо пьятто на подносе. Глазам Такаэсу предстала совершенно заурядная телячья сальтимбокка. Настолько заурядная, что Такаэсу по одному только виду мог точно представить её вкус. Вдобавок ещё и пережаренная.

Будь мясо хотя бы с костями... впрочем, пусть даже так, схватить целую кость и вгрызться всё равно было бы непозволительно.

Сдерживая вздох, Такаэсу натянул вымученную улыбку, которая по-хорошему должна была олицетворять его безудержное наслаждение, и взялся за нож.

С превеликим облегчением покинув ресторан, Такаэсу покачал головой и зашагал к платной стоянке, где оставил машину.

Для шести вечера по этой широкой дороге шло слишком мало людей. Даже в окнах возвышающегося у него над головой небоскрёба почти не горел свет. «Новый центр Сайтамы» — звучит, может, и громко, но настанет ли день, когда он заменит токийский Синдзюку — ещё вопрос.

Как минимум, этот итальянский ресторан к тому времени точно закроется. И Такаэсу здорово выводила из себя необходимость написать в статье хвалебную ложь.

Во рту до сих пор ощущалась текстура растёкшейся пасты. Он уже предвкушал, как будет чистить зубы, когда дойдёт до машины: в бардачке лежали про запас бутылка минералки и дорожный набор для чистки зубов. На душе должно немного полегчать, если выжать побольше зубной пасты и драить долго, со всем тщанием. Шарк, шарк.

Нынче зубы Такаэсу спокойно перенесут несколько часов чистки подряд. Не то что раньше.

Когда он вернётся в Токио, то добудет себе ещё кость и с большим удовольствием пустит в ход свои прекрасные зубы.

Он заприметил ещё четырёх жертв. План понадобится проработать так же скрупулезно, как в прошлый раз, но и в выборе собственного меню есть определённая доля веселья.

Громко стуча каблуками туфель ручной работы, Такаэсу миновал оставшиеся пару десятков метров вдоль Сайтама Супер Арены и добрался до парковки. Потом немного задержался на входе, любуясь ожидающей внутри тёмно-синей «Мазерати Гран Туризмо».

Эффектный корпус прямо-таки сочился мощью. Овальная решётка радиатора сверкала словно клыки хищника. Строенные воздухозаборники создавали впечатление рыбьих жабр.

Эта машина — акула. И даже более того: самая быстрая среди всей акульей популяции акула-мако, четвертая в списке любимых акул Такаэсу.

Наверняка ему полегчает, стоит только забраться в кабину, выехать на магистраль рядом со входом и утопить педаль газа в пол. Но сперва — почистить зубы.

Он подошёл к двери и уже собирался открыть замок, как вдруг...

Такаэсу застыл.

Вкусно пахнет.

Поводил носом. К стылому декабрьскому воздуху примешался слабый, но сладкий аромат. Не цветочный, и точно не запах духов.

Аромат здоровой, как следует закалённой плоти и крепких костей.

Слух Такаэсу, уступающий в остроте только обонянию, уловил лёгкую поступь. Тогда он прислонился к крупному корпусу своей машины и стал дожидаться хозяина шагов.

Вскоре на тротуаре показалась бегущая трусцой юная девушка в спортивном костюме. Должно быть, ученица средней школы, а может, первых классов старшей. Короткие волосы были естественного цвета, косметикой и прочей химией тоже не пахло. От вспотевшей кожи исходил только аромат здорового тела, похожий на запах парного молока.

Очень вкусно пахнет.

Закрыв глаза, Такаэсу сосредоточился на шагах.

В сухих хлопках кроссовок по асфальту слышался шум голенных костей, особо любимых Такаэсу... мелодичное постукивание беззаботной большеберцовой кости и податливой малоберцовой.

Изумительно.

Компактное костное вещество, составляющее наружный слой кости, соответствовало своему названию и было плотно укомплектовано. Должно быть, она с детства не страдала недостатком кальция и витаминов. Он почти видел расположившуюся за крепкими мышцами жемчужно-белую надкостницу.

Когда девочка миновала парковку, Такаэсу открыл глаза и облизнулся.

Тук, тук. Обитающий в нижней челюсти красный глаз кольнул его.

Кусай, кусай, — призывал он.

— ...Не будь так нетерпелив, компаньо, — прошептал Такаэсу в ответ и немного погодя ушёл с парковки.

Фигура удаляющейся девчушки становилась всё меньше. Но острое, достойное акулы обоняние позволит запросто продолжать преследование, даже если она совсем скроется с глаз.

Такаэсу спрятал острую улыбку за поднятым воротником пиджака и двинулся за добычей.

Часть 3

Четвёртое декабря, среда. Кудлатые облака затянули небо, предвещая циклон.

Путь от дома, расположенного на северной окраине района Сакураку префектуры Сайтама, до школы составлял шесть километров. Минору пересекал скоростную железнодорожную магистраль Оомия и линию Сайкё с конечной у главной линии Тохоку. Обычно он ехал на велосипеде — самом обычном, в отличие от того спортивного, что чуть не сбил его вчера.

Эти шесть километров он мог бы и пробегать, но тогда в школе пришлось бы переодеваться, что привлекло бы к нему лишнее внимание — ведь Минору не состоял в спортклубах. Получится ли прожить оставшиеся три с хвостиком недели две тысячи девятнадцатого года мирно и спокойно? Сейчас это было главной и единственной заботой Минору.

Как раз поэтому вчерашний промах вызывал у него досаду.

В конце разговора с Миновой Томоми он удрал, сломя голову, и это было крайне глупо с его стороны.

Если бы он начал действовать сразу, как только заметил приближение велосипедиста, он мог бы спасти Томоми и без тех выкрутасов, а их встреча вообще могла бы завершиться обменом приветствиями без лишней болтовни.

И ведь Минору прекрасно знал, что долгие разговоры приводят только к новым неприятным воспоминаниям.

Но сделанного не вернешь.

После вчерашнего ему оставалось только избегать встреч с Томоми и надеяться, что всё скоро забудется. Маршрут для пробежек он сменил ещё утром. С Томоми они были на одной параллели, и от случайных встреч в школе, конечно, не застраховаться, но даже если она наткнется на него — вряд ли у всех на глазах заведёт разговор с белой вороной. Она ведь всё-таки бывшая участница национальных соревнований, восходящая звезда клуба лёгкой атлетики — в общем, представительница высшего сословия школьной иерархии.

За этими раздумьями Минору проехал шесть километров, остановился у школьной стоянки для велосипедов и тщательно приковал свой. Поскольку его не слишком радовала перспектива после занятий не обнаружить велосипед на месте, он не поскупился на крепкий замок, который запирался на ключ.

Поправив водонепроницаемый портфель и укутавшись в шарф по самый нос, он смешался с потоком учеников и побрёл к дверям.

Внутри он достал из шкафчика сменную обувь, кинул туда кроссовки и закрыл металлическую дверцу, старательно прокрутив три колёсика кодового замка. Конечно, для душевного спокойствия стоило бы и сюда повесить небольшой замок, но так больше шансов привлечь нежелательное внимание. Да такие меры и ни к чему — едва ли среди учеников старшей школы и сейчас найдутся любители подшутить, спрятав чужую обувь. Большинство школьников даже не пользовалось замками — но для Минору это было принципиально.

...Всё-таки не доверяю я людям.

Раз эта черта не исчезла за столько лет, надо постараться хотя бы не показывать её при других. Так, сегодня весь день ни с кем не заговариваю, сижу тише воды. Хотя вряд ли хоть кому-то есть дело до моих причуд, — Минору с самого утра погрузился в пессимистичные раздумья.

И тут же кто-то хлопнул его по спине*, весело воскликнув при этом:

— Утречка, Уцуги-кун!

Оцепенев, Минору неуклюже обернулся.

Перед ним, невинно улыбаясь, стояла Минова Томоми, одетая в спортивную форму. Тетради, школьные принадлежности и вещи для занятий в клубе, видимо, помещались в жёлтый ранец у неё за спиной. Её лоб слегка поблескивал от пота.

Всего несколько секунд назад Минору убеждал себя, что «в школе она к нему не обратится», и теперь пребывал в ступоре — слишком уж быстро его уверенность потерпела крах; и всё же он кое-как выдавил:

— ...Доброе утро, Минова-сан.

Раз уж всё так обернулось, стоило поскорее извиниться за вчерашний побег, но Минору замешкался, не зная, как лучше начать. Впрочем, от того, что он как воды в рот набрал, лучше не становилось. Нужно было начать с чего-нибудь естественного, непринуждённого...

Итогом его скоростных судорожных раздумий стал...

— Ты всегда бегаешь до школы?

...такой вот вопрос.

Томоми уверенно кивнула, поставив только что снятые кроссовки на дощатую решётку.

— Угу, но это просто разминка. Кстати... ты частенько проезжаешь мимо меня, Уцуги-кун.

— Э... п-прости, не замечал... — извинился Минору и полюбопытствовал ещё кое о чём: — А у вас все так делают?..

— М-м-м, если только в клубе лёгкой атлетики, то трое мальчиков и ещё три девочки. А во всех спортивных клубах, наверное, больше. Тротуары по дороге к школе широкие, никто никому не мешает.

— А... ясно...

— Не хочешь тоже бегать до школы, Уцуги-кун? Далеко живёшь?

— В Сакуре, рядом с водоочистительной.

— Аж там? Далековато. Отсюда где-то шесть километров?

— Вроде того. А у тебя?

— Где-то четыре. Недалеко от тебя... ну, неудивительно, что мы рядом живём, мы же в одну среднюю ходили.

Так и протекала их самозабвенная беседа по дороге до класса — отчасти из-за рассеянности Минору и отчасти из-за того, что половина его сознания была занята взвешиванием плюсов и минусов пробежек до школы.

Во избежание лишних проблем он брал с собой как можно меньше всего, и отказ от велосипеда был ему только на руку. Полгода назад, например, у велосипеда пробило колесо, и Минору пришлось катить его до ближайшей мастерской. К тому же, хоть с ним такого пока не случалось, риск столкнуться с машиной или прохожими не в пример больше как раз на велосипеде.

С другой стороны, если он будет бегать до школы, не состоя ни в одном клубе, некоторые одноклассники сочтут его чудаком. Да и сумку придётся сменить на рюкзак. Сбережений у него, может, и хватит, но эту сумку, с ремешком через плечо, ему купила сводная сестра Нориэ ещё только в апреле, и будет совестно не проносить её даже полгода, к тому же потребительский налог только что подскочил до двенадцати процентов...

— ...ги-кун. Уцуги-кун, э-эй!

— Э... а, п-прости.

— Твой класс тут.

И действительно, Минору обнаружил, что чуть не уткнулся носом в дверь класса 1-1.

Томоми усмехнулась.

— Если вдруг будет желание, давай как-нибудь встретимся утром и пробежимся вместе. Ну, до скорого! — помахала она на прощание и убежала в свой класс.

Запоздало осознав, что он всю дорогу проболтал с надеждой лёгкой атлетики и очень многие стали этому свидетелями, Минору мысленно застонал.

...Каждое утро вместе бегать до школы?

Ни в коем случае, ни за что, даже и подумать страшно.

Умоляю, отмотай время на пять минут, нет, лучше где-то на 27 часов до вчерашнего утра. А если нельзя, то сотри всей школе память о нашем с Томоми-сан разговоре.

Обращаясь в мыслях к Создателю, Минору вошёл в класс.

Конечно же, время не обратилось вспять.

И ученики, видевшие их с Томоми прогулку, тоже ничего не забыли.

После уроков.

Введя код и открыв дверцу шкафчика, Минору заметил выпавший оттуда клочок бумаги. Наверное, он был зажат между дверцей и стенкой шкафа.

Прекрасно понимая, к чему всё идёт, он всё же поднял бумажку с деревянного настила. На вырванном из тетради листке было нацарапано послание.

Оно требовало прийти за додзё.

— О-о... — сорвалось у него с губ: встречу подобного характера ему назначали впервые и, конечно, он не мог остаться к этому равнодушным.

Повиноваться указу или игнорировать? Нужно было серьёзно обдумать, какой выбор сохранит его мирную школьную жизнь.

Сменив для начала обувь и выйдя из школы, он остановился и огляделся. К велосипедной стоянке — налево; направо — к додзё.

Протяжно выдохнув, Минору повернулся направо.

Почему его позвали? Кроме разговора с Миновой Томоми ничего в голову и не приходило. Само собой, это была не сама Томоми, а кто-то ещё, недовольный этим разговором. Если этому кому-то дать понять, что Минору не собирается за ней ухлёстывать, на этом необычный инцидент должен исчерпать себя.

Минору пересёк несколько коридоров, прошёл мимо спортзала, и впереди показалось квадратное здание додзё. У боковых стен и за додзё разрослись деревья, и зимой тут оказалось довольно темно. Минору был здесь впервые.

Как только он, аккуратно пройдя по скользкой грязи, завернул за угол, раздались голоса.

— О, вот он, вот он. С тебя карааге.*.

— Во даёт, мог бы и не приходить.

— Да ладно, ты ж сам велел его позвать, семпай.

В пункте назначения оказалось несколько школьников, все как один в ветровках. Судя по их разговору, те двое, что прислонились к стене, были постарше, а стоящий в сторонке — первогодка.

Остановившись метрах в пяти, Минору молча окинул их взглядом.

В этой школе в принципе не учились какие-нибудь типичные янки или хулиганы, но и при ближайшем рассмотрении в троице не ощущалось ни капли опасности. Хоть они, по-видимому, и спорили, придёт Минору или нет, отношения в их кругу были как у обычных товарищей по спортклубу.

Минору продолжал стоять, испытывая одновременно облегчение и настороженность. Тем временем один из старшеклассников оторвался от стены и обратился к нему с дружелюбной улыбкой:

— Э-э, ты Уцуги-кун? Прости, что так внезапно.

— ...Ничего, — ответил Минору как можно короче и вернулся к наблюдению за троицей.

Обратившийся к нему длинноволосый старшеклассник улыбался, а опёршийся о стену за ним лысый — скалился, хотя и проиграл только что карааге. Судя по всему, послание написал и оставил в дверце шкафа первогодка, но, скорее всего, он только выполнял указ.

Поскольку Минору продолжал молчать, длинноволосый перешел к делу:

— Вопрос немного личный, но ты, Уцуги-кун, никак на нашу Минову-чан нацелился?

«Так и знал, ого», одновременно удостоверился и удивился Минору.

Он догадывался, что вызвали его из-за разговора с Миновой Томоми, но ему не верилось, что две, от силы три минуты болтовни по дороге к классу расценят как «ухлёстывание».

Троице — которая, судя по «наша» была из клуба легкой атлетики — Минору ответил заранее подготовленной фразой:

— Мы в средней школе учились в одном классе, вот и поговорили минутку, только и всего, — и, немного подумав, добавил: — ...И я ни в коем случае на неё не «нацелился».

Однако длинноволосый удивлённо наклонил голову, все так же резко улыбаясь.

— Уцуги-кун, но обычно же ты с девушками совсем не общаешься, хм-м? Чего ж для Томоми-чан сделал исключение?

— Совсем?.. Вовсе нет. Когда меня спрашивают, я не молчу...

— Но, говорят, вы там довольно долго беседовали. Огуччи, сколько там было? — спросил он первогодку, и тот смущённо покачал головой.

— Н-ну, время я не засекал. В целом... ну, где-то минут пятнадцать...

«Это ты от шкафчиков до класса столько-то насчитал?» — хотел было возразить Минору, но промолчал. Пусть даже три минуты, сам факт разговора никуда не денется.

...И даже если нацелился, что с того?

Его так и подмывало сказать нечто подобное. Да и вариант не самый плохой. Но на практике собеседники этого так не оставят, и Минору, добравшись домой, будет ещё час хвататься за голову и с сожалением стонать. Последние восемь лет он жил по принципу «чем меньше проблем, тем легче на душе».

— ...Эм, у меня и правда нет никакого желания совать нос в дела Миновы-сан, — уверенно ответил он, упершись взглядом куда-то в район груди длинноволосого.

Однако противник оказался неожиданно настойчив.

— Хм-м. Ну а если Минова-чан опять с тобой заговорит, что делать будем?

— Не з... — Минору уже собирался сказать «не знаю», но вовремя спохватился: — Незнакомцем я притвориться не смогу, придётся хотя бы здороваться, и...

— Хватит, достал уже, — прервал его лысый, всё так же опиравшийся на стену.

Он выпрямился, не вытаскивая рук из карманов ветровки, обогнул длинноволосого и быстро вышел вперёд.

Остановившись прямо перед Минору, лысый шмыгнул оказавшимся как раз на уровне глаз Минору носом и угрожающе прошипел:

— Ты чё, типа из маткласса? Вот носа из книжек и не высовывай. Будешь к нашей девочке лезть — башку откручу.

Он так и не дал Минору возможности согласиться.

Лысый вытащил из кармана левую руку, сжал пальцы в кулак и непринуждённо врезал Минору в живот... точнее, попытался врезать.

Минору рефлекторно выгнулся, подав спину назад. Само собой, никаким уклонением это не было и от удара не спасало. Крепкий, достойный взрослого кулак неумолимо летел прямо к солнечному сплетению, а потом врезался в живот, и Минору, предчувствуя ужасную боль, затаил дыхание...

Однако боль так его и не настигла.

Феномен проявился снова.

Мир изменил тона.

Звуки растворились.

Ноги оторвались от грязи.

Его словно напрочь отделило от мира.

Кулак лысого достиг тела.

И всё же Минору не почувствовал ни боли, ни шока, ни даже прикосновения как такового. Совсем как прошлым утром, когда его задел руль велосипеда...

Нет.

Прикосновения и не было.

Широко раскрытыми глаза он ясно видел: между остановившимся кулаком лысого и школьной формой был промежуток, пускай и всего в несколько миллиметров.

Он блефовал?.. Остановился прямо перед ударом?

Раздумывая в тишине, Минору поднял взгляд, и перед ним предстало перекошенное лицо лысого. Искажённое не гневом, а... похоже, болью.

Минору снова глотнул свежего воздуха, и странное явление почти сразу же пропало. Цвета, звуки, земля под ногами — всё вернулось на свои места.

Удара Минору избежал, но слишком выгнулся, по инерции шагнул назад, поскользнулся на мокрой листве и свалился на спину.

Длинноволосый, увидев это, сочувственно улыбнулся, первогодка тоже — нервно и натянуто. Ни тот, ни другой ничего необычного не заметили.

Лысый же, скрипя зубами, сжимал левый кулак правой ладонью и, судя по виду, отчаянно старался не закричать.

Одним словом, вёл себя так, будто со всей силы ударил не по мягкому телу, а по какой-нибудь бетонной стене.

Через несколько секунд, когда боль, видимо, чуть поутихла, лысый медленно перевёл дыхание и смерил осевшего Минору подозрительным взглядом.

— Эй... — хрипло пробормотал лысый — видимо, хотел спросить, что это была за чертовщина.

По счастью, настроение докопаться до сути его не посетило, и он только недовольно выплюнул:

— Не зазнавайся. В следующий раз так просто не отделаешься.

После чего поспешно удалился. Первогодка заторопился следом.

Вслед за ними мимо прошёл и длинноволосый.

— Прости, Уцуги-кун, просто хотели преподать тебе урок, — бросил он напоследок, но Минору его уже не слушал.

В голове его крутилось только одна фраза: «если бы».

Если бы... если, вот если бы только он тогда так не отклонился.

Если бы смог подавить реакцию и остался стоять прямо.

Лысый разбил бы кулак до кости?

Этого Минору не знал и мог только догадываться. Но ни на секунду не удивился бы, если так и случилось.

И что это было?

Обо что этот лысый, чёрт возьми, ударился?

Обескураженный, он поднял правую руку и коснулся школьной формы над грудью.

Ничего не нащупал. Но что-то там всё же было.

Что-то... живое.

— ...Это... ты постарался? — с дрожью в голосе спросил Минору, но ответа не последовало.

И когда я успел вернуться...

Минору сам не понял, когда успел оказаться у своего порога с замком от велосипеда в руках.

Часы показывали половину седьмого. Уже совсем стемнело, и в окне гостиной, выходящем на скромный двор, горел свет. Нориэ, наверное, уже вернулась домой.

Тут Минору, кое-что вспомнив, заглянул в портфель: книги, которые он брал напрокат, исчезли, а их место заняли другие. Видимо, на автопилоте он заехал в городскую библиотеку, сдал отслужившие своё и взял свежее.

Хорошо, что обошлось без происшествий, — мельком подумал он и направился к входной двери.

Нориэ он об этом не рассказывал, но, открывая дверь в те дни, когда она возвращалась раньше него, Минору немного волновался. Умом он понимал, что переживает напрасно, но отмахнуться от волнений все равно не мог. Что, если за дверью он обнаружит бездыханную Нориэ в луже крови?

Сунув велосипедный ключ, всё ещё зажатый в руке, обратно в карман, Минору достал большой, от дома.

По правилам семьи обязательно запирались и парадный, и чёрный вход, даже если кто-то был дома. Когда ключ провернулся в скважине и раздался щелчок открывшейся двери, Минору с облегчением вздохнул.

Ступив в прихожую, он развернулся и тщательно повернул защёлку.*

Не успел он разуться, как из коридора послышалось шлёпанье домашних тапочек, а следом мягкий, но полный энергии голос:

— С возвращением, Ми-кун!

— Я дома.

А ведь мне понадобился целый год, чтобы начать так спокойно здороваться, — подумал он, переобувшись из ботинок в домашние тапочки и выйдя в коридор.

Перед ним предстала молодая женщина в фартуке и с поварёшкой в руке. Ростом она была примерно с Томоми, но хотя Минору давно её перегнал, она не казалась ему низкой. Наверное, потому что была старшей сестрой.

Именно Ёшимидзу Нориэ восемь лет назад взяла под своё крыло и вырастила осиротевшего Минору.

— Эм... Нориэ-сан, я уже говорил, но когда вы готовите, незачем выходить меня встречать... — сказал Минору, глядя на поварёшку, и улыбка на лице Нориэ вмиг сменилась недовольством.

— А я тебе постоянно говорю не добавлять «-сан», Ми-кун, но ты ведь не слушаешь!

— Просто я уже слишком привык... ой, кажется, на кухне что-то стучит, — прервал он, и Норие тоже прислушалась.

— А-а-а! Кастрюля кипит! — завопила она и стремглав вылетела из коридора.

— Фух... — протянул Минору и начал было подниматься на второй этаж, но его настиг новый крик:

— Сегодня будут гёдза*! И на лепку требуется доброволец!

— ...Сейчас, только переоденусь! — откликнулся он и взбежал по лестнице.

Минору жил в комнате на восемь татами — одной из семи в недавно построенном частном доме..

Поскольку его принцип гласил хранить как можно меньше барахла, мебели было немного: узкая кровать у одной стены, стеллаж с книгами у противоположной да самый обычный письменный стол и стул у огромного, во всю торцевую стену, окна.

На столе стоял одинокий ноутбук, доставшийся по наследству от Нориэ; никаких телевизоров с рекордерами, игровых приставок и тому подобного не было и в помине. Книжный шкаф тоже оставался полупустым — около тридцати новелл и научно-популярных книг. Если бы в эту комнату вдруг заявился гость, с развлечениями пришлось бы туго. Но если уж на то пошло, у Минору, к счастью или нет, близких друзей не водится.

Нацепив школьную форму на вешалку и сняв рубашку с футболкой, Минору, оставшийся в одних боксёрах, потянулся в шкаф за домашней одеждой, но вдруг остановился.

На внутренней стороне дверцы висело большое зеркало. И его взгляд привлекло собственное отражение.

Судя по шепоткам окружающих, он производил впечатление мрачной личности, и даже сам Минору честно с этим соглашался.

Взгляд какой-то недоверчивый, губы забыли, что такое улыбка — точно кто ниткой зашил. Доросшая до глаз чёлка мешала во время езды, но укоротить её всё не доходили руки. Что до телосложения — оно скудное, если не сказать жалкое. Особенно это касалось совсем запущенных шеи и плеч, похожих на девчачьи.

Вдобавок тоску нагонял очень блеклый цвет волос. Совсем белыми они не были, но в зависимости от освещения могли казаться и пепельными. Такие они были не от рождения, а только с той ночи восьмилетней давности.

Ему ничего не стоило перекраситься в чёрный, но раз учитель и одноклассники никак на это не отреагировали, он оставил как есть.

Удостоверившись наконец, что с телом в принципе всё как обычно, Минору уставился на нагую грудь, между выпирающими рёбрами.

На бледной коже не обнаружилось никаких ран, вмятин или припухлостей.

Но отрицать уже не выйдет. Случай трёхмесячной давности не был сном средь бела дня.

Там, под кожей, что-то притаилось. Оно и создавало то странное явление, и оно не позволило велосипеду или кулаку старшеклассника дотронуться до Минору...

И хоть оно его защитило, чувствовал он отнюдь не благодарность, а испуг. От мысли о том, что он столкнулся с чем-то, что не укладывается в рамки здравого смысла его мира, по голой коже Минору пробежали мурашки.

Но...

— Здравый смысл...

И стоило ему это прошептать, как озноб пропал сам собой.

Здравый смысл. Здравый... смысл.

В толковом словаре к этому понятию прилагалось изречение Мори Огаи:

«Здравый смысл — способность истолковать обыденное происшествие и предпринять соответствующие меры».

Если здравый смысл — способность опознать что-то обычное и правильно повести себя, то Минору она обошла стороной. Он не вполне понимал, где кончается нормальное и начинается ненормальное.

Каждое утро пробегать десять километров — нормально? Или странно?

А проводить выходные не в кругу друзей? Странно?

А что кто-то забрался в твой дом и вырезал всю твою семью? И за целых восемь лет убийцу до сих пор не поймали — это нормально? Или нет?

Если всё это в порядке вещей... то его не должно пугать до дрожи, что какая-то штуковина спустилась с неба и поселилась в его теле, что по её вине он улучшил время забега, что из-за неё он остался без неизбежных увечий. А ведь даже о той грандиозной летней шумихе, поднявшейся вокруг телескопа на Луне, который якобы поймал послание внеземной цивилизации, все благополучно забыли меньше чем за полгода.

Случиться может всякое, даже самое удивительное.

А может, в этом мире возможно вообще всё.

Оторвав взгляд от глубин зеркала, Минору натянул поношенный свитер и спортивные штаны и спустился вниз.

Затем тщательно вымыл руки в ванной, прополоскал рот и прошел в гостиную; из кухни ему навстречу уже спешила Нориэ с большой миской в руках.

— Как раз вовремя, Ми-кун! Только-только управилась с начинкой.

— О, тогда сейчас... — он собирался было вызваться помочь, но при виде миски потерял дар речи. — ...Э-эм, а вы не переборщили?

Миска была доверху набита мешаниной из капусты, цветной капусты, зелёного лука, зубчиков чеснока, фарша и крупно нарезанных креветок. В этом доме жили только Нориэ да Минору, и их обоих заядлыми едоками было не назвать. Так что, как ни посмотри, а столько еды им не осилить.

Однако Нориэ водрузила миску на обеденный стол и гордо заявила:

— Даже если переборщила, в морозилке они ещё долго не испортятся. Хитрость в том, что надо отправлять на мгновенную заморозку, как только обваляешь в муке.

То есть скоро можно ждать ещё один день гёдза, — подумал Минору и опустился на стул. На столе уже ждали заранее раскатанные лепёшечки теста, большой противень — для слепленных заготовок — и полная тарелочка воды, служившей вместо клея.

Примостившаяся напротив Нориэ бесстрашно ухмыльнулась...

— Ми-кун, кто быстрее закончит, тот победил.

...И ни с того ни с сего объявила войну.

— Д-давай как-нибудь без всяких «кто быстрее»... а то ещё слепим как попало и останемся без еды.

— С жареными гёдза ничего страшного не случится! На старт, внимание, фарш!

...Неудивительно, что она замначальника префектуры, — проворчал про себя Минору и тоже быстро схватился за ложку.

Он отмерял начинку в тесто, залеплял края, и работа летела незаметно, а Минору, вопреки сосредоточенности, понемногу унесся мыслями в прошлое.

С тех пор, как осиротевшего Минору привели сюда восемь лет тому назад, Нориэ постоянно улыбалась и старалась заменить ему и сестру, и мать.

Но в то время она только-только выпустилась из колледжа и устроилась в окружное управление. И хоть на вид она казалась взрослой, на то время ей было всего на семь лет больше, чем Минору сейчас. Сам он и представить не мог, чтобы даже через семь лет, когда ему станет двадцать три, ему хватило сил заботиться о совершенно незнакомом ребёнке.

«Теперь будешь жить с нами».

Так в тот день сказала Нориэ поникшему Минору.

В ее голосе не было ни капли сомнений. Она одарила Минору нежной улыбкой.

Никто из родственников не пожелал приютить ребёнка, который в одночасье потерял всю семью при ужасных обстоятельствах. Тогда ещё живой отец Нориэ уже овдовел и жил только с дочерью, а Минору рассматривал как лишнюю проблему на голову.

Однако Нориэ, судя по всему, проявила настойчивость и добилась своего.

Минору приходился ей сыном двоюродного брата её матери, — то есть троюродным братом. До того дня их встречи можно было пересчитать по пальцам. Так почему же Норие, только закончившая университет, так радела о ребёнке, с которым её разделяло целых три поколения, что даже приняла его в семью? Минору никогда не спрашивал этого прямо.

Но примерно через год его жизни в этом доме отец Нориэ, Ёшимидзу Кохей, рассказал ему.

Что она, в те же восемь лет, что и Минору, потеряла мать в автомобильной катастрофе.

И что с тех пор и до средней школы она практически не улыбалась.

А четыре года назад человек, когда-то ради блага дочери запрещавший усыновление, а затем ставший Минору приёмным отцом, строгий, но добрый глава семьи Ёшимидзу, скончался от инсульта и отошёл в мир иной. По воле судьбы ещё совсем молодая Нориэ, точно как Минору, потеряла обоих родителей.

И только после смерти отца, только тогда, единственный раз за восемь лет совместной жизни, улыбка пропала с её лица.

— Так, управились!

Голос Нориэ выдернул Минору из пучины раздумий.

Миска с тестом совсем опустела, а на противне расположились разделённые на две половины ряды молочно-белых гёдза. «Два, четыре, шесть, восемь, десять», — начала подсчитывать Нориэ, и Минору пришлось составить ей компанию.

— У меня... тридцать один! А у тебя?

— Э-э... тридцать три...

— Ого!

Нориэ, хоть и проиграв, широко улыбнулась ему и хлопнула белыми от муки ладонями.

— Ай да Ми-кун! Отправлю на национальный гёдзалепительный турнир среди старшеклассников!

— С-спасибо. И всё-таки... шестьдесят четыре на двоих — это точно не чересчур?..

— А, да нормально. Сделаем каждому по восемь жареных гёдза, гёдза во фритюре, приготовленных на пару и сваренных, и будет самое то.

— По-моему, как раз не будет. И вы недавно говорили, что раз лепили второпях, то подойдут только жареные...

— Ладно, так и быть. А половину, пожалуй, заморозим.

С этими словами Нориэ понесла лист на кухню, а Минору растерянно бросил ей вдогонку: «Две трети!»

Часть 4

Он остался в Сайтаме.

Человек вроде него никогда бы здесь не прижился, но название города, вызвавшее поначалу смех — записанное хираганой* — всего за два коротких дня стало ему на удивление дорогим. А может, всё потому, что ему посчастливилось найти лучшую добычу в этих угодьях.

Приняв душ, Такаэсу надел халат и вернулся в комнату. Подойдя к окну, он распахнул шторы.

Из «Deluxe Twin»-номера многоэтажной гостиницы, в которой он вчера зарегистрировался, открывалась ночная панорама Нового центра Сайтамы. В это время года на платформе, протянувшейся на юг от ЖД-станции, обычно вешали узорное сплетение бесчисленных синих светодиодов, которые своим ненавязчивым мерцанием навевали романтическое настроение.

Севернее платформы виднелась слегка наклонная плоскость — наверное, крыша Сайтама Супер Арены, напоминавшая выглянувший из глубин морских гайот*. Организовать на всём этом пространстве трапезу - только для себя - было бы замечательно.

Любуясь ночным городом, Такаэсу потянулся к бумажному кульку на краю стола, взял небольшой шарик и закинул в рот.

Поверхность шарика была гладкая, светло-коричневая, как у шоколадного трюфеля. Но то был не шоколад, а неочищенный макадамский орех — который считается самым твёрдым из съедобных.

Обычно для таких использовался щелкунчик, но сейчас Такаэсу просто немного покатал орех во рту и непринуждённо придавил правыми малыми коренными зубами.

И аккуратно, очень аккуратно сжал. По ощущениям — будто укусил настоящий стальной шар. Челюсти заскрипели, а связывающие их жевательные мышцы задрожали. Будь на его месте обычный человек, он точно остался бы без зубов.

Но Такаэсу, безусловно, был человеком необычным.

Нет. Вовсе не человеком. Акулой. Бороздящей городские просторы, пожирающей людей.

Есть такая акула — тигровая. Это самая крупная разновидность, достигающая длины в семь метров, а также прославившаяся прозвищем «акула-людоед».

Её зубы обладают характерной формой — острые, как ножи, расположенные в два ряда, словно у мощной пилы. Ими эта акула — третья среди любимейших в списке Такаэсу — была способна разгрызть даже панцирь морской черепахи.

Представляя себя тигровой акулой, Такаэсу изо всех сил сомкнул челюсти.

Во рту раздался приятный треск.

Толстая скорлупа распалась на две половинки, а изнутри выкатилось не такое уж большое ядро — та часть, которую обычно и называют «макадамским орехом». Такаэсу выплюнул его в мусорную корзину, оставив во рту скорлупу.

Её половинки он поместил во рту справа и слева и разгрыз. Второй поединок снова закончился триумфом зубов. Хрясь — и сломанная скорлупа снова безропотно раскрошилась.

Хрум, хрум, хрум.

Три месяца назад такой фокус у него бы не прошёл.

Да что там, тогда Такаэсу побаивался кусать даже жёсткое печенье и вяленую говядину, с которыми бы и дети справились. Если в ресторанах, которые он посещал по работе, ему подали бы твёрдый бисквит кантуччо, придумать оправдания оказалось бы непросто.

Но теперь всё иначе.

Хрум-хрум-хрум.

В тот день, когда у него в нижней челюсти поселилось Это, Такаэсу получил новые зубы. Зубы, способные разгрызть любую еду, какой бы твёрдой она ни была. Прекрасные зубы, которые становились тем сильнее, чем твёрже предмет он съедал.

— Жуй, жуй, жуй, жуй, — бормотал Такаэсу словно заклинание, упорно продолжая пережёвывать измельчившуюся в песок скорлупу. — Жуй-жуй-жуй-жуй.

Во рту внезапно появился неописуемый привкус рыбы. Ореху он точно не принадлежал. Принадлежал он сухому японскому анчоусу... вяленым сардинам.

«Жуй хороше-енько, Хи-кун. Жуй. Жуй. Жуй ещё.

Выплюнешь — сделаю тебе щип-щип. Ну же, жуй. Жуй. Жуй. Жуй.»

— !..

Такаэсу одолевала тошнота, его почти начало рвать, но он держался. Немного погодя привкус сардин отступил, и он проглотил превратившуюся в месиво макадамскую скорлупу.

Он не знал, была ли в ней хоть какая-то питательная ценность, но по крайней мере зубы Такаэсу стали ещё чуть сильнее.

Выбросив из головы воспоминания далёкого прошлого, он задумался о недалеком будущем.

Интересно, та девочка и сегодня пробегала через расстилавшийся внизу Новый центр? Плотно поужинала, придя домой, и спит сейчас сладко в своей постели, тихонько взрослея?

Стоит лишь представить, как поглощённый её телом кальций циркулирует по кровеносным сосудам и впитывается в белоснежные косточки, — слюна бьёт ключом. Под нижней челюстью больно закололо.

Такаэсу забросил в рот новый макадамский орех, покатал там, собираясь раскусить, чтобы успокоить Это, и невольно задрожал.

Не сейчас. Пока рано.

Пусть он и зарегистрировался в гостинице под вымышленным именем, но от камер на стойке и в коридорах ничего не скроешь; к тому же работники того итальянского ресторана наверняка смогут опознать Такаэсу. Прежде чем делать свой ход, нужно подождать хотя бы один... нет, хотя бы два дня.

К счастью, его ноутбук был тут, и написать статью можно было и в отеле. О вынужденной отсрочке Такаэсу решил думать, как о специи, призванной подсластить момент, когда он вгрызётся в кость.

— Спи крепко-крепко, расти большой, большой-пребольшой, синьорина, — прошептал Такаэсу, обращаясь к девушке, которая наверняка мирно посапывала где-то в недрах раскинувшегося под окном города, и решительно раскусил вторую скорлупку.

Часть 5

Закончив листать не особого-то его интересующую статью, Минору вернул журнал о беге на полку.

Бросил взгляд на часы: 16:25. Он заглянул в этот минимаркет только полчаса назад, но то и дело зыркающая, как ему казалось, на него продавщица, считала, должно быть, что это «целых полчаса».

Минору вообще-то собирался до назначенных пяти часов бездельничать в библиотеке, но обнаружил ту почему-то закрытой. Вот только продавщица о его нуждах знать не знала, а терпеть и смотреть, как он читает журнал, не купив, ей явно скоро надоест.

До места встречи — парка Акигасэ — отсюда на велосипеде было меньше пяти минут. Оставшиеся тридцать минут пришлось бы ждать на скамейке на холодном ветру и разве что книгу читать. По счастью, сегодня на Минору поверх формы было шерстяное пальто-«честерфилд», а в портфеле — книга в твёрдом переплёте, которую он как раз собирался вернуть в библиотеку. Перечитывать иногда тоже интересно.

Определившись с планами, Минору наконец отлип от журнальной секции и повернулся к полкам со сладостями.

Наглости, чтобы после получасового чтения уйти, так ничего и не купив, у него не нашлось; загвоздка только в том, что и лишних сбережений тоже. Сестра буквально каждый месяц беспокоилась, хватает ли ему карманных денег, за что он был ей благодарен, но принимал от неё всё же только необходимый минимум.

Поглядев на полки, он отправился на кассу, взяв лишь коробочку с мятными леденцами.

Касс было две. Одна сейчас не работала — вынимали деньги из аппарата, за другой же стояли два человека. Первым был мужчина лет сорока с доверху забитой корзиной, обслуживала его кассирша, хмуро стучавшая по кассовому аппарату. За ним пристроился, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, мальчик лет восьми-девяти.

Минору встал за мальчиком. Через несколько минут мужчина, наконец, расплатился и, заняв обе руки пакетами, двинулся к выходу. Младшеклассник выскочил вперёд, протянув покупку кассиру. Это оказалась упаковка с десятью картами боевой коллекционной карточной игры, крайне популярной сейчас в начальной и средней школах; даже Минору про неё слышал.

Сгорая от нетерпения открыть упаковку, мальчик бросил крепко сжатые в руке монеты на прилавок, не дожидаясь, пока кассирша просканирует товар. Однако та, глядя на высветившийся итог, тут же сказала:

— С вас триста тринадцать йен.

От такой новости плечи мальчика дрогнули.

Сначала он посмотрел на кассиршу, потом опустил взгляд на свои сбережения и замер. Минору наклонился поближе, рассматривая прилавок.

На стекле лежало три стойеновые монетки и одна десятийеновая. На карточки не хватало всего трёх йен, но мальчик застыл и добавлять недостающее, по-видимому, не собирался.

Тут Минору всё понял.

В 2014-м году НДС поднялся на восемь процентов. Потом, в 2015-м, добрался до десяти процентов — ровного счёта, к которому все успели привыкнуть; но в этом году он возрос до двенадцати процентов.

Из-за нежданной необходимости повышения налогов в парламенте возникла суматоха, и введение нового тарифа отложили под конец года — на первое декабря... то есть это произошло пять дней назад.

