Чэн Цянь был совершенно ошеломлен случившимся. Поначалу он терзался сомнениями касательно того, должен ли он теперь называть его «дедушкой».

Всего лишь год назад, когда Чэн Цянь впервые взошел на гору Фуяо, он слепо думал, что это был незаконный, но все же довольно приличный клан.

И было вполне понятно, почему он так решил; в конце концов, если не считать рассказов о странствующих заклинателях, в каких бы народных историях не описывались кланы, заслуживающие упоминания, в них всегда было множество людей, сражавшихся и интриговавших друг против друга?

Между тем у клана Фуяо был разве что глава с горсткой неоперившихся птенцов – возможно, даже банда молодых людей из сельской местности представляла собой нечто большее, чем это.

Но за последние пару дней Чэн Цянь очень последовательно узнал о том, что у него есть не только дядюшка-наставник, но и дедушка-наставник. Хоть тут и нечем было гордиться.

Просто взглянув на своего «дядю», совершавшего поразительные подвиги, и своего «дедушку», лучшего темного заклинателя в мире, а затем – на своего жалкого учителя, Чэн Цянь не мог не задаться вопросом, существовал ли клан Фуяо лишь для того, чтобы разъяснить миру смысл фразы «в то время как священник взбирается на столб, дьявол взбирается на десять».

И более того, Чэн Цянь колебался, какое определение лучше подходило клану Фуяо: «клан домашних птиц» или «центр демонических совершенствующихся»?

Как только его узнали, Господин Бэймин вздохнул. Черный туман вокруг его тела рассеялся, открыв истинное лицо.

В его манере держаться не было ни намека на превосходство, как не было и свирепых черт в его облике. В целом, он выглядел обычным человеком.

Запавшие глаза придавали его лицу еще больше привлекательности. Кроме того, этот легендарный мастер на самом деле оказался невзрачным мужчиной средних лет – изможденным, с желтоватым лицом и проступающей на висках сединой.

Спрятав ладони в длинных рукавах, Господин Бэймин стоял возле своего одинокого трупа. Затем он махнул рукой и сказал:

- Встань, Сяо Чунь. Ты никогда не становился передо мной на колени, когда я был жив, так зачем же делать это сейчас?

Мучунь чжэньжэнь охотно встал, как ему было велено, и положил Лужу на землю, позволив ей подползти к Чэн Цяню.

- Как бы там ни было, я навещаю вашу могилу; конечно, я должен преклонить колени перед моим предком.

Чэн Цянь: «…»

Он вдруг обнаружил, что это была традиция клана Фуяо – не проявлять должного уважения к своим старейшинам и мастерам.

- Я думал, что вы умерли, а первозданный дух переродился. Вот почему я даже принял Сяо Цяня за вашу реинкарнацию: его бацзы [1] был таким же, и своим упрямым характером он напоминал вас. Но я никогда не думал... что ваша душа задержалась в этом мире, привязавшись к трем медным монетам, - Мучунь чжэньжэнь ненадолго замолчал, прежде чем обижено продолжить. – Господин, если уж вы и должны были к чему-то привязаться, то почему выбрали именно медные монеты? Даже если вы не смогли найти золото, серебряные слитки также были бы отличным решением!

[1] Бацзы: китайская астрологическая система для предсказания судьбы человека.

Когда Господина Бэймина окутывал черный туман, его аура мастера Темного Пути сочилась из каждой поры, заставляя людей с готовностью падать ниц. Но, как только он открыл свой истинный облик, все это сошло на нет.

- Если бы я это сделал, разве у меня был бы шанс увидеть тебя снова? Ты бы промотал их, чтобы удовлетворить свои насущные потребности, - Господин Бэймин усмехнулся, глядя на Мучунь чжэньжэня с таким же мрачным выражением лица, с каким сам Мучунь разговаривал с Янь Чжэнмином.

- Господин, времена изменились. Наш клан уже не так беден, как прежде.

- Я знаю. Ты принял в ученики Бога изобилия, - иронически заметил Господин Бэймин, в прочем, не изменившись в лице.

После этого короткого разговора учитель и ученик на мгновение уставились друг на друга, прежде чем разразиться внезапным смехом, немало озадачившим Чэн Цяня.

