1
  1. Ранобэ
  2. Кошечка из Сакурасо
  3. Кошечка из Сакурасо 6

Глава 3. Некого винить в плохой погоде

Часть 1

На следующее утро Рюноске присоединился к сбору подписей.

Ребята погорланили возле входа, обошли все классы, побродили по спортивному полю, заглянули в гимнастический зал и проведали клубные комнаты. Словом, просили подписи везде, где могли.

Сакурасо стало единым целым.

Круглые сутки, что в общежитии, что в школе… шестеро человек действовали сплоченно, прямо как во времена культурного фестиваля. Они даже ели вместе, три раза в день.

На утренних уроках набивали щёки бутербродами Дзина, днём занимали учебную кухню, где обсуждали идеи, как собрать больше подписей, и заодно придумывали гарнир. А вечером ужинали на кухне, не забывая обдумывать планы на завтра.

— Канда-кун, откуда берикс?

— Мне его дал знакомый мужик из рыбной лавки, когда я шёл домой через торговый квартал. Сказал: «Давай-давай, поешь».

— Кохай-кун, а тефтели?

— Это от тётки из мясной лавки. Сказала: «Не сдавайся».

— Сората, а это последнее? Как много.

— Называй их нормально! Их испёк дядька из пекарни Хасимото.

Обитателей торгового квартала искренне хотелось поблагодарить за поддержку. Поскольку жителей Сакурасо бросили на произвол судьбы, помощь взрослых имела огромное значение для Сораты и остальных.

В дни, когда сбор подписей шёл особенно паршиво, Сората ходил по дороге Красных Кирпичей через торговый район и слушал приветливые крики тамошних людей, которые подбадривали, напоминая, что ещё остались союзники.

Да, они не одни. Есть люди, которые их поддерживают. Есть люди, которые готовы прийти на помощь. Есть товарищи, которые всё это время были рядом.

Напряжение росло с каждым днём, но при этом сбор подписей стал общим делом — будто увлекательным заданием на группу в летнем лагере.

Деньки блистали новизной.

Неизвестно, был ли хоть какой-то смысл в рвении ребят. Никто не гарантировал, что их усилия окупятся.

Но всё же время они проводили в тесном кругу. Никто не говорил об этом вслух, но в глубине души каждый понимал: вот так жить осталось всего ничего.

Даже если забыть о сносе Сакурасо, Дзин и Мисаки 8 марта выпустятся.

А если вспомнить о Сакурасо, в следующем году вообще всех могло раскидать куда угодно.

Потому в последние дни хотелось не жалеть сил.

В четверг, 3 марта, ребята весь день бродили по школе. И удалось собрать лишь десять подписей. На следующий день, в пятницу, они старались допоздна, но порог в десять имён преодолеть не удалось. В субботу времени и вовсе было в обрез, потому довольствовались единственным автографом.

За прошедшие две недели общее количество собранных подписей наконец перевалило за треть всех учеников. Отметка в две трети оставалась запредельно дальней.

— Так далеко.

6 марта, воскресенье. Сората валялся на кровати в своей комнате и бормотал себе под нос, а сверху на него презренно глядел деревянный потолок.

Для сбора подписей остался только завтрашний день… понедельник перед выпускной церемонией.

Сегодня, в воскресенье, они ничего не могли. Сората разве что мог подготовиться к проектному заседанию и встретиться с Кадзуки для итоговых корректировок, потому к другому не притрагивался.

Проект худо-бедно получилось подготовить. Ещё предстояло как-то уменьшить требуемый бюджет, но с учётом жанра ритм-экшена интересность игры не должна пострадать.

Теперь требовалось ждать итогов.

— Я… нормально сделал?

Сделал то, что мог. Но тогда почему с губ срывались жалобы?

Душа не знала покоя, не могла угомониться, всё в ней пришло в беспорядок, не хотелось думать. Но мозги продолжали работать, без конца генерируя мысли: о Сакурасо, о Масиро, о Нанами, о проектном заседании. Сплошное болото. Но завтра будет финиш. Хоть плачь, хоть кричи — реальность не изменится. Конец приближался с каждой секундой.

Сората думал, что и сегодня не сомкнёт глаз. Но если хоть немного не отдохнуть, тело не выдержит. Чтобы завтра бороться в полную силу, нужно поспать.

Семь кошек собрались в уголке кровати и блаженно дремали.

— Хорошо вам, — вырвалось у парня, и тогда в дверь постучали.

— Сората? — раздался с запозданием голос Масиро.

— Не сплю.

Он приподнялся и уселся на край кровати. Дверь открылась, и в проёме появилась Масиро в пижаме.

— Чего тебе?

— Не могу… уснуть.

— Ясно.

Закрыв за собой дверь, Масиро тихо прошла внутрь комнаты и аккуратно села возле Сораты, едва не касаясь его плечом. От ощущения тепла рядом парню стало как-то спокойнее.

— Тоже, да?

— Тоже?

— И я не могу уснуть.

— Угу… В последнее время постоянно. Не знаю, как спать.

— Считала овец?

— Про овец не говорили.

— Нет, когда не можешь уснуть, можно считать: одна овечка, две овечки, и вроде как заснёшь. Только вот беда, я из тех, кто от этого ещё меньше хочет спать.

— Сората.

— Жалобы не принимаются.

— Одна овца, две овцы.

— Э? Чего? Странно звучит. Надо погуглить, как правильно.

В любом случае не работало. Когда Сората подумал об этом и встал, ему в спину уткнулось что-то мягкое. Он пошарил у себя сзади и понял, что Масиро его обняла.

— Ох.

От неожиданности Сората напряг ноги.

— Э-эй, Сиина?

— Не понимаю. — Сдавленный голос Масиро растворился в ночном беззвучии.

— Не понимаешь?

— Просто не хочу этого.

— Ясно...

Масиро обняла его, но Сората, к собственному удивлению, не затрясся от испуга. Потому что едва заметно тряслись её руки, которыми она обняла его спину. И он понимал, что от страха перед завтрашним днём.

Завтра настанет конец. Если они не соберут подписи двух третей всех учеников, у Сакурасо не будет будущего. И ребята лучше всех понимали, что собрать столько подписей непросто.

— Слушай, Сората.

