Тогда принц наклонился и обратился к сабле:

— Здравствуй!

Услышав приветствие, глаз прищурился ещё сильнее и прямо-таки вытянулся дугой, будто улыбаясь в ответ. Глазное яблоко поворачивалось то вправо, то влево, столь подвижно, что казалось, это вовсе не вырезанный на рукояти сабли узор, а настоящий глаз, ничем не отличающийся от человеческого.

Хуа Чэн приподнял уголок губ.

— Гэгэ, ты ему нравишься.

Се Лянь посмотрел на него.

— Правда?

Хуа Чэн повёл бровями.

— Гм. Правда. На тех, кто ему не нравится, он даже не смотрит. Эмину вообще очень редко кто-то нравится.

После таких слов Се Лянь обратился к сабле:

— Что ж, благодарю тебя. — затем вновь повернулся к Хуа Чэну, — Он мне тоже очень понравился.

Услышав его слова, глаз принялся непрерывно моргать, а висящая на поясе Хуа Чэна сабля вдруг задрожала. Но Хуа Чэн отрезал:

— Нельзя.

Се Лянь:

— Что — нельзя?

Хуа Чэн повторил:

— Нельзя.

Эмина снова затрясло, будто сабля изо всех сил старалась выпрыгнуть из ножен. Се Лянь поинтересовался:

— Ты это ему говоришь — нельзя?

Хуа Чэн преспокойно ответил принцу:

— Да. Он хочет, чтобы ты его погладил. Я запрещаю.

Се Лянь расплылся в улыбке:

— Но что же в этом плохого? — и протянул руку к сабле. Эмин тут же широко распахнул глаз, будто в нетерпеливом ожидании. Се Лянь подумал: “Здесь трогать нельзя, если попаду в глаз, ему будет больно”, и потому опустил руку пониже, аккуратно скользнув по изогнутым дугой ножнам. Глаз от его действий окончательно превратился в тонкую щелку, а сабля задрожала с новой силой, словно от удовольствия.

Се Лянь, поглаживая саблю, чувствовал себя довольно необычно. Животные всегда тянулись к принцу, и раньше ему приходилось гладить пушистых котят или щенят, при этом они так же жмурились от удовольствия, то и дело прижимаясь к его груди с фырканьем и сопением. Но когда ощущения от прикосновения к изогнутой сабле из холодного серебра, и не просто сабле, а легендарному проклятому клинку, оказались почти не отличимыми от поглаживаний щенка, это стало для принца неожиданностью. Да разве ж это — кровожадная демоническая сабля, клинок, приносящий несчастья?

Се Лянь и так не верил в слухи, а когда увидел своими глазами, так и вовсе выкинул те злые наветы в мусорную корзину с надписью “не верить”. Невозможно при помощи кровавого и бесчеловечного тёмного ритуала сотворить такое милое и смышлёное создание, наделённое сознанием.

***

Они ещё немного задержались в оружейной, обмениваясь мнением о легендарных драгоценных клинках, после чего Се Лянь в приподнятом настроении взял Хуа Чэна за руку и вместе с ним вернулся в Дом Блаженства.

Юношу тоже привели туда, уже умытого, причёсанного, переодетого в чистые одеяния и с белоснежными бинтами на голове. И хотя лицо его по-прежнему скрывалось за плотными повязками, юноша будто полностью преобразился. Изящные очертания худощавых рук и ног выдавали в нём прекрасного молодого человека, каким он должен был выглядеть. Вот только сейчас юноша опасливо ссутулился и опустил взгляд, будто не решался стоять с поднятой головой. Его вид вызывал сочувствие.

Се Лянь усадил его и произнёс:

— Дева Сяоин перед тем, как уйти, поручила тебя мне. И я пообещал, что позабочусь о тебе. Но я всё же должен спросить, желаешь ли ты с этого дня и впредь следовать за мной и заниматься самосовершенствованием?

Юноша остолбенело уставился ��а принца, будто не смел поверить, что кто-то будет помогать ему самосовершенствоваться. Он смотрел на принца с колебанием, но в то же время и с надеждой.

Се Лянь добавил:

— Условия, в которых я живу, с трудом можно назвать хорошими, но я точно могу пообещать, что тебе не придётся больше прятаться, красть еду и терпеть побои.

Произнося это, принц заметил, что Хуа Чэн рядом с ними, прищурившись, смотрит на юношу ледяным, испытующим взором.

Се Лянь мягко продолжил:

— Раз уж ты не можешь вспомнить своё имя, давай дадим тебе новое.

