2
1
  1. Ранобэ
  2. Зарэгото
  3. Том 2

Глава 6. Противоестественная концовка — (Это всё подытоживает)

Умоляю, хватит меня обнадёживать.

1

«Я вернусь завтра. В районе двенадцати. Тогда ты и получишь свой ответ».

Вот что написал я Микоко-тян в записке, которую оставил на её чайном столике. Добраться до Хорикава Ойке на Веспе можно было меньше чем за десять минут, так что у меня было ещё порядочно времени.

Я проснулся в восемь утра. Затем совершил небольшую пробежку, чтобы убить немного времени, о чём после сразу же пожалел. Миико-сан пригласила меня на завтрак, и я отправился к ней, где и был накормлен. На столе оказалась не просто японская пища, а блюда полноценной буддистской вегетарианской кухни. В итоге, о каком-либо вкусе можно было только мечтать, но зато самой еды было уж точно достаточно, так что, по крайней мере, мне удалось заморить червячка.

— Ну, мне пора на работу, — где-то в десять сказала она и ушла.

Я вернулся к себе в комнату, чтобы убить ещё какое-то время. Как и прежде, я попытался сыграть в восемь королев, но мой мозг, похоже, был не в форме, и на пятой королеве я сдался. Следом я приступил к задачке переправы через реку*, но где-то на полпути к решению она наскучила мне также. Будь у меня компьютер — можно было бы провести время за видеоиграми. Может, настал момент для того, чтобы взять себе один у Кунагисы. Но, опять-таки, я не считал, что уменьшать объем свободного пространства в комнате только ради возможности убить время — хорошая идея. Кроме того, время идёт с одинаковой скоростью, вне зависимости от того убиваешь ты его или нет. Ну и, как я уже говорил Микоко-тян, я не особо и не любил скуку, да и к ожиданию был порядком привычен.

— …

Как любой ребёнок, клюнувший на фразу «пустой ум практикой лечат», я прочитал «Маленького Принца» ещё в очень юном возрасте. И я его не понял. Мне тогда сказали: «Ты поймёшь его, когда станешь взрослым». Недавно я вспомнил об этом и попытался прочитать его снова. И я снова его не понял.

— Зерозаки покинул Киото… связаться с Айкавой-сан невозможно… а Кунагиса — затворница.

У меня действительно не было ни одного нормального знакомого. Конечно, мне никогда особо и не хотелось подобного. Но, всё же, иногда я об этом задумывался. Я был лишь одиночкой, пытавшимся жить, но на деле попросту гнил в клетке.

— Это безнадёжная ситуация.

В конце концов, у такого парня, как я, который являл собой лишь частичку этого великого огромного мира, не было ни малейшей возможности рассмотреть собственную ситуацию хоть сколько-нибудь свысока. Особенно с учётом того, что, как и сказала Айкава-сан, я не был ни главным героем, ни персонажем второго плана, а был лишь шутом гороховым. Я лишь отсиживался где-то в углу, подальше от мира, неуклюже бормоча, что думаю обо всей этой истории.

И нечто настолько достоверное даже не может быть списано на попытку самоуничижения.

— Ну, полагаю, пора на выход.

Сейчас было одиннадцать. Было всё ещё рано, но, сомневаюсь, что меня обвинят в том, что я пришёл раньше, чем следует. С подобными мыслями я вышел из дома и добрался до парковки. Я завёл древний двигатель Веспы и одел шлем. Тот был не самого крупного размера. Его Микоко-тян оставила у меня вчера. Я никак не мог повлиять на то, чтоб он нормально на мне смотрелся, но, по крайней мере, размер оказался подходящим, и свою роль, в качестве шлема, он вполне выполнял.

Погнали! Я проехался по улице Сенбон и свернул на восток, на улицу Марута-мати. Затем, ещё раз повернув на восток, оказался на улице Хорикава, после чего уже вёл Веспу только вперёд.

Это приятное ощущение, будто прорезаешься сквозь ветер. Мне почти удалось позабыть о том, что я жив.

Как и ожидалось, я добрался до Ойке за десять минут. Я припарковал Веспу на подземной автостоянке, относившейся к зданию, и, поставив её на замок, вышел оттуда, после чего обошёл здание вокруг и оказался перед главным входом.

— Я действительно просто так простоял тут больше часа, когда был здесь в прошлый раз?

Об этом было неловко вспоминать. Моим мозгам только дай запомнить что-то подобное. Полагаю, лучшее, что я мог предпринять, — это сделать вывод из тех ошибок и больше их не повторять.

В этот раз я вошёл в здание, не застопорившись перед ним. Мельком поприветствовав камеру охраны, я вошёл в лифт.

На данный момент.

На данный момент я ещё ни о чём не думал.

О том, что ответить на её признание.

Какие слова мне стоило использовать в ответ на её чувства.

Я ещё ни о чём не думал.

— Шучу, на самом деле.

В действительности я принял решение уже давно. Я мог сказать ей только одно. Думать тут было не над чем. Если принять во внимание то, кем являюсь я, и то, что собой представляет Микоко-тян, и сложить это вместе, то, словно в решении уравнения с одним корнем, получится естественный ответ. И, конечно же, реальность никогда не сводится к таким уравнениям. Это всё равно, что пытаться понять является ли чётной или нечётной последняя цифра после запятой в числе Пи. В то же время, я находился в наивысшей точке глупости, в открытом космосе своих уравнений, формул и вычислений, и пытался найти площадь треугольника, путём умножения высоты на основание и делением на два.

