Несмотря на ранний час, улицы Кумерсона уже бурлили.

Пробегая улицей, соединяющей северную и южную части города, и затем двигаясь на восток, в сторону иностранного отделения Гильдии Ровена, Лоуренс замечал мимоходом, что то тут, то там люди развешивали какие-то вывески или, может быть, указатели.

Пробегая вместе с мальчиком, Лоуренс кинул взгляд на эти вывески и убедился, что это действительно скорее указатели; правда, понять, что на них написано, ему не удалось. Он никогда прежде не встречал этого языка. К некоторым указателям для украшения были прицеплены свежесорванные цветы, или листья репы, или солома.

Скорее всего, вывески готовились к празднику Раддоры, который должен был начаться сегодня. Какая жалость, что у Лоуренса не было ни времени, ни настроения узнать доподлинно.

Видимо, из-за того, что Марк постоянно гонял мальчугана то туда, то сюда, бежал он очень быстро и не выказывал никаких признаков усталости. Даже Лоуренс, вполне уверенный в своей силе и выносливости, поспевал за ним с трудом. Он уже тяжело дышал, когда наконец они оба добежали до иностранного отделения.

Прочная деревянная дверь – обычно она была плотно закрыта, и от нее веяло неприступностью – сейчас была распахнута настежь. Несмотря на ранний час, человека три уже сидели и пили у входа.

Эти трое беззаботно болтали между собой, глядя внутрь помещения; обнаружив, что Лоуренс пришел, они тотчас приветственно замахали ему руками и одновременно закричали куда-то вглубь здания:

- Эй, доблестный рыцарь Хашим явился!

Лишь услышав, что его назвали рыцарем Хашимом, Лоуренс окончательно удостоверился, что все рассказанное мальчиком не было ни шуткой, ни ложью.

В одной жаркой стране, окруженной морем и виноградниками, ходила история – знаменитая любовная история о королевстве Ариус.

Главным героем этой истории был придворный рыцарь Хундель ла Хашим.

Ошеломило Лоуренса, однако, вовсе не то, что его сравнили с рыцарем.

Рыцарь Хашим отважно сражался во имя своей возлюбленной, аристократки Элизы, и принял вызов на поединок от Филиппа Третьего, сына короля; победителю должна была достаться Элиза. Но в финале истории судьба его была трагична: он погиб.

Взбежав по каменным ступеням, Лоуренс оттолкнул веселящихся торговцев и ворвался внутрь.

Взгляды всех присутствующих уперлись в Лоуренса, словно копья в преступника, приговоренного к смерти через расчленение.

В дальнем конце зала, иными словами, у стойки трактирщика, за которой устроился на стуле владелец отделения…

…стоял сын короля Филипп Третий.

- И, таким образом, я вновь заявляю!

Через весь зал разнесся сильный, звонкий, молодой голос.

Исходил голос от Амати. Сейчас на Амати было уже не засаленное одеяние, типичное для рыботорговцев, но плащ, приберегаемый для торжественных случаев; в Амати действительно был виден сын аристократа.

Взор Амати был обращен на Лоуренса. Все торговцы в зале, затаив дыхание, смотрели теперь на Амати.

Тот, подняв кинжал и лист пергамента, которые держал в руках, заявил:

– Я обязуюсь выплатить долг, лежащий на хрупких плечах странствующей монахини. Именем Святого Ламбардоса, покровителя Гильдии Ровена, клянусь: когда прекраснейшая из богинь обретет свободу, я признаюсь в своей искреннейшей любви к странствующей монахине Хоро.

Зал возбужденно загудел – повсюду слышались смех, восклицания, крики.

Амати не обращал на гул ни малейшего внимания. Опустив руки, он повернул кинжал острием к себе и, держа его за рукоять, протянул Лоуренсу. После этого он заговорил вновь.

– Госпожа Хоро уже дала мне знать о своем несчастье и о том обращении, которое ей приходится терпеть. Я, как свободный человек, намереваюсь использовать все мои силы и мое состояние, чтобы помочь ей вновь обрести крылья свободы, после чего сделаю ей предложение.

В голове Лоуренса всплыли слова, которые Марк произнес накануне.

Такой парень, как Амати, да еще в таком возрасте – если он вобьет себе что-то в башку, то уже не остановится ни перед чем.

Лоуренс мрачно взглянул на обращенную к нему рукоять кинжала, затем на лист пергамента.

Поскольку он стоял не близко от Амати, то не мог разобрать, что там было написано, но, скорее всего, это было формальное изложение того, что Амати только что сказал. Красная метка в нижнем правом углу, вне всяких сомнений, была сделана не воском, но кровью.

В тех краях, где не было нотариусов, а также в случае, когда кто-то хотел придать договору бОльшую весомость, нежели просто подписав его в присутствии нотариуса, действовал закон обета. Этот так называемый «закон обета» означал, что человек, поставивший на договор печать собственной кровью, должен был вручить партнеру по договору кинжал и поклясться именем Единого бога.

Если тот, кто поставил кровавую печать, не выполнял условий договора, он должен был либо убить партнера этим самым кинжалом, либо перерезать собственное горло.

Как только Лоуренс примет кинжал из рук Амати, договор будет считаться заключенным.

Лоуренс, разумеется, этого не сделал; для него вообще было полной неожиданностью, что все зашло так далеко.

– Господин Лоуренс.

Амати смотрел пронизывающе; и слова звучали резко, словно тоже исходили у него из глаз.

Лоуренс понимал, что он не избавится от Амати с помощью какого-нибудь состряпанного на месте повода и что просто не обращать на него внимания тоже не удастся.

Мучительно пытаясь выиграть, время, Лоуренс сказал:

– То, что у Хоро есть долг передо мной, – правда; правда и то, что я просил ее выплатить мне этот долг молитвами за безопасность моего путешествия. Однако это не означает, что, когда бремя долга будет с нее снято, она не пожелает остаться спутницей в моих путешествиях.

– Конечно же. Однако я абсолютно убежден, что она прекратит сопровождать тебя и перейдет ко мне, – ответил Амати.

– О-о!.. – по залу вновь разнеслись возгласы.

Амати был совершенно трезв, но видом своим он сейчас невероятно походил на Филиппа Третьего.

– …Кроме того, даже если Хоро и не такая уж ревностная служительница Церкви, все же она странствующая монахиня. Чтобы выйти замуж…

– Если ты думаешь, что я не знаю законов, распространяющихся на подобные ситуации, то ты слишком о многом беспокоишься. Мне прекрасно известно, что госпожа Хоро не принадлежит к какому-либо монастырю.

Лоуренс мог лишь плотно сжать губы, чтобы не дать сорваться с них слову «проклятье».

Существовало два типа странствующих монахинь. Одни принадлежали к бессребренным монастырям, не признаваемым Церковью официально. Другие просто сами себя называли странствующими монахинями и не принадлежали ни к какому монастырю.

Большинство их относилось именно ко второму типу; странствующими монахинями они называли себя лишь ради удобства путешествий. Поскольку они не принадлежали к монастырю, на них, разумеется, не распространялись обеты безбрачия, налагаемые на служителей Церкви.

Амати знал, что Хоро – самопровозглашенная странствующая монахиня. Поэтому уже бесполезно было пытаться найти какой-нибудь монастырь и договориться с его обитателями, чтобы они солгали.

Амати тем временем продолжал размеренно ронять слова.

– Говоря откровенно, я не желал бы предлагать тебе договор таким способом, господин Лоуренс. Наверняка ведь все здесь видят во мне Филиппа Третьего из сказания о рыцаре Хашиме? Но, как бы там ни было, согласно законам Кумерсона, если женщина оказывается в долгу, ее стражу принадлежат и права заимодавца. Конечно же…

Амати сделал небольшую паузу, прокашлялся и продолжил.

– …Если ты, господин Лоуренс, как опекун Хоро, согласишься на мое предложение ей без каких-либо условий, в заключении подобного договора не будет нужды.

Столь редкие и драматические события, включающие в себя спор двух мужчин ради женщины, всегда были лучшими темами застольных бесед.

Торговцы перешептывались и пересмеивались, наблюдая, что будет дальше.

Ни один опытный торговец не поверил бы, что отношения Лоуренса и Хоро таковы, какими их описал Амати. Можно было бы даже сказать, что если кто-то верил, что странствующая монахиня действительно молится за безопасное путешествие бродячего торговца, дабы выплатить свой долг, это значило, что у этого кого-то не все в порядке. Любой нормальный человек подумал бы, что монахиня остается с торговцем, чтобы ее вновь не продали. Или же – что она остается по собственному желанию.

Несомненно, Амати об этих возможностях тоже думал, но решил, что истинная причина – первая.

Освободить бедную, несчастную, прекрасную монахиню из когтей долга – это было такое достойное и праведное побуждение! Неудивительно, что Амати решил не обращать внимания на взгляды со стороны и действовать напролом.

Лоуренс в этой ситуации и впрямь выглядел злодеем – даже если сам Амати так не считал.

– Итак, господин Лоуренс, желаешь ли ты принять этот кинжал и тем самым заключить договор? – вопросил Амати.

Наблюдающие за ними торговцы разинули рты и замолчали.

Бродячий торговец, приведший с собой красивую девушку, похоже, вот-вот должен был ее лишиться стараниями юного рыботорговца – а все из-за того, что потерял бдительность.

Да, столь увлекательное представление не из тех, что видишь каждый день.

И какие бы поводы ни пытался найти Лоуренс, чтобы уйти от заключения договора, – все они привели бы лишь к тому, что сам он в глазах других выглядел бы хуже и хуже.

Единственным выбором Лоуренса было вести себя достойно и благородно, чтобы соответствовать тому, как держался Амати.

Кроме того, Лоуренс был убежден, что Хоро не откажется путешествовать с ним лишь из-за того, что Амати выплатил ее долг, так что тревожиться было не о чем.

– Я не настолько легкомыслен, чтобы заключить договор, даже не прочитав его, – заявил он.

Кивнув, Амати опустил руку с кинжалом и протянул взамен пергамент с договором.

Под взглядами всех собравшихся в зале Лоуренс медленно подошел к Амати и взял пергамент у него из рук.

Как он и ожидал, написанное на пергаменте мало чем отличалось от того, что Амати только что сказал; оно только было написано более вычурным языком.

Главное, что волновало Лоуренса в этом договоре, – это была сумма, которую Амати должен был выплатить.

Интересно, сколько же долга наплела ему Хоро?

Судя по уверенности, с какой Амати держался и говорил, сумма была незначительная.

Затем Лоуренс нашел на одной из строк число.

На какое-то мгновение ему показалось, что он бредит.

Тысяча серебряных монет Тренни.

Лоуренс ощутил волну облегчения, прокатившуюся от сердца по всему телу.

– Уверен ли ты, что в договоре нет ошибок? – спросил он.

Лоуренс перечитал договор с начала до конца, чтобы убедиться, что там нет двусмысленных фраз, в которых могут таиться ловушки. Разумеется, он заодно попытался найти фразы, в которых не было ловушек, но которые он мог бы использовать к своей выгоде.

Однако написанный жестким и неудобочитаемым языком текст был специально составлен так, чтобы лишить Лоуренса любой подобной возможности и снять всякую ответственность с того, кто этот договор предлагает.

Амати просто кивнул. Лоуренс мог лишь кивнуть в ответ.

– Понятно.

