Если ты ослепляешь себя тем фактом, что ты целиком ошибаешься, то ты, по существу, прав.

1

Я вынудил дремлющую Кунагису проснуться, заставил её умыться и заплёл ей волосы в косички. Она полу-спала, я полу-поддерживал её — так мы направились в столовую, где собрались уже все обитатели поместья.

Круглый стол, два незанятых места.

Я помог Кунагисе усесться, затем сел рядом. Когда я уселся на кресле, я быстро оглядел всех за столом.

Среди всех двенадцати присутствующих здесь людей, наиболее заметной (и я не уверен, не стоит или стоит об это даже говорить) среди всех была хозяйка дома, Акагами Ириа‑сан. Само понятие красоты целиком субъективно и для каждого человека оно своё, так что говорить, что Ириа‑сан была красива — пожалуй, бессмысленно. Если я говорю, что она красива, это лишь что-то, что только лично я испытываю, и ничего боле. К тому же, служанка Акари‑сан была намного более в моём вкусе, раз уж мы говорим о личных предпочтениях. Эм, но всё это не важно.

Серьёзно.

Если говорить чуть объективнее, Акагами Ириа была стильной женщиной. Её прекрасные чёрные волосы были стянуты в клубок, на ней было дорого выглядящее платье. Это как-то не сочеталось, но её стильность более чем возмещала это. Казалось, она была приблизительно моего возраста, около до двадцати, но блин, воспитание и родословная действительно влияют на людей. Конечно, всегда также влияют и другие факторы, но и эти определённо важны. В этом всегда было дело.

Акагами Ириа.

Внучка-отщепенка фонда Акагами.

— Ну, теперь, когда Кунагиса‑сан с нами, не начать самую лучшую часть этого дня? — она, сложила руки как ребёнок. — Жуйте. — кажется, она довольно молода эмоционально. Думаю, спокойно можно сказать, что она не была самой приземленной на острове, но, пожалуй, и это можно к ней отнести.

Кстати говоря, на этом острове, где люди в основном были предоставлены сами себе, было всего одно правило: «Все мы ужинаем вместе». Простое правило, которое выполнять ни для кого не должно составить проблем, однако, немало так называемых гениев не смогли ему следовать, и вынуждены были покинуть остров. Есть немало общих черт между гениями и людьми без здравого смысла или приличий.

По обе стороны от Ирии‑сан сидели по две служанки, слева сидели Тэруко‑сан и Рэй‑сан, справа — Акари‑сан и Хикари‑сан. Нет никакой возможности различать Акари‑сан и Хикари‑сан, так что я не мог сказать, кто есть кто. Теоретически, можно их выделять по выражениям лиц, жестам и всему такому, но для такого ненаблюдательного типа, каким был я, это было испытанием. Кунагиса, кажется, могла различать их (что было удивительно, это же Кунагиса, в конце-то концов), но, судя по разговорам, у неё были проблемы с определением Ирии‑сан. Кажется, никому не было до этого дела.

— А теперь, поднимем же бокалы… Ваше здоровье! — Ириа‑сан сказала, будто бы пела, её бокал взлетел высоко в воздух. Все, в том числе и я, повторили за ней. Скучно говорить, что мой и Кунагисин бокалы были наполнены не вином, а соком.

В конце концов, мы ещё несовершеннолетние.

Блюда были прекрасно расставлены по столу. Они были достойными шедеврами необыкновенной Сасироно Яёй. Я начал с ближайшего ко мне блюда и пошёл в следующем порядке:

Жареные бараньи рёбрышки, сладкий картофельный суп с капучино, террин из фуа-гра вместе с ньокки из трюфеля, пареные мидии, бельгийский угорь, проваренный в зелёном соусе, маринованная сельдь, китовый сасими, равиоли под соусом, карпаччо из страуса, фруктовый салат, картофельный салат с яйцом и, наконец, жареные в масле грибы.

Да, я был в растерянности.

Возможно, из-за того, что Яёй‑сан создавала каждое блюдо, чтобы угодить особенностям вкусов каждого из гостей, даже после того, как мне называли блюдо, я не мог понять, что я ем. Но это всё совершенно некстати. Не похоже, что имя так глубоко влияет на саму вещь.

Как мне кажется.

После этого нам обещали ещё и десерт. Если так подумать, это была воистину обильная трапеза. И с таким кулинарным мастером, как Яёй, пища была настолько вкусна, что я почти полностью сдался следить за своим весом. Полагаю, Яёй‑сан явно вложила это в свою готовку.

«И не смотря на получающуюся питательную ценность, это всё равно изумительно. Она воистину гений», — бормотал я про себя более чем пару раз.

Говоря о ком, я немного поговорил с Яёй‑сан во время ланча. Когда я пришёл в обеденный зал, она, похоже, была там совершенно одна, так что я воспользовался возможностью справиться у неё о самых популярных ходящих о ней слухах.

Другими словами, что за секретная сила позволяла ей готовить блюда лучше всех других поваров?

Вот в чём был вопрос.

Когда Яёй‑сан его услышала, она с любопытством улыбнулась.

— Боюсь, реальность совершенна далека от того, что описывают легенды. В отличие от Химэны‑сан, я не обладаю никакими природными сверхспособностями. В основном, это усилия и тренировки.

— Правда?

— Ну, думаю, я могу представить, что могло вызвать такой слух. Мои чувства вкуса и запаха немного, нет, намного сильнее, чем у среднего человека.

Она высунула язык.

— Скажем, известный пример… Ну, возьмём, к примеру, Хелен Келлер. Она не могла видеть, но, говорят, легко различала людей по запаху. Со мной примерно то же самое. У меня не совсем уж настолько потрясающее чувство, но, к примеру…

Она взяла мою руку и безо всякого предупреждения лизнула ладонь. Я и подумать не мог, что всё вот так обернётся, так что чуть не взвизгнул, хотя как-то мне удалось подавить это желание.

С высунутым языком она походила на Эйнштейна.

— У тебя четвёртый тип крови, не так ли? — спросила она. — Резус отрицательный, верно?

То, как она это сказала, я пришло в голову, что, кажется, она была права. Как говорил однажды мне врач, «у вас очень редкий тип крови». Так что Яёй‑сан была точно права, но…

— Вы правда можете это сказать, только лизнув мою кожу?

— Ну, лизнув твой пот, точнее говоря. Мой язык может различать приблизительно двадцать тысяч вкусов, разделяя их по двадцати уровням интенсивности. И, думаю, моё чувство запаха вполовину столь же хорошо, — она задумчиво наклонила голову. Это была милая черта. — Я не умна, как Сонояма‑сан; в отличие от Ибуки‑сан, я отвратительно рисую; я не умею обращаться с машинами, как Кунагиса‑сан; у меня определённо нет особых сил, какие есть у Химэны‑сан; и не так много вещей, в которых я хороша, но у меня был только один этот сильный дар с тех пор, как я была ребёнком. Я подумала, что стать поваром — единственный способ использовать его.

Идеальный вкус, как его называют.

Это как вкусовая версия идеального слуха, разве что идеальный вкус нельзя натренировать. Другими словами, Сасироно Яёй была одной из избранных Богом, попросту говоря. Среди умельцев есть два типа людей: те, кто был избран, и те, кто избрал сам себя; те, кто уже родился таким и те, кто ради этого работал. Конечно же, Яёй‑сан не обошлась без «усилий и тренировок», но очевидно, что она относилась к первому типу людей.

Так что поварская стезя — это не то, что она сама выбрала. Она родилась с этим даром, и именно по этой причине она начала заниматься кулинарией, отправилась на Запад и оттачивала дальше свои врождённые таланты.

Индивидуальные представления о вкусной пище, в конце концов, получаются от способности каждого оценивать вкус. Насколько хорошо способен человек использовать вкус, пользоваться его преимуществами — это определяется в основном мастерством повара, и вот это отражалось в блюдах Яёй‑сан.

Ну, это всё рваная логика, но она ничего особенного не означает. Лучше будет сказать, что блюда Яёй‑сан были чертовски хороши.

Если представить круглый стол как циферблат, на котором Ириа‑сан сидела бы на двенадцать часов, тогда Сасироно Яёй сидела бы на три часа, рядом с Тэруко‑сан и с Рэй‑сан.

