Школьный двор освещали разноцветные фонари, выставленные для ночного состязания.

На километр во всех направлениях растянулась песчаная площадь, а освещение навевало определённое настроение.

Между фонарями установили простые зелёные сиденья для зрителей, и школьный двор разделили на восемь секторов.

Вокруг расположились прилавки с едой и ворота для входа и выхода.

На входных вратах значилось: «60-й Атлетический Фестиваль Академии Такаакита» и на первом школьном корпусе, граничащем с этим двором, свисали стяги со словами «7 дней до начала фестиваля» и «14 дней до вечеринки в честь закрытия».

Повсюду, где можно было увидеть эти флаги, сновали люди.

Большинство из них, одетые в спортивные костюмы и повязки организаторов спортивного фестиваля, занимались перерисовыванием полос на дворе, закреплением зрительских сидений или расположением на прилавках товарных знаков местных спонсоров.

Черта стометровки и круг четыреста метров требовали особенно длинных полос, поэтому ученики тщательно перерисовывали или докрашивали их.

Рядом с первым школьным корпусом перерисовкой линий занималось два ученика. Один, чертивший четвёртую беговую дорожку, имел длинные волосы с лентой, и другой, занятый пятой, носил классический костюм, а его волосы были зачёсаны назад. Оба шагали, катив за собой тележки, рисующие линию.

Длинноволосый обратился к парню в костюме, идущему рядом.

— Саяма-кун, школьный совет занимается множеством вещей, правда? Я никогда не думала, что мы будем помогать с подготовкой спортивного фестиваля.

— Синдзё-кун, ты впервые участвуешь в подобном мероприятии? — спросил Саяма с Баку на голове.

Синдзё с улыбкой кивнула.

— Даже когда в UCAT случались какие-то особые развлечения, они всегда длились не больше дня. А ещё, все быстро собирались вместе и решали соревнование рукопашным боем. Это официальные правила футбола и бейсбола?

— О каком это футболе и бейсболе ты говоришь?

— В футболе нельзя использовать руки, но в бейсболе можно использовать биту.

— И на что ты будешь их использовать?

— На тела твоих противников. …В футболе можно бить в голову только лбом, да?

— Ха-ха-ха. Сразу перешла к физическому юмору? Ты на удивление экстремальна, Синдзё-кун. Надо будет показать тебе кое-какие спортивные соревнования по телевизору. Один включает в себя пинание мяча ногами, а второй — удары по мячу палкой.

— Спасибо. Между тем, я и не знала, что полосы на спортивном поле рисуются известью. Часть белого порошка недавно попала мне в нос, и от этого появилось забавное ощущение.

Саяма кивнул, подумывая использовать это предложение в одной из своих отредактированных записей.

Они прошли дальше, и их полосы изогнулись вдоль внешнего края школьного двора. Парочка могла заметить зрительские места, прилавки и вывески спонсоров местного магазина.

— Произведения искусства от прошлых выпускников вон там, — оборачиваясь, отметила Синдзё. — Я вот думала. Почему здесь собрано скопление памятников?

— О, около двадцати лет назад, выпускники вылепили из песка супер реалистичные бюсты самих себя. Они выстроили их в ряд, и для защиты от зноя оградили чёрным бордюром из карбона, но ко всеобщему удивлению, местные жители и буддийское общество начало оставлять подношения в виде цветов и воды. Очаровательно, не правда ли?

— Мне кажется, это скорее зловеще, чем очаровательно.

— Ничего зловещего. Опасаясь подобного исхода, ассоциация выпускников недавно стала вносить изменения. Ночью, у некоторых случайных слепков возникает улыбка и их глаза сияют.

— Довольно жутковато.

Синдзё вздохнула и глянула на Саяму.

— Я знаю, что поздновато спрашивать, но почему ты в пиджаке и брюках, Саяма-кун?

— Это мой атлетический костюм, так что не о чем беспокоиться… Что за взгляд, Синдзё-кун?

— Я просто гадала, что же делать, когда кто-то ошибочен в самой своей сути.

— Раз уж ты вспомнила, почему ты сама ещё в спортивном костюме? Учитывая время…

— У меня сейчас тело Садаме, но… Всё нормально. Я переоделась, и привыкаю к прогулкам снаружи. Я иногда выхожу, не маскируя грудь, отчего задаюсь вопросом, не слишком ли я беспечна.

— Это означает, что ты можешь расслабиться, Синдзё-кун. Но даже если тебе нужно чем-нибудь прикрыть грудь, просто скажи. Чтобы помочь тебя успокоить, я воспользуюсь своими руками.

— Да-да.

Кивая, она отвела взгляд, но оставила правую руку у груди.

Синдзё снова начала идти, и Саяма молча за ней последовал.

Через некоторое время, она произнесла с опущенной головой:

— Эм, Саяма-кун? Подготовка к спортивному фестивалю это весело и всё такое, но…

— Речь о Пути Левиафана?