Произнеся это, Лоуренс вернул пергамент Амати и взглядом выразил свое согласие.

Амати вновь протянул Лоуренсу кинжал рукоятью вперед.

Лоуренс вытянул руку и взял предложенную ему рукоять. В этот момент договор был заключен.

Свидетелями этого стали все присутствующие в иностранном отделении торговцы. И, что еще важнее, договор кинжала был заверен клятвой на имени Святого Ламбардоса, небесного покровителя Гильдии Ровена.

Отовсюду раздались приветственные возгласы и стук деревянных кружек друг о друга: торговцы отмечали завершение увлекательного представления.

Посреди этого гвалта соперники молча смотрели друг на друга. Затем они оставили пергамент и кинжал на попечении утомленного владельца отделения.

- Договор длится до окончания праздника, иными словами, до завтрашнего заката. Ты не возражаешь?

В ответ на вопрос Амати Лоуренс кивнул и, в свою очередь, специально добавил:

- Пожалуйста, выплати тысячу Тренни монетами. Никаких споров или рассрочек я не потерплю.

Даже если Амати был способен перевозить зараз три повозки, полные свежей рыбы, раздобыть тысячу монет Тренни за два дня ему будет совсем нелегко. Если бы он был настолько силен, Лоуренс, несомненно, уже давно про него бы знал.

Вот если бы речь шла о какой-то покупке стоимостью в тысячу монет Тренни, это было бы другое дело; такую покупку Амати смог бы сделать с легкостью.

Как бы там ни было, если называть вещи своими именами, Амати все равно что покупал Хоро за тысячу серебряков. Если Лоуренс не пожелает продавать, тысяча монет просто перейдет из кошеля Амати в его кошель.

Если Амати на это пойдет, ему будет не на что покупать рыбу на следующий день. Даже если Хоро согласится уйти к Амати, им предстоит очень суровое будущее. Менестрели говорили, что любовь не купишь деньгами, но обратное тоже было верно.

- Что ж, господин Лоуренс, встретимся завтра здесь же.

Несмотря ни на что, лицо Амати было полно радостного возбуждения. Развернувшись, он с высоко поднятой головой широкими шагами вышел из зала; ни один из собравшихся там не сказал ему ни слова. Затем все взоры вновь обратились на Лоуренса.

Если он сейчас промолчит, все решат, что он никчемный бродячий торговец, попавшийся в ловушку Амати.

Именно поэтому Лоуренс выпрямился и уверенно заявил:

- Не сомневаюсь, что моя спутница не предаст себя ему, если речь идет о таком пустяке, как выплата ее долга.

Отовсюду донеслись приветственные возгласы, словно ободряя: «Отлично сказано!». И тут же следом пошли фразы типа: «Двойная ставка на Лоуренса!», «Четверная на Амати!», «Кто хочет сделать ставку?»

Принимать ставки вызвался торговец солью, которого Лоуренс знал. Заметив взгляд Лоуренса, он ухмыльнулся в ответ.

Выплаты по ставкам на Лоуренса были ниже, чем по ставкам на Амати; это означало, что, по мнению торговцев, Лоуренс имел преимущество. Когда Лоуренс увидел в договоре стоимость в тысячу серебряных монет, охватившее его чувство облегчения было основано не только на надежде, что Амати постигнет неудача. Просто с точки зрения здравого смысла то, что Амати предложил такой договор, было очень глупым поступком.

Ставки сыпались одна за другой; в основном ставили на Лоуренса. Сумма ставок росла, и уверенность Лоуренса росла вместе с ней.

Когда он только услышал, как Амати заявляет, что собирается сделать Хоро предложение, он был страшно напуган; но на самом-то деле шансов, что Амати выполнит условия договора, было очень немного.

Кроме того, хоть сейчас и так ставили в основном не на Амати, было еще кое-что, что внушало Лоуренсу еще бОльшую уверенность.

Пока Хоро не выскажет согласия, она и Амати не поженятся.

Лоуренс был абсолютно уверен, что Хоро этого не сделает.

Амати никак не мог знать, что Лоуренс и Хоро собираются вдвоем разыскивать ее родной город в северных землях.

Лоуренс уже как-то говорил Хоро, что знание для торговца важнее, чем что бы то ни было еще. Не иметь необходимых знаний – все равно что идти в бой с завязанными глазами.

То, что произошло с Амати, как раз было типичным случаем нехватки нужных сведений. Он мог оббегать весь город, приложить все мыслимые и немыслимые усилия и собрать-таки в результате тысячу серебряных монет, чтобы уплатить долг Хоро, – но из-за одного-единственного его просчета Хоро, скорее всего, предпочтет продолжить свой путь на север вместе с Лоуренсом.

Размышляя об этом, Лоуренс извинился перед владельцем иностранного отделения Гильдии за то, что из-за него (хоть и не по его воле) поднялась такая суматоха, и направился к выходу.

Торговцы наверняка вновь обратят свое внимание на Лоуренса, как только закончат делать ставки, поэтому Лоуренс решил, что сейчас самое время уйти. Ему вовсе не хотелось становиться темой застольных бесед.

Когда, не без труда пробившись сквозь толпу торговцев, он выбрался наконец наружу, там его поджидал кое-кто знакомый.

Это был человек, представивший Лоуренса летописцу Диане, – Бартоз.

- Да, похоже, ты влип в неприятности.

Лоуренс в ответ лишь неловко ухмыльнулся. Увидев эту ухмылку, Бартоз тоже сочувственно улыбнулся и продолжил.

- Я уверен, Амати предложил этот договор, потому что знает, как собрать нужную сумму.

После этого неожиданного замечания улыбка с лица Лоуренса исчезла.

- Это просто невозможно.

- Разумеется, способ наверняка какой-нибудь недостойный, - добавил Бартоз.

Не может же это быть что-то вроде того, что сам я применил в Рубинхейгене, подумал Лоуренс.

В Кумерсоне просто не было товара, ввоз которого облагался бы высокой пошлиной. А раз нет проблем с пошлинами, нет и надобности в контрабанде.

- Уверен, совсем скоро новость узнают все. Если я буду слишком уж тебя поддерживать, то Амати будет просто жалок, и это после того, как он набрался смелости сделать такое храброе заявление. Я просто хотел тебе сказать это заранее, господин Лоуренс.

- Но почему?

Бартоз улыбнулся совсем молодой улыбкой.

- Потому что, какова бы ни была причина, путешествовать вместе с кем-то – это счастье. Если бродячего торговца лишают его спутника, для него это слишком жестоко.

Судя по виду Бартоза, говорил он сейчас совершенно искренне.

- Пожалуй, тебе стоило бы поторопиться обратно на свой постоялый двор и придумать ответный план, э? – посоветовал Бартоз.

С точки зрения Лоуренса, Бартоз походил на торгового партнера, который стремился совершить крупную сделку на условиях, выгодных для Лоуренса. Поблагодарив его кивком головы, Лоуренс направился к постоялому двору.

Амати уже нашел способ добыть деньги.

Лоуренс оценил ситуацию неверно; но тем не менее между ним и Хоро было кое-что, о чем Бартоз не знал.

Он продолжал с разных сторон обдумывать ситуацию, идя по улице. В преддверии праздника движение по этой улице упорядочилось специально поставленными людьми.

Лоуренс пришел в итоге к выводу, что Хоро ни за что не склонится на сторону Амати.

***

Пересказав произошедшее Хоро, остававшейся в комнате все это время, Лоуренс встретил неожиданно холодную реакцию.

Хоро, несомненно, была изумлена, услышав переданное подмастерьем Марка послание; однако теперь она словно бы считала расчесывание собственного хвоста более важным занятием. Она сидела на кровати с ногами крест-накрест, положив хвост себе на бедра.

- Значит, ты принял этот договор? – спросила она.

- Да.

- Вот как… - холодно процедила Хоро и обратила взор на свой хвост. Глядя на ее безразличное лицо, Лоуренс невольно ощутил каплю сочувствия к Амати.

Лоуренс уставился в окно, повторяя про себя: «Волноваться не о чем, совсем». Внезапно Хоро вновь раскрыла рот.

- Ты.

- Что?

- Если этот наивный юнец впрямь заплатит тебе тысячу серебряных монет, что ты будешь делать?

Лоуренс почувствовал, что если он ответит вопросом на вопрос: «Что ты имеешь в виду, что я буду делать?» - это наверняка вызовет недовольство Хоро.

Скорее всего, Хоро желала узнать первую мысль, появившуюся в голове Лоуренса, когда она задала этот вопрос.

Лоуренс сделал вид, что размышляет, а потом ответил, специально выбрав не самый идеальный ответ:

- Сперва я разберусь с теми деньгами, что ты истратила, а потом отдам тебе остальное.

Уши Хоро шевельнулись, веки приопустились на глаза.

- Не испытывай меня, - произнесла она.

- По-моему, не слишком справедливо, когда испытывают все время одного меня, верно?

- Пфф.

Хоро недовольно фыркнула и вновь опустила взгляд на хвост.

Лоуренс специально не стал раскрывать первую мысль, пришедшую ему в голову.

Он сделал это, желая проверить, поймет ли Хоро, что он умышленно скрыл правду.

- Если Амати выполнит условия договора, я тоже выполню, - добавил он.

- О?

Хотя Хоро не подняла головы, Лоуренс не сомневался, что сейчас она вовсе не смотрит на свой хвост.

- Разумеется, ты была свободна с самого начала, так что можешь делать что хочешь, по собственной воле.

- А ты довольно самоуверен.

Хоро расплела сложенные крест-накрест ноги, опустив ступни на пол.

Сейчас она приняла «позу готовности»; такую позу она принимала всякий раз, когда собиралась атаковать Лоуренса. Увидев это, он слегка вздрогнул, но тут же ответил с твердостью в голосе:

- Дело не в самоуверенности; просто я тебе доверяю.

Одно и то же можно выразить многими способами.

Хотя мысль в его словах была та же, Лоуренс чувствовал, что, высказанная такими словами, она звучала более по-мужски.

На какое-то мгновение на лице Хоро появилось ошеломленное выражение; но, с ее сообразительностью, она тотчас поняла, что у Лоуренса на уме.

Весело рассмеявшись, она легко вскочила с кровати и заявила:

- Вообще-то ты гораздо симпатичнее, когда паникуешь, как ребенок.

- Я сам впечатлен тем, как я повзрослел.

- Пфф, ты думаешь, что можешь считаться взрослым только потому, что умеешь держаться с достоинством?

- А это не так?

- В игре, если ты хорошо держишься лишь после того, как оценил шансы и понял, что они в твою пользу, это показывает всего лишь, что ты не совсем дурак, а вовсе не что ты взрослый.

Услышав столь блестящее заявление от волчицы, возраст которой исчислялся веками, Лоуренс невольно кинул на нее подозрительный взгляд, словно она была продавцом какого-то странного товара.

- К примеру. Когда Амати предложил тебе договор, если бы ты отказался, это тоже был бы поступок, достойный уважения, разве нет?

Лоуренс не успел даже сказать «нет», как Хоро, полностью завладевшая инициативой, продолжила:

- Я думаю, ты в первую очередь оценил реакцию всех, кто был вокруг, и попытался понять, потеряешь ты лицо или нет, так было?

