— Сто процентов побед!

Харуюки сжал правую руку в кулак, потом сник и добавил:

— …Было бы, если бы не последний бой…

На следующий день, 20 апреля, вечер субботы. Место действия — как и накануне, гостиная семьи Арита.

Как раз в это время суток каждую неделю проходят территориальные сражения между легионами, включающими в себя сильнейших игроков в файтинг «Brain Burst». Легион, к которому принадлежали Харуюки и его друзья, «Нега Небьюлас», на этой неделе ждало тяжелое испытание, поскольку Блэк Лотус, командир легиона, отсутствовала, но в итоге большинство сражений закончилось полными победами.

Все благодаря тому, что Лайм Белл, лишь вчера вступившая в легион, сразу начала участвовать в боях.

Хотя ее «способность к лечению» оказалась на самом деле «способностью к возврату времени», ее вполне можно было использовать для псевдолечения — восстановления хит-пойнтов. Проблема была лишь в том, что когда аватар постоянно лечат, повреждают и снова лечат, то, если отмотать назад слишком много времени, он может вернуться к предыдущему поврежденному состоянию; но эту проблему помогает решить интуиция того, кто применяет спецприем.

Поэтому Харуюки и компания выработали такую тактику: либо Сильвер Кроу, либо Сиан Пайл постоянно защищал Лайм Белл, а второй из пары совершал самоубийственную атаку на противника, после чего возвращался на базу и лечился. Прием работал отлично, и они уже думали, что смогут победить во всех абсолютно боях, — но.

Команда из трех дальнобойщиков, атаковавшая последней, не стала приближаться к базе отряда Харуюки, а сосредотачивала весь огонь на аватаре, атакующем их. В результате у остальных двух членов отряда не осталось выхода, кроме как постепенно продвигаться вперед. Достигнув того места, где собрались трое противников, они попали под шквальный огонь спецатак, и их быстро вынесли.

— Ладно, ничего не поделаешь. Хватит и того, что мы так много навыигрывали, у нас ведь команда наспех собралась, — сказал Такуму и отпил из своего стакана размера L. Харуюки поджал губы.

— Да, но все равно. В итоге, как только нас долбанули по уязвимому месту, — что у нас нет дальнобойщиков, — мы сразу проиграли.

— Но от этой уязвимости мы не избавимся и после того, как командир вернется…

— Это если не учитывать ее инкарнацию.

Харуюки и Такуму одновременно вспомнили, как Черноснежка одной своей дальнобойной атакой снесла кусок школьного здания, и вздрогнули.

Тиюри, стыдясь, видимо, своего вчерашнего приступа рыданий, сказала, что будет нырять из своей квартиры, и сюда не пришла, так что сейчас Харуюки и Такуму были вдвоем. Кинув в рот ломтик картошки фри, которая шла в комплекте с гамбургером, купленным в супермаркете на первом этаже, Харуюки откашлялся и сменил тему.

— Ладно, хватит про территориальные бои. Это… Таку. Эмм… тебе приходило что-то?

Он опустил «от Номи Сейдзи» в конце вопроса, но Такуму понял и чуть качнул головой.

— Нет… ничего. Меня это тоже беспокоит… Хотя ту дуэль он сам же предложил, но я не верю, что Номи сдался сразу же после поражения.

— И я.

Оба замолчали; в комнате внезапно воцарилась тяжелая атмосфера.

Взяв еще один ломтик и жуя его кончик, Харуюки пробормотал:

— …Тот аватар, «Блэк Вайс», который там объявился. Он сказал кое-что странное. Бывшие пользователи ускорения, которые потеряли «Брэйн Бёрст», никак не могут вмешиваться в дела ускоренного мира. Интересно, что он имел в виду?..

— Э?.. По-моему, все просто — раз они не могут ускоряться, значит, не могут и дуэлиться?

— Тогда мне тоже показалось, что он это имел в виду. Но конкретно так он не сказал… У меня такое чувство, что есть еще что-то, но он специально не стал этого говорить. …Слушай, Таку. Я хочу спросить кое-что неприятное, но.

И, глядя на Такуму, сидящего на диване рядом с ним, Харуюки спросил:

— Твой Родитель… капитан секции кендо из твоей предыдущей школы. У него стерся «Брэйн Бёрст», когда Синий король ударил его «Мечом правосудия», да?

— …Да, насколько я слышал.

— Ты после этого с ним говорил? Про «Брэйн Бёрст».

Ровные брови Такуму сошлись, и он ненадолго задумался.

