Лодка превратилась в очень ненадежное средство передвижения, как только покинула бухту. Опытный лодочник волнение даже за «волнение» не считал, пока оно не было очень уж большим, но другим в этой лодке, по-видимому, казалось, что их мирок летит в тартарары. «По-видимому» – потому что самому Лоуренсу так вовсе не казалось.

В это путешествие он пустился с двумя спутниками. Эти двое весело дурачились на палубе – пока лодка не вышла из бухты. А потом началась качка, и один из них тут же нырнул под палубу и, весь дрожа, прижался к Лоуренсу; с тех пор он так и не отцепился.

Телосложение у него было худощавое, и сейчас, скрючившийся и дрожащий, он напоминал котенка. Лоуренс не стал смеяться над мальчиком, а просто позволил ему прижиматься к своим коленям.

Уже семь лет минуло с тех пор, как он, восемнадцатилетний, стал бродячим торговцем и принялся странствовать по миру. С тех пор он много чего пережил, набрался опыта. Но во время первого своего плавания на лодке он тоже кричал от ужаса при малейшей качке. Так что смеяться над своим спутником он просто никакого права не имел.

Мягко и ритмично похлопывая мальчика по дрожащей спине, Лоуренс размышлял о том о сем. Потом оглядел темный, затхлый грузовой отсек лодки, и его мысли изменили направление; он не смог сдержать неловкой улыбки. Пусть он чувствовал себя немного виноватым от того, что думал так, – но ему хотелось бы, чтобы не Коул, а другой его спутник сейчас вел себя робко и послушно.

Эх, если бы именно Коул сейчас весело носился туда-сюда. Лоуренс просто не мог удержаться от таких мыслей, ведь Коул – бродяга-школяр, которого часто принимали за девочку, – всегда был умным и послушным пареньком. Тихий вздох сорвался с губ Лоуренса, когда он увидел еще одну фигуру, легко и проворно спускающуюся с палубы.

– Ты, там океан. Океан!

С этими словами Хоро, его вторая спутница, громко бухнулась рядом с ним; ее глаза горели. На первый взгляд это была обычная монахиня – ее фигуру от лодыжек до макушки скрывал балахон с капюшоном. Но любой, кто смотрел бы на нее сейчас, когда она, вволю повеселившись наверху, уселась скрестив ноги, понял бы, что это одеяние она носила лишь в пути.

Да, Хоро одевалась таким образом только ради удобства; множество проблем удавалось разрешить гораздо легче, когда она выглядела как монахиня. Так что Лоуренс совершенно не собирался укорять ее за грубые и неделикатные манеры. И тем не менее, одной рукой поглаживая спину Коула, второй он потянул вниз балахон Хоро.

– Хмм?

Она обернулась, всем видом спрашивая, в чем дело.

– Этот твой хвост, которым ты так гордишься.

Едва она услышала эти слова, ее губы изогнулись в широкую ухмылку, а хвост скользнул под балахон. Да, балахон служил еще одной жизненно важной цели, помимо того, что делал Хоро похожей на монахиню: он скрывал хвост, растущий от ее поясницы, и пару подвижных ушей на макушке; в остальном же она выглядела как юная девушка. Впрочем, ее улыбка обнажала пару острых клыков.

По правде сказать, девичья внешность не была ее истинным обличьем. На самом деле Хоро была богиней-волчицей, которая жила в пшенице и возраст которой исчислялся веками.

– Ты, там на самом деле океан!

– Хорошо, хорошо. Не могла бы ты успокоиться? Ты прямо как щенок, который впервые в жизни увидел снег.

– Умм… ну как можно оставаться спокойной, когда прямо перед глазами такой громадный океан? Даже поля, которые я видела, кажутся по сравнению с ним крохотными и узкими. Это расхожее выражение – «океанский простор» – ведь на самом деле точнее и не скажешь.

Глядя на мокрые брови, выглядывающие из-под капюшона, Лоуренс легко представил себе, как Хоро, вцепившись в край борта лодки, вглядывается в морскую ширь. Даже балахон стал весь влажный от морской воды, так что Лоуренсу захотелось отодвинуться.

– Неужели ты раньше никогда не видела океан?

– Видела. Мне доводилось носиться вволю по песчаным берегам, и много раз я не могла сдержать себя и прыгала в море, так сильно мне хотелось пробежаться по его поверхности. Всякий раз, когда я вижу эту безграничную синеву, я думаю, как радостно было бы пробежаться по ней и оставить позади все горести. Я слышала, люди часто думают, что хорошо бы парить в небе, как птицы; почему же в них нет желания бежать по океану?

Хоро часто с гордостью именовала себя Мудрой волчицей из Йойтсу, и Лоуренсу представилось уже немало возможностей убедиться в ее уме. И все же сейчас она казалась ему почти что щенком. Он ответил с оттенком досады в голосе:

– …Мы часто размышляем, какие земли и страны лежат по ту сторону океана, но никогда не думаем о таких нелепостях, как бегать по нему.

– Скучный ты самец.

Несмотря на столь резкое заявление Хоро, Лоуренс даже не вздрогнул. Он прекрасно понимал, какой восторг может вызывать океан.

Время от времени Лоуренс замечал в Хоро те или иные звериные особенности, но никогда еще она не походила на щенка так сильно, как сейчас. Невольно в голову Лоуренсу заползла мысль, не принесет ли это проблем в будущем, – ведь лодка несла их в заснеженное королевство Уинфилд.

Кошка, когда идет снегопад, сворачивается в клубочек перед огнем, но щенок, забыв обо всем на свете, носится и катается в снегу. Быть может, следовало бы перед отплытием потратиться на ошейник и поводок. Как только эта мысль посетила голову Лоуренса, Хоро звучно, от души чихнула.

– Эй, лезь быстрее под одеяло. Бегаешь и промокаешь в такую холодную погоду – смотри не заболей.

– О да. Влажный океанский ветер такой неприятный. Даже мое чутье притупляется от вони этих волн.

Накинув поверх балахона одеяло, Хоро принялась его обнюхивать, будто стремясь оживить свое обоняние знакомыми запахами.

– А, и еще, ты…

– Хмм?

– Я впереди едва-едва разглядела какую-то землю. Мы туда и плывем?

– Нет, это другой остров. Сейчас наша лодка повернет на север, и мы приплывем куда надо вечером.

Королевство Уинфилд – это один большой остров и множество маленьких вокруг него. Насколько Лоуренс знал, пролив, отделяющий королевство от материка, был достаточно узок, чтобы эти островки можно было с трудом, но увидеть.

Была даже легенда о войне, развернувшейся в древние времена между двумя берегами пролива. В этой легенде бог войны, приняв облик воина, метал копья во врагов по ту сторону пролива. Конечно, подобным легендам едва ли стоило верить, но они вполне показывали, насколько же близко лежали берега.

– О да. Куда бы мы ни плыли, мы приплывем, если только ветер не переменится.

– Хм? Ветер не переменится?

– Если ветер будет встречным, лодка не сможет плыть вперед. Сейчас у нас в парусе хороший попутный ветер, так что тревожиться не о чем.

Какую-то секунду Лоуренс был не вполне уверен, как ему реагировать; однако если он сейчас начнет выставлять свои знания напоказ, Хоро ему непременно отплатит, да еще с лихвой. Поэтому свое объяснение он начал с улыбкой не скромной, но и не надменной.

– Даже при встречном ветре лодка все равно сможет плыть вперед, только медленнее.

– …

Хоро, почти целиком укрывшись под балахоном и одеялом, точно лиса в норке, ела Лоуренса подозрительным взглядом. Ее уши трепетали – ясно было, что она сомневается в истинности того, что он только что произнес.

– В это трудно поверить, пока не увидишь своими глазами, не правда ли? Но при встречном ветре лодка может двигаться зигзагом, то влево, то вправо, держась все время под углом к ветру. Я слышал, Церковь даже преследовала первого моряка, которому пришла в голову эта идея, – они заявляли, что он «пользуется силой, дарованной дьяволом».

– …

Хоро, хоть и продолжала подозрительно смотреть на Лоуренса еще какое-то время, видимо, более-менее удовлетворилась его объяснением. Негромко чихнув, она пробормотала:

– Хорошо бы он поскорее сменил направление.

– Но, знаешь, я никогда не предполагал, что мы на самом деле поплывем по океану, – увидев ее реакцию, так же тихо произнес Лоуренс с мягкой улыбкой на лице и кинул взгляд наверх, в сторону палубы.

Всякий раз, когда на их суденышко набегала очередная волна, оно издавало скрип, способный истрепать все нервы тем, кто не привык к этому звуку; зато для привыкшего он служил прекрасной колыбельной песней. Но в своем первом плавании Лоуренс страшно боялся, что лодка может в любую минуту развалиться на части.

– Твой любимый конь сейчас, должно быть, беззаботно щиплет травку.

– Не то чтобы я его оставил, чтобы он мог отдохнуть, но все равно сейчас у него нет работы. Хорошая у него жизнь.

– О? И к кому обращен этот сарказм, позволь спросить?

Если вкратце – Лоуренс и его спутники затеяли это путешествие, потому что так пожелала Хоро. Однако и он, и Хоро прекрасно понимали, что это лишь предлог, которым они оба воспользовались, чтобы сохранить лицо. Лоуренс знал, что она сейчас спорит только ради спора.

– Ну, сейчас не только у него нет работы; у меня тоже… хотя должен признать, так беззаботно проводить время тоже неплохо – иногда.

Несколько дней назад Лоуренс очутился в самом центре событий, грозящих разорвать надвое город Кербе – тот самый, из которого отплыла их лодка. Случилось все из-за того, что моряки поймали легендарное создание – нарвала. И тут же множество предприимчивых торговцев затеяли настоящую торговую войну, пытаясь завладеть этим драгоценным существом.

Вообще-то Лоуренс отправился в Кербе, чтобы разузнать насчет костей передней лапы бога-волка, такого же, как Хоро. И ему было невдомек, что его затянет в самую сердцевину урагана.

Он всегда считал себя грязным, жадным до денег торгашом, но лишь после того, что было в Кербе, он понял всю истинность пословицы «За всякой горой есть другие горы». В Кербе он встретил таких людей, как Киман, в юном возрасте уже возглавлявший отделение торговой гильдии, и Ив, которая с легкостью перевернула ситуацию в городе с ног на голову в своем стремлении заполучить всю прибыль от нарвала.