Держа Лужицу, Чэн Цянь пристально смотрел на труп с ввалившимися глазами, совершенно не понимая, что так развеселило обоих старших.

Мгновение спустя Мучунь чжэньжэнь перестал смеяться и спросил:

- Одна из ваших душ рассеялась в Долине Демонов, а другая сгорела в Пожирающей души лампе, выходит, это последняя? Если надолго задержаться в этом мире, не имея ничего, на что можно было бы положиться, даже Господин Бэймин в конечном счете будет искоренен, верно?

- Это просто смерть, ничего серьезного, - Господин Бэймин снова улыбнулся.

- А как насчет старшего брата, он тоже умер?

Перед десятками кораблей и под бесчисленными взглядами Мучунь должен был называть его напрямую «Цзян Пэн». Но теперь, перед Господином Бэймином, скрывать было нечего, и он использовал обращение «старший брат».

Господин Бэймин помолчал, полуприкрыл глаза и ответил:

- Я прорвался сквозь темное пламя со всей силой оставшейся у меня и нанес ему тяжелый удар. Но твой старший брат соединил свое тело с Поглощающей души лампой; его дух стал ядром этой лампы и никогда больше не сможет войти в цикл реинкарнации. Он больше не может считаться человеком, так что, возможно, он мертв.

Мучунь чжэньжэнь некоторое время молчал, прежде чем снова спросить:

- Он узнал вас?

Господин Бэймин продолжал улыбаться, ничего на это не отвечая. Его молчание как бы говорило: «Теперь, когда все дошло до этого момента, имеет ли значение, узнал он меня или нет?»

Затем он повернулся к Чэн Цяню и доброжелательно сказал:

- Малыш, я вижу тебя уже в третий раз. Подойди сюда.

Чэн Цянь приблизился, но не подошел к Господину Бэймину, как ему было сказано. Вместо этого он молча шагнул к Мучунь чжэньжэню и холодно отдал должное Господину Бэймину, не зная, как к нему обращаться.

Несмотря на то, что учитель и Господин Бэймин, казалось, были очень близки, пока болтали, интуиция подсказывала Чэн Цяню, что на самом деле это может быть вовсе не так.

Если предположить, что все было именно так, как казалось сейчас, Чэн Цянь не мог понять, почему учитель не упомянул их «дедушку» хотя бы один раз за последние несколько лет и почему не пришел похоронить его.

Господин Бэймин опустил голову и терпеливо спросил:

- Ты такой дерзкий маленький негодяй, что решился на медитацию в подобной ситуации. На тебя снизошло озарение?

Чэн Цянь поколебался, прежде чем вежливо ответить:

- Просвещенный вами, старший, и Тан чжэньжэнь, я научился быть бесстрашным перед небом, землей, людьми и всем остальным.

Его ответ всколыхнул в сердце Господина Бэймина множество чувств. С минуту он внимательно изучал Чэн Цяня, прежде чем мягко сказать:

- Хороший мальчик. В конце концов, уничтоженная «родословная» нашего клана Фуяо вновь соединилась.

Чэн Цянь ужаснулся его словам.

Изменившаяся за долю секунды внешность учителя, кажущаяся безжизненной ласка и слова Цзян Пэна о том, что учитель наполовину мертв... все эти детали вспыхнули в голове Чэн Цяня, и перед ним воедино собрался факт, жестокий факт. Чэн Цянь мгновенно понял подтекст многозначительных слов Господина Бэймина.

Он резко повернул голову, недоверчиво взглянув на учителя, внезапно превратившегося в красивого мужчину.

Мучунь чжэньжэнь положил на голову Чэн Цяня ладонь, вздохнув:

- Если бы ты только мог поделиться своими знаниями с четвертым младшим братом… да, Сяо Цянь, твоя догадка верна. «Родословная» клана Фуяо оборвалась много лет назад. Я уже мертвый человек.

Чэн Цянь до скрежета стиснул зубы, но не произнес ни слова.

Мучунь чжэньжэнь не обратил на это никакого внимания.

