Проснувшись на следующее утро, Лоуренс понял, что наконец немного успокоился.

Он лег в постель, надеясь именно на это, но слова Ив и Арольда были для него вином, которое будоражило кровь и отгоняло сон.

«Скажи нам к завтрашнему вечеру, ты с нами или нет».

Эти слова вновь и вновь звучали у него в голове.

В обмен на Хоро, которую они объявят единственной дочерью рода Боланов, они получат две, а может, и две с половиной тысячи монет Тренни; на эти деньги они купят мехов и отправятся вниз по реке Ром, опередив всех прочих.

Поскольку ренозские меха были высшего качества, Ив даже с учетом стоимости перевозки подсчитала, что вложенные деньги утроятся.

Лоуренсу казалось, что эта оценка чересчур оптимистична, но он не удержался от попытки самому прикинуть, что дальше.

Допустим, они накупят шкур на две тысячи серебряных монет и утроят свои вложения – это, значит, будет четыре тысячи чистой прибыли. Ив с Арольдом требовали от этого четыре пятых. Все-таки нужно было подготовиться, плюс платить за сведения; и в придачу Арольд оставит Лоуренсу постоялый двор.

Одно только здание стоило, должно быть, тысячи полторы монет Тренни. Так что, едва заявив, что четыре пятых – это слишком много, Лоуренс тотчас умолк.

Кроме самого здания, если все выгорит, Арольд передаст Лоуренсу и право владения постоялым двором.

В мире не было торговца, который бы не понимал, что это значит.

При постоялом дворе – если только человеку принадлежит само здание – можно открыть лавку и получать стабильный доход; это значило, что у уже существующих постоялых дворов был прямой интерес противостоять открытию новых – что они и делали, и весьма активно. Даже подумать страшно, во сколько обойдется для чужака приобретение права владения таким постоялым двором.

А если у Лоуренса будет в Ренозе собственный постоялый двор – горячие источники Ньоххиры не так уж далеко; и все это послужит хорошей отправной точкой в поисках Йойтсу.

С учетом всего этого странно было бы, если бы Лоуренсу удалось сохранить самообладание и думать обо всем с холодной головой.

Но что-то в объяснении Ив было не так; оно звучало слишком уж хорошо. На первый взгляд план выглядел безупречным, но Лоуренс не мог отогнать мысль, что что-то тут кажется странным.

С другой стороны, он дивился про себя, не слишком ли он подозрителен из-за огромного количества денег, вовлеченного в сделку.

А может, дело было в том, что весь план зиждился на деньгах, привнесенных Лоуренсом, а ради этого ему придется продать Хоро – пусть даже временно.

Однажды Хоро уже позволила поймать себя вместо Лоуренса – в городе Паттио.

Но тогда именно она предложила это как наилучший план.

На этот раз Лоуренс продаст Хоро ради собственной выгоды.

Внезапно он понял, почему Церковь хулит и преследует его род занятий.

Лежа в темноте, Лоуренс пытался понять, действительно ли он хочет позволить Хоро представиться аристократкой.

Он начал думать во сне, когда же кончится эта долгая ночь и этот сон урывками, как вдруг голос Хоро пробудил его окончательно.

– Ты, просыпайся.

Лоуренс открыл глаза.

– …Нгг… уже утро?

Бесконечная ночь словно сама была сном. Открывшего глаза Лоуренса поприветствовал вливающийся в окно свет, а заодно и звуки города, шумно спешащего по своим утренним делам.

Похоже, где-то посреди своих пьянящих подсчетов он все же заснул.

Лоуренс взглянул на стоящую возле кровати Хоро и сел; тут он обнаружил, что весь в поту.

Невольно ему вспомнился самый первый раз, когда ему представилась возможность ухватить громадную прибыль – вскоре после того, как он начал самостоятельную жизнь торговца. Он тогда проснулся настолько промокшим от пота, что испугался, не обмочился ли он во сне. И прибыль, разумеется, оказалась пылью.

– Чем же ты таким занимался ночью? – вопросила Хоро.

Похоже, она была недовольна, но издевки в ее голосе не было. Возможно, она искренне за него тревожилась. Лоуренс потер скользкую от пота шею. Если бы Хоро оказалась вся в поту, он точно знал, что встревожился бы.

– Разговор был очень… активный.

Лоуренс вылез из-под одеяла, и холодный утренний воздух, едва прикоснувшись к телу, словно бы заморозил весь пот.

Хоро села на свою кровать и протянула тряпицу; Лоуренс благодарно принял ее, но, прежде чем воспользоваться, остановился.

– Я, ээ… признателен.

– Должна же я пометить тебя моим запахом.

Похоже, она пользовалась этой тряпицей, когда ухаживала за своей шерстью; материя была вся в волосках.

Если Лоуренс попытается обсушиться с ее помощью… он сомневался, что получится хорошо.

– Я беспокоюсь о тебе, – произнесла Хоро.

– Прости.

Когда Лоуренс беспокоился о ней, она дразнила его без устали, но, похоже, перемена ролей была для нее невыносима.

– Ты, думаю, уже догадалась – мы говорили о возможности колоссального заработка.

– С этой лисой?

Лоуренс находил Ив больше похожей на волчицу, а вот Хоро, истинная волчица, воспринимала ее как лису.

– Да. Точнее, с Ив, этой женщиной-торговцем, и Арольдом, владельцем постоялого двора.

– Хмм.

«Да ну?» – словно бы отвечала Хоро; однако же ее поведение было далеко от безразличного.

Хвост ее чуть распушился.

– Я пока только выслушал то, что они сказали, и пока не разобрался, что к чему; и, конечно, я пока не дал своего ответа. Но…

Хоро пригладила вздыбившуюся шерсть на хвосте и, прищурив глаза, повторила:

– Но?

– Прибыль будет…

– Важнее, чем мои пожелания? – перебила Хоро.

Лоуренс захлопнул рот, потом начал было что-то отвечать, но тут же замолчал.

Вне всякого сомнения, Хоро пыталась сказать, что большой доход лежит позади большого риска.

Собака, обжегшаяся об очаг, никогда больше к нему не приблизится.

Лишь человек глуп настолько, что вновь и вновь обжигается, пытаясь достать каштан из огня.

Но жареный каштан сладок, поэтому Лоуренс снова тянулся к пламени.

– Очень высока.

Хоро медленно прищурила красноватые глаза. Она выпустила из рук хвост и звучно почесала у основания ушей. Но все же Лоуренс не мог просто так отбросить предложение Ив. Он вспомнил свой самый первый спор со своим наставником.

– Прибылью будет этот постоялый двор – а может, и больше.

Хоро просто не могла не понять, что это значит.

Надеясь на ее понимание, Лоуренс произнес эти слова коротко и ясно.

Какое-то время висело молчание.

Оно было бы невыносимо для Лоуренса, если бы не глаза Хоро, округлившиеся, как луна.

– Это будет… почти что осуществление твоей мечты, да?

– Да, – честно признал Лоуренс. Колючее настроение Хоро исчезло, словно его и не было; она дернула правым ухом.

– Что тогда обсуждать? – наконец сказала она. – Насколько я помню, владение собственной лавкой – то, о чем ты мечтал всю жизнь, и если так, то не мне тебя останавливать.

Хоро взяла в руки хвост и стала расчесывать.

Похоже, она не знала, что еще сказать Лоуренсу.

Не в силах справиться с ее неожиданной реакцией, Лоуренс стоял столбом.

Он приготовился к тому, что она будет категорически против – или что она хотя бы скажет, что план чересчур опасен; это уже было бы важным знанием, чтобы определить, где правда в словах Ив.

Конечно, вполне может быть, что эта сделка – шанс всей его жизни; но если он решит, что опасность перевешивает выгоду, то пропустит ее между пальцами.

Деньги он сможет заработать и в другой раз.

Но ему никогда уже не встретить другую Хоро.

– Что тебя грызет? У тебя вид, как у брошенной собаки, – заметила Хоро.

Лоуренс невольно потер бородку; у него было такое чувство, будто Хоро видит его насквозь.

– Ты был так счастлив, когда я тебе перечила?

Хвост Хоро был бурого цвета, но по его нижней стороне шла белая полоса.

Она провела по меху пальцами, собрав отставший пух в белый шарик.

– Я ожидал, что ты откажешься, тогда я пойду по ветру и достойно отступлю, – честно сказал Лоуренс, и Хоро одарила его сердитой ухмылкой.

– Стало быть, ты ожидал, что я пролью свет на это дело с помощью моего ума и проницательности.

– Отчасти да.

– А остальная часть?

Скрывать от нее, что Лоуренс чувствовал, было бессмысленно. Хоро бы все равно раскопала и принялась бы играться с ним.

– Ну, ты тут делаешь такое сердитое лицо… – начал он.

Хоро хихикнула и коротко произнесла:

– Дурень.

– …так что я задам встречный вопрос: что за неожиданная перемена настроения? Ты же ненавидела мысль, что я здесь влезу в какую-то сделку.

– Пфф, – фыркнула Хоро; только вот было это вызвано попавшей в нос пушинкой, или же она фыркнула на слова Лоуренса?

Должно быть, последнее, решил он; впрочем, Хоро не казалась раздраженной.

– Ты и впрямь… а, даже говорить не стоит. Я и так знаю, какой же ты дурень. И для меня это тяжелый груз, указывать тебе все время.

«Ты это серьезно?» Должно быть, почувствовав эту его мысль, Хоро метнула в него устрашающий взгляд, точно намереваясь разорвать его на куски.

– Ох уж… – продолжила она затем. – В конечном итоге я говорила и действовала лишь ради самой себя. Скажем, я действительно чувствую, что, когда я просто могу путешествовать вместе с тобой, это для меня самое лучшее. Все это время, когда я притворялась, что учу тебя какой-то великой всемирной премудрости, я просто делала это, чтобы продолжать путешествовать вместе. По правде сказать, это было больно.

Она дунула на белый пуховый шарик, отправив его в полет, и угрюмо уткнулась взглядом в хвост.

Нет, не просто угрюмо – на лице ее было написано: «Полный абсурд».

– Ты должен взвесить опасность, которая тебе грозит, против прибыли, которую получишь, и если прибыль стоит риска – действовать. Разве ты не мечтал всю жизнь завести собственную лавку? Я не хочу становиться у тебя на пути.

– Ты вовсе не стоишь –

– И в любом случае, если бы я не была с тобой, ты бы мог влезть во все, во что захотел бы, и если бы твой противник попытался тебя обмануть, ты был бы настороже, готовый перехитрить его и получить свою прибыль. Тебе хватало духа и безрассудства на такие поступки, или ты уже забыл?

После этих тычков со стороны Хоро старые воспоминания вернулись к Лоуренсу.

Там, в порту Паттио, он обладал такой предприимчивостью. Он отчаянно жаждал наживы и был готов на совершенно невероятные вещи, чтобы превзойти грозящие ему опасности.

Но как же трудно было себе представить, что это было лишь несколько месяцев назад. Даже полугода еще не прошло, а казалось – все это случилось давным-давно.

Хоро свернулась в клубок поверх одеяла, обернув себя хвостом, так что его кончик высовывался возле подбородка.

– Никто не защищает свое гнездо так, как человеческий самец.

– Ээ… – все, что смог ответить Лоуренс на это заявление.

Лишь сейчас, когда ему это сказали, он понял. Выросшая внутри него крепость была защитным сооружением; он вырастил ее, когда чувствовал, что останется один навсегда.

– Но я не могу тебя в этом винить. Ты… нет, я всегда считала твое лицо таким очаровательным, когда ты меня боялся.

Эта последняя шутка Хоро еще яснее показывала ее чувства.

Но, конечно, это вполне могла быть и часть ее плана.

– Я всегда вела себя с тобой очень себялюбиво. Ты тоже можешь немножко себялюбиво повести себя со мной. И если ты захочешь забыть обо мне…

Лоуренс собрался было заявить поспешно, что никогда не захочет такого, но, поняв, чего добивается Хоро, проглотил свои слова.

– …ты вполне можешь повернуться ко мне спиной. Пока я тебя не укушу.

Хоро улыбнулась, обнажив клыки.

Должно быть, в мире не было торговца, который бы помнил свои долги и обязательства так полно и детально, как Хоро.

Лоуренс знал немало торговцев, которые обзавелись домами и, хотя прежде были целеустремленными, упорными людьми, полностью утратили боевой дух.

И если самого его устраивает роль удачливого бродячего торговца – что ж, быть посему.

Но когда он спросил себя, а устраивает ли его эта роль на самом деле – оказалось, что он не настолько еще устал, чтобы ответить «да».

Когда он проводит Хоро до ее родного города и вернется к своей бродячей торговле, ему понадобится не так уж много времени, чтобы скопить денег на собственную лавку.

Но по сравнению с постоялым двором и правом на владение им та его мечта выглядела совсем мелкой. Готовое здание, да права, да приличные деньги, которые можно сразу вложить, куда он пожелает, – сама мысль о таких возможностях почти пугала.

Сможет ли он сделать это? Лоуренс понял, что хотел бы попробовать.

– Тем не менее кое-что в этой сделке заставляет меня колебаться.

– О? – Хоро заинтересованно подняла голову.

Поскребя в затылке, Лоуренс собрался с силами.

– Чтобы раздобыть нужное количество денег для этой сделки, они должны использовать тебя.

Лицо Хоро осталось бесстрастным, словно приглашая продолжить.

– Они собираются выдать тебя за деву-аристократку и отдать в залог торговому дому.

Услышав это, Хоро фыркнула.

– Только не говори мне, что из-за этого ты и потел всю ночь.

– …Ты не сердишься?

– Меня сердит лишь то, что ты думал, что я буду сердиться.

Эти слова Лоуренс уже когда-то слышал.

Однако он не понимал, к чему она клонит.

– Все еще непонятно?

Лоуренс ощущал себя юным учеником торговца, которому задали простейший вопрос, а он не в силах ответить.

– Ты просто невероятен, правда… – сказала Хоро. – Скажи, разве я не твой партнер? Или я просто дева, которую ты защищаешь ради собственного удовольствия?

Услышав это в таком виде, Лоуренс наконец понял.

– Или у меня совсем нет никаких достоинств? Если я могу принести какую-то пользу твоей торговле, я с радостью позволю тебе отдать им меня!

Несомненно, это была ложь; но ясно было и то, что при выполнении определенных условий Хоро доверяла Лоуренсу достаточно, чтобы пойти на значительный риск.

Если Лоуренс не сумел увидеть в ней это доверие… что ж, неудивительно, что она сердилась.

А условия эти: в свою очередь, доверять ей как партнеру, который может выполнять его в меру неразумные просьбы; доверять ей как мудрой волчице, которая помогает ему не свалиться в пропасть; и, наконец, уважать ее как равную себе.

Пока Лоуренс об этом не забывает, он может просить Хоро о чем угодно, и она не будет чувствовать, что ее используют.

– Стало быть, мне вправду очень нужна твоя помощь, – произнес он.