В итоге Лоуренсу и его спутникам удалось подобрать ключ к разрешению конфликта, и в награду они получили сведения о костях бога-волка. Потому-то они и плыли сейчас в этой лодке.

Под одеждой Лоуренс хранил рекомендательное письмо от Кимана и Ив, которое должно будет облегчить им поиски. В королевстве Уинфилд он будет впервые, и это письмо окажется куда надежнее любого оружия. И все же Хоро находила запах письма отвратительным, подобно тому, как некоторые животные не выносят запаха металла.

– Но все же, если вспомнить, как все развивалось, – разве ты не получил кое-какую прибыль? Это ведь считается за доход, не так ли?

– Вот, значит, почему из моего кошеля пропадают серебряные монеты… это все ты творишь, да?

– Если бы я тебя тогда не подтолкнула, справился бы ты с кошмаром того положения, в котором мы очутились, с твоей-то неуверенностью в себе? Если так посмотреть, несколько монеток – вполне достойная плата.

Произнеся эти слова абсолютно спокойным голосом, она скользнула под одеяло. Эта волчица умела остановиться ровно в тот момент, когда человек доходил уже до точки кипения. Содержимое кошеля для торговца столь же важно, как его жизнь, и все же Лоуренс не смог заставить себя рассердиться… он лишь беспомощно вздохнул.

– Ты взяла достаточно и для себя, и для парнишки?

Лоуренс указал на Коула; Хоро фыркнула и закрыла глаза. Озарения Коула сыграли ключевую роль в разрешении конфликта в Кербе. Однако таков был его характер, что он ни за что не стал бы просить вознаграждения и, по-видимому, отказался бы, даже если бы Лоуренс ему предложил.

Так что Хоро, должно быть, заставила его принять заслуженную награду… даже если для этого пришлось воровать. Лоуренс заподозрил, что, когда он отлучился, Хоро достала деньги из его кошеля на глазах у Коула, тем самым сделав его соучастником.

Лоуренс ласково похлопал свернувшуюся Хоро по спине и тут же услышал шелест хвоста.

– Но этот «Великий монастырь Брондела» – похоже, трудное место.

– Неужели он кишит упрямыми стариками? – спросила Хоро, неожиданно выглянув из-под одеяла.

– Великий монастырь Брондела – грандиознейшее из творений человеческих; узрев его, всякий ощутит его могущество. От его величия языческие боги падают ниц, он дарует свою силу всем людям. И потому Великий монастырь Брондела, обитель всемогущего Господа, внушает всем благоговение.

Хоро наморщила нос, услышав, как Лоуренс прочувствованно декламирует строки знаменитой оды. Для языческого божества, такого как она, Великий монастырь Брондела, должно быть, невыносимо скучен.

– Впрочем, если оставить в покое его историческую роль – в нем столько разных святых родилось, – сегодняшний Великий монастырь Брондела больше подобает посещать нам, торговцам.

– Хмм?

– Поскольку он святой, ему частенько дарят землю и деньги. Поэтому, даже если он сам этого не хочет, он должен уметь обращаться со своей собственностью, это просто необходимость. Кроме того, раз уж он «обитель Господа», это означает, что его собственность должна выглядеть впечатляюще; в общем, сейчас этот монастырь – скорее торговое заведение. А поскольку правят там надменные монахи, место это довольно неприятное.

По легенде, когда Папа поссорился с великим королем, он на три дня отправил короля в заснеженную пустыню. Будь это не король, а торговец, он бы так легко не отделался.

Торговцы частенько рассказывают истории про то, как Церковь нарочно ставит перед ними препоны, чтобы торговые переговоры шли в ее пользу. Однако в последнее время Великий Монастырь Брондела пришел в упадок. Но при таком «упадке» страдают обычно лишь простолюдины. А аристократы почти всегда богатеют.

– Неужели кости и вправду в таком противном месте?

Поскольку тема костей бога-волка весьма деликатная, даже Хоро понизила голос, говоря о них. Лоуренс в ответ мог лишь неопределенно кивнуть; хоть Ив и снабдила его сведениями, но полной уверенности даже у нее самой не было.

– На это весьма похоже, однако же у монастыря высокие каменные стены. Говаривают, даже сами боги не знают, что за этими стенами происходит.

– Я как-то слышала, один миссионер говорил: никакая правда, что большая, что малая, не может оставаться сокрытой вечно.

– Даже твои чувства выдают твои же собственные уши и хвост.

– В то же время твои чувства написаны у тебя на лице всегда.

После этих слов Хоро буднично зевнула, и Лоуренс последовал ее примеру. Если не считать самых первых дней после знакомства, подобные перепалочки были для них так же привычны, как «здравствуй». Сейчас Лоуренса куда больше беспокоили его беседы с Коулом.

Осторожно отвернув край одеяла, чтобы посмотреть, что с мальчиком, Лоуренс обнаружил, что тот уже крепко спит. Это и хорошо – пока он спит, его не одолеет ни страх перед качкой, ни морская болезнь.

Так же осторожно накрыв Коула, Лоуренс краем глаза заметил, как Хоро, высунувшая голову из своего одеяла, медленно удвигается обратно. Она тоже беспокоилась о мальчике.

– Не забудь разбудить меня, когда доплывем.

В ответ на эти приглушенные одеялом слова Лоуренс мягко погладил Хоро по спине. Одеяло тут же приподнялось, потом медленно опустилось. Угадав, что это Хоро довольно вздохнула, Лоуренс усмехнулся и продолжил гладить ее по спине.

***

Лодка плыла без приключений и в назначенное время прибыла в портовый город Ику королевства Уинфилд. Когда путники отплывали, небо было сизого цвета, но сейчас, когда они сошли с лодки в порт, оно окрасилось в темно-красные тона. Коул, так и проспавший до самого прибытия, щурил глаза, не приспособившиеся пока что к яркому свету.

При виде порта зимой иногда вспоминаются летние сумерки. Быть может, такая связь объясняется тем, что порт, такой оживленный днем, в сумерках внезапно затихает. Зимой же от всех портов круглые сутки исходит аура безделья и заброшенности. Однако этот порт был еще тише обычного – возможно, из-за невероятного холода.

Когда приходит зима, большая часть королевства Уинфилд оказывается укрытой толстым слоем снега – это северная страна в самом прямом смысле. Чем ниже опускалось на западе солнце, тем злее становился мороз.

Вдоль улиц и домов виднелись сугробы. Коул, стопы которого защищали лишь изношенные соломенные сандалии, устало тащился, будто не мог остановиться ни на секунду.

– Ты. Если мы не найдем место для отдыха как можно скорее, то все замерзнем тут до смерти.

Хоро чувствовала себя ненамного лучше Коула. В лодке она спала, завернувшись в одеяло, и теперь, когда она его лишилась, холод был ей особенно невыносим.

– У тебя на родине разве не лежит снег все время? Потерпи еще немного.

– Дурень. Ты хочешь, чтобы я сейчас обросла шерстью?

С этими словами Хоро обхватила Коула сзади. Лоуренс в ответ склонил голову набок, потом извлек письмо Кимана и Ив и еще раз прочел:

– «Идите в торговый дом Тейлора и разыщите там господина Дойчмана», хм.

Автор письма был настолько любезен, что даже набросал эмблему этого Тейлора. Лоуренс зашагал вперед, сжимая письмо в руке. В порту были здания, принадлежащие многим известным торговым домам и гильдиям – в том числе очень крупным.

Зимой королевство Уинфилд заваливало снегом, зато в остальные времена года климат здесь был мягкий и влажный. Почва была плодородна, луга уходили за горизонт. Лошади, коровы, прочий скот – все здесь быстро размножались и набирали вес.

Особенно процветало овцеводство. Говаривали, что овечья шерсть здесь растет быстрее, чем трава. И по количеству шерсти, продаваемой другим странам, королевство Уинфилд не уступало никому.

Горы мешков с шерстью громоздились на погрузочных дворах всех торговых домов, выстроившихся вдоль порта, и под крышей каждого из этих домов виднелась эмблема в виде бараньего рога, обозначающая королевское разрешение продавать шерсть.

Торговый дом Тейлора был в этом ряду последним, и фасад его не вызывал никаких нареканий. Судя по свету свечи, пробивающемуся из-под входной двери, этот торговый дом процветал.

Лоуренс постучал в деревянную дверь, и она тут же открылась. Точнее, приоткрылась – видимо, потому что время было неурочное. В любом городе, в любом порту рабочие часы мастерской или торгового дома следовало уважать.

– Кто там?

– Прими мои искренние извинения, что беспокою в столь поздний час. Я ищу господина Дойчмана.

– Дойчмана? А ты –

– Я Крафт Лоуренс из Торговой Гильдии Ровена. Меня послал господин Руд Киман из Кербе.

С этими словами Лоуренс протянул письмо. Бородатый торговец средних лет какое-то время изучал лицо Лоуренса, потом наконец взял письмо и осмотрел с обеих сторон. Затем, оставив позади лишь «подождите немного», ушел в глубь здания.

Через приоткрытую дверь наружу пополз теплый воздух. Кроме того – возможно, потому что Лоуренс и его спутники прибыли сюда под вечер, – изнутри потянуло вкусным ароматом; похоже, там подогревали коровье или овечье молоко с медом.

Даже Лоуренсу трудно было терпеть этот запах, что уж говорить о Хоро с ее сверхострым обонянием. В животе у нее нетерпеливо заурчало, и в ту же секунду бородатый торговец вернулся и открыл дверь… Лоуренс даже подивился – может, он ее услышал?

– Прошу прощения, что заставил ждать. Пожалуйста, заходи, господин Лоуренс.

– Прошу прощения за вторжение.

Кивнув своему собеседнику, Лоуренс вошел в дом; Хоро и Коул за ним.

– Сюда, пожалуйста.

Торговец закрыл дверь и пошел в глубь здания. Идя следом, Лоуренс и остальные вскоре очутились, судя по всему, в комнате для переговоров – здесь было несколько столов и стульев.

Вся мебель в комнате была с красивым орнаментом, со стен свисали гобелены с изображениями короля Уинфилда. Комната была словно в особняке аристократа, а не в обиталище торговцев.

За аккуратно расставленными столиками можно было обнаружить малочисленных торговцев, играющих в карты. В Уинфилде любили азартные игры, но поведение этих людей не казалось грубым – скорее, наоборот, элегантным.

