Под тёмным небом землю пересекала длинная линия.

Освещаемая и направленная на запад она служила взлётно-посадочной полосой.

Это запасная западная полоса Авиабазы Ёкота.

Перед ангаром, расположенным на одном конце стояло четыре человека.

Два парня и две девушки.

Парень с тёмной кожей скрестил руки на груди.

— После превращения в Левиафана «Ноа» завис над Токио, и мы не можем связаться ни с кем в японском UCAT. Более того, наше оружие способно лишь временно остановить Левиафана, и кто знает, сработает ли это впредь. …Что ты задумал, Хиба?

Он повернул глаза в очках в сторону Хибы.

— Твоему ранению в бок оказали лишь первую помощь. Я уверен, у тебя есть причина прийти сюда, даже не побывав дома, но не лучше ли получить лечение от качков в медицинской комнате вместо того, чтобы звать сюда только нас?

Хиба почесал затылок.

Немного опустив брови в улыбке, он выпустил пар.

— Ну, сперва я хотел кое-что вам показать. Только тебе и Хио-сан.

Хио удивлённо наклонила голову и смутилась.

— Ты что-то хочешь нам показать перед тем, как встретишься с качками? Что-то извращённое, да?

— С ч-чего ты взяла, что я извращенец?!

Харакава прошептал Хио на ухо.

— Трудно поверить, но он сам того не осознает, так что лучше не напоминай. Если загонишь его в угол, он, наверное, в самом деле покажет свою истинную натуру. Имей в виду, это парень, который получает удары в пах, чтобы рассмешить людей.

— Ох, точно. Тэстамент. Поняла. …Я постараюсь его не подстрекать. Если один из нас станет преступником, мой учитель огорчится.

Хио вымучила улыбку и повернулась к Хибе.

— Ч-что ты хочешь нам показать? Мне прямо не терпится увидеть.

— Я чувствую явный скрытый мотив за твоими словами…

Хиба недовольно на неё посмотрел, но затем вздохнул. После чего повернул взгляд к девушке с длинными черными волосами, стоящей рядом.

— Ну, я привел нас сюда из-за того, что случилось с японским UCAT. Никого не осталось, чтобы вылечить мою рану, но также…

Он кивнул.

— Микаге-сан сказала, что тревожится, как бы все не потеряли надежду.

Услышав это имя, Хио перевела взгляд и увидела на лице другой девушки слабую улыбку.

— Микаге, ты не чувствуешь безнадёжность или что нас полностью переиграли?

Микаге вернула взгляд Хио и наклонила голову.

— Левиафан грустит.

— Э?

Хио выглядела удивлённой, а Микаге повернулась на восток.

Там находился Токио.

Огни Авиабазы Ёкота разгоняли тьму, но небо над городским центром было даже светлее.

Приближался конец года, и Микаге глянула на небо, освещённое ярким городом внизу.

— Левиафан такой большой, но он один с Микоку.

Микаге опустила взгляд туда, где что-то двигалось на авиабазе.

Они находились внутри Концептуального Пространства, но основная восточная полоса полнилась самолётами, перевозящими различных представителей UCAT, прибывающих через пространственный коридор, и механических драконов из Соединённых Штатов.

Запасная полоса, на которой они стояли, в дальнейшем будет использоваться как стоянка.

— Все собрались здесь, — сказала Микаге, наблюдая за их движением.

— Н-но, — вклинилась Хио. — Сила Левиафана не знает границ!

— Если ты бессильна, значит, не можешь сопротивляться?

Микаге задала вопрос, глядя на всех, и это остановило Хио.

Харакава неожиданно похлопал её по плечу и посмотрел на Микаге с Хибой.

— Давайте поумерим пыл. Хио особенно известна тем, что теряется в своих проблемах. Если она хоть немного споткнётся, то сделает из этого трагедию и покажет, как всё безнадёжно, раздевшись догола. …Можно назвать это внезапным приступом болезни самолюбования.

— Х-харакава, тебе не нужно над этим смеяться!

Хио лихорадочно заозиралась и обнаружила, что Хиба одарил её озадаченным взглядом.

— Надо же… Это как человек, который жалуется на школу в своём выпускном очерке и рассказывает о том, как жизнь несправедлива, но на самом деле пишет не всерьёз и просто хочет привлечь внимание?

— Н-нет, дело не в этом…

— Ну, когда Хио начинает указывать так на проблемы, она обычно втягивает других людей, — отозвался Харакава. — И первым в очереди определённо буду я. Мне, наверное, стоит эвакуироваться в ядерное убежище.

— Н-нет, как я и говорю….

— Убежище? — спросила Микаге. — Хио, ты сильна как ядерное оружие?

— Нет, погодите, ну, а…

По всему телу Хио проступил вязкий пот.

— Э-э, мы и дальше будем этим заниматься? Мы как обычно продолжим сеять ненависть, которая полностью игнорирует жертву подобных нападок? В самом деле?

— Успокойся, Хио Сандерсон. Мы тебя не игнорируем.

— Х-харакава. П-правда? Ты меня не игнорируешь?

— Нет, — откликнулся он. — Но не заражай меня своей мозговой болезнью, Хио Сандерсон. У меня и так дел по горло.

— Вредина!

Чтобы её успокоить, Хиба выставил ладонь.

Когда она и Харакава повернулись в его сторону, Хиба вышел перед Микаге.

— В общем, что бы там ни говорили, мы из тех, кто всегда лезет в драку.

— Короче говоря, мы опасные люди.

— Харакава-сан, твоё умение критиковать — настоящее искусство.

Хио согласно кивнула, а Микаге положила руки на плечи Хибе.

Затем посмотрела на Хио.

— Хио, у тебя есть воля, не так ли?

— Э?

Хио замешкалась и повернулась к Харакаве.

Он отвёл взгляд и посмотрел в небо.

— Как насчёт того, чтобы ответить, как обычно, по наитию?

Услышав это, Хио вздохнула и глянула на Микаге.

— Да, у меня есть воля.

Она направила ответ в глаза Микаге, и та ответила на её взгляд.

— Тогда… пошли услышим плач Левиафана и Микоку.

— Э?

— Недавно ты говорила, что люди должны выплакаться, когда захотят, так давай пойдем, услышим их напрямую. Кроме нас никто не сможет. Мы единственные, кто сможет взять их за руку, когда они пытаются от всего отмахнуться.

— Но, — сказала Хио. — Сможет ли наша сила достичь Левиафана?

— Сможет, — подтвердил Хиба. — По крайней мере, мы вдвоём сможем.

Хио бросила взгляд на Харакаву.

— Харакава, в еженедельной манге разве первым проигрывает не тот, кто объявляет победу?

— Ш-ш. Низкорослых и крупных и правда выбивают первыми, но не говори так, чтобы он услышал. Как-никак, мы, наконец, вернули его в обычный шаблон.

— О-о чём это вы говорите?! — Хиба был полностью сбит с толку. — В О-отряде Левифана нет того, кто играет в подобном шаблоне роль «открывающего».

Харакава и Хио отвели взгляд от Хибы на целых пять секунд.

После чего Харакава похлопал Хио по плечу, и она собралась с силами с опущенной головой.

Во второй раз за день она попыталась вымучить улыбку.

— Э-эм, так что это за сила у вас с Микаге?

— Мне показалось, или ты решила, что не нужно воспринимать меня всерьёз?

— Э-это неправда. Мы совсем не решили, что можем просто тебя игнорировать или отводить от тебя взгляд!

— В-вы делаете это всё время! Вам всем нужно относиться ко мне так, чтобы я мог это принять! Тогда я смирюсь с тем, что на меня смотрят всё равно, что на зверушку! Разве нельзя найти способ, чтобы повысить мою мотивацию?! Ну знаете, вроде как относятся к щенку!