Я был из тех, кто, в конце концов, всё равно меняет своё решение, вне зависимости от того, на чем условился перед этим, так что все мои текущие мысли не имели никакого значения.

Я вышел из лифта на четвёртом этаже и прошагал по коридору.

— Квартира номер три, вроде?

Моя память была достаточно туманна, но подобное звучало, будто бы, верно. Я задумался о том, встала ли она уже. Она уж точно не выглядела так, будто страдает от низкого кровяного давления, что причиняет проблемы с подъёмом по утрам, но, учитывая её непунктуальность, принять её за жаворонка тоже было довольно сложно.

Я нажал на кнопку её домофона.

Никакого ответа.

Речь не просто о том, что из домофона не было никакого ответа, а о том, что за этим не последовало вообще никакой ответной реакции. Никакого звука изнутри. Ничего.

— Как странно…

Я нажал кнопку ещё раз.

Ничего.

Я не ощутил никакого движения внутри.

Неугомонно. Беспокойно. Тревожно.

Моё сердце сильно билось.

Моё тело напряглось.

Ни слова не говоря, я продолжил нажимать кнопку домофона.

Раз, два, три, четыре.

Я прекратил считать после пятого раза.

Я ощущал это.

Это было скорее не подозрение, а предчувствие.

Довольно близкое к предвидению.

«Все равно, что нескончаемый поток фильмов, конец которых тебе уже ясен».

Не так ли описывала это та предсказательница?

Как нечто, что не можешь тронуть, находящееся по другую сторону телеящика.

Неожиданно, я понял её чувства, хоть к этому и никогда не стремился.

Аои Микоко.

Моя одногруппница.

Всегда бодрая, изредка грустная.

Девушка, сказавшая

Что ей нравлюсь я.

Сейчас передо мной был образ.

Где-то позади оставленная мной сцена.

Ностальгический вид.

Тот, что когда-то на протяжении какого-то времени был чересчур мне близок.

Тот, что я забыл где-то на своём пути.

Тот, что не было нужды припоминать.

Ужасный,

Отвратительный

Вид.

Смерть.

Пустота.

. . . . .

Я чертыхнулся и открыл дверь в комнату Микоко-тян.

Аои Микоко была мертва.

2

Лютое зрелище. Опустошающее зрелище.

Застывши, я стоял в центре комнаты Микоко-тян. Это всё, на что меня хватало.

Мне плохо. Мне плохо. Мне плохо.

Мне плохо. Мне плохо. Мне плохо.

Мне плохо. Мне плохо. Мне плохо.

Мнйепплоха.

Я сжал свою грудь.

Меня тошнило.

Ощущения были, будто я случайно проглотил что-то совершенно не перевариваемое. Мой взгляд упал на кровать. Микоко-тян лежала на ней.

И спала.

Можно ли назвать это сном?

Если допустить то, что её тело перестало функционировать.

Если допустить то, что у неё не было пульса.

Если допустить ужасные отметины, что были оставлены на её шее чем-то вроде ткани.

Если допустить то, что её глаза больше никогда не откроются.

Даже в таком случае, не было никакого другого выражения, которое я желал бы употребить.

Тук. Тук. Тук. Тук. Тук. Мне плохо. Меня мутит. Меня мутит. Всё кружится. Всё кружится. Это безумие-безумиебезумиебезумие.

Или безумен был я?

Прямо здесь и прямо сейчас, я думал о том, что вот-вот могу потерять сознание.

Мой пульс был совсем нешуточным.

Было тяжело дышать.

Было тяжело жить.

Я думал, что могу умереть.

Внутри моих глаз всё горело.

Внутри моего сердца всё леденело.

Я попытался сделать глоток, чтобы успокоиться, но это не помогло. Это была агония. Агония. Агония.

— Аои Микоко была… — произнёс я, будто бы заявляя самому себе, — Убита.

Бац.

Я и впрямь упал, прямо там, где стоял, приземлившись прямо на пятую точку.

Мне были привычны смерти людей.

Мне даже были привычны смерти тех, кто был ко мне близок.

Смерть была чем-то мне близким.

И всё же, это было мучительно. Это было больно. Это было чересчур больно.

Это выворачивало.

Вероятно, я никогда не смогу об этом забыть. Забыть о «самой смерти» Микоко-тян, что отпечаталась на моих зрачках в тот момент, когда я вошёл в комнату. Я никогда не забуду её лишённый жизни и разума труп.

Каким-то образом я умудрился удержать себя в сознание. Я сместил свой взгляд и ещё раз посмотрел на тело Микоко-тян. Она лежала лицом к верху, её опухшее, несколько фиолетовое лицо было искажено в агонии. От того, что мне бывала знакома её улыбка, подобное воспринималось ещё ужасней.

Она уже не была во вчерашнем комбинезоне. Теперь на ней был белоснежный топик с голыми плечами и яркие штаны с широкими брючинами примерно такого же белого цвета, только с большим уклоном в молочный оттенок. Я остановил себя от мыслей о том, что это было похоже на погребальную одежду.

А затем я вспомнил. Это были вещи, входившие в список покупок Микоко-тян за время нашей вчерашней прогулки. Это было последним, что она вчера купила. Она примерила это на себе и спросила: «Ну, как я выгляжу?»