Эти люди, похоже, шумным посиделкам за пивными кружками предпочитали более изысканные развлечения и теплые напитки. И это еще усиливало ощущение аристократичности, которая здесь царила.

– Бурное было море? – спросил торговец, поднявшись по лестнице на второй этаж. Идущий следом Лоуренс задрал голову и ответил:

– Нет. Должно быть, нам сопутствовала милость богов, и море было спокойным.

– Рад слышать. Я слышал, совсем недавно громадные волны обрушились на берега какой-то из северных стран. Обычно течения здесь идут с юга на север, но там все было настолько плохо, что даже они сменили направление.

Когда на берег набегают гигантские волны, возле него можно поймать много рыбы. Видимо, благодаря этим волнам и удалось найти нарвала близ города Кербе.

– Море в наших краях редко бушует, но уж если начнет, то этому конца не будет. Как правило, когда идет снег, вода все-таки спокойна, как в озере.

– Понятно. Может, как раз поэтому люди здесь такие миролюбивые.

– Ха-ха-ха! Мы всего лишь унылая кучка людей, которые плывут по течению.

Любой торговец частенько встречает себе подобных из других стран на постоялых дворах и прочих заведениях для ночлега. Характеры, конечно, у всех разные, но все равно можно увидеть, какой отпечаток на них наложило воспитание в их родных странах.

Большинство жителей королевства Уинфилд были по натуре своей спокойными и миролюбивыми. Но, как метко заметил торговец, ведущий сейчас Лоуренса, столь же легко их можно было описать как «унылых и плывущих по течению».

Если бы Хоро прожила здесь несколько лет, стала бы и она тихой и послушной, как ягненок? Такая мысль проскочила у Лоуренса в голове, но он тут же решил, что, если ее характер станет более унылым, это будет только к худшему. Он обернулся к Хоро; та недоуменно склонила голову набок.

– Мы пришли.

С этими словами торговец постучал в дверь и тут же открыл, не дожидаясь ответа.

– Входите.

Едва войдя, Лоуренс настолько изумился, что это отразилось у него на лице. Да и глаза Хоро распахнулись. А Коул тихо ахнул, даже не попытавшись сдержаться.

Вдоль стен комнаты до самого потолка возвышались полки. И они были заставлены всякой всячиной – от пряжи и клубков ниток до тканей, веретен и даже маленьких ткацких станков. Но в первую очередь внимание приковывали к себе стоящие на полках овечьи черепа.

Пустые глазницы в свете свечей зловеще смотрели на незваных гостей. Черепов было десятка два – с челюстями разной формы, с рогами разного размера.

К реальности Лоуренса вернул раздавшийся скрип – человек, писавший что-то за столом в дальнем конце комнаты, поднялся на ноги.

Хотя то, что с ними не поздоровались как положено, отчасти возмещалось впечатляющим видом комнаты, Лоуренс непременно сбавил бы оценку партнеру по переговорам – если бы, конечно, это были переговоры. Но, похоже, комната была украшена именно в расчете на то, чтобы поражать гостей. На лице человека появилась гордая улыбка.

– Эти овцы приносят нам прибыль; хотя Церковь, конечно, не должна этого видеть.

Перед Лоуренсом стоял мужчина средних лет с усами и маленькими глазками. Когда он улыбался, эти глазки вообще почти что пропадали. Обменявшись рукопожатием, Лоуренс ощутил твердость его руки.

Улыбающийся мужчина производил впечатление обычного добряка. Немногие, пожалуй, способны так хорошо скрывать всю глубину своего опыта и способностей. Лоуренс ощутил облегчение при мысли, что он здесь не для того, чтобы заключать с этим человеком торговые сделки. Как бы усердно человек ни работал, ему всегда найдется трудный противник.

– Я Аме Дойчман, занимаюсь покупкой шерсти в нашем торговом доме.

– Прими наши глубочайшие извинения за столь неожиданный визит. Я Крафт Лоуренс из Торговой Гильдии Ровена.

– Пожалуйста, присаживайся.

– Благодарю.

Обменявшись обычными приветствиями, Лоуренс (а следом и Хоро с Коулом) сел на скамью, поставленную перед столом. Дойчман сел напротив. Приведший их человек жестом попрощался и вышел.

– Перейдем к делу. Я был сильно удивлен, когда увидел имя господина Кимана, прозванного «Глазом Кербе». А следом еще и имя Болан! Насколько же пугающая сделка мне предстоит?

При любой возможности бросать слова, вызывающие на лице слушателя натянутую улыбку, – характерная черта жителя Уинфилда. Потирая нос, Лоуренс ответил, словно оправдываясь:

– Когда король выказывает уважение крестьянам, это значит, что война уже в разгаре. В такие времена даже чашка воды из рук короля ценна, как поднесенные в дар меха.

– О… ты хочешь сказать, что в Кербе произошли какие-то большие события?

– Надеюсь, кое-что ты об этом уже знаешь? Я был бы более чем счастлив рассказать тебе прямо сейчас, но не знаю, поверишь ли ты мне.

Как ни странно, эти слова, похоже, подогрели интерес Дойчмана. Его плечи сотряслись от смеха, и он с довольным видом ответил:

– Человек нередко встречается с чудесами, когда занимается торговлей. Но вернемся к делу. Судя по просьбе в этом письме… ты собираешься посетить Великий монастырь Брондела?

– Да, так и есть. И я хотел бы спросить: помимо покупки шерсти, какой еще может быть повод нанести туда визит?

– О?..

Бродячие торговцы обычно отращивали бороды, а вот городские торговцы в Уинфилде, похоже, предпочитали усы. Дойчман принялся пощипывать густой ус, разглядывая Лоуренса.

– Ведь, насколько я помню, паломникам дозволено посещать лишь удаленную часть монастыря, а в главное здание их не пускают, это правда?

– Правда. Даже из обитателей самого монастыря лишь немногие избранные вхожи в главное здание. Как ты уже должен знать, даже торговля шерстью происходит в особом отделении на отшибе, так что…

– Постучаться в двери главного здания не так-то просто.

– В точности так, господин Лоуренс. Конечно, это отделение для Великого монастыря Брондела жизненно важно, так что с главным зданием оно связано. Но… есть еще кое-что…

Конечно, Лоуренс прекрасно знал, что именно притягивало к себе крохотные глазки Дойчмана, опытнейшего торговца. Подпись Болан. Они не собирались отправляться в монастырь ни как паломники, ни как торговцы, а значит, выбор оставался небогатый. Имя Ив, падшей аристократки Уинфилда, было знакомо всякому здешнему более-менее крупному торговцу, и оно могло служить лишь одной цели.

– Можешь не волноваться. Я не посланник какого-либо правителя.

Словам торговца веры нет, в такой ситуации особенно. Неудивительно, что взгляд Дойчмана из-под век был остр как игла. Человек, представившийся как закупщик шерсти от Торгового дома Тейлора, посмотрел сперва на письмо, потом на Лоуренса и наконец на Хоро с Коулом.

Приди Лоуренс один – Дойчман бы ему вежливо отказал. Но Лоуренс привел с собой двух спутников, а значит, едва ли он был посланником. Похоже, Дойчман пришел наконец к такому выводу.

– Прошу прощения, если причинил тебе беспокойство.

– Ничего, ничего. Пожалуйста, не извиняйся. У тебя были причины для подозрений.

– Благодарю, однако именно такого рода проблемы и стоят сейчас перед Великим монастырем Брондела.

– Э?

Сразу после недоуменного возгласа Лоуренса в дверь постучали, и вошла служанка с подносом. На подносе стояли напитки – по-видимому, те же, какие пили картежники внизу.

Что ж, по крайней мере здешние хозяева достаточно заботливы, чтобы дать что-то согревающее путникам, вошедшим с холода. От теплых – но не горячих, чтобы приятно было держать, – кружек поднимались клубы пара.

– Пожалуйста, угощайтесь. Это овечье молоко, вскипяченное с медом и имбирем. В зимнее время здесь все пьют этот напиток – молодые и старые, богатые и бедные, король и крестьянин. Он вас быстро согреет.

– Что ж, не откажусь.

При взгляде на пузырящееся молоко Лоуренсу показалось, что, если он это выпьет, у него зубы растворятся. Не то чтобы он не любил сладкое питье – просто ему не нравилось чересчур сладкое. Он решил ограничиться небольшим глотком из вежливости. А Хоро, обожающая подобные напитки, непременно изыщет возможность прикончить остальное.

– Вернемся к предыдущей теме.

– Да.

– Скажи, господин Лоуренс, какие мысли тебя посетили при виде нашего порта?

Обычный способ узнать, насколько человек искренен, – задать ему неожиданный вопрос. Так что Лоуренс не стал размышлять, а сказал от чистого сердца:

– Возможно, это из-за мороза и позднего часа, но он кажется совсем заброшенным.

– Увы, не кажется. Дела в последнее время идут ужасно. Я говорю это не из скромности, не как торговец, – а просто потому что это правда.

– …Очень жаль это слышать. Я бродячий торговец с материка и, честно говоря, плохо знаком с положением дел у вас в стране…

– Ясно. Значит, ты не слышал о запрете, наложенном королем Сильваном?

– Боюсь, что нет.

И городским, и бродячим торговцам, таким как Лоуренс, необходимо понимать законы тех стран, где они собираются торговать. Но если что-то случится, бродячий торговец может сбежать в безлюдье и тем самым уйти от того или иного закона. У торгового дома такой возможности нет – они не могут погружать и разгружать свои товары там, где нет порта. Для них законы – все равно что слово Единого бога.

– Если вкратце – запрет на ввоз чужеземных товаров. Продавать можно все, но покупать – только зерно и вино. Это сделано для того, чтобы –

– Чтобы остановить отток денег, да?

– Верно. Король на троне уже пять лет. Его главная цель – сделать нашу страну богатой. Но продажи шерсти с каждым годом все хуже. Кроме шерсти, королевство Уинфилд почти ничего не может продавать, а если выручка с продажи не может угнаться за тратами на покупки, конечно, наша страна беднеет. И поэтому король, которому не хватает опыта торговца, принял такое решение.

С этими словами Дойчман поднял руки; этот жест без слов говорил: «Какая досада». Судя по его недовольному виду, нетрудно было догадаться, что горожанам запрет был очень не по душе.