Хио и Харакава явно хотели спросить, правда ли он не будет против, но затем Микаге прижалась к нему сзади.

— Если я так сделаю, сможешь сказать, насколько они большие?

— Микаге-сан, ты лучше всех! Из меня прямо сочится напрасная мотивация! …Эй, вы двое! Хватит смотреть на меня как на жалкую зверушку!

— Да мне без разницы, так что, может, перейдём к делу, Хиба Рюдзи?

— Да, — Хиба сохранил хорошее настроение. — Если уж на то пошло, я смотрю теперь иначе на нашу силу.

— Смотришь иначе?

— Это я и хочу показать. …По крайней мере, всё должно отличаться от того, когда мы сражались с Левиафаном ранее. И…

Когда он перевёл дух, Микаге приоткрыла уста и посмотрела на Хио.

— Даже если вся ваша сила не сможет его достичь, наша с Рюдзи-куном сумеет. …Не это ли зовут надеждой? Или всё безнадёжно?

— Говорят, нет ничего безнадёжнее, чем надежда на неясное будущее.

Заявление Харакавы вызвало у Микаге улыбку.

— Тогда ничто так не обнадёживает, как безнадёжность с ясным будущим. Это означает, что мы справимся, — сказала она. — Я думаю, вы двое и все остальные кое-чего недосмотрели и всё ещё на что-то способны. Мы сейчас покажем вам пример.

Услышав это, Хио торопливо шагнула вперёд.

— Сейчас покажете? Э-э, тогда следует позвать и остальных?

— Тогда они могут попасть под удар.

Микаге закрыла глаза.

— Вы поймёте, когда увидите.

В следующий миг Микаге и Хиба распростерли руки и воскликнули в унисон.

— Сусамикадо!

●

Казами извинялась.

Она сидела на полу в спортивном костюме.

Девушка находилась в спальне, и уже было пять утра.

…Почему как раз сейчас мы затеяли семейное собрание?

Это вызвал придурок рядом с ней, но она тоже виновата, что поддалась моменту.

Следовательно, оставалось только кланяться перед отцом, сидящим перед ней.

Она извинялась, что бы он ей ни говорил, и использовала весь свой словарный запас извинений.

Простите.

Извините.

Мне очень жаль.

Великодушно извиняюсь.

Моя вина.

Прошу прощения.

Простите меня, ладно?

Ну, извини, чего там.

Прости меня.

Да прости уже, наконец.

Да просто извини.

Да. Извини. Же. Уже. Наконец.

— Я-я начинаю чувствовать себя так, будто ругают тут меня!

— Ой, извини. Немного увлеклась.

Казами снова поклонилась и, наконец, потянулась, чтобы врезать голову Изумо об пол.

— Простите нас!

Тем временем подошла её мать.

Казами медленно подняла взгляд и увидела, как мама передаёт отцу тарелку, с которой поднимался пар.

Она также увидела содержимое блюда.

— А! Это жареный рис, который я планировала сделать!

— Я использовала его весь.

— Чудовище!

— Ты усвоила урок?

У Казами заурчало в желудке.

— Ну…

В какой-то момент мама подхватила веер, которым обмахивала жареный рис.

— …Мва-а! Перец и готовая рыбная паста так хорошо пахнет!

— Вкуснятина! — сказал отец. — Твой жареный рис так хорош, мама!

— Прекратииите! Есть разница между наказанием и травлей!

Она не сдержала негодования, и её мать повернула к ней взгляд.

Женщина опустила плечи.

— Знаешь что?

— Что?

Рядом с ней Изумо, одетый в спортивный костюм, который он позаимствовал у её отца, проговорил.

— С-секундочку!

На этот раз он сам преклонил голову.

— Это всё моя несдержанность! Чисато здесь ни в чём не виновата!

Казами немного удивилась.

— К-каку. Я прям растрогана.

— Не веди себя так, будто такое впервой….Но какая разница. Это в самом деле моя вина.

Отец Казами, поедающий жареный рис, кивнул.

— Но Чисато не сопротивлялась, так что вина отчасти и на ней.

Услышав это, Изумо рывком поднял голову.

Его лицо было серьёзным, но тут же переменилось.

— Да уж, пожалуй, вы правы.

Ой дурак, — подумала Казами, поднимая кулак, но остановилась, когда её мать прочистила горло.

Изумо сжался от её кулака, но она повернула взгляд на взрослых.

— И всё же, мне кажется, иначе и быть не могло.

— Почему?

— Ну, — начал парень. — Не будь меня с ней, Чисато бы расплакалась.

— С чего бы это?

— Были кое-какие… сложности на работе, — Изумо тщательно подбирал слова. — Некоторые напарники, возможно, отправились на тот свет.

Он снова глянул на родителей Казами.

Изумо встретил их смущённой улыбкой, будто готовясь к их ответу.

— Она заплачет, если останется одна, правда? Так что я должен быть с ней.

Услышав это, Казами махнула поднятым кулаком.

Она мягко стукнула его в плечо.

— Д-дурак.

И сделала это ещё пару раз.

— Н-не расписывайся за меня. Ненавижу.

Но его, похоже, не заботило. Он не отрывал глаз от родителей.

Прекратив колотить рукой и подняв голову, чтобы посмотреть на родителей, она обнаружила их встречные взгляды.

…Ну надо же.

Она не знала, как реагировать на их прищуренные глаза, и ощутила, что щёки становятся всё краснее.

— Ч-чего это вы?

— Ну, — начал отец, набрав ещё риса в рот. — Я только что понял, что тебе всегда нужно на кого-то полагаться.

Она отклонилась назад, словно кто-то её подстрелил.

Терпеть этого не могу.

И никто не постоит за мою честь? Пожалуйста, явись, герой.

Но после того, как никто не появился, даже после трёхкратного призыва, она выровнялась обратно.

— Н-ни на кого я не полагаюсь. Каку, п-прекрати уже выдумывать себе отмазки!

Изумо посмотрел на неё с идеально серьёзной миной.

— Ты сейчас чертовски мила, Чисато.

Не говоря ни слова, Казами его пристукнула.

О, думаю, из этого получилась хорошая смена темпа, — сделав это, подумала она.

●

На кровати друг возле друга сидели Саяма и Синдзё.

Они разместились у стены и говорили о нынешнем положении дел и романе Синдзё.

Во тьме их слова вызывали друг у друга облегчение и улыбки на лицах. В телах ещё оставалось тепло.

Синдзё накинула рубашку.

После того, как они закончили обсуждать протагониста романа, Саяма кое-что добавил.

— Хорошая книга. Я хочу, чтобы ты написала гораздо, гораздо больше, Синдзё-кун. Ты станешь автором?

— Не думаю, что это будет так просто.

— Но если ты не забросишь своё стремление, то, думаю, сможешь им стать.

— Вот оно, значит, как? — спросила она, после чего сглотнула и засмеялась.

На что Саяма наклонил голову и немного прищурился.

— Я подумывала, что смогу продолжить сочинять книги о тебе и происходящем вокруг нас. Материала хватит на всю жизнь, не правда ли?

Её небольшая улыбка продолжала шириться.

— Поэтому я рада, что жива, и хочу победить Левиафана. Иначе не смогу написать о том, что ты будешь делать потом.

Она услышала, как Саяма сказал «ясно» и прислонился к стене.

— Если будешь писать про меня, мне это тоже поможет.

— Поможет тебе?

— Да.

Он кивнул.

—————.

И через некоторое время запустил руку в волосы и добавил.

— Чисто между нами, у меня ничего по типу твоего романа.

●

Сбитая с толку, Синдзё лишь слышала звон его тихих слов в ушах.

— У Изумо есть ИАИ, у Казами — её пение, у малыша Хибы есть Школа Хибы, Микаге-сан ждут множество радостей, найденных в мире людей, у Харакавы есть его драгоценная повседневная жизнь, а Хио-кун, судя по всему, хочет стать учителем.