На четыре часа сидел Сасаки Синъя‑сан. Как можно ожидать от человека, уже долго приглядывающего за Канами‑сан, он совсем не казался смущённым, наоборот, скорее, полным величия.

Рядом с ним, на пять часов сидела Ибуки Канами‑сан. За её спиной стояло кресло-каталка, на котором она, похоже, прибыла в обеденный зал. Не похоже, что она была в каком-то плохом настроении, но и особо радостной она не выглядела.

На шесть часов сидела Кунагиса. Что означало, что она сидела точно напротив хозяйки дома, Акагами Ирии‑сан. Одного этого уже было бы более, чем достаточно, чтобы я начал нервничать, но всё это было не важно — для Кунагисы слова нервничать не существовало в японском языке.

Затем, на счастливом седьмом месте сидел я сам.

Следом за мной, на восемь часов сидела Сонояма Аканэ‑сан из Семи Дураков. Она целиком была погружена в блюда, приготовленные Яёй‑сан. Она ела с намного большим аппетитом, чем можно было бы от неё ожидать. Конечно, прежде, чем стать учёным, она была человеком (признавала она сама это, или нет), и нельзя жить без того, чтобы есть, но, даже не учитывая этого, она была весьма хорошим едоком. Даже я получал удовольствие от того, как она ест. Мне кажется, Яёй‑сан должна быть весьма горда собой, наблюдая за тем, как кто-то предаётся её блюдам с таким наслаждением.

Следом за Аканэ‑сан, на девять часов сидела предсказательница будущего, обладающая экстрасенсорным восприятием Химэна Маки‑сан. Она успела переодеться, и теперь её украшала одежда, по стилю совершенно отличающаяся от утренней. На ней была полосатая рубашка с воротничком хомутиком, бледно-розовый кардиган и короткие штаны с овечками. Её волосы были забраны в два хвоста. Вероятно, из-за того, что она заметила, что я на неё смотрю, она оглянулась на меня со странно неприятной ухмылкой на лице и впилась зубами в кусок жареной баранины. Её выражение лица словно говорило «я знаю всё, но не скажу ничего», и из-за этого я чувствовал себя неловко.

Это никогда не закончится.

На десять и одиннадцать часов сидели Акари‑сан и Хикари‑сан. Тэруко‑сан была абсолютно безмолвна и почти недвижима. Она просто клала пищу себе в рот, словно это был какой-то механический процесс. Когда видишь человека, поглощающего пищу без какой-либо реакции, задаёшься вопросом, есть ли у него вообще чувство вкуса. В противовес исходящего от трёх сестёр духа молодости, Рэй‑сан, напротив, имела вид женщины взрослой, заботящейся о карьере. Я не часто замечал, чтобы она говорила, но судя по её внешнему виду, она была довольно строга, и я уже несколько раз слышал от Хикари‑сан слезливые истории, подтверждавшие мою догадку.

Так мы и сидели.

Все двенадцать человек.

Счастливое число?

С таким-то лицом?

Снова несу чепуху. Какой вообще смысл в такого рода вещах? Я совершенно очевидно там выделялся. Можно даже бы назвать меня отщепенцем. И опять же, никогда не было такого места, где я бы не выделялся. Ни в Кобэ, ни в Хьюстоне, ни в Киото, ни даже на этом острове.

Во всём необъятном мире есть только я.

Эх, не важно.

Мне нравится одиночество.

Кроме шуток.

Даже если я и шучу.

— Ах, к слову, если позволите сменить тему… — фраза Ирии‑сан немедленно прервала все проходившие за столом разговоры. Право направлять разговор за столом лежало исключительно в руках Ирии‑сан. Это эгоистичное преимущество, подходящее девушке из высшего общества.

Она продолжила, повысив голос:

— Кажется, слухи уже начали распространяться, так что я сразу сделаю объявление. По поводу следующего гостя. Последнего гения, что украсит этот дом.

Все взгляды сосредоточились на Ирии‑сан. Ну, все, за исключением Кунагисиного, продолжавшей жевать китовое мясо. Намеренно пытаться завладеть её вниманием — та ещё задача.

— Я хотела бы обратить ваше внимание на том, что наш новый гость обладает настолько невероятным, неземным талантом, который даже способен сравниться со всеми вашими. Я бы очень хотела хорошо поприветствовать этого человека, так что прошу вас оказать мне содействие.

Каждый человек отреагировал по-своему. Высказывание про способность сравниться со всеми весьма всех взбудоражило. Пока все, казалось, сдерживали себя, только Синъя‑сан осмелился спросить.

— Вопрос. Что это за человек такой? Из тех слухов, что дошли до меня, я не очень-то много знаю, но говорят, что это просто мастер на все руки. Это так?

— Можно и так сказать. До этого мы встречались лишь однажды, но, да, одного раза вполне хватило. Этот человек — мой герой. — Её взгляд ушёл в себя, показывая, что она глубоко задумалась. — Воистину героическая жизнь, на мой взгляд. Как у детектива в детективном романе или у чудовища в фильмах про чудовищ.

Чудовище?

Я почувствовал, как мои брови начали подниматься по собственной воле. Ириа‑сан только что сослалась на фильмы про чудовищ, но это действительно верное описание этого человека? Не такими словами обычно пользуются при описании людей, а если и такими, то уж точно не в качестве комплимента.

— Какое усиленное рекламирование. Пожалуй, от него действительно можно чего-то ждать. — Синъя‑сан громко усмехнулся. — Я слышал, этот человек способен делать всё, что угодно. Например, великолепно рисует и так далее?

— Я этого не видела, но не удивлюсь, если так. Мне видится, нечто столь простое, как рисование, не составит проблемы.

Как можно было ожидать, похоже, это уязвило гордость Каним‑сан. Она выглядело немного — под чем я подразумеваю до смешного — обиженной.

—Можем ли мы просить о такой милости, как узнать имя этого представителя превосходства, Ириа‑сан? — спросила Канами‑сан, будто закусив губу.

Я уже думал об этом утром, но Канами‑сан и вправду была очень горделива. Не то чтобы это что-то плохое, но также и не то чтобы что-то хорошее. Я далёк от того, чтобы клеветать на выбранный Канами‑сан жизненный путь, но, по меньшей мере я точно знал, что сам бы так жить не смог.

Выражение лица Ирии‑сан наводило на мысль, что она не понимала, отчего так злится Канами‑сан (и, пожалуй, именно так и обстояли дела), и она просто ответила:

— Айкава‑сан.

Полнейшая ошеломлённость.

С этого момента Канами‑сан выглядела весьма бестолково.

— Из-за невероятно загруженного расписания Айкава‑сан сможет пробыть здесь всего три дня, но прошу вас всех проявить обходительность. Я высоко ценю Айкаву‑сан. Можно даже назвать это любовью.

Щёки Ирии‑сан едва покраснели. Увидев эту её детскую черту, публика пришла в ещё большее замешательство. Казалось, она могла бы потребовать чего угодно, сколь угодно заносчиво, и её бы всё простили. У неё от рождения было такое свойство.

Вероятно, снова нужно винить её родословную.

— Айкава, значит…

Никогда не слышал этого имени, невежественность как она есть. Я оглянулся на Кунагису, посмотреть на её реакцию, но она всё так же ела. Когда эта девушка сосредотачивается на чём-либо, она всегда так себя ведёт. Неисправимей ребёнка, неуправляемей животного. Ну, опять же, она хотя бы знала, как сидеть на стуле.

— Ах, как я этого жду. Подумать только, Айкава‑сан снова приезжает. Сколько раз я просила! Это будто бы сон. Ах, что же если это и вправду сон? — В изумлении спросила она. Судя по её текущему состоянию, она по уши втрескалась в этого Айкаву. Словно она говорила о мужчине, которого любила в течение долгих и долгих лет.

Она произносила его имя с глубоким почтением.

— Ах, кстати говоря, Кунагиса‑сан, — перевела она нить разговора на Кунагису. — Вы хотели уезжать до этого срока, верно?

— М-м? О, да-да, — ответила та. Она не переставала работать зажатыми в руках палочками. То, что она держала по палочке в каждой руке было последним гвоздём в крышку гроба её хороших манер за столом. — Ага, ещё четыре дня.

— Это, право, очень плохо. Это будет такая благоприятная возможность, я бы очень хотела, чтобы вы и Айкава‑сан встретились. Правда нет никакой возможности?