Голос Масиро, которая касалась его спины, через позвоночник проник Сорате прямо в мозг.

— Что?

— Я люблю Сакурасо.

— Я тоже. Мы все. И Дзин-сан, и Мисаки-сэмпай, и Аояма, и Акасака. И даже Тихиро-сэнсэй.

— Угу, потому спасём.

— Точно.

— Обязательно спасём.

— Ага.

— Я спасу Сакурасо.

Сората не знал, сколько отваги Масиро вкладывала в свои фразы. Потому лишь кивнул и ответил:

— Мы все.

— Ага. Хорошо.

Тон голоса Масиро словно чуть полегчал.

— Хорошо, что мы вместе.

Спустя немного времени Масиро провалилась в сон. Сората положил её на кровать, а сам улёгся на твёрдый пол и тоже попытался поспать.

И когда он отправился в путешествие по миру снов, подкрался последний день.

Часть 2

7 марта.

Он проснулся в последний день перед выпускной церемонией под звуки мощного ливня.

Необычные для сезона грозные тучи заполонили всё небо. Даже когда Сората пришёл в школу, дождь и не думал ослабевать, и за окном воцарился потоп.

Шёл третий урок, современный японский.

Классрук Сирояма Кохару стояла перед доской и что-то заунывно говорила. Наверное, про итоговые экзамены, которые ждали своего часа после выпускной церемонии.

Сората, как и Кохару, сидел с кислой миной на лице и игнорировал всё вокруг.

Сейчас было не до уроков и даже не до экзаменов. Завтра состоится выпускная церемония. Получается, время для сбора подписей ограничивалось сегодняшним днём.

Не хватало. Вообще не хватало. Ни времени, ни подписей… Этим утром шестёрка из Сораты, Масиро, Нанами, Дзина, Мисаки и Рюноске дежурила у входа, словно пытаясь надышаться перед смертью.

— Пожалуйста, помогите — оставьте подпись, чтобы Сакурасо простояло дольше! — бесконечно повторяли они.

От учеников, которые уже это сделали, слышалось: «Постарайтесь», «Не подкачайте» или «Не сдавайтесь».

Но большинство равнодушно проходило мимо, смотря строго перед собой. Сегодня был последний шанс… В итоге главным врагом, который нависал над Соратой и остальными, стало равнодушие.

Полный разгром. И невозможно придумать способ выбраться из ямы.

Но всё же почему?

Почему в душе настолько спокойно? В голове Сораты, который почти не слушал урок, не было и следа беспокойства. Время уже ушло.

Он понимал. С конца прошлой недели… или даже ещё раньше. Неосознанно он представлял себе такое будущее. Глядел воочию на исход, при котором не получилось собрать подписи. И когда увидел это и получил от судьбы мощный удар под дых, сердце разбилось вдребезги… Потому он заранее подготовился.

До чего мерзкий защитный инстинкт.

Но если спрашивать, сдался ли он полностью, то нет. После уроков он ещё намеревался провести последний сбор подписей.

Сората не хотел верить, что логично всё прекратить. И он вовсе не ждал чуда. Просто действовал так, как считал правильным. Противоречил сам себе, но твёрдо верил, что ни в чём не ошибается.

Когда он это понял, в душе загадочным образом прояснилось, и тяжёлая атмосфера развеялась.

«Всё-таки сдаться?»

Настало время спрашивать у дождливых небес.

Внезапно по барабанным перепонкам ударил звук падения огромной дождевой капли.

И раздался он не снаружи.

Даже близко. Совсем рядом...

Тело само двинулось в сторону звука, и Сората, которого потянуло невидимой силой, увидел за соседней партой Нанами.

Она сидела, выпрямив спину, и смотрела прямо вперёд. И выглядела она так, словно внимательно слушала Кохару. Но тут Сората заметил у неё на щеке следы слёз...

— !.. — издал он беззвучный удивлённый возглас. В тот миг, когда профиль Нанами попал в его поле зрения, от макушки к позвоночнику по нервам понёсся разряд тока.

Парень внимательнее посмотрел на Нанами, но её взгляд ничего не выражал. От обоих глаз тянулись следы слёз. Вода наполнила свой сосуд полностью и перелилась через край. Вот так Нанами и плакала.

Две реки текли по щекам, собирались в огромные капли на подбородке и падали на тетрадь, размывая записи в нечитаемые кляксы.

Заметив что-то странное, Кохару прервалась. И в повисшей тишине остался лишь звук слёз Нанами, который разлетался по всем углам скучающего класса.

Проблема одноклассницы захлестнула всех, и начали шептаться.

— Что? Нанами, что такое? Всё нормально?

Её близкая подруга — низкорослая Такасаки Маю — придвинулась ближе и проверила состояние девушки.

— Не понимаю. Похоже, плачет, — ответила переживающей Маю Хондзё Яёй — третья подружка в их компании. Она ещё раз беспокойно посмотрела на Нанами.

Другие одноклассники тоже бросили фразы «Что с ней?» и «Чё там?». Сората, недовольный перешёптыванием окружающих, позвал Нанами:

— Аояма.

Но не дозвался. Лишь слёзы срывались с её уст.

— Ч-что с тобой, Аояма-сан? — Застигнутая учительницей врасплох, девушка наконец опомнилась. — Всё в порядке?

Кохару подошла к Нанами, чтобы проверить, в чём дело.

— Я… — шмыгая, начала та.

Она сама не заметила, что плачет.

К тому же странно смотрела на Сорату. Чтобы уйти от её взгляда, парень нарочито громко отодвинул стул и встал. И прежде чем его успели спросить, что случилось, он заявил:

— Сэнсэй. Аояме, кажется, нездоровится. Я отведу её в медпункт.

— А, хорошо, пожалуйста, — на автомате ответила слегка оторопевшая Кохару.

— Пошли, Аояма.

Сората взял Нанами за руку, почти насильно поднял на ноги и, уже ничего не говоря, увёл из класса.

Пока они не дошли до медпункта, Сората молчал. Он знал, почему это произошло с Нанами, но не мог выдавить из себя и слова. Предел есть у всех. Парень до сего дня множество раз об этом думал.

В медпункте на первом этаже доктора не оказалось. То ли ушла в туалет, то ли появились дела, но кабинет оставили открытым.

Сората молча усадил Нанами на кровать.