Это утреннее пространство, разделённое ими двумя, возможно, пробивало его на откровенность.

Он говорил о том, что было у его напарников.

Возможно, слишком дёшево назвать их «мечтами», но ко всему этому те люди относились всерьёз.

Синдзё наблюдала, как Саяма говорит о будущем своих товарищей по отряду, но затем он закрыл глаза.

— Ты понимаешь? Я могу стать серьёзным, когда необходимо, но Путь Левиафана передал мне дед, и я всего лишь улаживаю прошлое, оставленное отцом и дедом. Когда это кончится, я по-прежнему смогу действовать всерьёз, но у меня не будет ничего, кроме работы прямо передо мной. Я могу подумать лишь об одном, что мне останется.

— И чем же?

— Да, возможно, я могу всерьёз полюбить тебя.

— Успокойся.

Несмотря на свои слова, она гадала, что произойдёт, если он станет в этом серьёзен. Она не могла представить себе любовь уровня Пути Левиафана.

Но когда он открыл глаза, его лицо не поменялось. Осталось обычное невозмутимое выражение, но…

…Он переживает?

Заметив это, Синдзё взяла его за руку и произнесла.

— Не волнуйся. Мы можем с тобой вместе поискать, что будет после Пути Левиафана.

Наверное, прозвучало смутновато, потому что он к ней не повернулся.

Тем не менее, она выдала больше слов.

— Если миру не придёт конец… то давай, пока мы ищем, продолжим всерьёз вести переговоры и сражаться.

Он всё равно не смотрел в её сторону.

— Ты серьёзно думаешь, что случится что-либо уровня Пути Левиафана? Я не могу такого представить.

— Ты ошибаешься.

Её незамедлительный ответ, наконец, заставил его повернуться.

Удивление в его глазах спрашивало, всерьёз ли она, но Синдзё не шелохнулась.

Она не сомневалась, так просто его остановить.

Как бы он на себя не смотрел, Синдзё обладала в этом абсолютной уверенностью.

…У меня даже есть доказательство.

Ей казалось, нужно ему сказать. Он раскрыл ей собственные мысли, так что она хотела ответить соответствующе.

Поэтому девушка поднесла руку к груди и приказала сердцу говорить начистоту.

— Саяма-кун, ты незначительней своего деда или отца?

— Подобное… подобная нелепость никак не может быть правдой.

Он выразился предельно ясно, поэтому она использовала его слова и тон против него.

— Твой дед участвовал в Концептуальной Войне один против десятерых, а твой отец выступил против мира, содержащего десять других. И раз ты выше любого из них, тогда должно быть что-то для тебя, правда? В этом мире должна быть своя война, которую не выиграть, если ты не возьмёшься за неё всерьёз.

— Разве это не Путь Левиафана?

Синдзё на это улыбнулась.

— И кто тут говорил, что только разбирается с прошлым? Это лишь осталось тебе от деда и отца. Разве ты не говорил в своё время, что на тебя это взвалили? Первоначально ты предназначен не для этого.

Что означало…

— Ты отыщешь что-то, если возьмёшься всерьёз. Другими словами, пока ты надеешься на сцену, на которой можешь вести переговоры, сражаться или делать развратные вещи, то обязательно найдёшь что-то на уровне Пути Левиафана.

— Ты вклинила оскорбление посреди этого чудесного заявления?

…Да? Но я не помню, чтобы говорила чего-то неточного.

Ненадолго задумавшись, он отвёл он неё взгляд и проговорил.

— Ты… поможешь мне найти такую сцену?

Синдзё давно уже знала на это ответ.

Она кивнула, схватила его за руку и повернула к себе.

— Да. Хотя я немножко волнуюсь о развратной части. …Н-но это только я. Если ты будешь серьёзным, мне кажется, все соберутся вокруг тебя и помогут.

В конце концов….

— Как же все то, о чём ты говорил? Не будь ты серьёзен, они бы их потеряли или никогда не нашли. Я бы ни за что не написала роман без тебя и смогла всерьёз преследовать прошлое, потому что ты был со мной. Так что помочь тебе стать серьёзным — то же самое, что улучшить то, что у нас есть.

— Звучит так, будто я лидер.

— Ты повелитель вселенной, разве нет? А ещё бог.

— О? Ты наконец-то готова это признать?

Обычный тон голоса Саямы вернулся.

…Ах.

Синдзё подняла взгляд и обнаружила, что он на неё смотрит. С выражением лица намного спокойнее и умиротворённее прежнего.

Она вернула его взгляд и осознала, что то же выражение возникло на её лице.

— Тебе полегчало? Саяма-кун, не нужно волноваться. Ты, может, сам и не заметил, но, когда ты берёшься за дело всерьёз, люди собираются вокруг тебя и чего-то добиваются. Чего-то очень-очень большого. …Иначе… я бы никогда не написала о тебе.

Говоря, девушка кивнула.

Она прямо объясняла источник уверенности, позволяющий ей подталкивать его вот так.

— Меня первой коснулась твоя серьёзная сторона, и я получила от неё больше всех, так что мне виднее.

— Тогда, — сказал он. — Что я должен делать?

— Всё, что угодно. Меня устроит, что бы ты ни делал. Но пока… давай не дадим миру погибнуть.

Она сделала вдох.

— После того ты можешь посмотреть на мир и решить, каким ты хочешь его видеть. И если будешь серьёзен, то я тебе помогу. Взявшись за дело всерьёз, ты никогда не сдаешься и сделаешь всё, что в твоих силах для достижения чего бы то ни было, так что этому стоит помочь.

— В таком случае я, несомненно, стану повелителем всего мира.

Его слова звучали несколько шутливо, но в то же время серьёзно.

Наконец, губы парня тронула улыбка, и он кивнул.

— Спасибо, Синдзё-кун. …Ты права. Я думал, что моё наследство — всё, что у меня есть, так что, возможно, позабыл отыскать то, что последует потом. Я думал, у меня ничего нет, поэтому даже не заметил, как позабыл, что нужно просто отыскать что-нибудь самому.

И словно подводя итог, он неожиданно добавил одну вещь.

— Так давай же положим всему конец.

— Э?

— Я положу конец тому, что унаследовал, и отыщу свою битву среди сражений и переговоров в дальнейшем. …Я отыщу то, что найдётся, только когда я серьёзен. Я отыщу собственный Путь Левиафана, который требует помощи стольких людей. И я отыщу это столько раз, сколько потребуется. Да… если мой отец и дед разрушили одиннадцать миров, тогда я найду даже более превосходящие сражения. И…

Синдзё услышала его вздох. Вздох облегчения.

— В самом конце, полагаю, мы с тобой станем богами.

— Стой.

— П-почему ты меня останавливаешь? Разве это не наиболее естественные планы на будущее?

Идиот рядом с ней нагло напустил замешательство и посмотрел на неё с удивлением.

— Ты хочешь сказать, что уже прошла по этому пути, раз являешься воплощением бога зада?

— Нет, дело не в этом. Ну…

Она ненадолго задумалась, но затем передумала.

…Раз он вернулся к своему обычному поведению, всё кончилось?

Синдзё сомневалась, что Саяма сейчас ещё заговорит от чистого сердца. Однажды, по окончании большого события, он, может, скажет ей больше о том, что они обсуждали.

Но она также счастлива, что он сказал «мы с тобой».

— Я в самом деле рада, что жива… и что мы вдвоём.

— Как и я. Такое раннее утро, а я уже получил столько чудесных подарков на день рождения. Сначала я с тобой воссоединился, потом мы подтвердили присутствие друг друга, и…

Он продолжил.

— Ты помогла мне осознать, что я должен отныне делать.

Эмоции, ощутимые в его тоне, вновь наполнили её удивлением.