— Боюсь, нет. Я кручусь в таком мире, в котором если что-то запланировано, того не изменить. Меня даже называют живущим рабочим графиком. И-тяна тоже, конечно же.

«Не вмешивай меня во всё это», подумал я. Начнём с того, что приезд на этот остров вообще никогда не стоял в моём графике.

Ириа‑сан кивнула с воистину разочарованным лицом.

— Вот как? Скажи, может ли так быть, что вам тут совсем не весело? Кажется, вы не очень часто выходите из комнаты.

— Я кручусь в таком мире, в котором люди нечасто выходят из комнат. Но нет, мне весело. Очень весело. Мне может быть весело где и когда угодно, на сто процентов.

Её слова меня слегка ошеломили. В них не было ни капли преувеличения. Для человека, настолько погружённого в свой собственный мир, не бывает невесёлых времён. А что же до остальных эмоций? Как тяжко должно быть всё время лишь веселиться, вне зависимости, где ты?

На это у меня уже был получен ответ.

— Ах, вот как? — Ириа пожала плечами. — Но, Кунагиса‑сан, даже вам будет небесполезно встретить Айкаву‑сан. После этой встречи вы просто обязаны получить вдохновение.

Словно она поджидала хорошего момента, Канами‑сан вклинилась в разговор:

— Находиться под чьим-либо влиянием — наилучшее доказательство своей посредственности. Своей бессильности. Что за вздор! Не знаю, что это за человек такой, Айкава‑сан, но искренне сомневаюсь, что хочу встречаться с ним.

— Хо-хо, правда что ли? — Играть в адвоката дьявола с Канами‑сан — это очевидный выбор, Сонояма Аканэ. — Несколько лет я провела серди величайших умов этой планеты и знаю наверняка, что если бы не этот опыт, я никогда не была бы здесь. Когда находишься рядом с великими людьми, можно вырасти и самому.

— Организация ЕР3? Не смеши. Что за глупость! С чего кому-то вообще хотеть связывать себя с такой организацией? — Канами ехидно ухмыльнулась.

— Я не считаю, что связываю себя. Каждый волен идти куда захочет и помогать шлифовать навыки друг друга.

— «Волен?» Не стоит разбрасываться словами. Организация без каких-либо ограничений не может считаться организацией. В конце концов, ты и сама стоишь на какой-то ступеньке в иерархии, так? Всё это брехня. Я провела уже немало времени с тобой на этом острове, но я определённо не ощущаю, что стала лучше. Если что, моя значимость уменьшается.

Они уставились друг на друга. Вести себя так перед целой группой людей — воистину по-детски. Я был немного напуган.

Служанки изо всех сил хотели вмешаться, но Ириа‑сан наблюдала за сцепившейся парой с выражением чистого наслаждения на лице, так что они воздерживались. Такого рода случаи не входили в список нравящихся мне. Меж тем, Яёй‑сан тоже не выглядела особо заинтересованной, Маки‑сан была абсолютно не впечатлена, а Синъя‑сан, похоже, принимал происходящее не более чем за каждодневное явление. Восхитительно, что не было ни одного человека, кто бы подумал их разнимать.

Ах, подождите, был один.

Всего один.

— И всё же, Ибуки‑сан, человек существо стадное. Люди вроде вас, живущие за чужой счёт и ожидающие от других особого отношения, должны как следует подумать о своей жизни, если вы спросите моего мнения, — сказал я.

— Я полагаю, это значит, что ты не можешь функционировать, если не окружён другими людьми. Люди не мигрирующие рыбы, знаешь ли. И я не ожидаю особого отношения. Я просто не подавляю себя. Я живу честно и оцениваю вещи по их сути, — отрубила Канами.

— Хм, интересно знать.

— «Хм, интересно знать»? Ах, снова недовопросы. Думаешь, ты выглядишь умно, говоря расплывчато и не обозначая ясно своей позиции? Да, воистину умно. «Интересно знать», — сказала Канами.

— Мне тяжеловато это случать.

Голос.

Кунагиса.

Она выпятила губы, словно обиженный ребёнок, и посмотрела на Канами‑сан.

— Это ранит мои уши, Канами‑тян, Аканэ‑тян.

В одно мгновение она привлекла всеобщее внимание. Никто не мог ожидать, что из всех собравшихся людей Кунагиса скажет такое.

Я пережил многое с Кунагисой, так что это не лежало для меня за пределами вообразимого. Кунагиса Томо весьма ненавидела смотреть, как ссорятся люди. Принимая во внимание её обыкновенное беззаботное ко всему отношение, это могло выглядеть неожиданно, но в этом был свой смысл. Она была любительницей веселья, что означало, что она не любит невесёлые ситуации. Такая вот простая логика.

— Прошу прощения, кажется, меня занесло, — как-то удивительно, но это Канами‑сан извинилась первой. В свою очередь, Аканэ‑сан не могла не признать, что Канами‑сан также была выдающимся человеком, занимающим почётное положение.

— Я тоже неправа, — сказала она, неловка отводя глаза.

Обе они склонили свои головы и смотрели в пол. И несмотря на то, что обстановка всё ещё была отчётливо неловкой, полное фиаско, казалось, осталось позади.

Пока Маки‑сан всё окончательно не разрушила.

— Всё станет хуже, прежде чем станет лучше, — пробормотала она ледяным голосом и с дерзкой усмешкой. С чем хочет эта девчонка-предсказательница влезть как раз тогда, когда всё вроде устаканилось? В это время глаза Ирии‑сан замерцали восторгом.

— Это предсказание? — спрашивала она. — Что ты хочешь сказать под тем, что станет хуже, прежде чем станет лучше? Это так восхитительно. Ты расскажешь нам?

— Нет. Не расскажу ни слова. Нет, — говоря это, она скосила глаза в сторону, где сидела Кунагиса. — Я не столь высокомерна, чтобы вмешивать весь прочий мир.

— Что это вообще значит? — я опротестовал даже не думая. Что касается Кунагисы, та перевела всё своё внимание обратно на приём пищи. Как будто для неё это и вправду была всего лишь досадная помеха. — Маки‑сан, в чём тут смысл?

— Нет никакого смысла. Как нет никакого смысла и в твоих действиях. Ты знаешь, ты… Ух, так ты из тех, что станут сердиться радея за совершенных незнакомцев, а? Не очень-то хорошая черта. Не очень-то и плохая, в сущности, но не хорошая.

— Всё потому, что люди, которые могут выражать свои эмоции ради блага других — это те же люди, которые перекладывают на других вину, когда дела идут не в лад. Я презираю таких как ты.

Первый раз за уже долгое время мне говорили что-то так грубо прямо в лицо. Она медленно переводила свой взгляд на меня, пока наконец не встретилась с моим.

— Ты просто позволяешь другим людям увлекать себя за ними. Такие как ты игнорируют сигналы светофора только потому, что так делают все остальные. Ты — омерзительное исключение из человеческих существ. Часто говорят «согласовывай не соглашаясь», но в твоём случае, парень, ты «соглашаешься не согласовывая». Я не скажу, что это плохо. Я не скачу ничего такого. Чьи-то личность и значимость не обязательно должны быть связаны. Бегущий по рельсам поезд лучше поезда, который стоит. Так что я ничего такого не скажу. Но я ненавижу людей вроде тебя. Я презираю их. Такие как ты вечно перекладывают вину на других, вместо того чтобы признать хоть раз собственную ответственность.

Просто уносим потоком.

Будьте уверены, именно так я и живу.

Однако…

— Я не помню…

Я ненавижу это.

Повстречав Кунагису, я от всего сердца от этого отказывался.

— Я не помню, чтобы вы говорили мне это, Химэна Маки‑сан.

— О, да ты злишься! Ничего себе, я думала, твоя точка кипения повыше будет. Ты такой человек, чьё настроение вечно пляшет?

— И…

Изыди.

Изыди, изыди.

Изыди, изыди, изыди…

Изыди, сучка…

—И-тян.

Рывок.

Кунагиса потянула мой рукав.

— Это не стоит того, чтобы злиться.

Кунагиса Томо.

— Ладно.

Я почувствовал, что моё тел вдруг задрожало. Силы покинули моё тело. Больше, чем слабость, скорее, истощение. Я съехал по спинке стула.