Устав давать выдуманные ответы, я взглянул на неё и ответил: «Тебе идёт».

Это была та одёжка.

Когда вчера ночью я довёл её до дома, то, разумеется, не стал заставлять её переодеваться. Я просто кинул её на кровать в том, в чем она была. Значило же это, похоже, что позже она проснулась и переоделась.

И затем…

Что могло навести её на мысль надеть эту одежду? И кого она ждала? моё воображение было полностью истощено.

А ещё тут были эти красные буквы, справа от её головы.

x/y.

Это была абсолютно та же формула, что была найдена нами в квартире Томоэ-тян.

— Да от этого просто несёт чушью.

Я достал свой мобильный телефон. Набрал по памяти номер и нажал на кнопку звонка. Она взяла трубку сразу после первого гудка.

— Саса слушает

— Здравствуйте…

— А, это ты, — произнесла Сасаки-сан до того как я успел представиться. Вероятно, она могла помнить людей по их голосам. И это при том, что мы говорили лишь раз. Если бы обстоятельства текущей ситуации не были такими, то я был бы впечатлён.

— Что-то случилось? Вспомнил что-нибудь?

Она была прохладна и спокойна. В каком-то смысле это было агрессивно. И это было возмутительно. Возмутительно.

— Сасаки-сан, эм, да, ну… Аои-сан…

— Что? Извини, я тебя не слышу. Можешь говорить погромче? Что там насчёт Аои-сан?

— Ну… она была убита.

Что-то по ту сторону трубки изменилось.

— Ты сейчас где?

— В квартире Аои-сан.

— Мы скоро прибудем.

Клик. Телефонный звонок прервался так же резко, как человеческая жизнь. Я так и стоял с телефоном, прижатым к уху. А Микоко-тян так и была передо мной.

— Боже… — сказал я её неподвижному телу. Это было бессмысленно. Это было бессмысленно и презренно. — Так что же я в действительности собирался тебе сказать?

Микоко-тян.

Я не видел ни малейшей возможности избавиться от этого мерзкого чувства в глубине моего желудка. Совершенно никакой возможности.

Полиция ворвалась в квартиру меньше чем через десять минут.

— Ты в порядке? — Сасаки-сан обняла меня. Должно быть, я выглядел ужасно жалко, ибо она будто даже искренне была обеспокоена моим состоянием. — Ты в порядке? — повторила она. Не в силах ответить словами, я просто поднял руку. Увидев это, она кивнула в ответ.

— Давай-ка выведем тебя отсюда. Ну же, быстрей.

Опиравшегося на её плечо меня Сасаки-сан вывела в холл. Квартира же всё продолжала заполняться полицейскими, возникающими из лифта. Эй. А как же Казухито-сан? Он не пришёл? Возможно, где-то ещё он занимался чем-то ещё. Может, это действительно было так, а, может, и нет.

— Агхх… — моя грудь болит. Моя грудь болит. Моя грудь болит. — Агххх…

Мне плохо. Мне плохо.

Я вправду ощущаю, будто мне плохо.

Дискомфортное ощущение, будто моя грудь горит, будто мои внутренности смяты, будто что-то бушует в моих кишках, просачивается в мою кровь и разносится по всему телу.

Горит, горит, горит, горит.

Страдание сводило с ума.

Сасаки-сан вывела меня из здания и усадила на заднее сидение своей Тойоты Краун. Сама же села на место водителя.

— Тебя немного отпустило? — спросила она, оглянувшись на меня.

Я молча покачал головой.

— Ясно, — она подозрительно меня оглядела. — Я думала, что ты из тех, кто спокойно переносит вид мёртвых тел. Даже если это труп друга, — она отбросила свою признательную манеру речи. — Полагаю, ты более чувствителен, чем мне думалось. Ты выглядел там так, будто умираешь.

— Да, спасибо. Приму это за компли…

В тот момент, когда я собирался произнести слог «мент», я испытал позыв тошноты. Я зажал руками свой рот. Я просто не мог облегчить содержимое своего желудка внутри машины Сасаки-сан. Каким-то образом я всё-таки смог удержать под контролем свои внутренние органы. Вот чёрт. Я не смог даже огрызнуться в ответ.

— Хмм, — кивнула Сасаки-сан с лёгким оттенком разочарования в глазах. — Ты ужасно бесхребетен. Удивительно, что ты числишься в любимцах Джун-сан.

А, если подумать, разве Айкава-сан не говорила что-то про то, будто они с Сасаки-сан были давними подругами? Припоминая эту столь не относящуюся к делу деталь, я смог немного отвлечься. Выпрямившись из своей сгорбленной позы, я прислонился спиной к спинке сидения. И глубоко вдохнул.

— Да, неожиданно, но я хрупок. Конечно же, мне сложно сказать связано ли это с моей слабостью или изнеженностью…

— Что за ерунду ты несёшь? Да в этом нет ни капли смысла.

— Просто отложите свои суждения на потом. На потом, ладно? Сейчас я не похож на себя, в необычном состоянии, так что давайте вы отложите на следующий раз суждения о том, что я собой представляю. Я сейчас совсем не в порядке.

— Гуаа, — простонал я и закрыл глаза.

Сасаки-сан продолжила не сразу.

— Теперь нам необходимо допросить тебя обо всех обстоятельствах, касательно дела. А это значит, что мне надо доставить тебя в полицейский участок. Ты сможешь это выдержать?