— Э? Ох… Это тоже. Но есть ещё девушка с Армии, с которой я встретилась. …Н-ну, обе эти вещи на самом деле гораздо важнее, и, может, я и не в тему, но…

Она замедлила темп и опустила голову так, что волосы скрыли лицо.

— В последнее время ты не проверял моё тело.

— Ясно. То есть, следуя логике, ты просишь сделать это здесь и сейчас.

— И где же здесь логика?!

— Успокойся, успокойся, — сказал он после того, как она заорала и повернула к нему раскрасневшееся лицо.

Из-за подготовки по утрам да вечерам с приходом организаторов фестиваля или Изумо с остальными, у них действительно не оставалось много свободного времени.

…Если добавить сюда время, необходимое на написание её романа, нам остаётся только сразу же отправляться спать.

Синдзё, похоже, преодолела стадию заготовки сюжета, потому что планировала место действия за компьютером в библиотеке, либо отмечая «хорошо», либо отбрасывая данные. Это тоже имело значение, но…

— В последнее время нам действительно не хватало времени только для двоих.

— Да уж… но извини. Я говорю о себе, когда Путь Левиафана гораздо важнее.

— Судя по всему, старик готовит предварительные переговоры с 4-м и 5-м. Сегодня как раз должен прибыть в качестве инспектора американского UCAT Ричард Сандерсон из Восьми Великих Королей Драконов. Я полагаю, для более гладких переговоров с 5-м. …Но пока, что ты хочешь обсудить касаемо твоего тела?

Синдзё остановилась и встала спиной к монументальному произведению искусства.

— Ни то ни другое тело не работает. Недавно я снова испытывала боль в животе. У меня и вправду есть какой-то прогресс?

— Ясно, — снова сказал Саяма.

Он остановил тележку рядом с собой и сложил руки на груди, тогда как Баку скопировал его на голове. Но, не дав парню ничего сказать, Синдзё заговорила снова:

— М-мешает мужская сторона?

— Ты имеешь в виду, тело Сецу-куна? Мне бы хотелось узнать, почему ты так думаешь.

— Потому что… — она тоже отпустила тележку и слегка обняла тело. — Ну… я не могу кое-чего понять. Эм? Саяма-кун, ты мне расскажешь?

— Я отвечу на любой твой вопрос, Синдзё-кун. Внутри меня заключена вся правда и знание.

— О? Тогда, что на самом деле стоит за убийством Кеннеди?

— Бывают времена, когда мужчина больше не в состоянии сдерживаться.

— Дело не в этом, да ты и сам знаешь!!

Этот возглас донёсся не от Синдзё, но откуда-то издалека, поэтому Саяма поднял взгляд.

Он посмотрел на Синдзё, но та удивлённо затрясла головой. Она говорила, что ни при чём.

Саяма выждал пару секунд, но не услышал ничего кроме отдалённого стука учеников, сооружающих прилавки, и далёких криков тренировок спортивных команд.

— Этот крик что, специальная функция, добавленная к автопортретам учеников? Ну, не имеет значения. Синдзё-кун, о чём ты желаешь у меня спросить?

— Ох, точно. Ну, мужчина и женщина могут сделать ребёнка, да? О, и я знаю как, так что не надо объяснять.

— Хм. Последнее определённо разочаровывает.

— Да-да. Очень разочаровывает. Теперь, мой вопрос.

Она сделала глубокий вдох, на пару секунд замолчала, и, краснея, ясно произнесла.

— К-как делают ребенка два парня?

Едва лишь вопрос сорвался с её губ, позади неё раздались два звука падения.

Саяма присмотрелся и обнаружил двух человек, рухнувших на школьном дворе за автопортретами.

— Почему вы тут разлеглись, Казами, Изумо?

●

Услышав своё имя, Казами пришла в себя.

Она увидела ночной двор, повёрнутый на бок, и двух человек, стоящих на нём.

Девушка задумалась, кто они такие, и в результате нашла ответ: Саяма и Синдзё.

Затем озадачилась, почему лежит на земле.

— Увлекательный вопрос Синдзё-кун вызвал у вас анемию?

Этот вопрос привёл Казами в чувства.

Она лихорадочно поднялась и подошла к Саяме, даже не стряхнув песок со спортивного костюма.

— Н-на минутку, Саяма!

Шагая, она пнула голову Изумо, чтобы его разбудить, но отреагировала на это Синдзё. Её плечи испуганно вздрогнули.

— Ох… Казами-сан, ты всё слышала?

— Да, мы заменяли запись голоса автопортретов с мстительного духа на бодрящее улюлюканье. …Но что вдруг на тебя нашло, Синдзё?

— Ну, — начала Синдзё.

Она опустила голову и поднесла руку к груди, но…

— …

Она засомневалась. У Казами имелась весьма неплохая догадка, о чём это всё, но она решила сказать что-то другое.

— Если ты думаешь, что высказавшись, сможешь во всём разобраться, то не молчи.

— Верно, — тихонько сказала Синдзё перед тем, как наконец-то сделать несколько вздохов. — Эм… У меня по-прежнему нет месячных и сторона мальчика всё ещё не может дойти до самого конца, как Саяма-кун. Но… девушка может выносить ребенка, да?