- Ээ…

- Давай-ка рассмотрим ту же сцену, но обратим всех участников. Иными словами, я скажу так…

Легонько прокашлявшись и прижав правую руку к сердцу, Хоро продекламировала:

- Я никоим образом не могу принять этот договор. Мое желание – всегда оставаться с Лоуренсом. Даже если на мне бремя долга, этот долг – тоже связь, соединяющая меня и Лоуренса. Сколько бы связей ни соединяло меня и Лоуренса, я не выдержу, если разорвется хоть одна… и поэтому, даже если меня поставят к позорному столбу прямо здесь, я не приму этот договор… ну, примерно так. Как тебе?

Это было почти как сцена из оперы.

Хоро говорила с таким серьезным выражением лица, что ее речь тронула Лоуренса до глубины души.

- Если бы я услышала, что кто-то говорит такое мне, у меня бы просто дух захватило от восторга.

Лоуренс, хоть и понимал, что Хоро шутит, чувствовал в то же время, что в ее словах есть резон.

Но, во всяком случае, он не собирался сразу это признавать: если бы он это сделал, это было бы все равно что признать, что он бесхребетный человек, принявший договор лишь из стремления хорошо выглядеть в глазах других. Более того: если бы он и впрямь сделал столь смелое заявление, может, его и не стали бы высмеивать тут же на месте, но это создало бы ему трудности в будущем.

- Возможно, это действительно поступок, достойный мужчины, но вот взрослый ли это поступок – это совсем другой вопрос, верно?

Хоро скрестила руки на груди; взгляд ее какое-то время блуждал в пространстве. Затем она легонько кивнула и сказала:

- Конечно, такое поведение достойно хорошего самца, но в то же время это поведение юнца, который не думает о последствиях. Такое заявление может вызвать восторг, но, пожалуй, оно чрезмерно сильное.

- Я был прав, верно?

- Да. Вообще, если подумать, поведение истинного самца и истинного взрослого – совсем разное. Истинный самец выглядит как ребенок, а истинный взрослый кажется совсем никчемным.

Если бы это заявление Хоро, столь пренебрежительное к мужчинам, услышал какой-нибудь особо упертый рыцарь, он бы, скорее всего, разозлился настолько, что немедленно полез бы в драку с мечом наперевес.

Глядя на насмешливо улыбающуюся Хоро, Лоуренс, естественно, не упустил шанса нанести ответный удар.

- А если так, то что бы сделала мудрая волчица Хоро – истинная женщина и истинная взрослая – в ответ на предложение договора?

Хоро, держа руки скрещенными на груди и продолжая улыбаться, ответила мгновенно:

- Приняла бы договор с улыбкой на лице, конечно же.

От этих слов Лоуренс лишился дара речи. Хоро продолжала улыбаться.

Глядя на эту улыбку и на то, с какой легкостью она согласилась на договор, предложенный Амати, Лоуренс мог лишь вообразить, насколько она была спокойна, собранна и мудра.

Думал он, однако, совершенно не так, как Хоро.

Лоуренс вновь осознал, что перед ним стоял не обычный человек, а Хоро, прозывающая себя мудрой волчицей.

- Конечно, как только я бы приняла договор и вернулась на постоялый двор, я бы подошла вот так…

Хоро медленно, шаг за шагом, двинулась к Лоуренсу, заставляя того отступать, пока он не оказался в углу комнаты. Затем она опустила наконец руки и, чуть потянувшись к Лоуренсу, добавила:

- …и склонила бы голову.

Уши и хвост ее вяло свисали, плечи поникли, словно она полностью обессилела. Впрочем, это бессилие было кажущимся. Если Хоро затеяла очередную ловушку, она была не из тех, что можно было легко заметить.

В следующую секунду раздался смешок Хоро. Сердце Лоуренса наполнилось странным предчувствием.

- Однако ты сошел за хорошего торговца. Уж конечно, ты подписал договор, потому что решил, что в этой игре у тебя хорошие шансы на выигрыш. И все же ты наверняка предпримешь множество тайных шагов, просто на всякий случай.

Хоро подняла голову и с радостным видом встряхнула ушами и хвостом. Одновременно она описала полукруг и прижалась к Лоуренсу сбоку.

Разумеется, ее намерение Лоуренс понял мгновенно.

- Ты хочешь, чтобы я взял тебя с собой на праздник, верно? – спросил он.

- Чтобы выполнить договор, торговец не постесняется подкупить кого-нибудь, правда?

Договор между Лоуренсом и Амати не относился к Хоро прямо. И тем не менее вся эта суета должна была закончиться предложением Амати к Хоро – успешным или неуспешным. Называя вещи своими именами – получит ли Лоуренс тысячу монет задаром или нет, зависело от настроения Хоро.

С учетом этого всего – как мог Лоуренс не подкупить Хоро, от которой столь многое сейчас зависело?

- Я в любом случае должен сейчас собрать сведения об Амати, думаю, я вполне могу взять тебя с собой, пока я это делаю, - проговорил он.

- Ты имеешь в виду, что ты пойдешь со мной гулять и во время прогулки будешь собирать сведения? – и Хоро ткнула кулачком Лоуренса в бок.

- Договорились, - вздохнул Лоуренс и улыбнулся.

***

Первое, что необходимо было сделать, – это выяснить, как у Амати обстояли дела с деньгами.

По прикидкам Лоуренса, Амати не мог разом выложить тысячу серебряных монет; Бартоз говорил, что для того, чтобы получить деньги, Амати пользуется не вполне достойными способами, так что оценка Лоуренса, по-видимому, была верной.

Однако если Амати удастся набрать нужную сумму, это будет неприятно. Поэтому Лоуренс решил направиться к палатке Марка и попросить его помочь собрать нужные сведения.

Поскольку во время праздника Марк, как обычно, торговал в своей палатке, он не мог своими глазами посмотреть представление в иностранном отделении; потому он с готовностью согласился помочь. Поскольку слухи о Хоро расходились с немыслимой скоростью, но в то же время мало кто из торговцев видел ее в лицо, идея привести Хоро к палатке Марка оказалась крайне удачной.

По сравнению с представившейся Марку возможностью наблюдать представление из первого ряда столь небольшая услуга была сущим пустяком.

- И кроме того, бегать-то по городу все равно буду не я, - сказал Марк.

Конечно, мальчонке, который бегал по поручениям Марка, можно было посочувствовать, но этот путь должен был пройти каждый. При этой мысли Лоуренса охватило настроение, которое трудно было как-то охарактеризовать даже ему самому.

- Но это ничего, что ты разгуливаешь по городу вместе с красавицей, о которой ходит столько слухов? – спросил Марк.

- Она сказала, что хочет посмотреть праздник Раддоры. И кроме того, если я буду держать ее взаперти на постоялом дворе, это будет означать, что я и вправду сковываю ее, пользуясь ее долгом.

- Господин Лоуренс так говорит, но что происходит на самом деле? – улыбнувшись, спросил Марк у Хоро. Сейчас Хоро была одета как городская девушка; на шее у нее красовался лисий шарф, подаренный Амати. Она, похоже, поняла, что имел в виду Марк, и, сложив руки на груди, ответила:

- Нету здесь никакой скрытой правды. Меня действительно гнетут тенета долга. Эти цепи, закрывающие от моего взора будущее, столь тяжелы, что я не могу от них уйти, как бы сильно я ни старалась… если бы ты помог мне разорвать эти тенета, я с радостью приму эту судьбу, даже если все мое лицо будет белым от муки.

Марк расхохотался.

- Уа-ха-ха-ха-ха! Неудивительно, что Амати готов был пасть к твоим ногам! Судя по всему, если здесь и есть кто-то в тенетах, то это Лоуренс.

Лоуренс отвернул лицо в сторону, ничего не ответив. Он знал, что против Марка и Хоро, нападающих с двух сторон, шансов у него нет.

Однако в этот миг, видимо, за благородное поведение Лоуренса, небеса даровали ему спасение.

Спасителем оказался мальчуган, вынырнувший из толпы и подбежавший к палатке.

- Я нашел! – выкрикнул он.

- О, отличная работа. И какой же результат?

Доложившись Марку, мальчик не забыл затем поприветствовать Лоуренса и Хоро.

Слова похвалы от Марка и Лоуренса явно интересовали его куда меньше, чем шанс увидеть улыбку Хоро.

Хоро, прекрасно поняв, чего он хочет, склонила голову чуть вбок и просияла ему навстречу куда сердечнее, чем обычно. От этого весьма греховного поступка лицо мальчугана запылало.

- Так какой же результат?

При виде зловещей улыбки Марка мальчик принялся сбивчиво отвечать. Да, поступив подмастерьем к такому человеку, как Марк, он, несомненно, обрек себя на непростую жизнь.

- Ах, да. Эээ, в налоговой книге написано, что в последний раз с него взяли двести Иредо, - доложил он.

- Двести Иредо, хех. Это значит… у него около восьмисот монет Тренни. Вот столько денег у Амати на руках – по крайней мере, об этой сумме известно городскому совету, - сказал Марк.

Как правило, торговец, обладающий определенной суммой денег, должен платить с этих денег налоги. Все суммы, с которых взимаются налоги, записываются в налоговую книгу, и заглянуть в эту книгу может любой, кто ведет дела с торговцем, который там записан. Марк через своих друзей заручился помощью тех торговцев, которые имели дела с Амати, и узнал, с какой его суммы удерживаются налоги.

Однако городской торговец вряд ли сообщал городскому совету обо всех своих деньгах. Скорее всего, Амати владел еще чем-то, о чем известно не было. Кроме того, часть состояния любого торговца существовала в виде долговых расписок.

И все же, даже если Амати и впрямь владел всем этим, едва ли он мог разом выложить тысячу серебряных монет, чтобы купить Хоро.

Это значит, что если Амати действительно намерен выполнить условия договора, ему придется или брать деньги в долг, или играть в азартные игры – иначе большую сумму денег в короткий срок не собрать.

- А где в Кумерсоне игорный дом? – спросил Лоуренс.

- Не думай, что в Кумерсоне разрешены азартные игры, просто потому что здесь нет церквей. В лучшем случае ты здесь найдешь картежников, игроков в кости или в «поймай кролика». Да и ставить много нельзя. Таким способом много денег не соберешь.

Судя по тому, насколько быстро и детально Марк ответил на этот простой вопрос Лоуренса, он сам уже обдумывал и пытался понять, каким образом Амати может раздобыть деньги.

В любом случае действия Амати были сродни тому, как если бы он собирался потратить тысячу серебряных монет на покупку товара, который он не смог бы потом обменять обратно на деньги. Естественно, любой торговец не мог не сгорать от любопытства, откуда он возьмет деньги на этот товар.

Лоуренс раздумывал об этом и заодно о том, что еще попросить Марка разузнать. Внезапно Марк обронил:

- Да, кстати об азартных играх. Я слышал, кроме ставок на выполнение договора делают еще ставки на после того, как договор будет выполнен.

- После того, как будет выполнен?

- Ага. Другими словами, если Амати успешно выполнит свою часть договора, ставки делают на то, кто окажется в выигрыше после этого.

Марк хитро улыбнулся; Лоуренс состроил кислую мину.

Хоро, являющаяся ключевой фигурой в этом противостоянии, тем временем заинтересовалась пшеницей и мукой, заполнившими почти всю палатку. Она позволила мальчику добросовестно провести ее по палатке и показать, где там что.

Слова Марка достигли и ее ушей, и она обернулась к Лоуренсу.