– Пфф. Однажды я уже позволила схватить себя вместо тебя, но то была благодарность за твою доброту ко мне. На этот раз благодарность ни при чем.

Это не благодарность, это не какая-то услуга.

Что же это тогда?

Не деньги, не обязательство.

До сих пор отношения Лоуренса с людьми всегда основывались на полной взаимности: сколько он давал, столько и получал. Если он давал что-то в долг, то ожидал возврата, а если сам заимствовал – должен был расплатиться. Даже «дружеские» отношения были по сути своей торговыми.

С Хоро было по-другому – совершенно иной род отношений.

Но едва Лоуренс понял, какое определение для этих отношений самое подходящее, Хоро одарила его взглядом, который без слов говорил: «Не вздумай произнести это вслух».

– Так. Есть ли еще что-нибудь, что тебя тревожит? – спросила она затем.

– Разумеется. Меня тревожит, что это может оказаться ловушка.

Хоро хихикнула.

– Если у противника есть план, противопоставь ему свой. Чем крупнее план…

Эти слова она говорила уже – когда они с Лоуренсом повстречали подозрительного молодого торговца, который пытался втянуть Лоуренса в разорительную сделку.

– Чем крупнее план, тем больше прибыль, когда удается его расстроить.

Хоро погладила хвост и кивнула.

– Я волчица Хоро Мудрая. Очень мило было бы, если бы мой партнер оказался каким-нибудь никчемным торговцем.

Лоуренс рассмеялся – такой разговор у них когда-то уже был.

Время проходит, и люди меняются.

Лоуренс не знал, хорошо это или плохо.

Но он точно знал, что когда есть партнер, с которым можно поделиться всем, – это счастье.

– Итак, – произнесла Хоро.

– Да?

Что бы ни случилось, ее имя, похоже, было глубоко высечено на его душе.

Мысли Хоро были ему совершенно ясны.

– Завтрак, верно? – улыбнулся Лоуренс.

Первое, что необходимо было сделать, – побольше всего разузнать.

Если они смогут выяснить, действительно ли Ив торговала статуэтками, действительно ли деньги ей платила Церковь и действительно ли она с Церковью рассорилась, это сказало бы многое.

Хоро осталась в комнате, заявив, что желает читать книги, взятые у Риголо.

Когда она сообщила Лоуренсу, что дозволяет ему носиться по городу сколько его душе угодно, Лоуренс обнаружил, что хочет сказать спасибо. Это, однако, было бы довольно неловко, так что он ограничился лишь словами: «Приятного чтения, и не рыдай слишком много».

Хоро уже лежала на животе и листала страницы, и единственным ответом ее было рассеянное колыхание хвоста. Уши чуть дернулись, возможно, потому, что она услышала от Лоуренса что-то, чего услышать не хотела.

Царившее внизу настроение с учетом минувшей ночи выглядело немного странным, но Лоуренс лишь коротко поздоровался с Арольдом и вышел.

Пока у него есть свежий утренний воздух, бурлящий город и теплый солнечный свет, все обстоит не так уж плохо.

Лоуренс зашагал вперед.

Знакомых в этом городе у Лоуренса не было, а единственным источником сведений была разносчица в «Хвосте рыбозверя». Но в это время дня продавцы вина и мясники были особенно заняты – они покупали необходимые для своей работы припасы, – и потому Лоуренс решил сперва наведаться к церкви.

Город был невелик, но его улочки запутанны, так что Лоуренс здешней церкви еще не видел; но тем не менее у него уже сложилось впечатление, что Церковь в городской жизни занимала достаточно серьезное место.

Вблизи Реноза язычники встречались уже довольно часто; сплошь и рядом они жили по соседству с почитателями Единого бога.

Можно было бы предположить, что это свидетельствует об ослаблении Церкви в здешних местах; однако, напротив, соседство с язычниками лишь укрепляло дух приверженцев Церкви.

Они верили, что трудности – это испытания, ниспосланные им Единым богом, так что это вполне имело смысл. Стремление Арольда отправиться в паломничество на юг, возможно, было здесь обычным делом.

Самых ярых сторонников Церкви всегда можно найти там, где она слабее всего.

Быть может, это из-за того, что, не будь они готовы к страданиям, пламя их веры быстро окажется задуто ветрами язычества – а может, эти ветра лишь раздувают огонь.

Раз так, не приходилось ставить под сомнение то, что Ив занималась ввозом статуэток. Спрос на них здесь был, это уж точно.

Но это, разумеется, не означало, что сомневаться не было нужды вообще.

Лоуренс купил у булочника немного ржаного хлеба и спросил дорогу. Едва увидев церковь, он не удержался от возгласа:

– Да это как склеп!

Перед Лоуренсом была не столько церковь, сколько каменный храм.

Знакомый внешний вид, но совершенно другая атмосфера. Лоуренс зашел через распахнутые двери внутрь помещения, где сколько-то человек совершали утренний молебен.

Одного взгляда на вход в церковь достаточно, чтобы понять, насколько она богата. Внутреннее убранство церкви должно создавать впечатление древности, иначе ее не будут уважать; но вход – дело иное. Когда ступени и двери портятся от потока людей, процветающая церковь тратит деньги на их починку. Выпячивание богатства в чистом виде.

Здешняя церковь, несмотря на поток входящих и выходящих людей, щеголяла превосходными вытесанными из камня ступенями.

Совершенно ясно было, что ренозская церковь деньгами не обделена.

Ну а что насчет ее расходов?

Лоуренс огляделся в поисках подходящего местечка.

Между церковью и тремя стоящими рядом мелкими домишками вглубь квартала уходил проулок. Совсем недалеко пройти по этому проулку – и окажешься в месте, до которого (и до обитателей которого) не доходят ни городская суета, ни солнечный свет.

Когда Лоуренс шел проулком, никто на него даже глаз не поднял.

Да, понадобится сильное заклинание, чтобы вывести их из этого сна.

– Да пребудет с тобой благословение Господне, – обратился Лоуренс к одному из них.

Прежде трудно было судить, этот человек спал или был мертв, но сейчас его глаза распахнулись.

– Хнн! …Ох. Милостыню не даешь, да? – в его голосе смешались предвкушение и разочарование.

Лоуренс оглядел мужчину от головы до пят – явно не служитель Церкви.

Протянув ему кусок еще теплого ржаного хлеба, Лоуренс с лучшей своей деловой улыбкой произнес:

– Милостыни не будет, боюсь. Я хочу задать несколько вопросов.

При виде хлеба лицо нищего залилось краской. Похоже, он не из тех, кто будет препираться по мелочам.

– Черт подери, спрашивай что хочешь.

Он пожирал хлеб со скоростью, удивившей даже Лоуренса, привычного к обжорству Хоро, затем ухмыльнулся во все зубы.

– Насчет церкви, – пояснил Лоуренс.

– Чего желаешь узнать? Сколько любовниц у настоятеля? Кто отец ребенка, которого недавно родила монашка?

– Это все очень интересно, но нет. Я хочу узнать, сколько хлеба эта церковь печет.

Разумеется, церковь не пекарня. На самом деле Лоуренс интересовался, сколько хлеба церковь раздает нуждающимся. Существовали церкви и монастыри, у которых было настолько плохо с деньгами, что они вообще прекращали этим заниматься, но большинство все-таки раздавали хлеб в зависимости от степени преуспеяния.

И, конечно, получатели этого благодеяния были прекрасно осведомлены о состоянии церковной кухни.

– Хех, давненько меня об этом не спрашивали.

– О?

– Вот раньше – торговцы вроде тебя все время подходили и спрашивали. Хочешь узнать, как идут дела у тутошней церкви, да? Похоже, она сейчас не завлекает людей так, как раньше. Думаю, Господу надо бы получше стараться.

В торговле ходила поговорка: «Смотреть на ноги». Означала она – смотря на противника, нужно не только выискивать его слабые места, но оценивать положение в целом.

Так кому же и смотреть на ноги, как не нищим – людям, которые целыми днями лежат и мимо которых проходят ноги горожан?

Иногда города изгоняли всех нищих сразу, потому что те, кто у власти, боялись, сколько же знают эти люди о состоянии их сундуков.

– Я во многих городах был, но тутошняя церковь лучше всех. Она, может, и не очень много раздает хлеба и бобов, зато они всегда хорошие. Хотя…

– Хотя? – повторил Лоуренс.

Нищий закрыл рот и почесал щеку.

У нищих была своя иерархия. Те, кто находился ближе к входу в церковь, где легче было просить милостыню, знали больше других.

Лоуренс извлек две дешевых медных монетки и протянул нищему.

Тот хихикнул.

– Хотя – епископ раскидывает больше денег в городе, чем хлеба среди нищих.

– Откуда ты знаешь?

– О, я знаю. Когда проезжает его великолепная карета, охрана которой отгоняет нас, я знаю. И если посмотреть, какой мусор они выбрасывают, становится ясно как день, что у них сегодня было на обед. А когда я гляжу, сколько расфуфыренных шишек приходят на этот обед, я знаю, какой важный там гость. Впечатляет, да?

Люди, облеченные властью, не закатывают великих пиров без повода. Поскольку церковь вела дела с Ив – покупала у нее статуэтки, благословляла их и перепродавала втридорога, – подобные пиры должны были быть политическими по природе. Вложение денег, не больше не меньше.

Конечно, Лоуренсу по-прежнему было неясно, чего именно пытается достичь Церковь, но теперь он понимал, что она имеет заметное влияние в Совете Пятидесяти.

«И все-таки…» – думал Лоуренс, разглядывая нищего.

В военное время, когда в город врывался враг, нищих поднимали на копья первыми, и Лоуренс понимал почему.

Каждый из них был как шпион.

– А ты не можешь применить свой ум и знания, чтобы занять более высокое место в обществе? – неожиданно для самого себя спросил Лоуренс.

Нищий покачал головой.

– Не понимаешь, парень, да? Господь сказал: «Блаженны нищие», да? Скажи, у тебя появляется такое теплое, приятное чувство в животе всего лишь от куска хлеба с корочкой да пары медяков? – нищий пристально смотрел на Лоуренса. – А у меня появляется.

Не все мудрецы мира ходили в кожаных одеждах.

Лоуренс чувствовал, что этот человек гораздо лучше олицетворяет собой учение Единого бога, нежели все те, кто сидит в церкви, близ которой он просит подаяние.

– Короче говоря. Я, конечно, не знаю, что ты затеваешь, – продолжил тем временем нищий, – но если попробуешь иметь дело с тутошней церковью, тебя мигом возьмут за ушко да на солнышко. Я только одного торговца знаю, который работал с ними долго, и даже он в итоге наорал на них своим хриплым голосиной.

Лоуренсу не пришлось объяснять, о ком шла речь.

– Торговец статуэтками?

– Статуэтками? Ах да, кажется, он возил несколько таких штук. Он что, твой друг?

– Вроде того. Так… а чем-нибудь еще он торговал? – никакого намека на какую-то побочную торговую деятельность Ив не было, но торговцы частенько укладывали какую-нибудь мелочевку среди основного груза.

Таковы были мысли Лоуренса, однако ответ нищего заставил его глаза удивленно распахнуться.

– А я был уверен, что он торговец солью. Что, разве нет?

Если бы кто-нибудь попросил Лоуренса назвать три самых тяжелых для перевозки груза, он бы ответил не задумываясь: камень для строительства, квасцы для окрашивания тканей и соль для сохранения пищи.

Все эти товары очень плохо подходили на роль побочного приработка.

Взбудораженный, Лоуренс навис над нищим.

– А почему ты так решил?

– Эй, эй, полегче, приятель. Вы что, соперники? Я не хочу влезать в проблемы только потому, что ты задавал мне вопросы, – нищий отпрянул и принялся сверлить Лоуренса настороженным взглядом.

– Прости, – проговорил Лоуренс, вернув самообладание. – Мы не соперники. Я собираюсь торговать вместе с ним.

– …А, и поэтому ты хочешь о нем побольше разузнать, да? Ну, на вид ты хороший парень. Думаю, ты не станешь так прямо врать. Ладно, расскажу.

Лоуренс, как и любой торговец на его месте, был не вполне уверен, стоит ли радоваться тому, что его сочли «хорошим парнем».

С одной стороны, хорошо, что люди рядом с ним не так сильно насторожены; но, с другой стороны, они могут не воспринимать его всерьез.

Нищий издал смешок.

– О, я всего лишь имел в виду, что нас многие торговцы пытаются использовать, но большинство их думают, что они лучше нас. А уж таких, кто с уважением слушает, что я говорю, совсем мало. Это все, что я имел в виду.

Лоуренс был настолько смущен, что чуть было не сказал нищему, что лесть не добавит ему монет.

– А, ну, в общем, это просто, – сказал нищий. – Иногда, когда этот торговец приезжает в церковь, соль высыпается из каких-то щелей в его грузе. Я по запаху чую, это соль для сохранения мяса или рыбы – отличное было бы добавление к какому-нибудь вину. А когда соли нет, вкус не очень. Вот почему я решил, что он торгует солью.

Чем сильнее заходишь в глубь материка, тем ценнее соль.

Ив говорила, что покупает статуэтки в приморском городе.

Легче легкого спрятать морскую соль в те же ящики, в которых перевозятся статуэтки.

А может, она ввозит соль тайно.

Если она торгует с церковью давно, они, вполне возможно, не так уж тщательно проверяют ее грузы.

– В общем, такие дела. Еще что-нибудь хочешь узнать?

Это был не просто нищий, давший Лоуренсу важные сведения; его грязная, распростертая на земле фигура дышала каким-то странным достоинством.

Но Лоуренс уже услышал все, что ему было нужно.

– Ты рассказал мне секрет счастливой жизни. Этого более чем достаточно.

Похоже, золотой самородок и впрямь можно найти в придорожной канаве.

Судя по всему, Ив действительно имела дело с Церковью.

И теперь Лоуренс знал, что епископ швыряет деньги направо и налево, чтобы достичь какой-то политической цели.

Если так, едва ли могло показаться необычным, что Ив готова пойти на приличный риск, чтобы заработать побольше денег. Когда статуэтки покупались по дешевке, а потом благословлялись, главная прелесть заключалась, несомненно, в их последующей перепродаже.

Но кое-что выглядело здесь странным.

Перевозка статуэток была стабильным источником дохода – неужели она могла рухнуть из-за единственного сбоя? Может быть, Церковь просто не воспринимала Ив всерьез, или же они придумали систему, позволяющую им получать статуэтки без ее помощи?

Ив решила покинуть этот город навсегда, но в то же время, похоже, она не окончательно выбросила из головы возможность того, что на следующий год ее сотрудничество с Церковью возобновится; Лоуренсу это показалось ужасно великодушным с ее стороны.

Согласно словам нищего, Ив ругалась с Церковью так яро, что ее голос было слышно снаружи. Но ничто из известного Лоуренсу не заслуживало столь горячего расставания. Иногда торговцам приходится оставаться при никчемном товаре, иногда торговые партнеры поворачиваются спиной. Такое случается.