Скорее всего, вплоть до декабря злополучные карточки стоили меньше трёхсот десяти йен, но из-за добавочных двух процентов теперь немного превышают эту цифру.

А для младшеклассника даже пара йен — сумма значительная. Мальчик наконец осознал, что у него не хватит денег, и покраснел до ушей. Он несколько раз обшарил и передние, и задние карманы штанов, но недостающей монетки так и не нашлось. Наверняка дома он взял сбережений ровно на упаковку карточек и, крепко сжав в кулаке, стремглав помчался в магазин.

Даже Минору, хоть и был старшеклассником, смутился бы, окажись, что у него не хватает денег на принесённый к кассе товар. У мальчика это случилось, наверное, впервые, поскольку он совершенно растерялся и только и мог, что в глубоком стыду ощупывать карманы.

И Минору буквально видел, как воспоминания оседают в голове мальчишки. Этот случай определенно будет ему вспоминаться ещё годами.

Или же, если кассирша скажет ему, что отложит карточки и подождёт, пока он сбегает домой за недостающими тремя йенами, мальчуган выберется из панического состояния и даже сможет забыть неприятный случай... но дама за прилавком так поступить и не подумывала. Напротив, нахмурившись, молча постукивала по экрану кассового аппарата.

Тяжёлая тишина висела почти десять секунд, пока мальчик, наконец, не спохватился.

Он взял с прилавка четыре монетки и едва слышно прошептал: «ладно...». А затем быстро отвернулся и побежал ко входной двери.

И тогда Минору уронил на пол монетку в пять йен, которую заранее достал из кошелька и спрятал в ладони. Раздался высокий звон, и мальчик остановился.

Когда он робко обернулся, Минору присел, подобрал с пола продолжающий крутиться медный кружок и, не вставая, протянул зажатую в пальцах монетку мальчику.

— Вот, у тебя из кармана выпала.

Тот, округлив глаза в изумлении, вместо ответа раскрыл кулачок.

Минору аккуратно положил пятийеновую монетку поверх четырёх других, лежавших на потной ладошке, и встал.

— Теперь на твои карточки должно хватить, — сказал он, и мальчик пересчитал монеты указательным пальцем. А когда убедился, что у него триста пятнадцать йен, — вдруг посмотрел на Минору и застенчиво улыбнулся. Затем он быстро вернулся к кассе и снова опустил на прилавок все монетки.

Дождавшись, пока кассирша снова просканирует пачку карточек, и крепко сжав в ладошке сдачу из двух йен, мальчуган убежал, не удостоив Минору и взглядом.

Проводив глазами скрывшуюся за автоматическими дверями маленькую фигуру, Минору вспомнил, что и сам пришёл не с пустыми руками, и поторопился выложить леденцы на кассу. А подняв глаза, наткнулся на сверлящую его жутким взглядом кассиршу.

Тут же отведя свой, он мысленно отметил: «в ближайшее время к этому магазину не подходить».

Выйдя из минимаркета, Минору оседлал велосипед и закрутил педали, двинувшись навстречу холодному ветру.

Сначала он немного проехал по спальному району, затем пересёк мост через Камокаву — приток Аракавы. Когда он, встав на педали, чтобы сподручнее было подниматься, забрался по тропинке на набережную, взору его предстал вечерний пейзаж долины Аракавы.

В этом месте ширина реки достигает целых полтора километра, так что противоположный берег практически сливался с горизонтом. Вид на водную гладь заслоняла набережная, но конечным пунктом поездки было широкое зелёное пространство неподалёку — парк Акигасэ.

Этот крупнейший парк Сайтамы протянулся вдоль реки на целых три километра и вмещал в себя множество сооружений, начиная с баскетбольной площадки и теннисного корта, и заканчивая участком с лесом, птичьим заповедником и площадкой для барбекю.

Восемь лет назад они жили рядом с похожим большим парком. И, когда на выходных была хорошая погода, захватив полную корзину бенто, всей семьёй шли на пикник.

С силой тряхнув головой, чтобы избавиться от нахлынувших воспоминаний, Минору спустился с набережной в парк. Потом сделал небольшую остановку у информационной доски, проверил путь до места встречи и поехал дальше.

Когда он неспешно миновал центральную аллею и повернул налево, перед ним предстала равномерно усаженная деревьями широкая лужайка. Называлась она «Западный сад», к ней-то Минору и направлялся. Весной и летом он переполнен отдыхающими семьями, но сейчас, в декабре, тут не было ни души.

Припарковав велосипед на границе с Садом, Минору шагнул на сухую коричневую траву газона, снял с плеча сумку и присел на одну из пустующих скамеек. Часы показывали 16:40. Человек, с которым у него была назначена встреча, придёт ещё через двадцать минут.

Книга ждала его в портфеле, но, будучи не в настроении читать, он откинулся на жёсткую спинку и закрыл глаза. В сознании сам собой всплыл случай из минимаркета.

Он устроил тот маленький спектакль, чтобы отдать мальчику монетку, по велению совести, а не из искреннего желания помочь.

Просто он считал, что если так до конца ничего и не сделает, на душе останется неприятный осадок. Получается, в итоге он помог ему из корысти. А теперь из-за этого не мог отвязаться от чувства, что нахально сунул нос не в своё дело.

Как ни крути, а от общения с другими только неприятные воспоминания и остаются.

Побег посреди разговора с Миновой Томоми утром три дня назад.

Убогое падение перед членами клуба лёгкой атлетики два дня назад.

И вот — сегодняшнее лицемерие.

Воспоминания продолжали накапливаться, как чёрное болото, трясина, старавшаяся затянуть Минору. И там, на самом дне, таился случай восьмилетней давности. Даже сейчас была свежа в его памяти каждая секунда той трагедии, полной ужаса и отчаяния, о которой он сожалеет и за которую себя винит.

Минору чувствовал, что с каждым новым переживанием той ночи теряет какую-то частичку себя. Наверное, волю к жизни.

Ради чего я вообще до сих пор терплю эту боль? Разве не лучше прямо сейчас распрощаться с жизнью и отправиться туда, где меня ждут родители и сестра? — каждый раз, погрузившись в пучину воспоминаний, задавался роковым вопросом Минору.

До сих пор от самоубийства его удерживала только мысль о том, насколько больно придётся Нориэ, опекавшей и растившей Минору целых восемь лет... и Вакабе, которой его спасение стоило жизни.

Но если тёмных воспоминаний станет ещё больше... Если болото переполнит его изнутри... Однажды он может из него и не выбраться.

Пусть лучше он отправится в мир, где никого нет.

Ведь там, где нет ни единой живой души, некому добавить неприятных воспоминаний.

Вот в научной фантастике или хоррорах часто встречается сюжет, где главный герой в ужасе обнаруживает себя в безлюдном городе. Окажись я на его месте — точно ощутил бы сперва глубокое облегчение, а не страх, — размышлял Минору.

А возможно ли, что...

...«Оно» спустилось с неба как раз затем, чтобы провести его в такой мир одиночества?..

Последние два утра, расправившись с ежедневной пробежкой, Минору пробовал призвать тот самый загадочный феномен на пустынном берегу. К сожалению, безуспешно, но вряд ли «нечто» исчезло так просто — скорее, Минору просто не разобрался, как его включать. Поэтому у него было предчувствие, что если продолжать идти методом проб и ошибок, рано или поздно он сможет вызвать феномен по собственной воле.

Правда, даже если он приручит эту силу, физическим явлением его мечту не исполнить. Но пока хватит и этого. Ведь если продолжать настойчиво искать, возможно, однажды Минору сможет попасть туда по-настоящему.

Туда, где есть место только для одного человека — в мир абсолютного одиночества.

Он мечтал, сомкнув веки, пока не послышались далёкие шаги.

Бодрые, ритмичные, знакомые. Оторвавшись от спинки, Минору посмотрел налево.

В отблесках почти догоревшей вечерней зари показалась бодро приближающаяся фигура. На часах было без трёх минут пять. Немного удивившись — он задумался на целых семнадцать минут — Минору поднялся со скамьи.

Добравшись до Минору, его ожидаемый собеседник принялся отшагивать на месте, восстанавливая дыхание. Однако, даже приведя его в порядок, затевать разговор почему-то не спешил.

Минору при виде этого самому стало сложно дышать, а потому для начала он, указав на скамейку, предложил:

— Ну... присядем?..

В ответ школьница в спорткостюме — Минова Томоми — выразительно кивнула и, не снимая рюкзачка, опустилась на краешек скамейки. Следом сел и Минору, в некотором отдалении.

Разве не она должна затевать разговор? — подумал он, и как раз в этот момент зажглись уличные фонари на солнечных батареях: видимо, наступило пять вечера. Заметив это, Томоми решилась:

— ...Прости, что позвала так поздно и в такую даль.

— ...Ничего, после школы я обычно сразу домой иду...

— Уцуги-кун, так ты, говоришь, в клубах не состоишь?

— Угу. Разве что в клубе бездельников, но на нашем году таких и десяти не набралось.

И снова повисло молчание.

Несколько часов назад, когда из шкафчика снова вылетела бумажка, он едва не решил притвориться, будто не заметил. Однако когда с неохотой подобрал, то обнаружил послание, написанное аккуратным почерком: «Приходи, пожалуйста, в пять вечера в парк Акигасэ к Южному саду», с подписью «Минова Томоми» к тому же.

Конечно, он всё равно задавался вопросом, не стоило ли проигнорировать записку. На решение повлияла подпись полным именем — в ней чувствовалось твёрдая решимость. Позавчера он решил, что не станет обращать внимания на угрозы членов клуба лёгкой атлетики — незачем послушно вилять хвостом перед ребятами, которые вызвали тебя и даже подписаться не потрудились... по крайней мере, сейчас.

Пока Минору вёл внутренний монолог, Томоми снова тихо извинилась:

— ...Прости, Уцуги-кун.

— Не стоит... до дома отсюда не так уж и далеко...

— Да я не об этом, — на мгновение улыбнулась она, но затем вдруг совсем сникла. В уголках глаз быстро собрались прозрачные капли, отчего у Минору спёрло дыхание. — Я слышала, как сплетничали семпаи по женской половине клуба. И они сказали, что парни из нашего клуба позвали тебя и... избили, — дрожащим голосом пояснила Томоми.

— Э?..

У Минору даже глаза округлились.

То, что его позвали поговорить, — правда, но дальнейшее уже немного приукрасили. Пусть он и пропустил удар в живот, но благодаря тому странному феномену он совершенно невредим, и всё это не стоит того, чтобы Томоми, которая совсем не при чём, так плакала и извинялась.

— В-всё немного не так. Я полностью цел и невредим, и вообще, мы только перекинулись парой слов...

Объяснил черт-те как, — тут же подумал он.

Вообще-то, от встречи надо было отказаться. Скорее всего Томоми выбрала для встречи парк подальше от школы, потому что догадывалась: парни из команды смотрят на Минору косо из-за их разговора. Но ответ Минору почему-то только подтвердил её опасения.

— ...Извини... — едва слышно снова извинилась она и закрыла лицо руками. Сухой декабрьский воздух содрогнулся от тихих всхлипов.

Минору понимал, что надо что-то сказать, но совсем не представлял, чем её можно утешить.

И не смог бы. Ведь до сих пор он сторонился разговоров с девушками... да и вообще с кем бы то ни было.

Минору всё молчал, не в силах вымолвить ни слова, а Томоми всё плакала. В конце концов размыкать порочный круг пришлось именно ей.

Она сжала губы, подавила плач, вытерла рукавом кофты глаза и, низко опустив взгляд, хрипло сказала:

— ...Будет лучше, если я перестану тебе докучать, Уцуги-кун?

— ...

Молчание Минору послужило ей согласием.

Миниатюрное тельце сжалось ещё сильнее; прошептав напоследок ещё раз «...пожалуйста, прости», Томоми поднялась.

Затем отвернулась и медленно побрела прочь — не той же дорогой, которой пришла, а вглубь леса в центре парка. Мало-помалу она ускоряла шаг, а вскоре перешла на бег.

Даже когда потяжелевший звук шагов растворился в сумраке, Минору не нашёл в себе сил пошевелиться. Лишь отстранённо наблюдал, как блестящая капля на месте, где сидела Томоми, понемногу впитывается в деревянную поверхность скамейки.

＊＊＊

Хм.

Наблюдая за большим парком с пролегающего выше набережной тротуара, Такаэсу озадачился.

Устойчивая до сего момента модель поведения дичи изменилась.

Последние два дня после шести вечера она всегда пробегала вдоль Сайтама Супер Арены, возвращаясь домой самой короткой дорогой, но сегодня курс на середине пути изменился. Вместо того чтобы отправиться домой, она продолжила бежать по тропинке вдоль реки, миновала высокую набережную и около пяти минут назад вошла в парк.

Вряд ли Такаэсу обнаружили бы, если бы он последовал за девушкой, держа дистанцию минимум в пятьдесят метров, но для верности он остановился у границ парка и занялся тщательной рекогносцировкой.

Поскольку слежка началась всего три дня назад, он понятия не имел, входит ли это в нормальное поведение его жертвы. Может статься и так, что по пятницам она продлевает маршрут до этого парка, который находится всего в двух километрах от её дома, но беспокоило его то, что сегодня её походка казалась тяжелой.

Неужели Такаэсу мог каким-то образом не заметить, что на его след напала полиция? А это всё — подготовленная лично для него западня? И если он, в погоне за добычей, сунет туда нос, то тут же превратится из охотника в жертву?

За прошедшие три месяца он сгрыз кости уже четверым.

От остатков он тщательно избавился, так что риск обнаружения был невелик, но о пропаже двоих его жертв уже стало известно общественности. Как следствие, полиция завела дело, и нельзя исключать возможность того, что они нашли неожиданную зацепку и уже вплотную подобрались к нему.

«Это» даровало ему физические способности, далеко превосходящие человеческие, и зубы, способные без труда раскусить человеческие что плечевую, что бедренную кости. Но, разумеется, от пули ему не защититься и не уклониться. Если офицеры возьмут его в окружение и начнут беспорядочную пальбу, скорее всего, на этом кромсательные похождения Такаэсу и закончатся.

Он не страшился гибели. Но решительно отказывался от постыдной собачьей смерти. Пасть перед планами полиции? Лучше уж залить себе в глотку переваренное феттучини и умереть от удушья.

Тьма окутала уже большую часть парка, в котором скрылась девочка, свет остался лишь в центре и вдоль южной аллеи. Таятся ли в потёмках гончие псы?

Преподнесённый демонами шанс? Или же расставленные ангелами сети?

И тогда...

Северный ветер, до сего момента дувший со спины в направлении парка, унялся. Немного погодя с юга подул слабый тёплый ветерок.

Такаэсу, укутанный в недавно купленный чёрный спортивный костюм, сжался всем телом, выдохнул весь воздух, что скопился в лёгких, и не медля ни секунды глубоко вдохнул через нос.

Раньше ему так делать не доводилось, но если в парке и скрываются несколько дюжин полицейских, он не сомневался, что сможет учуять запах такой толпы. К южному ветру примешался запах опавшей листвы, вонь озерной тины, запах пожухшей травы... и, наконец, сладкий аромат той девочки.

«Это» закололо в нижней челюсти.

Всё в порядке, угрозы нет, — ответил он шепотом.

Кусай, кусай, — соблазняло оно.

— ...Как скажешь, компаньо, — пробормотал Такаэсу и изящно сбежал по лестнице, спускающейся с набережной в парк.

＊＊＊

...Что же я делаю?

Минору, терзаемый совестью, вздохнул уже в который раз

Минова Томоми убежала уже около пяти минут тому назад, а он всё сидел на скамейке в Южном саду.

Он проделал весь этот путь до парка, потому что считал, что не может остаться равнодушным к её решимости. И в таком случае он должен был даже не пытаться сгладить всё кое-как, а утешить без конца извиняющуюся Томоми, пустив в ход всё своё красноречие. В итоге же Минору не то что сгладить ситуацию не попытался — даже не проронил ни единого слова.

Не хотел ни с кем разговаривать. Не хотел никого запоминать.

Возможно, раз он действительно этого хотел, то лучше бы и в школу не ходил, а просто заперся бы от всех в своей комнате — но на такое у него не хватало храбрости. Он заявлял, что желает одиночества, но в глубине души боялся сойти с курса получения высшего образования и устройства на работу. Вернее, боялся, что если сойдёт с этого пути, то все, кто его знают, начнут смотреть на него с жалостью и презрением.

Получается, абсолютное одиночество недостижимо.

Даже если он отгородится ото всех, не получится так просто взять и исчезнуть из воспоминаний окружающих, сколь бы этого ни хотелось. Поэтому настоящего одиночества не существует.

Но по крайней мере окружающие не настолько пекутся обо мне, как я думал.

И, уверен, она тоже. Она и сама не заметит, как забудет и о том, что разговаривала со мной, и о том, как недавно плакала. С завтрашнего дня я снова буду жить как призрак, — договорился он с собой и медленно поднялся со скамьи.

И тогда...

— ...?

Минору нахмурился: ему почудился какой-то странный запах.

Еле уловимый — неясно даже, противный или нет. В нём будто смешались запахи гари, металла и зверя... если совсем обобщить, запах насилия.

Выдохнув, он медленно втянул воздух через нос.

Ему не показалось. К холодному ветру примешалась совершенно незнакомая противная вонь, от которой подсознание почему-то било тревогу. Ко всему прочему, исходила она, судя по всему, из леса, занимавшего центр парка. Оттуда же, куда убежала Минова Томоми.

＊＊＊

Потёршись друг о друга, тихо скрипнули правые клыки.

Обитающему в нижней челюсти глазу, казалось, не терпелось дождаться предстоящего банкета. Его возбуждение передавалось всем тридцати двум зубам, и те самопроизвольно скрежетали, двигаясь независимо от воли Такаэсу.

Терпение, компаньо. Если ошибёмся сейчас, то всё испортим, — безмолвно прошептал Такаэсу и возобновил продвижение.

Он быстро приближался к широкому лесу в центре парка. Поскольку передвигался он не по тротуару, ступни то и дело скользили по мокрой листве, а свет фонарей сюда не достигал. Но нынешним глазам Такаэсу было достаточно и освещения далёких городских огней.

Он продолжал грациозно красться, словно акула-людоед, загоняющая жертву в угол.

Носовая полость отчётливо улавливала аромат девочки.

Близко. Наверное, не больше сотни метров. Если вслушаться, можно услышать топот кроссовок по асфальту.

Может, просто утомилась, но вчера она с такой тяжестью не топала. Лучше бы, конечно, жертва была в наилучшей физической форме, но зато за уставшей охотиться проще простого.

Звук шагов — справа — становился всё ближе. Как и слегка сбившееся дыхание, и шуршание спортивной формы.

Время от времени доносилось шмыганье. То ли простудилась, то ли плачет. Если последнее, то, наверное, в парке что-то случилось.

Но сейчас это не важно. Здоровая, закалённая плоть и крепкие кости. Столь желанные.

Шаги всё близились. За опушкой уже просвечивала узкая аллея. А на границе освещаемой уличным фонарём территории мелькала миниатюрная фигура.

Такаэсу в ожидании притаился у ствола большого камфорного дерева слева от дороги.

И как раз когда девочка пробегала с противоположной стороны ствола — круговым движением пристроился у жертвы за спиной.

Заметила ли она слабые шаги, но девочка обернулась на бегу. Завидев силуэт Такаэсу, она распахнула глаза до предела. Слезинки в уголках глаз блестели под светом фонаря.

Первым делом попробую их — сгодится за аперитив*, — решил Такаэсу, протягивая левую руку в тонкой перчатке, и мягко закрыл рот пытающейся было закричать девочке.

Ладони передалась вибрация голосовых связок, не сумевшая обратиться голосом. Затем он развернул её, притянул к себе и обвил правой рукой тонкую шею.

Когда он ловил свою первую добычу, то в этот момент переборщил с давлением и случайно раскрошил той шейные позвонки. Хоть вкус от этого не изменится, но всё же в начале трапезы ему хотелось вкусить энергичности живых плоти и костей, когда те испытывают первый укус.

Продолжая удерживать неистово бьющуюся девочку, он постепенно сжимал хватку правой руки.

В народе бытует распространённое заблуждение, что принцип такого усыпления в сжимании артерии в шее, чтобы остановить кровоснабжение мозга, но это не совсем так. На самом деле, когда происходит пережатие так называемого каротидного синуса, это вызывает избыточную реакцию блуждающего нерва; его сигнал, дойдя до сердца, моментально провоцирует падение пульса и кровяного давления, и недостаток в снабжении кислородом мозга приводит к обмороку.

Поэтому, когда усыпляешь кого-то, давить на шею со всей силы вовсе не обязательно. Всего-то аккуратно зажать каротидный синус сбоку чуть ниже челюсти и... вот.

Силы покинули девичье тельце. Без труда подняв обмякшую жертву, Такаэсу снова скрылся с аллеи.

И в сопровождении бесконечного лязга клыков широкими шагами пошёл прочь.

В лесную тьму, недосягаемую для звуков и света.

＊＊＊

В холодному ветру то исчезала, то снова примешивалась едва заметная вонь.

То ли в лесу что-то гниёт, то ли кто-то решил сжечь мусор. Парк, конечно, большой, может быть и то и другое вместе взятое, но весьма и весьма странно, что ничего такого не чувствовалось, когда он сюда пришёл.

Обычно Минору махнул бы рукой и ушёл по своим делам. Но странное предчувствие не позволило подойти к велосипеду.

Запах так его волновал именно потому, что исходил он оттуда, куда убежала Минова Томоми.

И вообще, точно ли это гниль или что-то горелое? Возможно, и правда какое-то животное?

Даже если так, в парке Акигасэ от силы тануки да бродячие кошки и водятся. Уж никак не крупный зверь, способный навредить человеку. Если немного присмотреться, в полутора километрах отсюда можно увидеть фары снующих по мосту Акигасэ автомобилей. Должно быть, как раз сейчас Томоми выходит из парка на набережную, — убеждал себя Минору, но тревога и не думала покидать его грудь.

...Всякое случилось, вот нервы и шалят.

Вернусь домой, и хватит на сегодня. Забыть этот случай не выйдет, но по крайней мере он останется в прошлом.

С такими мыслями он пошёл к велосипеду, примостившемуся на обочине западного сада.

Но не успел он сделать и трёх шагов, как запах снова ударил в нос.

Животная вонь, плотнее и омерзительнее прежнего.

Как будто какой-то крайне опасный хищник сорвался с привязи.

— ...Что за... — шёпотом выпалил Минору и покосился назад и направо — обратно на лес.

И почувствовал, что в груди, в самом центре, колет Оно. Сильнее, чем когда его чуть не сбил велосипед... и даже чем когда чуть не попал под горячую руку старшеклассника.

Тогда он вытер непонятно когда успевшие вспотеть ладони о брюки, натянул шарф по глаза и шагнул вперёд.

Навстречу не велосипеду, но тёмному, дремучему лесу.

＊＊＊

Такаэсу в полном спокойствии продвигался по не знавшему дорог лесу с бессознательной девочкой на руках.

Словив прошлых жертв точно таким же образом, он перевозил их на машине, но сегодня это не вариант. Потому что невозможно добраться до «Мазерати», покоящейся на далёкой гостиничной парковке, не попавшись на глаза ни прохожим, ни камерам. Думал он и о том, чтобы связать её, спрятать где-нибудь в парке и подвести машину сюда, но от обморока после сдавливания каротидного синуса приходят в сознание через несколько минут после того, как кровоснабжение восстановится. А очнувшаяся девочка покорно ждать возвращения Такаэсу не будет.

По счастью, лес был настолько широк и глубок, что с трудом верилось, что он граничит с жилыми районами. Досадно, что любимый обеденный стол вне досягаемости, но по крайней мере тут можно устроить банкет, не беспокоясь о незваных гостях.

Добравшись до северного уголка леса — самого удалённого от прогулочных аллей, Такаэсу собрался было положить девочку на землю, как вдруг заметил впереди угловатые очертания.

Приглушив шаги, он подобрался поближе: оказалось, незамысловатый железный сарай. Стены поросли густым плющом, а краска на раздвижной двери облупилась. Простая лачуга для хранения всяких садовых принадлежностей, но обветшала так, будто ей несколько лет не пользовались.

Приблизившись к лицу девочки и тщательно проверив, дышит ли она и не собирается ли просыпаться, Такаэсу уложил ту на опавшую листву. Затем подошёл к сараю и взялся рукой в перчатке за свисающий с ручки замок.

И дёрнул что есть мочи: покрытый пылью и зелёным налётом латунный замок не поддался. Даже со всей нынешней силой Такаэсу голыми руками его не сломать. Можно попробовать выбить дверь плечом, но такой грохот будет слышно даже за опушкой леса.

А оставлять драгоценную находку — жалко. Сарай хоть и гнилой, но голоса сдерживать способен. И... усугубить отчаяние добычи тоже.

Тогда он достал из своей сумки с «набором инструментов» влажные салфетки и как следует протёр тёмно-серый замок. После чего, заглушив отвращение, широко раскрыл пасть, с тяжестью на сердце приложил передние зубы к куску металла...

И слегка надавил.

Ожидаемо твёрдый. До сих пор он не пробовал ничего прочнее скорлупы макадамского ореха, но этот замок не проявлял и признака податливости, упрямо отторгая его зубы. Такаэсу догадывался, что если надавить со всей силы, велика вероятность обломать все резцы, но всё же обхватил ртом чуть больше металла.

Если он хотел достичь новых высот, рано или поздно придётся преодолеть эту планку. Такого материала, который неподвластен его зубам, больше не существует.

Он собирался перекусить его пополам, не разгрызть. Представив образ резчика, Такаэсу вдохнул полной грудью... и впился изо всех сил.

По корням зубов пробежала острая боль. Дзинь! — раздался лязг, а изо рта посыпались жёлтые искры.

Секунду спустя он неторопливо поднялся и выплюнул на ладонь катающийся во рту предмет: кусок латуни с полукруглым следом от укуса. Виднелись на ней и следы крови — видимо, от давления в дёснах лопнули капилляры. Такой пустяк Это залечит в два счёта.

Такаэсу снял свисающую с ручки теперь уже половину замка, и полукруглая скоба отпала сама собой. Затем окинул довольным взглядом оттиски зубов, оставшиеся на сечении двух металлических половинок, и сложил их в карман.

Когда он осторожно распахнул дверь, изнутри вырвался затхлый воздух. Убранство сарая, площадью чуть больше трёх квадратных метров, как и ожидалось, состояло из грабель, мётел и прочих инструментов для уборки, а также нагромождений всяких материалов вроде кирпичей и стальных труб. Впрочем половина пола была свободна, на ней же нашёлся большой кусок синего брезента — совсем прекрасно.

Подняв девочку с земли, Такаэсу пронёс её в лачугу, уложил на брезент и закрыл дверь. Окон здесь не было, из-за чего сарай погрузился в почти непроглядную тьму. Немного подумав, он достал с пояса небольшой фонарик, включил и положил на нагромождение инструментов. Освещение получилось слабое, но хоть какое-то.

Итак, теперь им никто не помешает. Отныне это место — не грязный сарай, но трёхзвёздочный ристорантэ.

Сперва он снял с её спины ранец, затем обмотал девичьи запястья и колени коленным бинтом — важным элементом охотничьего инвентаря. Рот заткнул носовым платком и перевязал ещё парой мотков бинта.

Закончив с обвязкой, Такаэсу шлёпнул пребывающую в прострации девочку по щеке. Вскоре жертва очнулась и, немного поморгав, сфокусировалась на его лице.

Сперва в больших карих глазах отразилось смятение, затем подозрение и, наконец, ужас.

Осознав, в каком положении оказалась, девочка сдавленно закричала сквозь кляп и поползла назад, отталкиваясь от пола обеими ногами, словно креветка. Да только тут же наткнулась на стену.

— ...Не стоит так бояться, синьорина, — невнятно проговорил Такаэсу. Ужасно, на его взгляд, но это потому, что ему мешали нормально разговаривать заблаговременно начавшие увеличиваться зубы. «Это» в нижней челюсти уже сходило с ума и буйно пульсировало.

Подавляя ослеплённый голодом и жаждой глаз, Такаэсу достал из кучи инструментов и хлама вдоль левой стены сарая толстую стальную трубу. Глаза девочки расширились пуще прежнего; она сдавленно вскрикнула и вжалась в стену.

— Спокойно, эта грубая палка мне ни к чему, — невнятно прошептал он и раскрыл пасть.

В зрачках девочки отразились освещённые фонариком зубы. Центр нижней челюсти горячо, невыносимо колол. Ещё с ночи его последнего банкета он продолжал копить аппетит, а теперь дал ему волю.

Хрусть.

Громко раздалось от подбородка.

И без того крепкая для японца нижняя челюсть Такаэсу, скрипя и хрустя, растягивалась в длину.

Она вовсе не отсоединилась от суставов. Это сама кость увеличивалась превосходящим ныне известную биологию образом.

Более того, верхняя челюсть подверглась тому же феномену. Такаэсу отрастил остро вытянутые челюсти — длиннее по сравнению с обычным состоянием не меньше чем на десять сантиметров, и его лицо перестало быть человеческим. Девочка так испугалась, что в довершение к до предела распахнутым глазам расширились и зрачки.

Но главное ещё было впереди.

Все тридцать два зуба, наполнявшие удлинённые челюсти, пронзительно скрипя, полностью преобразились. В двойные ряды острых, словно ножи, крепко сидящих в дёснах, как секира на древке, клыков.

Он стал тигровой акулой. Способной разгрызть даже морскую черепаху свирепой акулой-людоедом.

Положенный слева фонарь отбрасывал на правую стену причудливую тень. Получившаяся фигура с продолговатыми челюстями и хищными зубами, точнее, клыками, можно сказать, изображала новый вид человека, в котором вместо ДНК обезьяны оказалось акулье.

Устаревшему человечеству он покажется странным, даже уродливым, но Такаэсу видел в этом образе невесть сколько лет преследуемый им идеал. Мощные челюсти и прекрасные, крепкие, здоровые зубы, способные разгрызть что угодно.

Став свидетельницей аномальной трансформации Такаэсу, девочка только и могла, что неистово дрожать. Дабы вселить в неё ещё больше ужаса, он поместил меж зубов оставшуюся в руке стальную трубу и резко впился в её конец.

Труба из углеродистой стали, широко используемая на строительных площадках, имела около шести сантиметров в диаметре, а стенки её в толщину составляли четыре миллиметра. Ещё вчера, нет, десять минут назад она была бы ему не по зубам даже с трансформацией. Однако память о том, как он в нормальном состоянии раскусил замок, придавала сил Такаэсу... и, как следствие, «Этому».

Огромные зубы с глухим скрежетом утонули в стали. На такое давление не был способен даже промышленный гидравлический резак. Продержавшись всего шесть-семь секунд, труба, щёлкнув, развалилась как длинная сухая баранка.

Такаэсу поместил откушенный конец в пасть и принялся пережёвывать. И с каждым новым движением челюстей раздавался высокий металлический лязг.

Когда он выплюнул пережёванное на брезент под ногами, от трубы осталась только измельчённая до нескольких миллиметров металлическая стружка. На этот раз обошлось без единой кровинки.

— Каттиво*, — ухмыляясь, заявил Такаэсу. После чего перешагнул через стружку и склонился прямо перед девичьими глазами: — А вот твои косточки страшно аппетитные.

После этих слов из-под повязок снова просочился сдавленный крик, и девочка вывернулась, словно сломанная игрушка. Связанные в коленях ноги вхолостую забили по воздуху, и Такаэсу проворно их поймал. После чего без лишних промедлений сорвал кроссовки.

— !!!

Девичий крик заметно прибавил в громкости. Но для Такаэсу он был не более чем фоновой мелодией, подогревающей интерес к столу.

Сняв и спортивные носки, он с трепетом оценил представшие пред ним босые ножки. Согласно ожиданиям, они оказались прекрасны, с хорошо развитым сводом стопы и ахилловым сухожилием. А укрытые под плотью кости, без сомнений, обладают первоклассной текстурой.

Сколь бы ни хотел он сейчас же вонзиться в них, будет маловато весёлого в её скорой смерти, так что сперва придётся сделать приготовления для остановки кровотечения. Потому он пошарил в сумке и достал нейлоновые жгуты.

И принялся было наматывать вокруг её икр, но вдруг застыл.

Ему послышался слабый щелчок. Возможно, хруст сухой ветки.

Немного погодя послышался ещё один. Кто-то направлялся к этой лачуге, не иначе.

Такаэсу приблизил своё искаженное лицо к лицу девушки и, смотря в заплаканные глаза, прошептал:

— Пискнешь — убью.

Опустив её ногу на пол, он подошёл к двери и приложил ухо к ржавому железу.

С той стороны периодически доносилось шуршание. Звук шагов по листве. И шаги приближались.

Полиция? — подумал Такаэсу, но запоздало отметил, что, судя по шагам, их владелец один. А оперативники — хоть детективы, хоть спецназ — не действуют в одиночку.

Возможно, работник парка? В затуманенном голодом сознании ему только показалось, что сарай годами заброшен?

Такаэсу покачал головой и бросил взгляд на фонарик, что до сих пор горел на куче инструментов. На секунду он задумался, стоит ли его выключить, но решил оставить как есть.

После чего встал за дверью и приготовился. Кто бы это ни был, как только неизвестный войдёт — он покойник.

На сей раз Такаэсу не станет заморачиваться и сдавливать сонную артерию. А попросту разорвёт ему шею. Жаль, что придётся первым делом грызть низкокачественную кость, когда первоклассная добыча наконец пришла к тебе в лапы, но такова расплата за глупую небрежность.

Он широко разинул челюсти, полные акульих зубов.

Бритвенно-острые резцы засияли в свете фонарика.

＊＊＊

Пройдя несколько десятков метров, Минору свернул с аллеи в тёмный лес.

Теперь стало совершенно ясно, что наполнившая воздух вонь — не плод его воображения. Пока он мог распознать только направление, откуда она исходила, зато точно. Очень скоро уличные фонари перестали разгонять мрак, но благодаря не в пример обострившемуся зрению проблем с продвижением не возникло.

«Ну и глупость ты творишь», — твердило сознание. Чем бы ни оказался источник этого запаха, эту мерзость точно захочется забыть и больше никогда не вспоминать.

Но повернуть назад — значит гарантированно заработать ещё один приступ самоуничижения. Он прошёл весь этот путь, потому что его беспокоило, что в направлении, куда убежала Минова Томоми, витал неестественный запах, и если уйти, не удостоверившись, что это просто пустяк, то он будет упрекать себя в трусости и бессердечии.

...Всегда всё для себя, да?

Минору криво ухмыльнулся, но тут же случайно наступил на сухую ветку. Раздался хруст.

Он рефлекторно остановился и, вглядевшись в расстилавшуюся впереди тьму, обнаружил в десяти с лишним метрах небольшую лачугу, возведённую на пустыре. Походила она на сарай, но наполовину прогнивший под ветрами и дождями и на вид уже заброшенный.

И всё же интуиция подсказывала Минору, что источник запаха находится где-то там.

Вокруг постройки не виднелось никого и ничего. Может быть, в лачуге? Если так, то странный запах издаёт не животное.

Волосы по всему телу встали дыбом. Озябшие ладони вымокли от пота.

Хоть он и не двигался, вонь, тем не менее, быстро усиливалась. Минору натянул шарф на нос, но запах проникал сквозь него и настойчиво раздражал обонятельные рецепторы.

В этом сарае притаилось нечто ненормальное.

Нога сама собой шагнула назад и снова раздавила сухую ветку. Сам же себя напугав раздавшимся хрустом, Минору в ужасе оцепенел.

Ему хотелось сейчас же повернуться и броситься прочь, подальше от лачуги. Кое-как удержавшись на месте, Минору схватился вымокшей от пота рукой за грудь униформы.

И тогда он почувствовал, как отозвалось колким зудом что-то между бьющимся словно колокол сердцем и окоченевшей рукой.

Это Оно. Просочившаяся в его грудь небольшая сфера жарко пульсировала. И шептала ему: “не бойся, продолжай идти”.

Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, Минору приказал отступившей правой ноге шагнуть вперёд.

А следом и левой. Затем опять правой. Продолжая, на удивление самому себе, уверенно преодолевать шаг за шагом, он снял шарф, потом сумку, перекинутую через плечо, и аккуратно опустил их на землю.

До лачуги уже было рукой подать. На этот раз при внимательном осмотре железной двери и стены обнаружилось, что из еле заметных щелей просачивается свет.

Хоть запах становился тем сильнее, чем ближе он подходил, но душно ему почему-то не становилось. Определённо, эта вонь — не запах, и ощущалась отнюдь не носом. Это мозг получал некую информацию и интерпретировал её именно так.*

Словно притянутый, Минору потянулся правой рукой, схватился за ручку и потянул в сторону.

А мгновением позже... ахнул: в полутьме сарая, на полу, покрытом синим виниловым брезентом, связанная по рукам и ногам серой лентой и с кляпом во рту лежала Минова Томоми. Спортивная форма тоже была на ней, но обе ноги почему-то остались без обуви и даже носков.

— Ми... — начал говорить Минору и шагнул в сарай.

В тот же миг Томоми, широко раскрыв глаза, неистово замотала головой.

Будто пыталась сказать: не подходи.

А затем произошло несколько событий сразу.

Животная вонь, настолько густая, что он чувствовал скрытую в ней кровожадность, подступила вплотную.

Слева на него яростно набросилась чёрная тень.

Далеко выступающая нечеловеческая пасть сомкнулась у Минору на шее.

Неестественно огромные, чудовищно острые зубы коснулись кожи на его затылке.

＊＊＊

Мужчина. Молодой. Старшеклассник.

Знает девочку. Из той же школы? Этот рагаццо* — причина её слёз?

Тогда можно было бы и поймать. Откусывать по очереди от обоих тоже весело.

Но теперь уже поздно. Ни челюсти, ни зубы, ни Это уже не остановить.

Тонкая шея. Хрупкая, будто женская. Первый же укус отделит друг от друга шейные позвонки.

Стоит только надавить.

Вся эта цепочка мыслей зародилась в момент, когда незваный гость показался Такаэсу на глаза, и завершилась всего за три десятых секунды.

Его челюсти мгновенно обвили шею мальца вместе с воротником. Зубы справа коснулись чёрной кашемировой замши, а зубы слева — бледной тонкой кожи. Если сомкнуть их в таком положении, можно разом обрубить плоть и кости, и глазам предстанет прелестное красно-розово-белое сечение.

Жевательные мышцы напряглись. В мгновение высвободилась вся скопленная акулья сила.

Но вдруг произошло нечто неожиданное.

Странный запах ударил промеж бровей. Совершенно незнакомый его обонянию, неорганический, химический, мерзкий.

И в то же время шея мальца выросла в размерах... по крайней мере, так гласили ощущения.

Едва зубы Такаэсу углубились в его кожу, как их вмиг оттолкнуло давлением, превосходящим силу укуса. Неимоверно твёрдое, невероятно гладкое нечто отвергало его зубы. По жевательным мышцам пробежала боль, оповещая о повреждении тканей.

В изумлении вытаращив глаза, Такаэсу посмотрел на собственные удлинившиеся челюсти.

И изумился пуще прежнего.

Он чувствовал, что челюсти определённо что-то сжимают. И всё же зубы не касались плоти. Они мелко дрожали, но сократить зиявшие между ними и бледной кожей три сантиметра оказались не в состоянии.

Но что это тогда за ужасная зубодробительная текстура? У него на затылке какое-нибудь закалённое стекло или ещё что?

Нет, будь это стекло или какая-нибудь смола, мне в «Режиме тигровой акулы» ничего не стоило бы его прокусить. Что тогда, алмаз? Хотите сказать, этот обычный школьник откуда-то раздобыл такую редкость?

Наткнувшись на невиданно твёрдое, а вдобавок и невидимое вещество, Такаэсу в замешательстве искал ответ.

Однако сдаваться и отпускать хватку не спешил.

Обратившись тигровой акулой, Такаэсу не мог смириться с существованием чего-то, что неподвластно его зубам.