— …Я после этого очень быстро перевелся, так что… Я, конечно, зашел в секцию кендо, чтобы попрощаться, но там по этому случаю были и другие ребята, так что, естественно, о «Брэйн Бёрсте» я с ним не говорил. И потом, он тогда казался каким-то… умиротворенным, и поэтому тоже я не решился у него спрашивать.

— Умиротворенным, говоришь…

Харуюки показалось, что где-то что-то подобное он уже слышал. И тут же вспомнил. Черри Рук, Родитель Красного короля Нико. Воспользовавшись «Доспехом бедствия» и став Кром Дизастером, он стал наводить шорох в ускоренном мире, после чего получил от Нико удар «Мечом правосудия» и лишился «Brain Burst».

Позже Нико рассказала о нем. Она сказала, что он стал таким же, каким был прежде, и что они двое нормально поговорили. Он должен был переехать, но все равно они собирались вместе играть в онлайновые игры. Как-то похоже это было на то, что сейчас сказал Такуму.

Однако Харуюки никак не верилось, что пример тех двоих применим к Номи. Яростный вопль Номи перед тем, как он покинул ускоренный мир, даже сейчас звенел у Харуюки в ушах. Чертовски вероятно, что Номи задумал им всем отомстить — но тем не менее. До сих пор он все еще не связался ни с Харуюки, ни с Такуму, ни с Тиюри.

— …В понедельник придется поговорить с ним напрямую, ничего не поделаешь, — вздохнув, произнес Такуму. Харуюки чуть кивнул.

— Видимо, да… Еще же остается проблема с тем видео…

Если задуматься о том, что будет делать Сейдзи Номи сейчас, когда он перестал быть Бёрст-линкером и ему стало нечего терять в ускоренном мире, — вполне вероятно, что он захочет ради мести выложить на всеобщее обозрение видео с подглядыванием, а также распространить реальную информацию о Харуюки и остальных среди других Бёрст-линкеров. Единственная карта, которая против него еще могла бы сработать, — информация о мозговом чипе-имплантате в голове у Номи, но на этот счет Блэк Вайс тоже сказал кое-что неприятное.

Если «Brain Burst» потерян, BIC сразу же тоже прекращает функционировать и просто растворяется.

BIC представляет собой сгусток синтетических белковых микромашин. Их вполне можно запрограммировать так, чтобы они разделились и растворились; если такое произойдет, их уже никаким сканером не засечешь. А значит, с помощью этой карты нельзя добиться отчисления Номи из школы.

Следовательно, Харуюки и остальным не удастся просто взять и разорвать все отношения с Номи. Придется снова вступить с ним в переговоры и добиться того, чтобы он стер видео. Эта тема висела в душах обоих друзей тяжелым грузом.

Допив свой напиток, Такуму отправился в кухню, выкинул остатки льда, сполоснул стакан из переработанных отходов и бросил его в пакет, предназначенный специально для таких стаканов, после чего сказал:

— Ладно, увидимся в школе в понедельник. Когда ты пойдешь говорить с Номи, мне пойти с тобой?

— Не, все будет в порядке. Я пойду один, но все равно спасибо. Отлично поработали сегодня.

Проводив Такуму до входной двери, Харуюки вернулся в гостиную, чтобы прибраться, и вздохнул.

Посмотрел на часы на виртуальном рабочем столе, потом на вечернее небо за окном.

Интересно, она все еще в самолете? Или уже в аэропорту?

Поймав себя на этой рассеянной мысли, Харуюки тряхнул головой и переключился. Он увидит ее в школе в понедельник. Он уже неделю терпел, потерпит еще полтора дня.

Вот почему, когда сразу после того, как он взял чувства под контроль, раздался звонок в дверь, Харуюки решил, что это Такуму что-то забыл, и до последнего момента ничего не подозревал.

Он не стал утруждать себя открытием окна интеркома, а просто вернулся к двери и отпер замок со словами «ага, иду».

— И что ты за-…

Последний слог «-был» застрял у него в горле, и Харуюки перестал дышать. Сам того не сознавая, он выпучил глаза до предела, глядя на то, что было за дверью.

Там стояла девушка в форме средней школы Умесато. С правой руки ее свисал бумажный пакет, с левой дорожная сумка с моторчиком; бордовый бант и длинные черные волосы слегка покачивались; и еще от нее слабо пахло югом.

— …Сколько ты еще собираешься изображать ледяную статую?

После этих ее слов мозг Харуюки наконец перезагрузился. Несколько раз подряд хрипло вдохнув-выдохнув, Харуюки наконец просипел:

— …Се, се, сем, сепа… семпай?! Что, что, что ты…

— Как невежливо. А ведь я отправилась к тебе прямо из Ханэды*, чтобы побыстрее доставить сувенир.