Конечно, такие вещи огорчают, и чем глубже было доверие, тем острее чувство предательства. Но Ив, на взгляд Лоуренса, была не настолько юным торговцем, чтобы думать, что криком можно что-то исправить.

Знала ли Церковь, что Ив из аристократии, хоть и падшей?

Ив говорила, что здесь, в Ренозе, есть торговый дом, которому известно о ее благородном происхождении.

По части умения добывать сведения Церковь могла посрамить любую торговую гильдию – конечно же, она знала.

Невероятным казалось, что тот же самый епископ, который наприглашал отовсюду богатых аристократов на роскошный пир, отмахнулся от Ив, тоже аристократки. Она могла быть ему полезной для множества дел.

Или же она перестала быть полезной?

Не потому ли она решила втянуть в сделку на тысячи серебряных монет Лоуренса, с которым едва познакомилась?

Жест отчаяния? Или же она пыталась поправить свои дела? Это не могла быть просто прихоть. Слишком большие деньги.

Не слишком ли он осторожничает, ища скрытые мотивы там, где есть одна лишь жажда наживы?

Но даже если Ив пытается заманить Лоуренса в ловушку, у нее есть лишь несколько вариантов.

Она может сбежать с товаром, когда Лоуренс отдаст деньги; или она может убить Лоуренса во время перевозки товара; или же, возможно, она заключит с торговым домом тайное соглашение, чтобы те продали Хоро, а потом сделает вид, что ничего не знает.

Однако ни во что из этого Лоуренс всерьез не верил.

Предложенная Ив сделка была абсолютно законной (если не считать того, что она выдаст Хоро за аристократку), а значит, ее содержание будет оглашено в присутствии нотариуса и Лоуренс получит письменную копию договора. Если он перешлет ее торговой гильдии в другой город, его противник лишится возможности предпринимать какие-либо неразумные действия. Пока кто-то третий осведомлен обо всех действиях Лоуренса, Ив будет непросто осуществить любой из тех планов.

Кроме того, Лоуренс не думал, что Ив так несерьезно его воспринимает, что надеется одолеть его столь примитивными способами.

Возможно, она и вправду ничего такого не замышляет.

Каждая сделка проходит где-то между доверием и подозрением.

Лоуренс был далек от полного доверия к Ив, но у него есть лишь ограниченное время для сбора сведений, иначе сделка станет невозможной.

И ему придется принять решение.

Эти мысли крутились у Лоуренса в голове, пока он шел к «Хвосту рыбозверя».

Теперь, когда Совет Пятидесяти принял решение (которое, похоже, не секрет уже ни для кого), по городу должны ходить новые сведения – по крайней мере он этого ожидал.

Когда Лоуренс добрался до таверны, там не было ни единого человека. Тогда он, пройдя переулком, вышел к таверне сзади и обнаружил там знакомую разносчицу – она мыла громадную чашу, судя по виду, из-под вина.

– Господи, да ты рано сегодня, – произнесла девушка.

– Должно быть, это из-за ледяной воды ты делаешь такое лицо.

– О да, и из-за этого же я и сама немного холодна, – с улыбкой ответила она, кладя скомканную пеньковую тряпку, которой только что терла чашу. – Как ты думаешь, сколько торговцев уже подходили со мной поговорить?

И все жаждали прибыли, несомненно.

Лоуренс понятия не имел, сколько торговцев в городе сейчас пытались нажиться на торговле мехами, но Ив, похоже, верила, что она и Лоуренс смогут получить прибыль. В голове у него мелькнула мысль: а так ли это? Еще один повод для беспокойства.

– А ты не можешь представить себе, что всех их тянет твоя красота? – спросил Лоуренс.

Разносчица хихикнула.

– Улыбки – золото, слова – серебро. Как ты думаешь, сколько неотесанных грубиянов совали мне медяки?

Слишком уж много их быть не могло, но и не единицы, несомненно.

– Должен признать, я тоже пришел спросить кое-что невежливое.

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Только намекни торговцу, что он с тебя что-то может поиметь, и он непременно заявится. Ну, и что ты хочешь узнать? – похоже, тряпку она отложила не потому, что хотела поговорить с Лоуренсом, а просто чтобы вылить из чаши воду. Она наклонила чашу, в которой Хоро могла бы поместиться целиком, если бы скрючилась, и ее содержимое полилось на землю.

– Насчет Совета Пятидесяти, – без обиняков ответил Лоуренс. Вообще-то, если он так просто выложил, зачем пришел, он вполне заслужил быть выгнанным пинками, и жаловаться было бы не на что.

Но разносчица лишь пожала плечами и улыбнулась.

– Я слышала, они приняли решение. Говорят, они позволят покупать меха, но только не в долг.

В точности то, что сказала Ив.

Пока Лоуренс раздумывал, насколько ценны эти сведения, девушка ногой смела в угол виноградные шкурки и продолжила:

– Гости меня об этом всю прошлую ночь расспрашивали. Ей-богу, один-два могли бы хотя бы любовное письмо мне принести.

Вертя в голове новый факт, Лоуренс не думая ответил:

– Договор – единственное любовное письмо торговца.

– О, это правда, конечно, что когда любишь и любим, это живота не наполняет, – сказала разносчица. – Хмм, – добавила она неуверенно, потом величаво улыбнулась, словно давая понять: «Впрочем, для женщины это не совсем так».

Лоуренс сочувственно улыбнулся; он понимал, впрочем, что если будет ей подыгрывать, окажется в итоге не лучше, чем любой подвыпивший посетитель.

– Ну, мне достаточно взгляда, и я сыт. Думаю, я должен поблагодарить тебя за трапезу!

На мгновение разносчица застыла, потом игриво хлопнула Лоуренса красной от кухонной работы рукой.

– Господин, ты несправедлив! Эти слова я собиралась сказать!

Лоуренс рассмеялся, но ум его был холоден и сосредоточен.

Ему казалось странным, что с прошлой ночи сюда пришло так много торговцев, пытающихся проверить свои сведения у этой девушки. Если сами они узнали их от друзей или партнеров, совершенно не было нужды проверять их, беседуя с какой-то разносчицей в таверне.

Кстати, из чьего рта вообще исходили самые свежие новости?

Возможно, большая часть ее собственных знаний исходила от тех же торговцев, которые случайно проговаривались, когда спрашивали ее.

– А те люди, которые приходили к тебе с вопросами, – это в основном ваши постоянные посетители или нет?

– Э? постоянные? – девушка выкрутила тряпку, чтобы отжать воду. Лоуренс подивился, не болят ли у нее руки – все-таки вода была холодная и погода тоже. Девушка нахмурилась и выдохнула облачко тумана. – Пожалуй, половина постоянных, половина нет. Только…

– …Только?

Девушка украдкой огляделась и продолжила тихим голосом.

– Только большинство новых гостей были довольно-таки безрассудны. Ты единственный из них, кто задавал правильные вопросы.

– Ох, да ладно, – ответил Лоуренс с деловой улыбкой на лице.

– Когда они такие, я им и слова не скажу. Может, у иностранных торговцев уши и чуткие, но больно уж длинные языки. Приходят и с порога вываливают: «Так я слышал, покупать меха разрешат только за деньги, это правда?» Что за абсурд!

– Никудышные торговцы, – и Лоуренс издал смешок; под маской лица, однако, он был далек от спокойствия.

Если бы все торговцы были так глупы, делать деньги было бы куда проще, чем в реальности.

И дело не в том, что лишь иностранные торговцы допускают подобные ошибки. Конечно, все жители городов верят, что люди из их города самые умные и вообще лучше всех, – но это не более чем распространенное заблуждение.

Так какова же была их цель?

Возможно, иностранные торговцы так свободно говорили о решении Совета, чтобы показать, как много они знают, – и тем самым запугать местных торговцев. А может, это была тактика ростовщиков и менял, надеющихся временно повысить цену денег в предвкушении скупки мехов.

Но иностранным торговцам не было никакой выгоды распространять ложные сведения, так что, какова бы ни была их цель, итог совещания был, похоже, именно таков, как сказала Ив.

Если торговцы, поселившиеся за пределами города, действуют в своих собственных интересах, то, скорее всего, они пытаются внести сумятицу и запутать своих противников. Правда, в этом случае, полагал Лоуренс, по городу должна ходить не одна версия решения Совета.

Более того, наиболее осведомленные из горожан должны знать истину из первых рук, так что вряд ли иностранные торговцы пытаются устроить сумятицу.

Ив сказала, что узнала новость от кого-то из служителей Церкви.

Будь то правда или нет – Лоуренс может попытаться разузнать что-нибудь здесь, из чего он сможет потом извлечь пользу.

– Кстати, – начал он.

– Да?

– Я хотел бы еще спросить о здешней церкви –

– Эмм, пожалуйста, потише, – перебила его девушка с внезапно напрягшимся лицом; затем она ухватила Лоуренса за руку и сквозь приоткрытую заднюю дверь затащила его в таверну.

Потом глянула в дверную щель, чтобы убедиться, что их никто не видел.

Пока Лоуренс недоумевал, что же происходит, девушка повернулась к нему и сказала:

– Если ты интересуешься церковью, значит, что-то уже успел услышать.

– Ну, вроде бы…

– Послушай доброго совета: не связывайся.

Разносчица произнесла это с таким серьезным выражением лица здесь, в тесной задней комнатушке пустой таверны, что Лоуренс почувствовал, как его маска бесстрастного торговца сползает с него; впрочем, он быстро взял себя в руки.

– Здесь идет борьба за власть, верно?

Если только девушка не обладает способностями к лицедейству под стать Хоро, Лоуренс по ее реакции сразу поймет, попал он или нет.

– Мы здесь подаем необычные блюда, поэтому мы одно из тех мест, где готовятся обеды для церкви.

Это согласовывалось со словами нищего; действительно, здесь было одно из немногих мест, где церковники могли получить любое мясное яство, какое захотят.

Девушка поскребла в затылке и тревожно вздохнула.

– Не знаю всех подробностей, но они, похоже, приглашают всех власть имущих подряд. Один раз мы две ночи напролет готовили для какой-то церковной шишки, которая должна была приехать издалека.

Сановник Церкви из далеких краев.

Если это и впрямь борьба за власть, Лоуренс отлично понимал, на что это все указывает.

Разговор принимал странный оборот.

– Значит, они укрепляют здесь свою власть, – сказал Лоуренс.

– Да. И они очень берегут свою репутацию, как гончар еще не высохшую глину. Они щедро раздают нуждающимся, но откуда они берут деньги, непонятно. Поэтому с теми, кто говорит всякие вещи, может произойти все, что угодно. Все здесь шепчутся, что если на кого падет глаз Церкви, он не сможет оставаться в городе.

– Если так, почему ты мне это рассказываешь? – спросил Лоуренс, немного напуганный серьезностью девушки.

– Ну, я всякому не рассказываю.

Как Лоуренс носил маску торговца, так и девушка, вне всяких сомнений, носила маску разносчицы.

Итак, если со спины от спины находится живот – что сейчас перед Лоуренсом?

– Просто чтобы я знал: могу ли я поинтересоваться, почему для меня ты делаешь исключение?

– Ну, рискну сказать… – с неожиданно скромным видом ответила она, придвинув лицо ближе к Лоуренсу. – Думаю, потому что от тебя пахнет другой женщиной.

Уперевшись спиной в стену и не в силах отойти назад, Лоуренс уставился на девушку; его лицо совсем перестало слушаться.

– Значит, это твоя гордость как разносчицы, да?

Девушка хихикнула.

– Это тоже; но вообще-то есть в тебе что-то, из-за чего любой девушке, хоть немного уверенной в себе, хочется попытать счастья. Ты с этим часто сталкиваешься?

К несчастью, опыт Лоуренса ограничивался тем, что его отшивали служанки на постоялых дворах.

Все, что он мог сейчас, – лишь покачать головой.

– Что ж, тогда объяснение может быть лишь одно. Ты совсем недавно познакомился с женщиной, которая с тобой сейчас.

Ее не следовало недооценивать. Это и есть то, что называется женской интуицией?

– Это потому, что ты очень тихий, – продолжила она. – Держу пари, когда ты путешествовал один, по тебе проводили взглядом и не возвращались; но когда мы, женщины, видим, что ты с другой, нам становится любопытно. Когда зверь видит барашка, который гуляет в одиночестве, он, может, слишком ленив, чтобы охотиться на него; но когда рядом с барашком волчица, нам становится интересно – этот барашек действительно так вкусен? И мы желаем его для себя.

На свете найдется немного мужчин, которые будут довольны, когда их сравнивают с баранами; но самая печальная правда заключалась в том, что с ним на самом деле была волчица.

Эта девушка вообще человек ли?

– Вот почему мне так хочется, чтобы ты привел свою спутницу в таверну.

Если нет интереса к деньгам и общественному положению – возможно, именно такого рода пряность добавляет вкуса жизни.

Как ни странно, именно это разносчица, похоже, и взяла с Лоуренса в обмен на рассказанную ему правду.

– Ты уже передала мне это приглашение, – сказал Лоуренс.

Разносчица улыбнулась с некоторой досадой.

– О, твое самообладание так раздражает.

– Я барашек, в конце концов. Мы сочувствия не заслуживаем, – и Лоуренс положил руку на заднюю дверь, затем обернулся к девушке. – Разумеется, я никому не скажу о нашем разговоре.

– Даже своей очаровательной спутнице?

Лоуренс не мог не рассмеяться.

Возможно, подумал он, такие девушки больше в моем вкусе, чем какие-нибудь хрупкие и нежные создания.

– Итак, ты говоришь, рассказал мне все, да?

– Ни единой подробности не утаил.

Вернувшись, Лоуренс обнаружил Хоро в точно таком же состоянии, как когда уходил – читающей книги и лениво помахивающей хвостом. Дернувшись последний раз, хвост замер.

– Похоже, я должна научить эту девчонку паре вещей про территорию, – Хоро взглянула на Лоуренса с умеренно довольным видом. – Однако, похоже, ты начинаешь кое-что понимать.

– Чтобы тягловая лошадь была свободна, несмотря на поводья, она должна предугадывать волю хозяина.

Хоро удовлетворенно улыбнулась.

– Итак, – сказала она, усаживаясь. – Что ты обо всем этом думаешь?

Похоже, можно было считать надежными фактами, что Ив действительно продавала статуэтки Церкви и что они рассорились и разорвали отношения.

Кроме того, изложенный Ив результат заседания Совета, по-видимому, тоже соответствовал действительности.

Что беспокоило Лоуренса, так это попытки Церкви ради укрепления своей власти в городе возвести здесь кафедральный собор. Кафедральные соборы были центрами власти Церкви; их возводили исходя из рекомендаций влиятельных землевладельцев и священников. Однако, как правило, священники, уже устроившиеся в этих землях, противодействовали возведению кафедральных соборов – ведь с появлением собора здесь возникала новая могучая сила.

Разумеется, Лоуренс знал, что все здесь упиралось в деньги и связи.