– Как только торговец узнаёт, что в Уинфилде он ничего не сможет продать, он, конечно же, перестает сюда плавать. Кораблей в порт приходит все меньше, постоялые дворы пустеют и затихают, никто не пьет вино в тавернах, мясо не продается, накидки и одеяла тоже продавать некому, конюшни на грани разорения, потому что им надо кормить лошадей, а менялам остается взвешивать лишь пыль, что скапливается на их весах.

– Заколдованный круг.

– Вот именно. Похоже, наш король прекрасно знает, как махать мечом в битве, но не умеет пользоваться здравым смыслом. Ничего удивительного, что наши дела идут все хуже. Мы и опомниться не успели, как в городе не стало денег, и… впрочем, сам взгляни!

Дойчман привычным движением достал монету. Клан Уинфилдов основал королевство после длившихся много поколений конфликтов разных кланов, населяющих архипелаг, и множества кровавых сражений с пиратами северных морей. Монета с профилем третьего правителя страны, короля Суфона, вся почернела. В тусклом свете, заполнявшем комнату, даже разглядеть, что на поверхности монеты, было трудно.

– Так вышло, потому что они подмешали в серебро изрядную долю меди или еще Господь ведает чего. Я слышал, даже искуснейшие из менял не могут дать ответ, сколько же серебра тут осталось. А когда к деньгам нет доверия, ими перестают пользоваться. Кажется, некоторые из аристократов даже начали скупать медные деньги, на которые можно покупать хотя бы хлеб, да только это все тщетно. Король в ответ лишь новые законы издает, все суровее и суровее…

Хоро и Коул тоже подались вперед, чтобы рассмотреть лежащую на столе монету, но тут же выпрямились, как только поняли, что Дойчман еще не закончил свой рассказ.

– При таком положении, в котором мы находимся, вполне естественно появление тех, кто хочет воспользоваться возможностью нажиться на нем.

Торговля – просто перетягивание каната. Потянув за канат, можно почувствовать, что находится на другом его конце. Если цена денег падает, если денег не хватает даже на хлеб… что должно произойти?

Торговые процессы в государстве – не какой-то таинственный ритуал, проходящий за закрытыми дверями. Деньги любой страны постоянно сравнивают с деньгами соседей, чтобы судить, чего каждая из этих стран стоит. Если монеты королевства Уинфилд все черные и дешевые, каким это королевство выглядит со стороны?

Как слабые олени обречены стать добычей волков, так и состояния, построенные на слабых деньгах, падут жертвой сильных денег.

– Ты говоришь о людях, которые приходят покупать владения, а не товары?

– Да; они это делают затем же, зачем акулы собираются возле раненой рыбы. Вот почему я с самого начала решил, что ты один из них, господин Лоуренс.

– Понятно. Ну да, Великий монастырь Брондела выглядит очень заманчивой целью. Он обладает не только властью и влиянием, но и богатыми владениями.

– Совершенно верно.

– В таком случае позволю себе поинтересоваться: кто именно сейчас акула?

Дойчман зубасто ухмыльнулся – такая ухмылка вполне подошла бы атмосфере разоряющейся таверны – и ответил:

– Флаг луны и щита.

– !

– Да-да, Альянс Рувика, который живет и процветает на северных землях материка. Это они сейчас в роли акулы.

Альянс Рувика обладал несколькими мощнейшими военными кораблями, на мачтах которых гордо реяли красивые зеленые флаги с эмблемой в виде луны и щита. Это был самый мощный торгово-промышленный союз в целом мире; он включал в себя 23 профессиональных гильдии из 18 различных стран, его поддерживали 30 аристократов, а возглавляли десять крупнейших торговых домов.

Даже утверждение, что Альянс мог выбирать, кого посадить на трон той или иной страны, было не так уж далеко от истины. Это действительно было невероятное по силе и размеру объединение. Любые законные тактики противодействия бесполезны, если такая громада выбирает тебя своей жертвой.

– Мы, конечно, даже шелохнуться не смеем – просто смотрим, как зрители. А потом, они строго придерживаются законов, так что нашей торговле шерстью никак не препятствуют.

– Им нужны земли монастыря?

– Да. Насколько я слышал, они хотят воспользоваться этой возможностью, чтобы скупить монастырские земли и переманить на свою сторону местных аристократов. Из-за решения короля повысить налоги эти аристократы уже в довольно-таки тяжелом положении. Следующим шагом Альянса будет, по-видимому, вмешательство в политику королевства. С их огромным размером держать намерения в секрете просто невозможно, но он же и помогает им действовать.

У того, кто стал мишенью Альянса Рувика, нет ни единого шанса как-то ему противостоять. Лоуренс мог с легкостью поставить себя на место аристократов, предчувствующих, как король Сильван становится марионеткой и продает их всех Альянсу Рувика. А когда это произойдет, все покатится, как снежный ком.

Лоуренс кинул взгляд на Хоро; ему подумалось, что они всегда натыкаются на что-то интересное, когда попадают в новое место.

– Впрочем, монастырь оказался упрямее, чем мы ожидали, так что переговоры идут неважно. Похоже, торговые дома в составе Альянса соперничают между собой – каждому хочется заключить сделку первым. Поэтому, хмм…

Взгляд Дойчмана вновь упал на рекомендательное письмо, потом торговец опять ущипнул свой ус. Наконец, склонив голову чуть вбок, он сказал:

– Если ты уверен, что тебе все еще хочется лезть в столь опасное логово, господин Лоуренс, я познакомлю тебя кое с кем серьезным…

На лице «унылого и плывущего по течению» торговца из Уинфилда появилась слабая улыбка.

– Единственное условие: ты никогда не говорил с нашим торговым домом.

Лоуренс не стал отвечать немедленно, но вовсе не потому, что по зрелом размышлении изменил свое мнение. События развиваются так интересно – он сомневался, что здешние торговцы и дальше будут оставаться в роли зрителей. Некоторые обязательно поддадутся искушению начать действовать. На таком спектакле любой бы захотел занять место поближе к сцене.

Чтобы продавать шерсть разводимых в Великом монастыре Брондела овец, там открыли отделение специально для торговцев, приезжающих покупать. Скорее всего, в том месте уже поднялась какая-никакая, но суматоха. Сейчас самое время проверить, насколько жарок очаг. Если он окажется слишком жарок, Лоуренс просто отыщет другой путь.

Рассудив так, Лоуренс ответил, даже взгляда не кинув на Хоро:

– Рассчитываю на твою помощь.

Дойчман в ответ улыбнулся.

***

Полный мешок с глухим шмяком опустился на пол. Если бы Лоуренсу сказали, что в нем товары, ожидающие отправки в какую-нибудь далекую страну, он бы нисколько не удивился. Плоский полотняный мешок был набит шерстяными одеялами. По сравнению с жесткими и тяжелыми дорожными одеялами, от которых мало тепла, под этими явно можно было вспотеть. В общем, к Лоуренсу в комнату доставили одеяла, предназначенные для всех троих.

– Это… мм. Ты. Скажи, это все вправду нормально?

Хоро только что вымыла волосы, чтобы избавиться от запаха морской воды, и теперь сушила их перед очагом в самой дорогой комнате постоялого двора. При виде этих шерстяных одеял даже она не могла удержаться от того, чтобы спросить.

Она часто требовала, чтобы Лоуренс снимал комнаты на лучших постоялых дворах, однако же в ценах она более-менее разбиралась. В таких роскошных комнатах Лоуренс и его спутники не останавливались еще никогда. Чтобы это понять, достаточно было одного взгляда на реакцию Хоро.

– На этом постоялом дворе не было ни одного постояльца уже десять дней, а в этой комнате – четыре недели. Я слышал, в это время года постояльцев вообще мало, так что одного серебряного люта хватило, чтобы оплатить и эту комнату, и дрова для очага, да еще и сдачу нам дали. Правда, – Лоуренс указал на лежащие на столе черные монеты, – на эти деньги тут едва ли что-то купишь.

– Понятно. Значит, ты наживаешься на их беде.

– Не слишком ли сильное заявление? Когда нет спроса, вполне естественно, что цена падает.

– Ладно, ладно, главное, чтобы ты не снял эту комнату ради остатков своей гордости. Эй, малыш, подержи тот конец.

Хоро поспешно стелила постель, и Коул, адресат ее игривых насмешек, покорно взялся за край ее одеяла. Наблюдая за ними со смущенной улыбкой, Лоуренс размышлял.

Он прокручивал в голове то, что рассказал ему Дойчман о трудном положении королевства Уинфилд и о планах Альянса Рувика воспользоваться им ради собственных целей. В любом веке слабые обречены становиться добычей сильных.

И тем не менее Лоуренса потрясло то, что даже Великий монастырь Брондела, о котором сложено столько знаменитых од и поэм, не может избежать этой судьбы. Да, Церковь сейчас не обладала той властью, как прежде, но Лоуренсу все равно казалось, что ее монастыри поддерживает некая невидимая сила.

Вскоре после знакомства Хоро и Лоуренса они оказались в опасном положении, а Хоро даже угодила в заложницы – виной всему этому была именно Церковь. Мысль, что Лоуренс с близкого расстояния наблюдает падение могучей империи, одновременно возбуждала и вгоняла в уныние.

Конечно же, Лоуренс не собирался ни поддерживать, ни противостоять обеим сторонам. Человек ест овец, но страдает от волков. Когда он дошел до этой мысли, Хоро вдруг повернулась к нему и сказала, глядя ему в глаза:

– Если бы ты только мог сейчас видеть свое лицо – ты просто ходячее беспокойство.

В комнате было тепло, спасибо надежным ставням на окнах и камину. Однако капельки пота на лбу Хоро, снявшей уже балахон, были, скорее всего, вызваны ее игрой с Коулом. Сам Коул сидел ссутулившись возле кровати и пил воду; вид у него был совершенно измотанный. А вот большие глаза Хоро горели радостным возбуждением – возможно, ее взбодрил запах овечьей шерсти.

– О да, мои намерения, несомненно, злы и коварны. Как раз сейчас я молча молился, чтобы Церковь стояла вечно.

– Что?

С равнодушным видом она села на стул и потянулась к кувшину с водой, стоящему на столе. Точнее, там должна была быть вода, но на самом деле кувшин был наполнен вином. Он был не из глины, не из железа и даже не из бронзы – все кувшины здесь представляли собой выдолбленные кокосовые орехи. Кокосы, по-видимому, росли в далеких южных странах. Уже отсюда можно было легко представить, как процветала эта страна раньше.