Плакать девушка перестала, но глаза ещё были влажные — могла в любой момент опять залиться слезами.

Пока Сората ломал голову, что сказать, со стороны Нанами раздалось:

— Да всё нормально. Вернись в класс, Канда-кун.

— Но...

— Правда, я уже в норме. Просто немного растерялась.

Она вытерла тканью слёзы, шмыгая носом и стараясь не смотреть на Сорату.

— Надо лучше держать себя в руках.

На лице Нанами не читалось ни горя, ни сожаления, ни досады, ни злости. Были только следы слёз. И печаль. Бездонная печаль о проваленном прослушивании и загубленной карьере сэйю.

— Уже завтра, — решительно сказала она, имея в виду выпускную церемонию. — Не хочу ходить мрачной хотя бы до выпуска Камигусы-сэмпай и Митаки-сэмпая, — напомнила Нанами и улыбнулась. — Пожалуйста… оставь меня одну.

— ...

А можно ли её сейчас оставить? Нанами выглядела такой уязвимой. Плечи, спина, руки, ноги… даже её гордый голос — всё вдруг стало хрупким.

— Если будешь рядом, я не расслаблюсь.

От услышанных слов у Сораты напряглись уголки рта.

— Хорошо… Если что случится, зови. Обязательно зови.

— Угу, как только приду в себя, тут же вернусь в класс.

— Ага. Тогда буду ждать там.

— Угу.

Нанами, помахав рукой, проводила Сорату глазами, и тот вышел из медпункта.

Когда парень поднимался по лестнице, зазвонил мобильник. Сората без задней мысли вытащил телефон из кармана и увидел на экране имя Кадзуки.

Сората знал, что проектное заседание идёт с десяти утра. Вполне нормально, стань результат уже известным. Других причин для звонка ведь не было.

Но сердце не сорвалось с цепи. Вернее, Сората уже перенервничал из-за Нанами, а при виде имени Фудзисавы Кадзуки сердце никак не отреагировало, потому что и так работало на пределе.

Парень ответил на звонок.

— Да, это Канда.

— Физкульт-привет. Это Фудзисава.

— Физкульт-привет.

— Говорить можешь?

— Да. Типа перерыв.

На самом деле нет, но Сората решил, что неважно.

— Проектное заседание окончено.

Если окончено, значит и результаты известны, судьи вынесли решение. Хотя по голосу Кадзуки он не понял, «жив» или «мёртв».

— К превеликому сожалению, на этот раз провал, — без предупреждения выдал правду-матку Кадзуки.

— Вон… как.

Сората думал, что ничего не чувствовал, но тело всё же дёрнулось, а в груди заныло будто от удара. Тело, которое всегда казалось прозрачным, заполнилось до краёв эмоциями, которые походили на чернила моллюска. От кончиков волос до пальцев на ногах его окрасило беспросветной чернотой.

— Канда-кун.

Голос Кадзуки звучал где-то вдалеке. Нет, скорее это сознание Сораты улетело куда-то вдаль.

— Да?

Кадзуки глубоко вздохнул, не зная, стоит ли говорить дальше.

— На самом деле на проектном заседании среди рассматриваемых была другая ритм-игра.

— ...

Сората не озвучил своё удивление.

— Не могу рассказать детали, но она про популярное аниме и в ней используются композиции вокалоидов — трендовой темы в интернете.

Одного этого хватило, чтобы Сората понял, что проект броский.

— Суть другого проекта соответствовала устоявшейся системе нынешних незамысловатых музыкальных игр, но на этот раз одобрение получила именно она.

Выходило, что...

— То есть две музыкальные игры не нужны?

— Да. Главная причина отказа в этом.

— Это… это...

Ничего уже не попишешь?

— Определяющий фактор заключается в разнице возможного количества проданных копий. Второй проект уже узнаваем благодаря аниме и вокалоидам, потому даже при минимальных затратах на продвижение получится продать сто тысяч… А при анализе ситуации на современном рынке можно предположить, что сумеют продать даже вдвое больше. В общем, что касается твоего «Ритмичного бойца», нужно, чтобы игру изначально знали, потому тебя с самого начала поставили в невыгодные условия.

— Вон… как.

— На проектном заседании также устанавливается бюджет для игр, потому решения зачастую принимаются прежде всего с учётом прибыли, и только потом — инновационности и увлекательности.

Кадзуки множество раз твердил об этом во время их консультаций. Но Сората грезил, что если его игра интересная, то обязательно прокатит. Даже Кадзуки говорил, что хотел бы такого исхода.

— В данном конкретном случае, думаю, виноват я сам. Если бы немного ускорился с проектным заседанием и поторопился с консультациями, удалось бы избежать худшего исхода, когда сталкиваются проекты одного жанра.

— Нет, благодарить нужно вас, Фудзисава-сан. Вы даже в выходной находили время… Благодаря вам я смог довести проект до ума. И много чему научился.

Его голос не выражал эмоций. Но вот слова — истинные чувства.

— Это всё понятно, мог бы не говорить. Наше собственное будущее определяется тем, чего мы не в силах достичь. Сколько бы мы ни прикладывали усилий, что-то никогда не изменить. Бессмысленно. Можешь, конечно, со мной не согласиться.

Слушая Кадзуки, Сората размышлял о Сакурасо и Нанами.

Отчаянный сбор подписей тоже не увенчался успехом. Старания Нанами не оправдались. Мир и правда не имел смысла.

— В обществе до чёртиков мало смысла.

Так оно и выходило, думал плохо соображающий парень. А то странное дело: почему бессмысленность растёт, если тратить на свою цель больше сил? Парадокс какой-то. Но что поделать, если весь мир такой. Хочешь не хочешь, а согласишься. И если пытаться думать иначе, в жизни вообще ничего не получится.

— В следующий раз подробнее расскажу о проектном заседании.

— Да, — выдавил из себя Сората.

— О чём-нибудь хочешь услышать прямо сейчас?

Сората подумал, что хочет немедленно закончить разговор, потому сначала планировал сказать «нет». Но потом по настоянию Кадзуки всё же спросил:

— Как вы оцените мой проект в нынешнем виде? Расскажите мне это.