Игнорируя скрип кричащих от боли жевательных мышц, он настойчиво добавлял нажим. Загадочный запах внезапно исчез, но он не придал этому значения, целиком сосредоточившись на разжёвывании прозрачной субстанции.

И когда пацан наконец оправился от удивления и занёс нелепо сложенный правый кулак, ему и в голову не пришло уклониться.

«Это» не только даровало ему челюсти с зубами, но и заметно увеличило все прочие физические способности. Пропустив удар-другой от хилого старшеклассника, он даже боли не почувствует. Продолжая игнорировать опускающийся кулак, он выжимал из себя столько сил, сколько возможно...

Удар.

Всё вокруг потемнело, из глаз посыпались белые искры. Левый висок просто горел, а следом его прошибла такая боль, как будто в него вогнали железный гвоздь.

Возможно, он заработал сотрясение, потому что даже чувство равновесия дало сбой, и Такаэсу, не смея упасть, изо всех сил упёрся ногами в пол.

Это был удар. Но удар определённо не кулаком. А чем-то очень твёрдым, тяжёлым, гладким... по ощущениям — будто со всей силы запущенным отполированным стальным шаром.

Получается, одной только шеей невидимая защита этого мальца не ограничивается? У него ещё и на руках что-то вроде перчаток из материала, не уступающего по твёрдости алмазу?

Нет.

Скорее всего...

Оперев не слушающееся тело на стену справа от него, Такаэсу попробовал вонзить палец левой руки в беззащитный живот паренька.

Но цели удар не достиг. Как и ожидалось, палец упёрся в нечто прямо перед его пепельного цвета пальто. В не горячую и не холодную, гладкую и немыслимо твёрдую невидимую стену.

Целиком. Этот малец покрыт ей с головы до ног, — осознал ошарашенный Такаэсу, а тем временем паренёк повторно занёс правый кулак.

В драке он полный дилетант. Но ещё один такой же сокрушительный удар точно отправит Такаэсу в нокаут.

Мирясь с неописуемым унижением, он расцепил челюсти, что до сих пор были сцеплены у юнца на шее. А потом припал к полу, разбрызгивая скопившееся озеро слюней.

Кулак прошёл там, где мгновение назад была голова Такаэсу, и угодил в полуоткрытую железную дверь.

Раздался такой громогласный гул, будто туда ударил не кулак мальчишки, а стальная кувалда в руках силача.

На двери образовалась вмятина, в воздухе закружились кусочки отпавшей краски. А Такаэсу между тем отчаянно прополз мимо и выкатился из лачуги наружу.

И только прокатившись кубарем метра четыре, решился кое-как встать.

Новенький спортивный костюм и даже волосы облепили опавшие листья, а кожу покрыл слой пыли. С виска стекала струйка крови, изо рта сочилась слюна; да еще того и гляди он свалится от сотрясения мозга.

Но несмотря, что выглядел он совершенно ужасно, Такаэсу было некогда выходить из себя.

Он ещё раз окинул взглядом показавшегося в дверном проёме юнца.

Был он где-то на семь-восемь сантиметров ниже Такаэсу, рост которого составлял 183 сантиметра. Для его возраста парень выше среднего, но тело худощавое и на вид никак не способное на сокрушительные удары, сминающие железные двери...

Стоп, погодите-ка.

Тень от оставшегося в сарае фонарика не брала начало у его ног.

Он парил.

Ноги паренька повисли над цементом у порога, пусть и всего на пару сантиметров. Неужели он невидимой скорлупой даже подошвы укрыл?

Совершенно прозрачная броня, плотно покрывающая всё человеческое тело, крепче стали, да к тому же совершенно не стесняющая движений. На такое современная наука и технологии не способны.

Терпя пульсирующую в распухшем виске боль, Такаэсу пришёл к крайне неприятному умозаключению.

«Это».

Старшеклассник, с которым его разделяло четыре, от силы пять метров, тоже хранит где-то в теле такую же небольшую сферу.

Такаэсу — не единственный избранный. И даруемые Ими силы тоже неодинаковы. Он получил силу акулы... а малец — невидимую броню.

...Выходит, есть и другие? Люди со сферами в телах? И каждому досталась непредсказуемая опасная сила, и такие вот бродят где-то по Японии?

— ...Не позволю, — прохрипел Такаэсу.

Он не мог с этим смириться. К «Доминирующему виду», обладающему сверхсилами, должен принадлежать только он.

Так он решил, скрипя огромными зубами.

Устранить. Всех до единого. И этого юнца... и, если таковые существуют, остальных «глазоносцев».

«Оно» буйно запульсировало. «Выслеживай, грызи, пожирай!» — настаивало оно.

Ни боль в левом виске, ни нарушенное чувство равновесия его больше не беспокоили. Охваченный неистовым гневом, он вернул готовое завалиться тело в вертикальное положение.

В следующий раз — сгрызу. И эту его прозрачную броню, и каждую косточку в его теле.

Но сначала надо собрать немного информации. Юнец может что-то знать о других глазоносцах.

Приоткрыв пасть, Такаэсу вдохнул сухой воздух, чтобы хоть немного охладить жар, идущий от зубов, и обратился к пареньку.

＊＊＊

Мужчина перед ним, казалось, пытался что-то произнести, но Минору его не слышал.

...По крайней мере он счёл его мужчиной. Впрочем, по нему было непонятно даже, человек он или что-то другое.

Ростом он был выше ста восьмидесяти сантиметров. Руки и ноги длинные, плечи широкие. Чёрная ткань костюма подчеркивала стройность тела, очертания которого говорили о крепких мышцах..

Лет ему, наверное, около тридцати. Короткие волосы были аккуратно пострижены полубоксом, а в глазах светился ум.

Вот только нижняя половина лица вызывала вопросы.

Увидев её впервые, Минору подумал: «динозавр». Причудливо вытянувшиеся челюсти, за которыми проглядывали нечеловеческих размеров зубы.

Однако сужавшиеся челюсти по форме подходили больше рыбе, а не рептилии. Или точнее, плотоядной рыбе, охочей даже до людей. ...Акуле.

Слюна блестела на острых треугольниках зубов, а над челюстью с обеих сторон выпирали толстые связки, в которых угадывалась невероятная мощь, способная перерубить надвое попавшего в эти челюсти человека.

Минору содрогнулся от мысли, что буквально только что меж ними была его шея.

Полторы минуты назад...

Обнаружив за закрытой дверью связанную Минову Томоми, Минору забыл как дышать. Если бы он мог нормально соображать в тот момент, то человек, связавший Томоми, не застал бы его врасплох, спрятавшись за дверью, но шокированный Минору заскочил внутрь.

И когда слева набросилась чёрная тень... а её горячее словно огонь дыхание и холодные как лёд зубы коснулись его затылка... Оно сильно задрожало в груди.

А затем снова появился тот «феномен».

Звуки исчезли, мир преобразился, тело слегка приподнялось.

Минору почувствовал, как невидимая сила оттолкнула зубы, что успели вдавиться в его кожу, и наконец понял, что представляет собой охватывающее его явление.

Оболочка.

Невидимая, свободно меняющая форму и в то же время чудовищно твёрдая оболочка плотно облегала его тело.

Толщиной — около трёх сантиметров. Минору мельком удивился, что школьная форма и пальто под ней не давят на кожу, но размышлять об этом было некогда.

Минору старательно сжал кулак и махнул им в сторону злоумышленника. Удар, пусть жалкий и неуклюжий даже по его собственной оценке, достиг цели. Поскольку отдачи почти не почувствовалось, Минору решил, что серьёзного ущерба не нанёс, и повторил удар. На сей раз противник избежал попадания, припав к полу, после чего выкатился через дверь, а теперь оказался напротив Минору.

Что он, чёрт возьми, такое?

Вскоре Минору дал себе ответ.

Иначе быть не может. В груди... Хотя необязательно. Где-то в теле у этого человека находится такая же сфера. Не раз и не два Минору гадал, довелось ли кому ещё столкнуться с ними. Получается, этот мужчина — его «товарищ по несчастью».

Однако в глазах человека с акульими челюстями не виднелось и толики солидарности. Оба сверкали лишь бешеной злобой и холодной жаждой крови.

Продолжая сверлить взглядом ошеломлённого, неподвижного Минору, акулочеловек задвигал выпирающими челюстями.

Видимо, пытался что-то сказать, но, спрятавшись целиком за невидимой оболочкой, Минору не слышал ни шороха покачиваемых ветром веток, ни гула машин на мосту Акигасэ, ни, конечно же, слов. Однако, хоть звуки и не достигали его, Минору мерещился слабый, но глухой стук словно от двигателя... или сердца крупного живого существа. Что это за стук — он не понимал.

Между ним и мужчиной чуть меньше пяти метров. В такой ситуации лишиться барьера смерти подобно. Хотя он даже не знал, как снять защиту. Но ему казалось, что мужчина говорит о чём-то важном...

И когда Минору разом собрал в лёгкие безвкусный, даже без запаха его собственного тела, воздух, произошло это.

Лёгкий синеватый оттенок, окрасивший мир, исчез, тело опустилось на три сантиметра, а подошвы коснулись сырого асфальта.

— ...!

Оболочка исчезла. Он едва сдержал возглас удивления. Если противник заподозрит, что это не входило в планы Минору, то наверняка снова бросится в атаку.

К счастью, акулочеловек, судя по всему, решил, что оболочка рассеялась по воле владельца. Он снова обратился к Минору, непринуждённо разводя руками.

— Так-так, неужто соизволил послушать?

Изначально голос его скорее всего звучал приятно и соответствовал внешности, но сейчас доносился невнятно и странно искажал окончания слов, будто говорил пришелец, пытающийся имитировать человеческую речь.

Минору молчал, и мужчина, немного склонив голову, продолжил:

— Мальчик. Просто чтобы убедиться... у тебя тоже где-то на теле такой? Этот красный глаз.

— Глаз?.. — невольно повторил Минору.

Мужчина. очевидно, говорил про покоящееся в груди Это. Но с одним нюансом, которым Минору не мог пренебречь.

Загадочная сфера спустилась с неба три месяца тому назад. Пусть она пробыла перед глазами всего несколько секунд, но её облик он мог вспомнить даже теперь, вплоть до мелочей.

В диаметре она не достигала и двух сантиметров. Поверхность влажно поблескивала, а за прозрачной оболочкой находилось ядро немного поменьше. И ведь правда, эти два шара очень напоминают глаз живого существа. Вот только...

— Красный?

В этом состояло явное отличие.

Сфера, которая забралась в грудь Минору, снаружи была светло-серой, с ядром настолько чёрным, что казалось, будто оно поглощало весь свет вокруг.

Получается, у каждой сферы свой цвет? Сколько же их вообще?

Акулочеловек раздражённо обнажил острые зубы в адрес выпрямившегося Минору.

— Ну так что, есть он у тебя или нет?

— Е... есть. Правда, спрятался под кожу... — хрипло ответил Минору.

Мужчина, прищурившись, кивнул и снова поинтересовался:

— Три месяца назад?

Слабый кивок.

— Ясно. — Затем он захлопнул гигантские челюсти и натянуто приподнял уголки рта: получилась грозная улыбка, от которой детям бы кошмары снились. — Я смотрю, тебе от глаза досталась весьма приятная сила. Невидимая броня, которая закрывает всё тело... я даже немного удивился. Впрочем, ещё больше меня поразило то, что помимо меня есть и другие глазоносцы.

— ...

Слова звучали дружелюбно, но нездоровый блеск в глазах и не думал исчезать.

Не стоит обманываться. Пусть этот акулочеловек и похож на Минору в плане симбиоза со сферой, но ни о каком взаимопонимании не может быть и речи. Ведь именно он напал на Минову Томоми, затащил в этот сарай и связал по рукам и ногам.

И что бы он с ней сделал, если бы Минору не помешал ему?

Обычно мужчины похищают и связывают старшеклассниц понятно зачем, но нынешнего собеседника обычным не назвать. Странные вытянутые челюсти, здоровенные острые зубы. Неужели собрался пустить в ход их...

Ужасающая догадка быстро получила подтверждение.

— Но что ж, в следующий раз я обязательно погрызу. Насколько бы бронированным ты ни был, пока она защищает только тебя, выход есть. Не волнуйся, сразу не убью. А пока ты будешь смотреть, не в силах пошевелиться, я погрызу эту девочку, со смаком, не спеша... а впрочем, может, лучше наоборот?..

— П-погрызёшь?.. В смысле погрызёшь?.. — ошеломлённо повторил Минору, и мужчина снова состроил жуткую улыбку.

— Так-так, неужели думаешь, что она мне только затем, чтобы покусать? Конечно же, я её съем. Для этого и существуют мои зубы.

— Съ... ешь... тебе, зачем... Этот глаз тебе что, голову захватил?..

— Конечно же, всё по моей воле. Глаз только предоставил средство, не более. Ещё с давних пор я хотел кусать людей. Поэтому глаз ко мне и пришёл. Кстати, ты будешь пятым, кого я укушу. А девочка позади тебя, выходит, шестой? — нечеловеческая улыбка стала еще шире, а из-за растянувшихся губ показались многочисленные бритвенно-острые зубы. — Ну-с, приступим к дегустации?

И, облизнув губы ярко-красным языком, он медленно начал приближаться.

Судорожно дыша, Минору задумался:

Он и правда собирается загрызть нас с Миновой-сан.

Нужно скорее включить «оболочку» обратно. Но я так и не разобрался, что её призывает.

В тот раз, три дня назад, когда на меня налетел велосипед.

И в тот, два дня назад, когда меня ударил старшеклассник.

И несколько минут назад, когда этот человек укусил меня за шею.

Должно быть что-то, что я делал каждый раз прямо перед появлением оболочки.

Между ним и мужчиной осталось три метра.

Сжал кулаки... не то.

Два метра.

Сжал зубы... нет.

Мужчина подошёл впритык и грозно оскалился. В сумеречном полумраке зубы блеснули металлом.

Точно.

И тогда, и пару минут назад, я задержал...

Минору резко вдохнул.

Однако не успел он задействовать данную сферой способность, как...

Произошло то, чего никак не ожидали ни Минору, ни внушающий ужас мужчина.

Шух! — разорвался воздух, и слева, в шаге по правую руку от акулочеловека взметнулся столп листьев. На пустовавшем всего мгновение назад месте появился некто.

Вихрь развевал длинные волосы девушки в строгой одежде. А в правой руке она держала что-то вроде дубинки.

— Чт!.. — выдохнул акулочеловек, распахнув глаза, и резко повернулся вправо.

Но тут чёрная дубинка устремилась ему навстречу. Стоило её концу коснуться его бока, как ярко сверкнула голубая искра.

— Гх!

Мужчина затрясся в судорогах, а Минору от удивления выдохнул недавно набранный воздух.

Не похоже, чтобы так внезапно возникшая перед глазами девушка спрыгнула с дерева или с крыши лачуги. И, уж конечно, не выскочила из-под земли. Она просто взяла и появилась на этом месте за какое-то мгновение.

Длинные волосы скрывали лицо незнакомки, а блейзер, кажущийся в темноте угольно-чёрным, и серая плиссированная юбка наводили на мысли о школьной униформе. Черные чулки и низкие кеды завершали наряд.

В общем, за исключением тридцатисантиметровой чёрной дубинки в правой руке, девушка выглядела как обычная старшеклассница.

Выступающими на конце электродами дубинка напоминала шокер. И даже мало смыслящий в подобных девайсах Минору понимал, что мощность у неё явно выше легальной.

Получив мощный разряд, акулочеловек вытянулся во весь рост и стал крениться назад.

Но в последний момент, выставив правую ногу, удержался. Его туловище так наклонилось, что с этого ракурса виднелись только продолговатые челюсти. А затем из распахнувшегося до предела рта раздался ужасающий вой.

— Гоа-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Минору снова оцепенел под давлением голоса — от звучавшего в нём гнева, казалось, содрогался воздух: наверное, так бы ревела настоящая акула, будь они сухопутными.

Чёрное трико мужчины вздулось от набухших мышц. Одним рывком он вернулся в вертикальное положение. Руки его безвольно свисали — возможно, от электрошока — и тем не менее он выставил вперёд голову и бросился на загадочную девушку.

— Фх!..

Минору быстро набрал воздуха.*

Пусть они не знакомы, но эта девушка так или иначе его выручила. И теперь Минору должен вернуть долг. Но что бы он ни думал, тело отказывалось двигаться. Рёв акулочеловека совершенно парализовал его.

Челюсти, полные грозных клыков, нацелились на синеволосую девушку. Та отпрянула, попыталась отпрыгнуть назад, но тщетно. Попадётся в эти зубы — и вмиг лишится половины головы...

Дзынь! — раздался металлический лязг, и белые искры полетели от сомкнувшихся зубов.

Ухватили они только воздух. За мгновение до того, как челюсти захлопнулись, девушка резво пригнулась, на волосок уклонившись от атаки.

Однако на этом акулочеловек не остановился. Вновь выставив челюсти, он упрямо попытался вцепиться в неё. Дзынь, дзынь — всё щёлкали клыки, а девушка, двигаясь вправо-влево, едва-едва, но продолжала уклоняться.

Удивительно проворна, но вечно уворачиваться не сможет. И почему она не ударит этой шоковой дубинкой снова? Она же мощнее любого шокера. Или из-за мощи приходится ждать, пока накопится заряд?

Если не помогу... — ещё раз подумал Минору.

Он с трудом протянул вперёд налившуюся тяжестью, онемевшую ногу. Продолжая неуклюжее продвижение, сделал глубокий вдох...

Как раз тогда девушка — быть может, поскользнувшись на мокрой листве — упала на левый бок.

— Га-а-а!!! — кратко взревел акулочеловек и навис над той.

После чего схватил обеими руками, распахнул пасть под неестественно широким углом, нацелился на нежную шею и...

— !

Минору безрассудно бросился мужчине на спину, однако в последний момент невольно остановился.

Он наконец увидел её лицо.

Аккуратное, спокойное, миловидное и без тени страха.

Губы сжаты, голубые как океан глаза смотрят прямо на монстра, готового её сожрать. Не поведя и бровью, девушка подняла руку и пропихнула электродубинку глубоко в акулью глотку.

Бах!!!

Новый разряд. В огромной пасти полыхнуло белым, короткие волосы монстра встали дыбом.

Электричество продолжало плясать полновесные три секунды, а может, и того больше. После такого даже акулочеловек не пошевелится. Понемногу переводя дух, Минору исполнился трепетом по новому поводу.

Девушка в чёрном блейзере, без сомнений, нарочно продолжала уклоняться в последний момент. На самом деле она была способна на большее, но сдерживалась и даже позволила себя схватить. А всё ради того, чтобы второй удар электрошока обезвредил врага наверняка...

Кто же она такая?

Учитывая, как профессионально она справилась со странным монстром, да еще и электродубинкой повышенной мощности, которую явно не купить в магазине, не верилось, что она ещё школьница. И, главное, она ни с того ни с сего появилась рядом с акулочеловеком. Такое вот явление... а точнее, способность.

У этой девушки тоже оно есть? Это.

Пока Минору раздумывал об этом...

Акулочеловек, которому электрошок сжёг пасть, больше не шевелился. Лишь дёргались толстые связки, выпирающие под кожей от челюстей до шеи.

Длинный язык обгорел, изо рта тянулась струйка белого дыма. В вытаращенных глазах не было и проблеска сознания.

И всё же огромный рот продолжал дрожать, будто принадлежал отдельному существу. Распахнутая во всю ширь пасть неспешно закрылась.

При виде того, как клыки спрятались за губами, прикусив дубинку, Минору пробормотал:

— Да... как...

Лицо лежавшей на земле школьницы напряглось: видимо, на этот раз происходящее вышло за пределы ожиданий.

Бледная ручка щёлкнула парализатором, и то же мгновение, когда раздался третий разряд...

Дзынь! — акульи челюсти звонко сомкнулись, сломав шоковую дубинку посередине, а содержимое батареи брызнуло наружу и вспыхнуло белым пламенем.

Девушка же отпустила рукоять, вскочила на ноги и разорвала дистанцию.

Акулочеловек в ответ выплюнул остатки пылающей дубинки, и обгоревший дочерна рот искривился в ухмылке.

Закатившиеся глаза зашевелились, показались точки зрачков, Монстр уставился на девушку и своим искаженным голосом произнес:

—Что ж, весьма неожиданно с твоей стороны... — даже будучи нешуточно раненым, он, пошатываясь, сделал шаг навстречу голубоволосой школьнице. — Не отпущу... Мне уже неважно, кто ты. Потому что я тебя разгрызу... вместе с костями... всеми до единой...

Он приближался шаг за шагом, изрекая ужасные обещания.

Девушка, стоя в пяти метрах от него, не двигалась. Лишь расставила ноги чуть шире, слегка согнула колени и не сводила глаз с акулочеловека.

Что ты творишь, беги скорее, — отчаянно пронеслось в мыслях у стоявшего в дверях Минору. Насколько он видел, ни запасной электродубинки, ни каких-либо ещё средств самозащиты у неё с собой нет. Пусть у нее есть «сфера», хоть и неизвестно какого цвета, если бы незнакомка могла побороть акулочеловека своей способностью — использовать дубинку бы не пришлось.

Учитывая, что её кеды прочно стояли на опавших листьях, а ветер трепал серую плиссированную юбку и длинные прямые волосы, не похоже, чтобы её покрывал прозрачный барьер, как у Минору.

Неужели... ей нечем атаковать или ответить, но она всё равно отказывается отступать? Решила отдаться акулочеловеку на растерзание?

С этой мыслью Минору крепко сжал кулаки.

И бросил взгляд через плечо. Оставшаяся в сарае Минова Томоми, похоже, потеряла сознание от страха. На связанные лентой руки-ноги было больно смотреть, но по крайней мере обошлось без ран.

Еще Минору мог бы поднять Томоми и сбежать из парка с ней на руках.

Но он не собирался поступать так — по той же причине, по которой отважился открыть дверь этой лачуги.

Он снова посмотрел вперёд: между акулочеловеком и девушкой в блейзере не осталось и трёх метров.

В порыве чувств он набрал воздуха... и выдохнул часть его в крике:

— Быстрее, убегай!

А затем резко задержал дыхание и почувствовал, как давление из лёгких сконцентрировалось в центре груди.

Конечно, он сомневался, сработает ли. Однако чёрная сфера вняла его желанию.

Шелест листвы и холод исчезли. Тело слегка приподнялось. Развернулась невидимая оболочка.

Всё-таки переключателем было дыхание.

Не дыша, Минору оттолкнулся от земли по ту сторону барьера и ударил головой в оказавшийся напротив левый бок акулочеловека.

Он налетел со всей силы, но почувствовал, вопреки ожиданиям, лишь небольшое снижение в скорости. С другой стороны, для мужчины это было равносильно столкновению с пятидесятикилограммовой глыбой металла. Легко сбитый с ног, он без всякого сопротивления повалился на землю вместе с Минору.

А затем с нечеловеческой яростью попытался его столкнуть.

Пока Минору отчаянно сдерживал противника, лёгкие ощутили недостаток кислорода. Отбросив страх лишиться оболочки, он выпустил скопившийся углекислый газ и наполнил лёгкие безвкусным воздухом. Он не раз вдыхал и выдыхал под барьером, ещё когда сражался с мужчиной в лачуге, так что исчезнуть оболочка не должна.

Однако появилась новая проблема.

Прозрачная оболочка оставляла вокруг его тела зазор в три сантиметра. Когда-то на уроке математики он подсчитал, какую площадь занимает его тело, и, насколько помнил, вышло примерно 1.63 квадратных метра, из чего выходит, что под оболочку помещается где-то сорок девять литров воздуха. А за сколько вдохов израсходуется кислород?..

Все еще пытаясь подсчитать, Минору решил беззвучно передать ещё одно «беги» и повернулся в сторону девушки.

Однако школьницы в чёрном блейзере на месте не оказалось.

На секунду позабыв, что находится в пылу схватки, Минору вытаращил глаза. Он отвёл от неё взгляд, не больше чем на три секунды. Куда бы она ни побежала, за такое время невозможно успеть скрыться с глаз. Использовала ту же способность, с помощью которой оказалась здесь?

Акулочеловек же, заметил он исчезновение или нет, бесновался от злости и пытался кусать везде, куда только доставал. Пока что оболочка Минору уберегала его от зубов, но он понятия не имел, надолго ли. И что произойдёт раньше: закончится кислород или же барьер разобьётся, как витражное стекло?..

Взвился ураган опавших листьев.

Позади сцепившихся Минору и акулочеловека снова возникла девушка.

Теперь-то он ясно видел момент возникновения. Но как она передвигалась — по-прежнему оставалось загадкой. Она просто возникла, словно телепортировалась, в месте, где всего десятую часть секунды назад никого не было, а в руке снова сжимала чёрную палку... новую шоковую дубинку. Как будто сходила куда-то за запасной и, вот, вернулась.

Окинув взглядом барахтающихся в борьбе Минору с мужчиной, она нахмурилась и что-то воскликнула. Минору под оболочкой, ясное дело, ничего не услышал, но догадался, что девушка сказала что-то вроде «Отойди».

— П-понял! — отозвался он, невзирая, что и его снаружи не слышно, и попытался оторваться от акулочеловека.

И тогда...

В до сего момента беспорядочно мечущихся глазах акулочеловека зажёгся холодный огонёк разума.

Он схватил поднимающегося Минору и высоко поднял вместе с оболочкой. А затем, копируя бросок прогибом в реслинге, яростно швырнул в девушку.

Загадочная школьница, похоже, тоже никак этого не ожидала. Глаза её изумлённо распахнулись, она нагнулась, готовясь отпрыгнуть, но, похоже, не успевала

Сейчас врежусь!..

Минору инстинктивно задержал дыхание и сосредоточился на сфере. А мгновение спустя — налетел на девушку лицом.

Ощущая приятный запах и нежную мягкость, он с силой повалился на землю.

Он едва успел отключить барьер в последний момент, но от этого столкновение для него оказалось жёстче, и сразу подняться он не смог. Придавленная им девушка, однако, не только не застонала, а наоборот, пронзительно крикнула ему в ухо:

— Шевелись, скорее!!!

Минору впервые расслышал её голос — чистый и мелодичный, словно пение тетивы.

В панике он попытался подняться на ноги, но под коленом у него оказались пальто и юбка девушки одновременно, так что отделиться толком не получилось. Тогда, бросив попытки встать, он перекатился влево и отполз чуть подальше.

Тут же вскочив, девушка подняла дубинку и встала наизготовку. Гибкостью движений она напоминала пантеру, готовящуюся наброситься на добычу.

Однако тут же на её испачканном личике показалась досада.

Минору торопливо обернулся: чёрный силуэт удалялся, продираясь сквозь заросли кустарника рядом с сараем. Время от времени раздавалось щёлканье — наверное, акулочеловек откусывал мешавшиеся ветви.

Обладавшая даром телепортации, девушка могла бы и пуститься в погоню, однако опустила плечи и не двигалась.

Вскоре производимый акулочеловеком шум стих.

В той стороне были площадки для футбола и тенниса, так что, должно быть, он вышел на открытое пространство. Загадочная девушка не хочет показываться на людях?

После нескольких секунд молчания школьница, протяжно вздохнув, приободрилась, непринуждённо приподняла подол юбки и отправила электродубинку в кобуру на правом бедре.

А затем направилась к сараю, не удостоив оставшегося на земле Минору даже взглядом. По пути она подняла левое запястье и негромко проговорила в небольшие часы.

— Байтер сбежал. Один гражданский, одна внеплановая цель для задержания. Принеси комплекты один и три.

...В таких маленьких часах ещё и рация помещается? И что за комплекты?.. — озадачился Минору, но тут наконец вспомнил, куда направилась девушка и кто в этом сарае находится.

— А-а... Ми... нова... сан... — обрывочно произнёс он имя окоченевшими губами, напряг дрожащие ноги и кое-как поднялся.

Когда Минору добрался до входа, бесчувственная Минова Томоми уже успела оказаться у загадочной девушки на руках. Та отточенными движениями проверяла её пульс и дыхание.

Остановившись у дверей, он спросил:

— А, эм... С Миновой-сан всё... хорошо?

Девушка посмотрела на Минору, но не ответила. Только настойчиво сверлила его серьёзным... даже враждебным взглядом.

Через некоторое время из её губ, наконец, раздалось:

— Так ты знаешь её имя?

Минору кивнул, хоть и испугался её ледяного тона.

— Д-да... Мы в одной школе учимся...

— Хм-м. Мало того что Рубин, так ещё и полный кретин? Если нацелился на кого-то из своей же школы, тебя в два счёта раскроют. Ну ладно, это подождёт.

Смысл этих слов остался для Минору полной загадкой.

— ...Рубин? Нацелился?..

— Прекрати играть саму невинность, у тебя плохо получается. Ясно же, что вы с Байтером её не поделили и поцапались.

— ...Играть? «Байтер»?.. — Девяносто процентов её речи не поддавались объяснениям, но последние слова Минору так просто пропустить не мог. Поэтому, сделав глубокий вдох, ответил чуть громче: — ...Эм, если «Байтером» ты называешь того монстра, то мы с ним не това...

Как вдруг...

Из-за спины Минору донёсся слабый шорох. Шаги ботинок по опавшей листве.

Поспешно отскочив от двери, он повернулся спиной к стене.

В пяти метрах от лачуги стоял чёрный силуэт.

Подумав было, что вернулся мужчина, Минору уже собирался набрать воздуха, но кое-что заметил. Силуэт в сравнении с акулочеловеком... «Байтером», если выражаться словами девушки, был заметно ниже. Ему даже до Минору десяти сантиметров не хватало.

Судя по росту, ещё одна девушка, — решил он, но всё оказалось немного иначе. Это был парень, ровесник девушки в чёрном блейзере или немного её старше.

Выделялся он оливковой кепкой, надетой задом наперёд, и жилетом в камуфляжной раскраске. На ногах были мешковатые штаны-карго, заправленные в армейские ботинки. А в каждой руке он нёс чёрный металлический чемоданчик.

Его одежда выглядела впечатляюще, но на лице у него не было ни толики угрозы. Растопырив, казалось, слипающиеся глаза, он пристально... или наоборот, безучастно, уставился на Минору.

Пока тот, не понимая, как ему отреагировать, стоял столбом, девушка вышла наружу. Блейзер она успела снять, оставшись в белой блузке, и не было похоже, что ей холодно. Затем, настороженно зыркнув на Минору, она прошла мимо и протянула низкорослому парню левую руку.

— Ди-Ди, третий комплект, пожалуйста.

— А, с-сейчас...

Кивнув, юноша по прозвищу «Ди-Ди» поднял кейс в левой руке. Однако в самый последний момент отвёл руку в сторону.

— ...Эй, ты чего удумал?

— Нет, просто..., ты хочешь сказать, что вот этот вот пацан — твой Рубин на задержание? И ты его даже не связала?

— Если что-нибудь выкинет — тут же с ним разберусь. В конце концов, я только что сразилась с Байтером и осталась в живых. И не позволяй ему себя одурачить. Он похитил девочку из своей школы и покушался на неё.

— Д-да ладно? С такой-то милой мордашкой...

— Разве?.. Хотя, неважно. Давай скорее. Не хочу затягивать до завтра.

— Ясн. Какая же ты всё-таки нетерпеливая, Юмико-чан...

— Эй, как ты меня назвал?!

— А-а, п-прости...

...Так её Юмико зовут? По крайней мере похоже на реальное имя, в отличие от «DD». Или, судя по внешности... может, он иностранец? — пустился Минору в раздумья, но наконец спохватился, что обсуждают его. — «Цель для задержания» значит, что они собираются меня арестовать? А «не затягивать» тогда...

Пока Минору стоял, Юмико получила свой дипломат, повернулась к нему и объявила:

— Если сдашься без сопротивления, обойдёмся без насилия. Сейчас я сделаю тебе укол — обычный транквилизатор, чтобы ты ненадолго уснул. За это время в некоем месте в Токио тебе проведут операцию по извлечению и заблокируют память, а ночью уже отправят домой.

С этими словами она открыла кейс. Внутри, в углублениях на чёрном бархате, лежали в ряд большой шприц и другие инструменты.

Невольно отступив на шаг, Минору спросил в ответ:

— П-по извлечению... а что извлекать?..

— Уж понятно что, — ответила Юмико ещё настойчивее, — Сёрд Ай, который где-то у тебя в теле.

— Сёрд... Ай, — в очередной раз произнес он следом.

Third Eye. Третий глаз.

Что это незнакомое слово описывает, легко догадался даже Минору.

Небольшое инородное тело, поселившееся у него в груди. Чёрную сферу, которую акулочеловек прозвал «глазом».

И судя по тому, как заумно они её называют, эти двое продвинулись в изучении и анализе сфер. Скорее всего, они состоят в какой-нибудь организации.

Непонятно, как восприняла молчание Минору Юмико, но она сбавила тон:

— ...Раз ты порвал с Байтером, значит, ещё не до конца помутился рассудком, так? Но если сейчас ничего не предпринять, рано или поздно ты начнёшь убивать людей без разбора, прямо как та акула. Ты пока ещё можешь вернуться к прежней жизни. К нормальной, когда Сёрд Ай ещё не паразитировал на тебе.

Быть может, потому, что враждебность в её глазах немного поутихла...

Но даже сейчас Минору не мог не обратить внимания на её величественность.

Черты лица — словно вырезанные резцом виртуозного скульптора, со всей душой, без единого изъяна. Больше всего Минору поразили глубокие глаза цвета вечернего неба: он тонул в них, не в силах оторвать взгляд.

Юмико в ответ с подозрением нахмурила изогнутые брови и точно так же уставилась Минору в глаза. Губы её шевельнулись, негромко произнеся:

— А может быть... ты...

Почти одновременно с ней промычал и стоявший позади Ди-Ди, поправив козырёк кепки:

— Постой... он точно Рубин? Не Джет ли часом?..

Наткнувшись на новый незнакомый термин, Минору склонил голову, но Юмико, судя по всему, была уже не в настроении объяснять. Они с Ди-Ди пустились в бурное обсуждение.

— Но ты же сам сказал, что в Канто их больше не осталось.

— Вообще-то я сказал, что не осталось пробудившихся Джетов. Даже с моим носом непробудившийся Сёрд Ай не унюхать ну никак.

— Если он непробудившийся, то как уцелел в битве с Байтером? Без способности тот его должен был в момент раскусить.

— Т-так-то оно так...

Поскольку спор, по-видимому, развязался из-за него, Минору пытался почерпнуть хоть что-то из разговора.

«Рубин» и «Джет» — это, наверное, разновидности сфер... как их, Сёрд Аи? Если так, то Рубин, выходит, «красный глаз», о котором упоминал акулочеловек, а вот с каким цветом связан «Джет» — непонятно. И что за пробудившийся-не пробудившийся — тоже.

Пока что я уверен только в том, что и у акулочеловека-Байтера, и у Юмико с Ди-Ди в телах есть сферы с неба. И эти Сёрд Аи даровали всем силы: Байтеру челюсти, Юмико телепортацию, а мне — барьер.

Или нет, не только силы...

По её словам, Байтер пытался съесть меня и Минову Томоми под влиянием Сёрд Ая.

...Неужели я правда скоро начну нападать на людей, как он?..

С ошеломлением довёл Минору мысленную цепочку до конца, как вдруг вспомнил нечто важное, и с его уст сорвалось невольное «А!».

Юмико снова повернулась к нему, уставившись ясным, но пристальным взглядом.

— Что такое?

— Ну... Можно, мы сначала о Минове-сан...

Минова Томоми до сих пор лежала в сарае. И пусть обошлось без серьёзных травм, но она заработала огромный стресс, ведь её похитил и чуть не съел ужасный монстр.

Минору собирался было повернуться к двери, когда тонкие сильные пальцы сжали его руку.

— Подожди, — моментально оказавшись рядом, Юмико заговорила внушительным, не терпящим возражений голосом: — Ответь на мой вопрос честно. Ты помнишь, как встретил Сёрд Ай... сферу, которая три месяца назад спустилась на тебя с неба?

— ...А-ага.

— И эта сфера-паразит, какого цвета она была?

В таких случаях Минору, как правило, задумывался в первую очередь над тем, какой ответ понравится собеседнику.

Но сейчас, под пристальным взглядом Юмико, он поневоле выложил всё как есть.

— ...Чёрного.

— ...

Ещё несколько секунд Юмико продолжала пристально смотреть на Минору, после чего едва заметно кивнула.

— ...Похоже, и правда Джет... Можешь идти.

И, отпустив его руку, отошла на шаг. А Ди-Ди из-за её спины взволнованно возразил:

— У-уверена?

— Ты же сам сказал, что он не Рубин.

— Я-я в этом не уверен.

— Ой, вместо того чтобы языком чесать, взял бы да Байтера повынюхивал.

— Дык его не учуять, пока он силу не использует.

Слушая перепалку у себя за спиной, Минору трусцой забежал в лачугу.

Минова Томоми спала на сложенном в несколько раз синем брезенте, укрытая чёрным блейзером. Веки её пока не открылись, но нездоровой она не выглядела. Бинты с неё уже сняли, а на ноги вернули носки и кроссовки.

— ...Минова-сан, — позвал Минору шёпотом и опустился рядом с ней на колени.

Нерешительно протянул руку, коснулся пальцами плеча в спортивной форме, выглядывающего из-под импровизированного одеяла.

Сегодня ему на голову свалилось столько невероятного, что теперь в ней царил полный бардак. Но в одном Минору был уверен...

Если бы тогда, на скамейке в южном саду, он отнёсся ко встрече с Томоми со всей серьёзностью...

Если бы нашёл слова, когда она лила слёзы, и не позволил ей уйти...

Тогда Томоми никогда бы не угодила в лапы ужасного акулочеловека... Байтера.

— Из-за... меня...

И, будто вторя его хриплому голосу...

Её ресницы задрожали, и веки медленно разомкнулись.

Карие глаза Томоми несколько раз моргнули в тусклом свете фонарика и сошлись на лице Минору. С ослабших губ слетело еле слышное:

— Уцуги... кун?..

— ...Угу, — только и смог кивнуть он.

Томоми ещё какое-то время продолжала смотреть на Минору, после чего, слабо улыбнувшись, сказала:

— Так это... не сон. Ты спас... меня.

— Нет... Я так... — «ничего и не смог», собирался сказать он, но оборвал себя на полуслове. Вместо этого Минору изобразил дрожащими губами что-то вроде улыбки: — Теперь всё хорошо. Скоро ты будешь уже дома.

— ...Спаси... бо... — с улыбкой прошептала Томоми и снова закрыла глаза. Видимо, сознание, не вынеся свалившейся на него тяжести, снова отключилось.

Тогда Минору, нацепив на кисть лямку жёлтого рюкзачка, валявшегося у стены, просунул руки под тело Томоми и поднял её вместе с блейзером.

Он вышел наружу. Перед ним стояли Юмико и Ди-Ди. Девушка, вглядевшись в лицо Томоми, произнесла:

— Выглядит здоровой.

— ...Ага.

Кивнув, Минору уже собрался было выразить благодарность, но следующие слова Юмико его огорошили.

— Мы о ней позаботимся.

— Э... Нет, я отнесу её домой...

— Так не пойдёт. Ей надо показаться врачу. К тому же... она видела лицо Байтера. Он может снова на неё напасть, в конце-то концов. Это тебе в голову не приходило?

— !..

Прозвучало грубо, но с ней не поспоришь.

Ещё неизвестно, случайно ли Байтер наткнулся на идущую по лесу Томоми, или же охотился на неё с самого начала. Если последнее, то монстр наверняка знает и её имя, и адрес.

Однако это лишь убедило Минору в том, что нельзя скинуть с себя ответственность, сделать как велено и отдать Томоми.

— ...Тогда чего вы тут стоите, вместо того чтобы догнать Байтера? Оно... Сёрд Ай, кажется, дал тебе силу телепортации? Могла бы запросто угнаться.

Едва заслышав такое, Юмико сурово нахмурилась. Обычно в этот момент Минору давал задний ход и отводил взгляд, но на этот раз собрал всю решимость и продолжал смотреть в глаза собеседнице.