– А, да, насчет твоих последних слов…

– Если они тебе не понравились, я могу сыграть другую роль – веселого торговца, который наблюдает за падением некогда могучего врага.

– …Дурень.

Поколебавшись чуть-чуть, она все же наступила ему на ногу – вспомнив неудачу с нарвалом в Кербе. Как ни удивительно, где-то глубоко было в ней чувство справедливости. Но несмотря на это, по-видимому, ее изрядно беспокоила воображаемая картина «Протягивание руки помощи некогда сильному врагу, ныне попавшему в беду».

В Кербе они трое помогли Ив, красивой женщине-торговцу, которую прозывали волчицей реки Ром. Конечно, Лоуренс знал, что если будет дразнить Хоро на этот счет, то вполне может поплатиться и жизнью. С той самой минуты, как Ив «поймала» его, он жил как на иголках. Ему совершенно не хотелось пережить то же самое второй раз.

– Меня это немного печалит. У меня к Церкви неоднозначное отношение, но иногда она меня выручала.

– Хмм… могу представить. С другой стороны, тот тип из Тейлора был на вид вполне довольным, когда рассказывал про их ситуацию.

– Дойчман, думаю, и был доволен. Он ведь сказал, что занимается покупкой шерсти, помнишь? Нужно приложить немало сил, чтобы хотя бы получить шанс вести с монастырем переговоры, так что он и должен радоваться тому, что у монастыря затруднения.

– Унылый и плывущий по течению, да?

– Именно. Но сама ты не слишком ли радовалась, когда нам принесли шерстяные одеяла?

При этих словах Лоуренса лицо Хоро стало предельно серьезным. Но – уши встали торчком, щеки надулись. Видимо, осознав, что скрывать чувства поздно, она расслабила лицо и вздохнула.

– Из-за этих одеял мне только труднее будет уснуть. Запах овец будоражит голову.

– А тем парням, думаю, не дает уснуть запах денег. На этот раз едва ли у нас будет возможность влезть в эту историю вокруг монастыря. При всей твоей мудрости, уме Коула и моей смелости – противник просто-напросто слишком силен.

– О чем это ты?

Хоро села и оперлась щекой на руку; она казалась одновременно уставшей от Лоуренса и счастливой.

– А тогда что мы будем делать? – это Коул внезапно решил поучаствовать в разговоре, после того как подкинул еще дров в очаг. Как истинный северянин, он прекрасно умел поддерживать огонь.

– Едва ли Альянс Рувика охотится за костями бога-волка. Иначе или Ив, или Киман хоть что-нибудь знали бы об этом.

– Значит, два хищника, охотящиеся за разной добычей, случайно встретились на одной узкой тропинке?

– Не знаю, насколько тут можно сказать «случайно встретились на одной узкой тропинке»… но, что бы там ни было, а Альянс Рувика – невероятно сильный противник; можно считать, что он равен целому королевству. Состязаться с ними мы просто не можем – никак. Однако если взглянуть под другим углом – для нас это может быть хороший шанс.

– Хмм?

Коул, прислушиваясь к разговору Лоуренса и Хоро, тряс перед огнем свою куртку – видимо, пытался вытрясти блох.

– Сейчас монастырь стоит перед пастью этой ядовитой змеи, Альянса. Все, чем они владеют, выложено напоказ всему миру, это избавляет нас от усилий – не придется искать самим. Кроме того, по словам Дойчмана, цель Альянса – обширные земли монастыря. Даже если кости в монастыре, вряд ли Альянс ими сейчас интересуется.

Даже Альянс Рувика не оставит без внимания предмет, который тянет на пару тысяч золотых монет. Несмотря на всю их ценность, кости бога-волка – всего лишь товар, который можно купить за деньги. А по-настоящему ценно то, что за деньги купить нельзя.

– Если мы просто подойдем к монастырю и посмотрим, что там творится, особой опасности не будет. Если уж называть настоящую опасность, то это…

– Что? – Хоро с любопытством склонила голову набок.

– …Больше ста тысяч овец, которыми владеет Великий монастырь Брондела. Ты уверена, что совладаешь с собой?

Изначально Лоуренс хотел лишь пошутить на этот счет, но, увидев возбуждение Хоро из-за всего лишь нескольких шерстяных одеял, он начал всерьез беспокоиться, как она поведет себя в монастыре.

Именно в это время года туда, должно быть, направляется множество торговцев, которые собираются закупать шерсть весной; они хотят оценить качество руна, и для этого в торговое отделение пригоняют громадное количество овец. Даже в обычное время в монастыре можно найти много разных вещей, связанных с овцами. И, что хуже всего, пастухи, которых Хоро так презирает, тоже там будут, и тоже во множестве.

Судя по ее возбуждению в лодке, можно было лишь пытаться вообразить, насколько неуправляемой станет Хоро, когда перед ней окажется белая от снега и овец равнина. Беспокойство Лоуренса начало постепенно переходить в серьезное опасение.

– А, никаких проблем быть не должно.

Вопреки тревоге Лоуренса Хоро говорила таким тоном, будто все это так, ерунда. Лоуренс сверлил глазами жизнерадостную волчицу, будто спрашивая: «Откуда ты берешь такую уверенность?». Коварная Мудрая волчица ответила самодовольной ухмылкой.

– Все будет хорошо, если я съем столько баранины, что даже запах овец перестанет меня возбуждать, не так ли? Как бы сильно мы что-либо ни любили, всегда есть предел, после которого мы устаем… или я неправа?

– …

– Что ж, если мы приняли решение – поскорее приступай! Накормить меня до отвала, чтобы я даже сидеть не могла, – для этого необходимы долгие и сложные приготовления! И потом, взгляни! Даже у этого мальчика на лице написано страстное желание отведать баранины!

Конечно, Лоуренс прекрасно понимал, что Хоро использует Коула как предлог. Но она была права – при виде написанного на лице Коула предвкушения Лоуренсу стало еще труднее пропустить ее слова мимо ушей. Ему не хотелось ей отказывать, но он решил поспорить еще чуть-чуть.

– Я уже начинаю уставать тратить деньги на то, чтобы все время угощать тебя роскошными кушаньями. Что ты об этом думаешь?

Морской воздух во время путешествия на лодке привел балахон Хоро в неважное состояние, но Хоро немедля юркнула в него. Потом, надев на голову капюшон, ответила:

– Когда к тебе время от времени относятся недружелюбно, это само по себе не так уж плохо, но если ты от меня устанешь, это будет слишком тяжкий груз для моего сердца.

Она говорила кокетливым тоном, прижимая руки к груди. Поскольку серьезный ответ на эти слова лишь заставит его выглядеть дураком, Лоуренс лишь буднично произнес:

– О да, госпожа.

Не сдержав смешка, Хоро взяла Коула за руку и двинулась к двери. Потом обернулась и крикнула, как беззаботное дитя:

– Эй! Давай быстрее!

Ну что с ней будешь делать? Лоуренс мысленно вздохнул, потом ухватил свой плащ и поднялся на ноги.

***

Самое сильное из всех оружий – сильные деньги. Так сказал великий торговец, пересекший океаны и покоривший много стран золотыми монетами. Лоуренс, на себе испытавший эту истину, был рад, что сам был торговцем.

Предложение Дойчмана остановиться в Торговом доме Тейлора он отклонил. Судя по всему, это предложение Дойчман сделал, потому что местные жители считали всех иностранных путешественников чем-то вроде денежных деревьев, которые можно и нужно трясти. Эта догадка подтвердилась, как только путники прибыли на постоялый двор.

Разумеется, Лоуренс внял предупреждению Дойчмана и не стал менять свои деньги на местные. На пробу он достал серебряный лют, стоящий чуть меньше, чем тренни, и тут же увидел широкую улыбку владельца заведения. Их тарелки тотчас были доверху наполнены жареной бараниной, покрытой желтым жирком – мяса было столько, что оно едва на стол не вываливалось.

Травы в это время года, естественно, не было, и жизнь пастухов стала недешевой. По слухам, им пришлось забить больше овец, чем обычно, чтобы собрать достаточные запасы пищи. В любой другой стране это привело бы к взлету цен на соль и уксус, которые нужны для сохранения баранины. Но здесь, в королевстве Уинфилд, было достаточно холодно, чтобы можно было хранить мясо сырым, просто во льду, потому и баранина оставалась недорогой.

Откусить здоровенный кусок баранины, запить вином – и поверхность вина покрывается пленочкой жира. Возможность угоститься столь прекрасным мясом за столь низкую плату выпадает нечасто. Единственным темным пятном в этой замечательной во всех прочих отношениях трапезе был неважный хлеб.

Говорят – какова страна, таков и хлеб, который в ней выпекают. Пшеницу, овес и другие продукты, из которых делается хлеб, хранить куда легче, чем мясо и овощи, так что в неспокойные времена хорошую пшеницу и овес запасают на случай бедствия.

– Я так тронут! Подумать только, спустя столько времени без посетителей вообще нас посетили господа с таким превосходным аппетитом! Это, должно быть, благословение небес!

Хозяин таверны, конечно, преувеличивал, но комната и вправду была полупуста. Большинство посетителей просто молча пили, и, похоже, все они были местными – половина ремесленники, половина мелкие торговцы.

Работников торговых домов, главные отделения которых располагались на материке, видно не было. Скорее всего, они прекрасно понимали, что выставлять напоказ благосостояние своих нанимателей – лишь заслужить презрение местных.

Для путешественника, однако, все было наоборот. Как только Лоуренс щедро предложил всем посетителям угощаться мясом и вином, оказалось, что жир и спиртное – прекрасная смазка для языка.

– Хей, гляньте-ка на это безжизненное место! Эй, ребята! Вот так надо есть и пить в таверне!

– Аа, заткнулся бы, старый! Сам-то хорош, всегда отказываешься от хорошего вина ради водянистого пива, которое варят в грязи?

– Точно, точно! А еще я слышал, ты столько бобов в хлеб кладешь, что твоя жена целыми днями плачет!