— Прости. Я просто шутила. Хорошо? — Сказала Маки‑сан Кунагисе со страшно слащавой улыбкой.

* * *

И вот так обед обернулся кошмаром. Конечно, предшествующие два дня тоже прошли не без натяжек, но разведанная информация об этом мастере на все руки, должно быть, что-то сместила. Наступающий приезд этого Айкавы‑сан начинал становиться чем-то ужасающим. Конечно, когда всё произойдёт, меня тут уже не будет, так что не нужно сильно в это вдаваться.

И всё же, я совершенно не понимал, отчего Маки‑сан так сильно до меня докапывалась. И правда, первое её впечатление обо мне, наверное, далеко от идеала, но не могло же это быть единственной причиной? Она ненавидела меня, это было очевидно, но этой причины недостаточно, чтобы так сильно меня донимать.

Противоположностью обожания является не враждебность, но безразличие. Если бы я просто не нравился ей, она не стала бы выбиваться из сил, только чтобы поприставать ко мне. Но почему среди компании отличительных людей Химэна Маки специально выберет такого скучного и обычного человека, каким был я? Мы не обязаны были вообще друг с другом связываться.

Это было странно.

Размышляя об этом, я совершенно сейчас не думал о напророченном Маки‑сан «ухудшении всего». В любом случае, если бы я тогда об этом подумал, не похоже, что что-то бы пошло по-другому, но теперь, оглядываясь назад, я не могу не сожалеть немного.

Не думаю, впрочем, что смог бы с этим что-то сделать. В конце концов, только Маки‑сан может сожалеть о произошедшем до того, как оно произойдёт.

2

Было уже за десять часов, когда я воспользовался ванной Кунагисы чтобы освежиться. Кунагиса сидела во вращающемся кресле перед тремя своими компьютерами, но все три экрана были выключены. Ей просто хотелось повертеться. Должно быть, живот крепкий.

— Ты тоже прими ванну.

— Нет.

— Мне плевать на сегодня, но завтра примешь.

— Нет.

— Завтра я раздену тебя, свяжу по рукам и ногам и просто окуну. Если этого не хочешь, лучше сделай всё сама.

— Уууу, ну что за тоска. — Она приподнялась в кресле и потянулась. — Я завидую рыбам. Им не нужно мыться. Хм, вот только интересно, им не холодно зимой? Ох-ох-ох, кстати, И‑тян, ты раньше слышал об этом? Скажем, есть у тебя рыбка в аквариуме. И скажем, ты постепенно повышаешь температуру в аквариуме. Настолько плавно, что рыба этого даже не замечает. Со временем вода разогревается настолько, что закипает, но тело рыбы привыкло к постепенным изменениям, так что рыба может продолжать плавать, не замечая, насколько вода горяча. Похоже на ложь, но это правда. А теперь скажи, И-тян, какой урок мы выучили из этого?

— Что глобальное потепление — совсем не проблема.

— Динь-динь-динь! — она выглядела абсолютно довольной. «Какая энергичная девушка» — подумалось мне, а затем, без каких-либо на то причин, она совершенно ослабела. Вперёд головой, животом вниз, не прекращая падения.

Я увернулся.

— Ай-яй. Больно.

Не сомневаюсь.

— Ты что творишь?

— Хочу есть…

— Ты только что съела весь чёртов стол.

— Это неважно. Я пропустила завтрак и обед, так что съела, наверное, недостаточно. Я спала с полудня до вечера, так что спать не буду до утра, но, наверное, и правда нужно следить за тем, чтобы вдосталь есть и спать.

— Человеческие тела не предназначены для такого с ними обращения.

— Тогда, думаю, я не человек. Пойдём съедим что-нибудь, И-тян. Только заплетёшь мне сначала волосы?

— Я думаю, Яёй‑сан уже в своей комнате. Она встаёт рано, так что наверняка уже легла, тебе не кажется?

Мы не можем просто пойти и разбудить её, чтобы она приготовила нам ужин. Нужно помнить о том, что она тоже гостья.

— Хикари‑тян наверное не спит ещё. Хикари‑тян тоже вкусно готовит, в своём особом Хикари‑тяновом стиле. А если и Хикари‑тян спит, тогда ты, И‑тян, сделаешь что-нибудь.

— Почему я?

— Ну, потому что ты выглядишь изу-мяу-тельно со спины, когда готовишь.

«Ахахаха» — озорно рассмеялась она, всё ещё лёжа книзу лицом.

— Ладно-ладно-ладно. Отлично, отлично. Понял, госпожа Томо. Сперва я заплету вам волосы, а затем провожу вас.

— О-хо-хо-хо.

Я собрал её волосы в свободный хвост. Потом мы вышли из комнаты и направились в гостиную.

— Да, кстати, прости за случившееся.

— За что? А, за дело с Маки‑тян. Да всё в порядке. Прощаю тебя. Но если сравнивать со старыми деньками, ты стал много мягче. Не думаю, что ты отпустил бы её всего с одним таким замечанием. Интересно, жизнь ли в Хьюстоне тебя так усмирила, или что.

— Ну да, такая жизнь в пустыне за пять лет заставит твои взгляды измениться. Хотя не вполне уверен, в пустыне ли дело.

— Рассказал бы мне об этом когда-нибудь. Что там случилось и все дела.

— Ты тоже сильно изменилась. Не столько снаружи, сколько внутри.

— Нет в мире ничего, что бы не менялось. Это панта рей*.

— Ханда Рэй?

— Цикл всего… И‑тян, ты же должен быть умным, почему ты не знаешь всего?

— У меня просто плохая память. А предел моих мечтаний — это средненькая, правда, — только чтобы хватало помнить весёлые времена.

И только чтобы хватало понять, что мир полон хороших вещей.

— Ах, Акари‑тян на прицеле, — с этими словами Кунагиса устремилась вперёд по коридору. Я присмотрелся, и в самом деле, там была Акари‑сан. Впрочем, на таком расстоянии я не мог бы утверждать, Акари‑сан ли это или Хикари‑сан. Или ещё это могла быть Тэруко‑сан без очков. Но раз Кунагиса говорит, что это Акари, должно быть, так и есть.

К тому времени, как я дошёл до них, Кунагиса и Акари‑сан успели перекинуться парой слов. Кунагиса вернулась ко мне, а Акари‑сан пошла дальше по коридору в противоположном нашему направлении. Мне стало любопытно. Должно быть, у неё ещё оставалась работа на сегодня, даже в это время. Если действительно дело в этом, то она воистину работает сверх меры.

— О чём вы говорили?

— Она говорит, Хикари‑тян в гостиной.

— Правда что ли? Как удачно.

Конечно, не всё в этом мире идёт гладко.

Когда мы дошли до гостиной, там была не только Хикари‑сан, ещё там были Синъя‑сан и мой заклятый враг — Химэна Маки‑сан. Они втроём сидели на диване в форме подковы и беззаботно болтали. На столе стояли бокалы и какая-то выпивка, плюс сырная нарезка на большой тарелке — на закуску. Хикари‑сан сразу же нас заметила и позвала, взмахнув рукой: «А, Томо‑сан!» Раз нас заметили, ничего не поделаешь. Мы подошли и присоединились к ним.

К несчастью, Кунагиса быстро проскользнула на местечко рядом с Хикари‑сан, оставляя мне место только рядом с Маки‑сан. Однако даже сама мысль о том, чтобы поджать сейчас хвост и убежать, была для меня невыносима. Это позор — бежать при виде врага. Но Маки‑сан, похоже, видя меня насквозь, встречала меня со злорадным выражением. «Добро пожаловать в мой клуб», сказала она хвастливо.

— Прости за случившееся. Кажется, я затронула болезненную тему, — извинилась она неискренне. — Ну правда, прости. Любой бы разозлился при такой чувствительной теме.

— Это была не особо чувствительная тема.

— О-о неет, была. Это было так жалко. — Она едко усмехнулась. Может, она уже пьяна? Нет, она была такой же, как и всегда. Пожалуй, даже она намного приятней, когда пьяна. Она опрокинула вино одним глотком и вперила бокал в меня.

— Теперь ты тоже выпей, парень. Алкоголь прекрасен, знаешь ли. Забываешь обо всём плохом.

— Нет ничего настолько плохого, что я хотел бы забыть.