Если здесь появится кафедральный собор, епископ местной церкви из человека, которого назначили епископом, превратится в человека, который сам их назначает. Он получит право взимать определенную долю с десятины, собираемой всеми окрестными церквами, а также право одобрять кандидатуры местных мирских правителей.

Он будет обладать всей полнотой церковной власти. Это, конечно, чрезвычайный пример, но все же: любого, кто с ним не согласен, он сможет обвинить в ереси; все его недруги отправятся на костер. Кстати сказать, большинство епископов интересовались как раз в первую очередь взиманием десятины, и никакая власть не была превыше власти Церкви.

Именно предчувствие такого развития событий внушало разносчице страх и нежелание говорить против Церкви.

Лоуренсу было абсолютно ясно, почему Ив, разругавшаяся с Церковью, желала покинуть город и почему она не хотела говорить о возобновлении старой сделки в будущем году.

Чего он не понимал, так это зачем вообще ей было ссориться с Церковью. Что до Лоуренса, то он бы грязь ел, лишь бы не перейти Церкви дорогу. Оно того просто не стоило.

Может, и неплохой идеей было бы сделать ставку, если это поможет лучше понять происходящее.

С учетом влияния Церкви в Совете Пятидесяти не приходилось сомневаться, что решение Совета было принято епископом; а поскольку это решение было в интересах города, Ив собиралась противостоять Церкви.

Лоуренс стал раздумывать, а не окажется ли его жизнь под угрозой в результате всего этого.

Если иностранный торговец погибает или исчезает, едва заключив законную сделку, подозрение неминуемо падает на тех, кому его смерть выгодна, – на местных власть имущих. Лоуренс принадлежал к Торговой Гильдии Ровена; если он четко даст это понять, вряд ли епископ, жаждущий возвести кафедральный собор, пойдет на жестокие меры.

И величина сделки, организуемой Ив, для одинокого торговца была, конечно, колоссальна, но в масштабах целого города – вполне незначительна. Лоуренс сомневался, что привлечет к себе нежелательное внимание столь ничтожной покупкой; во всяком случае, едва ли это станет вопросом жизни и смерти. Хотя, конечно, есть и такие, кто за несколько тысяч серебряных монет убьет с легкостью.

Лоуренс объяснил все это Хоро.

Какое-то время Мудрая волчица внимательно слушала, но поза ее становилась все более расслабленной, и наконец она плюхнулась обратно на кровать.

Лоуренс, однако, не сердился.

Ему просто не на что было сердиться.

– Что ты об этом думаешь? – спросил наконец он. Хоро зевнула и вытерла уголки глаз кончиком хвоста.

– В твоем объяснении я никаких прорех не вижу. Все выглядит более-менее разумным.

Лоуренс собрался было спросить, значит ли это, что ему следует принять предложение Ив, или нет, но остановился.

Он торговец; ему и принимать решение.

Хоро издала смешок.

– Я Мудрая волчица, не богиня. Если ты начнешь считать меня оракулом, я просто исчезну.

– Перед большой сделкой мне всегда хочется спросить чьего-нибудь мнения.

– Ха, даже несмотря на то, что ты уже принял решение? И ты передумаешь, если я буду слезно тебя умолять? – ухмыльнулась Хоро.

Лоуренс знал, как он должен ответить.

– Даже если я тебя не послушаюсь, ты все равно останешься здесь, на постоялом дворе. Я закончу сделку и вернусь. Ничего более.

Хоро гортанно хихикнула и почесала горло, как будто ей было трудно слушать Лоуренса.

– О да, и когда ты сможешь сказать эти слова, не краснея при этом, тогда ты станешь достойным мужчиной.

Лоуренс к подковыркам Хоро давно привык. Сейчас он их просто пропускал мимо ушей. Они звучали как приветствие, не более того.

– Впрочем, должна сказать, объяснял ты довольно бойко и весело. Конечно, – продолжила Хоро, не дав Лоуренсу ее перебить, – я не говорю, что это плохо. Самцы смотрятся лучше всего, когда охотятся.

Теперь настал черед Лоуренса смущенно почесать нос; однако если он не найдет что ответить, Хоро непременно рассердится.

Он нарочито вздохнул, затем напомнил себе, что подыгрывает шутке Хоро.

– Но ты ведь хочешь, чтобы я и тебе уделял внимание время от времени, правда?

– Точно-точно, – просияла Хоро. – Но, кстати: что со мной будет, если сделка провалится?

– Ну, ты остаешься в качестве залога. Так что если мы не вернем деньги, тебя куда-нибудь продадут.

– Ох-хо, – Хоро перевернулась на живот, примостив голову на сложенные руки и полусогнув колени; ее ноги и хвост лениво раскачивались в воздухе. – Из-за этого у тебя и была такая ужасная ночка?

– …И из-за этого тоже.

Если сделка сорвется и они не смогут вернуть то, что задолжали, Хоро станет собственностью торгового дома.

Конечно, вряд ли она будет скромно сидеть на месте и ждать, пока ее продадут.

При этой мысли Лоуренсу стало немного легче, однако он был не настолько оптимистичен, чтобы полагать, что, едва перекусив связывающие ее веревки и сбежав, Хоро тотчас помчится к нему.

– Если до такого дойдет, мне придется найти кого-нибудь поумнее в качестве моего нового партнера, – заявила Хоро, и ее янтарно-красные глаза ехидно прищурились.

– Ну конечно. Куда лучше закидать этого дурня грязью и так и оставить, – не раздумывая ответил Лоуренс на ее поддразнивание.

Мудрая волчица, однако, осталась недовольна.

– Грандиозные слова из уст юнца, который почти рыдал, когда я в тот раз едва не ушла.

У Лоуренса было такое лицо, словно он только что проглотил орех вместе со скорлупой.

Хоро довольно улыбнулась; ее хвост мягко похлопывал по кровати.

Потом хвост замер. Ее выражение лица изменилось, и она произнесла:

– Но я буду участвовать в сделке, потому что я тебе доверяю.

Ее улыбка дышала искренностью.

Лоуренс почесал подбородок, потом погладил бородку.

– Ну разумеется.

Сумерки.

Небо уже раскраснелось от заката, и то тут, то там горели первые фонари, точно остатки солнечного света. Власть на улицах постепенно захватывал ночной мороз, и горожане спешили по домам, уткнув лица в теплые шарфы.

Какое-то время Лоуренс смотрел на город; потом, когда солнце окончательно исчезло за горизонтом и улицы опустели, он закрыл деревянные ставни окна. Хоро по-прежнему читала в свете масляной лампы.

Похоже, книги были организованы в хронологическом порядке, и Хоро начала с самых недавних.

С учетом узнанного ими в Терео Лоуренс считал, что Хоро быстрее найдет что искала, если начнет с самых древних летописей; но он подозревал, что Хоро нарочно делает наоборот, чтобы сохранить самообладание.

В любом случае, осталось лишь два тома, и шансы, что она скоро найдет те записи, которые ей нужны, были весьма высоки. Похоже, Хоро очень волновал вопрос, что будет потом, и когда уже стемнело, она все равно заявила, что хочет читать. Поэтому Лоуренс разрешил ей читать при свете лампы, но с условием, что она будет держать сажу – а главное, пламя – подальше от страниц.

Приступая к чтению, Хоро одевалась не так, как обычно была одета в помещении. Она была в дорожном платье, готовая покинуть постоялый двор в любую секунду.

Не из-за холода – из-за того, что вскоре им придется отправиться на переговоры с Ив.

– Ну что, идем? – спросил Лоуренс.

Время переговоров не было назначено определенно, но Лоуренс знал, что оно пришло: все торговцы понимают, что подразумевается под «вечером». Когда он спустится вниз вместе с Хоро и будет ждать там Ив, он непременно будет чувствовать себя как начинающий торговец, дрожащий при мысли о большом куше.

Ив, однако, опаздывала – сильно опаздывала, – что было крайне невежливо.

Возможно, это было ее представление о проверке.

Она не сказала «встретимся на закате», потому что торговцы предпочитали делать свои выкладки днем, когда им не требовались свечи; вдобавок им нужно было какое-то время, чтобы вернуться к себе на постоялый двор.

Возможно, Ив пережидала, когда утихнет эта волна возвращающихся торговцев.

Если прислушаться, можно было определить, в какие комнаты возвращались их обитатели.

Сопоставив услышанное с количеством комнат, Лоуренс решил, что Ив должна появиться уже скоро.

– С вами, торговцами, вечно проблемы, – произнесла Хоро, захлопнув книгу, и уселась на кровати, потягиваясь.

Даже обычная девушка с легкостью бы сказала, что Лоуренс весь издергался в попытках определить, когда же идеальное время.

– Если мне придется притворяться даже в собственной комнате, когда же я смогу расслабиться? – полушутя сказал Лоуренс.

Хоро встала с кровати и, поправляя уши и хвост под одеждой, казалось, задумалась о чем-то.

– Какое-то время после нашей встречи… да нет, даже и сейчас… ты, по-моему, всегда немножко притворяешься, когда вместе со мной.

– Я впервые в жизни путешествую с девушкой. Нужно время, чтобы привыкнуть.

Кроме того, впервые он позволил себе настолько раскрыться в присутствии другого.

Никогда ему не было так уютно рядом с кем-либо.

– Однако когда мы только познакомились, у тебя ноздри раздувались просто от того, что ты шел рядом со мной, – съехидничала Хоро.

– О да, а твой хвост не распушался ли, когда ты видела меня рядом с другой женщиной? – уколол в ответ Лоуренс.

Хоро подняла глаза и оглядела Лоуренса, словно говоря: «И у тебя хватает наглости…» Потом сказала:

– Но именно так самец постепенно раскроет свои истинные цвета и превратится наконец в кого-то, кого ты вообще не ожидала увидеть.

– По-моему, это более-менее верно для каждого, с кем ты становишься ближе?

– Дурень. Разве нет у людей пословицы: «Не корми рыбу, которую ловишь»?

– Это здесь ни при чем. Я не кормил рыбу; она сама залезла ко мне в повозку, разве нет? Не то что не кормить – я еще брать с нее деньги за проезд должен.

Но едва произнеся эти слова, Лоуренс вздрогнул.

Глаза Хоро остро сверкали в мерцающем свете лампы. Она вовсе не шутила.

Он что, плохо с ней обошелся? Или его возбужденное состояние раздражало ее сильнее, чем он думал? Возможно, ей не понравилось, что он вновь стал прежним собой.

– Пфф… я имела в виду вот что: не забудь свое первоначальное намерение.

Лоуренс понятия не имел, что послужило причиной этих слов, но смиренно кивнул.

Иногда Хоро проявляла странную детскость; возможно, сейчас она была раздосадована тем, что Лоуренс не только не смутился, но даже сумел контратаковать.

И, быть может, поняв свою оплошность, она отступила.

Лоуренс одарил ее тонкой, усталой улыбкой и вздохнул.

– Есть в этом что-то раздражающее, – сказала Хоро.

– Это тебе только кажется… хотя нет, ты права, – Лоуренс прокашлялся, затем снова взглянул на Хоро. – Ты умеешь читать мои мысли? – Он повторил вопрос, который на полном серьезе задал ей при их первой встрече.

Хоро ухмыльнулась и придвинулась ближе.

– Дурень.

– Ай!

Она пнула его в голень.

Не убирая улыбки с лица, Хоро грациозно обошла Лоуренса и положила руку на дверную ручку.

– Ты идешь?

Лоуренс проглотил слова, пришедшие ему на ум, – что Хоро не поступила бы с ним так, когда они только познакомились, – и вышел из комнаты следом за ней.

Хоро сказала, чтобы он не забывал свое первоначальное намерение, но это было совершенно невозможно.

Ее слова значили многое. Время нельзя повернуть вспять, и любой знает – нет такого человека, который бы не менялся.

Лоуренс знал. Вне всяких сомнений, знала и Хоро.

– Конечно, верно и то, что я могу легко держать тебя за руку лишь потому, что мы с тобой уже немало путешествуем вместе. Однако, – на лицо Хоро внезапно набежала тень, – не говорят ли менестрели о желании навсегда остаться такими, какими они были, когда впервые повстречали свою любовь?

Лишь на краткое мгновение в голове Лоуренса промелькнула мысль, что Хоро стала прежней собой, любительницей поддразнить.

Слова Хоро поразили его – настолько явственно в них сквозило желание повернуть время вспять; она все отчетливее сознавала приближение конца пути.

Казалось, Хоро всегда смотрела в будущее – но это было не совсем так.

И все же Лоуренс был тронут тем, что Хоро желала вернуть отнюдь не те счастливые времена столетия назад, когда она только пришла в деревню Пасро, и не еще более ранние времена, когда она вовсе еще не начала свои странствия.

Хоро взяла его за руку своей левой рукой. Хоть и смутившись, Лоуренс все же обхватил ее ладонь пальцами и произнес:

– Ты, может, и сумеешь вернуться туда; что до меня, я просто свалюсь от переутомления.

Они начали спускаться по лестнице; Хоро придвинулась еще ближе.

– Об этом не тревожься: когда ты будешь умирать, я буду рядом с тобой, – со злорадной ухмылкой произнесла она; Лоуренс мог лишь устало улыбнуться в ответ.

Лишь на полпути к первому этажу Лоуренс осознал, что ее слова были не совсем шуткой.

Если Хоро имела в виду, что поиск ее родины можно и отложить, то Лоуренс, вне всяких сомнений, умрет раньше, чем она. Странствие Хоро может быть бесконечным, но их совместное странствие непременно завершится.

Внезапно Лоуренсу показалось, что он понял, почему в Терео Хоро не захотела отвечать на его вопрос, что она собирается делать после того, как они доберутся до ее родного города.

Такие мысли крутились у него в голове, когда они спустились на первый этаж и Хоро выпустила его руку. Лоуренс был не настолько смел, чтобы без чувства неловкости входить в комнату, держа девушку за руку, даже если эта девушка Хоро. В то же время, однако, он не хотел разжимать руку первым. Чуткость Хоро согрела ему сердце.

Она как будто отвечала ему на вопрос, что будет, когда они доберутся до ее родины.

Это чувство помогло ему собрать больше обычного солидности, когда он поприветствовал уже сидящих там Ив и Арольда.

– Простите, что заставил ждать.

– Итак, начнем? – произнесла Ив своим хриплым голосом.

– Ну, что ты успел разнюхать? – поинтересовалась Ив.

Представлять Хоро нужды не было.

Ее полускрытое под капюшоном лицо, ее осанка и походка говорили о многом.

Несколько прагматичный подход Ив, в общем-то, выглядел вполне разумным: в конце концов, продажа Хоро не была их главной целью. Но все равно, как-то скуповата она была на проявление чувств.

– Я узнал, что ты и вправду продавала статуэтки Церкви, что вы рассорились и что покупку мехов разрешат только за деньги, – ответил Лоуренс, не сводя глаз с Ив в ожидании ее реакции. Это была обычная тактика при переговорах.