— ...Если бы могла, так бы и сделала, — выплюнула та, после чего сделала глубокий вдох, потом выдох и, успокоившись, продолжила: — Мы и без твоих замечаний его ещё найдём. С такими ранами в ближайшее время он отсюда не уедет. Ну а если тебе так приспичило отправить её домой... пусть побудет приманкой для Байтера.

— ...Я не это... — начал было Минору, но тут же закусил губу. Хочет он того или нет, но дома у Томоми опасно. Вот только... — ...А в том госпитале, куда вы её отнесёте, вы сможете гарантировать ей безопасность?

— По крайней мере, там безопаснее, чем у неё дома. И, само собой, мы будем её охранять.

— ...

Минору опустил взгляд на Томоми в своих руках.

Она, похоже, не в обмороке, а просто спит. Наверное, благодаря крепким мускулам, но для своей миниатюрности она казалась довольно тяжелой. Вес, присущий человеку с активной жизнью.

Однако теперь Минору знал, как легко по пустяковой прихоти судьбы эту жизнь потерять.

— ...А что вы объясните её семье?

— М-м, скажем, что на неё напал какой-то извращенец, а мимо проходили прохожие и спугнули его... или ещё что, — ответил на этот раз Ди-Ди. После чего пожал плечами в жилете и продолжил пояснять: — Просто это не первый такой кэйз. Мы её и защитим, и вылечим, а кое-какое ноухау поставит её на ноги. Забота о ментальном аспекте прилагается.

— Но разве на историю об извращенце не приедет полиция?.. Или вы сможете сдержать и их, и журналистов? И... к-кто вы вообще?.. — с опаской спросил Минору, догадываясь об их принадлежности к некой организации. Вместо ответа Ди-Ди, выдав широкую и грустную улыбку, только покачал головой.

— М-м, можно сказать, мы пусть и служим верхушке, но влияние на полицию и информацию нам ток снится. Увы, пока ты не получил официальный запрос о сотрудничестве и не подписал кучу бумаг, подробности разглашать не могу.

— Запрос о сотрудничестве?..

— Ладн, расскажу вот что... Щас в Японии скрывается куча Руби Аев, которым не терпится убивать. Недавний Байтер тоже из таких. Количество пропавших без вести подскочило по всей стране, и по ходу большая часть — жертвы Рубинов. Кстать, мы их так называем из-за красного цвета сферы-паразита.

Ди-Ди выдержал небольшую паузу, и продолжил разъяснения:

— Мы же — носители чёрных сфер, Джет Аи, и нас значительно меньше. Скорее всего ты — последний подтверждённый Джет на весь Канто. И... зависит, конечно, от способности, но тебя точно попросят работать с нами. Кстати, «джет» — это не в смысле реактивный двигатель, а в смысле чёрный янтарь.

— ...

Минору ошеломлённо пялился на Ди-Ди, но вскоре перевел взгляд на Томоми.

Итак, есть два типа этих сфер.

Красные — это «Руби Аи», а чёрные, как у Минору в груди, это «Джет Аи». Люди, на которых паразитирует Руби Ай, подобно Байтеру рано или поздно начинают нападать на окружающих. А подобных Юмико и Ди-Ди носителей Джет Аев поставила служить в организацию верхушка, то есть правительство, и они сражаются с Руби Аями...

Невероятно... даже не так: ну и бред.

Подняв голову, Минору спросил с дрожью в голосе:

— ...Откуда Сёрд Аи пришли?

И тогда невысокий паренёк, состроив самое серьёзное лицо с момента их встречи, вознёс указательный палец точно вверх. Проследовав взглядом за верхушки многочисленных деревьев, Минору увидел россыпь звёзд, мерцавших на сером ночном небе.

...Космос?

...Он хочет сказать… пришедшие из космоса загадочные тела вселяются в человека, дают ему сверхъестественные способности и заставляют нападать на людей либо их защищать?

«Хватит» — заскребло у него на душе.

Если верить всей этой истории, то его обычная жизнь, на защиту которой Минору тратил все силы, накрылась медным тазом. Вдобавок у него и навыков для вступления в какую-то «организацию по борьбе со злом» не было.

В конце концов, восемь лет назад он прятался под полом один-одинёшенек, закрыв глаза и уши.

Он пожертвовал любимыми родителями и сестрой, только для того чтобы выжить самому.

— Эй, парень, ты как? Выглядишь не очень.

После оклика Ди-Ди Минору распахнул глаза.

Меня нет. Нет нигде, — начал твердить он мантру, пока готовый замкнуться порочный круг воспоминаний не разорвался.

— Нет... ничего, — бросил он в ответ, отрывисто покачав головой, и посмотрел на Юмико, всё это время молчавшую.

Они не могли рассказать ему о своей организации, впрочем, Минору и не интересовался; но по крайней мере они могли взять на себя то, что ему было не по силам.

И он твёрдо уверился, что больше не может оставаться рядом с Миновой Томоми.

— ...Хорошо. Позаботьтесь о Минове-сан, пожалуйста, — глухо произнес Минору.

И аккуратно протянул спящую Томоми.

Юмико легко подхватила её тонкими руками, а желтый ранец взял Ди-Ди.

— Внутри должен быть дневник Миновы-сан, посмотри.

— Принято. Где там телефон опекунов...

— ...Благодарю.

Коротко кивнув, Минору отошёл подобрать сумку, лежавшую неподалёку, но его резко окликнули:

— Секунду. Ты куда это собрался?

Минору остановился и не оборачиваясь коротко бросил:

— Домой.

— Домой ни в коем случае нельзя. Ты что, прослушал, что тебе Ди-Ди втолковывал?

Он, пожалуй, ожидал этих слов, но всё же покачал головой, упрямо отвернулся и пошел дальше.

— Я же всё равно больше ничем помочь не могу. Ваши же слова?

— Здесь, может, и ничем, зато скоро дел для тебя будет просто гора, — съязвила Юмико, и Ди-Ди торопливо вмешался:

— С-стоп-стоп, попридержи коней, Юмико-чан. Мы же с таким трудом нашли нового товарища.

— Когда это я его в товарищи...

— А-а, не надо, пожалуйста!

С этим возгласом он пробежал по шуршащим листьям и преградил путь Минору. Ди-Ди примирительно улыбнулся, пытаясь одновременно разрядить обстановку и извиниться за поведение своей напарницы, после чего предложил:

— Э-эм, слушай, ты же хочешь узнать побольше? Если пойдёшь со мной — всякому научим, ну, в пределах возможного.

— ...

Не сказать, что Минору не было любопытно узнать подробности насчет Сёрд Аев и организации, к которой эти двое принадлежат. Но куда сильнее ему не терпелось сейчас же отсюда исчезнуть, так что он в любом случае собирался ответить отказом.

Поводом к нападению Байтера на Минову Томоми послужил лично Минору. И хоть без телесных повреждений, слава богу, обошлось, но на сердце остались глубокие шрамы. Он непрестанно сожалел и раскаивался, что тогда, несколько десятков минут назад, прогнал Томоми своим молчанием... нет, о том, что три дня назад, у берега Аракавы, слишком заговорился, он сожалел настолько, что едва ли это сожаление когда-нибудь пройдёт.

Больше я не допущу, чтобы кто-то пострадал по моей вине. Ни за что.

Мысленно поклявшись в душе, Минору тихо ответил:

— Вообще-то не особо.

— Э...

Ди-Ди удивлённо моргнул — может, его и правда поразил такой ответ.

— Значит... не интересно? Там куда ни ткни, всё не укладывается в рамки здравого смысла.

— ...Здравый смысл — всего лишь иллюзия. В нашем мире возможно всё.

— Э, эй... экий ты философ для своего возраста...

Ди-Ди озадаченно склонил голову набок: на этот раз он, похоже, восхитился не в шутку.

И тогда слева раздался раздражённый голос:

— Хватит, доставай Стик.

Минору заметил, как потрясённый Ди-Ди шевельнул правой рукой.

Стиком, должно быть, Юмико называла парализатор. А ведь если присмотреться, левая сторона камуфляжного жилета Ди-Ди казалась немного больше правой.

Напрягшийся Минору, готовый задержать дыхание по первой необходимости, не спускал глаз с потянувшегося к дубинке Ди-Ди. Девушка снова холодно объявила:

— С теми, кто после всего, что услышал о жертвах Руби Аев, делает вид, что его всё это не касается, мы обращаемся соответствующе.

— Н-нет-нет-нет, нельзя же так жестоко, он же Джет, как мы...

— Как мы? Не смеши, — коротко парировав, Юмико уверенными шагами подошла ближе.

Остановившись в паре шагов слева от Минору, она решительно скомандовала:

— Повернись.

— ...

Посомневавшись пару секунд, он повернулся налево.

Юмико, держа Томоми на руках, сверлила Минору глазами, в которых будто застыло раскаленное до синевы пламя. Он невольно отвёл взгляд. Интересно, я хоть раз смотрел прямо в глаза собеседнику? — пронеслось у него в голове.

— ...С того момента, как Джет Ай оказался в тебе, выбора не осталось, — пронзил слух звонкий голос. — Пока мы тратим время, где-то Рубины охотятся на невинных людей. На тебя возложен долг продолжать сражение, покуда жив хотя бы один Рубин!

Слова Юмико железными гвоздями впивались в грудь Минору, привыкшему избегать всего, что могло повлечь за собой выговор.

Однако среди этой боли отыскалось и скромное несогласие с её властной речью. Минору крепко сжал кулаки и выдавил непривычное для себя возражение:

— ...Я эту штуку не по своей воле получил. Все эти Джеты и Рубины — я о них только что услышал. И до этого не знал ровным счётом ничего.

— Потому ты и должен устыдиться, что не знал, и помочь нам истребить Рубинов!

— Меня это не касается. Пусть сражаются те, кому это надо. ...Я пошёл.

Отметив про себя, что продолжение разговора сулит только больше болезненных воспоминаний, Минору отвернулся от Юмико и направился было к опушке...

Но всего через шаг она преградила ему путь и приказала Ди-Ди голосом холоднее ночного декабрьского мороза:

— Сейчас же ткни этого кретина Стиком. Берём его в штаб, пусть даже силой.

— С-слушай, я же говорил, это как бы опасно, — ответил Ди-Ди как всегда беззаботно, но с оттенком нетерпения. — Поступим так, и больше он нас никогда не послушает. По сути, мы до сих пор не знаем, какая у парня способность. Он смахнулся с Байтером и умудрился без ран уйти, так что давай-ка сейчас уважать его желание, а переговоры начнём как-нибудь потом...

— Когда он увидит записи в штабе, с него мигом слетит вся спесь. Санаэ намного младше него, а так отважно сражалась!..

В пылу негодования Юмико невольно произнесла незнакомое имя. Впрочем, Минору не мог вместить в голову столько всего сразу. Удивляясь, что в нём смогли пробудить раздражение, он процедил сквозь зубы:

— Если вам так интересно — пожалуйста. Когда я использую способность, мой голос не слышно, и я тоже никого не слышу. Я могу создавать непроницаемый прозрачный барьер вокруг всего тела. Так что ваше оружие не сработает.

— Хо-о... эвона как, — Ди-Ди, у которого на лице тут же проявился нескрываемый интерес, поправил козырек кепки и протянул: — Поэтому-то ты после укусов Байтерка невредимым остался? Его зубы могут сгрызть человека вместе с костями, и сила, которой можно защититься от них, явно крута, ага. Так что... м-м... ну как, Юмико-чан, отстанем пока? Если всё так, как он сказал, Стиком тыкать явно без толку.

— ...

Девушка, одарив Минору таким взглядом, словно пыталась ударить током вместо шоковой дубинки, коротко вздохнула. — ...Звучит подозрительно, но если это правда, то вещь довольно интересная. Мне и правда показалось, что Байтер кусал его, но прокусить не смог.

— В следующий раз будь повежливей. ...Ну что, парень, звиняемся, если чем напугали. Поболтаем как-нибудь ещё, — сказал Ди-Ди, приподняв кепку, но Минору непреклонно покачал головой.

— У меня уже нет настроения с вами говорить. ...И всё же позаботьтесь о Минове-сан.

Мельком глянув на Томоми, которая, закрыв глаза, покоилась на руках у Юмико, он, теперь уже уверенно, двинулся к южной стороне леса.

Ему вслед донеслись голоса:

— Последнее предупреждение: Байтер видел не только её лицо, твоё тоже. И мог затаить зуб на тебя.

— Запах. Берегись запаха Руби Аев, парень.

На мгновение остановившись, Минору продолжил идти, бросив напоследок:

— За себя я смогу постоять.

...Но что бы он там ни говорил, а добираясь из парка Акигасэ домой, Минору то и дело беспокойно озирался по сторонам.

От одной мысли, что во мраке тротуара или в машине у придорожной парковки притаился тот акулочеловек, сердце стучало быстрее. Кожа на шее отчётливо запомнила прикосновение гигантских зубов.

Впрочем, если верить последним словам Ди-Ди, Руби Аев, а значит, и Байтера, можно распознать по запаху. И, если вспомнить, Минору подошёл к той лачуге, следуя за странной вонью, словно от крупного хищника.

И это точно был запах Рубина. А раз несёт так, что невозможно не заметить за десять, и даже за тридцать метров, по крайней мере, Минору не должны застать врасплох неожиданным наскоком из тени.

И всё же последние события...

Всё, вплоть до того факта, что непонятный монстр попытался его убить, казалось ему одной большой выдумкой.

Загадочные сферы, «Сёрд Аи», пришедшие из космоса. Заражённые ими люди, способные пользоваться силами, неподвластными объяснениям современной науки. Руби Аи, которым с красными сферами досталась не только способность, но и кровожадность, и Джет Аи, которые получили чёрные сферы и пытаются отбиваться от Рубинов.

Всё прозвучавшее уже звучит как сказка, но что ещё более удивительно, так это то, почему такое громкое дело до сих пор не поставило на уши весь мир. Раз уж речь о нападениях Руби Аев на людей, разве не стоит предать это огласке и предупредить население об опасности?

Не вмешайся Минору, тот ненормальный, Байтер, непременно убил бы Минову Томоми. Да, его преследовала группа Юмико, но им не хватало нескольких минут, чтобы застать Томоми целой и невредимой.

Поэтому-то Минору и был недоволен, что их организация пыталась разобраться со всем за закрытым занавесом. Учитывая количество уже имеющихся жертв, им стоило бы мобилизовать полицию и силы самообороны, а не вербовать одного Минору.

С лёгким негодованием дойдя до этого момента, он прикусил губу.

Почему он до сих пор не махнул, как обычно, на всё рукой? Из-за того, что гневные слова Юмико тронули его сильнее, чем ему казалось? Совсем на него не похоже. Чем больше он будет вот так злиться и пререкаться, тем больше увеличится омут болезненных воспоминаний.

Забудь. Всё до последнего. Если Джет Аи хотят воевать с Руби Аями тайно, пусть себе воюют. А я всего этого знать не знаю, — пробормотал Минору про себя и бросил взгляд на часы. Хоть вокруг и было совершенно темно, ещё не пробило и семи. Когда Минору свернул от Аракавы на городские улицы, вокруг замелькали фигуры школьников, возвращавшихся домой после клубов, и офисных работников с пластиковыми пакетами в руках. Воспоминания о том, что каких-то десять минут назад он сошёлся с ужасным монстром в схватке не на жизнь, а на смерть, постепенно начинали казаться сном.

Забудь, — сказал он себе ещё раз и налёг на педали.

Часть 6

От холода суставы рук и ног окоченели до хруста, лицо горело от боли, живот сводило от голода, но Такаэсу подавил все эти чувства силой кипящей злобы.

Минуло уже почти шесть часов с тех пор, как он вломился в предназначенное на снос заброшенное здание на стройплощадке в двух километрах от парка. Скоро полночь, наступит седьмое декабря, суббота, а значит, ни завтра, ни послезавтра строительных работ быть не должно. Он рассчитывал отдохнуть здесь два дня, пока раны не позволят снова передвигаться.

Первый этаж здания, которое, судя по всему, изначально было складом, насквозь продувался ветрами, а бетонный пол был холоден как лёд. Заменив себе кровать и одеяло грязным синим брезентом, он попивал сок в пластиковой бутылке, купленный во время побега в автомате.

В любое другое время он бы отказался от напитка с подсластителем, даже если бы ему настойчиво его предлагали, но сейчас от такого зависела его жизнь. Учитывая, что с обожжённым лицом в магазин его не пустят, и, вдобавок, его преследует странная и опасная компания, он решил, что необходимо затаиться здесь, пока раны не заживут до приемлемого состояния.

Нужно поспать и дать отдохнуть телу, хотя бы немного. Однако как только он начинал засыпать, в душе тут же разгоралось пламя гнева.

— ...Транкило... кальмати...*, — еле слышно прошептал он и, оставив попытки заснуть, решил хотя бы немного всё обдумать.

Сперва в долгожданный банкет костей вмешался пацан с невидимой скорлупой, потом напала телепортирующаяся девчонка. И пусть её шоковую дубинку кое-как удалось разгрызть, но, будучи не в состоянии оставить на нападавших и царапинки, он был вынужден сбежать как побитая псина.

В тех обстоятельствах выбор был верный, — даже теперь разум поддерживал выбор Такаэсу, но никак не эмоции.

Не он ли стал избранным, которому вверили силы сильнейшего охотника, акулы? Разве не он — гордый хищник, сгрызающий всё, что встанет на пути?

...Нет. Это было не постыдное бегство с поджатым хвостом.

Есть и другие глазоносцы помимо Такаэсу. Силы, данные глазами, у каждого свои. Наконец, существуют люди, охотящиеся на глазоносцев — возможно, даже регулярно.

Такаэсу попросту предпринял стратегическое отступление, чтобы проанализировать всю эту новую информацию и продумать новый план действий. Как акула-людоед, которая медленно кружит вокруг ареала жалких жертв.

Насчёт мальца, знакомого девочки, которой он, к сожалению, так и не вкусил, ничего сказать нельзя, но девчонка-телепортер, судя по всему, напала, с самого начала зная, что Такаэсу обладает глазом. И как она его обнаружила — хороший вопрос.

Если бы следила заранее, то атаковала бы ещё до того, как он затащил девочку в сарай. Опять же, будь она способна преследовать его силой глаза, то уже давно ворвалась бы в это здание.

А если девчонка и её товарищи ограничены в своих возможностях к преследованию, то здесь их наверняка давно уже нет. Вот только с таким лицом не то что до номера в Новом центре, да и до Мазерати на парковке сложно добраться.

Ожог на весь рот — это ещё полбеды, его можно было бы закрыть маской или ещё чем-нибудь. Но, наверное, из-за мощного электрического разряда по ротовой полости, превратившиеся в акульи челюсти не желали принимать обычную форму. Одно только то, что он смог добраться сюда, не привлекая внимание прохожих, уже чудо.

Вывод о том, что телепортаторша состоит в какой-то организации, он сделал как раз на основе данных об этой электродубинке.

В рекламе шокеров на страницах военных журналов и рекламе в интернет-магазинах вечно пишут слоганы вроде «добрых несколько сотен тысяч вольт». Мощность, безусловно, впечатляющая, но опасность для человека представляет не вольтаж, а сила тока — амперы.

А шокер, у которого модификацией повысили вольтаж батареи, в обратной пропорции теряет силу тока до величин меньше одного ампера и, хоть тешит глаз яркими искрами, едва ли способен нанести человеческому телу серьёзные увечья.

Но шоковая дубинка той девчонки, в которой наверняка стоит особая высокоёмкая батарея, оставила вокруг рта Такаэсу страшные ожоги высокоамперным электрошоком. Естественно, в магазинах Японии такие вещицы в открытую не продают. Заграничный импорт ли, или модифицированный товар с чёрного рынка, но, так или иначе, это не тот предмет, который мог бы попасть в руки обычной школьнице.

Хоть способность девчонки спонтанно появляться и исчезать заслуживала внимания, больше всего следовало остерегаться именно этого оружия. Потому что, получается, за ней стоит какая-то организация. И, по всей вероятности, весьма опасная организация, имеющая на попечении множество глазоносцев и занимающаяся устранением других глазоносцев.

Именно... опасная.

Для сравнения, если окруживших его десять профессиональных бойцов он даже за угрозу не посчитает, то с толпой глазоносцев всё наоборот. Как помнится, та девчонка непрестанно уклонялась от скоростных атак, за которыми обычный человек бы не уследил, и ответила суровой контратакой. Несомненно, это следствие не одной только поднявшейся физической силы, но и тренировок по ведению боя. Будь там ещё один противник её уровня, и уйти бы ему уже не позволили.

Итак. Как же поступим.

Для начала — как можно быстрее залатать раны и убраться отсюда.

Потом собрать информацию. В идеале — поймать эту девчонку или кого-то ещё из организации и выбить из них всё, что знают. И наконец, отловить по одному. Продолжать убивать, сколько бы времени это ни заняло, пока из избранных не останется лишь он один.

И всё же. Сначала...

Забыв на мгновение о жгучей боли, Такаэсу заскрипел острыми, как у тигровой акулы, зубами.

Сначала хотя бы того юнца...

Не похоже, что юнец, помешавший насладиться едой, причастен к организации. Особенно учитывая, как его потрясло лицо трансформировавшегося Такаэсу и то, как он, глотая воздух, спрашивал «зачем ему убивать» и всё в таком духе.

Когда раны исцелятся, ему обязательно предоставится шанс напасть на мальчишку.

Такаэсу понимал, что чем дольше остаётся в городе, тем большей опасности себя подвергает, но интуиция подсказывала, что он просто не может оставить мальца в покое. Ведь этот пацан в скорлупке — не что иное как живое отрицание его эволюции.

Его атакующий потенциал, похоже, сильно уступает телепортаторше. Позволить ему себя ударить было ошибкой, но сами движения юнца никуда не годятся. Если бы он его тогда не проигнорировал, увернуться было бы проще простого.

Вопрос лишь в его защите... чрезвычайно твёрдой, неуязвимой оболочке.

— ...Гр-р-р... — от одних только воспоминаний из трансформировавшегося рта вырвалось звериное рычание.

Необычайная твёрдость, которую он прочувствовал в попытке раздробить шею юнца вместе с барьером, и поныне отдавалась в корнях его клыков.

Эта материя по ощущениям отличалась от всего остального, что он кусал. Ведь что бы ни кусал Такаэсу в режиме тигровой акулы, на этом предмете всегда оставалась хотя бы ямка. Однако броня мальца, как подсказывали обострившиеся чувства, не продавилась ни на микрон.

Три месяца назад, когда красный глаз спустился с неба и проник в его нижнюю челюсть, а вскоре потеснил его вставные зубы и взрастил взамен настоящие, Такаэсу возликовал.

Он разгрыз полный бокал льда.

С жадностью поглотил твёрдое салями.

Всласть раскрошил твёрдых как камень бискотти.

Новые зубы становились тем сильнее, чем твёрже предмет он съедал. Когда же они смогли пережевать стейк ти-бон вместе с костью, Такаэсу осознал обретённый им особый дар.

Это грызть. Как доминантный вид, как хищник, грациозно плавать по ночному городу и выслеживать добычу, вдоволь наслаждаясь восхитительными костями.

Поэтому он обязан прогрызть того мальца.

Дело не в том, что он глазоносец. Просто людей, которых не может укусить Такаэсу, не должно существовать. В следующий раз он обязательно сгрызёт его вместе с ненавистной скорлупой. А для этого нужно как можно скорее залечить раны.

Акула. Стать акулой.

Отряд акул гордится удивительной по меркам рыб живучестью. Иммунитет их силён, и они способны даже восстановить раны, от которых другие рыбы тут же скончались бы. Срок жизни также велик: зарегистрирован самец большой белой акулы, проживший не меньше семи десятков лет.

Такой ожог для акулы — сущий пустяк.

Представив себя снующим в тенях подводных скал, Такаэсу продолжал упорно сражаться с холодом и болью.

＊＊＊

О крепком сне можно было только мечтать.

Сны Минору и так всегда были неглубокими. В нём укоренилась привычка силой воли размыкать глаза, едва только сон начнет окрашиваться в оттенки кошмара.

Он понимал, что толку в этом нет. Сновидения присходят в состоянии, когда тело ещё спит, а мозг уже бодрствует — так называемой фазе быстрого сна — так что, чтобы не видеть снов, нужно наоборот спать крепко. Если постоянно спать поверхностно, вероятность увидеть кошмар даже повышается.

Но осознавать это — одно дело, а взять свои сны под контроль — совсем другое.

— Фух...

Вздохнув, Минору нащупал будильник у изголовья и поднёс к глазам.

Час ночи. Обычно он в такое время не просыпается.

Завтра, в смысле сегодня, суббота, но в его школе уроки проходили каждую вторую субботу. Как ни прискорбно, сегодня суббота учебная. К четырём утра придётся вставать на утреннюю пробежку. Мысль о том, что после случившегося совершенно нормально сделать передышку хотя бы на день, конечно, посещала его голову, но будет досадно нарушать каждодневную дисциплину.

Вернув часы на место, Минору завернулся в тёплое одеяло. Сомкнув веки, он отдался легкой дреме, но когда уже почти провалился в объятия сна, ему почудился далёкий звериный вой, и Минору резко распахнул глаза. По ночам он не раз поднимался с постели и подходил к подоконнику подышать свежим воздухом, просачивающимся сквозь приоткрытое раздвижное окно.

Он всё твердил себе, что Байтер не может знать об этом доме, но в голову настойчиво закрадывалось сомнение: а вдруг этот акулочеловек притаился в придорожной тьме и пристально всматривается в его окно.

Наверное, не он один сейчас меня пугает, — подумал он и перевернулся набок, слегка поджав колени.

Вчерашний инцидент показал ему, что мирная жизнь, которой он отчаянно придерживается с той поры, как оказался в этом доме, трещит по швам. Так что волновался он не в последнюю очередь и из-за этого.

Начиная с того дня, как эта сфера... Сёрд Ай просочился в его тело, всё пошло под откос. Правда, до недавнего Минору раз за разом отводил глаза и отворачивался от фактов. Что необычные результаты в десятикилометровом забеге, что столкновение с велосипедом, после которого остался без царапинки, — всё отрицал словами «ну и что».

Но слова девушки по имени Юмико беспощадно обрушились на его мир, грозя извратить его так, что тот уже никогда не будет прежним.

Эта сила — оружие против Руби Аев, покушающихся на людей?..

Даже в эту самую секунду некоторых людей преследуют монстры вроде того акулочеловека, и мой долг их защищать?..

Покачивая головой, он попытался горько улыбнуться, но губы затвердели, отказываясь слушаться.

Он тогда подумал, мол, «слава богу, что Томоми цела». И стоило бы радоваться тому, что его силы пригодились для её спасения.

Однако на деле эта эмоция была не более чем приложением к эгоистичному чувству спокойствия от того, что не пришлось стать свидетелем жестокой смерти девушки и корить себя. Всё точно как тогда до случая в парке, когда он протянул мальчику в магазине монетку в пять йен. Если бы это была не Томоми, а какой-нибудь незнакомец, и Байтер убил бы его на глазах у Минору, последний, наверное, ограничился бы мыслями «не повезло», «бедняга».

Да уж... меня устроит, если смогу защитить свой маленький мирок, себя и окружающих.

Где и с кем бы там ни воевала организация Юмико и Ди-Ди, ко мне это отношения не имеет. Скоро Байтера поймают и либо убьют, либо проведут операцию.

...Хватит с меня.

Того, что все, кто мне близок, умирают. Что память об этом снова и снова терзает мне душу. Как всё это достало.

Вдруг Минору подскочил на постели.

— Меня нет, нет здесь, и нет нигде, — вполголоса проговорил он, словно читая мантру.

Забивший ключом мутный поток воспоминаний в решающий момент сменил русло и вернулся обратно в глубины памяти.

Разговаривать с собой в пучине тьмы опасно. Пережить вечер восьмилетней давности — и с волей к жизни можно попрощаться. И ни за что на свете я не должен опять пытаться покончить с жизнью. Ради Нориэ... и ради Вакабы.

Развернувшись, он бросил взгляд на слегка светящуюся стрелку часов: прошло меньше пятнадцати минут.

Уроков будет в два раза меньше обычного, а бессонную ночь, наверное, как-нибудь протяну. Бег... пусть будет пять километров.

Бросив все попытки заснуть, Минору включил светильник и выбрал из библиотечных книг у изголовья кровати одну приглянувшуюся.

＊＊＊

Он аккуратно поскрёб вокруг рта, и с лица посыпались опалённые кусочки кожи.

Боль от ожога по большей части прошла, но на смену ей пришёл мучительный дикий зуд. Нестерпимо хотелось поднять руки и со всей силы расчесать себе лицо.

Вот только эта чесотка — свидетельство того, что рана заживает. И даже челюстные суставы с мускулами, которые недавно адски болели при любом движении, теперь только сводило. Глаз в нижней челюсти буйно отбивал пульс, отдавая все свои силы на восстановление пострадавших участков. Если лечение и дальше будет продолжаться в таком темпе, ожоги станут почти неприметными всего за день.

— Рассчитываю на тебя, компаньо, — хрипло прошептал Такаэсу и повалился на бетонную кровать.

В качестве компенсации за стремительную регенерацию телу пришлось отдать много энергии. Если пощупать живот под спортивной формой, можно заметить, что небольшой холм скопившегося там жира практически растворился.

Стадию голода он уже прошёл, и теперь на него время от времени накатывало ощущение, будто желудок скручивают стальными тисками. Сок в пластиковой бутылке давно кончился. У меня в сумке остался батончик... — подумал он, невольно представив вкус шоколада, и живот свело пуще прежнего.

На часах Панерай на левом запястье значилось два часа ночи. Рассвет ещё не скоро, да и даже если бы скоро, лицо ещё не пришло в товарный вид.

Сейчас он был готов съесть даже полную тарелку переваренного феттучини. Кстати говоря, статью о том ресторане надо отправить до понедельника. Компьютер остался в номере, а вместе с ним, конечно, и возможность её написать. Стоило бы хоть письмо в редакцию отправить, но во избежание слежки по радиосигналу смартфон в кармане лежит без батареи. Надо будет при первой возможности найти таксофон и отчитаться, что рукопись задер...

— ...что я несу, — пробормотал он и разразился гоготом.

От звания кулинарного критика он мог отказаться в любой момент. Всё равно оно, так сказать, одно из условий проклятья, наложенного на Такаэсу «той женщиной».

Как бы то ни было, я проголодался.

Сок он выпил, но, может, на дне осталась хоть капля. Вынув из-под брезента руку, он принялся нащупывать бутылку.

...Под пальцы попал какой-то небольшой предмет.

Схватив, Такаэсу поднёс его к лицу. Оказалось — шестиугольная гайка двух сантиметров в обхвате. Когда пальцы оттёрли её от пыли, та еле заметно заблестела во мраке. Раз не заржавела, должно быть, из нержавеющей стали.

Такаэсу одарил её рассеянным взглядом и, недолго думая, отправил в рот. Твёрдый, холодный, отдающий металлом комок прокатился по языку.

...Сладкая?

А не должна быть таковой.

Однако во рту, несомненно, чувствовалась лёгкая сладость. Сладость, несколько приятная сердцу и в то же время навевавшая странное чувство вины.

Звяк. Звяк, — иногда касалась она зубов, пока он невинно продолжал её распробовать.

А... это сладость леденца. Вкус большой круглой карамельки.

Прячась в шкафу, он самозабвенно сосал карамельку, которую кое-кто ему подарил. Надо было поскорее её рассосать, пока его не нашли. А разгрызть было слишком жалко. Объятый сразу радостью и нетерпением, наслаждением и виной, он всё катал леденец по рту.

Как вдруг дверца шкафа распахнулась.

«Что это ты ешь?!!»

Истеричный визгливый голос. Голос той женщины.

Его вытянули из укрытия и заставили открыть рот. А пальцы с ароматом пудры вытащили мокрую от слюны карамельку.

«Вот это?! Это ты ешь?! Это же кусок сахара!

Будешь есть сахар — испортишь зубы!»

Будешь есть сахар — испортишь зубы. Фраза из далёкого прошлого, что повторяли ему, словно проклятье.

Сам того не заметив, Такаэсу свернулся калачиком, словно дитя, и провалился в омут воспоминаний.

Мать Такаэсу Хикару была известным критиком по части воспитания и еды. Она опубликовала несколько трудов о диетических наставлениях, а также была довольно популярна в СМИ.

На телевидении она старалась казаться матерью красивой, нежной, одним словом идеальной. Но Хикару толком и не мог припомнить, чтобы она его хвалила. Приказ. Запрет. Приказ. Запрет. Лишь из них состояли все материнские обращения к нему.

Родители Хикару развелись, когда ему было пять.

Отца он запомнил добрым. Тот был офисным работником в торговой компании, а из его хобби можно назвать разве что времяпрепровождение у игрового автомата на выходных. Вырученный же шоколад и закуски он со словами «по секрету» отдавал сыну.

Даже в день своего ухода отец вручил Хикару много сладостей. Которые тот бережно хранил в секретной коробке, что прятал в глубине своего шкафа.

В их особняке на Мотоадзабу остались только Хикару, мать да служанка. С тех пор мать начала истерично на него кричать.

Когда он пошёл в начальную школу, к учёбе добавились подготовительные курсы к экзаменам в среднюю школу, а вскоре, вдогонку, — ещё и плавание и курсы английского. Времени на игры не осталось ни капли, а когда на своё семилетие Хикару попросил портативную консоль, ему пришлось в ужасе закрыть уши, гадая, разорвёт ли его на куски разъярённая мать. В учёбе он был способным, но, будучи в классе белой вороной, не обзавёлся ни одним другом.

Материнские сдвиги не ограничивались одной учёбой. Она велела служанке готовить только меню, основанное на диетической теории её авторства, и строго-настрого запретила питаться чем-либо ещё.

Она верила, что залогом развития ребёнка служат здоровые зубы и здоровые кости, а следовательно, кальций, потому обеденный стол ломился от мелкой рыбёшки и водорослей. Сладости были под полным запретом, после еды следовала обязательная десятиминутная чистка зубов. Она даже заставила его брать в школу набор для чистки. Когда же обнаружилось, что он в тайне ест леденцы, Хикару задали трёпку поболее той, что была за просьбу купить игровую приставку.

Почему мать заставляла до такой степени трепетать над зубами?

Чтобы помещать фотографию Хикару в свои книги и журнальные статьи.

Пощеголять, как она правильно растит своё дитя. Какая чудесная у неё методика. Материалом на это был пущен Хикару. По иронии судьбы юный, сверкающий белоснежными зубами Хикару получил признание в кругу домохозяек, а в восьмилетнем возрасте был выбран на роль в рекламе зубной пасты.

Немного погодя, всвязи с материнской теорией, утверждавшей, что «сила укуса влияет на развитие мозга», меню подверглось ещё более радикальным реформам. Рис стал состоять из нечищеных либо грубых зёрен, рыба — вяленой, чтобы есть вместе с костьми, овощи — исключительно твёрдостебельные. Полдник тоже сократился до солёных бобов и сушёных водорослей, либо сушёных анчоусов. «Жуй сто раз, только затем глотай», твердили ему за каждым завтраком, обедом и ужином.

«Жуй хороше-енько, Хи-кун. Жуй. Жуй. Жуй еще.»

«Выплюнешь — сделаю тебе щип-щип. Ну же, жуй. Жуй. Жуй. Жуй.»

«Хи-кун, ты должен постараться еще и за …-тян Так что жуй ещё, жуй, жуй-жуй-жуй-жуй.»

Даже в старших классах младшей школы результаты Хикару были лучшими в классе, а на кариес, как обычно, ни намёка.

К концу летних каникул шестого класса Хикару обнаружил в себе одну вредную привычку.

Бруксизм. В нём, без его ведома, крепко укоренилась привычка с силой скрежетать зубами: и в школе, и дома за уроками, и по дороге.

Он не мог остановиться при всём желании, даже отдавая себе такую команду. Особенно когда он думал о матери: челюсти сами собой сжимались, скрежеща зубами.

Ничего критичного. Так Хикару себе говорил, не ведая кое-чего. Чрезмерный бруксизм приводит к появлению неприятного недуга:

Истёртости зубов.

Болезнь, при которой зубная эмаль чрезмерно изнашивается вследствие постоянного трения зубов.

Едва выросшие постоянные зубы истёрлись до дентина, и из-за ужасной боли Хикару не мог даже чистить их. Чистку в школе он стал пропускать, дома же лишь делал вид, что чистит.

Немудрено, что ослабшие зубы быстро захватили бактерии. Кариес возник сразу на всех зубах и распространялся с ужасающей скоростью.

Однако о походе к зубному речь не шла — он даже с матерью обсудить не отважился. Насколько мать его отругает и накажет, когда узнает о причине этого кариеса... от одной мысли об этом кровь стыла в жилах.

Что касается фотографий для статей и книг, то он взял недолгую отсрочку под предлогом подготовки ко вступительным экзаменам в среднюю школу. Но, по правде, от боли он уже даже учиться не мог. Даже просто сидеть за партой было мучительно, и так продолжалось днями и бессонными ночами. Напиханные в голову иероглифы и формулы растворялись кариозными бактериями вместе с зубами, не оставляя после себя и следа.

К тестированию за второй триместр всё стало совсем плачевно. Он ни в коем случае не мог показать матери листок с результатами. Хикару спрятал его в тайную коробку в шкафу.

Его оправдание, что оценки задерживаются, не продержалось и трёх дней.

Подозревая неладное, мать тщательно обыскала комнату на глазах у того и обнаружила в глубине шкафа старую жестянку из-под печенья. Затем, рявкнув на Хикару, со слезами просившего не открывать, она сняла крышку, под которой нашла стопку листов с оценками, и близко не дотягивающими до средних.

Побледнев, и держа коробочку трясущимися руками, заглянула вглубь. А там — бережно хранимые им ещё с детства, когда ушёл отец, шоколадки, жвачки и мешочек с карамелью.

Мать переменилась в лице. Глаза покосились, обнажились клыки и даже волосы, казалось, встали дыбом. Будто демон вселился. Она повалила Хикару на кровать и силой разжала рот.

В ту секунду, когда взгляду её предстали истёртые и испорченные до дыр зубы, из горла матери вырвался нечеловеческий вопль. Гулкий, урчащий голос напоминал рычание зверя.

Мать выскочила из комнаты и тут же вернулась. И пока Хикару, до смерти напуганный, застыл с открытым ртом, крепко зажала его резцы плоскогубцами в правой руке и воскликнула:

«Говорила же, будешь есть сахар — испортишь зубы! Говорила-а-а-а-а-а-а-а!!!»

Глухо застонав, Такаэсу вскочил с места.

А чуть позже перестал понимать, где находится. Оглядев непроглядную темень, он вспомнил, что забрался в заброшенную постройку. Испустив долгий вздох, Такаэсу натянул укрывавший его брезент до шеи.

Сколько лет он уже не видел снов о той женщине. Стекающий по лбу холодный пот он вытер рукавом спорткостюма. Затем засунул палец в рот: убедиться, на месте ли зубы.

Целы. Больше та женщина уже ничего не сделает.

Потому что шесть лет назад, в день окончания университета, он преподал ей урок. Показал ей, как сильно её ненавидит собственный сын.

Перетянув на себя весь материнский статус и популярность, Такаэсу дебютировал как кулинарный критик. Утаив то, что большая часть его зубов искусственные.

Из-за того, что вследствие грубого удаления зубов неспециалистом в период роста повредились альвеолярные кости, за неимением выбора ему вставили уже не импланты, а частичный съёмный протез. Он жил в страхе, что тот факт, что он беззубый критик, неспособный прожевать что-либо твёрдое, однажды всплывёт на поверхность. Однако три месяца назад те дни подошли к концу. В тот час, когда он принял в своё тело снизошедший с неба глаз и, потеснив зубы рукотворные, выросли зубы настоящие.

...Да.

Погрызть мать он уже не сможет, но остались ещё люди, которые этого заслуживают.