— И нет ничего настолько хорошего, что ты хотел бы запомнить, — она хихикнула. — Не думаю, что нужно винить твою плохую память в том, что у тебя нет приятных воспоминаний. В твоей жизни мало радостных событий и мало печальных событий. В ней вообще не так уже много всего. Она пуста. Эта пустота даже страшнее тьмы. Ахахаха, разве жизнь не прекрасна?

Ретропознание, телепатия.

Похоже, вся шумиха вокруг неё не была пустой болтовнёй. Она была чёртовой ясновидящей.

— Да хватит уже, Маки‑сан. Это сплошное измывательство.

— Ага, я измываюсь над тобой. А теперь пей.

— Я не пью алкоголь. Несовершеннолетний.

— И вечно следуешь правилам. Дорогой мой, ты такой холодный. «О, И‑тян, ты такой крутой!» Это ты хочешь услышать? Это странно. Я буду звать тебя Парнем, Который Холоден Даже Летом.

Она со скучающим выражением опустила бокал.

По всей видимости, чувствуя сильный голод, Кунагиса уплетала сырную закуску. Она ела обеими руками, показывая ужасные манеры. Конечно, зная, что в данной ситуации это не принесёт никакого вреда, сложно было думать о такой ерунде.

— Сыры суприм, валансе и марой, — любезно разъяснила Хикари‑сан. Несомненно, эти сорта сыров великолепно подходили к вину. Попробовав один кусочек, я убедился, что он действительно был вкусным, но, наверное, только Кунагиса смогла бы слопать столько, не запивая даже водой.

— Как всё прошло с Канами? — спросил меня через некоторое время Синъя‑сан, держа сыр в руке. Кажется, ему было действительно интересно. — Позирование прошло хорошо?

— Эм, ну, думаю, да. Во всяком случае, проблем не было.

— У неё весьма мерзкий характер, а? — безо всяких эвфемизмов высказался он о своём шефе.

— О нет, у неё совсем не…

— Вот как? Ну, я, по крайней мере, в жизни не встречал женщины с худшим характером.

Я встречал.

И сидит она прямо рядом со мной, пьёт вино.

— Нет, с ней было всё хорошо… Ох, но она совершенно внезапно разбила одну из своих картин, и это было неожиданно.

Он ухмыльнулся.

— Ах, это… да, да. Когда я вернулся в студию, она была вся такая: «Синъя‑сан, вынеси мусор», а я: «Ты у нас что, Пикассо?» Прости за это. Это просто её пунктик. Не обращай на него внимания. Она познала слишком много успеха, не прилагая к этому особых усилий, так что она весьма самовольна. Не может жить, если не ведёт себя, как важная шишка.

— Её «пунктик»?

— Ну, ты знаешь. Когда она так себя ведёт, она выглядит как художник мирового уровня, не считаешь? Она не говорила тебе всяких художнических вещей? Всякого важничающего? Вот такая вот она, понимаешь.

— Ну, но такова же её природа, нет? В смысле… Я так думал.

— О, ну конечно. Без вопросов, такова её природа. Но это не значит, что она должна говорить всякое такое, правда? Если бы она была истинным художником, она бы так не говорила. Канами — гений, будь уверен, но она совершенно не художник. Она всего лишь создаёт вокруг себя образ. По крайней мере, я так считаю. Я был бы признателен, если бы она отбросила всю эту видимость, но ты понимаешь, как это бывает, — он выглядел немного печальным. — Серьёзно, — продолжил он, пригубив вина. Поскольку он немного отошёл от темы, бокал вина весьма ему подходил. Это было немного завидно. — В том числе поэтому я попросил тебя попозировать ей. Она делает не так много портретов, видишь ли.

— Правда? Но она говорила, что она не выбирает себе тем.

— Ну, это правда, но… Это дело вкуса. Она ненавидит людей. Не важно, как она их рисует, они всегда жалуются. И, к тому же, поскольку она раньше была слепа, а сейчас у неё проблемы с ногами, и плюс ко всему у неё такой характер, она не очень ладит с людьми.

— Таковы все гении.

Единственный гений, о котором я слышал, у которого не было проблем со взаимоотношениями с людьми — это Гаусс.

Людей вроде Микеланджело обычно все весьма не любят. Но если уж говорить, в случае с Микеланджело всё было так, оттого что он сам никого не любил.

— Не обязательно быть гением, чтобы быть социально ограниченным, — влезла Маки‑сан с фальшиво-невинной улыбкой.

Ах, в самом деле.

— Эта женщина слишком гордится тем, чего она сама смогла достичь. Так что неудивительно, что она не ладит с Соноямой‑сан.

Действительно, Аканэ‑сан, оттачивавшая свои умения в группе учёных в системе ЕР3, и Канами‑сан, бывшая яростной индивидуалисткой, были словно диаметральными противоположностями. Совершенное естественно, что эти двое не могли сдружиться.

— Это я научил Канами рисовать, — сказал Синъя‑сан. — Её зрение улучшалось, и… поймите, в те дни у неё не было ничего. Ни семьи, ни особых знаний. Так что я сунул ей в руки кисть. Я лишь хотел утешить её, но всего через месяц она превзошла меня.

— Так вы тоже художник?

Я об этом не слышал.

Он дёрнул правым плечом, немного смущённо.

— Когда Канами‑сан превзошла меня, я бросил. Когда Верроккьо осознал, что да Винчи превзошёл его, то преломил свою кисть. Теперь и я тоже могу понять его чувства в тот миг. Когда человек с невообразимым талантом всегда находится рядом со мной, мне нет никакой нужды рисовать.

Этим утром Синъя‑сан сказал, что мы похожи. До этого момента не понимал, что он имел в виду.

Сасаки Синъя и Ибуки Канами. Совсем как я и Кунагиса Томо. Хотя он и говорил про неё гадости, мне было совершенно ясно, что Синъя-сан бесповоротно в неё влюблён.

— Так ты тоже такой человек — делаешь всё ради других людей, а, Синъя‑сан? — спросила Маки‑сан, словно читая мои мысли (ну что за сравнение). — Конечно, в случае Синъя‑сана в этом есть какое-то очарование, в отличие от некоторых.

— А это-то почему?

— Он не ходит туда-сюда, критикуя других.

Она собирается забить меня, удар за ударом.

— Эм, эй, эй… — обеспокоенно вмешалась Хикари‑сан. — Кто-нибудь хочет чего-то выпить?

— Какую-нибудь газировку, если можно.

— Конечно, одну минуту.

Она достала небольшую бутылочку имбирного эля из холодильника гостиной и сразу вернулась. С яркой улыбкой она поставила её передо мной.

— Прошу, наслаждайтесь.

Она воистину была прилежной работницей. Я решил, что было бы грубо продолжать ругаться прямо перед ней, так что заставил свои израненные нервы успокоиться.

Кх, и вот он я, перекладываю ответственность на других.

Проклятие…

Я был у Маки‑сан как на ладони.

— Хикари‑тян, принеси мне тоже выпить, — сказала Кунагиса.

— Конечно! — она перешла к Кунагисе с имбирным элем.

— Если подумать, то ты тоже несовершеннолетняя, так, Кунагиса‑тян? — спросила Маки‑сан. — Но это же нормально, так? Так как насчёт? Всего по одной?

— Прошу, не подстрекайте её.

— Ох-ох, изображаешь защитника, а? — Маки‑сан презрительно усмехнулась. Ах, как это должно быть прекрасно, быть молодым.

— Но вы тоже молоды.

— Нет, мне уже двадцать девять. — она произнесла это так, словно в этом не было ничего особого, но я был немного удивлён. Она всё время одевалась как ребёнок, так что я подумал, что она одного возраста с Ирией‑сан.

— Ух. Так значит, вы одного возраста с Канами, — сказал Синъя‑сан. — Это значит, Химэна‑сан, ты ещё молода. Знаешь, мне уже тридцать два. Когда тебе уже за тридцать, начинаешь по-настоящему чувствовать возраст. Начинаешь быстро выдыхаться и всё такое.

— Хикари‑сан, сколько вам лет? — я воспользовался возможностью спросить.

— Мне двадцать семь.

— Значит, Акари‑сан тоже двадцать семь?

— Ага. Мы всё же тройняшки.

Двадцать семь… Я несколько раз повторил это число про себя. Двадцать семь лет. Акари‑сан и Хикари‑сан, обеим по двадцать семь. Может, прозвучит грубо, но они совсем не выглядели на двадцать семь. Мне было почти интересно, не был ли воздух этого острова пропитан чем-то останавливающем старение.