- Пока что у тебя перевес, но ставят один к двум, так что все очень близко, - продолжил Марк.

- Надо бы мне заставить того, кто принимает ставки, поделиться со мной прибылью.

- Ха-ха-ха. Так все-таки, какое у тебя положение на самом деле?

Вне всяких сомнений, Марк задал этот вопрос, чтобы вызнать что-то полезное об исходе пари и, возможно, чтобы самому выиграть на этом какие-то деньги. Ну и вдобавок ему наверняка было просто интересно поучаствовать в подобном развлечении.

Лоуренс не уделил особого внимания вопросу Марка, лишь неопределенно пожал плечами. Ответила, однако, Хоро, которая подошла к ним незамеченной.

- В этом мире есть множество вопросов, на которые трудно дать ответ, даже если этот ответ известен. Скажем, смешивание сортов муки.

- Эээ.

Марк кинул быстрый взгляд на мальчика; тот яростно замотал головой, всем видом давая понять, что не проронил ни словечка.

Смешивание, о котором говорила Хоро, касалось чистоты муки. Стремясь увеличить количество муки, торговцы пшеницей частенько разбавляли пшеничную муку другой, более дешевой.

Если дешевой муки добавлялось совсем мало, даже сами торговцы пшеницей, имеющие дело с мукой каждый день, не могли этого заметить. Но, конечно же, обитающая в пшенице Хоро своим острым глазом разглядела все мгновенно.

Улыбнувшись немного зловеще, Хоро продолжила.

- Ты, кажется, хотел спросить, что я буду делать, если мой долг будет уплачен?

Хоро очень хорошо умела надевать на лицо улыбку, при этом совершенно не улыбаясь.

И Марк, и мальчик отчаянно замотали головами и умоляюще посмотрели на Лоуренса.

- Ну что ж, значит, все, что мы можем сейчас сделать, – это следить за действиями нашего противника, - произнес Лоуренс.

- Какой коварный план.

Этой меткой ремаркой Хоро точно пригвоздила Лоуренса.

- Я предпочел бы, чтобы ты описала это просто как сражение под водной гладью. В конце концов, противник тоже наверняка пошлет людей, чтобы они следили за каждым моим движением, - ответил он.

Однако Марк, быстро восстановивший самообладание, пел другую песню.

- Не думаю. Понимаешь, Амати, хоть и выглядит слабаком, в самом деле сбежал из дома в нашу дыру совершенно один и собственными руками добился всего, что сейчас имеет. Кроме того, он еще очень молод и во многих отношениях сосредоточен на себе самом. Он не только не придает значения связям между нами, городскими торговцами, он наверняка смотрит свысока на эти подводные штучки, которые ты упомянул. Все, во что он верит, – это его способность оценивать качество рыбы, его красноречие торговца и благословение Единого бога.

«Ну просто рыцарь», - подумал Лоуренс. При мысли о том, что Амати достиг всего таким путем, он невольно ощутил укол зависти.

- Быть может, именно поэтому Амати безумно влюбился в прелестную девушку, внезапно появившуюся в городе? Ведь между женщинами в этом городе тоже есть связи, и куда крепче и обширнее, чем между торговцами. Они всегда слушают, кто кого ругает, всегда подглядывают друг за дружкой. Если кто-то выделяется, на нее набрасываются все скопом; я абсолютно уверен, что их всех Амати тоже презирает. Ну, конечно, когда я женился на Адели, я узнал, что не все женщины в городе такие.

Будучи бродячим торговцем, Лоуренс прекрасно понимал объяснение Марка. С точки зрения постороннего человека, женщины Кумерсона были точь-в-точь такими, какими он их описал.

Лоуренс кинул взгляд на подошедшую к нему Хоро. Он чувствовал, что в подобном положении Амати действительно вполне мог потерять всякий разум, едва ее увидел. А из-за того, что все считали Хоро обычной девушкой, влюбиться в нее было еще легче.

- Однако, даже если господин Амати такой человек, мне все же ничто не мешает воспользоваться связями между торговцами. Если бы друг другу противостояли два рыцаря, на такое коварное поведение, быть может, и смотрели бы с презрением, но здесь состязаются торговцы, и подобные жалобы неуместны.

- О да, я с тобой согласен, - кивнул Марк и взглянул на Хоро.

Лоуренс тоже взглянул на Хоро. Та, словно давно ожидала этого взгляда, тотчас прижала руки к щекам и застенчиво проговорила:

- Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь время от времени честно атаковал меня лицом к лицу.

Марк наверняка тоже уже понял, что победить Хоро невозможно, подумал Лоуренс.

***

В конце концов Лоуренс решил попросить Марка разузнать еще что-нибудь важное об Амати с помощью его связей. При этом он не забыл упомянуть слова Бартоза, что Амати, скорее всего, уже изыскал какой-то способ добыть деньги.

Лоуренс, разумеется, верил в Хоро, но если, успокоенный этой верой, он будет сидеть сиднем и ничего не предпринимать – ему страшно было даже подумать, что Хоро с ним сделает. Кроме того, Лоуренс не упустил возможность того, что, вызнав, каким образом Амати собирается добыть деньги, он сам сможет применить этот способ и тоже заработать.

Поскольку Лоуренс и Хоро лишь повредили бы торговле Марка, если бы и дальше продолжали околачиваться возле его палатки, они ушли сразу же, как только Лоуренс сказал Марку, что ему нужно.

Жизнь кипела на улицах Кумерсона все сильнее. Даже когда Лоуренс с Хоро вышли с рынка на городскую площадь, толпа не стала реже.

Время шло к полудню, и каждый торговый лоток, стоящий вдоль дороги, привлекал толпы покупателей. Разумеется, это не могло остановить Хоро; крепко стиснув в кулачке монету, выклянченную у Лоуренса, она заняла очередь к заинтересовавшему ее лотку.

Глядя с некоторого удаления на стоящую в очереди Хоро, Лоуренс подумал, что городской колокол должен пробить полдень уже вот-вот. Внезапно над городом разнесся какой-то глухой, низкий звук.

«Рожок?»

От рожка мысль Лоуренса перенеслась к пастухам, от пастухов к Норе, так сильно рисковавшей вместе с ними там, в Рубинхейгене. Впрочем, он понимал, что если проницательная Хоро пролезет в его мысли, ему несдобровать.

Едва Лоуренсу удалось вымести образ Норы из головы и оглянуться в направлении источника звука, к нему подошла Хоро, успевшая купить жаренный в масле пирожок, за которым стояла в очереди.

- Ты слышал только что этот звук, вроде того, который пастухи издают? – спросила она.

- Ага. Если и ты так считаешь, значит, это и впрямь звук рожка.

- Здесь повсюду так сильно пахнет едой, что я совершенно не чувствую запаха овец где-нибудь поблизости.

- На рынке должно быть множество овец. Но это все равно не объясняет, зачем кому-то дудеть в рожок в городе.

- Да. И ведь той девчонки-пастушки здесь нет.

Лоуренс давно ожидал, что Хоро скажет что-нибудь подобное, так что эти слова его совершенно не потрясли.

- Эх. Ты совершенно не выглядишь потрясенным; разве не похоже, что я тебя испытываю? – сказала Хоро.

- Ну тогда я просто в восторге, в восторге до ужаса.

Хоро с хрустом впилась зубами в свой пирожок; лицо ее выражало чистое блаженство. Слегка улыбнувшись, Лоуренс принялся вновь оглядываться по сторонам. Оказалось, все вокруг идут в одну и ту же сторону – к центру города. Похоже, прогудевший только что рожок послужил сигналом к началу праздника.

- Кажется, праздник начался. Пойдем посмотрим? – предложил Лоуренс.

- Просто стоять и есть было бы скучно.

Лоуренс, неловко улыбнувшись, широкими шагами двинулся вперед. Хоро последовала за ним, ухватив его за руку.

Вместе с толпой они оба продвигались на север вдоль края рынка. Вскоре до их ушей долетели восторженные крики и звуки флейт и барабанов.

Перед ними шли девушки-горожанки, одетые похоже на Хоро, и подмастерья с замызганными лицами, явно улизнувшие с работы, и бродячие проповедники с прикрепленными на одеяния перьями, и легко снаряженные рыцари и солдаты. Да, это было весьма пестрое сборище.

Судя по всему, восторженные крики доносились с перекрестка двух главных улиц, что делили город на четыре части. Однако что творится на самом перекрестке, из-за густой толпы было совершенно невозможно разобрать. Хоро изо всех сил вытягивала шею, пытаясь хоть одним глазком увидеть праздничное зрелище, – но ничего не видел даже Лоуренс, что уж говорить о Хоро, которая была заметно ниже его ростом.

Внезапно Лоуренс кое-что вспомнил. Ухватив Хоро за руку, он потянул ее в проулок, примыкающий к главной улице.

В отличие от галдящей главной улицы, в проулке было тихо и спокойно. То тут, то там спали нищие в лохмотьях, весь вид которых показывал, что бурлящая атмосфера улицы к ним не имеет ни малейшего отношения. Ремесленники деловито работали, готовя свои товары к продаже.

Хоро, судя по всему, мгновенно поняла, куда Лоуренс ее ведет, и молча шла за ним.

Если праздник проходит на главных улицах, превосходным местом для обзора, откуда все праздничные зрелища будут видны как на ладони, должен послужить тот самый постоялый двор, на котором Лоуренс и Хоро остановились.

Быстро пройдя почти безлюдным проулком, они вошли на постоялый двор с черного хода и поднялись на второй этаж.

Тут они обнаружили, что столь замечательная идея пришла в голову не им одним, и кое-кто собирается извлекать из нее прибыль. Двери некоторых комнат, окна которых выходили на главную улицу, были распахнуты настежь, и какой-то хитрого вида торговец, перегородив дверные проемы стульями, сидел на одном из этих стульев и лениво поигрывал монетками в руке.

- Вот за это мы должны быть благодарны Амати, - заметил Лоуренс.

Войдя в комнату и раскрыв деревянные ставни, Лоуренс тут же убедился, что лучшее место, чтобы посмотреть праздник, трудно было и представить.

Достаточно было лишь высунуть голову из окна – и Лоуренс мог превосходно видеть все, что происходило на перекрестке улиц, идущих с севера на юг и с запада на восток. Да и не высовываясь из окна, можно было нормально увидеть весь праздник.

Все игравшие на флейтах и барабанах были одеты в одинаковые длиннополые черные плащи, полностью закутывающие фигуры. Выглядели они весьма странно; невозможно было даже разобрать, мужчины это или женщины.

Позади этой группы в черном шествовала еще одна компания очень странно одетых людей.

Некоторые костюмы были сшиты из множества лоскутов ткани; они представляли собой огромные одеяния, под которыми скрывалось по нескольку человек, а с одной стороны, там, где полагалось быть голове, возвышалась маска с человеческим лицом. Встречались также огромные плащи, обладатели которых – скорее всего, несколько человек, сидящие под плащами друг у друга на плечах, – изображали великанов. Некоторые из этих великанов несли гигантские мечи, собранные из связок деревянных кольев, у других были луки выше человеческого роста. Всякий раз, когда великаны размахивали своими огромными мечами и луками, толпа разражалась радостными криками.

Однако в тот самый момент, когда Лоуренс подумал было: «Вот, похоже, и все представление», - толпа закричала более восторженно, чем прежде, и до Лоуренса донеслись звуки совсем других инструментов.