И Кадзуки немедленно ответил:

— Как разработчик, я хотел бы попробовать создать тестовый образец. — И продолжил уже лёгким тоном: — Как пользователь — подумал, что на разок хватит. В зависимости от подхода игра может получиться интересной, а если напортачить с балансом, игра выйдет паршивая.

Кадзуки выразил честное мнение, за что его хотелось поблагодарить. Если бы он сейчас принялся подбадривать или жалеть, то Сората бы не выдержал.

— Большое спасибо. Немного полегчало.

— Тогда до связи, — сказал напоследок Кадзуки и повесил трубку.

Сората был на пределе. Казалось, в глазах уже темнеет. Навалившись правым плечом на стену, парень медленно сполз на пол. Сил на то, чтобы стоять, не осталось.

Сората принял позу половинчатой сэйдза с согнутыми коленями и упёрся в стену. Он не мог поднять лицо, не мог смотреть вперёд. Тело словно притягивалось к земле.

Мобильник в раскрытом состоянии рухнул на пол.

— Это… слишком. — Жутко пересохшее горло исторгло будто бы чужой, отвратительный голос. — Неужто серьёзно?..

Но парень не мог сдерживать слова. Если будет молчать, в животе накопится столько эмоций, что желудок не выдержит и взорвётся.

Когда Сората посмотрел на руку, та от страха дрожала. Тряслись и ноги.

— Да как так-то?..

Именно сейчас. Сейчас тело не ожидало шока от неудачи и тряслось.

Не было досады или печали.

Только шок.

В груди болело. В горле застрял ком. Стало трудно дышать. Каждый вдох отзывался болью.

В итоге, согнувшись, Сората принялся растирать лбом напольную плитку, твёрдую, холодную, приносящую боль и страдания.

— А-а-а, дерьмо...

Свернувшись калачиком, Сората начал терпеливо ждать, пока бесформенная боль не уйдёт прочь.

Тяжко стало не от того, что он подал заявку на проект и получил отказ. Нет, Сората переживал о затраченном времени и усилиях. А ещё о том, что раздутые ожидания тянули прямо в ад. Чем выше заберёшься, тем больнее падать.

— Какая ещё другая музыкальная игра?..

Ему отказали по причине, которую он не мог предсказать.

— Вообще бесполезно что-то делать, да?!

Лучше бы придуманный им проект отвергли из-за того, что тот скучный. Тогда Сората признал бы, что провалился из-за самого себя, и был готов к удару.

До сих пор он именно так справлялся с болью. Потому что прежде проблема заключалась в нём.

Если бы его проект отсеяли на стадии обработки заявок как неинтересный, Сората бы смирился и внёс коррективы. Если бы презентация вышла плохой, он бы понял, что плохо объяснял, и в следующий раз попробовал бы иначе.

Но теперь всё было иначе. Истинная причина заключалась не в Сорате. Ему помешал проект кого-то другого.

— И что я должен делать?..

Что именно ему нужно понять? Что именно пересмотреть? Внутри кипели чувства, которые он не мог принять.

— Нет больше сил терпеть...

И правда, если никаких слов не сказать, поедет крыша. Если не выплеснуть накопившееся, можно и взорваться.

— ...

Хуже некуда, подумал он и попытался переключиться на другое. И первая мысль, которая пронеслась в голове, была о стоической улыбке Нанами.

Нанами не прошла прослушивание, но всё равно ни разу не пожаловалась. Даже не показывала боль перед Соратой. Её перекрутило внутри, словно половую тряпку… но она постоянно терпела страдания и тревогу в одиночку. Стоило ли оставлять это как есть?

— ...

Думай. Думай, повторял себе Сората. Но ответ не появлялся. Что могла придумать такая бесполезная голова, как у него?

— Без толку… Не врубаюсь.

Сората подобрал с пола телефон, потыкал кнопки и отправил сообщение.

«Аояма — думаешь, с ней всё в порядке?»

Письмо улетело Рюноске.

Сразу же ответ не пришёл. Значит, вместо Горничной ответит настоящий Рюноске.

Прошло примерно тридцать секунд, и мобильник задрожал.

«Канда, ты дурень? Разве будет человек, у которого всё в порядке, лить слёзы?»

Текст прямо-таки лишал права извиниться.

— Ха-ха.

У Сораты непроизвольно вырвался смешок.

Всё именно так.

Он задал дурацкий вопрос.

И думать не надо, чтобы понять. Именно так. Даже его нынешние мозги могли понять настолько очевидное.

Ноги ещё дрожали, руки не слушались. Тело и душа скрипели, но Сората, простонав и стиснув зубы, кое-как поднялся с пола.

Нос шмыгал. Слёзы не текли, но отчаяния внутри накопилось столько, что потом точно потекут.

Если бы Сората мог, он бы распластался на полу и прямо там заснул. И не просыпался бы, пока буря эмоций не утихнет.

Но всё же он развернулся в сторону медпункта и сделал первый шаг. Потом ещё один, ещё, и оказался на лестнице. Им двигал страх того, что, если разляжется на полу, больше никогда не поднимется.

— Аояма! — крикнул Сората, открывая дверь в медпункт, чем удивил недавно уходившего врача, Хасуду Саёко.

— Что такое, Канда-кун?

Саёко-сэнсэй с длинными чёрными прямыми волосами производила из-за очков впечатление слишком серьёзной женщины и выглядела как учительница физики или химии. Возрастом она определённо соответствовала Тихиро и Кохару.

Не обращая на неё внимания, Сората прошёл к кровати. Но не увидел там Нанами. Не нашёл её, даже когда отодвинул занавеску другой кровати.

— Сэнсэй, где Аояма?

— Аояма-сан? Она приходила?

Вряд ли она вернулась в класс. Если бы отказалась отдыхать и пошла на урок, то обязательно бы пересеклась с Соратой. Тогда куда...

Не желая отвечать, парень пулей вылетел из медпункта.

— А, Канда-кун!

Он не развернулся на зов и побежал по коридору. К переходу, к лестнице. Выглянул в окно. Сунул нос во все встреченные по пути кабинеты.

Её не было.

Не было в здании школы.

Тогда ушла на улицу? Там до сих пор шёл ливень, и городской пейзаж превратился в белое марево.

— ...

Она могла и просто уйти в туалет или куда-нибудь ещё — например, обратно в медпункт.