— Да, даже я это смогу.

— Чисато! Ты наконец-то дозрела до… гах!

Она заткнула голос на земле, оттолкнув его владельца пяткой за тележку, а затем положила руку на плечо Синдзё.

После чего Казами осознала, что в её ладони отдаётся дрожь девушки.

По-прежнему содрогаясь, Синдзё опустила ресницы и глянула туда-сюда между Казами и Саямой. Когда она открыла дрожащие уста, её влажные глаза немного затряслись и прищурились.

— Но… Даже если я смогу носить ребенка как девушка, что случится днём, когда я парень?

— …

— Если я обернусь днём мальчиком, ребёнок исчезнет. Выходит, если… ну… два парня не могут вместе сделать ребёнка, я… эм…

Казами увидела, как на следующих словах голова Синдзё опустилась ещё ниже.

— Я узнавала об этом. Но не смогла найти ничего, где бы говорилось, возможно ли это, или нет… Если ничто не говорит, что это невозможно, значит, может и возможно, правда? Поэтому сегодня я набралась смелости и спросила у одноклассницы, но она сказала, что лучше мне спросить у Саямы-куна. Поэтому… ну…

— Синдзё.

Когда Казами назвала её имя, она замолчала.

Прежде чем дамба, сдерживающая её эмоции, сможет прорваться, Казами поманила Саяму к себе.

— Слушай, Синдзё, — начала она. — Тебе не нравится твоё нынешнее тело?

После паузы, Синдзё покачала головой и сделала тяжёлый вдох.

— Я перестала его отвергать.

Казами внутренне вздохнула с облегчением.

Это означало, что в волнении Синдзё нет ничего страшного. В отличие от предыдущего, она не испытывала проблем с тем, как устроена.

…Она хочет, чтобы Садаме и Сецу оба стали полноценными взрослыми, но боится, что это вызовет трудности.

Этот страх натолкнул её на обсуждение того, что опрокидывает устройство мира, как зачатие детей между двумя парнями.

Казами находила это забавным, но сама Синдзё была совершенно серьёзна.

— Понятно, — сказала она, не понимая, что именно это значило. Затем похлопала Саяму по плечу. — Слушай. Ответь как положено, а затем хорошенько обсудите своё будущее.

— Я понимаю.

Он как обычно сохранял невозмутимость, и Казами достаточно успокоилась, чтобы отступить на шаг.

Он приблизился к Синдзё и схватил её за плечи.

Она вздёрнулась и наконец-то подняла глаза. Со слезами, девушка глянула прямо перед собой, но Саяма был непоколебим.

— Синдзё-кун, прошу, выслушай. Похоже, ты переживаешь, что Сецу-кун и я не сможем вместе иметь ребёнка, но…

— Д-да?

Саяма выдал свой ответ.

— Я смогу это воплотить.

В следующий миг Казами ощутила, как её зрение снова окутывает тьма.

— …

Её сковало противоречивое чувство потери всех органов чувств, и с приподнятым ощущением пробуждения ото сна её разум восстановился.

Сначала её сознание заполнило замешательство.

…А? Что я тут делаю?

Это было диковинное чувство.

Казами вспомнила, как услышала нечто странное, но не могла толком припомнить что.

Её зрение тоже не в порядке. Ранее она стояла на ночном школьном дворе, так почему же сейчас прислонилась к стене?

Гадая, что это за стена, Казами до неё дотронулась. Она ощущалась странно.

...Это же?..

То, что ей представлялось стеной, оказалось школьным двором, а значит, в какой-то момент Казами упала на землю.

Она неожиданно осознала, как её что-то трясёт и зовёт.

— Эй! Чисато! Чисато! Ты в порядке?!

…Это безнадёжно.

Вслушиваясь в голос Изумо, она осознала, что её тело и разум не вяжутся между собой.

Проще говоря, Казами получила серьёзный психический урон.

Но затем…

— Чисато, проснись! Ладно. Раз уж такое дело, я воспользуюсь шансом пощупать твою грудь в общест…

Боевые инстинкты, не связанные с разумом, запустили её кулак в полёт.

Он попал, и отдача пронеслась через кулак в запястье, руку, плечо, и затем в мозг. Попадания одного, двух, трёх и затем четырёх ударов соединили её разум с телом, и с пятым вернулись чувства.

— Ох, я проснулась. …А? Каку? Почему ты весь в крови?

Она приподнялась и глянула на Изумо, который распластался перед ней, но дышал.

Сделав вывод, что он уснул, Казами встала.

Шок немного спутал её воспоминания. Она не помнила, от чего упала, но сомневалась, что это что-нибудь важное.

Казами слегка похлопала себя по одурманенной голове и повернулась к Саяме и Синдзё.

Синдзё плакала, а Саяма её обнимал.

— …

Осознав, что Синдзё поняла, что Саяма лгал, Казами молча опустила плечи. Или что он действительно намеревался это сделать, но в этот раз не имел оснований для уверенности.