Юноша, подумав, произнёс:

— Ин.

Се Ляня посетила догадка, что парнишка решил таким образом почтить память девы Сяоин[1], поэтому принц кивнул.

— Хорошо. Прекрасное имя. Ты из государства Юнань, а фамильный знак царствующего дома государства Юнань — “Лан”. Как насчёт такого нового имени — Лан Ин?

В итоге юноша медленно кивнул. Се Лянь понял, что такой ответ можно считать согласием отправиться с ним.

И началось пиршество. Это был небольшой приём, который Хуа Чэн устроил специально в честь Се Ляня. Однако по размаху мероприятие ничем не уступало празднеству в честь нескольких десятков гостей. Грациозные девушки, держа в руках яшмовые блюда, наполненные разнообразнейшими лакомствами, лучшими винами, фруктами и закусками, изящной походкой будто в калейдоскопе прохаживались одна за другой по главному залу. Каждая, приближаясь к кушетке из черного нефрита, подавала кушанья гостям. Лан Ин вначале только смотрел, не решаясь притрагиваться к пище. Лишь когда Се Лянь подвинул прямо ему под нос несколько блюд, юноша начал осторожно есть.

Пока Се Лянь смотрел на мальчишку, в его памяти внезапно возникла другая картина.

Такой же мальчик, с лицом, замотанным бинтами, весь покрытый грязью, сидит на корточках и жадно поедает фрукты с блюда для храмовых подношений, которое держит на коленях.

В этот момент мимо прошествовала очаровательная девушка в лёгком пурпурном платье. Она поднесла кувшин с вином. Хуа Чэн протянул руку к вину, наполнил чашу и спросил:

— Гэгэ, выпьешь?

Се Лянь как раз пребывал в раздумьях, поэтому рассеянно принял чашу и опрокинул в рот. Осознание того, что это было вино, заставило его взгляд проясниться. Кто же мог подумать, что принц весьма удачно посмотрит за спину Хуа Чэна и тотчас увидит ту самую девушку с вином, которая кокетливо ему подмигнёт…

Принц так и прыснул:

— Пффф…

К счастью, вино он уже проглотил, и потому ничего не выплеснулось наружу, принц лишь подавился и закашлялся. Лан Ин так напугался, что уронил на стол пирожное. Се Лянь, всё ещё кашляя, обратился к нему:

— Все в порядке. В порядке.

Хуа Чэн аккуратно похлопал принца по спине.

— Что с тобой? Неужели вино не пришлось гэгэ по вкусу?

Се Лянь поспешно ответил:

— Нет! Вино отличное. Просто я вдруг вспомнил, что мой путь самосовершенствования запрещает употребление вина.

Хуа Чэн:

— О? Моя вина, что не подумал об этом. Из-за меня гэгэ нарушил обет.

Се Лянь:

— Ты здесь ни при чём. Я сам совершенно об этом забыл.

Он потёр точку между бровей, отвернулся и незаметно бросил взгляд в центр главного зала.

Девушка, что подала вино, сейчас шла, покачивая бёдрами, спиной к принцу. Её походка выглядела поистине соблазнительно и многообещающе. Хуа Чэн смотрел только на кушанья перед собой или же всё его внимание доставалось принцу, а очаровательных девушек он не удостаивал даже взглядом, поэтому, разумеется, не присматривался к лицам красавиц. Однако Се Ляню хватило случайного взгляда, чтобы сразу разглядеть.

Разве он мог не увидеть, что прелестницей, подавшей вино, оказался Повелитель Ветров Цинсюань???

Чтобы проникнуть в Дом Блаженства, Его Превосходительство Повелитель Ветров не постеснялся обернуться женщиной и затесаться в ряды служанок… Се Ляня не на шутку потряс момент, когда Повелитель Ветров подмигнул ему, и принц едва удержался, чтобы не выразить мысль вслух: “Ты специально подошёл с вином, чтобы сгладить потрясение?”

В этот момент он услышал слова Хуа Чэна:

— Кстати о самосовершенствовании. Раньше я считал, что им занимаются, чтобы обрести свободу делать что вздумается и получать удовольствие от этого. Но если приходится отказываться то от одного, то от другого, не лучше ли вообще забросить всякое самосовершенствование? Как ты считаешь?

