1
  1. Ранобэ
  2. Дюрарара!!
  3. Том 8

Пролог. «Две стороны одной монеты @ Икебукуро»

Июль, где-то в городе

Доллары изменились.

Об этом перешёптывались какие-то люди из кофейни за углом.

Вы знали, что не так давно Доллары были простой организацией без строгих правил, но теперь они уже стали полноценной частью Цветных Банд?

Причиной этому изменению послужило одно событие на Золотой Неделе в мае.

С момента этого происшествия прошло уже более двух месяцев, но шрамы от оставленных им ранений заживут ещё нескоро.

— Эй, старик, мы не понимаем, что значит ‘не спешить’, поэтому перейдём сразу к делу.

Дело было ночью в Токио.

В переулке неподалёку от центра Икебукуро несколько молодых человек в мешковатой одежде столпились вокруг офисного клерка, загнав его в ловушку.

Мужчине было около сорока; для него быть окружённым кучкой молодых людей таким вот образом было равносильно падению в бездонную яму — ничуть не лучше ада.

— В чё…в чём дело…вы, парни, поймали не того человека…я же не сделал ничего плохого…правда?

Насмерть перепуганный мужчина таращился на кучку парней, которые были не старше его собственного сына, и, пытаясь защититься, крепче прижал кейс к груди; однако, против четырёх человек этого было точно не достаточно.

— Ты чё, нас не слышал, давай, мать твою, перейдём сразу к делу! Хм! Мы Доллары, ты чё, о нас не знаешь? Прямо сейчас мы, это, собираем капитал, так что давай, помоги нам и гони все деньги из кошелька.

Молодой человек, дав мужчине несколько пощёчин, озвучил эту надуманную причину. Тот, мгновенно протрезвев, выдавил из себя любезную улыбку:

— А…ха-ха, Доллары…я знаю, я тоже в них состою.

— А!?

— П-понимаете, в интернете…

Говоря эти слова, мужчина протянул им свой телефон, но один из парней схватил его вытянутую вперёд руку и с ухмылкой заломил её ему за спину. Мобильный с громким треском упал на землю из его рук.

— А…ай! Как больно…!

Мужчина взвыл от боли. Парень, скрутивший ему руку, наклонился ближе к его уху, и проговорил неприятным голосом:

— Если дело в этом, то у тебя ещё больше причин дать своим приятелям из Долларов немного карманных денег, ты же наш семпай и всё такое.

Услышав эти слова, остальные парни в один голос скандировали:

— Все отцы в Японии, вы так усердно работали ради нас!

— Ооо, как же мы хотим отдать вам честь, как следует!

Молодые люди, бурно изображая привязанность, приобняли офисного работника за плечи, но ему от этого стало только страшнее. Он уже даже подумал, что лучше бы эти люди выбивали из него деньги силой. События разворачивались таким образом, что он боялся — даже если он и отдаст им деньги, невредимым ему отсюда не уйти.

Мужчина украдкой посмотрел назад и решил попытаться сбежать…

Но когда он увидел, что путь с той стороны блокирует другая группа парней, тут же впал в отчаяние.

Однако, не он один удивился при виде этих ребят.

— …чего вам, вашу мать, надо?

— На чё вы смотрите? Пошли вон!

Подростки, совершающие здесь вымогательство, угрозами попытались запугать незнакомцев, но, по всей видимости, на небольшую группу парней, загородивших дорогу, они не оказали никакого эффекта — только усилили повисшие в воздухе враждебность и напряжение.

Хоть телосложение всех этих ребят отличалось, на каждом из них были одинаковые маски.

Ну, масками их можно было только назвать, ведь эти шапки из куска ткани с прорезями для глаз были до смешного просты. ‘Шапки’ закрывали их лица полностью и жутким образом походили на акульи зубы, тем самым вызывая неописуемые леденящие душу ощущения.

Это выглядело странно.