Сората решил вернуться и убедиться, и тогда краем глаза заметил чью-то тень за окном в коридоре — на дороге с другой стороны школы. Если пойти по ней прямо, можно выйти на территорию университета, по пути там встречались клумбы с цветами садоводческого клуба.

Сората увидел лишь на мгновение, но ему хватило, чтобы заметить фирменный знак Нанами — длинный конский хвост парень ни с чем бы не перепутал.

Он открыл окно в коридоре, не собираясь идти за зонтиком или даже за уличной обувью. Хотел кратчайшим путём добраться до Нанами и ничего больше.

Оттолкнувшись от пола, Сората перемахнул через оконную раму и в сменке приземлился на мощёную дорогу.

Дождь тут же залил всё тело, а от промокших носков стало особенно противно. Штаны и одежда выше пояса мерзко прилипли к коже. Но без пути назад в голове как-то посвежело. Потому что Сорате хотелось себя наказать.

Он побежал к цветочным клумбам садоводческого клуба, к Нанами в глубине насаждений, под раннюю сакуру, которая расцветала с первой декады февраля до начала марта. Сейчас лепестки уже почти опали, да и цветки не выдерживали дождя, тоже постепенно падая. На них Нанами и глядела. Её плечи апатично опустились, а хвост, которым она гордилась, промок и безжизненно обвис.

Сората неспешно приблизился.

В шуме дождя он не слышал всхлипы Нанами.

И тогда он заметил, что она не просто смотрела на цветы сакуры — она опустила голову и даже теперь сдерживала слёзы. Или надеялась, что под дождём получится их скрыть.

— Аояма, — позвал Сората, стоя за её спиной. — Хватит.

— ...

Дождь ужасно шумел, заставляя напрягать голос.

— Хватит уже!

— ...

— Я радовался. Тому, что ты старалась ради Сакурасо, ради Сиины, ради Мисаки-сэмпай и Дзина-сана. Тому, что для тебя Сакурасо — важное место. Правда радовался!

Сората не знал, какие слова подойдут. Лишь выдал без прикрас то, что первым пришло на ум. Он сомневался, что его речи помогут Нанами. Но пускай и так, что-то он должен был сделать. Нет, хотел что-нибудь сделать.

— Но знаешь. Необязательно приносить себя в жертву!

От громкого крика едва не разодрало горло, но дождь всё равно его заглушил.

— Бесполезно...

— Аояма?

— Вообще бесполезно!

— ...

Когда Нанами показала лицо, у Сораты перехватило дыхание. Её эмоции растворились, словно сахар в дожде, а её пустой, обращённый на Сорату взгляд смотрел в никуда. По спине пробежали мурашки.

Всё-таки сдерживаться было ошибкой. Теперь оставалось только сожалеть об этом.

— Я бесполезная!

Её лицо исказилось, и Сората не понял, плачет она или смеётся.

— Хороший человек такое не скажет...

— Чего-чего?

— Я много чего наговорила в оправдание...

— Оправдание?

— В Сакурасо кризис, Масиро на грани, нельзя плакать перед Камигусой-сэмпай и Митакой-сэмпаем… Это вот всё — оправдания.

— И что?

— Я испугалась… Два года прошли даром. Очень сильно испугалась...

Сората перестал заставлять себя поддакивать, ведь Нанами и так выдала бы всё, что хотела сказать.

— Потому Сакурасо, Масиро, сэмпаи… они стали для меня надёжным оправданием, чтобы не показывать свои раны...

— Аояма...

— Я была на всё готова, лишь бы спрятать их и похоронить эмоции!

— ...

— Не говори, что ты от этого радовался! Не нужно быть таким добрым!

— ...

— Не нужно… — пробурчала Нанами, стыдливо опустив голову.

Сорату вывело из равновесия: то, что он ничего не мог сделать для раненой Нанами, то, что она получила такие раны, и то, что она собственными словами наносила себе новые травмы… Всё выводило из равновесия.

— Очень даже нужно.

— ...

— Нужно, ещё как нужно!

Если не быть добрым к Нанами, то каким ещё быть?

— Ты меня спасла. Благодаря тебе я старался изо всех сил эти две недели.

— ...

— Если бы не ты, я бы не смог собирать подписи так долго.

Не собирал бы их, совсем бы раскис и вообще всё бросил. Нанами действительно его подбадривала, хотя сама скрывала шок от провала на прослушивании. Если уж она такое могла, он мог ещё больше — эта мысль подбадривала Сорату и прогоняла сгустившиеся над головой тучи.

— Да какой там благодаря мне!

Но Нанами замотала головой, словно непослушный ребёнок, без конца уверяя Сорату в его неправоте.

— Вот и говорю, хватит, Аояма!

— Вот и не хватит!

— Хватит, говорю!

— Вот и не хватит!

— Кончай уже.

В самом-то деле, уже достаточно. Куда больше.

— Больше ничего себе не накручивай!

— Хуже всех...

Нанами и дальше недовольно мотала головой.

— Хватит ставить всё с ног на голову!

— Я хуже всех!..

— Слушай, завязывай! Не отворачивайся от результатов прослушивания. Хватит удирать!

— !..

Нанами, подняв голову, посмотрела на Сорату широко открытыми глазами. Её губы дрожали, будто она увидела что-то непостижимое. А затем уголки глаз и рта скривились.

— Всё нормально. Я знаю, ты всегда сможешь подняться после падения.

Она хотела сдерживаться. А на самом деле лучше бы расплакалась в тот роковой день, когда получила уведомление. Но не сумела. Не заставила себя, и другой никто не заставил. От этих воспоминаний становилось невыносимо мерзко. Если бы она не стиснула зубы, то залилась бы слезами у Сораты на глазах. В носу застучал пульс.

— Всё, о чём ты говоришь, я внимательно слушаю.

— Канда-кун...

— Спасибо тебе за упорство.

— Я...

— Правда спасибо.

— А я упорная?..

— Ага, как никто другой… Ты старалась больше всех в мире. Ты очень старалась!

От одной фразы щёки Нанами, и без того влажные, намокли от слёз. Невыносимые эмоции взяли верх и хлынули наружу.

— Уа-а-а-а-а-а.

Вцепившись в грудь Сораты, Нанами надорвала горло и выплеснула накопившиеся мысли.