Да нет, не похоже.

Это всё же не Неверленд.

— Аканэ‑тян тридцать, так? И, кажется, Яёй‑тян тоже около тридцати. Охо, если сесть и подумать, то все довольно молоды. Ириа‑сан, должно быть, очень любит молоденьких девушек-гениев.

— Низковата страстишка, как по мне.

Кунагиса, соглашаясь, кивнула, одновременно с тем набивая рот сыром. Когда ей, видимо, попался острый кусочек, она немедленно бросилась к имбирному элю и забулькала им, но тот, похоже, попал ей не в то горло, так что она разразилась кашлем. Что она вообще творит?

Синъя‑сан вздохнул.

— Я решил, что если привезу Канами сюда, пожить среди людей, то вдруг она изменится немного? Вроде как послать прогульщика в детский лагерь. Но эта стратегия, похоже, бьёт совсем мимо цели. Что ж, я попробовал последнее средство. Теперь, пожалуй, она будет жить так до конца своей жизни.

Никем не понятая.

Не ожидающая понимания.

Не полагающаяся ни на кого, кроме себя.

Постоянно разъедающая себя.

— Ну, это чей-то образ жизни.

— Смотрите, кто заговорил.

Не думаю, что мне надо уточнять, чья это была реплика.

— Эх, кстати говоря, Маки‑сан, а ты зачем на этом острове? — задал вопрос Синъя‑сан. — Мне уже давно интересно. Это же не просто каникулы, а?

— Это просто каникулы. Это местечко просто идеально. Живёшь здесь бесплатно, и тебе даже приплачивают. Это райский уголок. А если вылезу в сеть, могу даже делать предсказания. Мир, полный удобств. Непрерывные блага.

Какая тухлая причина для взрослого человека.

И довольно чертовски тухлая.

— Я не помню, чтобы слышала твою, — сказала Маки‑сан, прерывая моё молчание. — Зачем тогда ты на этом острове? И прошу, не говори что-нибудь вроде «ты приехал сюда, потому что Кунагиса сказала, что поедет».

Не веди себя так, словно сама не знаешь, сука.

Ну правда, почему она так ко мне привязалась? Может, она правда просто насмехается надо мной без каких-бы то на это причин?

Не звучит неправдоподобно.

— Ошибаешься, — сказала она, затем обернулась на Кунагису. — Ладно, учитывая, что такой как ты тут ничего особо не значит, зачем здесь Кунагиса‑тян?

— Просто каприз, просто каприз. Я не придумываю причин для каждой мелочи.

— Любопытно. — Маки‑сан подозрительно ухмыльнулась. Не знаю, что там было с её личностью, но, похоже, за исключением меня она неплохо со всеми ладила, в том числе и с Кунагисой.

— Она умна, в отличие от тебя.

— Ага, устаёшь? Напрягаешься? Хехехе, но я не прекращу. Я буду играть с тобой, покуда мне не надоест

У неё была совершенно садистская улыбка.

Я почувствовал себя загнанным.

— Телепатия, а? Как всегда изумительно, Химэна‑сан, но отпусти ты его, — вмешался Синъя‑сан. — Ты уже многих прекрасных людей на этом острове изжила. Он и так скоро уезжает, так что нет нужды отправлять его домой ещё быстрее, правда?

— Все, с кем я пытаюсь повеселиться, ненавидят меня. Это дискриминация по отношению к людям со сверхспособностями, говорю тебе.

Сверхспособности.

О них говорят, как о чём-то обыденном, но существуют ли они на самом деле? И правда, в ЕР3, как во «всестороннем» исследовательском центре, проводились широкие психологические исследования в области сверхвозможностей. Телекинез, экстрасенсорное восприятие, кожно-оптическое восприятие, левитация и телепортация. Пока я был в программе ЕР3, я видел бессчётное число работ о необъяснимом и ненаблюдаемом, и даже встретил человека, который утверждал, что всё это правда (хотя он был шарлатаном).

Но что я вынес из всего этого: не важно, что ты об этом думаешь, это всё просто чепуха. Ни одна из этих работ ничего не объясняла, независимо от того, как сильно они пытались безосновательно подвести факты под теорию.

Это называют «сухой любовью». Исполненные сухой любви диссертации по правде говоря даже были в какой-то мере изумительны, но и всего-то. В них не было ничего, что могло хоть кого-то в чём-то удивить.

— Это лишь потому, что ты узколоб.

— Вы вообще слышали о слове «уединение»?

— Тут я не виновата. Я вижу то, что вижу, я слышу то, что слышу. И кстати, бежать совершенно бесполезно. Куда бы ты не пошёл, я всегда узнаю, где ты.

— Так значит, у тебя есть и силы удалённого видения и сверхчувствительного слуха! — сказала Кунагиса. — Я знакома со многими людьми со сверхспособностями, но впервые встречаю того, у кого их так много. Мультимульти. Изумительно.

То, что наше прошлое, будущее и мысли весьма вероятно прямо сейчас читают, её ничуточки не волновало. Или, возможно, ей просто нечего было скрывать.

— Вообще я очень хотела телекинез, но меня почему-то так и тянуло к экстрасенсорике. Печально… Я хочу сказать, телепортация — это же очень удобно, так?

Телекинез и экстрасенсорное восприятие в научных кругах рассматривают как две совершенно разные способности. В традиционной метапсихологии часто утверждают, что существование экстрасенсорного восприятия можно считать доказанным, чего не скажешь о телекинезе. Это потому, что концепция телекинеза представляет собой что-то совсем нечеловеческое, тогда как экстрасенсорное восприятие это всего лишь расширение чувств человека.

— Предсказание — это практически всё, на что я способна с одним лишь экстрасенсорным восприятием. Не очень-то полезная способность, — вздохнула Маки‑сан.

Действительно, она мало что делала помимо предсказаний, но в целом я всё ещё сомневался.

— Маки‑сан, а вы можете доказать, что у вас есть эти особые способности?

— Не думаю, что я должна. Как ты, к примеру, будешь доказывать, что ты это ты? Покажешь удостоверение личности? Тебе будет достаточно, если я покажу удостоверение сверхспособностей? Это ничего не значит. Думаешь ли ты, что это правда, или считаешь, что это ложь, всё равно это ни на что не повлияет. Подобно тому, как моё всеведение ничего не изменяет.

— М-м-м, правда ли…

— Ты воистину полон сомнений. Эх, ладно, что если я снова тебе погадаю? — Внезапно сказала она, ухмыляясь.

Чёрт, я не ожидал, что так будет.

— Тем более в первый раз ты меня обманул. Да, давай. Удачная для тебя возможность. Я почти никогда не предсказываю забесплатно.

— Отказываюсь.

— Быстрый ответ. Ты и правда меня ненавидишь, а? Хе-хе-хе, мой наставник всегда говорил мне «вытягивать ненависть людей», так я и делаю.

— Ничего не могу с этим поделать, но мне не перестаёт казаться, что ваш наставник имел в виду что-то другое.

— Ты изрядный лжец, — она начала своё гадание, неважно, что я ей говорил.

— Ты не любишь показывать свои эмоции, но и не любишь сдерживать их, так что тебе есть много о чём сожалеть. И хотя ты легко прогибаешься под убеждения других людей, ты независим. Если перед тобой встаёт сложная задача, ты без раздумий бежишь прочь, но ты не туп. А ещё тебе не нравится соперничество. Ну как, верно?

— Это то, что вы называете «холодным чтением»? — возразил я. — Можно сказать что угодно. Всё такое, что справедливо в какой-то степени для всех людей.

— Вот как? Хмм, пожалуй. Тогда давай поговорим о твоих взаимоотношениях с Кунагисой‑тян. То, что мы называем «чтением совместимости». Хм, и ты и Кунагиса‑тян относитесь к тому типу людей, которые не нуждаются в друзьях. И всё же по какой-то причине вы держитесь вместе. И что же это за причина? Ох-хо, как тут всё закручено. Ты держишься её потому что завидуешь ей. И хотя ты завидуешь её способности свободного самовыражения, она сама всё же выглядит несчастной, неважно, несчастна ли она на самом деле. Ты видишь девушку, у которой есть всё то, чего ты хочешь, которая может сделать всё то, чего ты не можешь, и всё же, по какой-то причине она несчастлива — и это приносит тебе облегчение. Это заставляет тебя считать, что совершенно не важно, что ты не можешь добиться того, что ты желаешь.