Не похоже было, что они таким видом запугивали людей, и, скорее всего, их внешний вид не был результатом пьяной шалости, да и ни на артистов, ни на соседский дозор эти люди похожи не были.

Первое, о чём подумали подростки, была банда “Торамару” из Сайтамы, которая несколько месяцев назад вступила в конфликт с Долларами.

Увидев группу парней, которые, возможно, были из “Торамару”, подростки заволновались и испугались, что те закрыли свои лица только с одной целью — избить их.

Через несколько секунд мёртвой тишины, один из парней в масках любезно предложил:

— Мы тоже из Долларов, может, вам помочь?

— А…?

— …

Подростки-вымогатели нахмурились в замешательстве, а мужчина, съёжившись от страха в углу переулка, был так напуган, что временно потерял способность говорить.

— Э-эй, п-почему это мы должны делиться с вами нашими деньгами…просто идите уже! — грубо ответили им подростки, хотя, выяснив, что их оппоненты тоже были из Долларов, они испытали некоторую долю облегчения.

После таких слов парни в масках переглянулись между собой и замахали руками в знак опровержения.

— А, нет-нет, я боюсь, вы нас не так поняли.

— Чего?

В то время как главарь подростков с яростью посмотрел на людей в масках, откуда-то сзади послышался глухой звук сильного удара.

Он обернулся — и увидел, что недалеко от него стоит молодой парень в такой же маске с бейсбольной битой в руках, а на земле распластался один из его собственных приятелей.

— Ты…ты…ублюдок…!

За парнем с битой стояла небольшая группа людей в масках. Попытавшиеся выбить деньги из мужчины подростки наконец-то поняли всю серьёзность ситуации, в которой они оказались.

На улице не было ни одного прохожего. Они были полностью окружены в этом узком переулке, и все пути к отступлению были отрезаны.

И тут заговорил один из парней в масках.

— Хорошо, а теперь дайте нам свои телефоны, и позвольте нам помочь вам выйти из Долларов.

Он криво ухмыльнулся, поправил свою странную шапку и со скрипом размял шею.

— Если мы оставим в Долларах таких как вы, это только испортит наши планы.

— Наш босс собирается избавиться от подонков вроде вас.

Доллары изменились.

Об этом некоторые люди шептались в переулках и на обочинах.

В этой банде больше не было позволено неторопливо и спокойно проводить своё время.

♂♀ Государственное шоссе в Икебукуро

— Похоже, этот случай тебя очень огорчил, председатель.

На заднем сидении дорогой машины раздался голос странного на вид человека в респираторе; он выражал собеседнику некоторое сожаление.

— Ну, не то, чтобы это была печаль, но да, ситуация не из приятных, — ответил ему мужчина, сидящий напротив, на небольшом расстоянии.

Ему было около шестидесяти.

В его волосах, безукоризненно гладко зачёсанных назад гелем, виднелись седые прожилки. Он спокойно посмотрел на человека в респираторе — Кишитани Шингена — и заговорил, с нотками сарказма в голосе:

— Разве причина моих неудач не твоя Небула?

— Ах, похоже, тебе нужно ещё немного времени, чтобы всё понять, председатель Ягири-сан.

— Прекращай своё позерство, мне от одних твоих слов тошно становится.

Шинген медленно покачал головой, и искривил губы, скрытые респиратором, в улыбке.

— Хоть сейчас ты и сидишь в кресле председателя, как только вся твоя компания станет частью Небулы, Ягири Сейтаро станет её марионеткой, а этот факт, я надеюсь, ты имеешь в виду.

В ответ на насмешку Шингена, седовласый джентльмен с каменным лицом проговорил следующее:

— Для людей иногда ‘по-настоящему пугающими существами являются именно люди’ — этого убеждения я придерживаюсь детства.

— В этом мире нет ничего по-настоящему пугающего, что угодно способно вызвать рак, и одни организмы способны стать причиной вымирания других. В любом случае, сегодня я позвал тебя сюда не для того, чтобы подколоть.