- Прежний глава клана, а именно, мой учитель, переживал переломный момент в своем уединенном самосовершенствовании и не мог заниматься другими делами. В это время его первый ученик, Цзян Пэн, ступил на Темный Путь управления призраками и сбежал. Я отправился за ним, но переоценил свои способности и стал первой жертвой его Поглощающей души лампы. К счастью, его умения тогда еще не сформировались окончательно, и фрагмент моего первозданного духа смог уцелеть. Итак, я спасся и попал в тело умиравшего духа ласки, не сумевшего преодолеть Небесное Бедствие. Таким образом, я получил возможность унаследовать и передать печать главы клана.

Взгляд Господина Бэймина сделался печальным.

- Ты…

Мучунь чжэньжэнь рассмеялся.

- Я прекрасно справлялся с телом духа ласки. Единственная проблема заключалась в том, что он был слишком жаден.

- А ты не боишься, что твой первозданный дух истощится и рассеется, и что ты никогда не войдешь в цикл перерождения, если будешь использовать мертвое тело как свое собственное? - тихо сказал Господин Бэймин.

Мучунь чжэньжэнь слегка встряхнул рукавами и бросил быстрый взгляд на свои ноги. Затем, улыбаясь, сказал с безразличным видом, подражая Господину Бэймину:

- Ничего серьезного.

- Учитель, а кто испортил портрет в библиотеке? - тихо спросил Чэн Цянь.

Мучунь чжэньжэнь поразился:

- Разве я его не убрал? Ой ... наверное, то был я сам. Мой первозданный дух подвергся пыткам в Поглощающей души лампе, так что я не мог не выразить недовольство после того, как сбежал. Кроме того, тело духа ласки было мертво, и я поначалу не мог привыкнуть к нему. Так что, какое-то время, я находился в беспамятстве.

Он рассказывал о тех событиях, но при внимательном рассмотрении они все казались сильно преуменьшенными. Чэн Цянь вдруг почувствовал, как что-то сдавило ему грудь. Он обнял Мучунь чжэньжэня и зарылся лицом в складки его одежды.

Так тепло... как же случилось, что это был лишь обрывок его первозданного духа?

Мучунь продолжил:

- Овладев этим телом, я не смог даже на ноги подняться. Так что я катился и полз, пытаясь вернуться и найти учителя. Однако…

Господин Бэймин стоял одинокой тенью.

- Я увидел Четырех Святых, осаждающих гору Фуяо, - сказал Мучунь чжэньжэнь Чэн Цяню. - Только тогда я понял, что мой учитель на самом деле был на редкость талантливым демоном, появляющимся далеко не в каждом поколении. Четверо Святых были самыми могущественными людьми того времени. Поле битвы раскинулось от горы Фуяо до Безмятежной долины в двухстах ли оттуда, того места, где мы сейчас стоим. Эта битва вызвала Небесное Бедствие, превратившее долину в море огня. В течение следующих трех лет земля здесь оставалась безжизненной. Один из Четырех Святых погиб, а остальные получили тяжелые ранения. Я думаю, если бы они выбрали другое время, не тогда, когда мастер все еще находился в уединении, кто-то другой мог бы умереть под этим древним деревом.

Затем он повернулся к господину Бэймину.

- Я не знал, что вы уже достигли титула Бэймина. Пожалуйста, простите меня за мое невежество, учитель.

Мучунь чжэньжэнь был намеренно осторожен в выборе слов. По какой-то причине он не упомянул ни один из ключевых моментов: например, как Цзян Пэн встал на Темный Путь? Зачем ему убивать Мучуня? Как Господин Бэймин вступил на эту дорогу? Кто были эти Четверо Святых? И почему они так отчаянно сражались?

От начала истории и до ее конца Мучунь обозначил лишь ход событий без какого-либо упоминания причин.

В обычных обстоятельствах Чэн Цянь определенно расспросил бы учителя обо всех своих сомнениях. Но теперь это его совершенно не беспокоило. Он даже не мог дышать ровно, так, словно его грудь была забита ватой, и это вызывало желание громко всхлипнуть.

Мучунь чжэньжэнь мягко, но уверенно, высвободился из объятий Чэн Цяня. Он наклонился и поднял ветку, обернувшуюся деревянным мечом в его руке. Затем он вышел на поляну и сказал Чэн Цяню:

- Ты закончил изучать второй стиль; теперь я покажу тебе оставшиеся три. Смотри внимательно.

Чэн Цянь постоянно уговаривал Мучунь чжэньжэня научить его, но все неизменно заканчивалось тем, что его отсылали с мешком конфет. Но теперь, когда учитель наконец предложил ему поучиться, он не испытывал ни малейшего воодушевления по этому поводу.