…Но она получает от него подобную поддержку.

Казами слабо улыбнулась, но затем с карманов всех троих на школьном дворе раздались электронные сигналы.

Они исходили от их мобильных телефонов, и лишь по одной причине все трое получили их одновременно.

— UCAT? — спросила Казами.

Саяма отреагировал первым. Сначала он осмотрел остальных.

— Это я.

И парень ответил на свой чёрный телефон.

Через некоторое время, он выдал невозмутимое замечание:

— К северу от Акигавы возникло странное Концептуальное Пространство?

●

Акигаву разделяло несколько дорог, проходящих через его центр с востока на запад.

Одной из них была главная трасса, пролегающая сквозь Академию Такаакита, и к югу от неё находилась железнодорожная линия Ицукайти.

Пересечение колей и продвижение на юг приводило к пологому склону, который спускался к реке Аки.

В жилом районе на полпути наклонной области располагалось здание. Это был бежевый жилой бетонный дом с бамбуковым лесом позади, весьма старый на вид и невероятно грязный.

Он граничил с дорогой к северу, и вместо парковки имел небольшую мощёную площадку.

К восточному краю сухого гравия прибыли свет и шум. Они принадлежали фарам и двигателю мотоцикла.

Можно было услышать, как три шины зарылись в гравий: переднего и заднего колеса мотоцикла, и одного с коляски.

Фара осветила вход в квартиру с табличкой «Харакава». Под ней бок о бок стояли имена «Юи» и «Дан».

Двигатель мотоцикла утих и человек, ехавший на нём, спешился. Это был парень в чёрной кожаной куртке, футболке и чёрных джинсах.

Он не носил шлем, и его растрёпанные волосы удерживала только бандана. Он провёл по ним тёмными пальцами и подобрал с коляски свою сумку.

— Я дома.

После чего провернул ключ в зелёной стальной двери и с толчком её открыл.

Пространство внутри было темнее ночи снаружи, но парень, Дан Харакава, всё равно вошёл.

Он щёлкнул включателем рядом с дверью, и квартиру залил свет.

Справа от него тянулась кухня и прямо располагалась жилая комната. Из меблировки внутри были только телевизор, стерео в углу комнаты и стол.

Харакава закрыл за собой дверь.

— ?

Заметив, что из почтового слота двери торчит листок бумаги, парень его вытащил.

— О, это от Ооки-сенсей. Она говорит мне снова прийти на уроки, не так ли? Она заявилась прямо сюда? Вот морока. И её почерк тяжело разобрать.

Несмотря на слова, на его губах стояла небольшая улыбка. Однако он мягко её подавил.

— Полагаю, я тоже морока.

Он отбросил сумку в сторону кухни.

Прислушавшись, как звуки книг и металлических деталей внутри ударились об пол, парень услышал ещё один звук.

Он донёсся от двери у него за спиной и прозвучал так, будто в неё что-то ударило, поэтому Харакава удивлённо наклонил голову.

…Кошка? Снова выпрашивает еду?

С привычным движением он медленно открыл дверь, используя её как щит.

И обнаружил, что же именно в неё стукнулось.

Вместо кошки там оказалась девушка.

Она развалилась и свернулась на пространстве у двери.

Её короткие золотые волосы растеклись по влажному цементу и впитали в себя немного земляного цвета.

— Она с базы?

Дан подумал об Авиабазе Ёкота американских вооруженных сил, где он подрабатывал. Но хотя база и находилась в соседнем городе Фусса, это всё равно было в пяти километрах отсюда. Не так уж и много людей имеющих отношение к базе жило в Акигаве, и он никогда не видел рядом с Фуссой девушку с такими заметными белокурыми волосами.

…Я никогда не видел её и на работе.

— Эй, — позвал Харакава, приседая, но она не отреагировала.

Даже во тьме ночи, он мог заметить, что её стройное лицо выглядело болезненно, и она весьма вспотела. Харакава предположил, что это от обезвоживания.

Едва лишь парень начал возвращаться в квартиру, чтоб принести воды, как увидел небольшое движение от её руки.

Её тонкое правое запястье потянулось к нему в неподвижной ночи, и он услышал голос. Сперва она произнесла на английском, и он не смог толком уловить, но затем…

— Помогите…

Харакава ответил на её японские слова действием. Он потянулся и взял её за руку. Он сжал её, чтобы сказать о своём присутствии.

— Не волнуйся.

Девушка повернулась к его словам.

Она медленно наклонила голову и удивлённо распахнула голубые глаза. Нечто внутри, что могло быть потом или слезами, заставило их голубизну затуманиться.

Она вздохнула и слабо кивнула Харакаве.

Но на большее её не хватило. Словно она наконец-то сумела расслабиться, сила покинула её тело, глаза закатились, и голова опустилась вниз.

Она потеряла сознание.

— Эй, — позвал Харакава, но девушка не ответила.

Она всего лишь протяжно, ритмично дышала с обессиленным телом. Она как будто спала.