Черноснежка мило надула щеки; увидев это выражение лица, Харуюки резко выпрямился, замахал рукой со страшной скоростью, будто робот-регулировщик, и залепетал:

— Аа, п-проходи, проходи! Входи, пожалуйста!

— Спасибо. Прошу прощения за вторжение.

Кивнув, Черноснежка шагнула за порог, сняла туфли, поставила дорожную сумку и прошла в коридор. Потом быстро обогнула Харуюки и направилась в гостиную.

Побежав за ней на заплетающихся ногах, Харуюки оглядывал квартиру, понятия не имея, что теперь делать, и наконец сказал:

— …Ээ, это, мама всегда приходит домой очень поздно.

— Я знаю. Поэтому и пришла.

— П-понятно. Эээ, это… О, знаю, п-пойду приготовлю ч-чаю.

Когда Харуюки направился в кухню, повторяя про себя: «Сперва успокойся! Разберись спокойно!» — Черноснежка со словами «ах, да» сунула руку в бумажный пакет.

— Может, заодно вот это разогреешь в микроволновке?

Вытащила она громадное красно-бурое шарообразное нечто. Взяв 15-сантиметровый шар в руки, Харуюки пристально уставился на него.

На прозрачной упаковке очень окинавским на вид шрифтом было написано: «Бомба андаги».

— …Ээ, это… сата андаги?

— Да. Ты просил привезти тебе что-то там тридцатисантиметровое, верно? Как я и подозревала, таких больших там не делают, вот, взяла что было.

— Не, не, это тоже громадное. Просто удивительно, какое большое.

— Правда? Я тоже удивилась, когда увидела.

Глядя на захихикавшую Черноснежку, Харуюки наконец ощутил, как напряжение покидает его тело. И в то же время глаза его сами собой стали влажными; он поспешно отвернулся и отступил в кухню.

Достал из упаковки громадный окинавский пончик и отправил греться в микроволновку. Потом отнес на стол бутылку улуна и два стакана, положил на тарелку разогретое андаги и, подумав немного, добавил туда же небольшой нож.

Черноснежка уже сидела за столом. Взяв с тарелки нож, она разрезала андаги на две абсолютно равные части; как и ожидалось, острым прибором она пользовалась с уверенностью специалиста. Одну из половинок, от золотистого среза которой поднимался теплый пар, она протянула Харуюки.

— П-приятного аппетита.

Он взял предложенную порцию и тут же откусил большой кусок. Наслаждаясь вкусом хрустящей корочки и влажной внутренности, он подумал: Понятно, размер тоже имеет значение.

— Э-это, очень вкусно.

— Понятно, я рада.

Лишь сейчас Харуюки наконец добрался до вопроса: «А вообще — почему я попросил всего лишь громадное андаги?»

Работая челюстями, он отчаянно пытался вспомнить, что же он тогда делал; тем временем Черноснежка, сидящая по ту сторону стола с улыбкой на своем прекрасном, как нарцисс, лице, улыбнулась еще шире — и произнесла:

— Теперь, Харуюки-кун.

— Д-да?

— Я собираюсь сказать тебе, что я сейчас чувствую.

— Д… да.

— Сорок девять процентов меня хотят похвалить тебя за то, что ты так хорошо старался. Пятьдесят процентов меня хотят задать тебе хорошую трепку.

…А оставшийся один процент?..

Харуюки был не в том положении, чтобы задать этот вопрос вслух, так что он просто резко выпрямил спину. Здоровенный кусок пищи застрял у него в глотке; кое-как сумев его проглотить, Харуюки на полной скорости принялся кланяться.

— П-прости! Это все я виноват. Я решил не доставлять семпаю проблем во время поездки, но в итоге все равно тебе пришлось расхлебывать…. И ты даже скакала пятнадцать часов с Окинавы…

— Послушай.

Улыбка на лице Черноснежки внезапно сменилась угрожающим выражением, и она заговорила очень недовольным тоном:

— Я сержусь на тебя вовсе не потому, что мне пришлось драться. Наоборот. Почему ты с самого начала мне не рассказал? Объяснил бы, что происходит, всего в нескольких словах, и я тут же сбежала бы с Окинавы и вернулась сюда!

— Э-это, ну… потому что это твоя единственная школьная поездка за всю жизнь…

— Все равно там было не очень-то здорово! Или ты не поймешь, пока я заодно не объясню, почему?!