Хоро тоже негромко вскрикнула, и Лоуренс, хоть и опасался, что закроет ей обзор, высунулся из окна.

Постоялый двор располагался на юго-восточном углу перекрестка, а новая причудливая процессия ряженых шла с востока.

Возглавляли эту процессию тоже люди в черном, но вот идущие за ними были одеты совершенно иначе, чем те, кто уже был на перекрестке.

Лица некоторых из них были угольно-черными, а на головах красовались коровьи рога; другие несли на спине птичьи перья; иные кутались в звериные шкуры. Если бы Хоро влилась в эту процессию, не скрывая своих ушей и хвоста, она бы там успешно затерялась. Когда процессия приблизилась, радостные крики перешли скорее в вопли; и тут показалось соломенное чучело гигантского размера, намного выше человеческого роста. Чучело имело четыре ноги и вообще походило на собаку; оно было крупнее, чем даже Хоро в волчьем обличье. Держалось это чучело в деревянной раме, несомой десятком мужчин.

Лоуренс собрался было что-то сказать Хоро, но, увидев, что та полностью поглощена открывающимся перед ней зрелищем, решил промолчать.

Звероподобные чучела появлялись одно за другим и, добравшись до перекрестка, останавливались. Перекресток превратился в огромную арену.

Некоторое время спустя люди в черном, возглавлявшие обе процессии, подняли головы на указатели, стоящие повсюду вокруг перекрестка, и, показав руками в разные стороны, начали двигаться.

Глядя на их действия, Лоуренс решил, что это, должно быть, не просто маскарадное шествие – здесь обыгрывалась какая-то история. Жаль, что он ничего не знал об этих краях. В голову ему пришла мысль изыскать время и расспросить Марка, когда праздник закончится, но тут он увидел еще одну процессию – она шла с северного конца улицы, ведущей с севера на юг.

Эта процессия состояла вроде бы из нормальных людей. Некоторые из них шли в обносках, другие были одеты аристократами, третьи рыцарями, но кое-что всех их объединяло: каждый из них нес в руке ложку. Лоуренс подивился было, зачем им всем ложки; но тут все три процессии сошлись наконец на перекрестке. Участники процессий выкрикнули что-то на языке, которого Лоуренс никогда прежде не слышал. Зрители тоже переговаривались, но негромко, и напряженно вслушивались в слова ряженых. Даже Лоуренс невольно напрягся.

Едва Лоуренс подумал, что же будет дальше, как люди в черном все разом указали руками в одну сторону – на юго-запад от перекрестка; и все взгляды тотчас обратились туда.

Повернув голову на юго-запад, Лоуренс обнаружил, что там стоят (и неизвестно, как долго уже) несколько тележек, нагруженных большими бочками. Громко и явно преувеличенно расхохотавшись, люди, окружавшие тележки, покатили их на перекресток.

Люди в черном снова заиграли на своих инструментах; те, что были облачены в странные одеяния, и те, что толкали звероподобные чучела, запели; а стоящие рядом с тележками принялись открывать бочки, ковшами зачерпывать то, что в них было, и расплескивать во все стороны.

Это расплескивание, похоже, послужило сигналом. Зрители, до того взиравшие на происходящее с некоторого удаления, вошли на перекресток и начали танцевать.

Танец захватывал все больше пространства. Часть людей из процессии в странных одеяниях выбежали с перекрестка на улицы и начали танцевать там.

Прохожие, зажженные их танцами, тоже стали присоединяться один за другим. В мгновение ока улицы превратились в огромные танцевальные площадки. В центре перекрестка люди, входившие прежде в процессии, обхватили друг друга за плечи и встали в хоровод. Празднество бушевало; сейчас его было уже не остановить. Пение, пляски и попойки будут теперь продолжаться безостановочно до самого рассвета.

Судя по царящей внизу атмосфере, сигнал к началу празднества (которое, возможно, точнее было бы назвать всеобщей суматохой) был уже дан.

Хоро, высунувшаяся из окна едва ли не полностью, вернулась обратно в комнату и, взглянув на Лоуренса, тут же предложила:

- Пойдем вниз и тоже потанцуем.

Количество случаев, когда Лоуренс в своей жизни танцевал, можно было легко пересчитать по пальцам одной руки – именно потому, что он всегда делал все возможное, чтобы избежать участия в подобных празднествах. Он всегда чувствовал, что если будет танцевать один, это только усилит его печаль.

Подумав об этом, Лоуренс заколебался, но, увидев протянутую к нему руку Хоро, все же решился.

Вокруг него все равно все будут пьяны, так что его неуклюжесть в танце не будет иметь значения.

И еще – протянутая к нему ручка Хоро была ему дороже тысячи золотых монет.

- Ладно! – решительно произнес Лоуренс и взял Хоро за руку.

Хоро явно почувствовала решительный настрой Лоуренса; улыбнувшись, она сказала:

- Только будь осторожен, не отдави мне ноги.

- …Я буду стараться.

Потом они вышли с постоялого двора и, держась за руки, побежали навстречу буйству праздника.

***

Лоуренс не мог припомнить, сколько лет назад он так веселился в последний раз.

Никогда в жизни он не танцевал, не смеялся и не пил столько, сколько в этот день.

Возможно, впервые он осознал, что общая радостная атмосфера может опьянить и его.

Прежде, когда радостное время подходило к концу, оставалось лишь одиночество.

Но сейчас, поддерживая за плечо Хоро, излишне предавшуюся питию и теперь неспособную держаться на ногах самостоятельно, и поднимаясь по лестнице на свой второй этаж, Лоуренс ощущал, хоть жар в его груди успел уже поутихнуть, полное довольство и умиротворение. Он подумал, что, пока Хоро рядом с ним, он всегда будет окружен атмосферой праздника.

Они вернулись в комнату, но уличный гомон продолжал доноситься до них сквозь окно, которое Лоуренс забыл закрыть. Ночь опустилась только что, и ремесленники и торговцы, не имевшие возможности присоединиться к танцам и попойкам днем, начали изо всех сил наверстывать упущенное.

Праздник, похоже, входил в новую стадию. Когда Лоуренс возвращался на постоялый двор, он оглянулся и увидел, что людская толпа на перекрестке торопливо колышется взад-вперед.

Если бы у Хоро остались хоть какие-то силы, она бы, несомненно, начала нудеть, прося посмотреть, что там происходит. К сожалению, сил у нее не оставалось.

Уложив Хоро в постель и снова сложив ее одежду, точно прислуга, Лоуренс не смог подавить вздоха.

Однако то не был вздох несчастья; вместе с этим вздохом Лоуренс улыбнулся, глядя на раскрасневшуюся Хоро, беззащитно лежащую перед ним.

Возможно, это было не совсем справедливо по отношению к Амати, но Лоуренс более не испытывал страха при мысли о заключенном им договоре.

Да что там страх: пока он не вернулся на постоялый двор, он вообще забыл о том, что заключил какой-то договор.

Когда Лоуренс вернулся, владелец постоялого двора упомянул, что для него было оставлено сообщение. Сообщение было от Марка, и говорилось в нем вот что: «Узнал, как Амати достанет деньги, приходи к палатке быстрее».

Даже услышав слова «приходи к палатке быстрее», Лоуренс в первое мгновение подумал: «А, схожу завтра». Прежде такая мысль ни за что не пришла бы ему в голову; это лишний раз показывало, насколько мало места там сейчас занимал этот договор.

Гораздо больше, чем послание от Марка, его тревожило письмо, которое он получил вместе с посланием. Письмо было запечатано воском, и в том месте, где обычно пишут имя отправителя, красивым почерком было выведено: «Диана». Владелец постоялого двора сказал, что письмо принес крепко сбитый человек, внешне напоминающий гроб. Вне всяких сомнений, это был Бартоз.

Тогда, у Дианы, Лоуренс попросил, чтобы она сообщила ему, если вспомнит что-нибудь еще про Йойтсу; вполне возможно, письмо было именно об этом. В голове его мелькнула мысль вскрыть письмо и глянуть, что там, немедленно; но он решил этого не делать, поскольку не сомневался, что, если сейчас сядет и примется читать письмо, отправиться к Марку ему будет еще более неохота.

Вновь сунув письмо себе под плащ, Лоуренс закрыл окно, через которое в комнату по-прежнему вливался уличный шум, и собрался уходить.

Едва протянув руку к двери, он внезапно ощутил у себя на спине чей-то взгляд. Обернувшись, он убедился, что взгляд, разумеется, принадлежал не кому иному, как Хоро, – та с сонным видом смотрела на него, пытаясь продрать глаза.

- Я выйду ненадолго, - произнес Лоуренс.

- …Выйдешь, пряча на груди письмо, пронизанное ароматом женщины?

Похоже, недовольство Хоро было вызвано вовсе не борьбой с сонливостью.

- Она весьма красива. Тебя это беспокоит? – поддразнил Лоуренс.

- …Дурень.

- Она летописец. Ты знаешь, что это за работа? Она дает нам сведения о Йойтсу, и она отлично знакома с древними легендами и сказаниями северных земель. Это письмо я еще не читал, но я уже узнал много полезного, просто поговорив с ней вчера. Я даже услышал историю, где упоминалась ты.

Хоро несколько секунд терла глаза, поразительно напоминая умывающуюся кошку. Затем она медленно уселась на кровати.

- …Историю? Про меня?

- Ты есть в легенде одного города, который называется Реноз. «Хоруо – пшеничный хвост», это же ты, верно?

- …Не знаю. А что за «много полезного»?

Вот теперь Хоро, похоже, проснулась окончательно. В конце концов, разговор зашел о ее родном городе.

- В этой ренозской легенде упоминалось, с какой стороны ты туда пришла.

- Это…

Глаза Хоро распахнулись, тело задеревенело. Секундой позже ее чувства отразились и на лице.

- Это правда? – выдавила она.

- Зачем бы мне тебе лгать? Там говорится, что ты пришла из леса к востоку от Реноза. На юго-запад от Ньоххиры и лес к востоку от Реноза – там, где эти направления пересекаются, и находится Йойтсу.

Услышав столь неожиданную новость, Хоро прижала к себе крепко стиснутое в руках одеяло и молча опустила голову. Ее волчьи уши беспрестанно дрожали, словно каждый волосок на них был переполнен радостью.

Та Хоро, что сидела сейчас перед Лоуренсом, напоминала ему юную деву, что заблудилась в лесу и лучилась счастьем теперь, найдя наконец знакомую тропинку после многих лет блужданий.

Хоро медленно, полной грудью вдохнула и с силой выдохнула.

Разрыдаться на месте ей, должно быть, не позволила лишь гордость мудрой волчицы.

- Ты даже не плачешь, какое достойное поведение.

- …Дурень.

Хоро чуть надула губы; похоже, она действительно с трудом удерживалась от слез.

- Честно говоря, когда мы знали лишь, что он к юго-западу от Ньоххиры, это была слишком большая область для поисков. Теперь же она уменьшилась, и очень сильно. Я, правда, это письмо еще не прочитал, но думаю, в нем лишь какие-то дополнительные сведения. Похоже, мы сможем добраться до цели раньше, чем предполагали, - сказал Лоуренс.

Кивнув, Хоро чуть отвела взгляд, а потом, продолжая стискивать в руках одеяло, вновь покосилась на него, будто подглядывала.