— Если будете вести аккуратно, думаю, справлюсь.

— Ладно. Я постараюсь собрать как можно меньше кочек.

Она повернулась вперёд и завела машину, после чего мы тронулись. Дом Микоко-тян весьма быстро растворился вдали. Со своего места я не мог посмотреть на спидометр, но, судя по общим ощущениям организма, назвать стиль вождения Сасаки-сан «осторожным» язык совершенно не поворачивался.

— Сасаки-сан, а ничего страшного, что вы так взяли и покинули место преступления?

— К моей работе больше относится умственный труд, чем что-то подобное.

— Звучит так, будто бы, ну… — я хотел сказать, что это звучит так, будто бы мы поладим, но остановил себя. Ведь как на это ни посмотри, шансов, что мы поладим, не было попросту никаких. — Эм, Сасаки-сан?

— Да, что?

— Откуда вы знаете Айкаву-сан?

После небольшой паузы — стоит признать, выражение её лица в этот момент представить было довольно легко — она ответила:

— Иногда я обращаюсь к ней за помощью по работе. Да, это всё. Ты когда-нибудь смотрел детективные сериалы или что-то подобное?

— Ну, что-то об этом я знаю.

— Да, ну, может ты видел, что в них иногда есть сцены, как детектив идёт к информатору, чтобы получить не самую легальную информацию? Ну, вот здесь дела обстоят примерно так же. Можно сказать у нас деловые отношения.

Довольно грубое объяснение. Или, скорее, она просто совсем не хотела это объяснять. Опять-таки, Айкава-сан была довольно необъяснимой женщиной, так что, может, у неё просто не было выбора.

— Нет, я не спрашивал о таких подробностях, — сказал я. — Можете ответить на это абстрактней? В плане, что за человек она для вас?

— Нам обязательно обсуждать это прямо сейчас?

— Такая беседа может меня несколько отвлечь, — я действительно имел это в виду. Если я быстро не найду чем себя отвлечь, то мой желудок вывернет наизнанку. — Пожалуйста, я прошу вас. Просто скажите хоть что-то.

— Ты задаёшь трудные вопросы, знаешь ли, — произнесла она через какое-то время. — Например, ты бы поверил мне, если бы я рассказала историю о человеке, которому в упор прострелили из обреза кишки, а он смог выжить? Или историю о человеке, который со спокойным лицом шёл среди непрекращающегося оружейного огня? Или о том, как кто-то спрыгнул с сорокового этажа горящего здания и приземлился, даже не поцарапавшись? Ты бы ведь в это не поверил бы? Когда я рассказываю о Джун-сан, люди принимают мои слова за ложь. Так что об этом сложно говорить.

— …

Я полностью понял её чувства и прекратил допытываться дальше.

Ещё через десять минут мы прибыли к полицейскому участку. Она провела меня в здание.

— Сейчас, похоже, ровно двенадцать — обед. Хотел бы что-нибудь поесть?» — спросила она.

— Мы можем заказать кацудон* или что-то в этом духе?

— Не вижу причин для отказа. Они, правда, потом предъявят тебе за него счёт.

Правительство и впрямь дотошно, когда дело доходит до таких вещей.

— Ладно, проехали, — сказал я, покачав головой. Если попытаюсь что-то съесть сейчас, то в любом случае меня тут же вывернет. Я мог сказать это с большой степенью уверенности.

— Хмм, ну, тогда иди в ту комнату и жди меня. Мне надо быстро отчитаться. Я подойду через несколько минут.

Она отвела меня в маленькую комнату для совещаний и ушла куда-то вдаль по коридору. «Ну, по крайней мере, это не помещение для допросов» — подумал я, погрузившись в кресло.

В какой-то момент у меня возникло желание покурить.

За всю свою жизнь я ни разу не курил.

Было ли мне скучно?

Пытался ли я совершить побег от реальности?

Или же я просто страдал суицидальным поведением?

Как по мне, всё из этого было в равной степени верно.

Это были бессмысленные размышления.

Все начинало становиться гораздо хуже.

Ещё чуть-чуть и этой форме существования, так же известной как «я», этому состоянию, что зовётся «мной», придёт конец.

— Прости, что заставила ждать, — по возвращению сказала Сасаки-сан. В её руках было что-то, обёрнутое в розовое. — Ты в порядке? С каждой секундой выглядишь всё хуже и хуже. У тебя даже руки потеют.

— Извините, можете показать мне, где тут уборная?

— В конец по коридору и направо. Она находится в самом конце коридора, так что не думаю, что ты её пропустишь.

— Спасибо, — сказал я и выбежал из комнаты, зажимая руками свой рот. Подавляя тошноту.

Уборная оказалась прям там, где она и сказала, я зашёл в одну из кабинок и выплеснул всё то, что скопилось у меня в желудке.

— Гвааа… гллааа… — из глубин моего горла раздалась серия неприятных звуков, совершенно не похожих на то, что мог бы из него издать я.

В моём рту остался кислотный привкус. Меня стошнило от всей души. Я думал, что мои кишки перевернуться кверху ногами. Медленно я сделал глубокий вздох и поднялся на ноги, после чего вытер свой рот носовым платком.

Я смыл за собой.