— Да ладно, и что же ты тогда хочешь мне сказать? Не думаю, что Небуле стоит так волноваться из-за ‘головы’.

Ягири Сейтаро вот так просто упомянул ‘голову’ в повседневной речи; Шинген, всё ещё в респираторе, спокойно ответил ему:

— Не веди себя так. Честно говоря, я хотел побеседовать с тобой как со старым другом, а не как с работником Небулы. Или, лучше будет сказать, ‘предупредить’.

— Предупредить меня?

Сейтаро в полном замешательстве посмотрел на Шингена. Тот, уставившись на собственные лежащие на коленях ладони с перекрещёнными пальцами, не поворачиваясь к собеседнику, пробормотал одно имя.

— Ёдогири Джиннай.

— …!

В ту самую секунду, как Сейтаро услышал это имя, он помрачнел, отвернулся к окну и посмотрел на проплывающие мимо пейзажи.

Небоскрёбы по обе стороны шоссе проносились мимо расплывчатыми пятнами, то и дело попадая в зеркала автомобиля. Время от времени при вспышках света лицо самого Сейтаро отражалось в стекле. Тишину, продолжив говорить, нарушил Шинген.

— Судя по твоей реакции, слухи о ваших с ним связях — правда.

— …

— Я просто хочу сказать, что этот Ёдогири опасен, и если ты хочешь остаться невредимым, лучше к нему не приближаться. Если захочешь им манипулировать — ему и труда не составит в ответ манипулировать тобой. Всё, что он делает, банально, но его способность садиться другим на шею для достижения личных целей по-настоящему первоклассна… Я сказал, что его действия банальны, но его жертв лично мне очень жаль.

Шинген неопределённо закончил свою мысль; Сейтаро же с сожалением улыбнулся и покачал головой.

— Я весьма удивлён. Даже в Небуле ты известен как неразборчивый чудак… Как может Ёдогири Джиннай вызывать у тебя такое беспокойство?

— В Небуле я веду себя осторожно, ведь в компании всех кормят чем-то связанным с головами фей, кровью вампиров и другими вещами, о которых мне и говорить стыдно. В конце концов, если бы я на самом деле был неразборчивым, то не стал бы заморачиваться со всей этой куплей-продажей, когда вы получили голову Селти. Я бы просто мог украсть её из твоего дома.

— И у тебя хватает наглости это признать.

— Я думаю, что это ты здесь неразборчив. Ту ‘голову’ должны были передать Небуле двадцать лет назад, а вместо этого ты пригрозил мне жизнью моего сына и сбежал с ней. Я надеюсь, ты ещё не забыл об этом?

Столкнувшись с заявлением Шингена, Сейтаро, продолжая смотреть в окно, ответил ему:

— После пятидесяти память у людей ухудшается. Я тут попытался вспомнить, и вот что — а разве это не ты сам довольно охотно согласился ‘её’ мне продать?

— Хм, когда я сказал своему начальнику: «Жизнь моего сына, возможно, в опасности, ничего, если я продам ‘голову’ другой компании?», я, по правде сказать, и не ожидал, что он ответит мне: «Ну, если твой сын в опасности, думаю, что другого выбора нет, ведь в полицию мы никак позвонить не можем». Так как наш отдел понимал, что данное обстоятельство разглашать нельзя, нам приходится отрицать свою причастность.

— …Твоё место работы, в самом деле, очень интересно. Когда думаю, что эта компания с мировым именем вот-вот отберёт мою собственную, могу чувствовать лишь отвращение.

— Ах, ну разве это не ужасно? Как раз, подходящий момент, чтобы забыть обо всём плохом.

