Пламя свечей дрожало, когда он открыл глаза.

Ледяной сквозняк коснулся его век в эту холодную полночь.

Вдалеке был слышен топот шагов по лестнице. Должно быть, наступило время смены стражи.

— Как там внутри? — донесся приглушенный голос сквозь железные прутья решётки.

Также послышалось бряцанье кольчуги.

— Он тихий.

Он чувствовал чьи-то взгляды с той стороны решётки, скрытые, потаённые.

У них не хватало смелости подойти и взглянуть вплотную через железные прутья.

— Спит?

— Кто знает?.. Но я слышал, что он не может спать...

— Кажется, его зовут Кусла [Интерес].

— Кусла... какое гнусное имя. Да ведь двое моих добрых друзей были убиты на службе.

Быть стражем в тюрьме означает внушать ужас узникам.

В каком-то смысле железные прутья были препятствием, однако в этом плане узник ничем не отличался от стражи. Единственное различие между ними — это то, по какую сторону решетки они находились.

— Какое преступление он совершил?

— Вроде бы... совершил акт богохульства. Да, точно. Он похитил кости святого и уничтожил их, или что-то подобное...

И теперь меня выставляют монстром, — скривившись отметил про себя Кусла. Он собирался воспользоваться хитростью.

Его заточили где-то две недели назад, и он уже устал считать звезды, мерцающие сквозь металлические прутья его окна.

— Эй! — окликнул Кусла их из камеры.

Внутри камера чем-то напоминала луг: по углам ползало, шурша и стрекоча, множество насекомых.

Как только Кусла заговорил, все шорохи вокруг него замерли.

Единственным, что не остановилось, были касания порывов ледяного, безжалостного, всё более усиливающегося сквозняка.

— Давайте побеседуем.

Он хотел встать, но его замерзшее и уставшее тело совсем закоченело. Этого человека, Куслу, боялись все, хотя он ничем особо не выделялся. Его рост был немного выше среднего, но его физические данные были заурядными. Сам он считал, что у него мужественное лицо, но его никогда не называли красавчиком. Очень вероятно, что в толпе он остался бы неузнанным. Когда-то его сбила повозка, и сломанное тогда запястье, которое никогда толком не лечили из-за его небрежения, подарило ему одну отличительную черту.

Учитывая его совершенно обычное телосложение, прошедшие две недели тюремной жизни, естественно, ослабили Куслу. Когда он попытался встать, то почувствовал боль в суставах и легкое головокружение.

Однако стражники, находящиеся с другой стороны решётки, не знали этого.

Кусла подтащил к себе ледяную цепь с шаром, прикованную к его лодыжкам, шатаясь подошёл к дверному проёму и приник лицом к железным прутьям.

— Давайте поговорим.

Свет резью отдавался в глазах, заставляя щуриться, но, очевидно, это сделало его лицо ещё более отвратительным. Два стражника с той стороны прутьев молча застыли, словно встретившие охотника зайцы.

— Расслабьтесь, ничего плохого для вас не произойдёт.

Кусла попытался улыбнуться, но быстро отказался от этой идеи, так как понял, что в такой ситуации это их лишь напугает.

— Я просто хочу кое о чём вас попросить...

Просьбы людей в тюрьме в большинстве своём были одинаковы: будь то просьба согреться, о еде, о возможности написать письмо или мольба о скорейшей смерти.

Стражи от удивления сделали шаг назад, даже несмотря на то, что уже привыкли слышать такое от узников.

Они переглянулись, и старший из них заговорил:

— К-какая именно просьба?

— Хм-м-м. Очень простая, — ответил Кусла, указав сквозь щель между прутьями. — Могли бы вы воспользоваться этим ключом, чтобы открыть эту дверь?

Бум. Звук, видимо, издали упавшие челюсти обоих стражников.

Уже минула полночь. Наступило время дьявола — время, когда все священнослужители уже спали.

Стражники быстро опомнились, отошли от двери и подняли копья.

— Т-ты дурак! Для нас невозможно сделать это!

— Конечно же, вы не останетесь без должного вознаграждения.

Стражи, стоя на посту, как и заключенные должны терпеть холод ночи — это был их долг. Но всё же у них были хорошие причины держаться за свою работу, и не только из-за жалования, но и из надежды получить взятку.

Посмотрев друг на друга в поисках ответа, стражники невольно поняли, что оба напряглись.