Фух…

Я подошёл к раковине и умыл лицо. Я набрал в руки немного воды и как следует прополоскал рот. Затем взглянул на своё отражение. Ладно, по мне и впрямь можно сказать, будто я находился на грани смерти, но, по крайней мере, я чувствую себя гораздо лучше, чем за мгновение до этого.

— Ладно… — произнёс я.

— С возрождением» — пробормотал я, покидая уборную. Я вернулся в комнату, где ждала меня Сасаки-сан.

— Как себя чувствуешь? — спросила она.

— Нормально. Меня стошнило, и поэтому я чувствую себя гораздо лучше.

— Ясно. Держи, — сказала она, поставив передо мной что-то упакованное. — Это мой обед. Хочешь?

— А можно?

— Я не сдеру с тебя за это денег, можешь не волноваться, — Взяв стул, она поставила его напротив меня и села. Я любезно принял её обед. Это была коробка с ничего особо собой не представляющим обедом, но мой желудок был пуст. Я опустошил её довольно быстро.

— Так, ладно, — произнесла она, когда я покончил с пищей. — Так что тут происходит?

— Мне самому хотелось бы знать

— …

Похоже, несколько обидевшись на мои слова, она замолчала и одарила меня убийственным взором. Меня передёрнуло, после чего я отвёл свой взгляд.

— Что ж, тогда только факты, не усложняя.

— Эм, чтобы это сделать, мне придётся начать со вчерашних событий, так что это займёт порядком.

— Можешь начинать. Пока мы не закроем дело, нам с тобой предстоит провести немало времени вместе». Она слегка улыбалась. Глаза её, правда, не улыбались совсем, и это пугало. Я решил на время прекратить свои прирекательства и поговорить с ней на чистоту.

— Вчера я и Аои-сан выбирались вместе. Мы гуляли в районе Синкёгоку. Затем, она, гм, немного перебрала.

— О, правда? … И что было после?

Она заострила на мне свой взгляд, будто только и ждала услышать подобное. Конечно же, она не собиралась прикопаться ко мне по поводу того, что я спаиваю несовершеннолетних*. Я понял, что должен быть на страже.

— Да, после я отвёл её домой. Я позволил себе достать из её сумки ключи и положить Аои-сан на кровать. Затем на автобусе я вернулся к себе, — решив, что встреча с Айкавой-сан существенной роли не играет, я не стал упоминать об этом. — После я как обычно лёг спать.

— Прежде чем уйти ты закрыл дверь?

— Да. Её Веспа всё ещё была припаркована рядом с моим домом, так что я планировал вернуть ключи вместе с Веспой зав… — сегодня. Итак, сегодня я отправился к ней на Веспе. Когда я открыл дверь и зашёл внутрь, то, ну, всё оказалось так, как вы могли наблюдать.

— Хмм… а что на счёт двери? Она была закрыта?

— Хэ?

Я взглянул на неё так, будто этот вопрос застал меня врасплох. На протяжении пяти секунд я изображал, будто копаюсь в своих воспоминаниях.

— Нет, там не было закрыто. Я не припоминаю того, что мне пришлось воспользоваться ключом.

— Ясно, — на её лице было недоверчивое выражение, но она всё равно кивнула.

— В том доме полно камер наблюдения, верно? Думаю, они могут подтвердить правдивость моей истории, если взглянуть на их записи.

— Скорее всего. Мы уже договорились о таком просмотре с отвечающей за это фирмой, — прохладно сказала она. — Так, теперь я просто хочу убедиться, — ты же ничего не трогал на месте преступления, верно?

— Нет. Как бы жалко это не звучало, но я был полностью ошеломлён. Я был не в силах даже броситься к Аои-сан.

— Твои действия были очень уместны, — сказала она. После чего она закрыла свои глаза и задумалась.

Значит, «умственный труд» был тем основным родом её деятельности, за который она отвечала. Это было мне уже более чем понятно после того, как она наведалась ко мне домой. Её шахматный тип мышления был незабываем, как бы ты ни пытался его забыть.

— Я даже не прикасался к телу Аои-сан, так что не знаю наверняка, она действительно мертва?

— Да. Это я могу подтвердить. На тот момент она, скорее всего, была мертва уже где-то два или три часа. Нам предстоит ждать результатов вскрытия, прежде чем мы сможем подтвердить отдельные детали, но, наиболее вероятно, смерть произошла в промежутке между девятью и десятью утра.

— Возможно, это окажется бесполезным, но…

— В мире нет ничего бесполезного, так что я внимательно слушаю.

Я также подумывал о том, что стоит однажды попробовать сказать что-то подобное. Но, сомневаюсь, что людям вроде меня жизнь предоставляет такую возможность.

— Когда вчера я положил её в кровать, на Аои-сан были одет комбинезон. Но сегодня на ней было одето уже другое, верно? Так что, думаю, что это значит, что в какой-то момент она проснулась, и это могло быть как утром, так и в течении ночи. Дверь я вчера закрывал, так что, быть может, Аои-сан впустила убийцу сама.

— Ясно…

— А, и просто к вашему сведению, одежда, что была на ней сегодня, из числа той, что была куплена во время вчерашнего похода по магазинам.

— Вот как, — кивнула Сасаки-сан. Я отметил, что она совсем ничего не записывала. Если подумать, так же было, и когда она посещала мою квартиру. Она просто слушала меня, ничего не записывая.

— Хэ, у вас просто отличная память, да?