Ее янтарные с красноватым отливом глаза светились предвкушением пополам с тревогой.

Один лишь кончик хвоста беспрестанно метался взад-вперед. Вновь Хоро напомнила Лоуренсу слабую юную деву, и он неловко улыбнулся.

Однако если бы Лоуренс не понимал, что говорят глаза Хоро, – даже если бы она тут же, на месте перегрызла ему горло, он бы это заслужил.

Негромко прокашлявшись, Лоуренс добавил:

- Нам понадобится полгода, не больше, чтобы его найти.

Лоуренс чувствовал, что кровь вновь начала струиться в жилах Хоро, которая сидела закаменев, словно статуя.

- Мм, - кивнула Хоро; на лице ее теперь отражался чистый восторг.

- Вот так вот обстоят дела. Человек, написавший это письмо, – словно голубь, принесший благую весть. А ты все не так поняла. Так что посиди и подумай над своим поведением.

Хоро недовольно надула губы, но Лоуренс не сомневался, что это она нарочно.

- Так, ну а мне надо зайти к Марку ненадолго, - сказал он.

- Пряча на груди письмо, пронизанное ароматом женщины?

Услышав, как Хоро второй раз повторила те же слова, Лоуренс не сдержал смешка.

Похоже, она имеет в виду, чтобы я оставил письмо здесь, подумал он.

Хоть она и не умела читать, но все равно хотела, чтобы Лоуренс оставил письмо; но такого поведения она сама стыдилась и потому не могла решиться высказать все прямо.

Мысли и чувства Хоро были сейчас перед ним как на ладони – такое случалось нечасто. Посмеиваясь в душе, Лоуренс протянул ей письмо.

- Ты говорил, эта женщина очень красивая?

- Да очень красивая женщина, и по-взрослому очаровательна.

Изогнув бровь и прищурившись, Хоро взглянула на Лоуренса и приняла от него письмо.

- Ты же, по-моему, слишком взрослая, больно уж хитра, - продолжил Лоуренс.

Хоро ухмыльнулась, обнажив зубы.

- Короче говоря, Марк вызнал, как Амати собирается добыть тысячу серебряных монет. Я собираюсь пойти послушать, что он хочет мне сказать.

- Правда? Ну тогда хорошенько постарайся придумать ответный план, чтобы не позволить ему купить меня у тебя.

Лоуренс к этому времени уже достаточно много общался с Хоро, чтобы не принять эти ее слова всерьез.

Пожав плечами, он ответил:

- Можешь даже вскрыть это письмо, если хочешь взглянуть. Правда, сперва тебе придется научиться читать.

Хоро хмыкнула и вновь улеглась на кровать с письмом в руках. Затем она несколько раз взмахнула хвостом, словно говоря: «Давай поторапливайся». Сейчас она напоминала собаку, которая, завладев костью, унесла ее к себе и теперь охраняла.

Разумеется, высказать эту мысль вслух Лоуренс не посмел. Он лишь улыбнулся, раскрыл дверь и вышел из комнаты.

Закрывая за собой дверь, он кинул еще один взгляд на Хоро; та вновь помахала хвостом, словно заранее знала, что он оглянется.

Лоуренс при виде такого прощания негромко рассмеялся. Дверь он закрыл медленно и осторожно, чтобы не потревожить Хоро слишком громким звуком.

***

- Вообще-то для человека, которому нужна помощь, ты выглядишь очень уж беззаботным, Лоуренс.

- Прости.

Выйдя с постоялого двора, Лоуренс подумал было о том, чтобы направиться к Марку прямо домой, но потом решил, что, возможно, Марк все еще на рынке, и потому стоит сперва заглянуть в его палатку. В итоге все оказалось так, как он и предполагал.

Луна освещала множество палаток, рассеянных по рынку; в большинстве их шли веселые попойки. Среди стражников, которые должны были караулить товары, многие также поддались искушению спиртным.

- Хотя в дни праздника мне все равно нечего делать, так что ничего страшного, - продолжил Марк.

- Вот как?

- Ага. Никому не охота во время праздника шляться по городу с товарами на спине, ведь правда? Особенно с такими пухлыми, как пшеница; я ее всегда распродаю перед началом праздника и закупаю, когда он кончится. Правда, есть еще послепразднование, но оно не в счет.

Лоуренс слышал, что послепразднование устраивалось по окончании длящегося два дня основного праздника. Длилось оно даже дольше, чем городская ярмарка, и представляло собой не что иное, как грандиозное пиршество. Лоуренс вполне понимал людей, которые не могли удержаться от соблазна воспользоваться праздником как поводом вволю покутить и пображничать.

- Кроме того, пока я собирал для тебя сведения, я и сам кое-какой доходец извлек, так что с тебя на этот раз ничего просить не буду.

Сейчас у Марка было выражение лица настоящего торговца, и говорил он с деловой улыбкой.

Похоже, способ, которым Амати добывал деньги, позволял поучаствовать и другим.

- Ты, значит, идешь по стопам Амати, хех. Так что же за способ он использует? – спросил Лоуренс.

- О, кстати о способе. Он действительно довольно оригинальный. Но только он не придумал какого-то нового замечательного способа зарабатывания денег. Это обычная торговля, с помощью которой любой может получить огромный доход.

- Для торговца это звучит весьма соблазнительно, - заметил Лоуренс, усаживаясь на поставленное торчком близ палатки короткое поленце. Марк, правильно поняв смысл его слов, ехидно улыбнулся.

- Я слышал, рыцарь Хашим умеет неплохо танцевать. Однако если все будет идти как идет, этому очень уж снисходительному рыцарю придется принять тысячу серебряков, и прекрасную принцессу у него заберут.

- Даже если ты все свое состояние поставишь на Амати, для меня ничего не изменится.

Марк не стал выставлять щит против контратаки Лоуренса, но продолжил идти вперед с мечом:

- Кстати о Филиппе Третьем: я слышал, он говорит о тебе много неприятных вещей.

- Э?

- Он говорит, что ты позволяешь нести бедной девушке бремя долга на своих плечах, и поэтому она принуждена следовать за тобой, куда только ты захочешь; кроме того, есть ты ей позволяешь лишь горькую и холодную тюрю из ржи, и вообще, ты с ней очень дурно обращаешься все время, что вы в дороге… ну и другие подобные вещи, - весело, словно в шутку, перечислил Марк. Лоуренс мог лишь натянуто улыбнуться в ответ.

Конечно, Лоуренс прекрасно понимал, что Амати распространяет о нем грязные сплетни, чтобы оправдать в глазах других свои действия. Но Лоуренса сейчас беспокоило не столько то, что на него могут начать косо смотреть, сколько неприятное ощущение – будто от летающего возле самого лица комара.

Если подумать: что мог сделать простой бродячий торговец, у которого не было власти солдата-мечника, чтобы загнать девушку в кабалу и затем заставить путешествовать вместе с собой? В городе, находящемся под покровительством какой-либо влиятельной фигуры, возможно, помогла бы бумага с указанием величины долга, но в чистом поле она становилась совершенно бесполезной.

Кроме того, ни один человек, привычный к странствиям, не счел бы такой уж большой бедой питание горькой тюрей изо дня в день. Пожалуй, лучше было бы сказать даже, что для торговца, главным делом которого является получение прибыли, не удивительным было бы и вовсе питаться от случая к случаю.

Уж конечно, клевета Амати в адрес Лоуренса едва ли на кого-то подействует. Но проблема была не в этом. Амати вдалбливал во всех мысль, что он и Лоуренс находятся в одинаковом положении, сражаясь за одну женщину.

Хотя прямого влияния на торговые дела Лоуренса это вряд ли окажет, все же независимому торговцу здесь гордиться было нечем.

Эта раздражающая, ехидная ухмылка Марка… несомненно, он прекрасно понимал, какой гнев закипает сейчас в Лоуренсе. Негромко вздохнув, Лоуренс махнул рукой, словно отмахнулся от этой темы, и сказал:

- Так что же это за доходное дело?

- Ах да, чуть не забыл. Поскольку ты сказал, что Бартоз уже догадался, что бы это могло быть, я отсюда и начал копать, и очень быстро нашел что искал.

Значит, это имеет какое-то отношение к торговле Бартоза, подумал Лоуренс.

- Покупка и продажа драгоценных камней? – попробовал угадать он.

- Очень близко, но нет. Это совершенно никак не связано с драгоценными камнями.

В голове Лоуренса один за другим промелькнули образы всех товаров, которые покупали и продавали торговцы, путешествующие по рудникам. А затем его озарило.

Он вспомнил тот кусочек похожей на золото руды, о котором он говорил с Хоро.

- Пирит?

- О? Так ты уже слышал? – вопросом на вопрос ответил Марк.

Похоже, Лоуренс попал в яблочко.

- Нет, я просто подумал, это то, что может принести прибыль. Что-то связанное с гадателем, верно?

- Похоже на то. Правда, я слышал, что гадатель уже покинул Кумерсон, - сказал Марк.

- Правда?

Внезапно откуда-то со стороны донеслись радостные выкрики. Обернувшись на звук, Лоуренс увидел группу людей в дорожном платье и нескольких городских торговцев. Они что-то кричали резкими голосами и обнимались, словно бурно радовались воссоединению после долгой разлуки.

- Правда, в заявлении для публики сказано, что он ушел, поскольку его невероятно точные предсказания привлекли внимание служителя Церкви, занимающегося допросами язычников. Любопытно, поверил ли хоть кто-нибудь в эту байку, - продолжил Марк.

- Почему ты так думаешь?

Марк отхлебнул вина и взял с полки, стоящей у него за спиной, небольшой мешочек.

- Этого просто не может быть. Если бы кто-то из Церкви объявился у нас в городе, тут бы такая суматоха поднялась. Кроме того по-моему, сейчас здесь многовато пирита ходит в продаже. Мне кажется, этот гадатель купил весь свой пирит где-то в другом городе и уехал отсюда сразу, как только его распродал. И еще…

Марк высыпал все, что было в мешочке, на переговорный столик. Кусочки пирита раскатились по столику, взблескивая белым под лунным светом. Были среди них красивые кубики, были и округлые кусочки, напоминающие сплющенные караваи.

- Думаю, гадатель специально расписывал, какой пирит редкий. Угадай-ка, сколько это вот сейчас стоит.

Кусок пирита в руке Марка был идеальной кубической формы – похоже, среди всего лежащего на столике он имел наибольшую ценность. Нормальная рыночная цена ему была около десяти Иредо, или четверть Тренни.

Лоуренс, однако, припомнил слова Хоро, что подаренный ей кусок пирита Амати купил с торгов, и потому сделал более смелое предположение.

- Сто Иредо.

- Двести семьдесят.

- Не…

Лоуренс проглотил слова «…может быть» и мысленно выругал себя за то, что не догадался купить пирита после того, как Хоро в первый раз о нем рассказала.

- Нам, мужчинам, такая цена кажется нелепой, даже если речь идет о драгоценном камне. Но цена этой штуки сейчас еще более нелепа. Завтра, как только откроется рынок, скорее всего, она будет расти дальше. Сейчас все женщины в городе дерутся за то, чтобы только его купить. Предсказания будущего и зелья красоты хорошо продаются во все времена, - сказал Марк.

- И все же, цена в двести семьдесят… не слишком ли большая?