Он отпустил её руку, увидел, что сила к ней так и не вернулась, медленно сел на пол у входа и вздохнул.

— Вот морока. Что значит «помогите»? Могла хотя бы назваться.

Он глянул на девушку и подпер подбородок рукой.

— Лучше бы это была кошка.

●

Далеко над ночным океаном и облаками, в вышине, которую и небом не назовешь, летел некий объект.

Это самолёт.

Мягко обтекаемый белый пассажирский лайнер направлялся в Японию.

Полёт начался с западного побережья Соединенных Штатов и пересекал Тихий Океан, чтобы достичь Японии. Пока он двигался сквозь ночь, через боковые иллюминаторы проглядывался свет и интерьер.

Места в эконом-классе распределялись по три в трёх рядах, и самолёт готовился к позднему ужину.

Большинство пассажиров были японцами на пути назад с турпоездок, но у правого крыла сидело два иностранца. Один был пожилым мужчиной в кресле рядом с окном, а второй — молодым человеком, спящим в центральном сиденье.

Молодой мужчина в костюме спал, накинув одеяло на плечи, но проснулся от звука стюардессы, разносящей еду. Когда женщина передала поднос пожилому мужчине дальше, он кивнул.

— Долго ещё? — спросил он на чистом японском.

Женщина ответила «около трёх часов» по-английски.

В то же время, самолёт немного покачнулся. Однако его качнуло вертикально, а не горизонтально.

Тело мужчины немного подбросило, после чего лайнер качнуло налево.

— Похоже, мы попали в небольшую турбулентность. Я прошу прощения.

Стюардесса говорила спокойно, но на этот раз обратилась по-японски. К тому времени, как она закончила, самолёт поднялся над воздушным потоком, и осталась только стандартная вибрация.

Окружающие люди немного зашумели. Частично виной тому прибытие ужина, но ещё, похоже, во время турбулентности чья-то еда выпала из подноса. У молодого человека тоже выпал хлеб.

Стюардесса извинилась, но также обратилась по-английски к пожилому мужчине:

— Sir, is yours okay?

— It’s fine, it’s fine. Nothing to worry about.

Молодой человек услышал, как пожилой мужчина ответил по-английски. Получив другой поднос и поместив его на стол, открывшийся перед ним, молодой повернулся к пожилому.

Тот носил костюм, имел высокое, худое телосложение и тонкие волосы. В данный момент он ел, выглядывая в окно.

Во время турбулентности еда на его подносе совсем не сдвинулась.

Как только молодой человек собирался с ним заговорить, пожилой схватил хлеб и произнёс:

— Роджер, Роджер. Этот хлеб реально дрянной. Почему он такой сырой?

Молодой человек, Роджер, пожал плечами на английские слова, даже не глядя на собеседника.

— Насколько я знаю, это японский хлеб, полковник Одо. Согласно моим исследованиям, еда в этом полёте предоставлена ИАИ, и я подозреваю, что это их новый хлеб, предназначенный для японцев. Он зовётся «Хлебушек: Отведай Моей Мягкой Кожицы».

— Какая нелепая, нелепая культура подражания другим у этой Японии! Что ты думаешь о вкусе?

— Ну, хрустящий снаружи и вязкий внутри, но мне кажется, чтобы называться «мягкой кожей» мягкая часть должна быть снаружи.

— Роджер, Роджер. Откуда ты это знаешь, если даже его не пробовал?

— Глупый вопрос. Я могу сделать все эти выводы на основе доступной мне информации.

— Тогда… тогда, что скажешь об этом, Роджер? Выведи, когда я умру.

— У меня имеется о Вас недостаточно информации полковник Одо. Заблуждение с неудовлетворительным базисом только понизит Ваше доверие ко мне, следовательно, я могу сделать вывод, что мне лучше за такое не браться.

С быстрым смешком, пожилой мужчина, названный Одо, отвёл взгляд от окна. Он разрезал хлеб ножом в руке и снова заговорил.

— Роджер, Роджер. Скажи мне, какую информацию ты собрал во сне. Расскажи мне о нашей миссии.

— Очень хорошо. Генерал-майор Ричард Сандерсон, американский инспектор Пути Левиафана, посланный перед нами американским UCAT, и мисс Хио Сандерсон, его правнучка, пропали без вести. Нам следовало с ними встретиться в качестве помощников инспектора, но теперь наша миссия заключается в их поисках.

Роджер убрал с подноса чашку с желе и вытащил из кармана футляр, словно для печати.

Он открыл его и высыпал содержимое на выемку, где раньше находилась чашка.

Там содержался бело-голубой песок.

Японская девочка в кресле через проход глядя на него наклонила голову. Она выглядела младше школьного возраста, и, поместив руку над песком, Роджер улыбнулся.

Затем произошло нечто странное.

Песок зашевелился.

●

Песок распространился по выемке, словно расползаясь.

Затем создал внутри себя узор. Он двигался, будто внутри находились жуки, но тщательно образовал несколько геометрических фигур.