Это был вовсе не сарказм. Из-за того, что лицо Шингена полностью закрывал респиратор, было сложно рассмотреть выражение его лица, и Сейтаро начал сомневаться в истинных намерениях своего собеседника. Мужчина откинул седеющую голову на спинку сидения и, будто полностью игнорируя Кишитани, заговорил:

— Как я мог забыть человека вроде него. Прошлый год стал самым неудачным в моей жизни; Фармацевтическую Компанию Ягири поглотила Небула, и, более того, Намие забрала ‘голову’ неизвестно куда.

— С твоими-то возможностями ты с лёгкостью можешь узнать местоположение своей племянницы. А потом тебе просто нужно будет переодеться вором и украсть голову обратно.

— …В этом нет нужды. Мы уже практически закончили исследование ‘головы’. Пока мы достигли только одного вывода — современные технологии на неё не влияют никак. Похоже, мне стоит получше присмотреться к её сверхъестественной стороне… Однако, Намие продолжает свои бесполезные исследования только с одной целью — она всем сердцем желает остановить любовь Сейджи к этой ‘голове’.

Сейтаро несколько раздражённо вздохнул. Увидев это, Шинген немного насмешливо спросил у него:

— Ты прекрасно это понимаешь, но в то же время позволяешь ей делать всё, что вздумается. Похоже, ты довольно неплохо к ней относишься.

— Это потому что она была чрезвычайно талантлива, а мой брат…её отец был посредственен, так что я думал, что если мы хотим достичь какой-нибудь цели в исследованиях, то должны полагаться на Намие.

— Хмм… И тем не менее, поначалу ты и не собирался относиться к ‘голове’ как к исследовательскому образцу, не так ли? Твой племянник начал показывать извращённую любовь к ‘голове’ только после того, как увидел её у тебя дома, не так ли?

— Ты совсем не изменился, всё так же суёшь нос в чужие дела.

Сейтаро, признав своё поражение, вздохнул, Шинген же криво улыбнулся и продолжил:

— Ничего подобного. Разве ты со своим племянником не одного поля ягоды? В твои-то годы влюбился в эту ‘голову’! Ты до сих пор один, даже сейчас, и из-за своей любви к ‘голове’ ты можешь начать угрожать кому угодно, даже мне.

— Твоё предположение получает всего 50 очков.

Машина попала в пробку и постепенно снизила скорость.

— Конечно же, я признаю, что ‘голова’ невероятно красива, понимаю, что она такая и с точки зрения искусства и даже отношусь к ней как к лицу противоположного пола. Ты прав, когда-то я отбросил в сторону свой возраст и начал испытывать к голове любовь и вожделение, но сейчас я слишком стар и не имею права говорить о романтических отношениях. Хоть Сейджи и выводит меня из себя, время от времени я ему завидую.

Сейтаро, по-видимому, вновь переживал свои старые воспоминания, судя по тому, как он запрокинул голову и посмотрел в потолок; он как будто говорил сам с собой.

— Если ты считаешь эту зависть любовью, тогда да, я влюблён, влюблён в перспективу, возможность вырвать мою душу из этого тоскливого мира. Такие заблуждения присущи молодым… Однако, с тех пор, как я узнал, что на этом свете возможны вещи, выходящие за рамки привычных представлений, меня можно простить за то, что я был ими очарован.

Шинген молча покачал головой в ответ на слова старого друга и, глубоко вдохнув через респиратор, он с шумом выдохнул.

— Позволь мне дать тебе ещё один совет: прекращай сотрудничать с этим Ёдогири Джиннаем.

— Тогда позволь мне снова спросить: этот никуда не годный подхалим что, правда настолько опасен?

— Если бы этот бесполезный человек только и делал, что подлизывался к сильным мира сего, он бы не заимел себе врагов в лице Авакусу-кай, ты так не считаешь?

Шинген назвал имя одной печально известной организации и посмотрел себе под ноги.