Стоматолог, которая понимала, что перед ней, очевидно, ребёнок, пострадавший от насилия, но тут же расчехлила свои железки и принялась за дело, не подумав даже сообщить в полицию.

Когда вернётся в Токио, первым делом Такаэсу заглянет к той докторше — единственной, кто знает о его искусственных зубах.

Он выставит ей на осмотр заново отросшие зубы, а когда вдоволь насладится удивлением на её лице, — поймает. Затем привяжет к диагностическому столу, по очереди выдернет зубы, все до последнего, и сгрызёт их как конфетки рамунэ. Потому что больше не нужно лечить зубы по ночам за баснословную плату.

Но сперва — скорлупчатый пацан.

За короткую дрёму лечение ожога заметно продвинулось. Странно, но и голод больше не донимает. Совсем как если бы из стальной гайки во рту вытянулись все питательные вещества.

Звяк-звяк, — ещё немного покатал Такаэсу гайку по рту и... — Хрусть, хрум, — разгрыз кусочек металла и проглотил.

Часть 7

Выходные прошли на удивление спокойно.

Что за субботнюю утреннюю пробежку, что по дороге в школу, что в воскресном походе по магазинам с Нориэ Байтер так и не появился, и Юмико с Ди-Ди больше не пытались наладить связь. Всего за два дня инцидент в парке Акигасэ был забыт как страшный сон.

Утром понедельника, когда они вместе с Нориэ выходили из дома, он не мог отделаться от мысли, что всего этого вовсе и не происходило. И хоть ощущение сферы... чёрного Сёрд Ая в груди не исчезло, сейчас даже оно казалось обыденным.

Когда они с Нориэ, которая направилась к управлению Сайтамы вблизи станции Урава, разошлись, велосипед набрал скорость. Слегка приспустив шарф, Минору втянул носом холодный воздух, но того своеобразного звериного запаха не учуял.

Однако было одно, нет, даже два обстоятельства, что будто маленькие занозы вонзились в его разум.

Первое: слова Ди-Ди три дня назад в парке, брошенные вслед удаляющемуся Минору.

«Берегись запаха Руби Аев, парень.»

Он бы и без его предостережений проверял запах. Но ему всё не давало покоя что-то важное, о чём они обмолвились в разговоре про запах Руби Аев. Вот только это что-то всё никак не желало приходить на ум. Попытки докопаться только больше уводили его от нужных воспоминаний.

И второе: Минова Томоми, которую они отнесли в больницу.

В школе он её в субботу не заметил. Каких-то тяжелых повреждений она не получила, так что если её там и лечат, то, наверное, дело в психическом состоянии. И это можно понять. В конце концов, ей довелось в непосредственной близости увидеть лицо того ужасного акулочеловека. Но было бы хорошо, если бы она уже немного поправилась и сегодня пришла в школу.

Остановившись по сигналу на переезде линии Син-омия, Минору перевёл дух.

По крайней мере, всё уже позади. Получившему серьёзный ожог, а вдобавок ещё и преследуемому таинственной организацией Байтеру незачем надолго задерживаться по соседству. Он, наверное, давно уже сбежал в неведомые дали, и группа Юмико туда же.

Семафор переключился на зелёный, и Минору, налёгая на педали, несколько раз повторил про себя эти слова.

Всё закончилось.

Утренние занятия прошли, и стоило отгреметь звонку большой перемены, как класс в мгновение ока наполнился гамом и запахом бенто.

Прошмыгнув сквозь толпу, Минору вышел в коридор.

Обычно в этот момент он отправлялся прямо в школьную столовую, но сегодня остановился и бросил взгляд на правую сторону коридора. Туда, где располагался противоположный классу 1-1 на третьем этаже восточного крыла, за которым числился Минору, класс 1-8... аудитория Миновы Томоми.

Ди-Ди с Юмико отнесли её в госпиталь, и он понятия не имел, что произошло потом. Знай он её электронный адрес, хотя бы письмо набросал, но почтовыми ящиками они, конечно же, не обменялись.

Чтобы узнать наверняка, нужно пойти в её класс, но объяснение «случайно забрёл в дальний конец коридора и решил заглянуть» не годится. А если снова попадусь на глаза тем легкоатлетам, так вообще жди беды.

Однако же, разочаровавшись, что смеет даже думать о таком, Минору направился не вниз по лестнице, а дальше по коридору. Даже если его обнаружат, ничего страшнее ещё одной стычки не грозило. Но в следующий раз, когда будут бить, придётся постараться не включать оболочку.

Ссутулившись, Минору пробился сквозь поток идущих в столовую учеников и украдкой заглянул в распахнутые двери класса 1-8.

На первый взгляд Миновы Томоми не обнаружилось.

Либо она и сегодня не в школе, либо ушла в столовую или комнату клуба.

Пока он размышлял у дверей, сзади окликнул низкий голос:

— Эй.

Рефлекторно вдохнув, он быстро обернулся: перед ним стоял тот акулочеловек... в смысле, один из тех троих, которые позвали его за школьное додзё. Первоклассник, видевший их с Томоми разговор. Кажется, его звали «Огуччи».

Пять дней назад около своих семпаев он производил несерьёзное впечатление, но сейчас сильно щурил глаза под короткой стрижкой, недовольно сжав губы.

— Чего забыл в нашем классе, Уцуги? — угрожающе спросил он, и Минору, хоть и желая пробубнить «ничего» и убраться, медленно выдохнул и остался на месте. Затем со словами «может, там поговорим?» указал взглядом на угол коридора.

Член клуба лёгкой атлетики, хоть и поморщившись, кивнул. Они передвинулись к окну дальней части западного крыла и снова встали лицом к лицу.

Кстати, я ведь только по кличке его знаю.

Подумав так, Минору, посмотрел в глаза собеседнику — он был примерно одного с тем роста:

— Прости, как тебя зовут?

— ...Огу, — вполголоса ответил парень. Минору кивнул и без лишних прелюдий перешёл к делу:

— Хотел узнать, пришла ли сегодня Минова-сан.

— ...И на что это тебе?

Голос Огу становился всё ниже.

Терпя сверлящий его взгляд, Минору запоздало осознал: этот Огу влюблён в Томоми. Поэтому-то и воспринял в штыки разговаривавшего с ней Минору.

Выходит, он такой же как я, — тут же пришло ему в голову.

С самого переезда сюда Минору не испытывал интереса к какой-нибудь девушке, желания сблизиться — тоже. И не только с девушками, он вообще долгое время от всех держался подальше. В страхе получить болезненные, неприятные воспоминания, от которых захочется избавиться.

Похоже, когда Огу увидел общающегося с Томоми Минору, его захлестнула чёрная зависть. Так что он нажаловался старшеклассникам и подтолкнул их «поговорить» с Минору. Однако позже, должно быть, пожалел о своём поступке — судя по тому, какая гримаса у него была при виде свалившегося от удара Минору.

И сейчас у него на лице то же самое.

— ...Потому что Минова-сан — моя подруга, — Минору наскрёб щепотку смелости и не отвёл взгляда.

Как всегда, никудышно, но тоже сойдёт, — сказал он про себя, и в памяти всплыл негромкий голос:

«На тебя возложен долг продолжать сражение».

Голос Юмико, с которой он вряд ли встретится ещё раз.

Сражаться с «Руби Аями» как «Джет Ай». Не думаю, что мне это под силу.

Но слова Юмико рушили фундамент его образа жизни... всех последних восьми лет, когда он только и делал, что отмахивался со словами «мне дела нет», и «я тут ни при чём».

Минору не раз заговаривал с Томоми, спас её от Байтера и даже беспокоился о её безопасности. Так что слова «мне без разницы» по отношению к ней — уже неправда. И, наверное, насчёт этого Огу — тоже.

От его ответа у Огу расширились глаза, а губы сжались ещё сильнее.

При виде того, как резко шевельнулось его жилистое правое плечо, Минору решил, что Огу собирается его ударить. Однако через несколько секунд тот расслабился и тихо ответил:

— ...Минова ещё отдыхает. На прошлой неделе на домашней тренировке она получила травму и теперь несколько дней полежит в больнице.

Повисло недолгое молчание.

— Понял, — кивнул Минору.

Выходит, Юмико с Ди-Ди всё-таки отнесли её в госпиталь, вызвали туда её семью и объяснили что-то там про извращенца. А школе это преподнесли как травму на занятиях.

Минору знал, что никаких ран Томоми не получила, но Огу этого, конечно, рассказывать нельзя. Так что он поклонился и сказал:

— Спасибо. Ну, тогда я пойду.

Когда он развернулся, из-за спины Огу спросил совсем уж тихо:

— Уцуги… Тебе... Минова...

Подумав несколько секунд, Минору ответил на его туманный вопрос как есть:

— Нет. Но мы друзья, и я волновался за неё.

— ...Ясно. Бывай, — пробормотал Огу и вошёл в ближайшую дверь.

По пути в столовую Минору вдруг подумал, не навестить ли Томоми в больнице. Но тут же вспомнил, что такого права у него нет.

Поскольку с явкой Минору опоздал, от пользовавшихся спросом блюд не осталось и крошки, так что он торопливо расправился с хотя бы не вызывающим неприязни чукадоном* и вернулся в класс со звонком.

Всё утро он беспокоился о Томоми и не слишком уделял внимание урокам, так что после обеда решил сосредоточиться, но всплывающие в голове обрывки разговора с Огу то и дело отвлекали.

Нельзя сказать, что Минору поступил так совсем не из-за Миновы Томоми, но это было не потому, что он уделял ей внимание как представительнице противоположного пола. Но до тех пор пока она пропускает школу, повседневность ещё не вернулась на круги своя. И когда Томоми выпишут, он вовсе не собирался сближаться с ней. Просто хотел, чтобы она снова стала жизнерадостной и, как и прежде, трепетно уделяла внимание бегу.

Что ж, раз физически она не пострадала, то завтра или послезавтра должна прийти. Общаться чаще я не собираюсь, но когда увижу её силуэт в спортивной форме по дороге или в школе, я наверняка выдохну с облегчением.

С этими мыслями Минору, отсидев пятый и шестой уроки, быстро сменил обувь — очередной записки в шкафчике не обнаружилось — и зашагал к выходу. Как оказался перед велосипедной парковкой, он медленно потянул носом воздух. Других запахов, кроме школьной пыли и автомобильных выхлопов, не ощущалось.

Очередной раз горько улыбнувшись своей паранойе, он оседлал велосипед и выехал за школьные ворота. Сворачивая к дороге, он снова задумался.

В портфеле у него до сих пор лежала книга, которую в пятницу не получилось вернуть. Он решил было, что уже слишком поздно, и лучше всего сразу отправиться домой, но быстро передумал — когда ещё представится такой случай?

Подъехав к большой библиотеке возле мэрии, Минору зашел в теплое помещение и первым делом снова проверил запахи. Конечно же, ничего необычного. Пожав плечами, он оставил книгу на стойке и с неожиданной затеей отправился к компьютерному уголку.

Проскользнув в ближайшую кабинку, он схватился за мышку, открыл браузер и набрал в поисковой строке «Сёрд Ай».

Компьютер у него, впрочем, имелся и свой, но Минору немного опасался искать несколько упомянутых Юмико и Ди-Ди терминов из дома. Вряд ли, конечно, но если их организация мониторит сеть и отследит запрос до его дома... такую вероятность отрицать нельзя.

Правда, в библиотеке есть камеры, но всё же лучше, чем дома... — подумал он и всмотрелся в результаты поиска.

Как и ожидалось, высветились только корпоративные страницы с похожими названиями да сайты с гадалками и продажей талисманов.

Тогда он добавил в запрос «Руби» и «Джет», но и это не принесло результатов. Немного подумав, он добавил ещё и слова «глаза», «способности», «убийства» и внимательно проверил полученные сайты, так и не найдя ни одного с похожей информацией.

Минору потратил на поиски ещё десять минут, но из более-менее полезного выяснил только, что упомянутый Ди-Ди чёрный янтарь — не минерал, а украшение из окаменевшей смолы; запрос же на английском выдавал только jet engine и всё тот же янтарь.

Раз им нужен был чёрный драгоценный камень, могли бы взять оникс там, или морион... хотя про них я тоже только что прочитал... — подумал Минору, стирая историю браузера, после чего достал из сумки влажные салфетки и протёр мышь с клавиатурой. Не ради следующего посетителя, разумеется, а чтобы стереть отпечатки.

Тихо выйдя из кабинки, он перебрался в журнальный раздел. Где пробежался глазами по стеллажу и достал привлёкший его внимание ежемесячный научный журнал с крупным заголовком «Спецвыпуск об SPN-сигнале» на обложке.

Присев на диван неподалёку, Минору вчитался в текст, но его содержимое совершенно не желало укладываться в голове. В итоге его мысли вернулись к произошедшему в парке Акигасэ.

Красный — Руби, и чёрный — Джет, два вида Сёрд Ая. Три месяца назад они прибыли из космоса, проникли в тела нескольких десятков, а может и сотен людей и даровали им сверхъестественные способности.

Вдобавок носителей Руби Аев, в которых вселились красные сферы, одолевает жажда убивать, и они начинают нападать на людей, как тот Байтер. Сопротивление Руби Аям оказывают Джет Аи, у которых есть силы для сражения с ними. Так сказала девушка в чёрном блейзере, Юмико.

Разговор проходил не слишком мирно, но, получив свою способность, «невидимый барьер», Минору при всём желании не мог в это не поверить. Однако в этой истории что-то не сходилось. После недолгих раздумий Минору нашел несоответствие.

Руби Ай даёт силу и жажду убивать.

Джет Ай даёт только силу.

Такой вот дисбаланс.

И если побуждаемая Руби Аями кровожадность — это промывание мозгов, нечто вроде гипноза, то можно ли утверждать, что Джет Аи Минору, Юмико и прочих никак не влияют на сознание?

Сегодня в разговоре с Огу из клуба лёгкой атлетики я повёл себя необычно. Не пробормотал что-то невнятное и не убежал, а встал перед ним, посмотрел в глаза и сказал то, что думал. Я знал, что после этого только получу прилипчивые воспоминания... и всё равно не сбежал.

А если это из-за того, что он вмешался в мой разум?.. Под влиянием Джет Ая я ни с того ни с сего становлюсь воинственным?..

Рука слишком сдавила журнал, немного помяв страницу. Звук мнущейся бумаги привёл Минору в чувство, и он, смутившись, расслабил пальцы.

Навыдумывал. Я действую так, как сам того хочу, — сказал он себе, но немного успокоившийся разум с этим не соглашался. Минору рассеянно всмотрелся в статью на открытой странице.

Полгода назад лунный телескоп уловил радиосигнал, который, будучи посланием внеземной цивилизации, вызвал большой резонанс в обществе. Всё из-за того, что сигнал повторялся начиная от двух и заканчивая семнадцатью, что эквивалентно первым семи простым числам. Но содержимое самого сигнала никто расшифровать так и не смог, и переполох постепенно утих.

В старшей школе Ёшики эту тему уже не обсуждали, но Минору и сейчас иногда задумывается об SPN-сигнале. Естественно, из-за столкновения со странным объектом, свалившимся с неба.

Интересно, сигнал и появление сфер... Сёрд Аев, имеют какую-то связь между собой? Или же это простая случайность?

Организация Юмико наверняка что-то об этом узнала, но уж кому-кому, а мне они точно не расскажут. В худшем случае могут даже поставить тот непонятный укол, отправить на операционный стол и вынуть Сёрд Ай из груди.

Впрочем, нет.

Наверное, лучше уж так, чем бояться, что нечто залезет тебе в рассудок. Может, мне следовало вцепиться в шанс вернуться к спокойной жизни, вырваться из ненормальных будней сражений обладателей неведомых сил?

Отведя взгляд от журнала, Минору уставился в точку рядом со второй пуговицей пиджака. И мысленно обратился к скрывающейся под кожей чёрной сфере.

Эй. Ты правда из космоса? Как ты связан с SPN-сигналом?

Чего ты хочешь от меня?..

Конечно, ответа не последовало. Но Минору ощутил слабое пощипывание в груди.

Чувство, как будто означавшее встречный вопрос.

«А понимаешь ли ты, как применить обретённую силу?»

К тому времени, как Минору закончил читать журналы, заглянул в туалет и покинул библиотеку, время подошло к шести. Если поторопиться, можно успеть помочь Нориэ с ужином. Уже стемнело. Его велосипед мчался через жилой район.

На большой скорости холод стал куда заметнее. Ветер по сравнению с утренними занятиями был куда теплее и немного приятнее, но от езды на городском велосипеде даже вспотеть не получалось, а любимый шарф Минору — ручной работы Нориэ — хоть и был приятнее магазинного раз в двести, но хорошим обогревом похвастаться не мог.

Ветер беспощадно задувал в свободные витки шарфа, и ушам стало больно. «А что, если включить барьер...», — подумал было Минору, но тут же спохватился — вряд ли со включённой способностью получится крутить педали.

— ...«Использовать силу», м-да... — неловко улыбнулся он своим мыслям. Подумать только, настал день, когда столь знакомая по манге и книгам фраза стала актуальна и в... — ...Ах! — его вдруг осенило.

Вот оно.

Заноза, засевшая в голове. Разговор Юмико с Ди-Ди, который упорно не всплывал в памяти.

«Взял бы да Байтера повынюхивал.»

«Дык его не учуять, пока он силу не использует.»

Вот что они тогда сказали.

Минору рефлекторно сжал ручку тормоза, и велосипед, пронзительно взвизгнув, остановился.

Пока Руби Ай не использует силу, его не учуять.

Способность Байтера — превращать челюсти и зубы в акульи и раскусывать что угодно. То есть когда он становится акулочеловеком, поневоле постоянно испускает этот звериный запах.

И напротив, пока он не превратился... пока внешне он ничем не отличается от обычных людей, то может подойти хоть вплотную и остаться необнаруженным.*

Минору моментально оглянулся, несколько раз осмотревшись по сторонам.

На небольшом перекрёстке спального района не было ни души. Но никто не мог гарантировать, что тот мужчина не затаился прямо за ближайшей стеной, и к моменту, когда Минору заметит его запах, уже яростно вгрызётся в голову.

От страха Минору почти передумал развёртывать защитную оболочку. Три дня назад запах Байтера пропал тотчас же, как он её включил. Сейчас изолироваться от него и вовсе опасно. Перед тем как наброситься, Байтеру нужно перевоплотиться, за это время он и должен успеть почуять вонь и включить барьер.

Но сперва — поскорее вернуться домой. Подумать о контрмерах можно и после.

Немного успокоившись, Минору поставил ноги на педали.

Забыв о холоде, он, выдыхая пар, преодолел путь до дома почти без остановок.

Расслабиться он смог лишь обогнув последний поворот и увидев тёплый свет в окне своего дома. Примерно в это время Нориэ обычно начинала готовить ужин. Сегодня это должны быть замороженные гёдза пятидневной давности.

Открыв ворота, Минору оставил велик на своём месте и поспешил к двери. Спрятал ключи от велосипедного замка, достал ключи от дома, шагнул на порог...

...И его сердце пропустило удар.

Замочная скважина... исчезла.

Вместо неё на конце ручки зияла большая дыра диаметром где-то десять сантиметров. Минору ошеломлённо уставился на отверстие. Дверь была продырявлена насквозь.

Открыли явно не какой-нибудь дрелью. Поверхность металлической пластины покрывали неровные зазубрины, однако цилиндрическое сечение внутри — гладкое без задоринки.

Как если бы зверь с узкой мордой разорвал её острыми, крепкими зубами.

Совершенно оцепеневшей рукой Минору схватился за ручку и медленно потянул дверь на себя. Не оказав ни малейшего сопротивления, створка послушно распахнулась.

Внутри... в начинающемся прямо от входа коридоре, на лестнице слева, и вплоть до самой стеклянной двери в гостиную не было видно ни человека, ни зверя. Стояла гробовая тишина. Через стеклянную дверь в коридор сочился оранжевый свет.

Автоматически сняв ботинки, Минору прошёл в коридор. Сбросил с плеч портфель и пальто, шарф, шагнул раз, потом другой, и, наконец, заметил.

Обычно оно всегда раздавалось в этот момент.

Шлёпанье быстро приближающихся тапочек, которого сейчас не было.

В наконец заработавшем мозгу вспыхнули две мысли.

Байтер пришёл.

Нориэ-сан.

Никто не мог разворотить металлический цилиндр замка зубами — кроме того ненормального акулочеловека.

Иначе говоря, в этот самый момент где-то в доме может прятаться Байтер. Но Минору не помня себя пробежал по коридору, толкнул дверь и влетел в гостиную.

— ...Нориэ-сан!!! — крикнул он, одновременно осматривая сначала кухню слева, затем гостиную-обеденный зал справа. Люстра горела ярко, кондиционер работал, но ни массивного силуэта Байтера, ни миниатюрного тела Нориэ нигде не было. Намереваясь проверить второй этаж, Минору развернулся и наступил на что-то мягкое.

—...М!

Отступив на шаг, он посмотрел под ноги.

На паркете лежал небольшой полукруглый предмет молочно-белого цвета. Наклонившись, Минору поднял его трясущимися пальцами.

Это был приготовленный пять дней назад вместе с Нориэ гёдза. Минору рванулся на кухню. На полу валялся перевёрнутый серебристый противень и десятки разбросанных гёдза.

Что произошло — ясно как день. Байтер напал на Нориэ, когда она, готовясь к ужину, вытаскивала из морозильника лист с гёдза.

Минору тщательно осмотрел кухню. Крови нигде не виднелось. Затем надавил пальцем на гёдза, оставшееся в правой руке. Тесто мягкое, но начинка разморозилась только наполовину. При такой температуре фарш должен размякнуть полностью где-то за полчаса. Значит, нападение произошло меньше двадцати минут назад.

Бросив полуразмякшее гёдза в раковину, Минору вышел с кухни, снова направившись на второй этаж. Но в этот момент ему на глаза попался демонстративно лежащий посреди кухонного стола чёрный прямоугольный предмет.

Это был планшетный компьютер, который обычно лежал у кухонной стойки.

Бросившись к столу, Минору подхватил планшет и включил. На экране отобразилось приложение-блокнот. Он впился глазами в набранный текст.

«За сохранность девушки ручаюсь. Оставайся на месте и жди дальнейших указаний. В этой комнате установлена камера наблюдения. Если выйдешь из комнаты, попытаешься с кем-либо связаться или привести камеру в негодность, девушка умрёт.»

Ясное и лаконичное, и в то же время такое нереальное послание. Но за экраном планшета чувствовалась злая воля Байтера, набравшего этот текст каких-то пару десятков минут назад. Минору вернул гаджет на стол и рухнул на стул.

Нориэ ещё жива.

Скорее всего, это правда. Если Байтер собирался её убить, он мог бы сделать это на месте, не рискуя с похищением.

Но что с камерой? Между нападением Байтера и возвращением Минору прошло самое большее минут двадцать. Разве этого достаточно, чтобы успеть установить камеру и подключить её к сети?

Оставаясь на месте, Минору обвёл глазами каждый укромный уголок гостиной. Пусть она хорошенько прибрана, но всё равно разительно обширнее комнаты Минору, а мест, где можно спрятать камеру, не в пример больше. Кроме того, не факт, что Байтер пользуется специальной скрытой камерой. Например, он мог просто положить куда-нибудь смартфон с запущенным приложением камеры наблюдения.

Скверно. Он связан по рукам и ногам угрозой жизни Нориэ. Ни выйти, ни позвонить в полицию с городского телефона у стены он не мог. Если за ним действительно наблюдают, оставалось только следовать инструкциям.

Чтобы по крайней мере убедиться, не блефует ли Байтер, утверждая, что находится где-то далеко, а сам же прячется на втором этаже, Минору целиком сконцентрировался на обонянии и вдохнул.

Ему показалось, что он уловил тот самый запах, слабый... очень слабый. Но это мог быть, так сказать, «остаточный запах» после похищения Нориэ. Будь тот человек за потолком, менее чем в двух метрах, Минору получил бы более чистый сигнал, даже если Байтер не использовал способность. Сёрд Ай в груди тоже хранил спокойствие.

Значит, Байтер уже далеко.

С осознанием ситуации первоначальный шок понемногу отступил, а вместо него грудь его наполнилась чёрным холодным отчаянием.

Всё из-за меня.

Я привёл Байтера в свой дом.

А ведь Юмико с Ди-Ди предупреждали. А что сделал я? Порисовался, мол, «за себя я постоять смогу». Я только о себе и волновался, совершенно забыл, что опасность может угрожать и Нориэ.

Отнесись он к предостережению с большей серьёзностью... Подумав как следует, он обязательно бы понял, что Байтер может отследить дом Минору.

Где акулочеловек заметил Минову Томоми? Скорее всего, на утренних тренировках или по пути в школу. Понаблюдав за ней, он легко мог вычислить, где она живёт и учится.

А когда в парке Акигасэ сожрать её помешал старшеклассник, то есть Минору, несложно догадаться, что он не случайный прохожий, а знакомый Томоми. А значит, если понаблюдать за школьными вратами Ёшики, довольно легко его обнаружить.

Сёрд Ай даёт носителю не только уникальную способность, но и значительно повышает его физические и сенсорные способности... то есть и слух, и зрение тоже. Точно неизвестно, но если бы Минору сейчас прошёл тест на зрение, то, наверное, превысил бы максимальное значение вдвое.

Естественно, Байтер, наверняка обладающий таким же зрением, наблюдал с внушительного расстояния, например, с крыши многоэтажного дома, и опознал Минору. Дальнейшее уже дело техники. Скорее всего, это случилось по дороге из школы в субботу.

Минору отслеживал запах Руби Ая, но то, что его не почувствовать, пока носитель не использует способность, не знал... точнее, забыл. И в итоге беспечно довел Байтера до своего дома.

Из-за... меня...

Он ещё раз погрузился в ощущение вины. Вести себя неосторожно перед камерой он не мог, поэтому отчаянно сдерживался, чтобы не заорать.

Снова всё обернулось так. Снова дорогой ему человек подвергался опасности.

Впрочем, нет никаких гарантий, что Байтер сдержит слово и не причинит вреда Нориэ. Быть может, как раз сейчас он вонзил в неё акульи зубы, отнимая жизнь.

Точно как восемь лет назад.

Всё как с отцом, матерью и сестрицей Вакабой.

Неужели всё повторяется? Восемь лет он думал только о том, как отстраниться от окружающих и не обременить себя неприятными воспоминаниями, и всё равно встал на те же грабли?

— ...К-кх.

Из горла вырвался тихий стон.

Я. Меня.

Меня. Если кого и убивать... пусть это буду я.

Он поднял голову. Осмотрел гостиную. Где камера — непонятно. Неизвестно даже, правда ли она существует. Но.

Если поклониться и как следует просить...

Если я взмолюсь от всего сердца, убеждая, что прямо тут своими руками прерву жизнь, лишь бы он вернул Нориэ-сан целой и невредимой... Байтер обижен только на меня, он может прислушаться к просьбе.

Рядом, на кухне, есть несколько ножей. Если взяться за большой и прочный мясницкий нож и изо всех сил вонзить между ребер, то даже с Сёрд Аем в груди я скорее всего умру.

Минору в очередной раз осмотрел гостиную в поисках камеры. И, остановив взгляд на самом удобном месте для тайника — пространстве возле телетумбы, глубоко вздохнул.

Крепко сжал зубы.

Это распутье.

Отвернуться от долга и ответственности, как делал это до сего дня, и отступить...

Либо же, наконец, начать вершить судьбу своими руками.

Вряд ли Байтеру нужна одна только моя жизнь. Скорее всего, он хочет разгрызть меня теми акульими зубами. Если я покончу с собой, он, скорее всего, выместит гнев на Нориэ.

Если есть хоть крошечный шанс...

Хотя бы один шанс, что там, куда собирается позвать меня Байтер, мы сразимся, и я смогу вернуть Нориэ.

В памяти снова зазвучал голос Юмико.

«На тебя возложен долг продолжать сражение.»

Не думаю, что мне как Джет Аю по силам сражаться с бесчисленными Руби Аями, защищая людей. Но даже если придётся биться с Байтером, мне, Уцуги Минору, определённо по плечу защитить Ёшимидзу Нориэ... ещё одну старшую сестру, которая мне дороже всех на свете.

Сражения не избежать.

Последний раз сжав кулаки, Минору расслабился и опустился на стул.

Всё, что он сейчас может и что должен делать — это скрепя сердце ждать звонка. И сохранить силы и волю, чтобы хоть ненамного повысить шансы на победу в грядущей схватке.

Закрыв глаза, он взмолился, обращаясь к двум старшим сёстрам.

«Нориэ-сан, держись. Я непременно тебя спасу.»

«Вака-чан. Прошу тебя. Дай мне сил.»

Время тянулось почти так же долго, как тем вечером восемь лет назад.

Аппетита не было совершенно, но Минору всё равно съел несколько печений из буфета на кухне. Потом собрал рассыпавшиеся по полу гёдза. Воды выпил только глоток, поскольку волновался, что возникнут проблемы с туалетом.

А после прилёг на диван, закрыл глаза и принялся ждать.

Когда телефон наконец зазвонил, время уже близилось к полуночи.

Подпрыгнув как ошпаренный, Минору протянул было руку к городскому телефону, но тут понял, что звон раздаётся из оставленной в коридоре сумки с его сотовым телефоном.

Чтобы ответить, придётся выйти из гостиной. А вдруг это не Байтер, а кто-нибудь ещё... — на секунду предположил он, но тут же одумался. Это рингтон мобильника Нориэ. Значит, звонит с него наверняка Байтер.

Пробежав в коридор, Минору схватил портфель и тут же вернулся обратно, по дороге нащупывая телефон.

Он провёл пальцем по экрану и приложил аппарат к уху.

— ...Да? — коротко отозвался он, и на противоположной стороне линии молвил голос того мужчины:

— Что ж, мальчик, давненько не виделись. Прости, что заставил столько ждать.

— ...Она цела?

— Какой шустрый, рагаццо. Она спит под действием препарата, так что разговора не получится, но уверяю, ни одного отпечатка зубов ты на ней не найдёшь. Конечно, до тех пор... пока подчиняешься моим указаниям.

Наверное, рот он пока не трансформировал, потому что его мягкий тенор звучал без странных искажений и хрипа, совсем не как три дня назад. Но в глубине его Минору ощутил каплями сочащиеся жажду и злобу. Сёрд Ай под грудной клеткой явственно дёрнулся.

— Указаниям я следую. Что дальше?

— Всё просто: я хочу, чтобы ты кое-куда явился. Вот только как быть, если по пути вздумаешь связаться с полицией или роковой синьориной... Не отключай разговор, езжай как сейчас. Если вдруг связь прервётся, я тут же перезвоню и сменю место встречи. Идёт?

— Понял. Куда мне ехать? — откликнулся Минору, хотя и знал, какое место назовёт собеседник. Тот сарай в лесной глуши парка Акигасэ...

Из динамика, однако, пришёл неожиданный ответ:

— Для начала — Кэякихэруба* у станции Нового центра, отправляйся сперва туда. Даю тебе пятнадцать минут — торопись, рагаццо.

Непредвиденные инструкции удивили Минору, но оставалось только исполнять.

— Выхожу.

С таким ответом он, не прерывая звонка, опустил телефон в нагрудный карман школьного пиджака и снова вышел в коридор. Оказавшись в прихожей, он натянул вместо школьных ботинок кроссовки для утренних пробежек. Потом снял с вешалки ветровку, вышел за дверь, не став брать ключ, и, не обращая внимания на мороз, взялся за велосипед.

Станция Нового центра была примерно в пяти километрах. Чтобы добраться туда за пятнадцать минут, придётся ехать в среднем на двадцати километрах в час. Для неспортивного велосипеда, особенно через спальные районы, цифра непосильная, но Байтер, зная, что Минору — носитель Сёрд Ая, специально назначил время впритык.

...Нориэ-сан. Только дождись, я мигом, — обратился к ней мысленно, чтобы не было слышно через телефон, и изо всех сил налег на педали.

Часть 8

Ветровку поверх школьной формы он надел не столько от холода, сколько для того, чтобы не привлекать внимание полиции. Заметив подростка с поднятым воротником, проносящегося на велосипеде в час ночи, полицейские наверняка бросятся его задерживать.

И действительно, Минору встретил одного полицейского на велосипеде, но благодаря капюшону, прикрывавшему лицо, избежал его внимания. Впрочем, даже если бы полицейский и заметил его, Минору всё равно только прибавил бы ходу и оторвался.

Он пересёк засыпающий жилой район, срезал путь через дворы, а выехав на узкую улицу, оторвался от седла и закрутил педали стоя. Оснащённый тремя передачами велосипед уже давно гнал на максимальной, но теперь для Минору это было слишком легко.

Когда на пути показались небоскрёбы Нового центра, пронзающие ночное небо, он с новыми силами опустил правую ступню, как вдруг...

Звяк! — велосипед подпрыгнул, и педаль ушла из-под ноги. Едва не свалившись, Минору кое-как восстановил равновесие, тут же сжал ручку тормоза и посмотрел под ноги: на дорогу безвольно свисала разорванная цепь.

Ни временем, ни навыками, чтобы её починить, он не располагал, так что пришлось оставить велосипед на месте. Остановившись у ограждения, Минору бросил взгляд на часы: до крайнего срока осталось три минуты тридцать секунд. Оставшиеся полтора километра он должен пробежать на своих двоих.

— ...Нориэ-сан!.. — прошептал он с мольбой имя сестры и рванул по ночному тротуару.

В сердце Нового центра Сайтамы находилась прогулочная площадь — Кэякихироба. Зимними вечерами её освещали синими светодиодами, но в такой час подсветку уже отключили, и на площадь падал только бледный свет редких фонарей.

Взбежав по протянувшейся от земли лестнице, Минору прислонился спиной к одному из бесчисленных вязов — отдышаться. Затем снова посмотрел на часы: оставалось двадцать секунд.

Это была первая пробежка на пределе возможностей после встречи с Сёрд Аем. Кажется, мировой рекорд бега на полторы тысячи метров был в районе трёх минут и двадцати секунд... — пронеслось у него в голове, пока Минору доставал телефон из нагрудного кармана. Он обратился к остававшемуся на связи собеседнику:

— Я на месте.

Немного погодя прозвучал ответ.

— Ага, парень, тебя отлично видно. А что с велосипедом?

— !.. — Так это не блеф, он и правда наблюдал. Минору быстро осмотрелся, но последние поезда давно прошли, и вокруг не нашлось ни души. — ...Сломался по пути, я добежал.

После этих слов из трубке раздался тихий смешок.

— Вот так катастрофа. Но ты не стал плакаться и явился вовремя, хвалю. Сдаётся, девушка тебе очень дорога.

— Естественно! — едва не перешёл он на крик. Людей вокруг не было, но на том конце площади должна располагаться полицейская будка. Вернувшись к шёпоту, Минору продолжил: — Я свою часть выполнил. Теперь верни сестру.

— Эй-эй, мальчик, помнишь, я сказал «сперва»? Ясное дело, у меня и следующие указания наготове. Посмотри на север.

— ...

Сдерживая нетерпение, Минору перевёл взгляд в указанном направлении. Оттуда на юг шел над дорогой довольно широкий пешеходный настил, соединяясь на той же высоте с прогулочной площадью. А прямо в конце моста лежала тень огромной рукотворной структуры, возвышавшейся подобно горе. Один из крупнейших зрительных залов даже по меркам Японии, ССА — «Сайтама Супер Арена».

В момент, когда взгляд Минору добрался до крыши Арены, из сотового донёсся голос:

— От тебя это правая сторона Супер Арены. Вперед, и не попадись полиции или охране.

— ...Правая сторона...

Что Байтер задумал, было неясно, но выбирать не приходилось. Ещё раз осмотревшись и удостоверившись, что поблизости никого, Минору пригнулся и побежал.

Он пересёк мост, затем подобрался вплотную к стене Арены и под прикрытием тьмы стал пробираться на восток. Через несколько десятков секунд, добравшись до края стены, заглянул за угол: там вдоль здания пролегала широкая лестница.

Минору приложил телефон к уху:

— Как...

«...тут пройти», — собирался спросить он, но наблюдавший за ним Байтер уже начал давать следующие указания:

— Пройди немного налево, там будет дверь на пожарную лестницу. Открывай и поднимайся.

Минору прошёл как было указано и, действительно, вскоре нашёл металлическую дверь. Обычно такие закрывали на замок, но у этой двери на месте ручки зияла дыра. Байтер прогрыз металл, точно как у Минору дома.

Содрогнувшись от вида силы, для которой толстый слой стали был словно масло, Минору распахнул дверь. За ней обнаружилась пожарная лестница. Осторожно ступая, Минору начал подниматься.

Миновав седьмой этаж, он снова наткнулся на дверь с выломанным замком; за ней начиналась терраса верхнего этажа. Минору поспешно осмотрелся, но снова не нашёл признаков жизни. Посмотрел он и наверх — но и там не было ничего, кроме огромных балок, поддерживаюших крышу далеко вверху.

— ...Куда теперь? — глухо произнёс Минору в телефон.

Спустя две раздражающих секунды тишины прозвучал тихий ответ:

— Следующий указ: пройди за террасу, там найдёшь лестницу на крышу, поднимайся.

— Н-на крышу?!

— Ну да. Там хорошо и просторно. Поспеши, рагаццо.

Сжав телефон в руках, Минору снова поднял голову.

Потолок ССА был построен с уклоном от фасада к тыльной стороне здания, и если здесь, с террасы у фасада, на которой находился Минору, до потолка добрых двадцать метров, то от земли не меньше шестидесяти.

И Байтер правда туда забрался? Это что, какая-то ловушка? Но что бы Минору ни думал, а пока не вернёт Нориэ, подчиняться указам он обязан.

Минору рванул по террасе на юг. Край выступающей над головой крыши постепенно приближался. В конце концов он добрался до заднего фасада здания, пробежал последние пять метров...

Завернул за угол: упомянутая Байтером алюминиевая лестница была на месте. Схватившись за холодный как лёд металл, Минору решительно начал подниматься.

Наконец перед ним, словно свалившаяся с ночного неба неимоверных размеров льдина, предстала огромная крыша Сайтама Супер Арены.

Её несколько приподнимающийся в середине металлический склон протягивался от места, где стоял Минору, до самого фасада и выглядел невероятно огромным. На самом деле наклон, скорее всего, не превышал десяти градусов, но с такой точки обзора казался самым настоящим крутым утёсом.

Далеко в небе, мелькнув за маленькой прорехой в облаках, над застывшим столбом Минору показалась бледная луна..

Сейчас, десятого декабря 2019-го года, в тринадцатый лунный день, до полнолуния осталось совсем немного. И всё же для усиленных Сёрд Аем глаз Минору лунный свет показался ослепительным. Сияние залило громадный откос — сто пятьдесят метров в ширину и двести метров в длину — и он вспыхнул серебром..

И тогда Минору увидел...

На краю самой высокой части гигантской крыши... посреди склона стоял, гордо выпрямившись, одинокий силуэт.

Его левая рука двинулась, поднесла к лицу зажатый в ней предмет. А из мобильника Минору, точно так же приложенного к уху, полился тихий голос.

— Последнее указание. Подойди сюда.

А затем силуэт вышвырнул телефон вдаль. Бац! — раздался удар, и в тот же момент связь прервалась.

Минору сбросил с себя ветровку, а сотовый положил во внутренний карман пиджака.

После чего оторвал правую ногу от кровли из нержавеющей стали и шагнул вперёд. Затем шагнул левой. Следом правой. Левой. Правой. Ускоряясь шаг за шагом, он без остановки преодолел двухсотметровый склон.

Когда до фигуры осталось десять метров, Минору остановился.

Человек... Байтер стоял у самого края, остро улыбаясь.

Впечатление он производил совсем другое, нежели тремя днями ранее. Одет он был уже не в спортивный костюм, а в тёмный смокинг; туфли, похоже, тоже были штучной работы. А главное — лицо его не претерпело трансформацию.