Впрочем, Ив была достаточно искусна в сокрытии своих эмоций, чтобы глаза Лоуренса ничего не увидели; да он и не ожидал особо многого. Это было как разминка перед по-настоящему трудным упражнением.

– Мой опыт торговца и чутье подсказывают мне, что ты сказала правду, Ив.

– О? – ответила она безразличным, хриплым голосом. Похоже, она отлично владела искусством ведения переговоров.

– Но есть кое-что, что меня беспокоит.

– Что же?

– Почему ты рассорилась с Церковью?

Не было ничего более бесполезного, чем задавать Ив этот вопрос, но Лоуренс решил все же попытаться, а потом сравнить ответ Ив с тем, что он уже успел вызнать в городе. Если получится нестыковка, он будет знать, что Ив лжет.

Сидящая рядом с ним Хоро, возможно, тоже могла бы определить, честна ли Ив; но положиться в этом деле на Хоро было все равно что обращаться с ней как с оракулом. Нет, лучший вариант действий – посмотреть, согласуется ли ответ Ив с тем, что он знает, и если не согласуется – отклонить ее предложение.

В конце концов, они будут продавать Хоро, основываясь на суждении Лоуренса, так что вся ответственность за это суждение лежит на нем.

– Почему мы рассорились? Я так и думала, что тебя это заинтересует, – сказала Ив и прокашлялась.

Лоуренс знал, что сейчас ее мысли лихорадочно скачут.

Отказ Лоуренса от участия в сделке был не просто нежелателен для нее – он почти наверное означал провал всего плана.

Конечно, сейчас она пытается угадать, что Лоуренс увидел и услышал сегодня в городе.

Если она собирается лгать, шансы, что ее ложь уляжется в канву собранных Лоуренсом сведений, будут весьма призрачными.

– Епископ здешней церкви – пережиток старых добрых дней, прошлого, которое он не может забыть, – начала Ив. – Он хочет власти. В юности он пришел сюда миссионером, вынес дьявольские тяготы, и пройти через них ему помогла его цель – стать сильной, влиятельной фигурой. Он хочет, чтобы здесь был кафедральный собор. Иными словами – он хочет стать архиепископом.

– Архиепископом…

Это слово было практически синонимом слова «власть».

Ив кивнула и продолжила.

– Как я уже говорила, я, может, и из падшей аристократии, но все же из аристократии. Когда я начала изучать здешние места в поисках хороших возможностей для торговли, я услышала о епископе, который пытался делать деньги, но неудачно. Это был ренозский епископ. В то время он пользовался как прикрытием одним торговым домом и пытался с помощью десятины, которую он собирал, пролезть в торговлю мехами, но в итоге он просто засел в своей церкви и считал цифры. Его дела шли все хуже и хуже. И тогда я предложила способ убить разом двух зайцев.

– Торговлю статуэтками.

– Именно. И я не только продавала ему статуэтки. В конце концов, я аристократка из королевства Уинфилд. Я по-прежнему могу разговаривать с власть имущими. Я свела его с тамошним архиепископом, человеком, власть которого абсолютно незыблема.

Лоуренс обнаружил, что мысленно кивает.

Если это было правдой, то статуэтки, скорее всего, изготавливали те же самые бродячие каменотесы, каких архиепископ нанимал для починки своего кафедрального собора. Обычно, когда каменотесы заканчивают чинить искусную каменную резьбу в соборе, они либо отправляются в другое место, либо занимаются разной работой по мелочи.

Но объем работ определенного типа ограничен, что вызывает трения между группами каменотесов в пределах страны. И по иронии судьбы именно бродячие каменотесы, проводящие время в оттачивании своего мастерства, были самыми способными; лишь они могли поддерживать в должном состоянии искусную каменную резьбу в соборах.

Поэтому в городах, где были кафедральные соборы, всякий раз, когда им требовалась починка, местные каменотесы волновались, что у них украдут их работу и что они станут никому не нужны.

Идея Ив, требующая работы по камню, избавляла их от этих тревог.

Она служила мостиком между кафедральным собором, желающим нанимать бродячих каменотесов лишь тогда, когда в них была нужда, городом и самими бродячими каменотесами. И тогда Ив могла сказать архиепископу, что ренозский епископ желает с ним познакомиться, и потом извлекать прибыль из перевозки статуэток из города в город.

Это была идеальная ситуация: в выигрыше оказывались все ее участники.

– Я рада, что ты понимаешь. Так проще будет объяснить. Все было так, как ты сказал. Я довольствовалась маленькой прибылью при продаже статуэток, потому что рассчитывала, что здешний епископ станет архиепископом. Но…

Лоуренс не мог понять, был ли прокравшийся в голос Ив металл ее игрой или же проявлением трудно сдерживаемого гнева.

Однако пока все факты стыковались; история Ив звучала даже слишком правдоподобно.

– По мере того как епископ греб деньги от сделки со мной и укреплял свою власть, люди вокруг него начинали понимать, какова его цель, и он принялся уничтожать препятствия, которые были у него на пути. Нынешняя ситуация послужила ему удобным поводом избавиться от меня. Он мне многим обязан. Возможно, он думал, что чем дольше я буду рядом с ним, тем больше в конце концов потребую. И, разумеется, я именно это и собиралась сделать. Я имею на это полное право. Но он решил, что лучше иметь дело с готовой торговой гильдией, чем с торговцем-одиночкой, который только создает себе имя. Даже я могу понять его резон, но это не значит, что я с ним согласна.

Лоуренс подумал про себя, что гнев обжигает так же зримо, как пламя.

– В общем, мы начали спорить и в итоге разругались, – закончила Ив.

Сидящая рядом с Лоуренсом Хоро была столь тиха, что можно было вообще забыть о ее присутствии здесь.

Лоуренс вновь прокрутил в голове рассказанную Ив историю.

Она выглядела абсолютно последовательной. По правде сказать – настолько последовательной, что это было подозрительно.

Если она была ложью, то так хорошо состряпанной, что Лоуренс был почти не против все равно иметь с Ив дело.

– Понятно. Вот, значит, почему тебе было так трудно обращать твои статуэтки в деньги и почему ты не можешь просто сидеть и ждать следующей северной экспедиции.

Ив молча сидела под своим капюшоном; ее молчание резко контрастировало с недавней многоречивостью.

Лоуренс сделал глубокий, тихий вдох.

Он закрыл глаза.

Если он будет сомневаться даже в столь непротиворечивой истории, ему вообще любую сделку будет трудно заключить.

С другой стороны, возможно, он только обманывает себя.

Лишь торговцам, которые постоянно обманывают других и которых постоянно обманывают другие, приходится волноваться о подобных вещах.

– Понятно, – наконец произнес он, высвобождая задержанный в легких воздух.

Он заметил, что плечи Ив чуть шевельнулись.

Он был уверен, что это не притворство.

Ни один торговец не способен оставаться абсолютно бесстрастным в подобные моменты.

– Давай обсудим подробности дела, – закончил он.

– …Давай.

Лоуренсу показалось, что в тени капюшона Ив мелькнула улыбка.

Ив протянула руку.

Лоуренс ее пожал; рука Ив еле заметно дрожала.

***

Позже Лоуренс, Ив и Хоро отправились в город.

Вовсе не для того, чтобы отпраздновать свежезаключенный договор. Торговцы ничего не празднуют, пока прибыль не окажется у них в руках.

Определить, когда именно Совет Пятидесяти озвучит свое решение и тем самым спустит с цепи свору торговцев, желающих взять торговлю мехами в свои руки, было совершенно невозможно, так что нужно было раздобыть необходимую сумму денег как можно быстрее.

Поэтому в город они отправились, чтобы договориться с торговым домом, который должен будет дать им деньги и взять в залог Хоро.

Назывался он «Торговый дом Делинка».

Располагался он в удобной близости от порта, но здание было маленьким и без собственного погрузочного двора.

То, что это торговый дом, выдавал лишь флажок, скромно висящий над дверью.

Однако каменная кладка была столь хороша, что между камней не протиснешь и волоса, а здание, хоть и пятиэтажное, не льнуло к соседним.

Поближе приглядевшись к флажку, тускло освещенному масляным фонарем, Лоуренс понял, что перед ним вышивка высшего качества. На фоне туманно-серых камней он придавал торговому дому впечатление скорее маленького гиганта, нежели какого-то недавно расцветшего предприятия.

Лоуренсу показалось, что отношение этого торгового дома к публичности было не таким, как у других.

– Я Луц Эрингин, представитель Торгового дома Делинка.

Обычаи торговцев, имеющих дело с разными товарами, широко разнились.

Четверо мужчин из Торгового дома Делинка вышли поприветствовать Лоуренса и компанию; все они были облачены в одинаковые одежды, никто не выделялся на фоне остальных.

Лоуренс слышал, что в организациях, торгующих людьми, качество товара всегда оценивают сразу несколько человек. Эти четверо, вне всяких сомнений, были высокопоставленными фигурами в Торговом доме Делинка.

– Я Крафт Лоуренс.

Лоуренс обменялся рукопожатием с Эрингином.

Рукопожатие этого человека было каким-то мягким; на губах застыла неясная улыбка, не дающая понять, что он думает.

У тех, кто торговал овцами, были громкие, подобные собачьему лаю голоса. А это, значит, улыбка работорговца?

Затем он обменялся рукопожатием с Хоро, и его глаза, когда он ее рассматривал, казались то ли змеиными, то ли ящеричьими.

Ив убрала капюшон, но приветствиями ни с кем не обменивалась. Возможно, именно этот торговый дом выступал посредником, когда ее саму продавали богатому торговцу.

– Прошу, присаживайтесь, – предложил Эрингин, и все уселись на обитые войлоком кресла, хорошие, с хлопком внутри. – Я уже слышал подробности от достопочтенной главы рода Болан.

«Поэтому не будем тратить время на пустопорожнюю болтовню», – похоже, имел в виду он.

Лоуренс совершенно не намеревался торговаться. Он понятия не имел, каковы цены на юных девушек-аристократок.

– Я хотел бы спросить одну вещь, – произнес Эрингин. – Я слышал, ты, господин Лоуренс, принадлежишь к Торговой Гильдии Ровена?

Трое мужчин позади Эрингина сверлили Лоуренса взглядами, стоя совершенно неподвижно.

Лицо каждого из них ничего особенного не выражало, но все вместе они создавали атмосферу какого-то беспокойства.

Даже Лоуренс, привычный к заключению договоров, ощущал давление.

Возможно, это была их тактика: если тебя таким вот людям продали, очень трудно будет им лгать.

– Да, – коротко ответил Лоуренс, и исходившая от трех мужчин давящая аура тут же исчезла.

Похоже, они действительно пытались вытянуть из него правду.

– Ровен, значит. Должно быть, ты много раз вел дела с лордом Голденсом. По-моему, именно от него я узнал, что у твоей гильдии зоркий глаз.

Невольно Лоуренс почувствовал себя неуютно при упоминании одной из центральных фигур в своей гильдии – хоть он и понимал прекрасно, что Эрингин упомянул лорда специально, чтобы Лоуренс ощутил невозможность бегства.

– Если ты принадлежишь к такой гильдии, с тобой следует считаться, безусловно, и твоя спутница – девушка благородных кровей. Теперь, если мне будет позволено, я скажу, к какому решению мы четверо пришли.

Ив говорила, что ожидает получить 2500 монет.

Улыбка Эрингина стала шире.

В любом мире сила принадлежит тем, у кого деньги.

– Две тысячи монет Тренни.

Это было меньше, чем ожидалось, но и две тысячи монет должны будут принести громадную прибыль.

Колоссальным напряжением воли Лоуренс сумел не выдать, что силы покидают его измученное волнением тело. Ив, похоже, чувствовала себя так же.

Она заставила свое лицо остаться бесстрастным.

– Госпожа Ив говорила о двух с половиной тысячах, но мы не можем заключать сделки такого объема с одиночными торговцами. Эти деньги для… торговли мехами, верно? Взамен мы откажемся от нашего обычного сбора за посредничество и выплатим всю сумму целиком. Но такого количество серебра у нас сейчас нет, так что мы выдадим шестьдесят золотых румионов.

Один золотой румион стоил примерно тридцать монет Тренни. Лоуренс плохо представлял себе, как обстоят дела конкретно в Ренозе, но при покупке товаров, а не других денег, румион обладал значительной мощью.

Повернуться могло по-всякому, но, вполне возможно, на эти деньги удастся купить больше шкур, чем на две тысячи серебряков Тренни.

Но что поразило Лоуренса еще больше, так это их готовность выдать всю сумму полностью.

Обладание дорогими монетами само по себе имело ценность. Золотые и серебряные монеты были средством на все случаи жизни, при надобности их можно было даже переплавить; конечно, они были куда ценнее, чем записи на бумаге.

Когда человек писал свое имя на бумаге и брал в долг деньги, было в порядке вещей брать с него за это определенную сумму.

Но не в этот раз.

– Очень великодушно с вашей стороны, – пробормотала Ив.

– Это вложение в будущее, – ответил Эрингин, и его улыбка стала еще шире. – Ты умна. Тебе удавалось извлекать выгоду из расположения нашего города и состояния дел в нем. Мы не сомневаемся, что успех этой сделки позволит тебе достичь еще больших высот, и мы хотим разделить с тобой этот успех. И кроме того… – он повернулся к Лоуренсу, – ты везучий человек. Не иначе как сама судьба свела вас двоих. Ты не теряешь голову от возбуждения перед столь крупной сделкой. Мы уверены – это потому, что ты привык к удаче. В нашем деле удача очень важна. Тот, кто к ней непривычен, может допускать ошибки. Тебе мы в этом отношении доверяем.

Лоуренс мысленно восхитился тем, как этот человек определяет ценность своих собеседников, но в то же время от него не ускользнуло, что его восхваляли лишь за его везучесть.

Он пытался понять, следует ли ему возрадоваться или оскорбиться, как вдруг у него возникло ощущение, что сидящая рядом Хоро хихикает над ним про себя.

– Наша работа подобна закладке золотого рудника. Чтобы найти партнеров, мы не постесняемся вложить деньги.

– Итак, как мы получим деньги, которые утихомирят столько длинных языков?

Эрингин улыбнулся, услышав вопрос Ив; похоже, впервые за все время он был искренен.

– Ты собираешься покупать меха у Аркие? У тебя хороший глаз. Я бы с удовольствием выслушал твой секрет –

– Я сейчас немного хриплю. Больно говорить, – перебила Ив.

Это вовсе не казалось обменом шутками. Слова Ив были тверды, слова Эрингина гибки и угрожающи, точно змеи.

Странный был разговор; ничего подобного Лоуренсу слышать не доводилось.

Конечно, далеко не всегда участники переговоров прекрасно ладили друг с другом; но между этими двумя отсутствовала элементарная вежливость.

Каждый из них, пока делал деньги сам, нисколько не волновался о благосостоянии другого.

Это было ясно как день.

– Передача денег? Когда тебя устроит.

– Как ты считаешь? – спросила Ив, впервые обратившись к Лоуренсу.