В следующем сиденье Одо отхлебнул кофе со своего стаканчика.

— Роджер, Роджер. Что ты видишь? Выходит, это и есть знаменитый сонный песок Роджера Салли, созданный смешиванием порошка философского камня и песка. Он использует концепт, согласно которому если все вещи непременно станут мусором, песок может собирать со всего информацию, верно? Можно назвать его дезодорантом для информации. …Хороший напарник для того, кто использует имя Одо.

Роджер не ответил на комментарии Одо и глянул на движение песка. Тот нарисовал изображение информации, собранное порошком философского камня. Изображение создавалось, используя ослабленную версию фундаментального концепта письма 1-го Гира, и его значение передавалось через своеобразное внушение.

Наблюдая за движением песка, глаза девочки через проход засияли.

— Гляди, он играет с песком! Песок шевелится!

Девочка позвала маму, сидящую рядом, но та не заметила песка и только в извинении поклонилась Роджеру и обругала ребенка.

Роджер на это горько улыбнулся, но затем, когда песок остановился, кивнул.

— Полковник Одо, моя дедукция подтвердилась. Судя по всему, японский UCAT сообщил нашему высшему командованию о факте смерти мистера Ричарда Сандерсона. Вместо сбора поисковой группы, нам следует остаться на Авиабазе Ёкота в качестве временных инспекторов и действовать в соответствии с договоренностью, составленной на случай смерти мистера Сандерсона. Кроме того…

Роджер глянул на своего начальника, но Одо ничего не сказал и засунул полную ложку застывшего желе в рот. Роджер решил просто доложить информацию.

— Хио Сандерсон по-прежнему числится пропавшей.

Услышав это, Одо слегка хлопнул в ладоши.

— Значит… значит страхи Сандерсона на свою отправку в Японию в качестве инспектора Пути Левиафана подтвердились. …Это серьёзно изменит движение в мире. Ты взял документ?

— Тэстамент, — Роджер вытащил из кармана пиджака конверт. — У меня имеется контракт, который мистер Сандерсон передал нам, не поставив в известность японский UCAT. Этот документ предоставляет легальное право изменить всё касаемо Пути Левиафана. Японский UCAT, вероятно, видел прибытие мистера Сандерсона как способ избежать наших ограничений, но, увидев это, они поймут, насколько важной личностью он был.

— Роджер, Роджер. Не забудь непременно сунуть им это в лицо. …Ну а теперь, ближе к теме. Какая информация у нас есть о пропавшей Хио Сандерсон? Мне, помнится, говорили, что её отец, дед и прадед все были солдатами.

— Тэстамент. И ей не известно о существовании UCAT. Тем не менее, могила её отца в Японии. Её отец и мать были доставлены в Японию американским UCAT, но их перевели в японский UCAT. Её отец умер в Японии в 95-м, а мать умерла в Америке в 97-м. С тех пор это её первое посещение Японии.

— Ясно, ясно. Выходит, она родилась на базе в Японии. Продолжай.

— Тэстамент. Во-первых, её бабушка и дедушка уже скончались.

И…

— Её бабушку по отцовской линии, Джессику Сандерсон, удочерил Ричард Сандерсон. Настоящим отцом Джессики был Джеймс Дэвис, лётчик-испытатель механических драконов подразделения воздушных сил американского UCAT во время Второй Мировой Войны. Джессика — одна из двух его детей. Ричард Сандерсон взял её к себе и затем присоединился к японскому UCAT в качестве представителя американского UCAT.

— А что случилось со вторым ребёнком Джеймса Дэвиса?

— Мне известно лишь то, что это был мальчик и его приютил дальний родственник, но я не сумел его вычислить. Но в то же время, похоже, мистер Ричард Сандерсон давно его разыскивает.

— Какая нелепость, какая нелепость. Но если ты сможешь его выследить, мы получим родственника, к которому можно послать Хио Сандерсон. …Сейчас она единственный оставшийся в живых член семьи Сандерсонов. Америка приветствует всех нуждающихся, но как насчёт Японии?

— Сложно сказать, полковник Одо. Но… — Роджер поглубже умостился в кресле. — Отца Хио Сандерсон звали Джеймс. … Джессика, приёмная дочь Ричарда Сандерсона, назвала своего незаконнорождённого сына в честь её настоящего отца. Отношения между приёмным отцом и дочерью не заладились?

Одо ответил, отрезав ещё один кусок хлеба.

— Роджер, Роджер. Не вмешивай чувства в вопросы, на которые не можешь ответить. У людей есть свои принципы, по которым они дают имена, так что откуда нам знать. Возьми, например, Хио Сандерсон. С какого языка это «Хио»? Выглядит так, словно её назвали чисто по звучанию. Видишь? Совсем никак не узнать, — он вздохнул. — Но мы точно знаем, что должны начать новую миссию, возложенную на нас в связи со смертью Ричарда Сандерсона, и что должны найти Хио Сандерсон. И Роджер, что ты будешь делать с песком?

— Тэстамент. Часть его эффективности остаётся, так что я могу сохранить его и использовать снова.