Се Лянь мгновенно поборол потрясение и, словно ничего не случилось, поддержал разговор:

— Смотря какой избрать путь. Некоторые школы самосовершенствования не придают этому особого значения. Но на таком пути, как у меня, обыкновенно требуется отказаться от вина и плотских утех. И если вино иногда разрешается, то на последнем стоит непреложный запрет.

Хуа Чэн, услышав о запрете плотских утех, слегка приподнял правую бровь. При этом выражение его лица осталось не до конца ясно — казалось, он обрадовался, но в то же время будто столкнулся с небольшой проблемой.

Се Лянь добавил:

— Честно говоря, существует также запрет на проявление гнева. К примеру, следует отказаться от большой радости или большой печали во время азартных игр, когда душа более всего подвержена порождению негативных эмоций. Но если держать дух в узде и не поддаваться чувствам, независимо от результата, вовсе не обязательно отказываться от азартных игр навсегда.

Хуа Чэн, послушав, рассмеялся:

— Не удивительно, что гэгэ решил наведаться в игорный дом.

Окольными путями Се Ляню всё-таки удалось естественным образом повернуть разговор в русло “игры”.

Принц произнёс:

— Кстати говоря, Сань Лан владеет просто волшебными навыками игры в кости.

Хуа Чэн:

— Ничего такого, лишь чистое везение.

— …

Сравнив его везение со своим, Се Лянь в душе не смог удержаться от огорчения.

— Мне в самом деле очень любопытно, только не смейся надо мной. Сань Лан, неужели действительно существует тайная техника бросания костей?

Ведь если такой техники нет, Хуа Чэн не смог бы, управляя его руками, выбросить именно то число, которое хотел. И Посланник убывающей луны тоже не смог бы с первого раза выбросить две шестёрки.

Хуа Чэн же усмехнулся:

— Разве я когда-нибудь смеялся над гэгэ? Тайная техника действительно существует, но её нельзя изучить за один день, и к тому же она даётся не каждому.

Се Лянь примерно такого ответа и ожидал. Однако Хуа Чэн добавил:

— Но я могу показать тебе один быстрый способ. Ручаюсь, ты с лёгкостью им овладеешь, и он приведёт тебя к сотне побед в сотне сражений.

— Что за способ?

Хуа Чэн вытянул правую руку. Ту самую, на среднем пальце которой яркостью бросалась в глаза красная нить, завязанная маленьким бантиком на тыльной стороне ладони. Он сказал Се Ляню:

— Дай мне руку.

Се Лянь ничего не понял, но раз уж Хуа Чэн сказал, принц подчинился. Рука Хуа Чэна не излучала тепла, но и льдом от неё не веяло. Он недолго подержал Се Ляня за руку, после чего с лёгкой улыбкой достал кости и бросил на стол со словами:

— Попробуешь?

Се Лянь, про себя повторяя “пара шестёрок”, взял кости, бросил сам, и когда кости замерли, на них действительно выпали две ярко-красные шестёрки.

Принц изумился:

— Что это за магия?

Хуа Чэн:

— Никакой магии. Просто я одолжил гэгэ немного удачи.

Се Лянь, всё ещё потрясённый, спросил:

— Оказывается, удачу тоже можно одолжить, как и магические силы?

Хуа Чэн усмехнулся:

— Конечно, можно. В следующий раз, если гэгэ соберётся с кем-то сыграть, сначала зайди ко мне. Я одолжу тебе столько, сколько пожелаешь, и ты гарантированно сможешь разгромить противника так, что он и за сто лет не оправится от удара.

Они сыграли друг с другом ещё несколько раундов ради забавы, и Се Лянь убедился в правдивости слов Хуа Чэна. Затем заявил, что немного притомился, и Хуа Чэн, приказав своим людям позаботиться о Лан Ине, лично проводил Се Ляня к месту отдыха.

Когда его фигура в красных одеждах неторопливо удалилась, Се Лянь, проводив его взглядом, закрыл дверь и сел за стол, подперев рукой лоб. Чем бо́льшую заботу о нём проявлял Хуа Чэн, тем сильнее Се Ляня грызла совесть. Принц подумал: “Сань Лан обращается со мной просто безупречно. Надеюсь, что он действительно никак не замешан в этом деле. Когда истина раскроется, я немедленно всё ему расскажу и принесу извинения”.

Принц просидел так совсем недолго, когда услышал, как кто-то снаружи тихо позвал:

— Ваше Высочество… Ваше Высочество… Ваше Высочество наследный принц…

Услышав голос, Се Лянь немедленно открыл дверь. Человек за дверью проскользнул внутрь, оказавшись Ши Цинсюанем в женском обличии.