— Правда? — Кунагиса озадаченно на меня посмотрела. Правда это была, или нет, неправильно говорить такое прямо перед Кунагисой.

Я покачал головой.

— Нет, Маки‑сан. Мне кажется, вы меня неправильно понимаете. Я не настолько сложно устроен. Я прост насколько это вообще возможно.

— Ну, да, может быть, а может и нет.

— Скажи, Маки‑тян, — придвинулась к ней Кунагиса. — Если всё действительно так, то почему я провожу время с И‑тяном?

— Извини, похоже, я не могу прочитать твой разум или прошлое. — Маки-сан пожала плечами. — Время от времени я встречаю таких людей. Думаю, это проблемы совместимости или что-то такое, но аура вокруг них сильно колеблется и её трудно разобрать. Словно они стоят в темноте, и это немного неприятно. Приводит меня в грустное настроение.

Так может, она просто выпускала на мне пар.

Отвратительно.

— Химэна‑сан, раз разговор зашёл об этом, я всё же тоже спрошу. Каково это — уметь видеть будущее, читать мыслю людей и всё такое? — спросил Синъя‑сан. — Просто интересно.

— Хмм. Это как спросить у паука, как он смотрит своими восемью глазами. Если попытаться объяснить попроще, то это похоже на просмотр телевизора. Словно вся комната уставлена телевизорами, и пульта у меня нет. Я не могу их выключить, я не могу переключать каналы, так что остаётся только смотреть. Это как если бы у меня было на несколько мозгов больше, чем у простых людей, если можете себе это представить.

Я не мог.

— И всё же, пусть тот парень и увёл тему не пойми куда, Кунагиса‑тян, я так и не услышала, зачем ты приехала на этот остров.

— Это просто прихоть, говорю же.

— Нет. Может, я и не могу прочесть тебя, то я знаю, что это не так.

Кунагиса очень странно вздохнула. Она выглядела немного обеспокоенной. Я не был любителем методов Маки‑сан задавать вопросы, но, по чести говоря, это меня и самого интересовало. Что вдруг заставило Кунагису — самую главную, не имеющую себе равных затворницу — вдруг приехать сюда на остров Мокрого Вороньего Пера? — Ладно, я расскажу, — наконец сказала она, держа кусочек сыра на языке. — Мне интересно одно происшествие, что случилось здесь давным-давно.

3

Но мне не дано было узнать что-то ещё. Только я собрался спросить, что она подразумевала под «происшествием», как прикусил язык, и сильно. Так что я не мог выдавить из себя и слова. Но даже если бы каким-то волшебным образом мне это удалось, эти слова никогда не достигли бы ушей Кунагисы, и ничьих других ушей тоже, даже моих собственных.

Они потонули бы в постороннем шуме.

Дрожь.

Я быстро понял, что началось землетрясение.

— Гх, — выдохнул Синъя‑сан.

— Прошу всех соблюдать спокойствие! — Прокричала Хикари‑сан, в чьи обязанности входило оставаться собранной при любых обстоятельствах.

Маки‑сан, выглядящая так, словно она ожидала землетрясение с самого начала, не проявляя и намёка на беспокойство, откинулась на спинку дивана.

Я попытался вспомнить, чему нас учили о землетрясениях в первом классе начальной школы, пока я ещё жил в Японии. Кажется, они начинаются с маленьких толчков, которые затем становятся всё сильней и сильней. Я не смог в точности вспомнить, что такое S-волны, а что такое P-волны, или как проходят горизонтальные, а как — вертикальные толчки, но это сейчас было не важно.

В любом случае, сила толчков выросла на несколько баллов. В панике я пихнул Кунагису (на чьём лице было написано «я без понятия, что тут происходит») вглубь дивана и бросился на неё сверху. Прямо над ней висела люстра, которая, если бы упала, не оставила бы Кунагисе с её миниатюрностью ни единого шанса выжить. По крайней мере, мне так тогда показалось.

Но, кажется, мои усердия пропали втуне, потому что и мгновения не прошло, как дрожь утихла. Конечно, когда я говорю, что не прошло и мгновения, я подразумеваю реальное время. Для меня время шло едва ли менее тягуче и мучительно, чем если бы мою руку на пять минут засунули в печь.

В действительности же землетрясение тянулось едва ли дольше десяти секунд.

— Всё закончилось? — Спросил я, не слезая с Кунагисы.

— Ага, — ответила Маки‑сан. Слово провидца — и которому, пожалуй, можно поверить. Сейчас же замычала Кунагиса, утопленная лицом в диван, так что я поспешил слезть с неё.

— Землетрясение… И вдобавок довольно сильное. Интересно, сколько баллов было, — сказал Синъя‑сан, оглядывая комнату. Бокалы и бутылки попадали на пол, и Хикари‑сан рефлекторно принялась их собирать.

— Прошу меня простить, Хикари‑сан, я воспользуюсь телефоном, волнуюсь за Канами. — Он указывал на трубку домовой связи. Хикари‑сан кивнула, и он отошёл к белому телефону на комоде.

— Хикари‑сан, у вас есть какое-нибудь радио? — Спросил я. — Хочу узнать силу землетрясения. И да, Томо, можешь посмотреть это в интернете?

— Ну, пожалуй, уже появились экстренные сводки. Технически мы же сейчас в Киото? О, стой, или нет?

— Балла три или четыре. Не могу точно установить эпицентр, но он, вероятно, возле Майдзуру, там было баллов пять, — отконстатировала Маки‑сан. — И вроде раненых не очень много, даже в городских районах.

— Откуда вы знаете? — наверное, грубо было задавать этот вопрос, но зато совершенно естественно.

Прежде, чем ответить, она тяжело вздохнула.

— Я тебе говорю, я просто знаю. Может, ты и умён, но соображаешь медленно. И память у тебя плохая, как мне кажется. Хотя постой, разве не эти качества характеризуют глупца? В любом случае, такое я, так сказать, вижу ясно, как днём. Ибуки‑сан и все остальные в полном порядке.

— А-а, удалённое видение и сверхслух, так?

Расстояние для неё не преграда. Фактически, она может смотреть телевизор где-нибудь по другую сторону океана, и даже предсказать, что будет дальше. Комплексная экстрасенсорика.

Но даже если она всё это придумывает, нет никакой возможности проверить. Но, пожалуй, верно то, что поместье не сильно пострадало.

Синъя‑сан вернулся от телефона.

— Канами в порядке, — сказал он. — Говорит, она в студии. Банки с краской попадали на пол. Похоже, там страшный бардак, но, по крайней мере, она не пострадала.

— Не сходите проверить?

Всё же он следит за её здоровьем, и пусть даже это не входит в его обязанности, он не мог не забеспокоиться, зная, что она не может ходить.

— Не, нет нужды, — пожал он плечами. — Она мне ещё и скажет пару ласковых, если я приду.

— С чего вы взяли?

— Потому что она велела мне не приходить, — ответил он с острым выражением смирения. — Говорит, она сейчас работает. Фактически, работает над твоим портретом. Похоже, она собирается сотворить настоящий шедевр, так что лучше мне её не отвлекать.

— Даже с талантами Ибуки‑сан нет никакой надежды на шедевр с такой ужасной моделью, — сказала Маки‑сан.

— Вы действительно так меня ненавидите?

— Угу, — кивнула она.

Боже.

Ну да ладно. Всё равно всегда всё именно так для меня и оборачивалось.

Я посмотрел на Хикари‑сан.

— И часто тут такое? В смысле, землетрясения?

— Честно говоря не очень. Синъя‑сан, вы уже несколько застали, да?

— Да, но в этот раз оно необычно сильное.

— Интересно, попадала ли мебель? Я немного волнуюсь.

— Если нужна помощь, я готов.

— Нет, не сейчас. Завтра мы со всем разберёмся, по указаниям Рэй‑сан.

Она мило улыбнулась. У такой мамы дети бы росли послушными, я уверен. Если бы мы встретились в другом месте и при других обстоятельствах, я определённо бы в неё влюбился. Или так мне показалось. Этого бы никогда не произошло, но я так подумал.