— Два моих года, на что они?!

Вспучившиеся, нестерпимые мысли понеслись бурным потоком, словно сель.

— Бред какой-то!

— ...

Её завывания разрывали грудь.

— Никакого смысла...

Хорошо бы убедительно сказать, что ничего подобного. Но Сората не мог, ведь сам точно так же переживал из-за проектного заседания.

Лишь одно он мог спросить у самого себя:

«Имеют ли смысл усилия, которые не приносят плодов?»

Хотелось бы, чтобы кто-то умный напрягся и дал ответ. И спас этим душу Нанами.

— Я постоянно сдерживалась.

— ...

Каждое слово приносило боль.

— Маю и Яёй звали меня в караоке и в магазины… А я работала и не могла ни развлекаться, ни бездельничать. И терпела, лишь бы не жалеть!

— Знаю.

— Денег не хватало...

— Знаю. Всё знаю.

— Я тоже хотела развлекаться. Ещё как!..

— Точно. Ещё как.

— Я два года пожертвовала...

— Ага.

— Но всё без толку!

— ...

Сдавливало грудь. От слов Нанами щемило сердце.

— Никакого смысла!

— ...

— Из-за провала на прослушивании всё пропало!

— Аояма...

— Объясни.

— ...

— Объясни, Канда-кун!

— ...

— На что ушли мои два года?

Нанами, подняв голову, смотрела прямо на Сорату. Дождь, слёзы и сопли смешались у неё под носом в единую массу.

Девушкой овладели печаль и отчаяние.

— Объясни… — Хрипло повторяя, Нанами прижала лишённый всякой силы кулак к груди Сораты. От лёгкого прикосновения он едва ли что-то почувствовал. Лучше бы она ударила по нему в полную силу, подумал он. Ей бы это очень помогло.

— Почему всё бесполезно?! Я же так старалась!

— Аояма.

— Почему я такая… такая неудачница...

— ...

Больше он не хотел заставлять её говорить. Нанами достаточно настрадалась. Не хотел, чтобы она ещё больше себя мучила.

Сората не мог больше ничего сделать и обнял голову Нанами. Да так сильно, чтобы она ничего не могла сказать...

И девушка снова громко расплакалась.

Дождь всё не прекращался.

Сората не знал, сколько они мокли. Вдалеке раздались два удара часов, но могло и почудиться.

Как только Нанами немного успокоилась, Сората направился в медпункт. Они так сильно вымокли, что были в состоянии запросто простудиться.

Нанами, которую тащили за руку, вела себя покорно и нисколько не сопротивлялась, полностью отдавшись во власть Сораты.

Доктор Хасуда Саёко при виде них изрядно удивилась, но не стала спрашивать подробностей и сразу вручила им полотенца и сменную одежду: спортивную униформу и даже нижнее бельё. Всё, кроме носков.

Сората отвёл Нанами, которая обмякла, словно марионетка с оборванными нитями, на кровать и задёрнул занавеску.

— Аояма, ты же сможешь переодеться?

— Угу...

Сората тут же решил переодеться за перегородкой.

Вытер волосы и принялся снимать вымокшую школьную форму. Жутко мокрая рубашка плотно прилипла к коже и едва поддавалась. Штаны тоже так просто не дались, и пришлось извиваться на полу, чтобы от них избавиться. В итоге, потратив на переодевание в три раза больше времени, чем обычно, Сората наконец залез в спортивный костюм.

Вскоре за занавеской, где переодевалась Нанами, что-то проговорили, но настолько тихо, что не получилось уловить.

— Что-то сказала? — спросил Сората, но ему не ответили. — Аояма? — повторно позвал парень, и на этот раз ему болезненно ответили:

— Не важно.

Сората уже заволновался.

— Правда? Правда не важно?

— ...

— Аояма?

— Дидько, до самых трусив змокла… — Стоило спросить понастойчивее, и Нанами надуто ответила.

— Как эротично.

Сората расслабился и позволил себе ляпнуть лишнего.

— Придурок, извращенец.

Парня непроизвольно пробило на смех. Да и голос Нанами немного приободрился.

Когда Сората закончил с переодеванием и вышел из-за перегородки, Саёко уже приготовила две чашки горячего какао.

— Для Аоямы-сан тоже.

— Ага.

Сората взял обе чашки и подошёл к занавеске. Нанами должна была вот-вот закончить с переодеванием.

— Аояма, можно?

— Угу, нормально, — сказала она, одновременно отодвинув занавеску.

— И в каком месте нормально?..

Длинные волосы остались тяжёлыми от влаги.

Поставив чашки на прикроватный столик, Сората положил на голову Нанами полотенце.

— Э, Канда-кун.

— Нечего спорить.

Он усадил её на кровать и энергично вытер голову.

— И сама могу.

— Не уверен… Вот так.

Нанами, после того как её отпустили, сурово зыркнула на Сорату. Её глаза всё ещё были влажные. И сама она покраснела. Сората пристально на неё поглядел, отчего девушка нервно отвернулась и стала приводить в порядок растрёпанные волосы.

— Хватыть зырыть, я страшная, когда плачу.

— Страшная?

— Жуткая.

Нанами прикрыла руками покрасневший кончик носа.

— Нет, совсем не такая. Скорее милая.

— Что?

— А, не, прости! Не такая!

— Не такая.

— Не, в другом смысле… Не страшная.

— ...

— ...

Чтобы разбавить тишину, Сората подал Нанами какао. Та взяла чашку обеими руками и начала пить небольшими глотками, тихо расхваливая вкус.

И тут дверь в медпункт открылась. Пришла Тихиро.

— Я её позвала, — ответила Саёко на неозвученный вопрос Сораты.

Тихиро со скучающим видом пристально поглядела на парочку и вздохнула, словно демонстрируя глубокое потрясение.

— Подкинули же вы головной боли человеку… Но если хватает сил на шпили-вили, то всё нормально.

— Э!

Сората попытался возражать, но Тихиро молниеносно метнулась к ним и без церемоний приложила к его и Нанами лбам руку, отчего всякие жалобы застряли в горле.

— У Аоямы небольшой жар. Сората, дай градусник.

Парень передал Тихиро градусник со стола.

— Мне зачем суёшь?

Градусник миновал Тихиро и оказался в руке Нанами.