— Прости? А, ну, со своей работой она справляется, — ответила она так, будто в этом не было ничего особенного. Но в моём случае мне было чему завидовать.

— Так же, вообще, в промежутке с девяти до десяти я завтракал у своей соседки, так что, играет это роли или нет, но, думаю, у меня есть алиби.

— А, ясно, — кивнула она без какого-либо интереса. Выглядело это так, будто для неё были гораздо более важные вещи, над которыми надо было подумать, чем моё чёртово алиби.

— Знаешь, когда вначале ты позвонил, я подумала, что убийца, скорее всего, — ты.

— …

От этого неожиданного заявления я остался без слов.

— Вы действительно прямолинейны. Извините, если выгляжу несколько удивлённым.

— Да, ну, тебе есть чему удивляться. Но это правда. Я и впрямь так думала, и я точно не пытаюсь этого скрыть. Я думала, что ты убил её и пытаешься притвориться, будто наткнулся на тело. Но ты выглядел так, будто чувствовал себя неподдельно плохо, и, если отбросить в сторону время смерти и остальное, на месте преступления не было орудия убийства. Что значит, что ты просто физически не мог совершить подобное.

— …

— Это, конечно, если ты не прячешь его где-то под своей одеждой.

— Есть желание проверить?

— Нет, в этом нет нужды, — ответила она, но подобное ни в коем разе нельзя было списать на халатность. Сасаки-сан уже осмотрела меня, после того как вывела из квартиры Микоко-тян. Из-за того, что я не мог идти сам, она подставила мне плечо, на которое я мог опираться. Это была доброта со впрыснутой в неё проницательностью.

И с этим у меня не было каких-либо проблем.

— Вот уж спасибо, — сказал я.

— Уверена, что твоя невиновность будет доказана в полной мере после того как будет установлено официальное время смерти, а также после того как мы взглянем на записи камер наблюдения. Но не раньше»

Она взглянула мне прямо в глаза.

— Кто, по-твоему, мог это сделать? — спросила Сасаки-сан. Вопрос, что я задавал ей уже дважды раньше, при других обстоятельствах.

— Ну… Не знаю.

— Совсем не на кого подумать?

— Совсем, — прямо ответил я. — В смысле, стоит начать с того, что Аои-сан и я не были особо и близки. Лишь совсем недавно мы начали проводить время вместе и выбираться куда-то поесть или ещё зачем.

— Позволь мне спросить прямо, — произнесла она. — Были ли ты и Аои-сан вовлечены в отношения романтического характера?»

— Ответом на это будет «нет». «Нет», абсолютное «нет». Если подумать, то я не уверен, можно ли нас было назвать хотя бы друзьями.

— А-а, ясно. Вроде бы Джун-сан говорила что ты «такой», если я правильно припоминаю? — пробормотала она, похоже, довольствуясь тем описанием, что вспомнила.

— Айкава-сан? Что она говорила обо мне?

— Ну, не могу тебе об этом сказать, — это дразнящее заявление не могло меня не обеспокоить, но тут я понял, что подобный ход также может быть частью стратегии Сасаки-сан, а потому, включив осторожность, я отказался от дальнейших расспросов. Да и мнение Айкавы-сан по поводу меня всё равно было достаточно легко представить.

После этого Сасаки-сан более подробно расспросила меня о некоторых вещах и закончила простым «ясно».

— Ну а теперь, есть ли у тебя ко мне какие-то вопросы? — добавила она.

— Нет, в этот раз нет, — ответил я после недолгих размышлений. — Мне лучше как можно быстрее вернуться домой и прилечь.

— Ясно. Ну, на сегодня этого достаточно. Позволь отвести тебя домой.

Она встала со стула и покинула комнату. Я последовал прямо за ней, и вместе мы вышли из здания. Забравшись в её Краун, я сел на то же место сзади. Сасаки-сан завела машину и дала по газам ещё агрессивнее, чем раньше.

— Накадачиури, вроде? До Сенбона?

— Да

— Как себя чувствуешь?

— Нормально. После того как меня стошнило, я чувствую себя как новенький

— Знаешь, — сказала она, продолжая вести машину. Её голос был лишён каких-либо эмоций. — Меня не покидает ощущение, что ты всё ещё что-то скрываешь.

— Скрываю? Я?

— Именно это я и сказала.

— Нет, я ничего особо не скрываю. Как можете наблюдать, я просто честный, безобидный, молодой человек с правильными манерами.

— Ого, правда что ли? — произнесла она с редким сарказмом. — Ты уж точно не выглядишь таковым с моей точки зрения, но, полагаю, раз уж так говоришь ты сам, то это, должно быть, правда.

— Вы говорите это так, словно этим что-то подразумеваете.

— Нет, ничего такого. Если тебе действительно так кажется, то это, вероятно, потому, что тебя мучает совесть. Хотя, честно говоря, я сомневаюсь, что честный молодой человек с правильными манерами стал бы незаконно вламываться на место преступления.

— Оу.

Вот что значит достать кота из мешка.

Естественно, я был готов к подобному с самого начала, но Сасаки-сан и впрямь поймала меня, когда я дал слабину. Об этом не упоминалось ни в одном из документов, присланных Кунагисой, так что узнать наверняка, поймали ли меня этом или же нет, до этого не предоставлялось возможным.

Смотря прямо вперёд, на дорогу, она продолжила.