Заранее они об этом не договаривались, так что Лоуренс сказал что думал.

– Трудно спать, когда ночь освещена столь яркими монетами, – лишь благодаря сидящей рядом Хоро Лоуренс сумел выпрямиться и выжать тонкую улыбку.

Эрингин сделал удивленное лицо, потом улыбнулся и пожал плечами.

– Достойный ответ! Чем большими деньгами человек управляет, тем выше его гордость. При такой свободе легко стать надменным и заносчивым. Но твои слова, скромные и вместе с тем острые – вот истинная свобода. Нам всем стоит у тебя поучиться.

Эрингин что, с такими ошеломляющими суммами каждый день имел дело? Даже посреднические деньги с двух тысяч серебряков были бы весьма немалыми, а он от них отказался не моргнувши глазом.

Это ли ожидает любого торговца, поднявшегося над другими?

– Что ж, тогда мы выплатим их тебе непосредственно перед тем, как вы отправитесь покупать меха?

Лоуренс не был уверен, что по этому поводу думает Ив, и потому не стал отвечать сразу, давая ей возможность высказаться, если хочет. Но она промолчала.

– Да, будьте так добры, – кивнул Лоуренс.

– Хорошо, – и Эрингин протянул руку.

Лоуренс протянул свою. Рукопожатие было самую малость крепче, чем предыдущее.

Не поворачиваясь к Хоро, Эрингин протянул руку Ив; они тоже обменялись рукопожатием. Несмотря на довольно резкие переговоры, похоже, остатки цивилизованности между ними еще сохранились.

– Помолимся за успех сделки, – произнес Эрингин, закрыв глаза, хотя непохоже было, чтобы он верил хоть в какого-нибудь бога.

Что-то божественное было в этом духе – духе торговца, который ставил доход превыше всего и на пути к доходу готов был растоптать любого бога.

– Неприятный тип, – заявила Ив, когда они покинули здание торгового дома, подписав множество разных бумаг.

Ее слова чуть ли не дымились от чувств; это показалось Лоуренсу несколько странным.

– Никогда раньше не встречал таких, как он. Лишний раз осознаю, какой я мелкий торговец, – честно признался он. Ив взглянула на него из-под капюшона и несколько секунд молчала.

– …Ты в самом деле так думаешь? – наконец произнесла она.

– Да. Я из кожи вон лезу, чтобы заработать несколько сотен монет, а сейчас увидел совершенно другой уровень.

– Однако ты с ним очень умно держался.

– А, ты про это, с золотыми монетами?

Ив кивнула и медленно зашагала прочь.

Лоуренс взял Хоро за руку и направился следом за своим новым партнером. Хоро, похоже, прекрасно понявшая свою роль, послушно молчала все это время. Но взяв ее за руку, Лоуренс ощутил, что она горяча.

Судя по всему, взгляд Эрингина не понравился и ей.

– Слышать такие умные вещи приходится нечасто, – продолжила Ив. – Ты выбил Эрингина из колеи. Не будет впредь недооценивать бродячих торговцев.

– Я польщен, – ответил Лоуренс. Раздался грубый смешок Ив.

– Ты уверен, что ты не сын какого-нибудь богатого торгового дома?

– Бывают вечера, когда я тоже так думаю.

– Все, я сдаюсь, – пробормотала Ив, и, для разнообразия, ее взгляд из-под капюшона помягчел. – После такой речи выпить не желаешь?

Сделка была пока что не завершена, но они преодолели первый барьер.

Лоуренс был не таким сухарем, чтобы отказаться.

Даже после наступления темноты в порту оставалось немало торговых палаток, где продавали спиртное.

Лоуренс заказал три кружки вина, и все трое уселись на выброшенные ящики.

– Ну, за успех, – провозгласила Ив, подняв кружку.

Троица лишь сделала вид, что чокается щербатыми деревянными кружками, после чего каждый отхлебнул вина.

– Думаю, об этом спрашивать уже поздновато, но… – начала Ив.

– О чем?

– Где ты подобрал свою спутницу?

– Чт-?

Лоуренс не смог скрыть удивления – но вовсе не потому, что расслабился после напряженных переговоров.

Просто он совершенно не ожидал, что Ив волнуют подобные вещи.

– Что, так странно, что я это спрашиваю? – с грустной ухмылкой поинтересовалась Ив. К счастью, Хоро лишь молча держала обеими руками свою кружку. – Да, я говорила, что не буду лезть в твои дела, но мне любопытно.

– Да, в общем… люди часто спрашивают.

– Так где ты ее подобрал? Не удивлюсь, если окажется, что она дочь какого-нибудь богатого землевладельца, которого скинули во время крестьянского бунта.

Такого рода шутка могла прозвучать только из уст Ив, которая сама была из падшей аристократии; но даже от нее слышать такое было неожиданно. Лоуренс услышал легкий шелест из-под одеяния Хоро и с небрежным видом наступил ей на ногу.

– По-видимому, она родилась на севере. Но жила долгое время в пшеничных полях юга.

– О?

– Я много торговал в тамошней деревушке и как-то раз заехал туда, чтобы навестить друга, и тут она залезла ко мне в повозку.

Вспомнив то происшествие, Лоуренс вдруг осознал, что Хоро тогда куталась в шкурки, которые он перевозил.

Возможно, ее хвост дает ей какую-то загадочную связь с мехами.

– Она сказала, что хочет вернуться на родину, и после различных поворотов судьбы я оказался в роли ее сопровождающего.

История была проста. В ней не было ни слова лжи. Хоро кивнула, и Ив глотнула вина.

– Звучит как баллада какого-нибудь никчемного барда, – произнесла она.

Лоуренс рассмеялся.

В конце концов, все так и было.

Однако то, что произошло после, невозможно было измерить деньгами.

Это было абсурдно, это было прекрасно, и Лоуренс хотел, чтобы это продолжалось до конца его дней.

– Вот повороты судьбы – как раз самое интересное, – сказала Ив. – Но, боюсь, о них ты не расскажешь даже священнику.

– Я просто не смогу рассказать о них священнику – так будет точнее.

Это была чистая правда, хотя Лоуренс имел в виду совершенно не то, что Ив.

Ив расхохоталась, однако в порту было достаточно шумно, чтобы на ее смех никто не обернулся.

– Ну, во всяком случае, одел ты ее хорошо. Сразу видно, этой компанией ты очень дорожишь.

– Она сама купила эту одежду, стоило мне утратить бдительность.

– Нисколько не сомневаюсь. Она, похоже, умная девушка.

Умная девушка сейчас, должно быть, ухмылялась под своим капюшоном.

– И вы, похоже, отлично ладите, – продолжила Ив. – Хотя я бы вам советовала говорить потише, когда вы на постоялом дворе.

Рука Лоуренса застыла, не донеся кружку до рта. В голове у него мелькнула мысль, что его разговоры с Хоро были слышны другим постояльцам; но тут же он понял, что Ив просто пытается хитростью вытянуть из него что-нибудь.

Теперь уже Хоро наступила ему на ногу, словно предупреждая, чтобы он не попался на удочку.

– Такие отношения следует лелеять. Деньги могут купить спутника, но не его отношение.

Взгляд Лоуренса устремился вглубь капюшона Ив.

Оттуда на него смотрели голубые глаза – редкий цвет.

– Богатый торговец, который меня купил, – это был ужасный человек, – произнесла Ив, отворачиваясь от Лоуренса; ее взгляд мазнул по Хоро и обратился к порту. Полная презрения к себе улыбка Ив наконец-то заставила Лоуренса отвести от нее глаза. – Я солгала бы, если бы сказала, что не ищу твоего сочувствия, но, в любом случае, это дела минувшие. И он быстро умер.

– Вот… как.

– Да. Ты, должно быть, знаешь, но у меня на родине процветает торговля овечьей шерстью. Он сделал состояние, соперничая с иностранными торговцами шерстью, но как раз когда он скопил достаточно золота, чтобы продвинуться вверх в обществе, король поменял политику, и он разорился. Тогда был полный хаос, появилась уйма падших аристократов вроде нас, которые даже хлеба не могли купить. Но он был горд, пожалуй, даже более горд, чем аристократы, и когда его разорение стало неизбежным, он перерезал себе горло. Единственный его поступок, достойный имени Болан.

В голосе Ив, рассказывающей о судьбе своего богатого хозяина, не было ни гнева, ни печали, ни мрачного злорадства. Ее слова звучали почти мечтательно.

Если это лицедейство, Лоуренс никогда в жизни не сможет больше никому поверить.

– А какая была свадебная церемония. Мой дворецкий просто плакал, он говорил, что она одна из прекраснейших за всю историю рода Боланов. Конечно, для меня то были похороны. Но и кое-что хорошее во всем этом было. Мне не приходилось беспокоиться, что я буду есть. И я не забеременела.

Кровные связи для аристократов были важнее, чем для кого бы то ни было еще.

Дети были не дарами Единого бога, но скорее политическими инструментами.

– И никто не видел, как я крала деньги из его кошеля, монетку за монеткой. Когда он разорился и наш дом отобрали, этих денег мне хватило, чтобы начать жизнь торговца.

Если он был достаточно богат, чтобы купить целый аристократический род, должно быть, и дом его был великолепен.

Чтобы девушка благородных кровей, такая как Ив, могла ступить на путь торговца, ей непременно требовалась помощь кого-то из торговцев, работавших на ее хозяина.

– Знаешь, у меня есть мечта: создать торговый дом больше и сильнее, чем был у него, – без обиняков заявила Ив. – Ему просто повезло, что он меня купил. Я не настолько дешева, чтобы меня мог купить такой торговец, как он, и я это докажу. Детская мечта, да? – спросила она своим хриплым голосом и улыбнулась; сейчас ее лицо и впрямь казалось совсем юным.

Когда они пожимали друг другу руки, скрепляя тем самым договоренность, ее рука дрожала.

Никто не совершенен. У каждого в этом мире есть своя слабость.

– Ха, забудь, пожалуйста. Иногда мне просто хочется об этом поговорить, ничего больше. Думаю, это значит, мне еще есть куда совершенствоваться, – сказала Ив, затем осушила свою кружку и тихо рыгнула. – Нет, дело не только в этом.

Она приподняла край капюшона. Лоуренс подивился, какова же ее цель.

– Я вам завидовала, – пояснила Ив. Ее голубые глаза прищурились и смотрели остро.

Лоуренс не смог придумать, что ответить, и нашел убежище в своей кружке с вином.

Хоро потом вволю потешится над ним за это, сомневаться не приходилось.

Ив усмехнулась.

– Что за абсурд. Единственное, что нас сейчас должно волновать, – это прибыль. Или я неправа?

Лоуренс смотрел на свое отражение в вине.

Это было вовсе не лицо торговца – как и лицо Ив.

– Да нет, права, – ответил Лоуренс, отставляя кружку. Ему даже подумать было страшно, что по этому поводу потом скажет Хоро; но сейчас Ив издала короткий сухой смешок, и они оба разом встали и вернули себе обычное деловое выражение лица.

– Мы займемся этим делом сразу же, как только Совет огласит решение. Держи Арольда в курсе, где ты находишься.

– Непременно.

Ив была само воплощение прожженного торговца, когда протянула Лоуренсу руку.

– Все пройдет успешно, – сказала она.

– Конечно, – ответил Лоуренс, возвращая рукопожатие.

Лоуренс припомнил ответ Хоро, когда при въезде в Реноз он сказал ей не слишком сердиться, если они наткнутся на волчьи шкуры.

О себе он не беспокоился, но он не мог быть в полной гармонии с кем-то, на кого охотятся.

К торговым делам это, по-видимому, тоже относилось.

Купить ребенка, чтобы принять в семью, купить раба для тяжелого труда… такая торговля необходима, это никто не ставит под сомнение.

Но даже краткая мысль о том, чтобы взаправду продать Хоро, вызывала в сердце Лоуренса смятение. Ему показалось, что впервые в жизни он понял, почему Церковь так шумно обличает работорговлю.

Когда они вернулись на постоялый двор, Ив осталась внизу, заявив, что собирается пить с Арольдом.

Из участников сделки лишь Хоро, едва войдя в комнату, с усталым видом рухнула на кровать.

– Совершенно невыносимый способ потратить время, – заявила она.

Устало улыбнувшись, Лоуренс зажег масляную лампу.

– Ты была кроткой, как котенок.

– Ну, под этого «котенка» тебе одалживают деньги. У меня не было выбора.

Лоуренс решил, что верит истории Ив, и взамен Ив помогла провернуть сделку гладко. Если только не произойдет чего-то неожиданного – не будет слепым оптимизмом ожидать, что покупка и продажа мехов пройдут успешно и вскоре их кошели раздуются от монет.

И кто посмеется над тем, что он заранее ощущает то пушистое тепло в животе, о котором говорил нищий?

Давно, очень давно он не испытывал этого чувства.

В конце концов, его стародавняя мечта стать городским торговцем начала наконец принимать конкретные очертания.

– Ты мне очень помогла, – произнес Лоуренс, поглаживая подбородок. – Спасибо тебе.

Хоро одарила его не очень-то дружелюбным взглядом. Она дернула ушами, точно стряхивая пыль, устало вздохнула, потом перекатилась со спины на живот и раскрыла книгу.

Но, сказать по правде, сейчас она казалась немного робкой.

– Там было что-то, что тебя беспокоит? – спросил Лоуренс.

Хоро, не сводя глаз с книги, принялась выбираться из своего одеяния – задача, справиться с которой ей по доброте душевной начал помогать Лоуренс. Капризность была ей не очень свойственна, так что догадка Лоуренса, что она ощущала робость из-за его «спасибо», возможно, была недалека от истины.

– Меня много что беспокоит. Есть такая пословица: «На перекрестке дорог закапывают демонов, поющих зловещие предзнаменования».

– Да, я ее слышал.

– О? – Хоро сняла балахон, и волосы растеклись по спине, точно масло по воде. Она собрала их вместе.

– Есть такие бродячие музыканты, они со своими инструментами ходят из города в город. Иногда их обвиняют, что они служат демонам и приносят с собой болезни и прочие несчастья. И вешают таких музыкантов всегда на перекрестках дорог за городом.

– Ох-хо, – развязанный пояс Хоро соскользнул на ее хвост.

Она попыталась смахнуть пояс; Лоуренс взял его в руки. Хоро ткнула в него кончиком хвоста, словно благодаря.

Когда Лоуренс игриво попытался прикоснуться к хвосту, она проворно увернулась.

– Потом, когда демон-музыкант умирает, люди молятся, чтобы его дух отправился куда-нибудь в другое место. Вот почему перекрестки близ городов всегда так тщательно очищают от камней и быстро заделывают выбоины. Говорят, если там кто-нибудь споткнется, зарытый демон может вернуться к жизни.

– Пфф. Люди в столько разных вещей верят, – пробормотала Хоро, похоже, искренне впечатленная, и вновь вернулась к книге.

– А у волков нет никаких суеверий?