— Ты всегда так высокомерен, боюсь, ты планировал использовать его до тех пор, пока не выжмешь из него последнюю каплю крови, а потом в подходящее время выкинуть его вон… Но не стоит тебе относиться к нему, как к хвосту ящерицы, это слишком опасно. Может, он и хвост, но иногда, когда ему очень надо, этот хвост может бросить тело по собственной воле.

— Твои метафоры абстрактны, как и всегда…но я запомню твои слова.

Сейтаро едва заметно кивнул с непроницаемым лицом, и было непонятно, принял ли он совет друга к сведению.

Через 10 минут

Сейтаро вышел из машины. Шинген задал вопрос водителю:

— Ах, да, как много ты знаешь о Ёдогири?

Услышав эти слова, сидящий на переднем сидении русский — Игорь — покачал головой и ответил:

— Я не уверен. Я не знаю о нём ничего кроме того, что сказал мне ты, да мне и не интересно.

— Ясно…точно-точно, ты же уже помогал Небуле…нет, ты помогаешь мне уже больше трёх месяцев. Я так понимаю, тебе не нужно возвращаться обратно в Россию?

— Заместитель приказал мне следить за каждым шагом Мисс Вороны, и, хоть я и не думаю, что есть о чём волноваться…всё же, остаётся ещё и ‘обмен’ с Авакусу-кай, поэтому я решил пока остаться в Японии.

— С твоими документами нет никаких проблем? Если тебя вдруг задержит полиция, у меня нет водительских прав. Тебя вышлют, и ты больше никогда не сможешь сюда вернуться.

— Расслабься. Как только я получу рабочую визу под предлогом того, что “с пятнадцати лет занят в ювелирном деле”, смогу остаться в Японии надолго. Денис и Саймон решили подавать документы на вид на жительство, но лично я не могу сказать, что мне нравится эта страна. Но, конечно же, я её не ненавижу.

Игорь замолчал, а потом задал своему сидящему позади нанимателю вопрос:

— …Тот человек по имени Ёдогири действительно настолько опасен?

— Ты и он, Ворона и те парни из Авакусу-кай — вы относитесь к совершенно разным типам людей. Если представить тебя в виде острого клинка, то он был бы ядом…или радиоактивным веществом. Если у тебя недостаточно знаний, чтобы ему противостоять, твоё тело медленно заржавеет, а ты и не поймёшь…а к тому времени, как ты поймёшь, что что-то не так, будет уже слишком поздно.

Шинген постепенно выделял свои слова интонацией; это его сравнение Игорю было полностью понятно.

— …Игорь, ты ещё помнишь дело того монстра-убийцы “Голливуд”, которое я поручил тебе ранней весной?

— Из-за того дела мне даже пришлось перенести небольшую пластическую операцию. Я помню, что “Голливуд” на самом деле хотел убить Ёдогири, да?

— Правильно. Эта монстр-убийца “Голливуд” — Хиджирибе Рури — с самого начала хотела убить Ёдогири, но тот, в конечном счёте, сбежал. С того самого момента всем стала известна её ‘странность’.

— Ясно. Но этот человек работает с председателем Фармацевтической Компании Ягири, чего они на самом деле добиваются? — убийца, который едва что-либо знал о деталях работы, с любопытством задал этот вопрос своему нанимателю.

Шинген даже не попытался ничего скрыть и сказал ему правду:

— Этот человек — посредник, скрывающийся в сфере развлечений.

— …Так, значит, он замешан в торговле людьми?

— И это тоже…но он продаёт куда больше, чем просто людей.

— Если хорошо подумать, двадцать лет назад человеком, продавшим мне информацию о демоническом клинке “Сайка” и Безголовом Гонщике, был именно Ёдогири.

Когда водитель услышал слово “Сайка”, его тело на мгновение задрожало.

Однако, Шинген не оставил без внимания эту слабую реакцию и заговорил:

— Игорь, я с самого начала хотел у тебя спросить.

— О чём же?

— Ты был ранен “Сайкой”, да?