Синдзё удивилась, что он так переживал о том, что случится после Пути Левиафана.

…Он кажется таким всемогущим, но по правде в какой-то мере нерешителен.

Саяма обладал способностью желать столь многого, но колебался, потому что не знал, должен ли этого желать. Это особенно проявлялось, когда замешаны другие люди.

Никто больше не знает об этой его стороне, — подумала она. — Надеюсь, я смогу узнать о ней ещё.

Он глянул на неё и немного наклонил голову.

— Кстати говоря, как ты сюда попала? Когда я пришёл, дверь была закрыта, так что же случилось? Добавь к этому произошедшее с остальными, и остаётся так много вопросов.

Саяма не мог найти ответ ни на один, но Синдзё улыбнулась, потупив взгляд.

— Я не могу сказать об остальных.

Словно догадавшись, что она подразумевает, он задал ещё один вопрос.

— Тогда ты знаешь, как сюда попала?

У нее был один ответ.

— Да, — сказала она, кивнув. — Знаю.

●

Саяма увидел, как Синдзё кивнула, сидя на его пиджаке.

— Я догадалась чуть раньше. Можешь глянуть на подушку?

Он сделал, как попросили.

Вокруг подушки были раскиданы книги и пиджак, но он отодвинул их в сторону.

После чего повернулся к ней спиной и приготовился убрать пиджак.

— О, ты оставила на нём след от зубов.

— О-ой! Я заплачу за него, так что прости!

— Ты знаешь, что он стоит около семисот тысяч?

Прежде чем ответить, она на некоторое время смолкла.

— Мне можно взять тридцатилетний кредит?

— Собираешься купить дом?

Он горько улыбнулся и погрузился в кровать. Было слишком темно, чтобы разглядеть, что там, но парень обнаружил нечто небольшое. По ощущениям будто ошмётки.

— Солома?

Только спросив, Саяма осознал, что это значит. Кое-кто в японском UCAT носил предмет из соломы.

— Sf-кун? Она действительно может открыть и закрыть дверь без ключа.

— Да, — Синдзё слабо кивнула и предоставила больше улик. — По твоим словам снизу UCAT что-то выстрелило, верно? Итару-сан знал, что там внизу, а значит, я думаю, это должна быть его работа. Но если так… получается, Sf-сан его оставила, чтобы доставить меня сюда. И…

И…

— А как же остальные? Она могла унести только меня.

Сейчас они даже не могли связаться с Ооширо.

Тревога в голосе Синдзё пришла от понимания нынешней ситуации.

Поэтому Саяма посмотрел на неё, чтобы сказать, что всё образуется.

— Синдзё-кун.

Он обнаружил её стоящей на коленях в центре кровати.

Не скрывая неловкость на лице, она выставила свою фигуру в рубашке под темно-синий свет, исходящий из окна.

— Ты можешь избавить меня от страха?

В какой-то момент Синдзё перевязала волосы.

Вместо своей ленты она использовала его красный галстук.

Но даже со связанными на затылке волосами, Синдзё слегка сжала полы рубашки.

— Эм?.. Я ранее поменялась.

Небольшой подъём рубашки открывал не тело Садаме.

Она опустила голову и зарделась, но глаза смотрели прямо на Саяму.

— Ты… проверишь меня до самого конца? И избавишь меня от страха?

Саяма знал, что именно ей ответить. Сначала он кивнул.

— Не волнуйся.

Он двинулся к ней, взял её за руку, притянул к себе, обхватил и крепко обнял.

— Давай оба это сделаем, чтобы отогнать страх, Синдзё-кун.

●

Саяма легко скрестил ноги и посадил Синдзё на колени.

Он пригладил её рубашку, упавшую с плеч, и собрал вокруг талии.

Когда она на него оглянулась, парень сомкнулся с ней губами и прикоснулся к её телу.

Он двигался от груди до подмышек и провёл пальцами по бокам, словно её рёбра были музыкальным инструментом.

— Ах…

Оттуда он продолжил вниз.

Саяма засунул правую руку под рубашку, а левой обхватил её тело.

Он немного раздвинул ноги, разводя ноги Синдзё на них.

— Погоди, С-саяма-кун. Мой живот и ниже беззащитны.

— Будь они защищены, я ничего не смогу сделать. Что мы тогда будем делать?

— Ты поэт в самых бесполезных проявлениях.

Саяма задумался.

— Нам создать лучшую атмосферу?

— Какую?

— Какая тебе по душе.

Она на некоторое время окунулась в раздумья.

— Например?

— Видео игры.

Она задумалась даже сильнее и повернула улыбку в его сторону.

— Если ты скажешь, что используешь джойстик и две кнопки, чтобы войти в режим стремительной стрельбы, я в самом деле тебя ударю.

— Ха-ха-ха. О чём ты говоришь? Для начала нужно вставить монетку и нажать на кнопку старта.

— И что это должно олицетворять?!

Она воспротивилась, поэтому он растерялся.

Создание подходящей атмосферы весьма непросто.

Но заодно весело, поэтому парень задумался изо всех сил и, наконец, нашёл хорошую мысль.

— Что ж, начнём с…

— Нет.

— Ты явно торопишься.

— Ага, я знаю, опаснее всего, когда ты делаешь вид, что всерьёз всё обдумываешь. Лучше сразу же нажать кнопку отмены.

— Да как ты можешь такое говоришь? Я всего лишь собирался посоветовать, чтобы мы освободили твои дополнительные корабли, чтобы уменьшить сложность.

— А что, если ты недосчитаешь количество кораблей и получишь конец игры! Я выключу игру!

Но Саяма покачал головой, потому что уже заготовил решение.

— Если такое случится, я вставлю ещё одну монетку для продолжения.

— Я предпочитаю выигрывать с одной монетки, даже дома.

— Иными словами, ты предпочитаешь играть в эту игру снаружи игрового центра?

Синдзё медленно повернулась к нему с улыбкой.

— Если ты скажешь, что это обратный ввоз домашней версии, который использует вращающуюся машину на 360 градусов, я тебя стукну.

— Ха-ха-ха. Меня вполне устраивает собирать призы в кран-машине.

Он к ней прикоснулся, и она слегка содрогнулась.

— А-а… П-прекрати. Если будешь меня так трогать, я…

— Хм-м. Похоже, у моей машины слабый джойстик. Нужно схватиться получше!

— И что именно ты считаешь призом?!

Но пока она содрогалась, он лёг на кровать.

Это заставило её откинуться на него.

Саяма держал руки вокруг неё с обеих сторон и сильнее раздвинул ноги, согнутые под ней.

— С-стой. Низ мой рубашки задирается. Ты можешь видеть всё под моим животом.

— Не переживай, Синдзё-кун. Ещё чуть-чуть.

— Ещё чуть-чуть и что?

— Ты получишь полноценный павер ап для обычного выстрела. Тебя устроит луч?

— Прекрати!

...Странно, я думал, ей нравятся видео игры.

Интересно почему, — подумал он, прежде чем осознал ответ.

Всё потому, что это стрелялка?

— Иными словами, твой слабый удар скоро станет непобедимым кулаком дракона.

— Б-больше ничего не говори.

И поэтому Саяма замолчал.

Парень трогал её в тишине.

Он потирал её в тишине и двигался в тишине.

— А, п-погоди, Саяма-кун. Нет, не в молчанке!

— Ты сказала мне замолчать, но затем резка ко мне, когда я молчу?

— И-извини, ну, э…

— Или мне сделать то же, что недавно ты? Принять всё ртом?

— Н-нет. Тебе нельзя это делать. Э-это для меня.

— В самом деле?

— Да. Да. Именно. Таков порядок вещей.

— Понял, — Саяма понимающе кивнул и произнёс самым очаровательным голоском. — В любом случае, мне кажется, самое время запустить твой бомбардировщик.