— Ухуух. Давненько я не попадала в землетрясение, — пробубнила Кунагиса, после того, как ей удалось наконец выбраться из дивана, раскидывая по всем сторонам свои синие волосы. — Интересно, в порядки ли компьютеры. Должны быть. Если эпицентр в Майдзуру, с домом тоже должно быть всё в порядке. Ох, это напоминает мне о Великом Хансинском землетрясении. И‑тян, скажи, ты тогда уже был в Хьюстоне же?

— Да, это точно.

Я смутно припоминал, как в своей маленькой комнатке в Америке, смотрел о том какой-то репортаж.

— Тяжкое было для меня время. Я тогда всё ещё была в Кобэ. Большинство компьютеров мгновенно сломались. Я была так поражена.

Действительно ли слово «поражена» лучше всего описывает ощущения человека, пережившего ту катастрофу?

— Так тебе не стоит побеспокоиться о компьютерах? Ты должна была уже наесться сыром до отказа. Пойдём уже и проверим твою комнату.

Похоже, выпал хороший шанс, так что я решил уйти. Мне не казалось, что у меня и дальше хватит самоконтроля оставаться спокойным в разговорах с Маки‑сан. Пожалуй, сейчас хорошее время разойтись.

Как будто улавливая каждую мою мысль, взгляд Маки‑сан буравил мне спину, так что я собрал в кулак всю свою волю, чтобы не обращать на неё внимания. Я за руку утянул Кунагису в её комнату.

Всё три компьютера (в смысле, два компьютера и одна рабочая станция) в её комнате оставались в порядке на столе, и в комнате не было никаких других повреждений.

Кунагиса очень широко зевнула и потянулась.

— Давай уже ложиться, И‑тян. Доверху набитый желудок так и клонит в сон. И‑тян, развяжи волосы.

— Расплети их сама, а?

— Ну же, трудно самой развязывать косы. Я не гибкая. Не то чтобы я не могу, но всё начинает болеть. Я уже ломала так кости, ты знаешь.

— Я понял, понял. Ты воистину достойна уважения, знаешь о том?

Я вытащил из волос ленту и прошёлся по ним щёткой. Кунагиса выдала противный смешок. Когда я закончил, она погрузилась в свою постель. Она утонула в матрасах и начала радостно перекатываться.

— Сними свою куртку. Сколько раз тебе о этом говорить? Тебе в ней не жарко?

— С ней связаны особые воспоминания, так что не-а.

Какие воспоминания? Даже наша уважаемая предсказательница Химэна Маки не может прочесть её прошлое. Наверное, это как-то связано с её «группой».

— Ладно, И‑тян, у Канами‑тян и Аканэ‑тян всё плохо, но у вас с Маки‑тян тоже всё не ладно, да?

— Ну, больше похоже на то, что она просто достаёт меня без видимой причины, — ответил я, думая о том, насколько это совпало с тем, что сказала Канами‑сан. — Лично у меня нет к ней никаких претензий.

— Ну да, можно поспорить. Ты недостаточно агрессивен, чтобы ненавидеть или обижаться. Самое серьёзное — это ты можешь обидеться, да?

— Ты так думаешь? Интересно.

— Просто шучу. — она ухмыльнулась. — Но И‑тян, ты раньше никогда ни в кого не влюблялся, да?

— Нет.

— Мне это в тебе нравится.

Хмык-хмык.

Странно. Она вдруг неожиданно остра на язык. Интересно, вдруг вместо имбирного эля на самом деле было вино? Я никогда раньше не видел её пьяной, так что не мог себе представить, как это должно выглядеть.

— Кстати, Томо.

— То таооэ?

— А у тебя есть какие-нибудь особые силы?

— Хмм… Если бы и были, мне было бы всё равно, — ответила она, широко ухмыляясь. — На самом деле мне не особо их хочется, но всегда можно помечтать. Ведь лучше, когда есть Санта Клаус, чем когда его нет? Вот как-то так.

— Странная точка зрения.

Если бы у неё были особые силы, ей было бы всё равно.

Хм, а действительно. Удивительно проницательно. Есть у тебя такие способность, нет ли — на повседневную жизнь это мало повлияет. Конечно, сейчас настал случай из ряда вон.

Потому, что мы на этом острове?

Потому, что мы на этом острове.

— Я тоже пойду к себе и лягу. Увидимся завтра. Если собираешься сейчас спать, то я завтра приду разбужу тебя, так что позавтракаем вместе.

— Эй, И‑тян, — позвала она меня, всё ещё лёжа на кровати. — Давай подурачимся? — Она поманила меня.

Я застыл, всего на секунду.

— Нет, — сказал я.

— Извращенец! Бестолочь! Трус!

Ага, ага. Я захлопнул дверь, спустился и прошёл в свою комнату. Было бы воистину ужасно натолкнуться сейчас в коридорах на Маки‑сан, но, по счастью, ничего такого не случилось. Возможно, она всё ещё занята болтовнёй с Синъя‑саном.

Я увидел, что снаружи моей комнаты торчит ключ. Может, мне не стоит так удивляться, ведь это должна быть кладовая, но я не мог отвлечься от мысли, что вдруг меня здесь запрут, пока я буду спать. Я ни за что не достану до окна, даже если встану на стул, так что я действительно рискую оказаться в камере одиночного заключения. Но опять же, никто ничего не получит, заперев меня тут, так что это скорее просто излишнее беспокойство.

Я вошёл в комнату, свернулся на футоне и уставился в потолок, размышляя.

Конечно же я думал о том, что недавно сказала Маки‑сан.

Ох-хо, как тут всё закручено. Ты держишься её, потому что завидуешь ей. И хотя ты завидуешь её способности свободно самовыражаться, она сама всё же выглядит несчастной, неважно, несчастна ли она на самом деле. Ты видишь девушку, у которой есть всё то, чего ты хочешь, которая может сделать всё то, чего ты не можешь, и всё же, по какой-то причине она несчастлива — и это приносит тебе облегчение. Это заставляет тебя считать, что совершенно не важно, что ты не можешь добиться того, что ты желаешь.

— Ха!

Проклятие.

— Она абсолютно права.

Аканэ‑сан из Семи Дураков описывала нас с Кунагисой как созависимую пару, но, пожалуй, описание Маки‑сан ближе к истине.

Для меня Кунагиса Томо представляется тем, чем я больше всего хотел бы быть.

Нет, не так. Это не так. Для меня она…

Она…

— Для меня она что?

Я выбрал университет в Киото, а не в Кобэ, именно потому, что она переехала в Киото. И я не мог отрицать, что именно поэтому я уехал из Хьюстона.

Зачем же я сделал всё это?

Как и сказала Маки‑сан, я недостаточно агрессивен, чтобы любить или ненавидеть. Даже если меня кто-то напрягает, то чувство ничем не отличается от того, как если бы просто я попал под ливень. Всё равно, сколь сильно презирает меня Маки‑сан, всё равно, сколько злобных замечаний Канами‑сан отпустит в мой сторон, ни одной струны во мне не дрогнет.

Я не мог не сомневаться.

А я действительно человек?

Я совершенно не понимаю чувств других людей.

Если бы они существовали.

Если бы сверхсилы вроде той, какая есть у Маки‑сан, действительно существовали, я и сам бы не отказался.

— Не-е, мне они не нужны, — передумал я.

Если бы я мог понимать чувства других людей, то моя жизнь стала бы ещё более беспокойной. Я отнюдь не собирался открывать ящик Пандоры. У меня не хватило бы нервов.

— Я снова думаю о всяком абсурде, чёрт.

Я ненавижу отдыхать. Всё заканчивается тем, что я начинаю слишком много думать. Ну, не уверен, действительно ли слишком много, но такого рода мысли могут привести исключительно к упадку.

Ещё четыре дня.

Я могу потерпеть.

Ожидание — это не то, что я ненавижу.

Или, по крайней мере, я к нему привык.

Боль и страдания.

Я привык к ним.

— И всё же, они не доставляют удовольствия.

Чёрт, я хочу вернуться к моей мирной жизни по другую сторону моря, думалось мне, пока я засыпал. Но на следующий день я пойму, что три этих дня были довольно-таки мирными.

1. ↑Панта рей — начало греческого афоризма «всё течёт, всё меняется» (πάντα ρεῖ καὶ οὐδὲν μένει).