Именно так, хотя двое людей вместе могут быть намного смелее, чем поодиночке.

В этот раз заговорил младший из них.

— Т-ты уже получил смертный приговор от Церкви и ничем теперь не отличаешься от мертвеца. Так что... почему мы должны соглашаться на твою сделку? Если ты будешь умолять, то мы можем послушать. Знай своё место!

— Хорошо, просто откройте эту дверь, как обычно вы это делаете, и возьмите всё у меня.

Если бы охранники могли.

Нередко можно было увидеть людей, посаженных в тюрьму за кражу хлеба — их положение было отчаянным: их бросили в страшный холод умирать. Это всё же была тюрьма — очень страшное место.

Несмотря на давящее чувство страха и ужаса, с которым всегда ассоциировались тюрьмы и их узники, то, что забирали их втайне ото всех, и было самым страшным.

Тюрьмы часто строили в виде шпиля, в местах, расположенных далеко от людей, но всё же по одному признаку их легко различали жители, подвластные цивилизации: по арочному мосту, сделанному над рекой, проходящей через центр города.

Двое мужчин не могли сказать ни слова. Если бы их ввела в заблуждение хитрость заключенного, их гордость как охранников была под угрозой.

— В-всё взятое у человека, осужденного Церковью, принадлежит Церкви, будь то одежда, наследство или жизнь... вот почему мы не можем забрать это.

Они не посмели войти в столь опасную тюремную камеру, но им всё ещё нужно было защитить свое достоинство стражников.

Эта причина, по которой они решили не открывать дверь, была достаточно веской.

И всё же Кусла просто пожал плечами, потом пошарил за пазухой и сказал, ловко игнорируя их оправдания:

— Эй, разве я не сказал, что вы не просто так это для меня сделаете? Давайте, я покажу вам кое-что хорошее.

— К-кое-что хорошее?..

— Верно. Разве вы не встречались с парочкой вещей на работе, которые приводили бы вас в бешенство?

— ...

Как будто одурманенные, стражники изо всех сил пытались понять слова заключенного. Сквозь замутненное восприятие они могли видеть, как две тени танцуют перед ними, пока они недоверчиво смотрели на решетку.

— Возьмем ваших начальников и сослуживцев.

— Н-начальников?

— Да, ваших начальников. Эти некомпетентные хвастуны могут щеголять своими высокими должностями, потому что они родились в знатных семьях. В этом городе есть такие семьи, как Лутсы, Бароуз и Юдифь — все они знатные и властные, с огромными мечами они галопом скачут на своих конях, выставляя себя напоказ, пьют свой эль, сидят у каминов и спят только на постелях, набитых овчиной! В один день они ходят по округе и забирают все те немногие деньги, которые вы заработали, стоя ночью перед заключенными, и у вас есть право возмущаться ими. Если подумать, то я даже не знаю, кто является заключенным на самом деле.

Парочка ещё раз переглянулась.

Однако в этот раз они еще и сглотнули в унисон.

— Что это... за хорошая вещь?

Клюнули.

Кусла усмехнулся. Его дьявольская улыбка всё больше искушала пару охранников.

— Вот эта маленькая вещица.

Кусла показал маленький флакон в своей ладони, помахав им перед железными прутьями.

Глаза охранников следили за ним, словно котенок за пряжей.

— Просто подсыпьте немного этого порошка в еду тех, кого вы ненавидите.

Тут же их лица исказила тревога.

Ни один из охранников не смотрел на другого прямо, но краем глаза то и дело косились друг на друга.

— Эй, неужели ты хочешь сказать, что это...

Кусла показалось, будто он может слышать истинные мысли в голосе стража.

Очень немногим из числа тех, кого Церковь приговаривала к смерти и бросала страдать в тюремной камере, давали зловещий титул «Интерес». Для Куслы этого было достаточно, чтобы ожидать увидеть поглощающую стражников тьму.

Они оба синхронно шагнули вперед.

— Что именно... внутри?

— Мышьяк.

— Мышьяк?

— Он был очищен из реальгара самого высокого качества. В прошлом один парень, который работал со мной, лизнул его из-за своего неумеренного любопытства.

— Лиз... лизнул это?

— Ага. Такие люди, как мы — безнадежные идиоты. Мы обязаны попробовать подобные вещи, если у нас есть такая возможность — это словно наркотик. Итак, дурак, который лизнул это...