— Ты заметил, что шкала бомбардировщика резко упала?

— У тебя и правда резкие взлёты и падения, не так ли?

Но несмотря на то, что она говорила, её тело, похоже, возбуждалось. Когда он продолжил, по её телу пробежалась дрожь.

— А, э-э Саяма-кун?! Я-я…Я ведь сейчас не Садаме.

— Но ты всё равно Синдзё-кун.

Он немного задрал правое колено, чтобы сильнее приподнять её бёдра.

— Пока это ты, ничто другое не важно.

После того, как он притронулся и потёр её сильнее, она его поцеловала, и её тело затряслось.

— …

●

Нахлынувшее ощущение покинуло Синдзё.

…Ах.

Она выдохнула, и её тело погрузилось в глубокое чувство облегчения, но затем Саяма прикоснулся к ней снова.

— Ах, С-саяма-кун. …Я-я не получаю неуязвимостей после смерти, так что ты используешь все мои дополнительные жизни!

— Синдзё-кун, успокойся.

— С-серьёзно? Мы больше не шутим на эту тему?

— Нет, — кивнул Саяма. — В моей голове мы играем до двух побед.

— В этом и проблема?!

Тем временем её приподняли. Нет, Саяма завалился налево под неё и согнулся даже сильнее вперёд.

Его импульс потянул Синдзё за собой.

Он просунул лицо и плечо под её левой щекой.

Синдзё лежала на его левой стороне, и левая рука начала её трогать.

Из губ вырвался стон, и она согнулась сильнее вперёд.

Как раз тогда правая рука прикоснулась к ней сзади.

Она встрепенулась.

— Э-эм? Ты уверен? Ты правда уверен? Ты об этом не пожалеешь? Ты в порядке? У тебя всё в порядке с головой?

— Угомонись, Синдзё-кун. Я хочу тебя проверить, так что, разумеется, буду это делать.

Она свесила голову и ощутила, что жар на лице возрастает.

— Не прошло и года с нашей первой встречи, так что… ну…

Она пыталась сменить тему.

— Мы всё ещё на испытательном периоде, так что продолжай, даже если найдёшь фабричный дефект.

— Не о чем беспокоиться, Синдзё-кун.

— Серьёзно? — спросила она.

— Да, — подтвердил парень. — Машины в наши дни гарантированно не ломаются первые два года.

— Не говори так, будто я сломаюсь через два года!

— Ха-ха-ха. Тогда я не стану сдерживаться.

Она вскрикнула и тут же подавила голос.

Саяма проверял её двумя руками. Он растирал её и массировал. Она пыталась смириться и стерпеть, но парень отказывался прекращать.

Синдзё не знала, что это значило, когда он выставил правый средний палец, но жадно приблизила губы, обволокла его языком, и облизала. Она взяла его в рот, словно заглатывая, как делала с ним ранее.

Прогладив пальцем внутри и даже по нёбу, он вытащил его и скользнул к её спине.

— Э? В п-попу?

Не успела она спросить, как палец скользнул внутрь.

Это было так неожиданно, что она ахнула и попыталась стерпеть, но облизанный палец встретило лишь лёгкое противодействие, и его было не остановить.

Он прошёл через мягкое сопротивление и скользил внутрь с переменной скоростью.

— А!

К тому времени, как ощущение омыло её во второй раз, Синдзё высоко подняла зад под предводительством его пальца.

Её лежащее на животе тело покрылось потом, она тяжело дышала, а грудь прижималась к пиджаку под ней.

Она сняла рубашку, завёрнутую вокруг талии, и отшвырнула прочь.

— Ах-м…

Смахнув в сторону волосы, Синдзё подтянула к себе подушку и обняла под подбородком.

Она стояла на коленях с высоко поднятой талией, поэтому попыталась оглянуться.

— А, с-стой, Саяма-кун! Не целуй мои ягодицы!

— Я делаю лишь то же самое, что делал с Садаме-кун.

Он относился к этому одинаково.

Продолжая издавать острые вскрики, она свела колени вместе, чтобы сопротивляться, но без особого успеха.

Её кожа взмокла от пота, а палец или язык тепло проскальзывали, даже когда она сжималась.

— Н-нет, Саяма-кун. Он входит внутрь!

Нацелившись на миг её расслабления, он вновь раздвинул её ноги.

Синдзё ощущала влажный палец и язык глубоко внутри себя, но решила отдаться им.

Как раз тогда заметила между ногами его лицо.

— Ах.

Саяма повернулся в сторону и мягко её укусил.

То, что он сделал, и лёгкая боль, которую это вызвало, заставило её потерять контроль над собой.

Сквозь неё прокатилась дрожь, и всё, что она сдерживала, выплеснулось, и было поймано в третий платок.

От неё вырвалось «хья», и её тело обмякло.

— Н-не делай так…

— Хм, похоже, я немного переборщил. Нужно запомнить это, как несомненную стратегию.

Она лягнула его ногой.

Синдзё, похоже, попала в солнечное сплетение, поэтому повернулась к его слегка болезненному стону.

— Тебе нужно опасаться неподвижных атак босса, ладно? Серьёзно.

— Я рад, что ты такая же, как всегда.

Отдышавшись, Саяма продолжил.

— Ты… покажешь мне?

После паузы она ответила.

— Да.

Она снова подняла зад, открывая всё перед ним, и выпустила из лёгких тёплое дыхание.

— Что скажешь?

Саяма поднялся, посмотрел на неё и ответил.

— Ты эрокруглична, Синдзё-кун.

— Ты опять за своё?

Она немного улыбнулась и ещё развела колени, чтобы увидеть его между ними.

— В-всё сработает? Сможем ли мы сделать ребёнка?

— Случись такое, я скажу только одно: поздравляю.

От его слов её улыбку тронула горечь, и она придвинула подушку, по-прежнему глядя на Саяму.

— Тогда… начинай.

— Я могу тебя проверить?

— Да… Сделаешь?

Синдзё прищурилась.

— Я и мечтать не могла, что кто-то проверит меня до самого конца.

— Это не мечта. Это реальность. В конце концов, в твоём романе тоже это было.

Она вспотела даже сильнее, а жар достиг ушей.

— Э-э-э-э-э-это было…н-ну, э, просто я писала, что, по-моему, пойдёт на пользу истории.

— Нет, Синдзё-кун. Ты другое должна здесь говорить.

Затем она вспомнила, что героиня романа сказала в конце подобной сцены.

— Точно.

Она изменила реплику, написанную для своих целей.

— Вот, это мой… это подарок тебе от Сецу.

Затем изогнула талию и подняла свою беззащитность перед его глазами.

— И взамен ты позволишь мне проверить тебя до самого-самого конца, как подарок для меня?

— Да, я вручу тебе себя, как подарок, также взяв тебя как таковой. Всю тебя.

И словно показывая своё согласие, он воплотил её слова в жизнь.

Его пальцы впились в её кожу, удерживая на месте. После того, как это ощущение подтвердило их присутствие, они оба проверяли друг друга.

И делали это медленно, но уверенно.

●

Синдзё спала.

Её спящее тело чувствовало теплоту и силу его рук, поэтому она знала, что это дремота.

Сон состоял из белого цвета.

Белый свет насыщал всё вокруг, и в небо поднимался сияющий столп.

Она посмотрела в небеса и увидела повёрнутый гигантский объект, подобный белому облаку.

Столп света перед ней был в центре, но в четырех сторонах небес находилось ещё четыре.

…А?

Посмотрев вниз, она осознала две вещи.

Её зрение размещалось ниже, чем обычно, и перед ней кто-то сидел.

Это была её мать, одетая в белое.

Её волосы тронула седина, и она немного исхудала.

Она сидела на песчаной насыпи, напоминающей камень, 'тяжело дышала и улыбалась Синдзё.