Хозяин таверны тоже стал шутить вместе с посетителями, вызывая взрывы смеха. Один городской торговец как-то сказал Лоуренсу, что, когда дела в городе идут плохо, местным часто кажется, что мир катится в пропасть и его не спасти. В такие времена щедрый путешественник зажигает в их сердцах искру надежды – они начинают верить, что что-то хорошее в этом мире еще осталось.

– Кстати, а откуда ты к нам прибыл, добрый господин? – спросил хозяин таверны, принося очередное блюдо (поскольку одна лишь жареная баранина довольно быстро приестся, Лоуренс и его спутники заказали также тушеную баранину с кислой капустой). Обратился он не к Хоро, но отнюдь не из-за ее юной внешности – просто она была слишком занята поеданием мяса. Глядя, как она жадно работает челюстями, прочие посетители ее подбадривали.

– С материка, из города Кербе. А до того я путешествовал еще южнее.

– Кербе?.. О! Там ведь недавно большая суматоха была, да? Что же там было… эй, Ханс! Напомни, что там случилось в Кербе?

– Нарвал, нет? Как ты вообще торгуешь, если ничего не знаешь, старый ты пень? Я слышал, они поймали одну из этих тварей северных морей. Даа, суматоха была что надо! Мне рассказал один лодочник, который у Леона работает – он совсем недавно к нам в порт явился.

Сведения распространяются очень быстро, даже через океаны – это всегда следовало иметь в виду. История с нарвалом ведь всего несколько дней назад закончилась.

– Точно-точно-точно! Нарвал, это был нарвал. Скажи, слухи врут или нет?

На лице хозяина было написано неподдельное любопытство. Он и не догадывался, что те, кто повернул вспять поднявшиеся в Кербе ураганные ветры, сидели прямо перед ним. Лоуренс повернулся к Хоро, чтобы незаметно обменяться с ней улыбками… но лишь обнаружил, что она на него вовсе не смотрит.

Если бы Лоуренс сейчас кинул взгляд на Коула, мальчик бы непременно понял, чего он хочет, и улыбнулся бы их общей тайне. Но которому из двух своих спутников со столь разным характером Лоуренс хотел выказать больше доброты? Ответ лежал на поверхности.

– Слухи не врут. Из-за этой истории город почти что раскололся на две части – северную и южную. В конце концов один торговый дом приготовил несколько ящиков, полных золотых монет, отвез их к собору и потребовал у Церкви продать нарвала ему. Из-за всей этой суматохи у нас там ни минуты отдыха не было.

– Ооо… ящики, полные золота, э?

При упоминании ящиков с золотом все посетители, окружившие Лоуренса и жадно внимавшие его словам, среагировали очень живо. Нетрудно было догадаться, что сейчас больше всего интересовало этих людей.

– Но что привело вас троих в наши края из стран к югу от Кербе? Торговать здесь собираетесь, да?

– Нет, мы в паломничестве, идем в монастырь Брондела.

Лоуренс умышленно не стал затрагивать тему денег – он видел, насколько она болезненна для окружающих. На его взгляд, не меньше половины людей здесь были либо торговцами, либо ремесленниками. Если бы он сказал, что пришел ради денег, ему бы не удалось собрать тут нужные сведения – все, вместо того чтобы говорить, начали бы пытаться продать ему свои товары.

– О, монастырь Брондела…

– Возможно, в это трудно поверить, но мои спутники – дети Господа. Хоть это и противно моей природе, мне приходится вести себя так, будто я ищу отпущения грехов.

– Понятно. Но торговец в паломничестве к монастырю Брондела… есть в этом ирония, да?

С этими словами хозяин таверны (Лоуренс и не заметил, как в его руке оказалась кружка с вином) огляделся, ища согласия посетителей. В улыбке на его лице, да и во всех остальных улыбках тоже, явно читался сарказм. Лоуренс постарался надеть на себя маску ни о чем не подозревающего путешественника.

– А в чем ирония?

– Ну, видишь ли, монастырь Брондела сейчас настолько сильно интересуется торговыми делами, что создателям легенд и не снилось; а вот к паломникам он уже много лет не очень-то дружелюбен. Большинство иностранцев, которые туда направляются, проходят через наш город, и я уже слишком многих из них видел на обратном пути, и все они были с унылыми физиономиями.

– Вообще-то им положено давать деньги на починку дорог и постройку постоялых дворов для паломников, но дают они сущие крохи, особенно если сравнить с тем, что выручают от продажи шерсти! Даже ребенку ясно, в какую сторону наклонены их весы. Да защитит нас Господь!

Когда посетитель, смахивающий на торговца, произнес эти слова, хозяин таверны одобрительно закивал. Будь то монастырь или торговый дом – похоже, все они идут одной дорогой, когда их ведет жажда наживы. Правда, многое в результате и теряют.

– Вот за такое свое поведение, должно быть, они и заслужили на свою голову божественную кару. Последние несколько лет уинфилдская шерсть почему-то очень плохо продается, и монастырю от этого достается сильнее всех. Даже те торговцы, что покорны, как ягнята, больше туда не ходят. И паломники, которых они оттолкнули, тоже уже не придут наполнить их казну, как бы их ни просили.

– Но подумать только – в такое время иностранный торговец отправляется туда в паломничество… быть может, божественная кара и к концу подходит. А жаль, они ее заслуживают.

Церковные заведения почитаются огромным множеством людей; тем поразительнее видеть, как сурово те же люди относятся к тем же заведениям, когда благоговение сходит на нет. Все до единого посетители таверны с наслаждением ругали монастырь. А это значило, что, скорее всего, разузнать про Альянс Рувика будет легче легкого.

– Вот, значит, какие тут дела… так, стало быть, монастырь сейчас вообще никто не посещает?

При этом вопросе на лице хозяина появилось непонятное выражение. «Эта мысль мне так приятна, но в то же время и немного печальна» – казалось, что-то вроде этого он сейчас чувствовал. Несмотря ни на что, монастырь оставался важным религиозным центром, он пустил корни в сердце каждого жителя Уинфилда.

– Кое-кто посещает. Даже сейчас там немало торговцев собирается. Только их цели немного другие, не такие, какие привычны нам. Тебе доводилось слышать про Альянс Рувика, добрый господин?

Хоро перестала поглощать баранину громадными кусками и отхлебнула вина из кружки, словно делая передышку… но это было отнюдь не совпадение. Она поняла, что темы, оживлявшие атмосферу таверны, закончились.

– Ты говоришь о величайшем торговом союзе, имя которого известно по всему миру?

– Именно о нем. Я слышал, их люди в монастырь ходят целыми стадами. Сперва туда ездили большие шишки в черных каретах, но – может, из-за холодной зимы – их быстро сменили торговцы, которые ходят на своих двоих. Вроде бы эти торговцы один за другим ходят то туда, то обратно – каждый хочет первым успешно провести переговоры. Из-за этого у нас тут целый год одни лишь торговцы с каменными рожами – они идут прямо в луга, а на мою таверну и не смотрят.

– А что у них за переговоры?

То, что Лоуренс сейчас услышит, либо подтвердит, либо опровергнет слова Дойчмана. Он только ради этого и спросил, так что ответ стал для него полной неожиданностью.

– Ты только не смейся – они хотят купить Золотого барана.

Лоуренс готов был поклясться, что слышал, как дернулись уши Хоро под капюшоном. Что до него самого – он мог лишь неверящим взглядом уставиться на хозяина таверны.

– Эта легенда, похоже, всегда всплывает в тяжелые времена – что у монастыря есть луг, простирающийся до самого горизонта, и на самом краю белого моря овец на этом лугу ходит сверкающий золотой баран, словно воплощение солнца.

– А еще в той легенде говорится, что человек однажды сумел выдернуть клок золотой шерсти, но она растворилась, как луч света, сразу же, как только отделилась от тела.

Лоуренсу доводилось слышать много подобных легенд. Чем хуже было положение той или иной страны – например, во время войны, – тем больше таких историй ходило. Истории о плачущих статуях Святой девы-матери, о ведьмах, которые крадут детей, ухмыляясь до ушей, о громадных флагах с эмблемой Церкви, развевающихся высоко в небесах.

Легенда о Золотом баране монастыря Брондела была хорошо известна на материке. Всякий раз, когда мир скатывался в черноту, эта легенда чудодейственным образом дарила людям новую надежду.

– Должно быть, на самом деле они тут, чтобы купить имя монастыря, а может, его землю.

– Я слышал, Альянс собирается стать аристократией Уинфилда.

– Но король Сильван – внук Уинфилда Первого; едва ли он позволит кому-то покупать титулы. Однажды у нас торговец уже купил титул падшего аристократа, так король был в таком гневе, что выпустил закон, из-за которого тот разорился на торговле шерстью. А мы в конце концов получили то, что сейчас имеем.

Человек, сказавший это, с последними словами провел ладонью по шее, изображая обезглавливание. Лоуренс догадался, что упомянутый торговец был мужем кое-кого, кого он очень хорошо знал.

– Денег никто не зарабатывает, а король все повышает налоги. Хотя, может, правильнее наоборот сказать: король так бесится с налогами именно потому, что ни у кого нет денег.

– Вы хорошие покупатели, так что я дам совет: если собираетесь отправиться в монастырь, будьте осторожны. Обитель Господа сейчас в руках у демонов. А Господь, который должен был бы прийти к нам на помощь, видать, заблудился в лугах, его уже много веков не слышно и не видно.

Лоуренс уже перестал понимать, кого именно ругают местные – монастырь или Альянс Рувика. Быть может, они и сами не знали, кого им больше хочется ругать. Быть может, им хватало уже того, что было о чем жаловаться. Но на кого бы они ни жаловались, делали это не из ненависти.

И король, и Альянс для них – нечто из другого мира, не из их собственного; а на монастырь они привыкли смотреть снизу верх, пусть даже его положение стало плачевным. Смятение чувств в их сердцах было как на ладони для любого. И Лоуренсу казалось, что он понимает их трудности.

– Спасибо. Я буду осмотрителен.

– О да, ну а тогда лучше вам всем есть и пить как следует, чтобы набраться сил! Как только вы покинете город, сразу познакомитесь с заснеженными полями. Если у вас будет недостаточно сил – умрете на полпути!

Слова хозяина таверны вновь подогрели всеобщее настроение. Лоуренс поднял кружку и выпил за хозяина. Коул, похоже, был уже на пределе, а вот Хоро явно еще могла пить.

Монастырь Брондела посреди заснеженной равнины… если это и есть их цель, заранее наполнить животы – и впрямь мудрая идея.