— В любом случае, пожалуйста, просто расслабься, — сказала она так, будто видела меня насквозь. — Пока об этом известно только мне.

— Только вам?

— Именно это я и сказала, — в её голосе отсутствовали какие-либо интонации. Но в то же время в нем был какой-то оттенок вредности. Да, чем-то это напоминало о самом могущественном в мире подрядчике.

— Не знаю, что на тебя нашло, когда ты решил вломиться в квартиру Эмото-сан, но рекомендую тебе быть более осмотрительным в своих действиях. Просто прими это в качестве совета.

— Не в качестве предупреждения?

— Нет, нет, это просто совет.

Но то, как она сформулировала это, звучало далеко не ласково. Да, мои действия и впрямь были невероятно опрометчивыми, и она имела право на подобное отношение, но всё же.

— Сасаки-сан, я просто хочу спросить… почему эта информация «пока» известна только Вам?

— Ну, я достигаю необходимого своими путями. Не буду вдаваться в подробности, но я лишь хочу, чтобы ты понял, что у меня кое-что на тебя есть. Вот и всё. Так что, пожалуйста, уж постарайся не забыть об этом.

В ответ я мог только вздохнуть. Мои плечи повисли, а из самого меня будто высосали всю энергию. Опять это повторяется? Ну почему я встречаю лишь только таких людей?

— Все, кого я знаю, либо чрезвычайно умны, либо наделены ужасным характером. У них у всех одна и та же чёртова суть. Хотел бы я хоть раз встретить кого-то хорошего. Пускай даже он окажется глупым.

— Ну, — даже не усмехнувшись, произнесла Сасаки-сан. — Мне жаль об этом слышать. Но у меня нет намерений освобождать свою должность.

А затем мы прибыли на пересечение Сенбон Накадачиури.

— Не желаете зайти в гости? — поинтересовался я.

— Я на работе, — ответила она. Я не посчитал услышанное грустным, но и не счёл это чем-то положительным.

Она открыла окно, с целью спросить кое о чём напоследок.

— Что, по-твоему, значат x над чертой и y под?

— Обыщите меня, — ответил я после недолгих размышлений. Я знал, что её совершенно не устроит подобный ответ. Но она просто кивнула, закрыла окно и уехала.

Какое-то время я недвижно стоял на месте и ожил только тогда, когда ощутил полнейшую бессмысленность своего бездействия. Я вошёл в свой дом, поднялся на второй этаж и, прошагав по коридору, очутился у себя.

Это тихое пространство.

Где нет ни единого звука.

Где нет ни одного человека.

Комната, которую дважды посетила Аои Микоко.

Один раз я угощал её яцухаси; другой раз она принесла домашней сладкой картошки.

Я не особо склонен к сентиментальности. Не был я также и пессимистом. Впрочем, как и романтиком. Я был лишь запутавшимся примитивистом.

— Полагаю, не могу сказать, что это было абсолютно неожиданно, — пробормотал я. — Так я говорить не буду. Нет, не буду.

Я припомнил свою вчерашнюю беседу с Микоко-тян. Беседу, которая больше никогда не случится.

— Всё это было полной бессмыслицей, хэ?

Давайте попробуем представить, какие чувства Микоко-тян испытывала к своему убийце? Вероятно, она не была возмущена. Обижена — вполне может быть, но не более. Такой вот девушкой она мне представлялась.

Должно же быть что-то.

Что-то, что мне следовало ей сказать.

Что мне действительно следовало сказать ей вчера?

— Это всё равно, что над пролитым молоком плакать, — сказал я себе.

Мой ужасно равнодушный монолог. Я осознал, что это, вероятно, и была одна из тех ситуаций, когда люди обычно плачут. Тот, кто был над моим плечом, и впрямь так считал.

Наступила ночь.

Озабоченно выглядящая Миико-сан заскочила ко мне в комнату.

— Вот, поешь, — сказала она, протянув мне миску рисовой каши. Выражение её лица было невинным, в то время как глаза были абсолютно серьёзны. Понимая, что этот поступок от всего её сердца, я начал испытывать вину.

Боже. Скольким же людям на текущий момент я уже принёс лишней печали?

— Большое спасибо, — орудуя принесённой Миико-сан ложкой (у меня дома были лишь одноразовые палочки), я до отвала напичкал себя едой. Хоть Миико-сан и не была особо хорошим поваром, но эта каша была довольно вкусной.

«У тебя что-то стряслось?» — не спросила Миико-сан. Она никогда не задавала подобные вопросы. Она была лишь соседкой, что молча внимательно присматривала за мной. Она была соседкой в самом настоящем смысле этого слова. Вероятно, подобное было совершенно не похоже на настоящую доброту, но, тем не менее, она всё равно была добрым человеком.

Кстати, разве Микоко-тян не говорила мне комплимент в таком же духе? Что я добр?

— Микоко-тян… она умерла, — произнёс я без какого-либо вступления.

— Ясно, — кивнула Миико-сан. Её голос звучал так, будто у неё не было какого-либо особого мнения по этому поводу. — Той ночью, — сказала она, — И я имею в виду ту ночь, когда та девушка переночевала у меня, она вела себя удивительно ворчливо после того как проснулась следующим утром. Поначалу я подумала, что так, наверно, из-за похмелья, но причина, будто, была не в этом.

— …

— Я спросила ее: «Как себя чувствуешь», — на что она ответила: «Это худшее утро моей жизни»… Вот и всё.