- Не только чистые кубики, кусочки любой формы выросли в цене, потому что они все умеют разное. В общем, женщины хором улещивают и уговаривают торговцев и селян, которые пришли на праздник, вытрясти монеты из своих кошелей и купить им пирит. Короче говоря, эта руда – настоящее чудо, ей внезапно заинтересовались все женщины до единой, они даже рисуются друг перед другом, кому его купили больше. В общем, причина именно в этом: всякий раз, когда какая-то женщина начинает кокетничать, пирит дорожает еще.

Лоуренсу, не раз покупавшему прежде для городских девушек дорогие украшения и вино, слышать слова Марка было особенно неприятно.

Но куда сильнее, чем неприятные для ушей слова, Лоуренса грызло сожаление о том, что перед самым его носом была такая прекрасная возможность получить немалую прибыль, а он ее упустил.

- Здесь доход уже не долями от затраченного измеряется – разами, а может, и десятками раз. Другими словами, Филипп Третий, собирающийся украсть твою принцессу, как раз сейчас, пока мы разговариваем, зарабатывает сумасшедшие деньги, - продолжал тем временем Марк.

Похоже, Амати решил помочь Хоро избавиться от бремени долга, предвкушая многократное умножение серебряных монет в своем кошеле.

Если Амати начал скупать пирит уже тогда, когда купил кубик для Хоро, скорее всего, он уже собрал значительную сумму. Возможно, ему действительно удастся собрать тысячу монет к завтрашнему вечеру.

- Я лишь чуть-чуть прикоснулся к этому делу и уже заработал три сотни Иредо. Уже этого достаточно, чтобы понять, с какой безумной скоростью этот пирит дорожает. Ну скажи, как можно упустить такую возможность?

- Кто еще об этом знает? – спросил Лоуренс.

- Сегодня утром новость, похоже, уже разошлась по рынку. Я-то сам на нее поздновато наткнулся. И должен еще сказать, что когда ты и твоя принцесса танцевали, перед палаткой торговца рудами было уже битком.

Лоуренс, хоть и давно уже протрезвел, разом стал краснее непрерывно пьющего Марка.

Лицо его пылало вовсе не из-за поддразниваний Марка насчет его танцев с Хоро, но из-за того, что в ситуации, когда даже мало сведущие в торговле люди хватались за возможность получить прибыль, он, Лоуренс, предался танцам и эту возможность упустил, хоть и находился совсем рядом с рынком.

Каким бы красным ни было лицо настоящего торговца, это нисколько не отражало меру его стыда.

Торговец-неудачник.

Впервые с того раза в Рубинхейгене, когда он потерял самообладание, Лоуренсу захотелось обхватить голову руками и завыть.

- В общем, если бы Амати и вправду занимался чем-то не вполне честным, может, мы и нашли бы какой-то способ его придержать, но в нынешней ситуации его не остановить. Я, конечно, тебе сочувствую, но должен сказать, что ты уже рыбка в ведре.

Лоуренс, конечно, понимал, что Марк хотел сказать этими словами: «теперь просто сиди спокойно и жди, что будет». Но в уныние его вгоняло не это. Потратив все усилия на то, чтобы хорошо провести время с Хоро, он позволил проскользнуть у себя буквально между пальцев возможности получить такой отличный доход.

- И еще одно. Я ведь уже сказал, что эта идея о быстрой прибыли уже разошлась среди торговцев, да? Эти торговцы, которые собираются покупать, а потом перепродавать, сейчас бродят повсюду, ищут, где бы купить еще пирита, и от этого цена растет еще быстрее. Я о чем: бывают времена, когда ветер начинает усиливаться, и если в этот момент ты забудешь поднять парус, то будешь потом жалеть об этом всю жизнь, - проговорил Марк.

- Да уж конечно, ни к чему просто сидеть и смотреть, как другие корабли, уже поднявшие паруса, уплывают все дальше.

- Именно, именно. И потом, ну, просто на случай если все пойдет не так, тебе ведь понадобятся деньги, чтобы купить себе новую принцессу, э?

Эти слова Марк произнес, довольно улыбаясь. Лоуренс криво улыбнулся в ответ; но в то же время он не мог не понимать, что для него это отличная возможность поправить свои дела после неудачи в Рубинхейгене.

- Что ж, для начала я куплю у тебя немного пирита в счет твоего долга за гвозди.

После этих слов Марк взглянул на него недовольно; на лице его явно было написано: «Знал бы – промолчал».

***

Купив у Марка четыре кусочка пирита за тридцать монет Тренни, Лоуренс пробрался сквозь толпу, танцующую и распевающую песни под светом фонарей, и направился к постоялому двору.

Праздник, похоже, уже перешел во вторую свою часть, и до ушей Лоуренса непрерывно доносился яростный барабанный бой.

Из-за слишком густой толпы Лоуренс мог лишь краем глаза посмотреть, что происходит. Второе праздничное представление совсем не походило на то, что было днем: оно выглядело более грубым и варварским. Лоуренс мельком разглядел, как соломенные чучела сталкивались друг с другом и как людские фигуры, словно танцуя, метались друг вокруг друга с мечами.

То, что праздник дошел до такого, было весьма удивительно – ведь люди до самого заката лишь пили, танцевали и хватались друг за дружку.

Конечно, рассматривать, что будет дальше, лучше всего было с удобной точки – из окна комнаты на постоялом дворе.

Именно поэтому Лоуренс поспешно пробился через густую толпу и направился в свою комнату.

По правде сказать, он хотел даже не столько понаблюдать за праздником, сколько поразмышлять в одиночестве.

Конечно, шансы, что Амати соберет-таки тысячу серебряных монет и с гордым видом выложит перед ним эту грандиозную сумму, выросли, но волноваться по-прежнему было не о чем.

О чем стоило волноваться, так это о том, насколько вырастет стоимость пирита, который он только что купил, какую прибыль это ему принесет и как обхитрить Хоро, чтобы она подешевле продала ему полученный от Амати пирит.

Случались времена, когда предметы, стоящие обычно совсем недорого, обращались в золото.

А праздники всегда окружала необычная атмосфера.

Зайдя в проулок, куда почти не долетал свет и шум главных улиц, Лоуренс увидел нескольких рыцарей и солдат, заигрывающих с женщинами. Кое-кто даже успел обвить женские плечи руками, не обращая ни малейшего внимания на взгляды со стороны.

Женщины, прислонявшиеся к груди мрачных, подозрительных, разбойничьего вида рыцарей едва ли были шлюхами – они походили на обычных городских девушек. Если бы не праздник, эти девушки, наверное, говорили бы с мужчинами разве что о серьезном поведении и уж во всяком случае не позволяли бы им к себе притрагиваться.

С другой стороны, именно потому, что жаркая, пьянящая атмосфера праздника кружила людям головы и туманила зрение, словно каким-то подозрительным снадобьем, и могло произойти столь необычайное явление, как взлет цен на пирит. Торговцу тут было на что смотреть с оптимизмом.

Размышляя об этом, Лоуренс наткнулся взглядом на лоток, с которого продавали холодные дыни – специально для тех, кто желал остудить горло, обожженное крепкими напитками. Подойдя к лотку, Лоуренс купил две штуки, чтобы угостить Хоро.

Он даже подумать боялся, какие ядовитые слова обрушит на него Хоро, если он вернется к ней с пустыми руками. Мысленно представив самого себя, несущего под мышкой одну здоровенную дыню, словно отложенное гигантской птицей яйцо, и держащего в руке вторую, он не сдержал улыбки.

В обеденном зале на первом этаже постоялого двора было так же оживленно, как и на главных улицах. Мельком оглядев развлекающихся, Лоуренс поднялся на второй этаж.

Когда он взошел наверх, шумное веселье на первом этаже стало казаться ему каким-то далеким и нереальным, словно огонь на противоположном берегу реки.

Рассеянно слушая отдаленный гомон, словно журчанье ручья, Лоуренс открыл дверь комнаты и вошел.

В первое мгновение он был озадачен тем, что в комнате слишком ярко; потом он увидел, что окно на улицу открыто.

Скорее всего, окно было открыто, чтобы вливающийся снаружи свет позволил взглянуть на письмо.

Как раз когда эта мысль проникла Лоуренсу в голову, он почувствовал, что что-то в комнате не так.

Письмо?

Как только он вошел в комнату, его глаза встретились с глазами Хоро; та держала письмо под лунным светом близ окна.

В глазах Хоро застыл ужас.

Нет, не так.

Это были глаза человека, только что вышедшего из состояния полной растерянности.

- Ты…

Лоуренс не успел закончить фразу «…умеешь читать» - голос его внезапно охрип.

Губы Хоро дрожали, потом затряслись и плечи. Лоуренс видел, что Хоро изо всех сил пытается сжать пальцы, но те полностью задеревенели, и письмо выскользнуло у нее из рук, как она ни старалась.

Лоуренс не смел сделать ни шагу: он боялся, что Хоро, неподвижная, как снеговик, рассыплется на куски от малейшего его движения.

Письмо, выпавшее у Хоро из рук, скорее всего, было тем самым, что прислала Диана.

Если с Хоро случилось то, что случилось, из-за прочитанного ей письма, возможных объяснений было немного.

В голове у Лоуренса всплыло слово «Йойтсу».

- Ты, что случилось?

Голос Хоро был в точности такой, как обычно. Выглядела она так, словно вот-вот свалится, возможно даже, потеряет сознание; и тем не менее на лице ее при этих словах появилась легкая улыбка. Лоуренсу при виде этого совершенно дикого зрелища показалось, что он погружается в какой-то страшный сон.

- У меня ч… что-то на лице?

Хоро изо всех сил старалась говорить улыбаясь, но из-за трясущихся губ она просто не могла нормально выговаривать слова.

Лоуренс и Хоро глядели прямо друг на друга, но глаза Хоро смотрели куда-то сквозь Лоуренса.

- Ничего у тебя на лице нет. Но, кажется, ты немного пьяна.

Лоуренс не мог просто стоять перед Хоро и молчать, так что он предпочел что-то сказать, стараясь своими словами не ранить Хоро еще больше.

Что говорить теперь? Нет, сперва надо выяснить, что успела узнать Хоро.

Не успел Лоуренс додумать до этого места, как Хоро раскрыла рот первой:

- Ага… ага, я… я пьяна. Потому-то и… ага, точно, я пьяна.

Хоро по-прежнему улыбалась, но всю ее била такая дрожь, что зубы клацали. Подойдя к своей кровати, словно на деревянных ногах, она уселась.

Когда Хоро двинулась с места, Лоуренс тоже смог наконец отойти от дверного проема. Чтобы не дать перепуганной птахе улететь, ступал он как мог осторожно; в конце концов он не без труда добрался до стола.

Положив на стол дыни, Лоуренс бросил небрежный взгляд на письмо, что уронила Хоро.

В лунном свете он разглядел красивый почерк Дианы.

Касательно того, о чем я упоминала вчера, города Йойтсу, разрушенного в стародавние времена…

Едва эти строки бросились Лоуренсу в глаза, он бессознательно зажмурился.

Несомненно, Хоро сказала Лоуренсу, что не умеет читать, намереваясь в будущем его удивить или сыграть с ним какую-нибудь шутку. Сказала она это с желанием попроказничать и, конечно, не подозревала, что шанс представится ей так скоро. Именно поэтому она прочла оставленное Лоуренсом письмо.

Но дух озорства привел к совершенно противоположному результату.