***

Он слышал потрескивание, как от горящих дров. Но они же не разводили костер накануне вечером, так ведь? А, ну конечно, очаг… его они тогда разожгли. От него просто звук был не такой, как от костров, к которым он привык.

Наконец-то мысли в голове забегали. Он открыл глаза и поднял голову.

В комнате царил полумрак – значит, еще совсем рано. Он мог разобрать, хорошая или плохая погода снаружи, просто по свету, вливающемуся в окна. Увы, похоже, день предстоял хмурый.

Он как раз начал думать, что будет холодно, но тут волна морозного воздуха нахлынула на него и разбудила окончательно. Похоже, холод пробрался-таки в комнату, несмотря на потрескивание дров в очаге.

– Снегопад, э, – пробормотал он себе под нос, после чего с наслаждением зевнул и сел. Да, шерстяное одеяло и вправду прекрасно хранило тепло. По правде сказать, давненько он не спал так крепко. Даже Хоро, судя по всему, дрыхла без задних ног. Ее пушистое одеяло ритмично поднималось и опускалось; это было даже более заметно, чем обычно.

Но холод стоял страшный. У Лоуренса было такое чувство, будто он свалился в ледяную реку. Кинув взгляд на кровать Коула, он обнаружил, что мальчик, как и Хоро, сжался в комочек и залез под одеяло с головой. Лоуренс был единственным из троих, кто спал с открытым лицом.

Потерев это самое лицо, Лоуренс выдохнул струйку белого тумана. Поднялся с кровати, вздрогнул, потом подошел к столу, взял кувшин и встряхнул. Он не очень-то надеялся на лучшее – и действительно: вода в кувшине замерзла.

– Видимо, придется спуститься и взять еще…

С тех пор, как Лоуренс начал путешествовать с Хоро, его привычка вслух говорить с самим собой стала проявляться куда реже. Однако в подобных ситуациях он всегда возвращался в плен той старой привычки и бормотал себе под нос фразу-другую.

В едва горящий очаг он кинул соломы, потом, дождавшись, пока она разгорится, подбавил немного дров. Это могло показаться излишним, но подобные кирпичные очаги могут гаснуть сами собой – просто от холода кирпичей.

Когда дрова занялись как следует, Лоуренс вышел из комнаты. Снаружи царила мертвецкая тишина, но ощущения, что это из-за отсутствия людей в столь ранний час, не возникало. Казалось, будто что-то просто съедает все звуки. Половицы при каждом шаге издавали скрип, но он тут же глох. Такая тишина, как будто все закутано в хлопок, бывала только лишь в снежные дни.

Спустившись на первый этаж, Лоуренс сообразил вдруг, что рабочий день на постоялом дворе еще не начался – входная дверь была закрыта на деревянный засов. Однако в глубине коридора, ведущего на задний двор, открылась другая дверь. Вскоре Лоуренс увидел красноносого владельца постоялого двора с шарфом вокруг шеи и с бочонком на плече.

– О? Да ты ранняя пташка.

– Доброе утро.

– Черт бы подрал этот мороз! Даже колодец замерз. Умучался даже просто разбивать лед на поверхности. Похоже, сегодня нас накроет одеялом.

Хозяин отнес бочонок в противоположный конец коридора и опустошил в стоящую там кадку. Людям, живущим в краях, где зимы суровы, приходится заботиться о воде, когда становится холодно. Вообще, если задуматься – необходимость беспокоиться о воде, когда вокруг столько снега, выглядит довольно-таки нелепо.

– Накроет одеялом?

– О, мы здесь так говорим, когда снег заваливает все. Одного дня хватает, чтобы все вокруг стало совершенно белым.

– Ясно.

– А, да. Желаешь чего-нибудь? Я могу приготовить гостям завтрак… только на это время понадобится.

– О, не утруждай себя. Честно говоря, вчера вечером мы принесли с собой из таверны довольно много еды.

В таверне накануне царила настолько оживленная атмосфера, что даже ночная стража заглянула посмотреть, что происходит. В конечном счете у Лоуренса и его спутников не осталось выбора, кроме как забрать остатки еды и уйти. Все блюда были приготовлены великолепно, так что, если их разогреть на очаге, завтрак получится замечательный.

– Ха-ха-ха! Такую хорошую баранину достать непросто. Ужасно жалко будет, если ее никто не доест.

– Вот именно! А, да, могу я попросить немного воды?

– Конечно, конечно. Хмм… в вашем железном кувшине вода замерзла, да? Я скоро принесу вам ящичек с опилками. Держи кувшин в опилках, тогда вода не так быстро будет замерзать.

– Я буду весьма признателен.

Получив от хозяина заведения куда более практичный глиняный кувшин с водой, Лоуренс направился обратно в комнату, думая на ходу, что «накрыло одеялом» – очень точное описание снежной погоды. Он припомнил, как один наемник говорил что-то похожее, когда они вдвоем пережидали холодную ночь и пили дешевое спиртное в какой-то хибаре.

Если необходимо вести войну, ее надо вести на севере, где вся боль и печаль, даже самая великая, рано или поздно будет погребена под снегом.

Где бы снег ни падал, всюду он несет с собой меланхолию. Неловко улыбнувшись этой мысли, Лоуренс открыл дверь в комнату.

– О? Ты уже проснулась –

Лоуренс замолчал на полуфразе, почувствовав, что атмосфера в комнате требует тишины. Хоро, сидя на своей кровати, молча смотрела в окно. Просто сидела и смотрела; если бы не белые облачка, срывающиеся с ее губ, можно было бы без особого преувеличения сказать, что она походит на глиняную статую.

Даже когда Лоуренс закрыл за собой дверь, Хоро продолжала молча смотреть. Дрова в очаге еще не выгорели, но Лоуренс подбавил еще, а потом, поставив кувшин на стол, подошел к кровати Хоро.

– Снегопад, – промолвила волчица, не повернув головы. Лоуренс посмотрел туда же, куда она, и, ответив «да», сел рядом. Хоро по-прежнему смотрела наружу. Она сидела как-то необычно – не скрестив ноги, не обняв колени… а просто как будто время вокруг нее внезапно застыло. Так они с Лоуренсом вдвоем молчали и смотрели в окно.

Окно было открыто, и в комнату вливался морозный воздух. Тихонько вздохнув, Лоуренс положил руку на голову Хоро. Пряди ее прекрасных волос замерзли. Было совершенно очевидно, о чем именно ей напоминал снег, так что Лоуренс не стал ее обнимать, а просто сидел рядом.

– …

– Что такое?

Услышав слова Лоуренса, Хоро лишь молча повернулась к нему. Ее лицо уже не было бесстрастным, как когда она смотрела в окно, – сейчас его заполняли чувства. К бледным губам тоже постепенно возвращался цвет.

– Значит, все-таки ты немножко умеешь быть деликатным.

– Смотри не заболей.

Лоуренс предпочел ответить так, нежели пытаться парировать ее иронию. Кивнув, Хоро тут же чихнула – и в следующее мгновение была уже под одеялом. Лоуренс встал и захлопнул окно.

– Когда я в своем истинном обличье, я могу смотреть сколько хочу.

– Ты имеешь в виду, пока тебя не занесет снегом.

Хоро лишь улыбнулась и показала на кувшин с водой. Но когда Лоуренс передал ей требуемое, она обхватила его руку своими.

– Я ведь говорила, что ничего не случится, даже если пойдет снег? – со слабой улыбкой сказала она. Она имела в виду, что снежная погода для нее – не повод прыгать и резвиться. Она столетия жила в деревне Пасро, где, в отличие от ее родного Йойтсу, вообще не знали снега.

Лоуренс, в свою очередь, обхватил ее заледеневшие руки и ответил:

– Как я могу быть уверен – ты же не хрупкая дева из тех, что вечно в слезах? Я совершенно не удивлюсь, если увижу, как ты, полная сил, носишься по снежным полям.

– …

Молча улыбнувшись, Хоро выпрямилась и глотнула из кувшина. Но тут же улыбка сменилась хмурой гримасой, и волчица укоризненно посмотрела на Лоуренса.

– Почему здесь не вино?

– Дуреха, – ответил Лоуренс, воспроизведя ее манеру обзываться. Хоро пихнула кувшин ему в руки и кинулась на кровать, словно ребенок, собирающийся закатить истерику.

– Что? Собираешься дальше спать? Имей в виду, сегодняшний завтрак обещает быть вкусным.

Да, где бы снег ни падал, всюду он несет с собой меланхолию. Но, бесспорно, точно так же вкусная еда несет с собой радость.

***

Как и следовало ожидать от страны, где преуспевали пастухи, среди принесенной накануне еды нашелся кожаный мешочек, доверху наполненный маслом. Хоро с восторгом намазывала это масло на ломти овсяного хлеба и отправляла их в рот. У Коула, напротив, даже его обычного неважного аппетита не было; он встал слишком рано, ну и манеры Хоро, конечно, тоже не порождали желания есть.

– И что – чавк – мы будем – чавк – делать теперь?

– Не разговаривай с набитым ртом. Дойчман сказал, что познакомит нас кое с кем из Альянса Рувика, так что сейчас нам остается только ждать, когда они с нами свяжутся.

– Ладно – чавк.

Проглотив наконец овсяный хлеб, Хоро сделала паузу, чтобы отдышаться. Потом раскрыла рот, и Лоуренс решил было, что она хочет еще что-то сказать, – но она откусила еще один громадный кусок хлеба.

– Ты что, готовишься в спячку залечь или что?

– Это – чавк – тоже неплохая идея.

Когда перед глазами Хоро появлялась вкусная еда, ничьи слова не задерживались у нее в голове надолго. Лоуренс положил ломтик баранины на кусок хлеба, разогретый на очаге, и откусил.

– Но в такую холодину, да еще по снегу, передвигаться будет тяжело, да? – вступил наконец в разговор Коул, до того с удовольствием наблюдавший за Хоро и Лоуренсом и потягивавший теплое овечье молоко.

– Конечно. Кстати говоря, как тебе раньше удавалось путешествовать одному?

– Когда я ушел из дома, погода была не такая уж плохая, так что все было нормально, но когда я пересек Ром, вдруг стало очень холодно. Но я постепенно научился избегать тех мест, где много снега.