— Достаточно, — ответил я. — Большое спасибо, Миико-сан.

— Ты и впрямь ведёшь сложный образ жизни, не так ли? Твой путь не столько крутой подъем в гору, сколько шаткий, ненадёжный мост. И всё же ты умудряешься идти по нему, не соскальзывая. За это я искренне тебя уважаю.

— Я соскользнул и упал уже давным-давно. Но на этом пути какая-то странная гравитация, поэтому я прилип к нему с изнанки.

— В чём бы ни было дело, сейчас ты входишь в решающую стадию, — сказала она более глубоким голосом. Это звучало почти как угроза. — Если сейчас отпустишь хватку, то никогда не сможешь выбраться. Тогда всё, что ты вытерпел, всё, что сделал, и всё то, к чему стремился, будет брошено на ветер. Тебе, скорее всего, в любом случае на это плевать, но просто помни, что твоя жизнь не строилась только тобой. Не забудь, что есть те, кого ты спас лишь фактом того, что был жив.

— Таких людей нет, — возможно, в моём утверждении было слишком много ненависти к самому себе. Вероятно, из-за этого Миико-сан и взглянула на меня с жалостью.

— На тебе слишком тяжёлая ноша, — сказала она. — Не стоит считать, что ты действительно можешь сильно повлиять на кого-то. Только слабый станет красным, если вдруг сойдётся с алым. Пока ты в силах судить вещи сам, ты меньше поддаёшься чужому влиянию. Твоё существование не так и досаждает другим.

— Ммм, может и так.

В конце концов, это было лишь высокой степенью самосознания.

Был ли я жив или мёртв тут роли не играло.

Даже если в самой сердцевине моего существа таился убийца, планета просто продолжала вращаться.

— Но, всё же, уверена, есть те, кто тебя любят. Есть те, кто испытывают к тебе необъяснимую привязанность, и это уж точно. Так уж устроен мир. Может, сейчас ты этого и не понимаешь, но помни о том, что я сказала. Наступит момент, когда ты поймёшь. По крайней мере, доживи до него.

Те, кто испытывают ко мне необъяснимую привязанность.

Сегодня один из них умер.

Так сколько тогда ещё осталось?

— Я не буду советовать тебя взбодриться. Это та проблема, с которой придётся разбираться тебе самому. Просто знай, что ты не был причиной смерти той девушки. Могу дать слово. У моей веры в это нет основания, но тем не менее я не сомневаюсь… Те, кто умирают, просто умирают.

— Но… это всё равно, что я убил её, — произнёс я.

— А ты её убил?

— Ну, нет, но если бы…

Если бы.

Если бы я не оставил в квартире её одну, если бы не пошёл домой, если бы просто взял её с собой, то всё сложилось бы иначе.

— И я повторю, что ты берёшь на себя слишком большую ношу. Понимаешь ли ты бессмысленность такого мышления?

— Да. Но, Миико-сан, было кое-что, что я должен был ей сказать.

Одну последнюю вещь.

Я не сказал ей одну последнюю вещь.

— Бесполезно сожалеть о том, что сделано. Вот всё, что я могу сказать, — какое-то время её взгляд бродил. — Также, я забыла тебе сказать об этом утром. Послание тебе от Сузунаши. Она просила, чтобы я обязательно тебе передала.

— От Сузунаши-сан?

Она кивнула. Я выпрямился. Не то, чтобы Сузунаши-сан сейчас была здесь или типа того, так что я понимал, что в этом не было необходимости, но только лишь мысль о Сузунаши заставила меня рефлекторно выпрямиться. Что-то, связанное с этой Сузунаши Неон.

Миико-сан открыла рот.

— «Есть два типа людей — те, кто страшны, потому что не представляешь, что они могут сделать, и те, кто страшны, потому что ты знаешь, на что они способны. Но ты не особо то и страшен, так что не стоит волноваться о подобных вещах».

— Я это учту.

— Обязательно так и сделай. Она сказала, что в следующий раз придёт навестить, так что давайте соберёмся вместе за одним столом. Мне кажется, она хочет хорошенько тебя отчитать.

— Я готов был на это согласиться, пока не услышал про «отчитать». Но я точно не против застолья. Разве что…

— Хмм?

— О, ничего. Большое спасибо за еду.

Я вернул ей миску из-под каши. Она взяла её, пожелала мне доброй ночи и покинула мою комнату. Слово «Непостоянство» было написано на спине её джинбея. Я видел его второй раз.

— Серьёзно… — пробормотал я сам себе. Это существование было проблематичным. Может уже и впрямь пришло время выслушать лекцию длиною в день от Сузунаши-сан.

Но.

— Но не скоро ещё у меня появится желание снова сходить в тот ресторан…

Когда же все эти дела из разряда дух превыше тела окончатся?

Этого я не знал.

  1. Задачка о людоедах и миссионерах в оригинале. Три миссионера и три людоеда находятся по одну сторону реки, через которую они хотят переправиться. В их распоряжении имеется лодка, которая может выдержать вес только двух человек. Кроме того, если в какой-то момент число людоедов станет больше числа миссионеров, миссионеры будут съедены независимо от того, на каком берегу реки это случится.
  2. Жареная в панировке свиная отбивная (тонкацу) в чашке с рисом (домбури).
  3. В Японии совершеннолетие наступает в двадцать лет.