— Что случилось? С этим дураком?

Кусла с напускным безразличием ответил:

— Да ничего.

— ЧЁ?.. — яростно заорали в то же мгновение стражники, решившие, что их обманули.

— Но на следующее утро, когда я зашел к этому парню в комнату, я увидел, что его кожа полностью разложилась, лицо почернело, руки иссохли, и выглядел он словно сожженный труп. Это действительно потрясло меня. Мифы об убийстве древнего короля Аэолуса оказались правдой, и это было тому доказательством.

Кусла снова потряс флаконом.

— В мышьяке хорошо то, что человек не умирает сразу после его приёма. Пройдет какое-то время, прежде чем он начнет действовать, а это означает, что вы будете вне подозрения. Труп будет действительно уродливым — этот человек будет выглядеть так, словно его покинул Бог, и люди подумают, что его смерть — божья кара. Никто на самом деле не подумает, что порошок из этого маленького флакончика убил их, верно?

Улыбка Куслы стала ещё шире, а у слушающих его потенциальных клиентов на лице застыло серьёзное выражение.

— Можете ли вы открыть мне дверь в обмен на этот порошок?

Наступила полночь, солнце уже давно село, и слуг Бога не было рядом, поэтому никто, кроме этих стражников, не оставался дежурить. Оба они пристально смотрели на Куслу, почти пойманные им. В этом прогнившем мире не осталось никого, кто бы не хотел убить, по крайней мере, одного или двух своих заклятых врагов.

— ...

Окаменевшие стражники обливались холодным потом, стоя на ледяном сквозняке.

Однако их глаза показывали, что они пытались простить друг друга за свои грехи.

Кусла усмехнулся, услышав звон ключей на поясе охранника.

Их жизни были черным кошмаром. Этого было достаточно, чтобы ввести в искушение каждую их частицу.

В том, что они делали, не было ничего плохого.

Если кого-то и надо было винить, так это Бога -- за создание такого «противоречия».

— Т-ты серьёзно?.. — проговорил хриплым голосом человек со связкой ключей на поясе.

Рука тут же потянулась за ключами, из-за чего он потерял равновесие.

Усмешка Куслы расползлась до уголков его рта, когда прогремел божественный гром.

— Что вы делаете?!

Если бы подобная божья кара и могла бы убить человека, то раздавшийся глас, по крайней мере, был очень на это похож.

Стражники были поражены, неуклюже кувыркаясь, когда они, вероятно, попытались развернуться к источнику голоса и встать по стойке смирно.

Упав на пол, они подняли свои головы, посмотрели в сторону говорящего человека и, в тот же момент, четко поняли, что это они были настоящими заключенными.

С ними говорил начальник тюрьмы, владеющий здесь всей полнотой власти — высокопоставленный рыцарь, одетый в роскошные одежды, с белой бородой, которая блестела при дневном свете множеством волосков.

— Я должен был особенно подчеркнуть то, чтобы вы не разговаривали с этим человеком. Если будете говорить с ним, то создадите серьёзную опасность. Те, кто действует вне закона, будут признаны еретиками и не смогут предстать перед Богом!

— !.. !..

Два стражника почти забыли как дышать, словно почувствовали навалившуюся тяжесть на всё тело и разум одновременно. Старый рыцарь небрежно подошел к камере Куслы. За старым рыцарем Кусла мог увидеть фигуры двух молодых рыцарей, следующие его командам. Любой с первого взгляда мог понять, что они были хорошо натренированы; эти умелые парни разительно отличались от болтливых стражников.

На этих новоприбывших были надеты металлические шлемы, полностью закрывавшие их лица. Их броня, вероятно, противостояла всему, что мог бы использовать Кусла — известной по слухам так называемой «магией».

— Ты действительно опоздал.

Зрачки Куслы всё ещё были сфокусированы на свете, мерцающем сквозь решетку.

— Вердикт вынесен.

— Сожжение на костре?

Начальник тюрьмы издевался, отвечая:

— Не говори мне, что ты начал волноваться о своей жизни лишь сейчас?

Кусла пожал плечами, отойдя на несколько шагов от двери.

Один из рыцарей вырвал ключи из рук рухнувшего стражника, каждый из которых дребезжали на связке.

— Выходи, Кусла.

Тюремная дверь открылась с тихим скрипом.

— Беспокойный Алхимик.