Он знал, что учитель собирается их покинуть.

Некоторое время Чэн Цянь стоял абсолютно ошеломленный. Внезапно, будто потоки воды, прорвавшие плотину, из его глаз хлынули слезы. Он задержал дыхание и прикусил губу, тщетно пытаясь остановить рыдания.

Никогда прежде Чэн Цянь так не плакал. Даже когда его продали родители, он не проронил ни слезинки. Однако сейчас он рыдал так, словно завтра никогда не наступит.

Впервые в своей жизни Чэн Цянь испытал пронизывающую и неизлечимую боль, которую неспособен был выдержать и вынести. Она тлела в его сердце вместе с достоинством, которое он все время пытался сохранить.

Лужа осторожно потянула Чэн Цяня за подол, но он попросту проигнорировал ее, потому она тоже начала всхлипывать.

Господина Бэймина, казалось, это позабавило. Он спросил:

- Юноша, разве не ты говорил, что бесстрашен перед небом, землей и людьми? Почему ты сейчас хнычешь?

Чэн Цянь отчаянно пытался сдержать свой крик, но обнаружил, что, если ему и удавалось скрывать свои печали и радости, этих слез он скрыть не может. Он плакал и тер глаза, мир вокруг то размывался, то прояснялся вновь.

- Учитель, я не смогу, и вы меня этому не научите, ясно? Вы... вы больше не хотите нас видеть? – сказал Чэн Цянь сдавленным от рыданий голосом.

Мучунь медленно опустил деревянный меч. Он хотел успокоить юношу, но потом вспомнил, что Чэн Цянь – это не Хань Юань; его будет нелегко уговорить. После долгой паузы он сказал:

- Все дело в карме, это моя судьба. Даже если бы сегодняшние события не случились, у меня все равно оставалось бы не так много времени. Я не смогу заботиться о тебе всю жизнь.

Тут Мучунь чжэньжэнь остановился. Он знал, что бы он ни сказал, этот парнишка обязательно придерется к словам.

Мучунь взмахнул деревянным мечом, выставив его перед грудью, и сделал аккуратное первое движение. На этот раз он не читал абсурдную мнемоническую рифму и намеренно не медлил.

Первый стиль, «Длинный полет птицы Рух». Отважные юноши, высоко вознесшие свои идеалы, доберутся до луны. [2]

[2] Используется для описания человека, которого ждет большое будущее.

Второй стиль, «Поиск и преследование». Бесконечный прогресс и боль лежат в твердых движениях меча.

Третий стиль, «Неприятные последствия». Если каждый получит все, чего желает, он все равно останется муравьем на огромной земле; все, что кажется твердым, в конечном счете будет разрушено, как замок из песка, размываемый волнами.

Четвертый стиль, «Падение из процветания». Никто не сможет убежать от своей судьбы, даже пережив взлеты и падения.

Пятый стиль, «Возвращение к истине»…

Чэн Цянь не мог не вспомнить произнесенные некогда учителем слова: «Смерть и вознесение на Небеса – есть ли разница?»

Они оба были людьми, а люди приходили и уходили, ничем не отличаясь друг от друга.

Слезы еще не высохли на лице Чэн Цяня, когда Мучунь чжэньжэнь закончил демонстрировать все стили владения деревянным мечом Фуяо.

- Ты все хорошо запомнил? – ласково спросил он.

Чэн Цянь сжал губы и упрямо воскликнул:

- Нет!

- Лжец! Я все равно больше ничего тебе не покажу, - Мучунь чжэньжэнь протянул руку и щелкнул Чэн Цяня по лбу. Вскоре его улыбка погасла. Он снова заговорил, - Сяо Цянь, ты помнишь наши правила? Что там говорится о судьбе членов клана, навлекших на него позор?

Чэн Цянь посмотрел на Господина Бэймина налитыми кровью глазами, но ничего не ответил.

Мучунь чжэньжэнь мягко продолжил:

- Совершившие непростительные грехи, будут уничтожены своими товарищами-соучениками – вот причина, благодаря которой, хотя с момента основания среди нас и появилось немало предателей, мы все еще занимаем надлежащее положение среди других кланов.