– …

Хоро вдруг стала очень серьезной, так что Лоуренс даже подумал, не наступил ли он ей нечаянно на хвост; но, судя по всему, она просто раздумывала. Через несколько секунд она подняла на него взгляд.

– Нет. Когда ты спросил, я поняла: у нас их нет.

– Что ж, хорошо, что у вас нет ничего такого, от чего дети боятся ходить писать по ночам.

Какое-то мгновение Хоро казалась ошеломленной, потом расхохоталась.

– И чтобы ты знала: это я не о себе самом, – добавил Лоуренс.

– Хех, – ухмыльнулась Хоро, виляя хвостом.

Лоуренс легонько похлопал ее по голове, и она отдернулась, словно от щекотки.

Тогда он небрежно положил ладонь ей на голову.

Он был уверен, что его рука будет немедленно отбита, но Хоро позволила ей остаться на месте, лишь чуть повела ушами. Рука Лоуренса ощущала тепло ее тела, лишь чуть более крупного, чем детское.

В комнате висела тишина, навевающая грусть. Это время было поистине бесценно.

Затем, словно подготовившись наконец, Хоро вдруг сказала:

– Ты ни разу меня не спросил, правду ли она говорила.

Очевидно, она имела в виду Ив.

Лоуренс убрал руку с головы Хоро, но ответом его был лишь кивок.

Хоро на него даже не взглянула. Его жеста было ей более чем достаточно.

– Как будто если бы ты спросил, я бы издевалась над тобой, смотрела на тебя свысока, смеялась над тобой. Потом я бы тебе сказала, и ты был бы у меня в долгу.

– Да, опасность была близка, – кивнул Лоуренс.

Хоро радостно улыбнулась.

Она уронила голову на кровать, потом посмотрела на него.

– Я прекрасно понимаю, почему ты хочешь все определить сам. Из-за продажи меня у тебя появилось некое странное чувство ответственности, верно? Но я знаю и то, что люди не так уж сильны. Если человек знает способ, как можно точно определить правду, он обязательно попытается им воспользоваться. А ты не пытаешься – почему?

Больше всего Лоуренсу хотелось бы узнать, чего добивается Хоро этим вопросом, но, поскольку все его неуклюжие попытки вытянуть из нее это заведомо закончатся плохо, он ответил честно:

– Если я забуду, как отличать правду от лжи, ты же первая рассердишься.

– …Сама честность. Почему бы тебе не попробовать полагаться на меня чуточку больше?

Когда он начнет полагаться на нее, совсем скоро он будет полагаться на нее абсолютно во всем.

Человек может приспособиться ко всему. Нужно быть святым, чтобы об этом не задумываться.

– Я не настолько умен, – ответил Лоуренс.

– Если поупражняешься, привыкнешь ко всему.

Волосы, которые Лоуренс привел в порядок, вновь рассыпались и тихо заколыхались.

– Не желаешь поупражняться?

– Поупражняться полагаться на тебя? – игриво переспросил Лоуренс. Медленно колышущийся хвост Хоро постепенно замер.

Она закрыла глаза, потом медленно открыла вновь. На лице ее была мягкая улыбка, как будто она была готова простить любую оплошность.

Ее лицо без слов говорило, что она примет любой пришедший Лоуренсу в голову способ положиться на нее.

Если она делала это, чтобы поддразнить его, то это была очень жестокая шутка.

Кто бы стал его винить, если бы он попался в подобную ловушку?

Поэтому мысли Лоуренса стали еще холоднее.

Он даже додумался до предположения, что, быть может, таким способом Хоро показывает, как злится на него, и что все это ловушка, и что Хоро только и ждет, когда он улыбнется.

Похоже, целью Хоро было просто позабавиться, наблюдая за ним в таком состоянии.

Наконец он ухмыльнулся – с еле заметным оттенком злорадства.

– Ты хочешь сказать, чтобы я не ставила такую злую ловушку? Я не сержусь, – сказала Хоро.

– Если ты сердишься, то уж сердишься.

– Ну, в общем, на этот раз никакой ловушки. Можешь упражняться полагаться на меня сколько твоей душе угодно.

– …Это ведь всего лишь твои слова, верно? – пожал плечами Лоуренс. Хоро захихикала, потом, отсмеявшись, положила голову на руки.

– Ты меня раскусил – какой позор для Мудрой волчицы.

– Даже я учусь чему-то.

Хоро не смеялась, но и рассерженной не выглядела; лишь намек на улыбку виднелся на ее лице, когда она кивком указала на угол кровати. «Садись, – словно бы говорила она. – Аа, ты такой же неисправимый добряк, как и всегда».

Лоуренс сел на угол кровати; Хоро тоже уселась и продолжила:

– Даже если я заманю тебя в ловушку и посмеюсь над тобой вволю, так что ты рассердишься, ты все равно будешь терпелив со мной.

– Ну, насчет этого я не уверен, – улыбнулся Лоуренс. «Так что в будущем держи себя в руках», – собрался добавить он, но передумал, поскольку вместо ожидаемой непобедимой улыбки Хоро и мгновенного ответного укола она вдруг приняла печальный вид.

– Да будешь, будешь. Я знаю, – прошептала она, после чего сделала нечто совершенно неожиданное.

Рывком она придвинулась к Лоуренсу и уселась боком ему на колени, потом без всякого стеснения обвила его руками.

Ее лицо уткнулось ему в левое плечо.

Лоуренс не видел его выражения.

Несмотря на столь явное представление, у Лоуренса не было ощущения, что Хоро затевает что-то непристойное.

– Это правда, что люди меняются. Совсем недавно ты бы застыл от страха, сделай я что-нибудь подобное.

Неважно, что пыталась изобразить Хоро, – ее уши и хвост никогда не лгали.

По шуршанию ее хвоста и по тому, как он скользнул по его левой руке, Лоуренс почувствовал неуверенность Хоро.

Он легонько ухватил хвост.

В то же мгновение Хоро дернулась и задеревенела. Он тут же разжал руку.

Прежде чем он успел извиниться, голова Хоро жестко боднула его в бок.

– Не сметь так хватать!

Время от времени Хоро заявляла, что позволит ему потрогать ее хвост, как будто это некая форма награды, но, похоже, хвост был ее чувствительным местом.

Однако целью Лоуренса было вовсе не убедиться в этом лишний раз, и двигало им вовсе не желание просто пошалить.

Он сам не знал, что его толкнуло, но, поскольку Хоро оказалась в не совсем унылом настроении, ему стало чуть легче.

– Дурень, – добавила она со вздохом.

Пало молчание.

В тишине слышалось лишь шуршание хвоста Хоро да тихое потрескивание фитилька масляной лампы.

Едва Лоуренс начал раздумывать, не сказать ли ему что-нибудь, как Хоро заговорила.

– Воистину я плохая Мудрая волчица, если заставляю тебя так трястись надо мной.

Должно быть, она почувствовала, что он собирался что-то сказать.

Лоуренсу ее слова показались простой бравадой, но, возможно, то было лишь его воображение.

– Ох уж… То, что я полагаюсь на тебя, это вообще другая история. Мы сейчас говорим о том, чтобы ты на меня полагался!

Она подняла голову с плеча Лоуренса и выпрямилась; сейчас ее глаза располагались чуть выше его.

Эти янтарные с красноватым оттенком глаза смотрели на него сверху вниз; губы раздраженно искривились.

– Когда уже ты покраснеешь?

– Может, и покраснею, если ты мне честно расскажешь, о чем думаешь.

Хоро тотчас отпрянула; лицо исказилось, словно она попробовала что-то горькое.

Лоуренс, однако, никакой видимой озабоченности не проявил, и лицо Хоро погрустнело.

– Ну же, давай… – тихо промолвила она.

– Что?

– Я хочу, чтобы ты смутился.

– А, ну ладно, – ответил Лоуренс, и Хоро вновь прильнула к его груди и застыла в полной неподвижности.

– Может, нам завершить наше странствие здесь? – прошептала она.

Если бы Лоуренсу захотелось объяснить кому-нибудь, какое изумление он испытал в этот момент, им пришлось бы увидеть его своими глазами.

Он был непередаваемо изумлен – и это все, что было у него в голове.

Но следующим его чувством был гнев.

Эту шутку он совершенно не хотел слышать.

– Ты думаешь, я шучу?

– Да, – ответ Лоуренса последовал мгновенно, но вовсе не из-за его самообладания.

Вовсе наоборот. Лоуренс схватил Хоро за плечи и, отстранив на расстояние вытянутой руки, уставился ей в лицо.

Она улыбалась, но не той улыбкой, которая всегда сердила Лоуренса.

– Правда, ты такой милый.

Лоуренс пробормотал себе под нос, что подобные слова она может говорить, только щекоча его под подбородком и усмехаясь своей дьявольской улыбкой.

– Я говорю серьезно. Если бы я сказала такое в шутку, ты бы действительно рассердился.

Лоуренс по-прежнему держал ее за плечи; она накрыла его руки своими и продолжила:

– Но ты простишь меня, ты ведь добрый.

Пальчики Хоро были такие тонкие, а ногти – неострые и красивые.

И когда они впились в тыльную сторону его ладоней, было больно.

Но несмотря на царапанье, Лоуренс не отнимал рук от плеч Хоро.

– Мой договор с тобой… я должен сопроводить тебя на родину.

– Мы уже почти пришли.

– Но почему…

– Люди меняются. Обстоятельства меняются. И мое настроение тоже меняется.

Произнеся эти слова, Хоро улыбнулась с сожалением, и Лоуренс знал, что она сожалеет о том, какое печальное зрелище сейчас представляет.

На какое-то мгновение его охватил ужас.

Неужели такие вещи она может решать просто по прихоти?

Хоро хихикнула.

– Похоже, остались еще нехоженые земли. Но это не то место, куда можно ступать своими ботинками.

Слишком поздно для нее было дразнить Лоуренса и наслаждаться его смущением; но, по мере того как он все больше привыкал к ее шуточкам, ее средства становились все более тяжелыми, чтобы это как-то уравновесить.

Однако, как сама Хоро только что сказала, это не та область, в которой он хотел бы, чтобы она играла.

– С чего вдруг так внезапно? – спросил он.

– Все как сказала та лиса.

– …Ив?

Хоро кивнула и убрала ногти от рук Лоуренса.

Выступила капелька крови; Хоро извинилась одними глазами и продолжила:

– Деньги могут купить спутника, но…

– …но не его отношение?

– Да, и она сказала, что наши встречи надо лелеять. Обычная человеческая девчонка, которая так много о себе воображает… – Хоро прижала руку Лоуренса к своей щеке. – Я хочу, чтобы наша встреча была чем-то хорошим. И поэтому я думаю, что нам лучше расстаться здесь.

Лоуренс не понимал, что она говорит.

В Терео Хоро ушла от ответа на вопрос, что она будет делать, когда придет в родные края.

Тогда, как Лоуренсу казалось, это было из-за повисшего между ними беспокойства, что, когда они туда доберутся, их совместное путешествие закончится.

Это было вполне естественно, заложено в самой природе их договора; и когда Лоуренс только познакомился с Хоро, он уже предполагал, что так будет. Несомненно, и Хоро испытывала подобные чувства.

Но путешествие оказалось чистым наслаждением, и Лоуренсу хотелось его продлить, пусть хоть на день.

Это детское желание охватило его и не выпускало.

И разве с Хоро происходило не то же самое? Уж в этом-то Лоуренс был уверен, когда оглядывался на все, что произошло во время их путешествия.

Тогда каким образом завершение путешествия здесь вытекало из идеи, что отношения надо лелеять?

При виде Лоуренса, глядящего на нее с нескрываемым изумлением, Хоро печально улыбнулась, продолжая прижимать его руку к своей щеке.

– Дурень. Неужели до сих пор не понял?

Хоро не дразнила, не сердилась. Она смотрела на него, как на трудного ребенка, в ее взгляде смешались раздражение и привязанность.

Лоуренс отнял руку от ее щеки; Хоро подняла голову, и Лоуренс вновь заключил ее в объятия.

– Это путешествие вправду было прекрасным и удивительным… Я смеялась, плакала… Эта старая, хитрая волчица даже кричала от гнева, когда мы ссорились. Я столько времени была одна, и эти дни стали для меня ярким лучом света. Я даже хотела, чтобы они тянулись вечно.

– Ну так… – начал было Лоуренс, но слова застряли у него в горле.

Об этом он говорить не мог.

В конце концов, Хоро не человек. Их продолжительность жизни слишком разная.

– Ты очень умный, но такой неопытный. Поскольку ты торговец, который вечно гоняется за прибылью, я думала, ты скоро поймешь, но… Я это говорю вовсе не потому, что не хочу смотреть, как ты умрешь. Я… уже привыкла к этой мысли, – произнесла Хоро гладко и ровно, как зимний ветер проносится над бурым, высохшим полем. – Будь у меня побольше самообладания, я, быть может, дотерпела бы, пока мы не доберемся до моего родного города. Я была уверена в этом, когда мы оставили позади ту последнюю деревушку, но… ты просто-напросто слишком большой добряк. Ты принимаешь все, что я делаю, ты даешь мне все, чего я прошу. Терпеть это просто ужасно… просто ужасно.

Лоуренса абсолютно не радовало слышать от Хоро эти слова, которые скорей можно найти на последней странице какого-нибудь рыцарского романа.

Он по-прежнему не понимал, что Хоро имеет в виду, но одно он понял точно.

Он знал, что закончится речь Хоро словами: «Поэтому давай расстанемся здесь».

– Это просто… слишком страшно, – вымолвила она.

Ее хвост распушился, показывая неуверенность своей хозяйки.

То же самое она сказала после того, как съела жареного поросенка, – что ей страшно.

Тогда он не понимал, но сейчас, с учетом всего – есть лишь одно, что могло ее так напугать.

Но Лоуренс не понимал, почему это ее так напугало.

Хоро хотела, чтобы он понял.

В тот вечер она сказала, что если бы Лоуренс понял, это было бы еще хуже; но сейчас, по их теперешнему разговору, стало ясно, что мнение Хоро поменялось.

Хоро – Мудрая волчица. Она ничего не делает просто так и крайне редко ошибается.

Значит, того, что Лоуренс сейчас знает, достаточно, чтобы он мог понять.

Мысли Лоуренса бешено скакали.

Его цепкая память – гордость Лоуренса как торговца – работала на полную мощь, собирая воедино все.

Слова Ив. Неожиданное желание Хоро уйти. Что-то, что он, будучи торговцем, способен понять. И страх Хоро.

Все эти части головоломки, казалось, не имели ни малейшего отношения друг к другу, и Лоуренс понятия не имел, как они стыкуются.

Разве того, что путешествие было прекрасным и удивительным, недостаточно, чтобы желать его продолжения?

Любое путешествие рано или поздно подходит к концу, но Хоро ведь вовсе не пыталась избежать неизбежного. Она должна была давно это понять; Лоуренс, во всяком случае, понял. Он был уверен, что, когда их путешествие закончится как дОлжно, они расстанутся улыбаясь.