На этот бесстыдно прямой вопрос Игорь ответил с горькой ухмылкой:

— …Ты можешь думать, как тебе угодно.

Шинген, встретив в зеркале заднего вида взгляд Игоря, глаза которого медленно начали наливаться красным, едва заметно пожал плечами и продолжил говорить, как будто ничего не изменилось:

— Тогда ладно, позволь мне предположить, что ты стал дитём “Сайки” и превратился в нечто сверхчеловеческое… Если это правда, тогда я, пожалуй, дам тебе один совет.

— Какой совет?

— Держись подальше от Ёдогири Джинная.

— Потому что никогда не знаешь, в насколько далёкое место он может тебя продать.

♂♀ ЧАТ

Кё: Я хочу сказать, что со своей способностью искусно отыгрывать различные роли Ханеджима Юхей-сама стал частью целой вселенной! То есть, Ханеджима Юхей-сама есть в каждом уголке вселенной… когда я закрываю глаза, чувствую, что Юхей-сама рядом со мной! Всякий раз, как я дышу, в моё тело вливается Юхей-сама… так объединимся же в этом счастье, и все вместе утонем в объятиях Юхея-сама!

Сан: Ни за что.

Сан: Я буду думать о женщине, которая сейчас с ним.

Сан: Хиджирибе Рури.

Кё: Увы, Сан-сан услышала, что Рури и Юхей-сама влюблены, и теперь завидует, так ведь? Но посмотри на это с другой стороны! Хиджирибе Рури тоже часть мира человека под именем Ханеджима Юхей! Если у тебя есть время на бесполезную ревность, тогда почему бы не относиться к Хиджирибе Рури как к части Ханеджимы Юхея, которую можно любить, в которой можно утопать!

Сан: А.

Сан: Ты говоришь о тройничке.

Сан: Ой, больно.

Сан: Не щипай меня.

Кё: Как ты могла представить моё выражение в таком виде! Однако, если ты интерпретируешь мои слова подобным образом, поймёшь, почему из-за религии люди могут чувствовать себя неловко. Но если ты превратишь эту неприятность в счастье, тогда мне больше нечего бояться!

Сан: Кё, ты пугаешь.

Сеттон-сан в чате

Сеттон: Добрый вечер.

Сеттон: Восторженность Кио-сан всё никак не угаснет, хех.

Кё: Добрый вечер, Сеттон-сан! Термин ‘восторженность’ уже не подходит для описания моих эмоций. Наша любовь к Юхею-сама настолько велика, что словами её не описать. Но если ты настаиваешь, нам нужно только слово ‘любовь’!

Кё: Любовь! Любовь! Моя необыкновенная любовь к Юхею-сама даёт мне сил жить дальше!

Сан: Как страшно.

Сеттон: Ох, как же сильно ты любишь Ханеджиму Юхея.

Бакюра-сан в чате

Бакюра: Всем привет!

Сан: Добрый вечер.

Сеттон: Добрый вечер.

Бакюра: У Хиджирибе Рури, которая по слухам встречается с Ханеджимой Юхеем

Бакюра: Похоже, завёлся сталкер.

Сеттон: Сталкер?

Бакюра: Я слышал, что кто-то устроил переполох с её старыми фото.

Бакюра: Видимо, в этих старых фотках есть какая-то тайна.

Сеттон: Ааа, так вот в чём дело, он надоедливый папарацци?

Кё: Ох, Бакюра-сан, добрый вечер. Я тоже об этом слышала. В общем-то, если фотографии настоящие, тот человек мог выложить их в интернет и показать всем, однако мне известно, что ни один человек их не видел.

Сан: Доллары.

Сеттон: А?

Бакюра: Что там с Долларами?

Кё: Ох, простите, Сан-сан проговорилась… на самом деле, некоторые думают, что сталкер может быть из Долларов.

Сеттон: Да, точно, есть такое.