“Она” всё ещё носила наряд служанки мира Демонов — платье из газовой ткани, тонкое, но не вульгарное, плотно облегающее все изгибы фигуры. Едва оказавшись в комнате, Повелитель Ветров повалился на пол и принял мужское обличие, затем прижал руку к груди и воскликнул:

— Воздуха! Воздуха! Мать честная, я чуть не задохнулся в этом наряде!

Се Лянь сразу закрыл за ним дверь, а когда обернулся, увидел следующую картину: м��жчина в соблазнительном пурпурном платье лежит на полу и срывает с себя лиф и пояс от верхнего одеяния. Не в силах смотреть на это, принц закрыл глаза рукой и воскликнул:

— Ваше Превосходительство… Ваше Превосходительство! Вы не могли б

ы переодеться в белые одежды заклинателя?

Ши Цинсюань ответил:

— Я что, похож на дурака? Посреди ночи носить ослепительно-белый наряд заклинателя? Я ведь так превращусь в живую мишень!

Се Лянь подумал: “Но… в таком виде ты, в каком-то смысле, ещё больше походишь на мишень, которая бросается в глаза и вызывает желание надавать тумаков!

Присев рядом, принц спросил:

— Ваше Превосходительство, как вы сюда пробрались? Мы же договорились, что встречаемся в назначенном месте через три дня!

Ши Цинсюань:

— Но что мне оставалось делать! Я узнал от прохожих, что вас увели в Дом Блаженства, а ведь это гнездо самого Князя Демонов! Даже название звучит неприлично, а поглядев на него издали, я решил, что это наверняка самый настоящий притон, полный соблазнов! Я беспокоился о вашей безопасности, поэтому потратил неимоверные усилия, чтобы пробраться сюда. В этот раз мне поистине не везёт: то какие-то дамочки утащат на процедуры для лица, то приходится выносить унижения ради важной миссии, одеваясь подобным образом… Мне никогда ещё не приходилось идти на столь огромные жертвы.

Се Лянь подумал: “Но ведь совершенно очевидно, что Твое Превосходительство наслаждается процессом…”, вслух же сказал:

А где же Его Высочество Тайхуа?

Ши Цинсюань, избавившись от лифа, стянувшего грудь, наконец, отдышался и растянулся на полу, восклицая:

— Не извольте волноваться! На правах старшинства я приказал ему больше не действовать необдуманно. Думаю, с ним всё будет в порядке. Кстати говоря, Ваше Высочество, удача и впрямь благоволит вам!

— Ха? — Се Лянь переспросил. — Мне? Это мне-то благоволит удача?

Ши Цинсюань:

— Именно! Мы с Цяньцю попадаем в такие передряги в Призрачном городе: то подвесят к потолку и дёргают за пояс, чтобы опозорить, то бросят болтаться по улицам, словно бездомных псов, и не найдётся места, где нас бы приютили… А вы накормлены, напоены, жильём обеспечены, да к тому же сам Собиратель цветов под кровавым дождём развлекает вас, как дорогого гостя!

…Подобное сравнение оказалось поистине убийственным. Ши Цинсюань наконец поднялся с пола.

— Ну так что, Ваше Высочество наследный принц, вы ещё не забыли о миссии, с которой мы сегодня явились в Призрачный город?

Се Лянь совершенно серьёзно ответил:

— Разумеется, не забыл. Только что в Зале Блаженства я как раз готовился к её выполнению.

Ши Цинсюань с сомнением спросил:

— Правда? И какие же приготовления вы делали в Зале Блаженства? Я припоминаю только, что вы играли в кости с Собирателем цветов под кровавым дождем. И не просто играли, а то вы подержите его за руку, то он вас. Это что, какие-то новые правила?

— …

Се Лянь:

— Ваше Превосходительство, оставьте эти странные разговоры, мы всего-то обменивались опытом. Я обнаружил в Доме Блаженства кое-какие зацепки, и как раз пытаюсь их распутать. Чтобы продолжить расследование, потребуется немного удачи.

Он вытянул сжатую в кулак руку, будто что-то поймал, и сосредоточенно нахмурился.

— И я позаимствовал её.

Они бесшумно покинули комнату и спустя час успешно добрались до той самой двери.

Се Лянь подошёл к статуе, вынул игральные кости, которые Хуа Чэн ему подарил, на мгновение задержал дыхание и легонько бросил. Послышался тихий стук, и на блюде, как ожидалось, выпали две ярко-красные шестёрки.