Впервые открывшееся лицо Байтера предстало интеллигентным, с тонкими чертами. Обожжённая электродубинкой кожа вокруг рта совсем зажила всего за три дня.

Минору казалось, что где-то он его уже видел, но вспомнить не успел: мужчина заговорил. На этот раз голос ничего не искажало.

— Приятно встретиться вновь. Прекрасный вид, не находишь?

За спиной у Минору раскинулся вид ночного центра Сайтамы. Но он грубо спросил мужчину, и не подумав отводить взгляд от его лица:

— Где моя сестра.

Вместо ответа мужчина, поведя плечами, указал рукой — в сторону, себе за спину.

Из южной оконечности крыши протягивались шесть крупных балкообразных конструкций. А на конце третьего слева из выступов трёхметровой ширины, обрывавшегося в пустоту, лежало миниатюрное тело. Глаза Минору вмиг распознали в нём девушку в фартуке, связанную бинтом. Похоже, без сознания.

Нориэ-сан!!! — вскрикнув про себя, Минору едва не сорвался к сестре, но усилием воли удержался на месте.

Мужчина, увидев это, улыбнулся ещё шире прежнего:

— Не переживай, парень, она спит под сильным снотворным, только и всего. Как уже говорил по телефону, я ей ни пальца не укусил, — мягким тенором проговорил он.

— ...

Пока приходилось верить на слово. Но очевидно, что Байтер оставил Нориэ в крайне опасном положении. Между концом балки и землёй было метров семьдесят, и падение оттуда — гарантированная смерть.

Хотя есть и исключение.

В одиночку Минору мог приземление и пережить. Проверять ему не приходилось, но раз его «Защитная оболочка» защищала от укусов Байтера, то и падение с семидесяти метров скорее всего выдержала бы. Вот только он не мог послужить Нориэ подушкой безопасности — попытка укрыть её барьером такой твёрдости, что им можно было мять металлическую дверь, скорее всего, навредит ей больше асфальта.

До чего же эгоистичная сила, — не первый раз уже подумал Минору. Оболочка изолировала его от мира, воплощая в жизнь физическое одиночество. С ней он полностью отрезан от всех невзгод за её пределами, однако и помочь в силах только лишь себе. Идеальная самозащита, озабоченная только его безопасностью.

Прямо как мой образ жизни.

Сделав неприятные для себя выводы, Минору определился с решением.

Способ вернуть Нориэ, не ставя под угрозу её здоровье, только один: снять её с окончания опасного бруса и спуститься по лестнице. Вот только вставший на пути мужчина не будет молча за этим наблюдать.

Одолеть его в бою; другого не дано.

Байтер же, будто читая мысли Минору, с ухмылкой подхватил тему.

— Решился, мальчик?

Минору только легко кивнул, не тратя слов.

Как обычно, ситуация казалась дурным сном.

Он стоит на крыше ССА, столько раз виденной по пути в школу... Но видеть сверху которую ему ни разу не доводилось. В одиночку противостоит ужасному монстру, «загрызшему насмерть уже невесть сколько людей». Причем этот монстр, как и сам Минору, получил сверхспособности от загадочных сфер, «прилетевших из космоса». Всё это — будто большая несмешная шутка.

Но кое-что уж точно настоящее.

Он обязан спасти Нориэ.

Убив Минору, мужчина наверняка примется за неё. Говорил и действовал Байтер явно разумно, но в глубине его зрачков красными угольками мерцали злоба и голод. Было то ментальное влияние Руби Ая, о котором говорила Юмико, или же мужчина нёс их в себе изначально, но... теперь это уже равнозначные понятия.

Умрёт Минору — умрёт и Нориэ.

Сосредоточившись на Сёрд Ае в груди, Минору приготовился при первых признаках опасности развернуть защитную оболочку. Байтер ухмыльнулся чуть шире.

— Что ж, Рагаццо. Когда мы виделись в парке, лично к тебе, если честно, я не питал особого интереса, но... от такого решительного лица у меня не на шутку разыгрался аппетит, — вальяжно покачиваясь, враг погладил нижнюю челюсть ногтем указательного пальца. — Итак, не желаешь ли перед боем обменяться вопросом-другим? Может, тебе любопытно дознаться, откуда у меня такая тяга к поеданию...

Почему это я должен угождать мужику, который собирается меня съесть?.. — возразил было Минору про себя, но отказываться не спешил. Учитывая, что он не мог поручиться, что одолеет Байтера в одиночку, выиграть немного времени лишним не будет. Ведь когда враг использовал способность, чтобы взломать двери его дома и пожарной лестницы ССА, «запах» — хоть Минору его приметить и не смог — пусть на мгновение, но должен был вырваться на свободу.

— ...Тогда, разреши начать мне.

Вместо ответа мужчина величаво кивнул.

— Ладно. Что хочешь услышать? Отвечу на что смогу.

— Почему ты пришёл именно сюда?

Для Байтера вопрос, судя по всему, оказался неожиданным: он пару раз моргнул, а затем рассмеялся.

— А я уж думал, попросишь непременно рассказать о себе. Ну, как бы объяснить... В первую очередь я организовал встречу здесь потому, что это место целесообразно для моего обеденного стола. Обширное, и в то же время крайне роскошное, не находишь? Мы как будто на дне морском.

С точки зрения Минору вершина крыши в шестидесяти метрах над землёй не очень-то походила на океанские глубины, но в общих чертах мысль он понял. Впрочем, он тут же спохватился и продолжил, не давая Байтеру сказать ничего другого:

— А во вторую?

— Всё просто: нам никто не помешает. ...Итак, моя очередь, парень. — С этими словами Байтер взмахнул рукой, указывая за спину. — Вы с той девушкой настоящие брат и сестра?

Минору промедлил. Совесть не обязывала давать честный ответ тому, кто пытается их с Нориэ прикончить. И всё же, опасаясь, что если собеседник углядит в его словах ложь, обмен вопросами подойдёт к концу, Минору неохотно покачал головой.

— Нет. В детстве меня приютила её семья.

— Хо-о...

— Мой черёд. Ты недавно сказал, что «во мне не заинтересован», но тогда почему напал на нас с сестрой?

Байтер ответил, снова вычурно жестикулируя:

— Точнее, я говорил, что не заинтересован в тебе. А твоя способность, напротив, очень даже любопытна. Как именно ты создаешь ту прозрачную скорлупу? Насколько она тверда? Наконец, почему в тебе зародилась эта сила?.. Хочу узнать, страшно хочу, — скрестил Байтер до того разведённые руки на груди. — Так поведай же, рагаццо. Из-за чего тебя приняли в её семью? Что произошло в твоём детстве?.. — чуть ли не облизывая губы, Байтер наклонился вперёд. Зрачки в его узких глазах вспыхнули светло-красным.

Минору почувствовал, как клетка в глубинах сознания, где он заточил память о восьмом году своей жизни, дала трещину. Со скрежетом сжал зубы. Он не обязан рассказывать ему правду, но понимал, что ложь раскроется, а разговор нужно продлить хотя бы на лишнюю секунду.

И, вдохнув и выдохнув несколько раз, Минору сдавленно произнес:

— Из-за того, что такой же, как ты, ублюдок... убил мою семью.

И тогда...

Уголки губ Байтера вмиг поднялись. Обнажившиеся зубы сверкнули металлическим блеском. Подавшееся вперёд тело выгнулось словно пружина, и Руби Ай звонко расхохотался.

— Ха-ха, ха-ха-ха-ха-ха! Понятно, вот оно что! Теперь-то всё ясно! Всю семью вырезали... выжил ты один. Вот почему эта скорлупа? Эцелленти... теперь мне всё больше хочется тебя укусить! Кости твои пропитаны ароматом слёз!!!

Щёлк, — послышалось из челюстей выгнувшегося Байтера. А затем в нос ударила вонь жестокого, свирепого, бессердечного зверя. Запах Руби Ая.

— А... увы, не могу больше терпеть. Довольно интервью. Что ж, давай насладимся от всей души...

Щёлк. Щёлк-щёлк.

— Банкетом... только для нас... с тобой!!!

Щёлк-щёлк-щёлк! — хрустели кости. Заострённые челюсти запрокинулись ввысь, к ночному небу.

Когда же Байтер резво выпрямился, он уже перестал быть человеком. Вместо него предстала знакомая, уже виденная тремя днями ранее в парке Акигасэ форма акулочеловека.

За растянувшейся на всю громадную морду дикой улыбкой, обливаемый лунным светом, сиял кинжально-острый ряд зубов.

— Итак, сперва ещё раз попытаем счастья тигровой акулой! — сказал он искажённым голосом, после чего наклонился вперёд ещё сильнее. Под натянувшимся смокингом вздымались бугры могучих мышц.

Оболочку... Нужно... — думал Минору, чувствуя, как трепещет самый центр его мозга.

Но развернуть оболочку не мог.

Дыхание, лёгкие... они его не слушались. Ему только и оставалось, что нервно дышать; глубоко втянуть воздух, задержать его в легких, надавить этой массой на Сёрд Ай в грудной клетке, тем самым активировав защитный барьер... всё это у него не получалось.

Туфли Байтера яростно оттолкнулись от стальной кровли.

Рослая фигура набросилась на Минору с поистине акульей мощью, в одно мгновение распахнув треугольные челюсти.

Оставив попытки активировать способность, Минору что было сил отпрыгнул вправо.

Акульи клыки прошли всего в нескольких сантиметрах от левого кроссовка. Зубы стремительно прыгнувшего Байтера сомкнулись на толстой, почти полметра толщиной, стальной балке, удерживающей плиту из нержавеющей стали.

Раздался громкий лязг, и, осыпаясь снопами ослепительных искр, часть стального каркаса раскрошилась, словно печенье.

— ...М!!! — едва устояв на ногах, Минору в изумлении вытаращил глаза.

Рассмотрев следы укусов на дверях его дома и пожарной лестницы ССА, он сделал вывод, что зубы Байтера способны раскромсать даже металл. Но даже представить не мог, что клыки настолько невероятно-острые. Что уж там, на такую крупную балку даже промышленному алмазному резаку потребовалось бы несколько минут.

Если Минору попадёт под укус без оболочки — мигом останется без рук и ног.

Успокойся. Успокойся и сделай глубокий вдох.

Но сколько бы он себе это ни повторял, лёгкие совершенно не желали подчиняться. Воздух собирался каким-то комом прямо перед трахеей и выходил наружу.

Байтер же, не спеша поднявшись, выплюнул большой кусок стали и яростно прыгнул вновь, раскинув руки в стороны — видимо, чтобы на этот раз Минору не смог отскочить.

— Ша-а-а-а! — акула приближалась с ужасающим шипением, и Минору пригнулся, чтобы оказаться ниже траектории зубов. Но если остаться на месте — его придавит тушей. Потому Минору без колебаний ринулся Байтеру под живот и, проскользнув между длинных ног, оказался позади. После чего кувыркнулся вперёд и вернулся на ноги, не теряя инерции.

Дыхание до сих пор не слушается. Если б только успокоить его хоть ненадолго... Вот только как? У противника смертоносные зубы и длинные руки. Схватит — и всё, конец.

В эту секунду его кроссовки с визгом скользнули по стальной плите.

Точно. Вот что мне остаётся. Вот в чём я, быть может, превосхожу даже Байтера... бежать!

Вместо того чтобы обернуться к противнику, Минору пригнулся и изо всех сил оттолкнулся от кровли.

Акула-людоед гналась за ним по пятам. Он затылком ощущал, как остры её клыки. Не обращая внимания на подкашивающиеся ноги, Минору мчался через просторную крышу Супер Арены.

В спринте он особо не блистал, но знал, как при этом правильно двигаться. Расслабить плечи и ритмично, размашисто раскачивать руками. Держать в уме центр тяжести и, в угоду гравитации, постоянно наклонять тело вперёд.

Бежал он анаэробно — то есть, не дыша. До сих пор дрожащая в конвульсиях диафрагма замерла. Тогда-то он выпустил скопившийся в лёгких углекислый газ. Шаги Байтера отстали. А подавшиеся в панику мысли постепенно устаканились.

В центре груди колыхнулся смоляно-чёрный Сёрд Ай.

Пора!

Резко затормозив обеими ступнями, Минору набрал полную грудь воздуха.

Наполнил лёгкие...

И сжал диафрагму.

Перед глазами поплыла синеватая пелена, звуки и холод отступили. Тело приподнялось в воздух на три сантиметра.

Когда Минору оглянулся, перед ним предстал приближающийся с раскинутыми руками силуэт акулочеловека на фоне соседнего с ССА небоскрёба.

— О... О-о-о-о-о!

Неслышно взревев под покровом защитной оболочки, Минору повернулся к Байтеру и ринулся навстречу головой вперёд.

Хоть он и вонзился в обтянутую смокингом грудь, ни отдачи, ни толчка он практически не почувствовал. Похоже, барьер каким-то образом искажал даже три закона Ньютона. Несмотря что сам Минору весил немного, отлетел от столкновения как раз Байтер.

Акулочеловек повалился спиной на стальную плиту, и на этот раз Минору напал сам.

Имитируя виденное в телепередачах про рукопашные бои, он уселся сверху и стал поочерёдно опускать крепко сжатые кулаки.

Первый удар угодил Байтеру в левое плечо, второй попал по горлу... однако намеченный в нижнюю челюсть третий — правой — остановился на полпути.

Неожиданно распахнувшийся рот заглотил его кулак вместе с барьером.

И на этот раз Минору явственно почувствовал жёсткий толчок. Над рукой, которую он больше не мог ни высвободить, ни даже сдвинуть хоть на сантиметр, ярко вспыхнули красным глаза Байтера.

＊＊＊

Претерпевшая удар головой правая сторона груди отдавала жгучей болью, побитые кулаками левое плечо и ключица кололи. Может быть, даже остались трещины на костях.

Всё-таки он слегка недооценил физические способности рагаццо. Не знал, что бегает он быстрее, чем ежедневно потеющий в тренажёрном зале Такаэсу... и что пацан сделает вид, что убегает, а затем развернётся и набросится в ответ.

И не только это оказалось за гранью ожиданий.

Мальцу он этого рассказывать не стал, но была ещё одна причина, по которой Такаэсу выбрал полем боя крышу Сайтама Супер Арены. Покрытие её целиком состоит из плит нержавеющей стали, а значит, поскользнуться на них куда легче, чем на земле или асфальте.

Поверхность прозрачной оболочки на теле рагаццо необыкновенно гладка и при этом чрезвычайно тверда. Если этот материал — что-то вроде невероятно твёрдого стекла, тогда ноги его должны были скользить по поверхности металлических плит и постоянно заплетаться. Однако юнец, когда неожиданно затормозил и бросился на таран, даже не покачнулся. Как будто стоял на кровле надежнее, чем Такаэсу в своих туфлях с резиновыми подошвами.

Как это вообще возможно — решительно неясно. Впрочем, силы, данные глазом, всегда были за гранью здравого смысла. Не стоило удивляться, что их носитель может и такое.

Как тогда, в заброшенном здании, когда плоть Такаэсу восстановилась безупречно... нет, за гранью безупречности при отсутствии еды и воды.

Неожиданная контратака оставила лёгкие травмы, но, так или иначе, юнец теперь в его руках. Точнее, зубах. Такаэсу уже не позволит ему сбежать из этого положения, да и вообще ничего сделать не позволит. А теперь... Сперва он разгрызёт в клочья его правую руку вместе со скорлупой. А понаблюдав, как тот корчится и кричит в агонии, съест и другую. Затем правую ногу. И левую. Поскольку малец умеет так быстро бегать, кость Такаэсу обещала достаться прекрасная и твёрдая.

Когда пацан останется без конечностей, а от обильного кровоизлияния потеряет даже голос, на его глазах в пасти пропадёт и женщина. Он оставит её в живых, пока не кончится действие таблеток со снотворным из барбитуровой кислоты, с таким трудом добытых. Мальцу она должна приходиться сводной сестрой, но из-за этого аромат может даже получится будоражащим и волнующим...

За этими мыслями в голове у Такаэсу, где-то глубоко, кольнула странная боль.

Не придав ей значения, он оторвал от земли правое колено мальца и, увлекая челюстями за правую руку, повалил на левый бок. Естественно, не разжимая рта. В свою очередь повалившись на противника, он отразил его удар левой и вложил в челюсти всю силу прикуса, что давал режим тигровой акулы.

— Г-гр-р-р! — просочился из глотки свирепый рык. Скулы заскрипели. Мелко задрожали клыки, оказавшиеся под чудовищным давлением.

И всё же...

Барьер юнца, как и три дня назад, остался цел — ни трещинки, ни вмятинки. Твердыня, превзошедшая границы понятия «материал», выстаивала перед мощью тигровой акулы, отказываясь рассыпаться. Текстура говорила, что простой он так хоть несколько минут, расщепить её так и не сможет.

И всё-таки, мальчик. Я тоже уже не тот, что был тремя днями ранее, — мысленно обратился он к пареньку, не выпуская руки, и ухмыльнулся правым уголком рта.

Тогда, в промёрзшем здании, кое-что спасло Такаэсу, который, хоть и восстанавливал ожоги на лице, умирал от истощения... Разбросанные по полу стальные болты и гайки.

Разумеется, как бы человек ни лизал и ни грыз металл, ни одной калории из него извлечь не удастся. Но есть в мире и существа, способные питаться железом. Это «тионовые железобактерии», впитывающие питательные вещества посредством превращения двухвалентного железа в трёхвалентное.

Сложно сказать наверняка, но, быть может, аналогичный механизм выявился в теле Такаэсу. Но так или иначе, каждый раз, когда он съедал гайку, пустота в желудке отступала, а ожоги заживали быстрее. В кромешной тьме Такаэсу ползал по пыльному полу, собирал наощупь металлические комочки и складывал в рот по одному, после чего жадно пережёвывал. Словно несмышлёный младенец. Или дикий зверь.

Было унизительно. Но в то же время и по-своему радостно.

Вот это называется “есть”. А вся эта высокая кулинария и расфуфыренная сервировка — не что иное как показуха.

Гайки на вкус сами собой стали казаться сладкими карамельками, а болты приобрели вкус печенья. Когда же в полубессознательном сборе металла желудок наполнился до отказа, Такаэсу снова провалился в глубокий сон. Былые дни ему больше не являлись.

Немного погодя наступил рассвет, и когда он проснулся, то почувствовал себя отдохнувшим, а видоизменённые челюсти вернулись к обычному состоянию. Ожог — по ощущениям третьей степени — бесследно затянулся, при движениях больше ничто не болело. И это ещё не всё.

Каждый зуб, как на подбор, сиял серебром, будто пропитанный им, и при щелчке пальцем издавал чистый звон.

Одетый в спорткостюм Такаэсу вернулся в отель и выселился из номера, едва только принял душ. К моменту, когда он взялся за ручку двери стоявшей на подземной парковке “мазерати”, образ действий уже сложился в план.

Отыскать того мальца, отследить его дом. Проследовать и напасть в безлюдном месте, а если таковых не найдётся — выманить, взяв в заложники семью. Что же касается девчонки с электродубинкой и спонсирующей её организации — в этом городе оставаться опасно, но он не сможет обрести душевный покой, покуда не уладит дела с пацаном, неважно какой ценой.

А потом — грызть, вечно.

Потому что отныне Такаэсу переродится в гораздо более сильную, большую и прекрасную акулу.

— Г, г-г, г-г-го-го-о-о!!! — взревел Такаэсу, прижимая мальца и не выпуская его правой руки из зубов.

Красный глаз в нижней челюсти бешено запульсировал. Челюсти, сухожилия, мышцы, даже зубы охватило пламенным жаром.

Щёлк-щёлк-щёлк! — полился странный хруст, и челюсти трансформировались... нет, трансформировалась голова целиком. Вместе с яростной болью тело пронзило многократно превосходящее удовольствие.

И вот... В конце концов... Наконец я смог стать «той акулой».

Величайшая хищная рыба в истории. Абсолютный правитель океанов. Номер 2 в списке любимых акул Такаэсу.

По-японски — древняя гигантская белая акула.

Более известная как мегалодон.

＊＊＊

Минору в потрясении смотрел на лицо ещё более преобразившегося Байтера.

Его челюсть, которая и так уже выпирала сантиметров на десять дальше, чем у обычных людей, становилась ещё больше и длиннее. Переносица слилась с верхней челюстью, ото лба до затылка образовалась гладкая дуга. Глаза сместились в стороны от лица, уменьшились и округлились. Шея неестественно растолстела, отчего верхняя пуговица смокинга оторвалась, а галстук разошелся на лоскуты.

А два ряда пил с ножевидными зубцами — зубы — стали большущими треугольниками, больше похожими уже на концы мечей.

Руку Минору сжимала завершённая форма акулочеловека. Всё, что ниже шеи, осталось человеческим, но неприкрытая смокингом кожа вся окрасилась в иссине-чёрный.

По бокам достигших двадцатисантиметрового размаха челюстей вились связки толстых мышц.

Покрытые серебристо-серым глянцем зубы посверкивали в лунном свете.

Чёрт. Меня раздробит, — почувствовал Минору, немедленно взвопил:

— Уа-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

И, не помня себя, пропихнул остававшуюся в зубах правую руку в глубины пасти. Пальцы — вернее, окутывавшая их защитная оболочка — утопли в мягких тканях глотки, и Байтеру пришлось слегка отклонить голову.

В то же мгновение Минору изо всех сил потянул руку на себя. Едва он, чувствуя, как невидимый барьер трётся об острия клыков, успел её вытащить, как челюсти сомкнулись с бешеной силой, а в беззвучном мире рассыпались оранжевые искры.

На этот раз готовые вгрызться челюсти приближались к голове, и Минору вывернулся влево. Затем, используя инерцию, ударил Байтера в бок правым коленом, и как только давление веса на нём ослабло — выкатился из-под противника. После чего вскочил, развернулся и отбежал на некоторое расстояние.

Стало душно. Неужели кислород под оболочкой иссяк? Дать слабину сейчас было непозволительно, так что ему пришлось с неохотой свернуть защитный барьер.

Только подошвы его кроссовок приземлились на стальную плиту, как Минору обступила вонь Руби Ая, ставшая ещё гуще прежнего.

— Кх!.. — ему тут же захотелось задержать дыхание, но он проявил выдержку и сделал глубокий вдох.

Вскоре акулочеловек неторопливо поднялся и повернулся к Минору.

С увеличившейся головой он стал выше и теперь уже был сантиметров под сто девяносто. Мышцы конечностей тоже взбухли, швы рукавов и штанин кое-где разошлись. Галстука уже не было, пуговицы рубашки оторвались от воротника до живота, а обнажившиеся грудные мышцы напоминали мускулатуру бодибилдера... нет, скорее уж дикого зверя.

Их разделяло больше пяти метров, и всё же физическое давление от него словно передавалось по воздуху. Подавленный Минору глубоко вдохнул и собрался было снова развернуть защитную оболочку...

Но за секунду до этого из пасти Байтера послышался искажённый смех.

— Ха, ха, ха... жаль, что мне себя не видно...

Неимоверно скрипучий и одновременно горловой, басистый, голос не от мира сего. Впрочем, невероятно уже то, что он мог говорить — ведь что губы, что язык и зубы его отличаются по форме от человеческих.

Воплощение ночных кошмаров продолжило, не сводя с Минору светившихся красным глаз:

— Даже хочется, чтобы ты это на свой телефон сфотографировал. А что я съел ради этой формы, расскажу — не поверишь, ха-ха! — ухмыльнулась акулья морда. Злобно засверкали выставленные напоказ клыки. — К слову, рагаццо, знаешь, что человеческая сила прикуса... это сила сжатия зубов — для каждого зуба достигает по нескольку килограммов?

Минору отрицательно покачал головой. Акула по-учительски подняла палец:

— Тогда внимай. У взрослого мужчины она в среднем шестьдесят килограммов. Различается от человека к человеку, конечно... А у льва — четыреста. У крокодила и бегемота вплоть до тонны, и для сухопутных животных это предел.

— ...Хочешь сказать, твоя сила прикуса где-то на этом уровне? — робко спросил Минору, и Байтер снова широко улыбнулся.

— Увы, наземными тварями дело не ограничивается. У правителей морей — крупных тигровых и белых акул — прикус до двух тонн. В мире, каков он сейчас, они действительно сильнейшие, но... существовал вид, что затмевал даже их. Сила прикуса всем знакомого динозавра, тираннозавра Рекса, по слухам, пять тонн. Впечатляет, да?

— Давай уже к делу! — крикнул Минору, не в силах терпеть научные объяснения акульей головы — та ещё сценка из ночного кошмара. Он был не прочь выиграть время, но и за спящую на конце балки Нориэ тоже беспокоился. Когда снотворное прекратит действие, и сестра проснётся, она может в панике сорваться с уступа.

Однако Байтер лишь покачал вздёрнутым указательным пальцем и самозабвенно продолжил:

— Какой шустрый, рагаццо. ...Итак, кто обладает сильнейшим прикусом зубов в истории, Ти-Рекс? Конечно же, нет. Сто пятьдесят тысяч лет тому назад существовал король морей, гордившийся силой прикуса в пятнадцать тонн — в три раза больше Ти-Рекса. Пятнадцать тысяч килограммов на каждый клык — этого запросто хватит, чтобы прокусить толстую кожу кита. Даже тебе наверняка доводилось слышать его имя. Абсолютный правитель океанов, значительно превышающий в длину десять метров, крупнейшая, сильнейшая акула... Carcharocles megalodon! — неожиданно громогласно закончил Байтер. — И вот! Спустя целую вечность, вымерший мегалодон восстал из небытия! ...Собственной персоной, во мне!!!

Шух! — сорвались ноги мужчины со стальной плиты.

Увернувшись широким прыжком вправо от Байтера, прыгнувшего с немыслимой для таких размеров туши скоростью, Минору активировал способность.

Но на этот раз он уже не был столь уверен, что барьер защитит от ужасно огромных зубов. И больше не мог атаковать необдуманно, позволяя кусать руку, сколько вздумается.

Если выживу, обязательно проверю, сколько чёртовых тонн выдерживает эта оболочка, — мелькнула в голове мысль, которую он тут же отбросил. Сейчас голову забивать можно только тем, как этого монстра одолеть.

Если оружие Байтера — челюсти, рассекающие даже металл, то оружие Минору — обёрнутые барьером кулаки. Поскольку оболочка твёрда как сталь, а бить можно, не волнуясь о костях и суставах запястий, удар получится сродни крупному молоту. Стоит только попасть.

— У... о-о-о!

Оказавшись у акулочеловека под правым боком, Минору выставил кулак, но тот коснулся лишь воздуха: Байтер проворно отскочил. И тут же напрыгнул вновь, едва не задев Минору клыками. Он взмахнул кулаком ещё раз. Противник снова увернулся.

Минору прекрасно осознавал, что его удары выходят по-дилетантски размашистыми и легко читаемыми. Но, по правде говоря, он, будучи самым настоящим дилетантом, понятия не имел, как правильно бить. Постепенно Байтер начал свободно избегать его кулаков, а клыки всё чаще касались оболочки Минору.

Такими темпами он меня скоро поймает.

Оружие. Разве моё оружие — только кулаки и ничего более?

Должны быть ещё варианты... Пинки, во всяком случае, не подходят. Не споткнусь, так без ноги останусь.

Знал бы — взял с кухни пару ножей. Хотя в руке нож бы не поместился в оболочку и либо выпал, либо вообще внутрь отскочил и вонзился в меня.

Так что же? Что я мо...

В пылу череды неуверенных нападений и отступлений Минору незаметно оказался загнан к восточному краю крыши.

Отступать больше некуда. Быть может, Байтер тоже это заметил, поскольку широко расставил руки и постепенно приближался.

От следующей атаки уже не увернуться. Можно попытаться спрыгнуть на террасу верхнего этажа, но есть риск промахнуться и свалиться на прилегающую к ССА дорогу. А до туда, ни много ни мало, шестьдесят метров...

Стоп.

Недавно ему уже приходилось об этом размышлять. Только в обратном ключе.

Точно. Вот моё оружие. Такое огромное, что увернуться попросту невозможно.

Минору пригнулся и бросил взгляд вправо.

Байтер решил, что как раз вправо он и собрался уклоняться, и, приготовившись свернуть, тут же набросился.

Нориэ-сан, я мигом, ты только не шевелись!

Подумав напоследок о драгоценной сестре, Минору согнул колени и обхватил Байтера.

А затем — со всех сил оттолкнувшись от кровли, прыгнул точно назад.

У вцепившегося в его голову Байтера глаза полезли на лоб. Он потянулся рукой назад, но было уже слишком поздно.

Сцепившись, двое носителей Сёрд Аев неизбежно летели навстречу земле.

＊＊＊

Безоговорочная вера в свою силу.

Таким качеством твёрдо обладал Такаэсу в режиме мегалодона, чего не скажешь о юнце. В этом и крылась причина, по которой он продолжал неуклюже отступать, стараясь не подставлять скорлупу под укус.

Потому-то Такаэсу никак не ожидал, что тот, прихватив его с собой, бросится с шестидесятиметрового здания.

— Гра-а-а-а-а!

Испустив рёв, в котором смешались гнев и потрясение, Такаэсу яростно попытался ухватиться за край крыши. Однако вытянутые пальцы лишь скользнули по бетонной балке.

Сразу под крышей была терраса верхнего этажа, соединённая с пожарной лестницей. Но с таким импульсом они её перелетят и пролетят несколько десятков метров до самой земли.

Естественно, риск падения при выборе крыши Сайтама Супер Арены учитывался. И всё же площадь её — тридцать тысяч квадратных метров. Такаэсу считал, что сражение будет проходить в центре, и ни о каком падении не будет и речи, а малец и сам не решится подойти к краю.

С таким предположением он в охотничьем азарте и припёр юнца к обрыву... после чего набросился, не подозревая, что тот задумал утянуть его за собой.

Тупо. Как же тупо. Казалось бы, мозгами в акулу превратиться не должен был.

Поздно сожалеть. Нужно во что бы то ни стало смягчить удар. Может, мальцом как подушкой...

Нет, нет, не пойдёт. Он в оболочке, которая твёрже металла. Если ничего не сделать, я пострадаю от падения вдвойне. Надо разделиться. Разделиться и приземлиться на придорожные деревья или кусты.

Продумав всё за какие-то мгновения, Такаэсу собрался было оттолкнуть прилипшего юнца. Однако тот крепко вцепился обеими руками и отпускать не собирался.

До земли осталось уже немного. Точка приземления: широкий тротуар к востоку от ССА. Столкновение с асфальтом неизбежно. Остаётся только поверить в данные глазом... нет, раскрывшиеся в себе силы.

Крепиться. И попытаться выжить.

— Гра-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Повернувшись к стремительно приближающемуся дорожному полотну и встретив его свирепым рёвом, Такаэсу напряг все до последнего мускулы.

Удар.

Перед глазами повисла белая пелена, и почти сразу всё заволокло тьмой.

＊＊＊

Поскольку перед самым столкновением Байтер извернулся, Минору врезался в мостовую левым плечом.

Ощущение торможения. Давящая на внутренности перегрузка.

И всё.

На асфальте осталась здоровая кратерообразная дыра, и всё же Минору не почувствовал не то что боли, но даже самого удара. Прозрачная оболочка безупречно изолировала его от смерти, к которой свободное падение с шестидесяти метров бы неминуемо привело.

Да уж, этот барьер просто нечто.

Впервые Минору почувствовал трепет к своей силе — впрочем, лишь на миг. Сейчас он был ей исключительно благодарен. Ведь упавший вместе с ним на правое плечо Байтер растянулся неподалёку и не подавал признаков жизни.

Под его грузным телом растекалась чёрная как смоль лужа крови, и только ступни и ладони изредка подёргивались.

Неужели... умер? Неужели задействованное Минору «оружие, от которого невозможно увернуться», то есть заасфальтированная земля, оборвала жизнь славящегося грозной силой и прочностью Руби Ая?

Получается, я совершил убийство.

Вдруг осознав это, Минору заглотнул чистейший воздух под покровом оболочки. Снова на него напало невыносимое удушье, и он невольно отключил способность. Под ногами затрещали куски асфальта.

При падении, должно быть, раздался оглушительный грохот, а теперь кругом стояла полная тишина.

Справа — стена ССА. Слева — идущие вплотную к дороге рельсы. Вообще проезжали здесь только машины, отправлявшиеся на подземную парковку, а она давно уже закрыта; сбежавшихся на шум охранников или полиции тоже нигде не видно.

По округе разносился только шелест ветвей придорожных деревьев, колеблемых северным ветром. Некоторое время Минору стоял и вслушивался в эти звуки.

Сразиться с Байтером и одолеть его. Я был полон решимости воплотить это намерение в жизнь. И только сейчас заметил, что само слово «одолеть» — нерешительное.

Я бессознательно избегал выражения «убить». Приравнивал его к «победить», «наказать монстра», как в RPG. И в итоге до последнего не решался взглянуть реальности в глаза...

Минору повернулся к Байтеру, сделал робкий шаг навстречу. Затем ещё один.

Обращённое к земле безжизненное лицо Руби Ая осталось заострённо-акульим. Даже человеческие волосы на затылке стали синими и иглообразными.

Интересно, что сделают с телом, если он так и не станет человеком... Или спрятать куда-нибудь эту тушу должен я? И как же?..

За раздумьями он подошел ещё ближе, и тогда...

Ушей коснулся странный тихий звук.

Хрум-хрум-хрум.

Хрусь-хрусь-хрусь.

Звук разламывания чего-то твёрдого.

А точнее... разжевывания.

— !!!

Изумленно распахнув глаза, Минору отступил на шаг.

Секунду спустя грузное тело Байтера сорвалось, словно на пружине. Крепкая правая лапа, мелькнув подобно удаву, обхватила ступню Минору и швырнула что есть мочи. Не успев даже развернуть оболочку, Минору влетел спиной в кусты между тротуаром и дорогой.

Пока Минору лежал, не понимая, что происходит, перед глазами его предстал сочтённый мёртвым Руби Ай.

Он был серьёзно ранен, это уж точно. Белая рубашка покрылась кровавыми разводами, по нижней челюсти струилась кровь. Но на дорогу капала не только она... С подёргивающихся губ время от времени сыпались крошки.

Хрусть-хрусть, хрум-хрум.

Он что-то ел... Дорожное покрытие. Осколки асфальта.

Если присмотреться, под ногами Байтера зияла огромная дыра. И это был не кратер от падения, а яма, выеденная огромными клыками.

— ...Каттиво, — изъяснился акулочеловек на незнакомом Минору языке, поднял голову и изобразил ухмылку. — И всё же основной компонент асфальта — углеводород. Даже по названию похоже на углеводы — те, что в рисе и хлебе. В плане питательности разве не всё равно, что есть?

— ...Будь ты... хоть трижды акулой, асфальт твой желудок переварить не дол... — пробормотал ещё не оправившийся Минору, а тем временем бесчисленные рваные раны на торсе у Байтера затягивались на глазах. Невероятная регенерация.

— Ху-ху... не стоит недооценивать акулье пищеварение. Кроме того, акулы могут восстановиться даже после таких ран, от которых любая другая рыба умерла бы на месте, — словно прочитав мысли Минору, похвалился акулочеловек. — ...Впрочем, от падения с такой высоты моя жизнь, конечно же, была на волоске... Подняться обратно будет сложновато, так что, надеюсь, ты согласен сменить время и место. И можешь пока не вставать.

Затем он повернулся и медленно куда-то побрёл. По одному лишь виду того, как Байтер придерживал правое плечо и приволакивал ногу, ясно, что до конца он не излечился.

В той стороне, куда направлялся Байтер, начинался спуск к подземной парковке. Наверное, он оставил там свою машину. Само собой, как только он в неё сядет, за ним будет уже не угнаться.

Нужно добить его сейчас, пока он ранен. Скроется — и как только исцелится, может снова напасть на Томоми или Нориэ.

И хотя умом Минору это понимал, но тело отказывалось подниматься с куста.

Не одолеть, убить. Забрать жизнь странной акулы, что когда-то была человеком. Тяжесть этого деяния всем весом легла на него. Сила покинула конечности.

Не могу. Убить человека — не в моих силах. Я ни разу о таком не задумывался, даже мельком. Для меня это слишком. Больше я сражаться не могу.

К тому же до того, как он получил Сёрд Ай и стал Байтером, он, наверное, был обычным человеком. Если учесть, что глаз повлиял ему на рассудок и заставляет совершать убийства в, так сказать, промытом состоянии, разве есть у меня право судить его за это?

Да... Я не могу. Байтер или кто ещё, а по своей воле отнять чью-то жизнь... я...

Нет.

Стоп.

Есть один человек, которого он убил бы без тени сомнения, представься только шанс. Внутри Минору таилась незатухающая со временем, глубокая ненависть.

Преступник, отнявший у него отца, мать и старшую сестру, так и не пойманный за прошедшие восемь лет. Минору не знал ни его лица, ни имени, ни даже пола, но если — гипотетически — ему встретится тот человек, ему хватит духу его убить.

Он желал его убить. Желал прикончить жесточайшей из всех возможных смертей.

А Байтер совершил то же самое, что и тот преступник. До нападения на Минову Томоми он, по его же словам, убил уже четверых. Под влиянием Сёрд Ая или нет, факт остаётся фактом.

У его жертв тоже была семья. Семья, которая, точно как Минору, погрузилась в пучину скорби, боли, отчаяния.

Он тут не ни при чём. И ему не всё равно.

Пусть даже права на это у Минору не было, зато был долг. Долг здесь и сейчас одолеть... нет, убить Байтера и предотвратить последующие жертвы.

Субъект его размышлений уже закончил спускаться по пологому склону и ступил на парковку. Её рабочие часы закончилось, внутри стояла кромешная тьма. Широкая спина медленно растворялась в темноте...

Крепко сжав кулаки и сомкнув зубы, Минору оторвался от куста.

Встал. Протянул ногу вперёд. И, исполнившись решимости, оттолкнулся от дорожного полотна.

Он перешёл на бег. Миновав длинный склон, обогнул шлагбаум по пешеходной дорожке и вбежал на парковку.

Широкое пространство тускло освещали зелёные лампочки, машин почти не было. Однако там, куда направлялся Байтер, обосновался роскошный спорткар.

Вложив всю волю в голос, Минору крикнул вслед мерно покачивающейся спине:

— Стой!!!

Гротескный силуэт остановился.

— Всего-то с крыши свалился, а уже сбегаешь с поджатым хвостом?!

Немного погодя застывшая тень неторопливо развернулась.

— Сбегаю... говоришь?.. — Во тьме засияла пара красных глаз. — Ху-ху-ху... Весьма смелые слова с твоей стороны. Особенно после того, как метался по крыше, что маленький пескарь.

— Ага. Но больше убегать не стану! Здесь я тебя... убью!!!

Слова Минору эхом разнеслись по всей просторной парковке.

Красные глаза недоумённо моргнули. Минору почувствовал, как воздух стремительно остыл, но собрал волю в кулак и выстоял, не шелохнувшись.

— ...Убьёшь?.. Ты, дичь... меня, хищника?.. — Байтер грузно ступил вперёд. — Собрался убить меня, самый настоящий превосходящий вид, имея при себе всего лишь какую-то тонкую скорлупку?.. — ещё шаг левой. Обманывая чувство расстояния, чёрная тень быстро доросла до гигантских размеров. — Непозволительно... я просто обязан разъяснить, какая глупость посмела сорваться с твоего языка. — Кости его заскрипели, мускулы взбухли. В бледном свете дьявольски сверкнули бесчисленные клыки. — Укушу... сжую… сжую-сжую-СЖУЮ-СЖУЮ-СЖУЮ-ЗАГРЫЗУ-У-У-У-У-У-У-У!!!

Рявкнув причудливый боевой клич, Байтер всей тушей взмыл в воздух.

В ту же секунду Минору оттолкнулся от бетонного пола.

Включил защитную оболочку. Сжал правый кулак до предела.

— УА-А-А-А-А-А-А-А!!! — возопив, он прицелился в опускающуюся прямо на него акулью голову и взмахнул кулаком.