Обычно девушка отмахнулась бы и заявила, что никакого жара у неё нет, но сегодня она вела себя покорно: засунула традиционный градусник под одежду через шею, поместила под мышку и подождала в покое пять минут.

Как и сказала Тихиро, у Нанами появился небольшой жар — 37,3 градуса.

— Вот лекарство. Выпей и сразу спать.

— Хорошо.

Нанами и теперь покорно приняла от Тихиро стакан воды и лекарство, положила таблетку в рот и запила водой. Но не стала сразу ложиться, а посмотрела исподлобья на стоявшего рядом с кроватью Сорату.

— М? Я?

— Она, поди, хочет с тобой спать или типа того.

— Н-нет.

— Да ну? Тогда сама говори, чего хочешь, — только и сказала Тихиро и вышла из медпункта.

— ...

— ...

Между оставшимися Соратой и Нанами повисла тишина. Саёко заполняла что-то типа журнала и не обращала на них особого внимания.

— Слухай, Канда-кун...

— Что?

— Посыдь рядом, пока не засну?

— Побуду, пока не проснёшься.

— Пока не засну-у-у.

— Хорошо.

— Не лупай на меня, когда сплю.

— Если не буду смотреть, то как пойму, что спишь?

— Точно. Вот проблема.

Нанами слегка улыбнулась и наконец-то приняла горизонтальное положение на кровати. А затем сказала, словно извиняясь, на стандартном японском:

— Если не буду о чём-нибудь говорить, в голову всякие мысли полезут.

Сората сел на кровать рядом и просто слушал, что она говорила. Иногда поддакивал, а когда интересовались его мнением, делился мыслями.

Нанами без конца повторяла одно и то же. О двух пролетевших годах… Её глаза увлажнялись, она заливалась слезами и столько же раз прекращала плакать.

Сколько же они так провели времени?

Снаружи всё ещё шёл ливень.

Как только Нанами стала говорить чуть меньше слов, Сората развалился на кровати. Так успокаивало. Судя по голосу Нанами, она тоже устала и засыпала.

Когда Сората подумал об этом, сама собой вырвалась фраза:

— Я тоже.

— Что?

— Недавно… узнал результаты проектного заседания.

— Что?

— Я тоже неудачник.

— ...

Нанами проглотила язык и, глядя в потолок, начала оправдываться.

— Прости… Я думала только о себе.

Не ответив, Сората продолжил о своём:

— Я неудачник. Но, думаю, всё же не зря попытался.

— ...

— Я вовсе не стараюсь сказать, что понимаю, каково тебе — потерять два года. Не понимаю я ничего. Я ведь не на твоём месте.

— Угу...

— Но после пройденного пути я кое-что понял. Проектное заседание я провалил, но… вдруг почувствовал какое-то удовольствие.

— Удовольствие?..

— Я говорил себе делать игру и не понимал, что на самом деле готов заниматься чем угодно. Не просекал, в каком положении нахожусь, вперёд шёл на автомате. А теперь заметил — так не годится… Как составлять план игры, как подавать идею, как проводить презентацию. Попробовал, продолжил и постепенно стал видеть то, чего раньше не замечал.

— Угу...

— Я ещё в самом начале, но, кажется, уже понимаю, как это весело — что-то создавать.

Голос Сораты хорошо разносился по тихому медпункту.

— Подумал, что занимаюсь чем-то интересным, и оно правда стало интересным. Так мне кажется.

— Вроде как понимаю.

— Вспомнить футбол, которым занимался до средней школы, — с ним то же самое. Сначала просто лупил со всей силы по мячу, потом бил осмысленно, учился давать передачи, пробивать по воротам, и когда перестал зацикливаться на чём-то одном, тогда-то и началось веселье. Я радовался, когда получалось делать то, чего прежде не мог. А сейчас, по сути, всё так же. Наверное, веселье зависит от ситуации и трудностей, которые нам по силе.

— ...

— Такое ведь и с тобой бывало, Аояма?

Сората мало чего знал про актёрское мастерство. Но не сомневался, что чутьё его не подвело, и ситуация Аоямы походила на его.

— Наверное, хорошо, что я провалил проектное заседание… Нет, вру. На самом деле ничего хорошего. Совершенно ничего. Жуткий отстой. Если расслабляюсь, тоже хочется ныть. Без шуток… Не могу выкинуть из головы мысли об этом. Убеждаю себя, что я храбрый и постараюсь снова. Потому что боюсь… Но благодаря этому я заметил.

— Что?

— Удовольствие и довольство — корень у слов один, но означают они не одно и то же.

— ...

— Думаю, даже от низкопробной игры в футбол можно получать удовольствие. Но если хоть немного прогрессировать, то сам не заметишь, как будешь радоваться. Для этого нужны суровые тренировки. Коротких путей нет. Чем больше тренируемся, тем лучше становимся. Нет таких уловок, которые позволили бы сразу попасть в сборную Японии, сыграть в чемпионате мира и прославиться на весь земной шар.

— Но я как-то быстро сдулась...

Голос Нанами, которая едва сдерживала слёзы, резал уши.

— Тогда можно отдохнуть. Можно сделать перерыв.

— ...

— Ты же всё время старалась. Куда уж больше.

— Канда-кун...

— Как по мне, тебе надо отдохнуть, а потом взять себя в руки.

— ...

— Слишком много мыслей, и все они о плохом? Так не думай. Если вдруг полезут мысли, говори со мной. О чём угодно, я всё выслушаю.

— Угу...

— Можешь отдохнуть. Ты всё время бежала. Если ненадолго притормозишь, ничего плохого не будет.

— Угу.

— Всё у тебя хорошо.

— Угу… угу...

Голос Нанами, который постепенно наполнялся слезами, становился почти неразборчивым.

— Если хочешь попытаться снова, то попытайся.

— Угу...

Нанами без конца повторяла «угу», словно пытаясь в чём-то саму себя убедить. Даже если она не принимала слов Сораты, у неё не осталось силы воли, чтобы сказать «нет». Вскоре её голос полностью стих — Нанами наконец провалилась в сон.

Раздалось спокойное дыхание.

Успокоившись, Сората тоже сомкнул глаза. Надо немножко отдохнуть и вернуться в класс. Вернуть свою привычную форму и отсидеть уроки. А после них пусть все оставшиеся силы на последний сбор подписей.