— Мелочный, мелочный ты человек. Американец должен обладать сердцем, полным толерантности и амбиций. …Что это за джем?! Он слишком сладкий!! Позови тех, кто за него в ответе!!

— Полковник, вспомните о толерантном сердце!

— Роджер, Роджер. Быть может, я и обладаю толерантным сердцем в Америке, но имею лишь стандартный запас доброжелательности. Между тем я слышал, что ты некоторое время провел в Японии. Ты не стал из-за этого мелочным, как те японцы, правда? Разумеется, ты не думаешь о своём времяпровождении здесь с любовью, правда?

— Р-разумеется нет. Я ган-хо к Америке.

— Ган-хо? Что это за язык?

Роджер на миг задумался, но быстро напустил спокойствие, проведя рукой по волосам.

— Насколько я знаю, оно происходит из Китая.

— Ясно, ясно. Значит, я ошибся, когда подумал, что в нём угадывается японское звучание.

— Тэстамент. Я уверен, что вы ошиблись.

— Хорошо. Хорошо, Роджер. Но это был лишь отрицательный тест, чтобы увидеть, не слишком ли на тебя повлияла Япония. Следом пойдёт положительный тест, чтобы увидеть твои чувства к Америке.

— Положительный тест? Ч-что это?

Требование оказалось простым. Одо скрестил руки на груди и глянул на Роджера.

— Национальный гимн. Спой национальный гимн Соединенных Штатов Америки.

Роджер на минутку задумался.

— Н-национальный гимн?

— Да, да. И громко. Пой его громко. И не забудь встать.

— Г-громко? И стоя?

Лицо Роджера выражало, что ему не нравится эта идея, но вскоре он покачал головой.

Мужчина устранил с физиономии все праздные мысли и повернулся к Одо.

— Полковник. Прошу прощения, но я бы хотел, чтобы Вы мне показали, как это делается.

— Роджер, Роджер. Это тест. Я не могу дать правильный ответ наперёд.

— Но полковник, разве ответ, желаемый Америкой, может быть ограничен до простого испытания? Я верю, что истинный ответ пребывает в человеческом духе. Я просто хочу увидеть Ваш дух. Или у Вас нет подобного духа?

И…

— Как только вы продемонстрируете мне всё, как подобает моему начальнику, я последую вашему примеру.

Роджер пригладил руками волосы и осмотрелся по сторонам. Их продолжительный разговор между собой по-английски привлек внимание окружающих японцев.

Они находились на секретном задании UCAT. По какой-то причине Одо решил воспользоваться обычным самолётом, но им не следовало особо в нём выделяться.

Он должен это понимать, — со вздохом подумал Роджер. — Он отступит, и всё это кончится.

Одо поднялся и принялся петь.

— ————!!

Это произошло так внезапно, что у Роджера закружилась голова.

Он обнаружил, что не в состоянии расслышать или увидеть низкий поющий голос, аплодисменты от девочки, сидящей рядом, или недоумевающие взгляды взрослых.

По какой-то причине он ненадолго окунулся в прошлое. Мужчина вспомнил время, когда воровал письменные принадлежности для младших братьев в небольшом сельском городке за пределами Далласа. Владелец магазина преследовал его на фоне заходящего солнца, ударил его ногой в полёте и затем проделал на нём множество павербомбов* .

Его младшие родственники подбадривали его, когда подоспели.

…Вставай! Прошу, вставай, Роджер!! Счёт 1! 2! Он встал на 2.7!

— !

Роджер наконец-то пришёл в себя.

Его покрывал неприятный пот, и всё тело было на удивление тёплым.

Он глянул в сторону и обнаружил, что пожилой мужчина всё ещё стоит, закончив своё пение. Он с невозмутимым видом глядел на Роджера.

— Роджер, Роджер. Ты следующий. Компенсируй своим ртом то, чего тебе не хватает.

Он передал Роджеру ложку вместо микрофона. Сдерживая мизинец, который выпятился с руки, сжимающей ложку, Роджер вздохнул. Воспользовавшись этим вздохом для мотивации, он встал и подготовился.

Мужчина увидел, как с прохода приближается стюардесса с серьёзной улыбкой на лице.

Роджер должен что-то сделать, до того как она прибудет.

Но он нахмурился, едва увидел, что Одо снова начал есть.

— Полковник Одо? Вы используете для нарезания хлеба ваш личный нож, не так ли? Прошу, спрячьте его. Законы Вашего штата не позволяют проносить в самолёт оружие.

— Роджер, Роджер. Американцам не следует мелочиться.

— Я не думаю, что это мелочь попросить Вас вернуть металлопластиковый нож назад в подошву вашего туфля. Кроме того, полковник Одо, прошу, спрячьте специальный металлопластиковый пистолет в вашем грудном кармане, пластиковую взрывчатку, скрытую в ваших волосах… ох, и детонатор в цифровой ручке вашего КПК.

— Роджер, Роджер. Как ты заметил?