Синдзё осознала, что её мать больше не может идти.

И поняла кое-что другое.

…Это прошлое.

Это случилось, когда Топ-Гир был уничтожен, и когда она покинула свою мать.

Она ощущала кого-то с обеих сторон от себя. Скорее всего, это родители Саямы.

Но, — подумала девушка.

Баку сегодня здесь нет.

Она просто спала рядом с Саямой, и всё же видела сон прошлого.

…О, это одно из моих забытых воспоминаний, да?

Поэтому Синдзё наблюдала за событиями прошлого её и её матери.

— Мама.

Её прошлое «я», больше чем в половину её младше, заговорило.

— Пойдём вместе!

Её младшее «я» умоляло, но мама, всё так же улыбаясь, покачала головой.

Она хотела пойти, понимала Синдзё. Но не могла.

Но её младшее «я» не понимало. Она пробежала короткую дистанцию к матери и потянула её за руку.

— Идём! Идём!

И всё же мама не двинулась с места и не могла сдвинуться.

— …

Уголком глаза она увидела, как её мать свесила голову и пролила слёзы.

Её детское зрение вскоре заполнила грудь матери.

Мама её обняла.

Её детское «я» обняло в ответ.

Да, — подумала она. — Я наверняка знала, что желаемое не могло случиться.

Даже так, юная Синдзё повысила плачущий голос. Она сделала вдох и слабо произнесла.

— Пошли! Я больше не буду перебирать! Я буду ложиться спать вовремя! Не буду говорить, что это ты виновата, когда папа не приходит домой ночью, и не буду плакать из-за моего тела. Я буду хорошей! Я всегда теперь буду хорошей, так что…

Она повысила голос.

— Идём!

Её мать ничего не сказала и только крепче прижала к себе.

Словно принимая детские слёзы, она тяжело вздохнула, что сотрясло её тело, и, наконец…

— Сецу-тян?

— ?..

Её мать вдохнула, но не могла нормально отдышаться. И всё же, юная Синдзё услышала её голос.

— Ты дорожишь своей мамой?

— Да! Дорожу, — сказала она. — Знаешь что? Помнишь ту одежду, которую ты для меня сшила? Я сказала, что мальчики в садике такое не носят, и порвала её, и сказала, что она мне не нравится, но на деле я была так… так счастлива её получить. Когда ты пошила мне новую, я не могла сказать, что старая мне нравилась больше и чуть не заплакала… и я сказала, что она мне не нравится, но…

— Да, — кивнула её мама. — Я понимаю. Тебе очень нравилось то белое платье, правда? Ты просто стыдилась и думала, что тебе придётся показаться перед остальными, правда?

— Да, — маленькая Синдзё кивнула. — А ещё, когда мы поссорились, после того как я опрокинула ту чашку… я отказывалась кушать то, что ты готовила.

Она вдохнула.

— Сделай опять… я съем! Я правда теперь всё съем! Я буду хорошей!

Её мать не ответила. А только похлопала девочку по спине, чтобы успокоить.

Да, — подумала Синдзё. — Цепляйся за неё.

…Это даст ей понять, как сильно ты ей дорожишь и как сильно любишь.

— Сецу-тян.

Она услышала голос своей мамы.

— Не тревожься. Сколько бы ты ни говорила, что не любишь нас, и сколько бы на нас ни дулась, твой папа и я знаем, что на самом деле ты нас любишь и дорожишь нами. Мы знаем, что ты хороший ребёнок.

— Правда?

— Правда, — ответила её мать. Женщина набрала в грудь воздуха и продолжила дрожащим голосом. — Правда. В конце концов, ты всегда звала нас мамой и папой. …А что же люди, которых ты так звала? Мы понимаем. Даже когда ты говоришь, что тебе не нравится то, что мы тебе даём, обижаешься на нас или не ешь то, что мы для тебя готовим, мы знаем, что в глубине души ты помнишь и дорожишь нами и тем, что мы для тебя делаем.

Она перевела дух.

— И мы такие же, знаешь? Что бы ни встало между нами, мы дорожим тобой и любим больше всего на свете. Ты, можешь на нас обижаться, отказываться есть нашу еду и рвать или отдавать то, что мы тебе даём, но мы прекрасно понимаем, как много для тебя значим.

Её мать кивнула, и Синдзё могла ощутить движение.

— Ничего страшного, если ты порвёшь свою одёжку. Ты была счастлива, получив её, правда? И обычно ты кушаешь то, что мы тебе даём, разве нет? Я знаю это, поэтому ничего страшного. И недавно ты покрасила ногти, подражая мне, и над тобой смеялись в садике, разве нет?

— Когда я пришла домой… я на тебя рассердилась.

— Ничего.

— Правда? Почему? Я сказала, что тебя ненавижу!

— Знаешь что? Я рада была просто знать, что ты мне подражала, и что ты со мной. Просто из-за того, что смеялись над твоими ногтями не значит, что ты больше не хочешь быть как я, что ты больше не хочешь быть со мной, и что ты в самом деле меня ненавидишь, правда?

Синдзё услышала горький смех.

— Если б друзья над тобой не смеялись, ты бы продолжила носить то платье и красить ногти, разве нет? И не пролив ту воду, ты бы тогда всё съела, разве нет? Твоё изначальное счастье осталось бы прежним, правда?

— …Да.

— Видишь? Тогда если бы ничего не случилось, ты б всё равно относилась к нам так же, так? Только из-за случившегося ты рассердилась и сказала, что меня ненавидишь, но я прекрасно знаю, что ты бы не возненавидела нас за что-то такое. Как-никак, ты была так счастлива. Никакие слова не изменят того, какой ты хороший ребёнок.

————.

— Недопонимания могут быть, но меня этим не проведёшь. Я наблюдала за тобой с самого начала, поэтому не волнуйся. …Я перестала шить такую одежду или красить ногти, потому что хотела, чтобы ты была счастлива, без необходимости терпеть насмешки других. Так ведь лучше, правда?

И…

— Я знаю, что ты действительно была счастлива. Но потому что над тобой смеялись и из-за тех размолвок, я провела кое-какие изыскания и выбрала способ, позволяющий этого избежать. И поэтому сшила для тебя новую одежку так же, как то платье… Я не думаю, что старая была лучше.

— Но… первая мне нравилась больше.

— Ясно, — её мать засмеялась и слегка похлопала девочку по спине. — Тогда с этих пор ты можешь носить такое. То было белое платье и красный галстук, да? Если ты сможешь такое носить и держать голову высоко, даже когда над тобой смеются, я буду рада, что сшила такое платье. …Я буду знать, что ты действительно дорожишь одеждой, которую я сделала для тебя.

— …Правда?

— Да. Я знаю. Мы во многом с тобой похожи.

Мама обняла длинные волосы дочки и прогладила их рукой.

— Да, в тебе столько всего от мамы. Как твои волосы, например. И…

И…

— Та песня.

— Да.

Мама мягко похлопала её по спине.

Она обняла её, словно говоря, что это в последний раз.

Её маленькое «я» сделало вдох, и обнимающие руки вцепились в маму.

Их дыхание выровнялось, и они кивнули.

— Сецу-тян?

— Что?

Они немного отодвинулись и посмотрели друг другу в глаза с близкого расстояния.

— Тебе не нужно повторять за мной, даже когда я плачу.

— Это ты за мной повторяешь!

— Пожалуй, этот раунд за тобой.

Её мама горько улыбнулась. Она мимолётно бросила взгляд на пару за спиной Синдзё, но тут же отвернулась.

— Что бы теперь ни случилось, можешь верить в одну вещь. Если вспомнишь какие-нибудь гадости, которые делала нам, или захочешь сказать нам что-то, когда нас нет, можешь поверить в эту одну вещь. Можешь поверить, что мы всегда дорожили тобой, несмотря ни на что.