Как только Сората так решил, его сознание мигом унеслось в далёкий мир сновидений.

Часть 3

Проснувшись, Сората почуял неладное. Он планировал поспать немного, но заснул без задних ног.

Вокруг царил мрак. В половине медпункта, словно заботясь о Сорате и Нанами, выключили свет. Более того, темнота сгустилась за окном. Дождь прекратился, и в тучах появились бреши, но солнца нигде не было видно.

У Сораты взгляд метнулся к настенным часам. Они показывали половину седьмого.

— Не может быть...

Подступило отчаяние.

Сегодня был последний срок для сбора подписей. В такое время как раз активизируются клубы.

Когда Сората в панике вскочил с кровати и вышел из-за занавески, его воодушевлённо поприветствовала Саёко:

— О, проснулся? Я отнесла форму в сушильную машину в университете.

Униформа Сораты и Нанами висела на стуле. И рядом стояли их сумки.

— А, это? Митака-кун принёс.

— Почему нас не разбудил?! — возмутился Сората на Дзина, который отсутствовал.

— Я попросила не будить. В последнее время редко тут спят парочки. Нет уж, раз молодые, то не надо лезть из кожи вон.

Нет, как раз спать они не могли.

— Нам это и надо!

Лезть из кожи и нестись сломя голову — вот что они сами решили. Этого требовала ситуация.

Проснувшись от громкого голоса Сораты, Нанами высунула лицо из-за перегородки. Цвет её кожи, далёкий от нормы, не предвещал ничего хорошего. И выглядела она вялой.

— Быть не может… уже столько времени?

Нанами побледнела, когда увидела часы.

— Я пойду.

Она собралась последовать за Соратой, но Саёко её остановила.

Взяв на время спортивную форму, Сората вылетел в коридор.

— Где все?..

В такое время они вполне могли стоять возле ворот.

Сората отчаянно двигал ногами, которые словно запутались в незримых верёвках. По пути он встретил какого-то учителя, который велел не бегать, но Сората его проигнорировал, боясь, что умрёт, если не бежать.

В тапочках из медпункта он выскочил на улицу. Возле ворот приметил силуэты четырёх человек. Сората попал в точку: там стояли Мисаки, Дзин, Рюноске… и Масиро. Они надели прозрачные виниловые дождевики. Ещё совсем недавно ведь шёл дождь.

— О, Кохай-кун!

Заметив Сорату, Мисаки сорвалась с места.

— Слушай, Кохай-кун! За сегодня мы набрали аж пятьдесят три подписи!

Она улыбалась до ушёй. Но положение этим не спасала.

Не хватало. Пятьдесят три подписи за один день — новый рекорд, но совсем не хватало. Если прибавить их к общему числу, получится примерно четыреста.

— Ну, сделали, что могли. Хотя немного не дотянули до двух третей от всех учеников.

Не немного.

Сорате, в противовес глубокомыслию Дзина, поплохело. Боль в груди грозила захватить всё тело и разум.

— Я!.. — Сората перешёл на нервный крик. — Я не сделал всё, что мог! Ничего не мог!

Близился конец, а он ничего не мог. Зато безмятежно спал.

— Канда, не закатывай истерику. Ты и Хвостик последние две недели хорошо постарались. Но в итоге перенапряглись настолько, что не смогли сегодня искать подписи.

Сората отдавал себе отчёт.

После того как известили о сносе общежития, сон парня значительно ухудшился. Сората хотел спать, но не мог уснуть. Не мог отделаться от потока мыслей и не понимал, как расслабиться. В среднем спал часа по два в день.

А как узнал о провале Нанами на прослушивании, стало ещё хуже, и со второй половины прошлой недели Сората каждое утро просыпался с мощной тошнотой, хотя ничего наружу не выходило.

— Если в наших обстоятельствах перестараешься и сляжешь, прибавится проблем. Например, даже если соберём нужное количество, весь сбор подписей возле школы признают проблемой. В худшем случае наши усилия пойдут коту под хвост.

Вот почему Сорату и Нанами заставили отдыхать. Логичный аргумент в стиле Рюноске. Даже слишком логичный, что аж бесило. Бесило от самого себя, ведь в такой важный день не получилось за собой уследить.

— Уж прости, Сората. Нельзя заставлять отдыхать одну Нанами. Ей нужен соучастник.

— !..

В ответ на услышанное не хотелось протестовать. Всё верно говорили. Если Нанами с обострённым чувством долга будет спать одна, она потом точно себя не простит.

Стиснув зубы, Сората подавил свою беспомощность.

— Аояма-сан ещё в медпункте?

— Да.

— Тогда пойдём её увидим!

Мисаки энергично побежала, а Дзин и Рюноске молча последовали за ней.

Но ещё один силуэт не сдвинулся с места.

Остался смирно стоять перед воротами, держа в руках тетрадь для подписей.

— Сиина, — позвали отстающую.

— Сората.

— ...

— Сколько надо?

— ...

— Сколько надо подписей собрать?

— Много...

Ещё не хватало почти триста человек.

— Ясно. Тогда соберу много.

Масиро не хотела уходить от ворот.

— Сиина… Уже всё.

— Врун.

— ...

Впервые в глазах Масиро поселилась зримая угроза.

— Сората врун.

— Не врун.

— Но.

— Не врун я!

Если и да, то и ладно, подумал Сората. Ничего от этого не менялось.

— Мы ещё не собрали! — Масиро в редкой для себя манере напрягла голос. — Сакурасо ведь не станет...

— ...

— Мы не собрали.

Сората ничего не мог сказать. Он хотел бы продолжить сбор подписей, если бы мог. Не хотел прекращать до тех пор, пока не соберёт. Но так не работало. Близилось семь часов, и учеников в школе практически не осталось. А завтра будет выпускная церемония. Хотелось, но нельзя. Одного настроя мало. Такая вот проблема встала на пути Сораты и остальных.

Хоть и не вышло пройти по задуманному пути, конец наступит. Нет, он уже настал.

— Помогите и оставьте подпись.

Просьба Масиро разлетелась по безлюдному пространству вокруг ворот.



7 марта.

В тот день в журнале собраний Сакурасо ничего не написали.