– Я так и думал. С твоей-то одеждой – стоит тебе попасть под снегопад, и одним небесам известно, проснешься ты или нет, если уснешь.

Лоуренс снял кусочек жира, прилипший к щеке мальчика. Коул смущенно улыбнулся, но Лоуренс не понял, что смутило его сильнее – этот жест Лоуренса или потрепанная одежда.

– Ну, там, где часто идет снег, люди принимают меры. Они ставят на одинаковом расстоянии друг от друга столбы с указателями. А рядом с ними маленькие хижины – убежища на случай метели. Я как-то был в месте под названием Архтшток – там метели очень злые; зато по крайней мере там на разбойников не нарвешься. В такой страшный мороз даже медведи и волки ищут убежища в пещерах, так что путешествовать на удивление легко.

– Вы были в Архтштоке? Это ведь один из самых северных городов, да?

– Меня как-то попросили отвезти туда вещи одного умершего путешественника. Только тогда, один раз. Он на северо-западе, дальше даже, чем равнина Доран. Я своими глазами видел эту легендарную землю – она как поверхность моря в полный штиль. Зрелище такое, что просто дух захватывает.

Говаривали, что давным-давно громадный дракон, взлетев в небо, поднял страшный ураган, который вырвал с корнем всю траву и деревья и оставил лишь голую землю. Поскольку из осадков там выпадал только снег, близ Архтштока было не только холодно, но и очень сухо. Голая снежная пустыня, в которой любой сознавал, какой же он на самом деле маленький.

– Если верить легенде, Святой Арагая провел там тридцать лет в медитации. Когда я там побывал, я понял, почему после этого его стали называть святым.

– Ух ты… – и Коул, вслушивавшийся в историю Лоуренса, втянул воздух.

У Хоро всегда портилось настроение, когда еда подходила к концу, но с этим поделать ничего было нельзя. В отличие от Коула, она никогда не выражала желания терпеливо слушать рассказы Лоуренса, так что вполне естественно, что и он к ней относился несколько иначе, чем к Коулу. В душе он надеялся, что небеса простят его за это.

– Когда я учился, я выучил названия городов повсюду в мире, но своими глазами видел так мало…

– Это ко всем относится. Что до меня – я редко присоединяюсь к торговым караванам и редко езжу одними и теми же путями; потому-то мне и удается заезжать в такие далекие уголки и видеть все, что я видел.

– А в южных городах вы были?

– Ну, думаю, с ними ты знаком лучше, чем я; но я еще был в восточных странах –

Лоуренс смолк, но отнюдь не от того, что оставленная в одиночестве Хоро разразилась слезами, – а от стука в дверь.

– Иду! – жизнерадостно воскликнул Коул и вскочил на ноги – к таким мелким побегушкам он уже привык. Хоро все еще ела, но Лоуренсу хватило одного быстрого взгляда, чтобы понять, что она в дурном настроении – она даже не озаботилась надеть капюшон. Лоуренс лихорадочным движением прикрыл ей голову.

– Кто там?

Коул открыл дверь; за ней оказался человек, облаченный с головы до ног в дорожное одеяние – Лоуренсу это напомнило Ив. Шарф, обмотанный вокруг головы и закрывающий почти все лицо, двухслойный плащ, ниспадающий до лодыжек. На голенях звериные шкуры, через плечо перекинут мешок.

Похоже, он был готов хоть сейчас отправиться в долгий поход сквозь снегопад. По правде сказать, на его голове и плечах уже виднелся снег. Кинув на обитателей комнаты любопытный взгляд через щель в шарфе (судя по всему, этот человек буквально только что прибыл в город), вошедший затем принялся его разматывать.

– В этой комнате живет господин Крафт Лоуренс?

Его голос звучал на удивление юно. Да и лицо, показавшееся из-под шарфа, оказалось юным, под стать голосу.

– Ээ, да. Лоуренс – это я.

– Значит, это ты. Вынужден извиниться, что не оделся подобающе. Я только что получил весточку от господина Дойчмана, потому и пришел в столь неудобное время.

Лоуренс встал и направился к двери. Раз Дойчман послал этого человека, значит, он из Альянса Рувика.

– Нет, нет, это я должен был нанести тебе визит. Пожалуйста, заходи.

– Что ж, прошу прощения за вторжение.

Мужчина легкими шагами вошел в комнату. Он был чуть ниже Лоуренса, однако странно, что он мог двигаться с такой легкостью, навьюченный всем тем, что на нем было. Если он бродячий торговец, то ему явно приходилось зарабатывать на жизнь, странствуя по очень суровым местам.

– Ух ты! Какая прекрасная комната.

– Обычно мы не можем себе позволить чего-то подобного.

– Ха-ха! Думаю, это можно считать профессиональной способностью. В начале осени я здесь тоже понаслаждался роскошью.

Светлые волосы посетителя притягивали к себе взгляды – возможно, из-за очень короткой стрижки. Благодаря жизнерадостному тону он производил впечатление весьма дружелюбного человека. Похоже, даже Хоро была удивлена.

– Ой, я же забыл представиться. Я из Торгового дома Фирса, который входит в Альянс Рувика. Мое имя Логу Пиаски.

– Позволь и мне еще раз представиться: Крафт Лоуренс, Торговая Гильдия Ровена, бродячий торговец. Обычно я веду дела на материке.

– О, это, несомненно, провидение Господне! Уверен, по моей одежде ты и сам догадался – я тоже бродячий торговец.

Лоуренс пожал Пиаски руку; обнаружив, что она такая же жесткая, как его, он чуть расслабился. Хоро подобрала остатки своего завтрака и отодвинулась к краю кровати, так что Лоуренс пригласил Пиаски к столу.

– Итак, по словам господина Дойчмана, вы трое собираетесь отправиться в монастырь Брондела, так?

Пиаски не произвел на Лоуренса впечатление торопливого человека. Он, похоже, был из тех, кто Лоуренсу встречался редко, – из тех, кто предпочитает проводить свободное время, обтачивая края серебряных монет, нежели беседуя с кем-либо.

– Если возможно, мы хотели бы попасть в отделение для торговли, которое близко к главному зданию, а не в то, которое предназначено для паломников.

Лоуренс совершенно не собирался раскрывать, что они разыскивают кости бога-волка. До недавнего времени они вовсе не знали, где эти кости находятся, но теперь, когда они узнали, что кости, вероятно, в монастыре, сообщать об этом первому встречному было бы безрассудно. Особенно – если собеседник из Альянса Рувика.

– …Раз тебя рекомендовал господин Дойчман, я не буду расспрашивать, зачем тебе это нужно. Но, судя по твоим словам, я так понял, ты не собираешься покупать там шерсть?

Он смотрел Лоуренсу прямо в глаза. Некто просит сопроводить его до монастыря, но не желает объяснить причины… что ж, вполне естественно, что проводник так реагирует.

Лоуренс, однако, не собирался отступаться. Он был уверен, что, раз доверие Кимана и Ив купило ему Дойчмана, то доверие Дойчмана купит ему Пиаски. Доверие – по сути невидимые деньги.

Вскоре лицо Пиаски расплылось в улыбке.

– Ладно, неважно, зачем это тебе. Я частенько сопровождаю людей, которые желают своими глазами посмотреть на наше с монастырем сражение… ну и кое-какой доход получить, конечно же. Я не буду тебя больше расспрашивать. И потом, часто достаточно просто собрать вместе несколько человек, чтобы вокруг них собралось гораздо больше.

Торговать не получается, если рядом нет тех, кто может стать продавцом или покупателем. Потому легко понять, что все предпочитают вести дела там, где собирается много торговцев. Конечно, если охотишься за большой прибылью, очень важно не болтать языком и не распространяться о том, какого рода торговлей собираешься заниматься. Пиаски, естественно, это понимал.

– Флаг луны и щита будет развеваться на ветру всегда, так что мелочи нас не заботят.

Разумеется, Лоуренс знал следующую фразу, которая никогда не произносилась, но всегда подразумевалась: «Однако каждый, кто захочет вмешаться в наши дела, не отделается легко».

– Благодарю. Смею уверить, твоя деликатность не пропадет втуне.

Пиаски искренне улыбнулся; да, это был настоящий торговец. Они с Лоуренсом вновь обменялись рукопожатием, как бы заключив символический договор.

– Итак. Я по натуре немного нетерпелив, так что давай обсудим наше отправление прямо сейчас. В монастырь собираются все, кто здесь есть?

– Да. Из-за этого нам будет труднее использовать «покупку шерсти» в качестве повода?

Коул-то ладно, а вот Хоро явно не походила на человека, имеющего отношение к торговле.

– Вовсе нет, вовсе нет. Ничего необычного нет в том, что человек, ищущий душевного спокойствия, берет с собой в торговую поездку слугу Церкви. Кроме того, сейчас обстановка в торговом отделении монастыря Брондела довольно-таки беспокойная, так что новоприбывшие не привлекают особого внимания. Если вы пройдете сквозь главные ворота, дальше все будет хорошо.

– Это приятно слышать.

Лоуренс постарался, чтобы в его голосе звучало облегчение. Он не пытался кого-либо обмануть – просто Пиаски казался слишком уж свойским парнем, и Лоуренс должен был напомнить себе, что бдительность терять никак нельзя.

– Так насчет времени отправления…

– Мы готовы отправиться в любой момент.

– Понятно. Честно говоря, я также играю роль посредника между монастырем и торговыми домами на материке, так что нам лучше выйти как можно быстрее.

Чуть саркастическая манера Пиаски была, похоже, насмешкой над уклончивым стилем речи жителей Уинфилда. Лоуренс глянул на Хоро и Коула. Оба кивнули, давая понять, что не против отправиться немедленно.

– Просьба изначально была наша, так что, даже если придется выйти прямо сейчас, мы не будем против.

– Отлично. В таком случае предлагаю отправиться после полуденного колокола.

– Мы пойдем пешком?

– Нет, на лошадях. Здесь снег еще не успел скопиться, но на монастырских землях его уже навалило изрядно. Лошадьми я займусь сам, но еду, пожалуйста, приготовьте свою. О! И еще… – он улыбнулся и загадочным тоном продолжил: – Менять деньги на местные нет нужды.

Первое, что обычно делают бродячие торговцы, когда приезжают в новую страну, – меняют деньги. Так что лишь бродячий торговец мог оценить шутку Пиаски. Лоуренс даже не пытался сдержать смех.