Чэн Цянь вытер слезы.

- Дао учит нас тому, что природа должна идти своим чередом, а совершенствующийся – оставаться верным своему пути. Если он принес несчастье другим, для него наверняка найдется наказание, так как за преступление всегда придется отвечать перед небесами, - спокойно сказал Мучунь чжэньжэнь.

Рукав его ханьфу внезапно колыхнуться, хоть ветра и не было. Его лицо стало мертвенно-бледным, и, казалось, что-то блеснуло в его глазах.

Господин Бэймин сказал, с невозмутимым выражением лица:

- Я оставался главой клана Фуяо в течение восьмидесяти лет, но я действительно повинен за наших предков, и за вас, и за твоего старшего брата. Потому я поклялся использовать три облачные души, чтобы защитить наш клан от трех катастроф. Только после этого мой прах может быть развеен по ветру. Так что, Сяо Чунь, тебе не нужно делать это самому.

Услышав это, Мучунь чжэньжэнь вовсе не бросился благодарить его. По сути, он вообще не выказал никаких особых чувств, только стоически ответил:

- Учитель, если я позволю тебе умереть естественной смертью, будет ли это справедливо по отношению к скорбящим душам, убитым тобой?

Его голос был ровным и, как всегда, мягким. Однако, по мнению Чэн Цяня, это были самые ледяные слова, которые он когда-либо слышал.

Это прозвучало так, как если бы Мучунь чжэньжэнь погрузил все свои эмоции в холодную воду, без намека на то, что радость и боль хотя бы отразятся на ее поверхности.

В воздухе мелькнула сверкающая линия. Это были сложнейшие невидимые заклинания, то, что Ли Юнь превозносил до небес.

Господин Бэймин не увернулся и не попытался убежать. Он стоял неподвижно, глядя прищуренными глазами на мимолетный магический след, медленно растворяющийся в очертаниях природы, а затем сказал:

- Запечатывание одной души другой.

- Моя жизнь будет стоить того, если я смогу запечатать Господина Бэймина, - с улыбкой ответил Мучунь чжэньжэнь.

Чэн Цянь широко распахнул глаза, и в следующую секунду огромная сила отбросила его назад. Он пошатнулся и упал, на время потеряв сознание.

Когда он снова открыл глаза, Господина Бэймина уже нигде не было. Чэн Цянь увидел тонкую полоску черного тумана, окутанную золотистым светом. В конце концов, и она исчезла в ржавой медной монетке в руке Мучунь чжэньжэня.

Только вот рука, державшая ее… нет, все тело Мучунь чжэньжэня становилось прозрачным. Он опустился на колени и спрятал монету под древним деревом, рядом со скелетом, прежде чем с улыбкой поманил к себе Чэн Цяня.

Мучунь чжэньжэнь сказал:

- На теле этой ласки была печать. Иди и сними ее.

Чэн Цянь не сдвинулся с места, кажется, твердо решив делать все наперекор словам учителя.

Улыбка Мучунь чжэньжэня постепенно исчезла. Он поднял руку, желая погладить Чэн Цяня по голове, но обнаружил, что она прошла прямо насквозь.

Он сказал:

- Это печать главы клана Фуяо. Не забудь отдать ее своему первому старшему брату, когда вернешься, и попроси его заботиться о вас, мальчиках, в будущем. Что касается владения мечом, то вам действительно нужно усерднее работать над вторым стилем.

Закончив, он посмотрел на Чэн Цяня с каким-то глубоким чувством, таившимся в его взгляде, прежде чем вновь пошевелить губами. Его слова прозвучали почти неслышно:

- Я ухожу. Прощай.

Как только он закончил фразу, его фигура полностью исчезла, подобно горстке разбитого стекла, постепенно исчезающего в грязи.

По легенде, когда-то давно в мире существовало большое дерево под названием Чунь, весна и осень для которого наступали каждые восемьсот лет. Люди часто говорили «живи долго, как Чунь», чтобы пожелать долголетия своим родителям. Однако люди, в конце концов, не были ни травой, ни деревьями.

Мучунь чжэньжэнь похоронил в грязи медную монету и с ее помощью, казалось, отправил Чэн Цяня в новое начало – каждое поколение начинает свой «Поиск и преследование» с того момента, как своими собственными руками похоронит предыдущее.