Произнеся это с таким напором, что, будь она сейчас в своем дуэльном аватаре, одним только этим напором наверняка разрубила бы стол напополам, Черноснежка затем надулась. Но, к счастью, тут же шумно выдохнула и продолжила уже на тон ниже:

— …Ладно, что было, то было. Сейчас расскажи мне все. С начала до конца, не вздумай упустить ни байта информации!

И Харуюки, жуя громадное андаги, начал пересказывать все, что произошло. Долгую, долгую историю, начавшуюся с первого появления Сейдзи Номи, идущую через первую дуэль с Даск Тейкером, через тренировку в «Безграничном нейтральном поле» — и завершившуюся вчерашней битвой.

Выслушав рассказ, занявший у Харуюки без малого час, Черноснежка опустила длинные ресницы и тихо вздохнула.

Слова, вышедшие из ее рта несколько секунд спустя, были —

— …Харуюки-кун. Когда ты вызвал это «Усиленное вооружение»… «Ураганный двигун», у меня чуть сердце не остановилось.

Поднесший к губам стакан с улуном Харуюки резко поднял голову. Однако произнести ничего не смог.

Отшельница ускоренного мира, давшая Харуюки «Ураганный двигун», Скай Рейкер. В прошлом — один из лидеров старого «Нега Небьюлас» и подруга Черноснежки.

Стремясь к небу, Скай Рейкер по глупости упросила Черноснежку отрубить ей ноги. Черноснежка выполнила ее просьбу — а потом бросила себя в отчаянную и кровавую войну с остальными королями.

Но сейчас лишь ласковая и немного печальная улыбка была на лице Черноснежки.

— Поверить не могу… что тебя познакомила с системой инкарнации именно она…

— …Прости. Я поступил эгоистично, не спросив разрешения у семпая… — сразу заизвинялся Харуюки. Черноснежка мягко покачала головой.

— Нет. Она для этого подходит гораздо лучше, чем я. Думаю, она верит в эту систему больше, чем все остальные высокоуровневые Бёрст-линкеры, кто освоил инкарнацию. И потом… я, в отличие от нее, не смогла бы стать настоящим демоном, когда обучала бы тебя.

Она улыбнулась, и Харуюки энергично кивнул.

— Она… это правда был ужас. Знаешь, она скинула меня с вершины старой Токийской телебашни.

— Ха-ха-ха, это на нее похоже.

Ностальгически посмеявшись, Черноснежка затем вдруг замолчала.

Ее взгляд уткнулся в какую-то точку на столе. Потом наконец ее стул скрипнул, и она поднялась. Подошла к большому окну в южной стене дома и стала молча смотреть в ночное небо.

Какое-то время Харуюки глядел на ее спину, по которой струились черные волосы, затем собрался с духом и встал. Подошел к Черноснежке и, стоя рядом с ней, тоже посмотрел наружу.

— …Сила инкарнации слишком велика, — произнесла она после еще нескольких секунд молчания. — И поэтому всех, кто к ней прикасается, она затягивает. Они тянутся в самую глубокую глубину этой силы, ныряют туда, будто она принадлежит им. Но… я подумала. Если это программный баг, администратор игры не оставил бы его без присмотра, он бы разобрался с ним. Значит, это сила — не что-то хаотичное, возникшее случайно… Может, это какая-то ловушка, подготовленная создателем «Брэйн Бёрста» с самого начала?

— Ло, ловушка?..

— Да. Чтобы завлечь нас, Бёрст-линкеров, и утянуть наши души куда-нибудь в другое измерение…

Смысл этих слов остался для Харуюки полной загадкой. Тем не менее он насупил брови, пытаясь хоть как-то понять; тогда Черноснежка кинула взгляд на Харуюки и ласково положила левую руку ему на щеку.

— Не беспокойся об этом. Ты должен просто идти прямо вперед, как сейчас идешь. Да… ты… именно ты, возможно, сумеешь преодолеть ту черноту, добраться до истинного света души…

Мягко улыбаясь, Черноснежка развернулась всем телом к Харуюки и положила ему на лицо и вторую руку.

Потом ее выражение лица и тон изменились, и —

— Так. Это все в сторону; теперь я расскажу тебе про оставшийся один процент моих чувств.

Харуюки разом задеревенел. Этот процент — он на стороне «задать хорошую трепку»?! Какой-нибудь бросок из дзюдо?! Нет, болевой прием?!

Харуюки безнадежно попытался вывернуться, но Черноснежка обвила руками его шею и со всей силы притянула его к своей груди.