Се Лянь облегчённо выдохнул. Но стоило ему вспомнить, что удача, которой он воспользовался, была позаимствована у Хуа Чэна из рук в руки, в душе он почувствовал себя ещё более скверно.

Увидев его виноватое выражение, Ши Цинсюань похлопал принца по плечу и произнёс:

— Мы зашли так далеко, что вам следует воспринимать всё это чуть менее серьезно. Но будь я на вашем месте, то даже если бы Цзюнь У умолял, я бы не согласился участвовать в этом деле, во избежание сделки с совестью.

Се Лянь покачал головой. И подумал, что Ши Цинсюань не слишком хорошо знает Цзюнь У. Их миссия действительно представляла собой некоторые трудности для Се Ляня, и Цзюнь У это было известно. Насколько Се Лянь знал Цзюнь У, в подобной ситуации Владыка никогда бы не предложил ему пойти на такое задание, а наверняка отправил бы другого небожителя. И всё же Цзюнь У, прекрасно зная, что тем самым поставит Се Ляня в неловкое положение, спросил у принца согласия на участие. Такой поступок мог означать лишь одно: Цзюнь У не нашёл другого подходящего кандидата, и лишь поэтому, когда не осталось иного выхода, обратился к Се Ляню.

Кроме того, невозможно было оставить без внимания странное совпадение: пропавший небожитель послал сигнал о помощи семь дней назад, аккурат в то же время, когда Хуа Чэн покинул принца.

Се Лянь тяжко вздохнул, забрал кости с блюда и толкнул дверь. За ней больше не было той обыкновенной комнатки — внутри оказался зияющий чернотой спуск под землю, вглубь которого вела ступенчатая лестница. Изнутри со свистом вырывался холодный ветер.

Се Лянь и Ши Цинсюань переглянулись и кивнули друг другу, затем начали спускаться вниз, один впереди, другой следом.

Ши Цинсюань, шедший первым, щёлкнул пальцами и зажёг Пламя-на-ладони, освещая ступени под ногами. Се Лянь осторожно захлопнул дверь, прикрывая путь к отступлению.

Пока они спускались, Се Лянь решил заодно кое о чем поинтересоваться у Ши Цинсюаня:

— Ваше Превосходительство, не припомните ли в чертогах Верхних Небес за последние годы случаев низвержения небожителей? Я имею в виду, помимо меня.

Ши Цинсюань:

— Припомню! Но почему вы спрашиваете?

Се Лянь:

— Потому что я увидел на руке Посланника убывающей луны в Призрачном городе… проклятую кангу. Это мог быть только чиновник Верхних Небес, ведь так?

Ши Цинсюань удивлённо спросил:

— Что? Проклятая канга? Собиратель цветов под кровавым дождём настолько распоясался, что сделал бывшего служащего Верхних Небес своим подчиненным???

Се Лянь:

— Не думаю, что здесь подходит слово “распоясался”. Всё-таки тот человек уже не относится к пантеону небесных божеств. Это его личное дело, кому отправиться служить. Я и спрашивать бы о нём не стал, только вот заметил, что этот демонический посланник странно себя ведёт. Меня это обеспокоило, поэтому я хотел бы узнать у Вашего Превосходительства, нет ли у вас предположений по поводу его личности?”

Ши Цинсюань, задумавшись, ответил:

— За последние годы действительно кое-кого низвергли, Бога Войны Запада. Ох и громкое было дело!

Бога Войны Запада? Но разве это не тот самый Цюань Ичжэнь?

Ши Цинсюань же добавил:

— Однако мне думается, что вышеупомянутый Его Высочество ни за что не стал бы служить посланником мира Демонов! Поскольку он благородного происхождения, да и не в его характере подобная переменчивость.

Но если так, почему же тогда его низвергли? Се Лянь хотел задать ещё вопрос, но каменная лестница высотой более шестидесяти ступеней, закончилась как раз в этот момент, их ноги коснулись ровной земли.

Перед ними возник подземный ход, по которому могла пройти шеренга из пяти-шести человек. Путь был один, впереди зияла чернота, позади осталась лестница, ведущая наверх, слева и справа — толстые стены. Так что им не пришлось раздумывать, куда идти — оставалось лишь продвигаться вперёд.

Но только, когда путники прошли более двухсот шагов по подземелью, дорогу им преградила ледяная каменная стена, возникшая прямо перед глазами.

[1] Ин — второй иероглиф в имени погибшей девушки, “светлячок”.