Прежде чем продолжить, она перевела дух.

— И ещё можешь поверить, что бы ни делала, мы всегда будем на твоей стороне. Мы никогда тебя не предадим.

— …Правда?

— Да.

Когда её мама прищурила глаза в улыбке, у неё потекли слёзы.

— Поверив в это, ты всегда сможешь нас достичь, даже если мы не с тобой.

Поэтому…

— Ступай, Сецу-тян.

— Но!

— Не волнуйся, — сказала её мать. — Когда-нибудь ты найдёшь другого важного человека. Ты найдёшь того, кто точно всегда будет дорожить тобой и любить тебя, что бы ты ни говорила, и даже веди ты себя так, будто его ненавидишь.

— Н-нет, не найду! У меня это тело… и надо мной все смеются!

— Найдёшь, — мама снова её обняла. — Я и твой папа нашли, и поэтому ты родилась.

— …Правда?

— Правда. Поэтому верь, что наши чувства друг к другу ни за что не изменятся, что мы всегда слышим твой голос и всегда болеем за тебя, даже если ты нас не видишь, и…

Она сделала вдох, отстранилась и улыбнулась.

— И что однажды ты будешь такой же, как мы.

— Буду? Правда?!

— Будешь. Я уверена, что кто-то тебя ждёт, и будет дорожить тобой так же, как и мы.

— И этот человек?..

— Он не будет над тобой насмехаться. Даже попытайся ты его оттолкнуть, он скажет тебе, что ты ошибаешься, поддержит тебя, всегда будет с тобой и примет тебя такой, как есть. И ты тоже захочешь его поддержать.

Она кивнула.

— Теперь ты можешь идти, правда? Куда бы ты ни пошла, мы за тобой наблюдаем. Пусть ты и не можешь с нами встретиться, мы знаем, о чём ты думаешь. Но если хочешь ответ…

Она приложила руку к груди.

— Вспомни ту песню. Особенную песню, которую мы поём на праздник.

— Сайлент Найт?

— Да. Ты ведь помнишь песню, которой я тебя научила? …Вспоминая её, ты будешь петь со мной в сердце. И делая так, ты будешь со мной.

И…

— Та песня приведёт тебя к твоему важному человеку.

Её мать сказала, что собирается петь.

— Не забывай. Эта песня — доказательство нашей связи. Песня, которой я тебя научила, внутри тебя, так что даже не будь меня рядом, у тебя останется доказательство нашей связи.

— Правда?

— Это ведь я тебя научила, нет? Даже когда я не здесь, я не исчезну, правда?

— Ты будешь внутри меня… говоря, что ты там?

— Да, — мама совсем отдалилась и поместила руки на плечи Синдзё. — Не тревожься. Когда запоёшь, мы будем с тобой. Пускай даже нас там не будет, мы не исчезнем и будем петь с тобой.

— Да…

— Так что если что-нибудь случится, не забывай петь. Когда ты счастлива, грустишь, злишься, унываешь или хочешь отпраздновать, просто спой тот гимн, и мы будем с тобой. Мы будем с тобой радоваться, плакать… или просто стоять рядом.

Поэтому…

— Рассказывай нам побольше, хорошо? Рассказывай нам, что ты делаешь и о чём думаешь. И… если найдёшь того, кого будешь ценить, спой и скажи нам. Скажи нам, что святое дитя нашло того, кого любит и кем дорожит. Обязательно скажи нам, что нашла того, кто будет с тобой, как мы. …И так мы станем счастливейшими людьми на свете.

— Вы будете счастливы?

— Да. Ты отправилась и нашла кого-то сама. Мы с тобой были с самого начала, но его ты выбрала сама и дала ему услышать свою песню.

— Если я найду кого-то такого, ты и папа отпразднуете?

— Да. Мы споём с тобой. …И я уверена, тот важный человек отпразднует с нами.

Когда маленькая Синдзё кивнула, её мать выпрямила спину и произнесла.

— Ладно, Сецу-тян, пора петь.

— …Подожди.

Её маленькое «я» обратилось к матери.

— Я точно-точно ещё вас увижу, правда?

— Да. Если ты будешь верить в нас и искать, то осознаешь, что мы всегда будем вместе.

Её маленькое «я» не понимало, что это значит, но всё равно кивнула и поверила.

— Тогда спой, мама. Я послушаю…Я послушаю, пока иду. Потому… потому не останавливайся, ладно? Обязательно… обязательно продолжай петь!

— Конечно.

Мама снова кивнула и приоткрыла уста. Маленькая Синдзё поступила так же.

————.

Они запели.

Пока разрушительный свет разрастался, её маленькое «я» последовало за матерью и начало петь.

Они пели первый куплет. А когда перешли на второй, она услышала голоса за спиной.

Двое за ней неловко присоединились, насколько умели.

Её мама на секунду остановилась и проговорила к маленькой Синдзё.

— Эти люди возьмут тебя с собой. Они возьмут тебя в мир моей песни.

— Правда?

Она оглянулась, и два ярко подсвечиваемых человека кивнули.

— Мама, — сказала Синдзё. — Спасибо. Я люблю тебя.

— И тебе спасибо, Сецу-тян. И я тоже тебя люблю.

Они обе улыбнулись, пролили слёзы и смахнули их прочь.

— Не волнуйся. Я буду петь вечно. Даже когда ты меня не услышишь, я непременно буду петь в твоём сердце. Если когда-либо будешь чувствовать себя безнадёжной, просто вспомни это и пой со мной.

Услышав это, её маленькое «я» отодвинулось и начало идти.

Мама смотрела на неё и продолжила петь. Она кивнула и слушала песню, даже уходя прочь.

Ох, — подумала Синдзё. — Моя мама внутри этой песни.

Пока она может её слышать, её мать будет там за ней наблюдать.

Если она запоёт, мама будет с ней.

Отбегая, девочка слышала только голос.

Она оглянулась и увидела, что мама действительно на неё смотрит.

…Спасибо.

Синдзё слышала песню. Она бежала. Когда она оглядывалась, на неё смотрела мама. Её мать ждала её, напевая. Она, наверное, махала ей, даже когда девочка не оглядывалась.

Мать была рада, что дочка оглянулась, но не огорчилась бы, будь иначе.

— Не волнуйся, — сказал мужчина, бегущий рядом с ней. — Ты непременно снова встретишься со своей матерью и отцом.

Верно, — согласилась она. — Само то, что мир существует, означает, мои родители и я всегда вместе. Пение единит меня с ними.

Пока она бежала и оглядывалась, её мать всё отдалялась и со временем совсем пропала за светом.

Когда мать скрылась из виду, Синдзё чуть не перестала бежать, но что-то её подтолкнуло.

Песня.

Она всё слышала песню. Синдзё всегда могла её слышать, словно та оставалась в ушах.

Песня толкала её к миру, где можно снова встретить родителей, и где ждёт кто-то даже более важный.

Этот человек будет с ней? Одевайся она, как ей нравится, и крась ногти, скажет ли он, что ей идёт? Даже ругайся она с ним, говори, что она его ненавидит, или отказывайся от того, что ей дают, он поверит, что на самом деле она любит его и дорожит им?

Подражай она матери и готовь для него, будет ли он есть, как её отец отвечал матери?

Если она вдруг оступится и заплачет, скажет ли он, что она ошибается, что всё будет хорошо, и поддержит её?

И захочет ли она сама поддержать его и быть и с ним?

…Я хочу его увидеть.

Её родители всегда были с ней, и это не требовало подтверждений, поэтому её всё устраивало. Но даже так, она хотела встретить того важного человека.

Синдзё хотела спеть с человеком, который услышит её песню.

Ту песню.

Пускай она и не услышит голос матери, песня, которой та её научила, останется внутри.