От давления, идущего со всех сторон, и от ощущения прямого контакта с тем, что было у него перед носом, сознание Харуюки мгновенно раскрутилось до сверхвысоких оборотов, и думательные шестеренки в его голове заскрипели.

Голос Черноснежки коснулся его левого уха, которое, наверно, сейчас было совершенно багровым; ее губы были так близко от уха, что ощущались.

— …Я вот это хотела сделать. С того самого времени, когда я узнала из е-мэйла Тиюри-кун, что ты лишился крыльев… но все равно храбро противостоял врагу, я всегда, всегда хотела сделать это.

Сжимая Харуюки в еще более крепких объятиях, настолько крепких, что у него даже мелькнула мысль: «Насколько же глубоко я погружусь в это стройное тело?» — Черноснежка дрожащим шепотом продолжила:

— Ты действительно сделал все, что мог. Хотя тебе было так больно… А меня в такое время не было рядом с тобой, я ничего не смогла для тебя сделать. Я… никчемный Родитель…

Горячая капля упала на его левую щеку.

Харуюки распахнул глаза. Красивые волосы, покачивающиеся в его поле зрения, слились со светом, идущим из комнаты, и затуманились.

Его руки поднялись сами собой, легли на тонкую талию Черноснежки, и он таким же дрожащим голосом выдавил:

— Прости… прости, что заставил тебя волноваться.

В следующий миг —

— Я волновалась. Я так волновалась. От одной мысли — если тебя не будет, что я буду делать… мне было страшно. Мне было так страшно!

На середине фразы ее голос перешел в крик, плечи задрожали.

У Харуюки в горле стоял ком, он ничего не мог выговорить. И поэтому он отчаянно молился всем сердцем: «Я здесь. Я всегда буду рядом с тобой. Я ни за что не исчезну».

Несколько десятков секунд Черноснежка тоненько всхлипывала, потом наконец сделала глубокий вдох и чуть ослабила объятие.

— …Я должна тебя наградить.

От этих неожиданных слов Харуюки удивленно заморгал.

— Э, награ-?..

— Ты же прекрасно защищался в территориальных сражениях, верно? Я обещала: если ты защитишь Сугинами, я дам тебе любую награду, какую ты попросишь, абсолютно любую.

После того как Черноснежка прошептала в его ухо такое, сознание Харуюки вновь едва не отключилось.

…Однако.

Глупые идеи Прямого соединения через 30-сантиметровый кабель или фото Черноснежки в купальнике мгновенно вылетели у него из головы.

Оставаться так, как вот сейчас.

Чтобы эта девушка была в этом мире рядом с ним. Кроме этого, что еще можно пожелать?

…Я стану намного, намного сильнее, и когда-нибудь я стану рыцарем, который сможет защитить тебя от всех врагов. До тех пор, пожалуйста, будь рядом со мной, присматривай за мной и наставляй меня.

Как только Харуюки этого пожелал, его губы произнесли почти что сами собой:

— …Тогда, пожалуйста, оставайся со мной.

В груди у него кипели эмоции, и Харуюки хрипло произнес:

— Пожалуйста, всегда, всегда будь рядом со мной. Это… единственное, чего я хочу.

Даже когда ты закончишь школу. Как семпай. Как командир легиона. И как Родитель.

Эти слова Харуюки добавил мысленно — и хотел было произнести вслух, но.

Черноснежка, продолжавшая держать, но не сжимать голову Харуюки, вдруг резко застыла.

Внезапно разомкнув объятие, она засеменила прочь спиной вперед, через пару метров врезалась в диван и упала на него. Несмотря на то, что все ее лицо было в слезах, она расширила глаза, будто начисто забыв про это; ее рот то раскрывался, то закрывался.

Потом она резко залилась краской снизу вверх, от шеи до лба. Откуда-то изнутри нее вырвался пронзительный голос:

— Ч-ч-ч-что… ч-ч-ч-что ты сказал!!!

— Ээ? Эммм, э?.. Я, я просто, ммм, да ничего такого.

Не въезжая в ситуацию, Харуюки тоже захлопал губами. Прошли полновесные десять секунд, и наконец лицо Черноснежки начало сверху вниз возвращать себе привычную белизну. Испустив невероятно долгий вздох, она замотала головой.

— …Понятно, — вдруг пробормотала она.

Потом встала, подошла к Харуюки и положила правую руку ему на голову.

— Обещаю. Я буду рядом с тобой. Всегда. Вечно.

Так Черноснежка сказала, встрепав ему волосы и улыбнувшись самой первосортной из своих улыбок.

1. ↑Ханэда — токийский аэропорт (один из двух).