Облачённый барьером кулак впечатался в кончик заострённого носа. Иссиня-чёрная кожа лопнула, разойдясь лоскутами, кровь хлынула во все стороны. Но акула мотнула головой в сторону, пропуская кулак по касательной, и голова Минору канула в раскрытую до предела пасть.

＊＊＊

Гнев.

Невиданный прежде... сильнее даже, чем тот, когда девчонкина дубинка выжгла ему рот, яростный гнев обуял тело Такаэсу.

Оттого ли, что сыграл на руку юнцу и неуклюже свалился?

Оттого, что ради исцеления ему пришлось есть асфальт?

Или оттого, что его гнусно оскорбили — мол, сбежал, поджав хвост?

Из-за всего сразу, но не только. Гнев этот поселился в Такаэсу ещё несколько часов назад... когда он проник в дом мальца и похитил его сводную сестру.

Честно говоря, он собирался тут же с ней и расправиться.

Пережатие каротидного синуса усыпляет в лучшем случае на несколько минут. Вскоре он собирался провозить её через центр города, и если она проснётся ещё в багажнике, проблем не оберёшься. Всё равно пацан точно так же умрёт в мгновение ока, так что если издалека удастся создать видимость того, что девушка жива... да пусть даже будет совершенно ясно, что это её труп, разницы никакой.

Однако когда он, бережно пережевав цилиндр замка, прошёл внутрь и увидел спину девушки, судя по всему хлопотавшей над ужином, Такаэсу охватило какое-то неописуемое чувство. Даже цель визита вылетела у него из головы.

Девушка же, проверяя огонь газовой плиты, на которую поставила сковороду, весело обратилась к застывшему за спиной Такаэсу:

«С возвращением, Ми-кун, очень уж тихо ты сегодня вошёл. Подожди немного, скоро будет рис.»

Его оцепенение продлилось не больше секунды. Но за эту секунду Такаэсу испытал немыслимые смятение и диссонанс. Быть может, так на него повлияла атмосфера, заполнявшая комнату.

Доносящийся из рисоварки аромат свежесваренного риса.

Мерное пощёлкивание масла на сковороде.

Тесёмки фартука, покачивающиеся за маленькой спиной.

Складывающаяся из этих мелочей атмосфера мало что общего имела с Такаэсу. И всё же он чувствовал себя так, будто вернулся домой откуда-то, где царят холод и тьма.

Скоро на столе выстроятся исходящие паром тарелки, а кто-то присядет напротив и скажет с улыбкой: «Хи-кун, за сто баллов по контрольной сегодня у нас — твои любимые спагетти с фрикадельками. Жуй медленно, не спеша...»

Когда Такаэсу опомнился, то он, уже обернув правую руку вокруг девичьей шеи, осторожно сжимал каротидный синус. И, подождав немного, пока миниатюрное тело ослабнет, аккуратно уложил её на кровать.

Всё пошло не по плану. Осознав это, он тут же попытался раздавить ей шейные позвонки, но рука, обвившая тонкую шею, лишь дрожала, совершенно не желая сжиматься.

Несмотря на то, что, с тех пор как он приютил в себе красный глаз, Такаэсу лишил жизни четверых. Что, привязав своих жертв к большому столу в подвале на даче и поедая их кости, начиная с ног, он ни секунды не колебался.

Теперь же, сколько ни старался он сжать правую руку вокруг тонкой шеи, та только мелко дрожала и отказывалась подчиняться воле Такаэсу. Глаз тяжело пульсировал, призывая: «убей, убей», но даже его обычно приятный голос лишь отдавал тупой болью в глубине головы.

Скрепя сердце, он отказался от первоначального плана, напоил одурманенную девушку дорогим снотворным из барбитуровой кислоты и затолкал в большой чемодан, подготовленный для переноски трупа. Чтобы она не задохнулась, он даже слегка приоткрыл молнию.

После чего оставил юнцу послание на планшете, найденном на кухне, и вышел за дверь. Чемодан отправился в кузов припаркованного неподалёку фургона — его он вчера угнал на севере префектуры. Любимая «мазерати» бы слишком выделялась, и багажник у неё тесноват. К тому же за поездкой стояла ещё одна цель.

Наконец, он выжал газ и повёл машину в Новый центр, выбросив из головы непослушную руку.

Но в глубине души он понял.

То, в чем он никогда в жизни не признался бы самому себе. Он не смог убить эту девушку, потому что она пахла матерью.

В тот же день, как выпустился из университета, Такаэсу убил родную мать. Стёр с лица земли рабовладелицу, что на протяжении двадцати двух лет регулярно одаривала его болью и унижением, бесчисленными приказами и запретами.

В ту минуту, когда воплощался в жизнь его тщательно спланированный и отполированный план, на душе у него были лишь горечь и ненависть за вырванные щипцами зубы. С тех пор прошло шесть лет, и ни разу он не пожалел о содеянном.

Потому и сейчас не должен был. Почувствовать привязанность к девушке, которой выпало быть приманкой на юнца.

Ведь нынешний Такаэсу Хикару отказался от никчёмных эмоций, став превосходящим видом.

Ведь он — хищник, изящно плывущий по городу, а люди для него — просто добыча.

И я докажу.

Раскрою мальцу башку вместе со скорлупой, вернусь на крышу Супер Арены и сожру девушку. И тогда слабостей во мне больше не останется.

— ГРРАА-А-А-А-А-А!!!

Обратя гнев — свою энергию — в рык, Такаэсу вгрызся.

Он грыз.

И грыз.

Кулаки, которыми размахивал малец, то и дело попадали по груди и плечам; мускулы рвались, кости скрипели, но Такаэсу терпел и продолжал грызть.

— ГРРРО-О-О-О-О-О-О-О-О-О-О-О!!! — еще раз громогласно разразился он рёвом. Глаз в нижней челюсти пульсировал с небывалой силой, по всей пасти растёкся жар. Связки между челюстями звучно разбухали.

Голова Такаэсу, а вместе с ней и рот, увеличились уже больше чем в семь раз. Клыки тоже всё росли, твердели, а корни их, чтобы выдерживать высокое давление, глубоко вросли в альвеолу. По нервам раскатилась боль — даже сильнее, чем от ожога парализатором.

И при всём этом...

Ни единой трещинки, ни скрипа — оболочка юнца продолжала держаться под зубами Такаэсу.

Даже если принять в расчет феномены, создаваемые глазом, разве существует такой материал, который под настолько колоссальным давлением не прогнётся ни на йоту?

Нет. Не может такого быть.

Добавить ещё немного сил... совсем чуть-чуть, и она точно расколется.

Странный скрежет послышался изо рта. Это челюсти, не выдерживая невероятного давления, трескались и тут же заживали. Аналогичный процесс происходил с мускулами и сухожилиями, а кожа, разрываясь и срастаясь опять, каждый раз истекала каплями крови.

И... оболочка не ломалась.

Просто абсурдная твёрдость. Это точно было последнее испытание Такаэсу. Как только проломится скорлупа мальца, душевная слабость в виде призрака матери, преследующего его до сих пор, канет в лету, и Такаэсу станет истинным хищником... настоящей акулой.

Да, я... теперь Я — акула.

Номер один среди любимых акул Такаэсу. Акула, к которой он питал больше симпатии, чем к быстрейшей среди акул мако, способной разгрызть даже морскую черепаху тигровой акуле и крупнейшему, сильнейшему королю морей мегалодону.

Тигровая песчаная акула.

Принадлежит она к отряду ламнообразных, семейству песчаных акул. Размерами самое большее три метра, людей практически не трогает, формой тела не выделяется.

Однако есть у песчаных тигровых акул черта, что среди примерно пятисот существующих видов акул ни у кого более не встречается.

«Внутриутробная оофагия». Будучи в утробе матери, эмбрион песчаной тигровой акулы поедает неоплодотворённые яйца и даже других эмбрионов.

Точно как Такаэсу.

С первого же УЗИ матери не раз повторяли, что у неё будут близнецы — мальчик и девочка. Хикару и Акари. Да, даже имя выбрали.

Но родился только Такаэсу. Неизвестно, что произошло на самом деле, но из-за пустякового случая на ранней стадии беременности один из близнецов... в общем, Такаэсу впитал его. Редкое явление под названием «синдром исчезающего близнеца», позже ставшее предпосылкой к разводу.

Мать при любой возможности наказывала ему: «Хи-кун, ты должен работать и за А-чан». А в гневе с языка у неё срывалось «ведь ты съел А-чан...».

В третьем классе начальной школы из библиотечного атласа с иллюстрациями он узнал о жизни песчаных тигровых акул.

«Прямо как я», подумал он тогда.

«Получается, я не человек. А акула. Поэтому я и съел сестрёнку в животике у мамы.

А раз я акула, то мне и без друзей нормально. И обед из сухих анчоусов тоже нормальный.

Я акула. Я акула.»

Когда мать вырвала ему почти все зубы, только эта мантра и служила ему моральной поддержкой. «За свою жизнь акулы могут отращивать зубы бесконечно. Значит, когда-нибудь я и сам новые зубы отращу».

Три месяца назад мантра обратилась в явь.

И теперь настал черёд эту явь утвердить.

Признаю. Оболочка мальца твёрже любого существующего материала.

Но и мои зубы сильнее, чем у всего сущего.

Раскусив её, я преодолею последнее препятствие. Отброшу человеческие слабости, людскую глупость и смогу стать настоящей акулой.

— ГАРРА-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!! — взревел Такаэсу сквозь начавшую перекрывать глотку всё увеличивающуюся мышечную массу. Из претерпевающей цикл разрывов и регенераций ротовой полости хлестали ручьи крови, словно языки пламени.

Вдруг исчезли все звуки. Даже внутреннее ухо преобразовалось в мышцу.

Да какая разница, пусть я хоть весь превращусь в челюсти.

И только он об этом подумал, как лопнули оба глаза, и поле зрения погрузилось в темноту.

Отступил вкус крови. Погасло и зловоние металла. Ушла боль, сжигающая лицо.

«Бери! Всё забирай!» — кричал Такаэсу растворившимся голосом. «Всё до последнего, лишь бы только прокусить абсурдно твёрдую... твёрдую...»

Что?

Что я кусаю? И почему не могу вспомнить?..

Даже... даже мозг превращается в мускулы...

Единственное, что осталось — это ощущение чего-то тёплого, бьющегося в центре тела.

Эта пульсация достигала мозга, лишая того ощущений и воспоминаний, превращая в мускулы.

Из личности Такаэсу растворились и три месяца пребывания хищником.

Исчезли воспоминания о шести годах деятельности критиком ресторанной кухни.

Студенческие годы, в которые он любыми средствами скрывал наличие вставных зубов.

Воспоминания о матери, вырывающей щипцами зубы; матери, заставляющей учить таблицу умножения; матери, приказывающей жевать сушёные сардины; матери, хвалящей за сто баллов по экзаменам.

Память об отце, вручающем ему сладости в день расставания; отце, с которым они, взявшись за руки, прогуливались по набережной.

На месте головы Такаэсу остались одна лишь гигантская челюсть и сгусток мышечных волокон, приводящий её в движение.

Раздался нечеловеческой природы рёв.

Хлынул поток крови.

Все образовавшиеся мускулы сократились на пределе своих возможностей.

В следующий момент челюсти резко пришли в движение.

Разлетевшись бесчисленными осколками, в прекрасном танце закружились по воздуху серебряные огоньки.

На осколки разбилась... нет не скорлупа мальца, а суть Такаэсу — его зубы.

А затем...

Масса плоти, бывшая некогда лицом, головой и мозгом человека, именуемого Такаэсу Хикару, лопнула под огромным давлением. Водопадом изверглись тёмная кровь и ошмётки мяса. Примешавшийся во всё это зуб влетел в парковочный потолок, пробив глубокую дыру.

Тело, утратившее голову, за исключением нижней челюсти, медленно соскользнуло по прозрачной оболочке, что выстояла без единой трещинки до самого конца, и повалилось на асфальт.

＊＊＊

Вокруг то и дело раздавались щёлчки.

Странно, под оболочку должен проникать только неясный гул... — вскользь подумал Минору, пока наконец не понял, что это стук его собственных зубов.

И не только челюсти — каждую мышцу его тела охватила дрожь, которую он был не в силах подавить. Ему чудилось, что вместо крови по его венам течёт ледяная вода. Тело так окоченело от головы до ног, что удивительно, как он вообще стоял.

Уже второй раз его короткая шестнадцатилетняя жизнь была на столь тонком волоске от смерти... или третий?

Тем вечером восьмилетней давности Минору прятался в погребе кладовой и не видел лица убийцы. И всегда сожалел, что так тогда и не пошевелился, чтобы что-нибудь предпринять, но теперь, оказавшись настолько буквально «в челюстях у смерти», от ужаса не мог и пальцем пошевелить.

Тусклое мерцание ряда Байтеровских зубов, что мёртвой хваткой вцепились в голову Минору, таило в себе мощь, неописуемую даже выражением «орудие разрушения». Каждый из громадных клыков напоминал закалённый клинок и непрестанно источал злобу и кровожадность.

Вот и всё, — пронеслось у него в уме. — От такой силы ничто не спасёт.

За короткий миг он представил, что случится, когда барьер обессилит. Наверное, как стекло, разобьётся на бесчисленные осколки. Или продастся как резина. А может, лопнет как пузырь, ничего после себя не оставив. Вопрос лишь в том, когда.

«Убить Байтера». Такое намерение он решил воплотить в жизнь. Вот только он понятия не имел, насколько ужасны, насколько уродливы битвы не на жизнь, а на смерть. Нет в них и толики героизма: голое враждебное побоище.

Конечно, Минору тоже хранил в себе ненависть. Ненависть к преступнику, убившему его семью. Ненависть к Байтеру, покушавшемуся на жизни Томоми и Нориэ. Пыл этой ненависти, по его мнению, не уступал тому, что Байтер обращал на него.

А вот способность обратить её в силу — уже отдельная тема. Сражаться на энергии ненависти и кровожадности. И сейчас ему показали, что «двигателя», работающего на таком топливе, в нём попросту нет. Быть может, в этом и состоит различие между Джет Аем и Руби Аем.

Потому-то, когда голова Байтера, будто не выдержав его чрезмерно раздувшейся бесконтрольной злобы, разорвалась изнутри, а громоздкое тело, извергая потоки крови и плоти, обрушилось наземь, Минору не то что победный клич, а даже вздох облегчения издать не сумел.

— ...Чт... — вырвалось из уст Минору при виде того, как по оболочке, защищавшей его до последнего, чёрными каплями струится кровь. — ...Что же...

...«это за битва такая», — пытался продолжить он, но губы его не слушались.

Руби Ай «Байтер» погиб.

Его изувеченный безголовый труп распростёрся по полу. Утратив все мирские воспоминания, он покинул этот мир. И виноват в этом не кто иной как Минору. Пусть даже он всего лишь стоял, своей силой он убил Байтера.

Правда ли закономерен такой конец? Или был и другой выход?

Ответить на этот вопрос было некому. Пошатываясь, Минору отвёл взгляд от трупа и выпрямился. Струйки крови, что скопилась в выемках оболочки, потекли вниз, орошая пол.

Отойдя на несколько шагов, он отключил барьер и тут же скривился от густого запаха крови. Вот так оставлять труп Байтера Минору не очень хотелось, но выхода не было. Ведь нужно ещё вернуться на крышу Супер Арены и снять Нориэ с...

Внезапно ему в спину ударил порыв ветра, и по асфальту прошуршала каучуковая подошва. Минору чуть было рефлекторно не развернул оболочку ещё раз, но, спохватившись, сдержался и обернулся.

В конце спуска в парковку стояла старшеклассница в чёрном блейзере. Девушка-Джет Ай, о которой он только и знал, что имя: Юмико. В правой руке у неё, прямо как три дня назад, покоилась большая шоковая дубинка.

Окинув взглядом сперва бездыханное тело Байтера, а затем стоящего в стороне Минору, Юмико наклонилась к часам со встроенным передатчиком и коротко доложила:

— Ди-Ди, нашла. Подземная парковка.

После чего, состроив строгое лицо, быстро зашагала навстречу. Слова уже готовились сорваться с её губ...

Но Минору её опередил. Чуть ли не крича, чему сам удивился, выплюнул он:

— И почему ты явилась только сейчас?!

Он пытался выиграть время перед боем как раз потому, что полагал, нет, надеялся, что команда Юмико заметит запах Руби Ая.

Эгоистично надеялся, что, пусть даже он отказался с ними сотрудничать, те двое придут на выручку. Минору прекрасно это понимал, но не сумел удержаться.

— Сами же сказали, а?! Что найдёте Байтера! Так... почему так поздно?!!

Сильно прикусив едва открывшиеся губы, Юмико спросила, низко и сдержанно:

— Так ты сражался в одиночку. Как ты? Нигде не поранился?

Захваченный врасплох, Минору кивнул.

— Кажется, ничего не болит...

— Славно. Но на всякий случай покажись врачу.

Юмико спрятала дубинку в кобуру на правом бедре и снова поднесла часы к лицу.

— А, п-погоди! — торопливо вмешался Минору. Ему было неловко просить Юмико об одолжении после того, как он на неё накричал, но и промолчать он тоже не мог. Юмико посмотрела на него. Минору принялся второпях объяснять:

— Здесь, на крыше, осталась моя сестра. Байтер похитил её и напоил снотворным... надо скорее спасти её и отвезти в больницу...

Но Юмико, жестом прервав тараторящего Минору, кивнула.

— Не волнуйся, сестру твою с крыши Ди-Ди уже спустил. Сказал, что она не ранена и жить точно будет.

— ...П-понятно...

Минору наконец-то с облегчением вздохнул.

Юмико же пошла к нему, по пути отрапортовав кому-то в передатчик: — Мы закончили. Байтер прекратил активность. Паренёк цел, но на всякий случай, когда подберёте пострадавшую, подгоните машину к подземной парковке — пусть проверится. — Прервав связь, она перевела взгляд на изувеченное тело неподалёку. Потом посмотрела на потолок и с понимающим лицом произнесла: — Машина скоро будет. Ну и... просто чтобы знать наверняка... Байтера, ты так?

— ...Да. Я... его убил.

— Ясно, — коротко бросила Юмико, посмотрев прямо на Минору. Тот старательно не отводил взгляд от её глаз — столь голубых и глубоких, что, казалось, они зрят в самые глубины души.

Он ожидал, что сейчас, как и в прошлый раз, последует выговор. Потому что хотя Минору и сорвался только что, он прекрасно понимал, что похищение Нориэ Байтером — на семьдесят процентов следствие его невнимательности и беспечности.

Однако Юмико, вопреки ожиданиям, поклонилась, качнув длинными волосами.

— Прошу прощения. На этот раз мы допустили упущение. Вчера Байтер ворвался в офис строительной компании в Кумагае. В выходной людей там не было, но пропал фургон. Мы с Ди-Ди посчитали, что он сбежал на север, последовали по семнадцатому шоссе... и только сегодня поняли, что это была диверсия, и вернулись. Из-за сути его силы и почерка убийств мы сочли, что он — Руби Ай нерассудительный, и в этом наша ошибка...

— ...

Минору даже растерялся — за три дня отношение к нему настолько изменилось, что, пожалуй, могло расцениваться как уважительное.

Даже недавнее негодование после её объяснения сошло на убыль. Так что в ответ он озвучил первое, что пришло на ум:

— Но... у тебя же, так сказать, сила телепорта? Разве ты не могла сразу сюда перенестись?..

Однако Юмико, натянуто улыбнувшись, покачала головой.

— Моя сила — никакая не телепортация. Как бы объяснить... она усиливает моё собственное ускорение, и двигаться можно только по прямой. Да и сквозь препятствия с её помощью тоже не пройти, так что даже по прямой далеко пробежать не получится. Если в ускорении я наткнусь на здание или машину, то, скорее всего, умру.

Так вот почему она тогда не смогла гнаться за Байтером через заросли, — подумал Минору и кивнул.

— Вот оно что... Какие-то эти способности Сёрд Ая... вроде удобные, а вроде и не очень... — пробормотал он, вспоминая, как отсекались звуки, когда он разворачивал защитную оболочку. — И по каким таким стандартам он силу выбирает...

— А, Сёрд Ай... основывает её на воспоминаниях носителя... — чуть опустив взгляд, начала рассказывать Юмико, но её прервал рокот двигателя у въезда.

Показался неприметный чёрный фургон. Спустившись на парковку, водитель заглушил двигатель и открыл дверь. Наружу вышел Ди-Ди: как и в прошлый раз, в камуфляжном жилете, но на этот раз ночной чёрно-серой расцветки.

Приподняв козырёк кепки такого же цвета, он увидел Минору и дал знак кивком. Получив одобрение и от Юмико, Минору поспешил к машине.

Когда Ди-Ди откатил боковую дверь, их глазам предстала миниатюрная фигура, лежавшая на опущенных задних сидениях.

— ...Нориэ-сан! — подавленно окликнул её Минору, сунувшись в кузов. Не помня себя, он схватил её, вытащил из фургона и, присев на пол, позвал ещё раз: — Нориэ-сан... как ты? Нориэ-сан!

Тело сестры, укутанное, видимо из-за холода, в тонкую ветровку, оказалось на удивление лёгким. Веки её были сомкнуты, а лицо в свете аварийных ламп выглядело мертвенно-бледным. От голоса Минору её губы еле-заметно шевельнулись, но проснуться ей не хватило сил.

— Парень, она пока спит под таблетками, но жизни её ничто не угрожает, — сказал Ди-Ди, ободряюще хлопнул Минору по плечу и отошёл к оставшемуся неподалёку телу Байтера.

Осмотрев большую открытую рану, а затем потолок, он, точно как Юмико, будто из одного только этого составив цельную картину, принял серьёзный вид и поклонился.

— Прости, парень... и спасибо. Потом извинимся и поблагодарим по-нормальному. А сперва надо отвести вас с сестрой в госпиталь. Не против, как обычно, оставить выбор на нас?

— А... ага, — кивнул Минору, и Ди-Ди обратился к Юмико.

— Попросил шефа забрать тело. Он как раз был на пути в госпиталь, так что сказал ему заодно сюда заскочить. Приедет минут через двадцать, так что, Юмико-чан, покарауль пока, ладно?

От перспективы остаться на тёмной подземной парковке вместе с трупом Юмико на миг скривилась, но послушно кивнула.

— Ладно. В общем, увози их быстрее.

— Понял-понял… Кстати, на всякий пожарный. Парень, Сёрд Ай Байтера отделился, так?

— О-отделился? — переспросил Минору, склонив голову, и Юмико пояснила:

— Когда носитель умирает, Сёрд Ай отделяется от тела, начинает сиять и улетает в небо. Как правило, в момент остановки сердца.

— Э... в небо?.. — пробормотал Минору, посмотрев наверх. Взгляды подняли и Юмико с Ди-Ди. В бетонном потолке, скрытом за переплетением труб, зияла чёрная дыра сантиметров пяти. Но проделал её не Сёрд Ай.

Отведя глаза от потолка, Минору прокрутил в памяти недавние события и сказал:

— Та-ак... Голова Байтера взорвалась у меня на глазах... тело упало, и я его не трогал... Но не помню, чтобы что-то сияло и летало...

Юмико выпучила глаза.

— Э-э, но там же дыра...

— Это след от его отлетевшего зуба. Вот, присмотрись, он там серебряным...

Не успел Минору договорить, как Юмико закричала наперебой:

— Беда, Ди-Ди, Сёрд Ай не отделился! Вытаскиваем его, быстрее, или!.. — все трое посмотрели на обезглавленное тело Байтера.

Головы на нём по-прежнему не появилось. Однако непонятно когда, но трупом оно быть перестало.

Причудливо перекрученная правая рука, дрожа, впилась пальцами в дорожное полотно и пыталась понемногу поднять торс.

Минору крепко прижал Нориэ к груди и часто моргал, не веря своим глазам. Но тело Байтера от этого двигаться не прекращало. Неприятно хрустя суставами, рука жутким образом поднимала тело с земли.

Кровь из шеи уже почти не текла. А от оставшейся половины гигантских челюстей обильно стекала какая-то очень густая жидкость, толстым слоем накрывая обрубок. Из неё вздулся пенистый розовый пузырь, который раздувался, пока не лопнул — неужели потому, что его надул воздух, циркулирущий по трахее?

— ...Он же... даже без головы... — просипел Минору.

Байтер уподоблял себя акуле. Но никакая акула не продолжит жить, потеряв мозг.

И всё же мёртвое всего пару минут назад тело заметно прибавило в скорости движений. Наконец зашевелились и ноги. Шатаясь, они упёрлись подошвами в пол и попытались поднять торс.

На разрезе шеи толстым слоем росла новая плоть: сросшись с нижней челюстью, она растянулась в форме рупора. Прямо рот миноги, — только подумал Минору, как, прорезав извивающуюся плоть, наружу вырвалось несметное множество острых зубов.

Из тёмной дыры, что раньше представляла собой пищевод Байтера, со свистом вырвалась струя воздуха и кровавый туман. Следом резким движением, словно кузнечные мехи, сократилась широкая грудь, и из дыхательного пути изверглась собравшаяся в нём кровь.

Повторив эту процедуру несколько раз, существо, некогда бывшее Байтером, прекратило телодвижения.

А затем часть вымокшей в слизи плоти в нижней полости «рта» зашевелилась...

Разошлась по сторонам, словно веки с вертикальным разрезом, и на свет показался горящий красным шар. Даже Минору моментально понял, что это — приставший к Байтеру Сёрд Ай.

И это точно был глаз. Конечно, что по цвету, что по структуре — нечеловеческий, но его гипнотический взгляд ощущался кожей.

Стоящий рядом Ди-Ди глухо простонал:

— Это что... Буйство трансформирующегося Руби Ая? Он прям... совсем другое существо...

— Б-буйство?.. — повторил Минору, и Ди-Ди хрипло ответил, не отводя взгляда от твари:

— Так мы это прозвали. Если из-за ран сердце носителя остановилось, по-нормальному Сёрд Ай сразу отделяется, но вот если фатальные повреждения получил мозг, а остальное тело целёхонько, в таком кэйзе Сёрд Ай самолично перехватывает управление.

— А потом... он что делает?..

— Сколько такое ни бывало, каждый раз он начинал нападать на всё живое без разбору. Но-о отделялся, как только от кровопотери останавливалось сердце.

— Н-но... этот уже не кровоточит...

— Буйство Руби Ая, который, как и Байтер, перевоплощает своё тело, мы и сами первый раз видим. И вот в чём проблема, раз он настолько залечился... кажись, ждать уже...

— Ждать уже не имеет смысла, — негромко, но ясно подытожила Юмико. — Вряд ли он долго проживёт, но по крайней мере не стоит ждать, что отделится он прямо сейчас. Нам придётся что-нибудь предпринять, пока это не выбралось в город.

— Что-нибудь... что, например?

— Убить, второй раз, — посмотрела она на Минору глазами, полными поразительного хладнокровия. — Хорошо, мы с Ди-Ди с ним разберёмся. А ты бери сестру и беги наружу.

— Н-но... какое ещё хорошо, если у вас только парализаторы...

Пока они разговаривали, чудовище претерпевало всё большие метаморфозы.

Руки успели раздуться до бодибилдерских размеров; рукава смокинга разошлись до плеч, браслет фирменных часов на левом запястье беспомощно лопнул. В центре увеличившихся ладоней появились разрезы, из которых, похоже, собирались вырваться новые острые клыки. Теперь уже не только округлый рот, но и руки запросто распотрошат любимую дубинку Юмико.

Однако последняя кивнула с решимостью на лице, а уголки губ её изогнулись в лёгкой улыбке.

— Я покажу тебе, чего на самом деле стоит моя способность, — заявила она, левой рукой высоко задирая подол юбки. К стройному бедру её левой ноги крепился чехол — другой формы, нежели на правой. Лязгнув, кобуру покинул большой армейский нож.

Массивное лезвие, на вид длиннее двадцати сантиметров, бликовало в свете аварийных ламп.

Немного пригнувшись, Юмико негромко сказала:*

— Ди-Ди, прикрой меня.

— Но я же ищейка... — проворчав, он сунул руку под камуфляжный жилет и, к удивлению Минору, извлёк небольшой пистолет. Насколько он мог понять, пистолет этот автоматический и на конце оборудован трубкой — видимо, глушителем. И раз Ди-Ди достал его в такой ситуации, оружие не могло не быть настоящим. Отточенным движением сняв предохранитель, Ди-Ди передёрнул затвор. — Окей, — бросил он Юмико, и девушка обратилась к Минору, оставшемуся позади:

— Когда начнём атаковать, медленно отступай, чтобы эта штука не переключилась на тебя. Как только будешь достаточно далеко — поднимайся наружу.

— П-понял.

А что делать, если вы не справитесь? — хотел спросить он, но опоздал.

Юмико с Ди-Ди переглянулись и...

— Гоу! — коротко дав отмашку, Ди-Ди первым оттолкнулся от асфальта.

Подземная парковка хоть и была широка, но пересекалась регулярными рядами толстых колонн. Ди-Ди рванул по прямой, к колонне слева от бушующего Байтера.

Красный глаз чудовища неотрывно следовал за низкорослым Ди-Ди.

— Грф, — рыкнуло оно и изогнуло спину, точно хищник, готовый наброситься на добычу.

Прицелившись чудовищу в грудь, Ди-Ди произвёл несколько выстрелов из пистолета в правой руке. Вжик-вжик, пули изорвали костюм, так что и без того едва прикрывавшая тело монстра ткань разошлась лоскутами.

— Гр-ро, — снова рыкнул Байтер и яростно зашевелил бесчисленными зубами, что росли по всей полости конусообразной пасти, но падать не спешил. Вцепившись в пол обеими руками, он повернулся к Ди-Ди, обегавшему его по часовой, и пригнулся так, будто собрался наброситься с низкого старта.

И как только чудовище подставило левый бок... Юмико подняла правую ногу, опустила ступню на асфальт и оттолкнулась.

И пусть она шагнула непринуждённо, безо всяких усилий, но тело Юмико исчезло в мгновение ока.

Вшух! — раздался хлопок, когда масса воздуха заполнила место, где она только что находилась.

— Гога-а-а-а-а-а-а! — тут же протрубил гневный рёв, и Минору в спешке перевёл взгляд на чудовище.

За короткий миг Юмико успела нанести успешный удар. Армейский нож глубоко вонзился в бок существу, готовящемуся напрыгнуть на Ди-Ди. А волосы и юбку Юмико, крепко сжимавшей клинок, яростно трепал ветер, явно показывая, насколько ужасающей силой обладал её рывок.

Вот оно что, — пронеслось в голове у Минору, пока он, как и велели, потихоньку отступал с Нориэ на руках.

Юмико, как она выразилась, «усилила» в несколько десятков раз произведённое толчком ноги ускорение, то есть кинетическую энергию, и совершила невероятной скорости рывок по прямой. В этом и состоит её способность.

Несомненно, нож с этой способностью сочетается не в пример лучше шоковой дубинки. Инерция рывка в таком случае целиком конвертируется в пронзающую силу оружия. Более того, даже будь граничащий с телепортацией неистовый рывок не внезапным, увернуться от него невозможно даже с реакцией носителя Сёрд Ая.

Удар, судя по всему, пронзил лёгкие, поскольку струя крови вновь брызнула у чудовища изо рта.

— ГАГРРО-О-О-О-О!!!

Агонизирующее чудище взревело, но вместо того, чтобы рухнуть на пол, попыталось ударить Юмико правой рукой с торчащими клыками.

Однако Юмико изогнулась назад, топнула о пол и пропала за долю секунды до удара. Вихрь, закружившийся в месте, где она была, втянул в себя кровь, что разбрызгалась из раны на боку чудовища, и превратил её в туман.

Юмико же, очутившись в десяти метрах от Байтера, затормозила, взвизгнув подошвами кроссовок, и снова ринулась вперёд. И исчезла, разорвав за собой воздух.

Следующим ударом она вонзила нож глубоко Байтеру в спину и тут же отступила. К тому моменту, когда враг среагировал и отмахнулся, она уже оказалась на почтительном расстоянии.

Будучи дважды серьёзно раненым, и такое чудовище не смогло удержаться на ногах, зашаталось и упало на одно колено.

Похоже, даже буйствующий Байтер с его сверхрегенерацией не способен был восстанавливать потерянную кровь. После столь обильных кровоизлияний — сперва от взрыва настоящей головы, затем от двух ножевых ранений, — обычное тело давно бы потеряло сознание, а то и погибло.

Испускаемый Руби Аем красный свет мигал, словно лампочка с плохим контактом.

Чудовище постоянно фыркало, его дыхание участилось, а изо рта брызгала побагровевшая слизь.

Немного погодя оно, будто больше не в силах удерживать грузное тело, упёрлось руками в землю. Чудовище карябало асфальт выросшими на руках ртами, но подняться было более неспособно. Глаз вспыхивал всё реже и реже.

Минору, наблюдавший за этим затаив дыхание, мысленно прошептал: Ну ты и чертовщина.

Пришло из космоса, прицепилось к человеку и дало ему необычные силы, а когда, переполнившись ею, носитель погиб, то даже захватило бессознательный труп и стало пытаться забрать ещё больше жизней.

И ради чего всё это? Разве есть смысл в этом до безобразия трагичном конце?

Похоже, Юмико с Ди-Ди думали о том же. Оба они стояли на месте и смотрели на чудовище с лёгкой грустью на лицах.

Наконец Юмико перехватила нож обеими руками и выставила его перед правым боком. Затем шагнула вперёд правой ногой и слегка согнулась в коленях

Точно что-то заподозрив, чудовище высоко задрало туловище.

Юмико оттолкнулась.

Разорвался воздух. Взметнулась пыль. Мигом преодолев десятиметровый интервал, она вонзила нож в центр перевитой толстыми мускулами груди, точно в сердце...*

Дзын-нь!!! — раздался высокий звон. Сноп оранжевых искр разогнал тьму.

Минору распахнул глаза. Под проткнутой рубашкой — там, где должно было оказаться сердце — появился четвёртый рот.

За разошедшейся горизонтально кожей показалась гранатовая плоть, по краям которой выпятились острые клыки. Пасть извивалась, крепко вцепившись в лезвие ножа.

Всего на миг Юмико замешкалась, решая, следует отпустить нож и отступить, или же продавить его дальше. И монстр эту заминку не проглядел.

Яростный взмах левой руки скосил её ударом в бок. Хрупкая девушка, отлетев безо всякого сопротивления, впечаталась в высившуюся в нескольких метрах бетонную колонну.

— Ах... — резко вдохнул Минору,

— Юмико-чан! — тотчас же закричал Ди-Ди, вскинул пистолет и рванул вперёд. Из дульного среза вырвалось несколько жёлтых вспышек. Однако чудовище, прикрывшись широкими руками, уберегло туловище от пуль.

Коротко звякнув, оставшийся в грудной пасти нож Юмико раскололся пополам. Рот заскрежетал, пережевывая толстое лезвие точно печенье.

— ГРА-А-А-А-А-А-А-А!!!

Судя по всему, зарядившись от съеденного металла, Байтер изогнул массивную тушу и пронзительно взревел. А глаз в главном рту воссиял рубиновым, словно налился кровью.

Ди-Ди спустил курок ещё дважды. Первый раз он промахнулся, вторым выстрелом же угодил в правую ногу. Но дальнейших выстрелов не последовало. Правая рука чудовища, вытянувшись змеёй на пять с лишним метров, вгрызлась в ствол и вырвала его у Ди-Ди из рук.

Хрум-хрум-хрум! — в момент распался пистолет на мелкие кусочки и канул в пасти правой руки. Ди-Ди тут же попытался отступить, но в бок ему пришёлся сокрушительный удар левой.

— Гха!.. — с ужасной силой отшвырнуло и его: Ди-Ди влетел в колонну поодаль и рухнул навзничь.

Потеряв к лишившемуся сознания всякий интерес, Байтер вновь перевёл красный глаз на Юмико. Та, хоть и оставалась в сознании, подняться пока не могла. Туша совершила широкий прыжок и приземлилась прямо перед Юмико. Существо вытянулось вперёд; его круглый рот растянулся уже больше чем на полметра, а капающая с него слизь пачкала серую юбку.

Следуй Минору указам, то к этому моменту давно бы уже взбежал по склону, убежал подальше от Супер Арены и оказался бы вне досягаемости чудовища.

Но ему даже в голову не пришло так поступить. Минору опомниться не успел, как зашёлся криком:

— СТО-О-О-О-О-О-О-О-О-О-ОЙ!!!

Байтер, который как раз собирался съесть Юмико, встрепенулся на голос, вывернул жуткое подобие головы себе за спину и покосился на Минору.

Чудовище не заставило себя ждать. Отпрянув от Юмико, оно помчалось навстречу, точно крупный примат, царапая асфальт клыками на руках. Все пять чувств Минору забил густой запах Руби Ая, самый зверский, что он когда-либо ощущал.

— Гр-р-р-р... — вырвался из трахеи влажный рык. Тело, даже без головы заметно превышавшее свои человеческие габариты, приближалось вплотную. Всё продолжающие расти на голове клыки звучно шевелились; рты на руках и груди раскрывались и схлопывались, безостановочно щёлкая.

Втянув воздух что есть мочи, Минору собрался было развернуть защитную оболочку... как вдруг его охватила сильная дрожь.

Он не мог.

Если задействовать силу сейчас, покоившуюся на руках Нориэ вытолкнет за пределы барьера.

Застывшего в полуприседе Минору со спящей Нориэ обступали четыре челюсти. Поочерёдно сверкали клыки, которые уже, наверное, исчислялись сотнями.

Время будто сжалось и потекло неспешно, и у Минору перед глазами сама собой очутилась сцена трёхмесячной давности.

Стояла середина сентября.

Ночью прошёл ураган, и к началу утренней пробежки ветер всё еще не улегся. Любуясь облаками, бешено несущимися по небу, Минору бежал по мокрой дороге, что вела от дома до Аракавы, и по прихоти решил свернуть на мост, который он никогда не пересекал.

Сегодня Аракава выглядела довольно необычно. Оправдывая название, которое означало «бурная река», русло её от берега до берега полнилось водоворотами из мутной коричневой воды. Казалось, ещё чуть-чуть — и давление воды, бурно налетающей на опору моста, начнёт ощущаться в ступнях.

Пока он неподвижно засматривался на бурливый поток, в ушах его ожил голосок:

«Нельзя, Ми-кун. После урагана ни за что нельзя подходить к реке.»

Голос из далёкого прошлого, ласково наставляющий совсем ещё маленького Минору, голос сестры Вакабы.

И почему он об этом забыл? Ведь если бы помнил, то не пришёл бы смотреть ни на какую реку.

С каждым днём воспоминания о сестре утрачивались. Здесь его поджидали лишь воспоминания горькие, болезненные, грустные.

Если бы...

Если бы только спрыгнуть в этот поток. Унесёт ли тогда бурное течение всё с собой? Принесёт ли его туда, где ждут сестра, отец и мать?

Минору крепко сжал перила.

Вдруг ему почудилось, что кто-то окликнул его.

Оторвав взгляд от коричневой жижи, он поднял глаза к серому небу.

Сначала он подумал, что это мыльный пузырь. Сероватое шарообразное нечто медленно, неспешно пикировало на него.

Вскоре он догадался, что мыльным пузырём это быть не могло. Потому что в лицо Минору дул сильный южный ветер. Что бы это ни было, если оно достаточно лёгкое, чтобы парить, ветер должен был мигом его унести.

Но сферический объект, совершенно игнорируя воздушные течения, спускался ему на голову. Выпучив глаза от удивления, Минору потянулся к нему руками и аккуратно поймал в ладони.

Когда он поднёс его к глазам, то понял, что никогда прежде такого не видел. Под сероватой прозрачной сферой томилось небольшое, чуть меньше, чем оболочка, чёрное как смоль ядро. И хоть с виду оно походило на стеклянный шарик, но свободно парило над ладонью, словно совсем ничего не весило.

Немного погодя сфера бесшумно взлетела, непринуждённо проплыла по воздуху и коснулась его груди.