— Я могу сделать выводы, исходя из доступной мне информации. Вы обычно ничего не помещаете в Ваш грудной карман, и не накладываете какой бы то ни было гель на ваши волосы, и Ваш КПК с тачскрином. В заключение, садясь на японский самолёт со слабой системой безопасности, Вы непременно возьмёте что-нибудь с собой, чтобы потом над этим посмеяться.

— Ясно, — вместо того, чтобы спрятать названные объекты, он разложил их на сиденье Роджера. — Можешь о них позаботиться. Понял? Ты можешь о них позаботиться. Верни их перед посадкой. О, и это тоже.

Одо передал Роджеру небольшой объект.

Это был синий философский камень.

— Что это?

— Роджер, Роджер. Ты знал, что перед Второй Мировой Войной в небе Америки была область, известная как неприкосновенное воздушное пространство? Там ради забавы пролетал великий механический дракон 5-го Гира и сбивал пилотов Эпохи Полёта.

— Я об этом знал. А в чём дело?

— Нет, нет, Роджер. Умозаключи. Воспользуйся дедукцией. В сороковых, то неприкосновенное пространство неожиданно сократилось и почти полностью исчезло. Почему?

— Изменения в лей-линиях, учинённые японским Департаментом Национальной Безопасности сместили локацию неприкосновенного воздушного пространства в Тихий океан рядом с Хоккайдо.

— Верно. Верно, Роджер. Ты теперь делаешь свои умозаключения, правда? Ты работаешь над ответом, правда? Думай, Роджер. Где мы, и что это за философский камень? Ответ прост. Мы над Тихим океаном рядом с Японией, а этот философский камень — ослабленный концепт 5-го Гира.

Едва лишь он это сказал, прибыла стюардесса.

— Господа, эм, мы направляемся в турбулентность, поэтому прошу, сядьте. И попытайтесь слишком не повышать го…

Внезапно самолёт затрясло, но не от рывка в сторону, как ранее. Его тряхнуло вниз, будто в него что-то ударило.

— !!..

Чтобы устоять на ногах, стюардесса ухватилась за спинку сиденья, и затем погас свет.

После чего Роджер увидел как за окном, в которое Одо до этого выглядывал, пролетело что-то громадное.

Его скорость с лёгкостью превзошла пассажирский авиалайнер.

На фоне непрерывной тряски зажглось красное аварийное освещение, и активировались динамики из кабины.

— Я прошу прощения за нарушение Вашего ужина, но мы вошли в небольшую турбулентность. Капитан говорит, что это продлится всего несколько минут, поэтому прошу некоторое время не подниматься с мест. Если Вам что-нибудь понадобится, можете спросить у стюардессы.

Пока извещение повторялось на английском, Роджер увидел, как Одо шагнул мимо него в проход.

— Пойдём. Пойдём и увидим нашего врага, Роджер.

Тусклый свет позволил ему увидеть Одо, шагающего по проходу. Его поступь нисколько не колебалась даже под содроганием пола.

Затем Роджер услышал плач. Он донёсся от девочки рядом.

Мужчина слегка дотронулся до ребёнка, которого обнимала за плечи мама. Вслед за этим он высыпал на неё немного песка философского камня.

— Подари ей красивый сон.

Песок выдал однозначный ответ, затанцевав в небольшом вихре.

Девочка на мгновение на него глянула, но затем её глаза медленно закрылись.

— Хорошо, — прошептал Роджер.

На этот раз он собрал свой песок на вершине горы в Сан-Франциско. Песок, взирающий на море и омытый дождём, наверняка подарит ей сон из этих воспоминаний.

Роджер проигнорировал протесты стюардессы и последовал за Одо.

Несмотря на встряску, он сумел его догнать.

— Полковник! Вы что-то сюда заманивали?! Если так, то это…

— Ужасный метод? Да, это ужасный метод. И мне хорошо известно, что можно иначе. Но верха слишком напуганы, так что это единственно возможный метод.

Одо глянул на Роджера через плечо и затем на своё окружение.

— Скорее, скорее. Капитан сказал, турбулентность продлится всего несколько минут. Если мы успеем его перехватить, то сможем это оправдать. После чего мы снова сможем петь. Мы можем свести на нет причинённое им беспокойство созданными для них воспоминаниями. Быть может, мне и не хватает доброты, но даже в стране, которую ненавижу, я не могу просто уйти после того, как доставил им хлопот.

— Я верю, что у вас истинно американский ход мыслей, полковник.

— Верно. Верно, Роджер. И вот почему ты будешь петь. Эти коренные японцы на пути домой после закупок в Америке, так покажи им, что значит истинный американский дух.

Роджер застонал, а Одо оскалился и поднял уголки губ.

— Улыбайся. Улыбайся, Роджер. Мы направляемся на встречу с двумя врагами: 5-м Гиром, врагом Америки, и японским UCAT, ставшим нашим врагом со смертью Сандерсона!!

1. ↑ Павербомб — бросок профессионального реслинга, когда противника поднимают так, словно он сидит на плечах, и затем швыряют спиной на маты.