…Вот что мне это сказало, — подумала она.

…Что всё будет хорошо, оглянись я назад или нет.

Они обе понимали всё, что хотели сказать, поэтому всё будет хорошо, даже после расставания.

И тогда Синдзё услышала голос своей матери.

Да, — снова подумала она. — В этой песне определённо голос мамы.

В её памяти, когда она вспоминала песню, оставшуюся с ней, Синдзё слышала не свой голос.

Она всегда думала, что это её.

…Но нет.

Голос, передающий слова перед её пением, принадлежал матери.

Она отправилась в Топ-Гир, встретила папу, и отослала меня прочь, но всегда оставалась со мной в этой песне и постаралась, чтобы я слышала её, когда что-нибудь случится.

Синдзё вспомнила, как постоянно пела песню.

Когда чувствовала одиночество, уныние или грусть, она её пела.

…Но как раз это я пообещала маме. Я обещала ей сказать, если вдруг что-нибудь случится.

Её сон наполнился белым светом.

Точно не ясно, то ли это мир подходил к концу, то ли сон, но она всё равно слышала поющий голос, который унаследовала от матери.

Та песня доказывала, что они вместе.

Что бы ни случилось, её родители оставались с ней и понимали, что она дорожила ими, что бы ни говорила или делала. Пусть даже их больше нет, или она хотела перед ними извиниться, всё будет хорошо, и можно успокоиться, потому что они понимали без слов.

Эта песня абсолютного облегчения впитала в себя волю родителей. Синдзё унаследовала её, и та пребывала в ней.

Что произойдёт, если она споёт и попытается этим кого-то достичь?

…Песня до них достучится?

Они узнают, что она хочет быть с ними?

И она действительно спела песню, когда встретила особенного человека.

…Понял ли он?

Синдзё пела для парня, который спас её и разлёгся на её коленях в лесу Окутамы.

Полтора месяца назад он пришёл к ней на встречу после задержки в девять лет и две минуты.

Когда он снова её спас, она вновь предоставила ему колени и снова для него спела.

Это достигло её родителей, как и обещала мама?

Услышали ли они, что она встретила того, кем дорожила, оправдав их надежды? И опять же в белом платье?

…Да.

Это потому что Синдзё знала, как они дорожили тем, что девочка может самостоятельно оставить родителей, но при этом жить дальше и быть с тем, кем сама будет дорожить.

Как же я разбалована, — подумала она. — У меня уже есть родители, которые показывают свою заботу и наблюдают за мной, но я всё равно выбрала себе другого важного человека, и он ответил на мои чувства.

Как можно быть такой разбалованной?

Перед святилищем в поместье Тамия они держались за руки и послали мысли к её родителям, но Синдзё теперь знала, что её мысли достигали их задолго до того.

…Слава богу.

Затем она обратилась к матери, которая её провожала песней, к родителям, всё ещё приглядывающим за ней, и к драгоценному человеку, который теперь с ней.

— Спасибо.

Синдзё сама держалась за руку.

Перед тем, как проснуться, она взяла за руку драгоценного человека, которого выбрала сама.

Она взяла его крепко и отказывалась отпускать.

●

Утреннее солнце начало подниматься.

Оно всходило на востоке и растягивало по улицам тени.

Но в одном месте они редели.

Там где раскинулись протяжные полосы.

Они тянулись от авиабазы Ёкота в Фуссе западного Токио.

Внутри Концептуального Пространства восточная трёхкилометровая полоса была задействована, тогда как запасные на западе и севере не использовались.

В ангаре рядом быстрым темпом проходили ремонтные работы и модификации механических драконов с истребителями.

Даже на холодном воздухе без устали продолжался свет сварки и звуки дрелей.

Прибыл автобус.

База была крупной, поэтому он перевозил повсюду персонал.

Большинство высадившихся перед ангаром сменяли работающих ночью.

Мужчины в чёрной рабочей одежде обменивались приветствиями, тогда как одни доделывали работу, другие делились информацией, чтобы передать дела новой смене, а остальные бегали на посылках за деталями.

Рабочий с утренней смены приблизился к складу рядом с ангаром.

Он должен был взять автопогрузчик для перевозки специально заказанных деталей механического дракона.

Рабочий уставился на парковочный ангар рядом с запасной полосой, думая, что его любимый автокар там.

По пути ему встретился член группы ночных работников.

— Здоров, — сказал он в приветствие. — Я слыхал, дела ни к чёрту. Мы до сих пор не можем найти полковника и остальных?

— Нет, — ответил его сослуживец, поправляя рабочую шапку. — То же с майором. Остальное начальство сейчас координирует ситуацию со Штатами, но с одним лишь исполняющим обязанности командира это место всё равно, что парковка.

— Думаешь, они живы?

— Ставлю пять баксов.

— На что?

Мужчина задумался, после чего кивнул.

— Знаешь, почему никто не ищет полковника, майора и немецкую ведьму?

— Почему нет?

— Они берут отпуск перед отправкой в японский UCAT.

— Не очень хорошая ставка.

— Нет.

Оба горько улыбнулись.

— Я уверен, что они живы.

— Я тоже. Если нет…что тогда? Тот Левиафан, вроде как завис над Синдзюку. …Они усыпили меня принудительным уколом, когда я прошлой ночью хотел примкнуть к атаке, но та штука — Бабель, правильно? Без полковника и остальных мы ничего не сможем сделать.

Говоря, он нахмурился, а второй мужчина кивнул.

— Будет непросто даже для них. Вроде его не берёт даже оружие Концептуальных Ядер.

— Тогда всему конец, да? Завтра они создадут внутри Левиафана положительные концепты, и мир переменится, верно?

— И поэтому все так спешат.

— Его можно побороть?

Его голос звучал нерешительно, и второй мужчина немного наклонил голову, держась за полы рабочей шляпы.

— Не знаю. Или, скорее, знаю, но не хочу знать.

— …

— Но, — сказал он, — мы всё равно это сделаем.

— А сможешь?

— Неправильный вопрос. Мы сможем.

Он похлопал напарника по плечу.

— Ты везунчик. Тебе доведётся увидеть это перед выходом на смену. …Ты поймёшь, как страшно устроен этот мир. Даже если попытаешься сбежать, тебя нагонит капелька надежды и заманит прямо в ад.

— Хм? О чём это ты?

— Да просто, — ответил мужчина. — Прямо как с худшими женщинами. Даже когда знаешь, что тебе ничего не светит, всё равно думаешь, авось срастётся.

Сказав это, мужчина отошёл.

Рабочий проводил его взглядом, но затем вздохнул.

Он вспомнил важность ситуации, как её объяснили по радио базы, и обошёл ангар.

На сердце лежала тяжесть.

Если Концептуальные Ядра не работают, от механических драконов, над которыми они трудились, тоже толку не будет.

— …

Перед работой он собирался отвлечься вращением в автопогрузчике на стоянке запасной полосы.

Он обычно так забавлялся, когда случались неприятности.

25-го мир изменится. В таком случае, это может быть его последний шанс на такую шалость.

Но неожиданно он кое-что осознал.

…Я хорошо помню, пост этого парня не здесь.

Тогда почему он вышел отсюда? — гадал он, когда прибыл к одной из сторон ангара.

Мужчина кое-что там увидел.

— Что за чёрт?

Там должна быть вторая полоса.

Она тянулась на тысячу метров, но долгая лента асфальта пропала.

На его месте осталась глубокая двухсотметровая отметина.

— Что-то прорвало всю полосу?

Там был каньон четырёхсотметровой ширины и двухкилометровой длины.

Какой-то мощный удар сжёг траву, расплавил породу и оставил здесь след.

— Ох, да ну.

Он содрогнулся совсем не от морозного утреннего воздуха и выпустил пар.

— Теперь я не смогу повеселиться на автокаре.