Должен быть какой-то смысл в ее желании оборвать путешествие на середине.

Середина пути. Эта конкретная возможность. Потому что она не смогла вытерпеть до возвращения на родину…

Добравшись до этой мысли, Лоуренс ощутил, что начинает видеть некую связь.

Радость. Путешествие. Время. Торговец.

Он замер, потрясенный и не могущий скрыть потрясение.

– Ты понял наконец? – произнесла Хоро с толикой раздражения в голосе и слезла с колен Лоуренса. – По правде сказать, я бы предпочла, чтобы ты не понял, но если это продлится еще немного, я упущу лучшую возможность. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду, правда?

Лоуренс кивнул.

Он понимал даже слишком хорошо.

Нет. В глубине души он это понимал всегда. Просто не хотел принять.

Хоро отодвинулась еще, не выказывая особой неохоты, и встала с кровати.

Под взглядом ее янтарно-красных глаз Лоуренс прошептал:

– Даже ты не видела такой сказки?

– Сказки? Ты о какой говоришь?.. А, понятно. Умеешь ты выбирать слова.

В мире существовало, в широком смысле, два типа сказок. Сказки со счастливым концом и сказки с концом несчастливым.

По правде говоря, на самом деле существовало четыре типа, но остальные два были слишком сложны, чтобы люди могли их создавать, а люди – слишком несовершенны, чтобы их понимать.

Если и был кто-то, кто мог создавать и читать эти сказки, то только бог; и именно это Церковь обещала людям после смерти.

– Истории, где они жили долго и счастливо, – сказал Лоуренс.

Хоро молча отошла в угол комнаты и взяла кувшин с вином, стоявший рядом с их пожитками. Потом обернулась с улыбкой на устах.

– Такого не бывает. Конечно, я радуюсь, когда беседую с тобой. Слишком сильно радуюсь – настолько сильно, что так бы тебя всего и съела.

Если бы Лоуренс услышал эти слова вскоре после их знакомства, если бы тогда он взглянул в ее красноватые глаза – вне всяких сомнений, он бы испугался.

Но сейчас какого-либо беспокойства он не ощущал.

Хоро желала вернуться к тем отношениям, которые у них были при их первой встрече. Осознание этого пронзило Лоуренсу сердце.

– Но как бы вкусна ни была еда, нельзя ведь есть одно и то же все время, не так ли? От этого устаешь, не правда ли? И, что хуже всего, поскольку я наслаждаюсь все больше и больше, мне требуется все большая стимуляция; и что потом? Ты ведь знаешь, знаешь, что находится на вершине этой лестницы?

Когда-то Лоуренс дрожал, пытаясь прикоснуться к руке Хоро, но сейчас Хоро могла обнимать его без всяких происшествий, и он мог целовать ей руку сколько его душе было угодно.

Сосчитав остальные вещи, которые они могли делать, Лоуренс осознал нечто, что привело его в ужас.

Впереди у них много, очень много времени, а сделать они могут еще так мало.

Они могут держаться за руки, могут передавать друг другу вещи, но конец обязательно наступит, прежде чем они это осознают.

Они могут продолжать взбираться по лестнице.

Но кто может гарантировать, что лестница будет длиться бесконечно?

– Рано или поздно я перестану получать то, чего жажду; весь восторг, который когда-то вызывали беседы, потухнет, останется лишь в воспоминаниях. И тогда мне останется лишь возвращаться мыслями в прошлое и думать, как было хорошо, когда мы только познакомились.

Сейчас она смотрела пристально и недобро.

– Вот что меня страшило. Меня страшило предстоящее скорое исчезновение этого восторга. Все из-за… – Хоро глотнула из кувшина, – …твоей доброты, – закончила она, словно обвиняя саму себя.

Волчица Хоро Мудрая.

Волчица, которая жила веками, которая даровала людям урожаи, которая превыше всего на свете боялась одиночества.

Одну сторону этого страха понять было трудно. Почему она терпеть не могла, когда ее почитали и боялись как богиню, – этого рассудком постичь невозможно, казалось Лоуренсу.

Разумеется, она жила так долго, что других существ, проживших столько же, было крайне мало, и из-за этого она была особенно подвержена чувству одиночества.

Но здесь и сейчас Лоуренс наконец нашел ответ – причину, почему, пожив так долго, Хоро тем не менее не стала – да нет, не могла – искать себе подобных.

Хоро не раз говорила, что она не богиня.

В этом-то и была истинная причина.

Единый бог, считалось, создал небесное королевство, где не было места ни дряхлости, ни болезням – лишь вечное блаженство.

Хоро подобного сделать не могла.

Подобно обычному человеку, она могла лишь привыкать к чему-то, а затем уставать от этого и проводить бессонные ночи, думая: «Ах, как хорошо было в начале!»

Она не могла оставаться счастливой вечно.

И эта Мудрая волчица, прожив столько, сколько прожила, знала слишком хорошо, что ее простому, детскому желанию не суждено сбыться.

– Меня давно уже впечатляет, насколько вы, люди, умны, раз смогли придумать пословицу «Все хорошо, что хорошо кончается». Я хоть и думаю про себя «о да, так оно и есть», но не могу найти в себе решимости прекратить что-то, что доставляет мне удовольствие. Я не знаю, что будет, если ты пройдешь со мной весь путь до моей родины. Вот почему я хочу расстаться здесь, и тогда наше путешествие будет прекрасно от начала до конца.

У Лоуренса просто не было слов. Хоро подошла к нему и протянула кувшин, и он его взял.

Ничего светлого не было в ее словах, но в голосе он услышал решимость – почти граничащую с вызовом.

– Разве ты сейчас не близок к достижению собственной мечты? Разве сейчас не идеальное время, чтобы закрыть эту страницу своей жизни?

– Ну… похоже, что так, – ответил Лоуренс. Он ведь именно поэтому и не перебивал ее.

– И еще – я собиралась сказать тебе позже и устроить сюрприз, – Хоро подавила смешок и уселась рядом с Лоуренсом, словно разговора только что и не было вовсе. Она изогнулась и подобрала лежавший на кровати том. – Я есть в книге, – произнесла она с немного печальной улыбкой – несомненно, печальной из-за удивления Лоуренса при этих словах.

И это несмотря на то, что он не выказал ни намека на эмоции, когда Хоро говорила о грядущем осуществлении его мечты.

– В прошлом много чего произошло – много чего, о чем я забыла совсем, пока не увидела здесь, – сказала Хоро и, перевернув несколько страниц, протянула книгу Лоуренсу, словно предлагая прочесть самому.

Лоуренс взял книгу, передав взамен кувшин, и опустил взгляд на страницу.

Ровным, вычурным почерком там были выведены истории тех времен, когда люди жили во мраке невежества.

Имя Церкви было не более чем слухом, доносящимся из далеких краев.

И там, точь-в-точь как говорила Диана, летописец из языческого города Кумерсона, было имя Хоро.

– «Пшеничный хвост», говорили они. Такое трудное прозвище, – сказала Хоро.

Лоуренсу казалось, что это прозвище не так уж далеко от истины, но он промолчал.

– Похоже, ты уже тогда была изрядной пьянчужкой, – вздохнув, произнес он, прочтя соответствующую часть истории, но Хоро, вместо того чтобы оскорбиться, выпятила грудь и гордо фыркнула.

– Это я теперь отчетливо помню. Там у меня была соперница, девушка чуть помоложе тебя; мы с ней пили на спор и не могли выпить столько, чтобы больше уже не влезало. А под конец все было еще более героично, понимаешь –

– Нет, спасибо. Дальше слушать не желаю, – перебил Лоуренс, замахав руками. Ему даже размышлять не нужно было, чтобы догадаться, как Хоро положила конец этому состязанию выпивох.

И тем не менее: в книге действительно была легенда об этом состязании; больше всего она походила на героическую сагу о Хоро и девушке, с которой она пила.

Возможно, этому не стоило удивляться.

Хоро хихикнула.

– Ах, какие воспоминания. И я ведь начисто про это все забыла, пока не прочла.

– Питье, еда, песни, танцы. Уверен, это во всех легендах написано, но ощущение веселья все равно чувствуется. Думаю, большинство старых легенд – комедии.

– О да. Это было весело. Давай же, вставай.

– ?..

Лоуренс сделал что было велено – встал с кровати.

По указанию Хоро он положил книгу.

Не успел он подумать, что Хоро делает, как она подошла к нему и взяла за руку.

– Вправо, вправо, влево, влево, влево, вправо – понятно, нет?

Даже и думать было не нужно.

Это был старинный танец, который Хоро танцевала в легенде.

Но встав рядом с ней, Лоуренс понял.

Совершенно ясно было, что лежало под ее напускной веселостью.

Хоро сказала, что хочет прервать путешествие, потому что оно было слишком прекрасным.

– Только этот танец лучше не танцевать, если ты пьян. У тебя в глазах все поплывет, прежде чем ты это заметишь, – сказала она, подняв глаза на Лоуренса и улыбнувшись, потом опустила взгляд. – Итак, шаг вправо, вправо, влево, потом влево, влево, вправо – понял? Ну, поехали!

Лоуренс никогда прежде не танцевал толком, хотя Хоро и заставила его танцевать на праздничных улицах Кумерсона, где они и проплясали всю ночь.

С такой практикой любой сможет танцевать, хоть и ни шатко ни валко.

Когда Хоро выкрикнула «Давай!» и выставила ногу, Лоуренс стал следить за ней и делать то же, что она.

Пастушка Нора танцевала пастушеский танец, чтобы доказать, что она пастушка. Танцы были повсюду. Их было бессчетное множество, но все они походили один на другой.

Лоуренс попал в шаг с Хоро с первой попытки, чем явно ее удивил.

– Хмм.

Должно быть, она надеялась посмеяться над его неуклюжестью, полагая, что приспособиться ему будет непросто.

Шаг, шаг, шаг… их тела двигались легко и непринужденно, и вскоре уже Лоуренс вел Хоро, чьи ноги запутывались чаще. Стоило понять, что здесь больше вопрос уверенности, чем техники, как все получалось – достало бы смелости.

Но удивление Хоро сказалось на ее движениях лишь ненадолго.

Вскоре она уже скользила легко, лишь время от времени чуть-чуть конфузясь, причем явно нарочно. Лоуренсу показалось, что она пытается заставить его наступить ей на ногу.

Разумеется, он на эту удочку не попался.

– Хмм – пфф.

Они походили на две марионетки, нити которых дергали одновременно, – настолько слаженно они двигались.

Вправо, вправо, влево, влево, влево, вправо – движения были просты, но Лоуренс и Хоро все продолжали и продолжали танцевать без устали в своей маленькой комнатушке.

Лишь когда Хоро, к удивлению Лоуренса, наступила ему на ногу, их танец завершился.

– Ааай… – все, что Лоуренс успел сказать, прежде чем они вместе рухнули на удачно случившуюся рядом кровать.

Они по-прежнему держались за руки.

У Лоуренса было неприятное подозрение, что Хоро это сделала нарочно, но та казалась пораженной, словно понятия не имела, что только что произошло.

Наконец она стала прежней собой и встретилась глазами с Лоуренсом.

– …Что мы тут делаем?

– По-моему, лучше не спрашивать.

Хоро игриво склонила голову и ухмыльнулась, обнажив клыки.

Похоже, она была искренне счастлива.

И именно поэтому, должно быть, она нашла в себе силы продолжить.

– Направление на мой город там тоже указано.

Лоуренс припомнил содержимое книги и кивнул; на его устах еще оставалась улыбка от их последнего обмена фраз.

В книге было написано, что Хоруо Пшеничный хвост пришла со стороны гор Роеф, которые лежали в двадцати днях пешего пути на сон и рождение.

Север – это «сон», восток – «рождение». Подобные обозначения направлений встречались не так уж редко.

Самой важной частью легенды было упоминание гор Роеф.

Лоуренс знал это название.

Так назывался приток реки Ром, текущей через Реноз.

Не приходилось сомневаться, что исток реки Роеф был как раз в горах Роеф. С этими знаниями Хоро даже в одиночку сможет найти дорогу домой.

И Лоуренс сомневался, что эта его мысль неверна.

Единственной его ошибкой было то, что он загрузил пшеницу в свою повозку близ Пасро.

– Так что, ты их все прочла? – быстро спросил Лоуренс, чтобы не дать молчанию раскрыть их ложь друг другу.

Лоуренс и Хоро разом уселись на кровати, и их руки расцепились.

– Да, все. В самой старой записана история основания города, там написано про человека, который вбил первый столб первого здания, хотя не очень понятно, человек ли это был.

– Что, один из твоих друзей?

– Возможно, – Хоро рассмеялась на его подтрунивание. – Однако, – она выпрямилась, – мы должны вернуть книги, пока не пролили на них вино. Не то чтобы нам нужно было их переписать, и вообще, большая часть их содержимого была у меня в голове изначально.

– Конечно. И нет гарантии, что ты не заснешь прямо на них и не обслюнявишь все страницы.

– Я никогда такого не делаю.

– Я знаю. Ты и не храпишь тоже, – с улыбкой произнес Лоуренс и встал с кровати, делая вид, что опасается, что его укусят, если он останется сидеть.

– Рассказать тебе, о чем ты говоришь во сне? – спросила Хоро, полуприкрыв глаза.

При этих словах сердце Лоуренса колотнулось не в ритм.

Он делал все, что только мог, чтобы печаль от этого разговора не отразилась на его лице.

– Подозреваю, что-нибудь вроде «Пожалуйста, умоляю, не ешь больше!»

Ему частенько снилось, что он может есть столько вкусной еды, сколько пожелает.

Но с тех пор, как он познакомился с Хоро, гораздо чаще ему снился кошмар, в котором ему приходится оплачивать счет за чужую еду.

– Ты зарабатываешь вполне достаточно, чтобы платить, – огрызнулась Хоро, забираясь на кровать напротив кровати Лоуренса.

Они словно притворялись, что ссорятся.

– Да, задним числом можно судить. Если бы мы не заработали прилично в Кумерсоне, ты бы в буквальном смысле пожирала мое состояние.

– Пфф. Разве не говорит пословица: «Уж если ты ешь яд, то можешь съесть всю тарелку»? Если до такого дойдет, я просто проглочу и тебя тоже, – Хоро картинно облизнула губы, глядя на Лоуренса голодными глазами.

Он уже сто лет знал, что все это лишь притворство.

Но что-то еще пряталось за этой картиной – теперь он это понимал до боли отчетливо.

Где-то, в каком-то месте связь между ними разорвалась. Печально, но все же не настолько печально, чтобы быть нестерпимым.

Самое печальное то, что все это происходило по вине злого бога.

– Готов поспорить, так и будет. Так. Когда мы вернем книги, что ты хочешь на ужин? – поинтересовался Лоуренс.

Хвост Хоро взметнулся, на губах появилась неприятная улыбка.

– Там будет видно.

По крайней мере их разговоры были такими же занятными, как и всегда.