Кё: Ходят слухи, что среди Долларов есть люди, помешанные на Хиджирибе Рури, и они, возможно, преследуют Хиджирибе Рури, собирая у других фанатов информацию… Обычно, когда знаменитость-женщина начинает с кем-то отношения, её популярность падает, но так бывает не всегда. Такое может происходить, если фанаты почувствуют, что их идол предал их, и любовь в их сердцах превратится в ненависть, вот почему они решаются на такую низость, как преследование.

Сан: Как страшно.

Кё: Точно, даже если Юхей-сама женится, мы всё равно сможем продолжить любить его до глубины души!

Сан: Но это всё равно шокирует.

Сан: Уааааа.

Сан: А.

Сеттон: Что не так?

Кё: Совсем ничего, это всего лишь минутное заблуждение, не волнуйся.

Сеттон: Понятно… но если эти сталкеры руководствуются ревностью, меня это беспокоит.

Сеттон: Когда ходили те ужасные слухи, многие нацелились на Ханеджиму Юхея, не так ли?

Сайка-сан в чате

Сеттон: А, добрый вечер.

Кё: О, Сайка-сан, добрый вечер.

Сайка: Добрый вечер

Бакюра: Вернёмся к разговору.

Бакюра: Похоже, в последнее время Танака Таро-сан не появлялся в чате, хех.

Бакюра: Никто не связывался с ним оффлайн?

Кё: Не думаю, что тебе стоит волноваться, всё с ним будет хорошо. Может, ему просто надоело сидеть в интернете, или он переключился на другой чат. Заставить кого-либо сидеть в одном чате — непростая задача. Человеческие сердца прямо как история — постоянно меняются, постоянно развиваются.

Сайка: Я боюсь что он мог заболеть или ещё чего

Сеттон: Ты напомнил мне, что и Канры-сан давно не было.

Сеттон: Канра-сан обычно знает о таких слухах больше всех.

Кё: О ней уж точно не стоит беспокоиться! Она без сомнений вернётся, когда придёт время. Если всем одиноко, потому что в чате так мало посетителей, почему бы тогда не пригласить новых людей?

Бакюра: Канра-сан, она…

Бакюра: Забудьте.

Бакюра: Она сейчас, похоже, вполне счастлива.

Сеттон: Ах да, вы же с Канра-сан дружите в реале.

Сеттон: Так никто не знает Танака Таро-сан в реале?

Кё: Судя по тому, что в чате он довольно разговорчивый парень и в курсе событий в Икебукуро, я не думаю, что у такого человека нет ни одного друга.

Сан: Он не может быть совсем один.

Сеттон: Совсем один.

Бакюра: Понятно…

Кё: Точно, если вы с Канра-сан общаетесь оффлайн, почему бы не спросить у неё? Я думаю, что Танака Таро-сан и Канра-сан знакомы.

Сан: Друзья.

Сеттон: Что, правда?

Кё: В любом случае, я не могу принять, что в нашем чате людей становится всё меньше и меньше. Мы с Сан собираемся пригласить сюда парочку наших друзей.

Сеттон: О, неплохая идея, я тоже попробую найти пару человек…но Канры-сан, модератора, пока нет, это правда ничего, если мы так сделаем?

Бакюра: Не парься.

Бакюра: Короче, я тоже постараюсь кого-нибудь найти.

Сайка: Тогда и я кого-нибудь приглашу

Сайка: Похоже здесь будет оживлённо

♂♀ Неизвестное время, где-то в Икебукуро, в спортивном клубе Ракуэй

В этом клубе из Икебукуро преподавали различные виды боевых искусств.

В комнате с постеленными на пол матами маленькая девочка, на вид всё ещё из начальной школы, — Авакусу Акане — брала урок самообороны. Кроме неё в помещении было много других детей, пожилых людей и персонала клуба; было очень шумно.