Хоро наверняка была чрезвычайно заинтересована письмом, содержащим сведения о Йойтсу.

Лоуренс представил картину: Хоро, дрожащая от радостного предвкушения, вскрывает письмо…

…и тут же перед ее глазами появляются строки, что Йойтсу перестал существовать. Лоуренс был просто не в состоянии вообразить, какой силы удар это был для Хоро.

Хоро по-прежнему сидела на краешке кровати и потерянно смотрела на пол.

Лоуренс безуспешно пытался придумать хоть что-нибудь, что можно было бы сказать, когда она медленно подняла голову.

- Ты, что мне делать?

На губах ее вновь появилась деревянная улыбка.

- У… у меня нет больше дома, мне некуда возвращаться…

Хоро не мигала, не задыхалась от рыданий. Лишь слезы струйкой текли у нее из глаз, словно кровь.

- Что же мне делать… - повторяла Хоро, точно ребенок, который ненарочно сломал что-то очень важное. От этого вида у Лоуренса заныло сердце. Люди всегда становятся чем-то похожими на детей, когда вспоминают о родном доме.

Хоро, в конце концов, была мудрой волчицей, она прожила уже много веков. Уж конечно, она не могла не думать о возможности того, что Йойтсу смыт рекой времени.

И тем не менее ребенок не слушает голоса разума: перед силой чувств доводы разума беспомощны.

- Хоро.

Услышав, как Лоуренс ее позвал, Хоро на мгновение отшатнулась от неожиданности, но тут же пришла в себя.

- Это ведь всего лишь старая легенда. Старые легенды часто неточны.

Лоуренс старался вложить в свои слова всю убедительность, какую только мог. По правде сказать, шансов, что в легенде о разрушении Йойтсу говорилась неправда, было очень мало: чтобы город продержался много веков, не подвергнувшись полному разрушению, это должен был быть очень крупный город, а тогда о нем знали бы все.

Но Лоуренс просто не знал, что еще сказать.

- Не… точны?

- Именно. Например, когда к власти в какой-то земле приходит новый король или новая династия, они, чтобы отметить эту землю как свою новую территорию, могут распространять подобные слухи.

Лоуренс не лгал. Он сам знал несколько таких случаев.

Но Хоро вдруг замотала головой, так что дорожки слез на ее щеках разбежались в разные стороны.

Судя по ее глазам, то было затишье перед бурей.

- Если это так, зачем ты скрыл от меня правду? – вопросила она.

- Я хотел найти подходящий момент, чтобы сказать тебе. Тема все-таки очень деликатная, поэтому…

- Хех.

Смешок Хоро был больше похож на кашель.

Лоуренсу казалось, что сейчас Хоро одержима каким-то демоном.

- Ты… ты, должно быть, был так рад видеть меня беззаботной, видеть, как я развлекаюсь, ничего не зная.

И тут в голове Лоуренса воцарилась абсолютная пустота. Разумеется, ничего подобного он просто не мог думать и чувствовать. У него в голове не укладывалось, что Хоро могла такое сказать, и горло его перехватило от закипающего внутри гнева.

Однако, хоть и не без труда, Лоуренс сумел сдержать себя.

Он понимал, что Хоро надо просто дать выход чувствам, и неважно, будет ее мишенью Лоуренс или кто-то другой.

- Хоро, успокойся.

- Я… я совершенно спокойна. Я что, медленно соображаю? Ты ведь знал про эту легенду о Йойтсу с самого начала, верно?

Хоро внезапно практически точно повторила мысли Лоуренса, так что он потерял дар речи.

Конечно, он понимал, что попытка скрыть правду от Хоро была его фатальной ошибкой.

- Конечно, конечно же. Когда мы только познакомились, ты уже знал правду, не так ли? Если так, это многое, многое объясняет.

Выражение лица Хоро изменилось: теперь она походила на волчицу, которую загнали в угол и которая не видела выхода из этого угла.

- Хехех, в конце концов, ты… ты любишь слабых овечек, которых можно пожалеть. Как тебе нравится смотреть, как я строю планы о возвращении в мой давно разрушенный город, ничего не зная об этом? Ты, должно быть, считаешь меня прелестно глупенькой. И тебе меня жалко до боли в сердце, да? Даже когда я упрямлюсь, тебе хочется меня простить и быть со мной ласковым, да?

Лоуренс попытался ответить, но Хоро не дала ему этого сделать.

- И то, что ты тогда сказал мне, чтобы из Ньоххиры я дальше шла сама, – это потому что ты устал от меня, да?

Сейчас Хоро улыбалась улыбкой человека, потерявшего все. Даже сама она не могла не понимать, что слова ее сочились злобой и неправдой.

Лоуренсу показалось, что даже если он сейчас выйдет из себя и даст Хоро пощечину, она лишь радостно завиляет хвостом.

- Ты в самом деле так думаешь?

При этих словах Лоуренса Хоро вперила в него свой пылающий взор.

- Именно так!

Хоро поднялась на ноги и изо всех сил сжала кулаки. Пальцы ее побелели, ладони дрожали.

Оскаленные острые зубы стучали друг о друга, хвост полностью распушился.

И все же Лоуренс не стал пятиться; он понимал, что гнев Хоро проистекал из нахлынувшей на нее тоски.

- Именно так я и думаю! Ты всего лишь человек! Люди – единственные создания, которые разводят животных! Поэтому ты воспользовался Йойтсу как приманкой, чтобы посмотреть, как я отреагирую, ты наверняка радовался, глядя…

- Хоро.

Хоро, казалось, окончательно потеряла самообладание: она кричала, безумно размахивая руками. Лоуренс кинулся к ней и изо всех сил стиснул ее руки своими.

Хоро казалась перепуганной, как пойманная бродячая собачонка. Она пыталась вырваться, но ее сердитые попытки были столь же слабыми, как ее девичья фигурка.

Когда Лоуренс сжимал ее руки со всей своей силой, Хоро ничего не могла сделать.

Постепенно Хоро прекратила попытки вырваться. Теперь она была совсем другая, она смотрела на Лоуренса умоляюще.

- Я… я осталась совсем одна. Что… что… мне делать? Никого не осталось, кто ждет моего возвращения, никого, нигде… я… осталась совсем одна…

- Но ведь у тебя есть я?

Это была правда, и исходила она из самого сердца Лоуренса.

И такие слова были не из тех, что произносятся небрежно и по любому поводу.

Однако Хоро лишь насмешливо улыбнулась и тут же ответила вопросом:

- А что ты для меня… нет, что я для тебя?

- Ухм!

Лоуренс не нашелся что ответить и погрузился в размышления.

Уже мгновение спустя он осознал, что должен был ответить немедленно, даже если бы ему пришлось солгать.

- Я так больше не хочу! Я больше не хочу оставаться одна! – громко выкрикнула Хоро и замерла.

- Ты, слушай… ты так и будешь меня держать?

Лоуренс чуть было не выпустил руки Хоро.

Он взглянул прямо в ее лицо, на котором застыла ледяная улыбка. Сейчас Хоро смеялась над тем, как только что потеряла самообладание.

- Я и так одна. Но если бы у меня был ребенок, нас было бы двое. Смотри, я сейчас в человеческом обличье, значит, для меня не будет невозможным быть вместе с тобой, человеком, ведь так? Ты…

- Пожалуйста, не говори больше ничего.

Лоуренс сам испытывал боль, чувствуя, какие эмоции сейчас бушуют в сердце Хоро и не могут найти иного выхода наружу, кроме как через ядовитые, злые слова.

Но и Лоуренс был не в силах более держаться так же мягко, как прежде, ожидая, пока Хоро успокоится.

То, что он мог сказать, он сказал – он выжал из себя все возможное.

Хоро улыбнулась еще шире, слезы вновь хлынули у нее из глаз.

- Хехех… аха… хе-хе-ха-ха-ха, ну конечно же. Ты ведь такой добряк. Таких надежд я с тобой не связываю, но сейчас это не важно, я вспомнила. Есть еще кое-кто… да, есть кое-кто, кто меня любит.

Поскольку Лоуренс по-прежнему удерживал руки Хоро, она не могла вырваться резким движением, поэтому, чтобы получить возможность высвободиться в любой момент, она внезапно разжала стиснутые до того кулаки, а затем и все ее тело обмякло. Лоуренс отпустил ее руки, и она вновь заговорила слабым голосом, точно раненая бабочка.

- Поэтому и тот договор тебя совсем не беспокоил, так ведь? Ты наверняка думаешь, что если ты и вправду получишь тысячу серебряных монет, тебе будет уже безразлично, с тобой я или нет, так ведь?

Лоуренс понимал, что что бы он ни сказал сейчас, все пойдет впустую, поэтому он лишь молча стоял и слушал.

Хоро тоже умолкла, словно пылавший в ней огонь полностью догорел.

Шли минуты, молчание висело. Лоуренс наконец решился было вновь протянуть руку, когда Хоро вновь раскрыла рот и слабым голосом произнесла:

- Прости.

Бам! Гулкий звук достиг ушей Лоуренса. В этот момент Хоро с силой захлопнула дверь в свое сердце.

Лоуренс окаменел; самое большое, на что он был способен, – это шагнуть назад.

Хоро опустилась на кровать и сидела неподвижно, повесив голову.

Лоуренс, отступив на несколько шагов, не мог теперь стоять на месте ни секунды. Он подобрал письмо Дианы, которое обронила Хоро, и поспешно прочитал – его взгляд словно пытался убежать.

В своем письме Диана сообщала, что вспомнила одного монаха, который собирал сказания севера; жил этот монах в деревне на пути в Реноз – город, куда когда-то наведалась Хоро. Она советовала Лоуренсу нанести визит этому монаху. На обороте письма было написано его имя.

Лоуренс закрыл глаза; сердце его переполняло сожаление.

Если бы только он прочел это письмо раньше, крутилось у него в голове.

Внезапно на Лоуренса накатило желание разорвать письмо на мелкие клочки, но он, конечно, понимал, что не может позволить своим чувствам взять над ним верх.

Это письмо было важной зацепкой на пути к Йойтсу.

Лоуренс не мог выбросить из головы мысль, что письмо окажется и той тонкой ниточкой, которая все-таки будет связывать его с Хоро; именно поэтому он сложил письмо и спрятал у себя на груди.

Затем он вновь перевел взгляд на Хоро, но та по-прежнему не желала поднимать глаза.

Слово «прости», которое Хоро проговорила, когда он уже собрался протянуть к ней руку, вновь прозвенело у него в ушах.

Лоуренсу оставалось лишь одно: молча выйти из комнаты.

И потому он сделал шаг назад, потом еще шаг.

Через окно в комнату ворвалась волна радостных криков, и Лоуренс воспользовался этой возможностью, чтобы развернуться и выйти.

На какое-то мгновение Лоуренсу почудилось, что Хоро подняла голову, но он сказал себе, что ему показалось, – просто он выдал желаемое за действительное.

Закрыв дверь, он привалился к ней спиной и зажмурил глаза, словно не желая ничего больше видеть.

Однако все случившееся не могло просто взять и исчезнуть.

Он должен был найти решение.

Лоуренс прекрасно понимал, что должен каким-то образом найти выход, но все, что он мог, – это спрашивать себя: «Что же мне теперь делать?»

Лоуренс вышел с постоялого двора.

И влился в полный чужих людей город.