Затем просочилась сквозь ткань спортивной одежды, коснулась кожи, и Минору почувствовал слабое тепло, словно кто-то мягко коснулся его кончиками пальцев.

Ошарашенно простояв секунду-другую, Минору в панике расстегнул ветровку и уставился на грудь.

Сферы нигде не было, но кожа над рёбрами слегка покраснела. Впрочем, и это прошло через несколько секунд.

И что это такое сейчас было? Или мне всё приснилось?

Задумавшись, Минору зашагал обратно к тротуару, совсем позабыв, как ещё недавно едва не собрался наложить на себя руки.

Вот и всё, что он помнил о встрече с Сёрд Аем. Сам Сёрд Ай показался Минору всего где-то на полминуты.

И теперь, пристально разглядывая оказавшийся совсем вплотную «глаз» буйствующего Байтера — то есть, багровый Сёрд Ай, первый за последние три месяца, Минору почувствовал, что глубоко в сфере таится нечто осмысленное.

Определённо не злобу и не жажду, не гнев или ненависть, присущие Байтеру, когда он был человеком. А абсолютную логику, далеко превосходящую разумение Минору. Не чёрный глаз большой белой акулы и не фасеточный глаз насекомого, отблескивающий металлом, но глаз, обладавший глубокой, непостижимой отстранённостью.

Даже когда чудовище собралось убить его наверняка, Минору так и продолжал буравить взглядом глаз.

Клыки, что измельчили даже толстый нож, приближались, обливаясь слизью.

Открывшаяся во рту дыра корчилась в голодных спазмах.

Я должен сбежать, должен спасти хотя бы Нориэ-сан, — твердил он себе, но тело не слушалось. Бездонная пучина, таящаяся в красном глазу, высасывала из него даже страх и нетерпение.

И тогда...

Взор чудовища опустился, совсем чуть-чуть. Интуиция подсказывала Минору, что оно увидело лежащую на руках Нориэ.

Нечеловеческий свет Сёрд Ая самую малость дрогнул.

Всего на миг, Минору почувствовал в этом глазе нечто человеческое. Так колеблются люди, когда растеряны, огорчены или страдают, потому что им это присуще.

Чудовище застыло. Из гротескного рта просочился глухой фырк. Вытянувшееся «лицо» вернулось на место, опустились и непрестанно щёлкающие клыками руки, и существо медленно попятилось назад.

Отойдя от ошарашенного Минору на несколько метров, оно повернулось спиной и, разразившись диким рёвом, бросилось бежать.

Бежало оно на наконец поднявшуюся Юмико. Видимо, полностью от удара она не оправилась, поскольку держалась рукой за левое плечо. Теперь уже без ножа и не в силах воспользоваться шоковой дубинкой, она ничего не могла противопоставить мчащемуся на неё огромному зверю.

И всё же решительность, не покидающая её голубых глаз, не померкла. Она быстро пригнулась и встала в стойку.

— Гра-а-а-аф-ф!!!

Заливаясь голодным воем, чудовище налетело на Юмико.

За долю секунды до того, как её коснулись оскалившиеся руки, Юмико оттолкнулась от земли правой ногой и «ускорилась»

Однако появилась она всего в трёх метрах от стартовой позиции. Вдобавок, неудачно затормозила и упала на одно колено.

Монстр отреагировал незамедлительно. Пробив клыками асфальт, он прокрутился на левой руке и напрыгнул, сохраняя инерцию прошлого скачка.

Юмико едва успела подняться и ускориться, но новый рывок вышел и того короче.

Похоже, чтобы её сила перенесла на расстояние нескольких десятков метров, начальный импульс тоже должен быть немаленьким. Юмико производит рывок, отталкиваясь от земли усиленными Сёрд Аем ногами, после чего значительно ускоряет себя. А если нога во время толчка соскользнула, то рывок ограничивается двумя-тремя метрами?

Чудовище снова бросилось вслед за Юмико. Та едва увернулась от вытянувшейся, словно змея, руки, но один из клыков ухватился за бабочку на униформе, и оборвавшийся клочок ткани взлетел в воздух, будто кровь.

Тогда-то Минору наконец собрался с духом и сорвался с места.

Не в направлении выхода. Уложив Нориэ в тени бетонной колонны, он помчался прямиком на буйствующего Байтера.

Умом он понимал, что безопасность Нориэ — его высший приоритет, но он ни в коем случае не мог бросить Юмико и Ди-Ди. Никогда он больше не собирался приносить кого-либо в жертву ради выживания. И ни за что.

Юмико, заслышав его шаги, тотчас обернулась. Она попыталась что-то выкрикнуть — наверняка «Дурень!» — но Минору уже не слышал.

Он миновал Юмико, на бегу разворачивая защитную оболочку.

Заприметив надвигающегося Минору, в этот раз глаз не колебался.

Руби Ай, в котором осталась только холодная кровожадность, мигнул, после чего напустил зубастые ладони с обеих сторон.

Обе руки вцепились в него поверх оболочки, но Минору поборол страх и решительно оттолкнулся от пола. А затем — протаранил Байтера головой.

Грузное тело оторвалось от земли. А Минору возопил:

— У... О-О-О-О-О-О-О-О-О-О!!!

Прочно обхватив туловище Байтера, он вложил все оставшиеся силы в ноги и рванул.

Бежать. Бе-жать. Быть может, все мои бесчисленные пробежки были ради этого момента.

С этими мыслями Минору побежал. С Байтером в охапку, он помчался напрямик через всю обширную парковку.

Вскоре на пути показался автомобиль. Большой тёмно-синий спорткар.

Должно быть, его приготовил для отступления Байтер, когда ещё был человеком.

— Да... ва-а-а-а-а-ай! — закричал Минору и налетел на машину вместе с тушей Байтера.

Изящная дуга заднего бампера вогнулась. Заднее окно разлетелось осколками, багажник раскрылся.

Из гротескного Байтеровского рта и раны, оставленной ножом Юмико, брызнула кровь, омывая поверхность оболочки. Однако чудовище не обессилило: оно неистово размахивало руками, а огромными челюстями на голове пыталось загрызть его насмерть.

Стиснув зубы, Минору смотрел на ряды клыков, скрежещущих всего в трёх сантиметрах от лица.

Судя по размеру челюстей, давление, приходящееся на защитный барьер, должно уже в несколько раз превышать силу прикуса Байтера-человека в форме мегалодона.

Бесчисленные зубы, описывающие ряды колец, старались раздробить оболочку и шевелились, будто сами себе хозяева. Когда очередной зуб не выдерживал давление и разбивался, на смену ему, занимая пустую дырку, тут же вырастал новый.

Всё тело Минору сковал леденящий душу ужас. Сердце колотилось так, что даже болело, дыхание совсем сбилось.

Но Минору упрямо терпел. Помогала ему в этом толика тепла от того, кто жил в его груди.

Сияющий перед ним алый Сёрд Ай выбрал себе человека, звавшегося Байтером, чтобы натравить его на людей.

Почему же тогда угольно-чёрный Сёрд Ай у него под рёбрами выбрал Минору?

Этого он не знал и поныне. Возможно, никогда и не узнает.

Но, всего разок, он решил поверить. В своё намерение, в желание спасти кого-то кроме себя.

Скрипя зубами, Минору сжал окоченевшую правую в кулак... и ударил что есть мочи.

Покрытый барьером кулак пришёлся чудовищу в левый бок. Намеренно он в него не метил, но так вышло, что именно туда прежде вонзился по самое основание нож Юмико.

Буйствующий Байтер завалился назад, неистово размахивая руками. Его клыкастая левая рука рассекла заднюю часть спорткара словно масло.

А затем...

Из нутра машины, окатив Минору и Байтера, хлынула прозрачная жидкость.

Вода? Он что, у себя в багажнике галлон минералки хранил? — подумал Минору и тут же осёкся. Проверить запах он не мог, но это явно была не вода.

А бензин.

— ...!!! — коротко вдохнул он от посетившей голову идеи.

Поздно отступать! — убедил он себя. Но одного бензина не хватит. Нужно кое-что ещё.

Он воспрял. Байтеру, должно быть, бензин в горло попал — он отпустил голову Минору и корчился в муках. Другого такого шанса не представится.

Мирясь со страхом, он сделал глубокий вдох... и отключил оболочку.

А затем, стараясь не вдохнуть пары топлива, которыми уже наверняка наполнился воздух, громко выкрикнул единственное слово:

— Поджигай!!!

Заслышав голос, Байтер тотчас же поспешил напустить на него зубы. Опоздай Минору вернуть оболочку на десятую долю секунды, и не сносить бы ему головы. И пусть он содрогнулся от клацнувших перед глазами клыков, своего он добился.

Наконец...

Справа от него мелькнула волна длинных волос.

Он оглянулся. В пяти метрах от него стояла телепортировавшаяся Юмико. С шоковой дубинкой в руке. Но с искрой сомнения в глазах.

Из последних сил сдерживая разбушевавшегося Байтера, Минору прокричал, хоть и знал, что его не услышат:

— Я нормально, кидай!!!

И, будто вняв его словам...

Юмико кивнула, щёлкнула переключателем и швырнула дубинку в Минору с Байтером. Оставляя за собой светящийся след и всполохи искр, оружие медленно подлетело к ним, и...

Зрение Минору застлало ослепительно-оранжевым.

Получился не пожар, а, скорее, взрыв.

Минору машинально отвернулся от гулкого пламени, что моментально охватило всё вокруг.

Однако невидимая защитная оболочка безупречно выстояла под жгучим жаром огня... и даже против теплового излучения от последовавших электромагнитных волн. Минору невольно втянул воздух от вида алого марева, неистовствующего в каких-то трёх сантиметрах от глаз.

Оставшегося у него в хватке Байтера точно так же обуяло багряное пламя.

Изодранный в лохмотья костюм выгорел в мгновение ока. Иссиня-чёрная кожа тоже быстро обгорела дочерна. Огонь охватил и спорткар, породив череду мелких взрывов.

Отчаянно стискивая мечущегося в агонии монстра, Минору воскликнул:

— Да... уймись уже-е-е-е-е!!!

Слизистая оболочка внутри огромного рта начала воспаляться. Отверстие трахеи бурно дрожало — должно быть, чудовище вопило — но ушам Минору не дано было услышать его голос. В попытке спастись от неистового жара Сёрд Ай зарылся в слизистую оболочку, но пламя беспощадно сжигало плоть, обращая её в угли.

Вообще человеческое тело содержит много воды и не может сгореть так просто, даже будучи облитым в бензине. Однако, быть может, из-за противоестественной трансформации Руби Аем, но тело чудовища горело, превратившись в яркий огненный столб, будто само и было горючим материалом.

Через защитный барьер ощущалось, как быстро усыхает крепкое тело. Сгорать оно начало с конечностей; обнажившаяся кость отсоединилась от сустава и упала на пол.

Вдруг почти целиком почерневшее туловище резко сжалось, и из маленького отверстия, где прежде был рот, вылилось немного слизи.

Это был последний признак жизни чудовища. Вся сила разом покинула хилое, еле дёргающееся тело.

И тогда на глазах у Минору произошло нечто странное.

Утративший свет Сёрд Ай раскололся, точно стекляшка.

А изнутри со страшной скоростью вылетел шар красного света.

Когда свет коснулся потолка парковки, он пронзил его насквозь, оставив за собой дыру диаметром сантиметров двадцать. Пробил он и этаж над ним, и тот, что ещё выше... а пройдя сквозь все плиты и закончив стальной крышей Сайтама Супер Арены, красный свет продолжил подниматься в неведомые дали.

...Это... «отделение» Сёрд Ая?.. — смутно подумал Минору, и вслед за этим...

Тело мужчины, что некогда был таким же человеком, как и он, рассыпалось под ним на десятки тысяч чёрных золинок.

Будто только этого и ждавшие, заработали разбрызгиватели на потолке, и потоки воды смыли без следа налипшие на защитную оболочку сажу и пепел.

Часть 9

Издалека донёсся скрип обуви по линолеуму, показалась копна синих волос — это приближалась Юмико.

Минору собрался было встать со скамьи, но Юмико попридержала его жестом.

— ...Как со здоровьем у сестры? — негромко спросила она, и он в том же тоне ответил:

— Недавно открыла глаза, даже смогла говорить. А сейчас опять уснула...

— Ясно. Это хорошо.

Неспешно кивнув, Юмико подобрала подол юбки и присела рядом. Минору, невольно выпрямившись, продолжил:

— Из ран у неё только лёгкие царапины. Байтера она даже не видела... точнее, она, похоже, не совсем помнит, что произошло. Я ей рассказал версию, на которой настоял Ди-Ди-сан... Что в дом проник взломщик, напал на неё, а тут как раз вернулся я, и он сбежал.

— Понятно, — приложив палец к губам, Юмико задумчиво сказала: — Раз такое дело, до блокировки памяти можно не доводить. Но последнее слово за шефом. Он скоро покажется. А сам-то не ранен?

— Не ранен... А ты в порядке, Юмико-сан? После такого тебе стоило бы поскорей показаться врачу.

Её блейзер изрядно потрепался на правом рукаве, по которому пришёлся косящий удар буйствующего Байтера, и спине, которой Юмико налетела на колонну. Минору беспокоился, что она могла заработать неплохих шишек или даже перелом, однако Юмико почему-то надула губы и не спешила отвечать.

— Эм, я... что-то лишнее...

— Да нет, ничего такого. Думаю, как бы тебе называть меня, — холодно ответила она, и Минору, наконец, заметил, что невольно обратился к ней «Юмико-сан». И всё же фамилии её он не знал, так что по-другому сказать не мог.

Зыркнув на Минору, мечущегося между извинением и раздражением, Юмико пожала плечами и всё-таки добавила:

— Я тоже в порядке, от удара остался только небольшой синяк. Обычное дело.

— Обычное?.. — невольно отвёл он глаза, но Юмико спокойно продолжила:

— У Ди-Ди тоже все кости и органы на месте, но на всякий случай он проверяется на сотрясение. Да уж, прогуливает тренировки под всякими предлогами, и теперь вот даже удар принять как следует не может. С завтрашнего дня пусть только попробует у меня отлынивать...

При виде того, как Юмико заочно отчитывает казалось бы старшего Ди-Ди словно нашкодившего младшего брата, Минору позволил себе расслабиться. Он-то думал, что Юмико злится, а она всего лишь ворчала для проформы.

Кашлянув, он задал следующий интересующий его вопрос.

— Ну... а как вы собираетесь оправдать всё то, что случилось с супер Ареной? Сгоревший автомобиль на парковке, дыру до крыши?..

— Легко. Упал метеорит, пробил здание до самой парковки, угодил в машину и взорвал её, — бровью не поведя, заявила Юмико, и Минору в изумлении уставился на неё.

— Н-но это же нелепо...

— Всё равно Сёрд Ай из космоса пришёл. Разница только в том, упал он или улетел обратно.

— ...В-вот оно как...

После битвы с Байтером минуло три часа.

Они находились на верхнем этаже госпиталя при мединституте на восточном краю района Оомия города Сайтамы. Кроме них на полутёмном этаже не было ни души — скорее всего, потому что на дворе стоял пятый час утра.

После того как Руби Ай буйствующего Байтера отделился, Ди-Ди на фургоне отвёз Минору с Нориэ в этот госпиталь. У экстренного входа её, как будто ждали заранее, уложили на носилки и провели срочное обследование. К счастью, раны её и ранами-то было назвать нельзя, но поскольку Байтер напоил её сильным снотворным, спокойствия ради её оставили в комнате на верхнем этаже.

Она уже открывала глаза на пару минут, а после короткого разговора с Минору снова уснула. Придётся префектурному управлению сегодня обойтись без неё.

Юмико, сказав, что вместе с «шефом», кем бы он ни был, возьмёт на себя фильтрацию информации и разберётся с местом происшествия, осталась на парковке Супер Арены. Ожидая её на скамейке возле личной комнаты Нориэ, Минору невольно волновался о полученном ею вреде, но легкая походка выдавала отсутствие серьезных ран.

По её словам, это благодаря окрепшему от тренировок организму. Для неё даже настолько сверхъестественное сражение — «обычное дело».

Но для Минору всё это, конечно же, пока казалось сном. Пусть он и хотел задать Юмико гору вопросов, но сейчас пребывал в лёгкой прострации и не мог даже решить, с чего бы начать.

Пока он в задумчивости смотрел на разгоравшуюся за фасадным окном утреннюю зарю, с его губ сорвались слова, неожиданные даже для него самого:

— В тот раз... когда разбушевавшийся Байтер собрался убить меня и Нориэ-сан... — нерешительно промямлил Минору, и Юмико окинула его волевым взглядом, требующим немедленного продолжения. — ...Когда он увидел Нориэ-сан, то, как бы сказать... заколебался. Хоть я и думал, что о примирении с ним и речи быть не может, но на короткий миг ощутил, что понимаю, о чём он думает. Что он... не хотел её убивать. И он и вправду остановился... Почему он так...

Юмико повернулась к окну, помолчала несколько секунд, а потом негромко ответила: — ...Считается, что, в некоторой степени, Сёрд Ай копирует память и характер носителя.

— Э-э... п-память?..

— Именно. И двое прошлых Руби Ая, впавших в буйство до Байтера, тоже атаковали механично и инстинктивно, но произносили обрывки фраз, которые, судя по всему, взяли из памяти носителя. Несмотря на то, что к тому моменту носитель оставался почти без мозга.

— !..

Коротко вдохнув, Минору задумался над смыслом слов Юмико наконец зашевелившимся сознанием и хрипло сказал:

— ...Тогда... Получается, что он сомневался, стоит ли нападать на Нориэ-сан, потому что в Руби Ае остались воспоминания и намерения того мужчины... Байтера... так?..

— Из всех возможных выводов этот — самый логичный.

— Но... ведь Байтер мерзавец и уже успел убить несколько человек? А три дня назад он пытался насмерть загрызть Минову-сан... почему только Нориэ-сан он... — кое-как договорив до этого момента, Минору прикусил губу.

Тот монстр не убил Нориэ, потому что скопировал воспоминания Байтера. Уж слишком тяжело было принять эту гипотезу.

Юмико повернулась к умолкшему Минору. На мгновение пошатнулись чёрные зрачки в знак сомнения. Но, моргнув лишь раз, девушка-Джет Ай спокойно начала:

— Совсем недавно мы узнали реальное имя подтверждённого Руби Ая, порядковый номер 29, кодовое имя «Байтер». Никаких документов он при себе не имел, а свидетельство о техосмотре сгорело вместе с машиной. Наконец, запросив информацию по номеру машины, мы получили ответ, и... имя нас с шефом страшно удивило. Ди-Ди это особенно шокировало. Похоже, это был его кумир.

— Э... кумир?.. Он что, звезда какая-то?..

— Вроде того. Он был довольно известным ресторанным критиком, публиковал в журналах статьи, иногда даже выступал на телевидении. Полное имя — Такаэсу Хикару.

— Такаэсу... Хикару... — тихо повторил Минору. Действительно, он будто бы уже слышал это имя. Не зря лицо Байтера показалось ему знакомым, когда они впервые предстали друг перед другом на крыше ССА, пусть к актёрам он не имел никакого отношения.

Зачем человеку такого положения... — подумал было он, и Юмико продолжила:

— Мать Такаэсу была известным педагогом-новатором, но шесть лет назад погибла в автокатастрофе. Случайной или подстроенной — неясно, но из сведений в интернете ясно, что ещё с детства Такаэсу выступал вместе с ней в шоу-бизнесе.

— ...Думаешь, он любил свою маму?.. — пробормотал Минору.

Юмико ни подтвердила, ни опровергла. Лишь ответила ещё тише, почти шёпотом:

— Не знаю. Я просто рассказываю как есть. Девушки, которые, как мы считаем, стали жертвами Байтера... Такаэсу, все, независимо от возраста, были не замужем. То есть, он никогда не выслеживал домохозяек. На это нет никаких оснований — только домыслы... но я считаю, что Такаэсу увидел в твоей одетой в фартук сестре свою мать, поэтому и похитил её, не причинив вреда... затем Сёрд Ай перенял эти чувства и потому, даже впав в буйство, не посмел на неё напасть...

— Но... ведь тогда выходит... — Повесив голову, Минору выдавил: — Выходит, что Байтер тоже жертва. Ты, кажется, говорила, что это Сёрд Ай приказывал ему убивать людей против воли? Теперь уже ясно, что это не так. Он был мерзавцем, который по своей воле загрыз ни в чём неповинных людей, так? Он был абсолютным злом и получил по заслугам, разве нет?..

Юмико помолчала, а потом ответила столь мягким голосом, какой он ещё не слышал за всё время их знакомства.

— Мне кажется, не существует такого понятия как абсолютное зло... Пользуясь памятью людей, в которых они вселились, как шаблоном, Сёрд Аи создают множество уникальных способностей. Вдобавок Рубины подталкивают убивать людей, а Джеты... я одна из них и не осознаю этого, но считаю, что и они точно отдают нам какие-то приказы. Никто пока не знает, какой в этом смысл и какова их цель. Возможно... что это не природное явление, и кто-то специально отправил на землю Сёрд Аи двух цветов; что то, чем занимаются Рубины, для него добро, а мы — зло, вставшее у них на пути. Но знаешь... — Вдруг Юмико нежно коснулась пальцами правой ладони Минору, которой он стиснул своё колено. — По крайней мере я — и уверена, что твоя сестра и девочка из клуба лёгкой атлетики тоже — благодарна тебе за то, что ты сделал. Ты спас жизни и им, и мне с Ди-Ди, и тем, кто мог бы стать следующими жертвами Байтера. Кто бы что ни говорил, это хороший поступок. ...Хоть я и сомневаюсь в существовании абсолютного зла, но безоговорочно верю в его антипод. Есть в этом мире то, что должно и нужно сделать несмотря ни на что. Для меня это отправить все разбросанные по миру Руби Аи обратно в космос и предотвратить столько жертв, сколько возможно. Даже если этим я пойду наперекор планам вселенной.

— Полностью согласен. По крайней мере в том, что мы, Джет Аи, существуем именно ради этого, сомневаться не приходится, — неожиданно вмешался твёрдый и полный достоинства голос.

Юмико стремглав отдёрнула руку, а Минору, совсем этого не заметив, быстро поднял взгляд.

В коридоре, стуча каблуками, показался худой высокий мужчина. Одет он был скромно, в тёмный костюм с бордовым галстуком. Раскосые глаза за высокой переносицей полнились волей. Возраст его склонялся к поздним тридцати. Аккуратно зачёсанные чёрные волосы придавали ему юный вид, несмотря на морщинки на лбу и у рта.

Это тот самый «шеф», о котором столько раз упоминали?

От ассоциирующегося со словом “шеф” начальственного образа он был крайне далёк и походил скорее на самурая из исторического ранобэ. Обычно Минору робел перед столь величественными людьми, но сейчас — может, из-за глубокой усталости, а может, из-за того, что распознал в нём Джет Ая, «своего» — спокойно поднялся, не отведя взгляда.

Юмико встала вместе с ним, свела руки за спиной и обратилась сперва к Минору:

— Это наш шеф. Обладатель опасной способности манипулировать памятью окружающих... А это, шеф, скорее всего, последний Джет Ай в Канто. Его способность...

— Я наслышан. Наверное, стоит называть её... совершенным щитом? Крайне любопытно, Профессор будет вне себя от радости, — мягко, но решительно сказал мужчина и с лёгкой улыбкой протянул Минору ладонь. — Я — Хими, заведующий специальным подразделением Департамента здоровья и безопасности при Министерстве здравоохранения, труда и благосостояния Японии, для краткости «Спецпод». Рад знакомству.

Минору спешно пожал протянутую руку.

— А, У-Уцуги.

— Не стоит так напрягаться. И моя способность не настолько опасна, как описала Юмико-кун. Я ничего не смогу, если человек не пойдёт мне навстречу.

— Что вы... не преуменьшайте...

Рука мужчины, представившегося как Хими, сочетала в себе твёрдость с гибкостью и явно была закалена боевыми искусствами; по виду Хими весь был таков. Минору на миг растерялся, но тут же спохватился и разжал пальцы.

— Эм, моя способность не особо сильна. Она защищает только меня... Юмико-сан и Ди-Ди-сана ранило в битве с Байтером, и только я не... — невнятно проговорил Минору, не поднимая глаз. Но тихие, ясные слова Хими перекрыли его начавший затихать голос:

— И всё же ты не сбежал, — большая ладонь Хими мягко опустилась на плечо остолбеневшего Минору. — Вместо того чтобы сбежать, ты, решив спасти сестру и группу Юмико-кун, по максимуму воспользовался своей способностью и обстановкой и одолел великого врага. Даже среди Джет Аев не каждый на такое способен. Позволь сказать прямо: нам нужны такие как ты. Уцуги Минору-кун, присоединяйся к...

— Прекратите, — качнув опущенной головой, прервал его Минору. На короткий миг он окинул взглядом решительное лицо мужчины, но тут же опустил глаза и продолжил: — Раз вы знаете моё имя, то уже выяснили и про инцидент восьмилетней давности. Раз так, вы, скорее всего, знаете. Я только и делаю, что сбегаю и прячусь. Всё, о чём я волнуюсь, это чтобы никто не потревожил мою мирную жизнь. Даже Минову-сан, Нориэ-сан и группу Юмико я старался спасти только потому, что мне было бы неприятно на душе, если бы не смог... только и всего.*

— Что в этом такого? — донеслись из-за спины неожиданно мягкие слова Юмико. Минору оцепенел, не смея обернуться. А словам, полившимся следом, изумился и того больше. — Извини. Тогда в парке я много всякого наговорила.

— ...Да нет... я полностью заслуживаю тех слов...

— Неправда. Я... наверное, завидовала твоей способности. Потому что думала... что будь у меня такая сила, я смогла бы спасти многих, кому когда-то помочь не получилось.

— ...

— Но это был всего лишь мой эгоизм. Я так думала, потому что хотела облегчить себе жизнь... Но... пускай это ради себя, я хочу спасти тех, кто нуждается в моей силе. В конце концов, люди зачастую сами не понимают, зачем делают что-то, так что, по-моему, причины неважны. Важно только то, чего ты добился. Я, конечно, повторяюсь, но... ты спас мне жизнь. И какая бы ни была на то причина, она не изменит того, насколько я тебе благодарна. ...Чего вам, шеф?

Последние слова она отправила Минору через плечо, в адрес Хими. Минору продолжал смотреть в пол, а Хими напротив него ответил с еле уловимой усмешкой в голосе:

— Ничего... просто малость удивился. Первый раз слышу, чтобы ты так разговорилась, Юмико-кун.

— Ну хватит... я уже закончила.

Она шлёпнулась обратно на скамью.

Минору же, крепко прикусив губу, снова и снова повторял в уме фразу Юмико.

Важно то... чего я добился?

Она говорит, что даже я смогу чего-то достичь?

С тех пор как Минору понял происхождение защитной оболочки, он считал, что данная ему сферой способность служит, чтобы отделить его от мира. Что она услышала его немые мольбы об одиночестве и воплотила его желание в физическом понимании.

Но, быть может, он ошибся?

Быть может, эта сила была дана ему во искупление грехов? Может, кто-то пытается донести до него, что, защищая как можно больше людей, он расплатится за то, что когда-то в одиночку прятался в тёмной дыре, что позволил отцу, матери и сестре погибнуть?..

Расплатиться я не смогу никогда. Даже если спасу десятки, сотни людей, забитый в грудь кол вины никуда не денется.

...Но... но.

Если однажды я лишусь жизни в сражении, пытаясь кого-то спасти...

Простишь ли ты меня, когда встретимся с тобою в следующий раз... Вака-чан?..

Даже сам Минору не знал, сколько продлилось его молчание. Но когда он медленно поднял взгляд, то обнаружил перед собой Хими, выражение лица которого ни капли не изменилось за время ожидания.

На мгновение оглянувшись, Минору посмотрел на Юмико, в глазах которой нашёл приободрение, и повернулся обратно к Хими.

— ...Я хочу, чтобы вы прооперировали меня, удалили мой Сёрд Ай и стёрли все причастные воспоминания, пожалуйста... но, как понимаю, просить об этом бессмысленно.

— Прошу прощения, но — определённо да.

— Если я присоединюсь к вашей организации, могу я рассчитывать на вознаграждение, когда инцидент с Руби Аями уляжется?

— Да. Когда Спецпод распустят, его членам обязательно выдадут премию. Впрочем, назвать сумму прямо сейчас я не могу.

— Понятно. Сёрд Аи спустились всего три месяца назад, а у вас уже всё настолько схвачено, — прокомментировал Минору, на что Хими загадочно улыбнулся.

— Ну, это всё неспроста. Но если хочешь, могу постараться выплатить часть авансом...

— Мне ни одной йены не надо, — предельно ясно заявил он, — но когда всё закончится, я бы хотел одолжить вашу силу.

Услышав это, Хими слегка приподнял брови, но жестом предложил продолжать. Минору, сделав глубокий вдох, закончил:

— Сотрите вашей силой... воспоминания обо мне, у всех, кто меня знает, пожалуйста. Включая вас всех.

На несколько секунд повисла полная тишина. Наконец за окном, в которое пытался пробиться рассвет, раздалось слабое завывание сирены скорой помощи.

— Но как ты предлагаешь осуществить такое на практике? — в его голосе послышались ожидаемые нотки удивления, и Минору покачал головой.

— Если точнее, хватит и тех, в ком я уверен, что они знают меня достаточно неплохо. Даже вокруг дома и в школе их должно быть не так уж много.

— ...Я не вполне понимаю, зачем тебе это... Но если таково твоё желание — обещаю, что выполню его. Если доживу до тех пор, конечно.

— Большое спасибо. Тогда... если вы не против, я согласен вступить в Спец...

— И у твоей сестры тоже? И у неё сотрёшь воспоминания о тебе? — перебила его Юмико: голос её был спокойным, но нёс в себе не меньше давления, чем при их первой встрече. Минору снова повернулся к ней и кивнул.

— Если бы не я, Нориэ-сан создала бы свою семью и жила бы в своё удовольствие.

— ...Правда, вряд ли даже ты можешь знать, чего она на самом деле желает... И всё-таки, что ты будешь делать? В мире, где никто тебя не знает?

Юмико посмотрела на него с искрами вызова во взгляде, и Минору впился глазами в ответ.

— Что ж... Может... я просто хочу узнать. Каков мир, где никто не знает, кто я такой.

Юмико никак не прокомментировала те слова, и теперь шеф Хими в сторонке рассказывал Минору подробности. Порешив на том, что через два дня после школы он приедет в штаб-квартиру Спецпода в Токио, они вновь пожали друг другу руки, но тут Хими будто невзначай сказал:

— О... к слову, скоро я собираюсь побеседовать с девочкой, которую ты спас, с Миновой Томоми-сан.

— Э... так Минову-сан отвезли сюда?

— Угу. У Спецпода с этой больницей, так сказать, особое соглашение. В любой другой, едва бы мы сообщили, что её ранил грабитель, тут же примчался бы участковый.

— Ну... пожалуй. Но почему Минова-сан задержалась здесь аж на три дня? Она ранена?..

— Нет, по счастью, увечий удалось избежать, но она ведь видела Байтера в трансформированном облике... После того как она пришла в сознание, понадобилось немало времени, чтобы аккуратно поговорить с ней, довести до сведения обстоятельства и уговорить на содействие в блокировке памяти.

— ...Вы сотрёте ей память?..

— Это обычная процедура и к тому же лучший способ решить вопрос. Несмотря на то, что обошлось без травм, ужас, испытанный от нападения Руби Ая, ложится на сердце пострадавших тяжким грузом, — откровенно ответил Хими и продолжил чуть тише: — На всякий случай мы заблокируем память вплоть до нескольких часов до нападения Байтера. Ей об этом известно, но перед этим она попросила одну встречу с тобой. Похоже, хочет поблагодарить. Что думаешь?

— Эм... Но ведь эти воспоминания всё равно пропадут?.. — пробормотал Минору, склонив голову набок, и Юмико, что стояла, скрестив руки и прислонившись к стене, сказала с нотками строгости:

— Да уж, ты совсем не в ладах с окружающими. Она-то всё забудет, но твои-то воспоминания останутся? Это кра-а-айне важно, по крайней мере для неё.

— ...

Но для меня...

Для меня воспоминания — это всегда тяжко, болезненно, печально. — сказал Минору про себя, вспоминая всё, что произошло после встречи с Миновой Томоми на утренней пробежке вдоль Аракавы.

И, конечно, спрашивал себя: что, если бы он не сказал того, что сказал тогда; если бы он не поступил так, как поступил тогда.

Но даже его самого удивило, что он вспомнил не только это. Как Томоми приветливо улыбалась в белом утреннем тумане. Как они с Томоми прогуливались по школьному коридору. Даже как Томоми проливала слёзы на скамейке в парке Акигасэ. Все эти картины вызывали в нём приятную ностальгию, но никак не печаль.

— ...Отведите меня к Минове-сан, пожалуйста, — тихо произнёс Минору, и Хими, улыбаясь, кивнул.

Палата Миновы Томоми находилась на том же этаже, неподалёку от комнаты Нориэ.

Хими постучал в дверь, и изнутри тут же раздалось «войдите!».

Юмико подтолкнула Минору в спину, и он, собравшись с духом, сдвинул раздвижную дверь. Первым, что он почувствовал, ступив в палату, стал запах букета у изголовья кровати... или нет, то был, навевающий ассоциации с солнцем, аромат самой Томоми, что он ощущал уже не раз.

— Чего застыл? — послышалось сзади. А ты чего за мной увязалась? — подумал он и шагнул за порог.*

Когда он обошёл кругом белую ширму, перед ним предстала безмятежно сидящая на большой кровати Минова Томоми.

На ней была жёлтая пижама и кремовый кардиган. Выглядела она бодрее, чем ожидалось. Завидев Минору, она расплылась в широкой улыбке и помахала рукой.

— Утречка! Я так рада, что ты пришёл, Уцуги-кун. Не стой, давай проходи.

Получив уже второе побуждение подряд, он невольно подошёл к краю кровати. К лучшему ли, но Юмико с Хими остались за ширмой.

— Д... доброе утро, Минова-сан. Как здоровье?.. — спросил он, стесняясь вида Томоми в пижаме, но с горем пополам взял себя в руки и посмотрел ей в глаза.

— Лу-учше не бывает. Да и были только небольшие царапины. Ноги изнывают без нагрузки.

Подрыгав ногами под одеялом и посмеявшись, Томоми внезапно смолкла.

А спустя несколько секунд тишины тихонько спросила:

— ...Что стало с ним?..

То, что она спрашивала о Байтере, он понял сразу. Ведь Томоми своими глазами видела Руби Ая с искажённым трансформацией лицом, да ещё и хорошенько запомнила к тому же.

Вдохнув полной грудью, Минору раздельно выговорил:

— ...Всё обошлось. Его больше нет.

— Правда?! Уцуги-кун, ты побил его ради меня?!

— ...

Конечно, Минору одолел... убил его не в одиночку. Но сейчас эгоизмом с его стороны было бы как раз скромничать и отпираться.

Кивнув медленно, но уверенно, Минору ответил:

— Ага. У меня есть сила на случай битв с такими как он. Так что если покажется ещё какой-нибудь злодей — ничего страшного. Потому что я... — остановился он и, набрав воздуха, сказал погромче: — Я защищу тебя, Минова-сан.

От этих слов глаза Томоми раскрылись ещё шире, засверкав словно звёздное небо.

Звёзды собрались вместе и упали, собравшись в мерцающую каплю.

Минору уже видел её слёзы три дня назад, вечером в парке Акигасе. Но ему казалось, что сейчас капли, оставлявшие дорожки на белых щеках, совсем отличались и температурой, и цветом.

Но даже роняя крупные слёзы, Томоми одарила его новой широкой улыбкой и...

— Угу, — сказала с дрожью в голосе. А после, успокоив дыхание и приведя в порядок голос, продолжила, вытирая слёзы: — Послушай... они сказали, что мне нужно забыть обо всём, что было в парке. Я не против забыть того жуткого человека, но... мне жаль забывать, что ты спас меня, Уцуги-кун.

— Угу... — только и мог что сказать он, и Томоми, вытянувшись вперёд, протянула левую руку. Из маленького кулачка выпирал только тонкий мизинец.

— Так что, Уцуги-кун, пообещай. Если я забуду о том, что случилось в парке, или даже обо всех наших разговорах до него... при следующей встрече на берегу Аракавы подружись со мной ещё раз.

— ...Угу.

Кивнув, Минору протянул левую руку и сцепил свой мизинец с мизинцем Томоми.

«Клянусь мизинцем», сказали они в один голос, а Минору подумал, что даже если их связи однажды суждено разорваться, по крайней мере это обещание он постарается сдержать.

И сам немного удивился этой мысли.

Оставив Хими блокировать Томоми память, Минору с Юмико вышли из палаты.

Затем пересекли коридор и встали у окна. На востоке, там, где медленно светлело небо, неярко мерцала утренняя звезда.

Из края, гораздо более далёкого, чем эта звезда, отправились на Землю красные и чёрные Сёрд Аи. А, коснувшись людей, поменяли их судьбу.

Какой в этом смысл?

Или же смысла в этом нет вообще?

Любуясь той же звездой, стоявшая рядом Юмико сказала:

— До сих пор хочешь, чтобы та девочка... и все, кто тебя окружает, позабыли о тебе?

Опустив взгляд к городским огням, Минору кивнул.

— Ну, тогда и наше с тобой знакомство когда-нибудь окончится. А пока, пожалуй, представлюсь. Повернись сюда.

Минору послушался, и Юмико, протянув ему руку, величаво представилась:

— Меня зовут Адзу Юмико. Кодовое имя — «Акселератор». До тех пор, пока я тебя не забыла, — будем знакомы.

А ведь мы и впрямь так толком и не представились друг другу, — подумал Минору и мягко пожал покрытую ссадинами руку Юмико.

— Уцуги Минору. Покуда ты меня помнишь, будем знакомы.

Конец

1. ↑Кельнер, ресторанный слуга.
2. ↑Второе блюдо.
3. ↑Красное шампанское.
4. ↑Mikio Endo — Past and future.
5. ↑Карааге — хорошенько прожаренное что угодно.
6. ↑Mikio Endo — Our home
7. ↑Японские жареные вареники. Хотя на мой взгляд, больше похоже на пельмени.
8. ↑Грубо говоря, это как если бы у нас название города официально писалось с маленькой буквы.
9. ↑Подводная гора с плоской вершиной, подробнее на https://ru.wikipedia.org/wiki/Гайот
10. ↑Аперитив — блюдо (как правило, слабоалкогольный напиток), подаваемое перед едой и вызывающее аппетит, слюноотделение и улучшающее пищеварение.
11. ↑Cattivo ит. — плохо, невкусно.
12. ↑Nathan Johnson — Freedom and Security с 3:40. https://youtu.be/DuI1lavi-O8?t=3m40s
13. ↑Ragazzo — малец, паренёк.
14. ↑Это немного странный выбор, но проигрыши у этого трека замечательные. Mikio Endo — Sword of Damocles
15. ↑Тише, спокойно.
16. ↑Рис с овощно-мясным рагу.
17. ↑А в парке он Томоми в нормальном обличье крал...
18. ↑Дословно: «Зельквовая площадь». Крупный торговый центр в сердце Нового центра Сайтамы. Состоит из трёх этажей (один подземный, два наземных), второй из которых отведён под прогулочную площадь, усеянную зельквой — деревьями семейства вязовых. Как раз от неё и до самой станции отходит пешеходный настил, усыпанный лампочками, которым Такаэсу любовался в четвёртой главе.
19. ↑Да, к сожалению, в своём проекте я волен спамить музычкой. Но ЭТА того стоит ) Nathan Johnson — Scraping the Sky https://www.youtube.com/watch?v=gYeml8dZZQg
20. ↑Де-факто сердце хоть и держится левой стороны, но всё равно по сути по центру.
21. ↑Zhiend — Feedback.
22. ↑Zhiend — Live for you