Но, пусть даже и так, атмосфера здесь была отнюдь не беззаботной. То и дело по залу эхом прокатывались крики и звуки ударов, заставляя людей сосредоточиться.

Акане наблюдала за тренировкой по самообороне издалека; Орихара Маиру, растягивая связки, задала вопрос мужчине, стоявшему позади неё:

— Эй-эй, сенсей, как там Акане-чан? Она занимается боевыми искусствами?

— Ты уже два раза спрашивала у меня об этом, в первый — когда она только пришла, и во второй — в прошлом месяце.

Мужчина стоял, наблюдая за учениками, и даже не повернул голову в сторону девушки, чтобы ответить ей.

— Я отвечу тебе так же, как и в прошлый раз — я всё ещё не знаю, пришла ли она сюда, чтобы учиться самообороне. Отец думает, что стоит научить её технике бодзютсу*, как и Акабаяши, но я не знаю, подойдёт ей это или нет. В конце концов, если она будет тренироваться — станет сильнее и сможет защититься. Если она станет сильной, то пока не превзойдёт меня — всё будет в порядке.

— Сенсей, вы толком никого ничему не учите, да ещё и прибегаете к насилию. И как вам не стыдно.

— Хочешь, чтобы я вырубил кого-нибудь с одного удара? Если у меня получится, ты сорвёшь с себя одежду, маленькая паршивка! — тут же возразил девушке мужчина в совсем не подходящей ему, как учителю, манере.

Это был один из тренеров в спортивном клубе Ракуэй, Шараку Эйджиро.

Ему было примерно тридцать лет; он был средним сыном владельца клуба, Шараку Эйджи.

У Эйджиро был строгий старший брат Эитиро и опытная в своём деле, безжалостная сестра Микаге. Это додзё они открывали всей семьёй. Судя по виду спортивного клуба, здесь были в ходу древние традиции японского буддизма, однако, Эйджиро производил совершенно другое впечатление.

Хоть он и был учителем, Маиру называла его ‘сенсеем’ только для того, чтобы поиздеваться.

— Если вы это со мной сделаете, к вам даже собака не подойдёт. Эйджи-сан и Эитиро-сенсей вас не простят.

— До того, как они до меня доберутся, я, наверное, пострадаю от жестокости Микаге… Эхем, весь дрожу от одной мысли об этом.

Манера поведения этого человека заставляла других сомневаться, учит ли он самообороне вообще. Но Маиру было всё равно — она, притворившись, что просто встаёт, сделала замах ногой, чтобы ударить ничего не подозревавшего мужчину.

Эйджиро с лёгкостью остановил её атаку одной рукой, и с долей насмешки сказал:

— Ну правда, не важно, понимаю я боевые искусства или нет, они — сокровище моей семьи. Даже если ты внучка главаря подпольной банды, это не имеет значения — у нас нет права решать, хороший ты или нет. Пока люди платят нам деньги, мы не против одолжить им для тренировок боксёрскую грушу, поняла, маленькая распущенная девчонка?

— Если вы продолжите в том же духе, я сочту это за сексуальное домогательство.

— Заткнись… Я хочу сказать, что это зависит от неё, хоть отец и брат совсем так не думают.

Их разговор продлился в том же духе ещё какое-то время, как, впрочем, и всегда.

Однако, вдруг откуда-то со стороны окна раздался громкий шум.

Шум этот исходил из соседнего зала.

Па, па… по залам прокатились множественные, ритмичные звуки ударов.

— Звучит неплохо, кто это? — спросила Маиру.

Эйджиро повернул голову и прошептал:

— …Адабаши.

— О, это тот скрытный парень?

— Хоть он и не состоит в клубе официально, но, как я говорил, не важно, есть у ученика клубное членство или нет — мы можем одолжить ему грушу на полчаса… Адабаши стал ходить сюда недавно, и я встречался с ним пару раз, но… Этот парень опасен, лучше не приближайся к нему, — Эйджиро, отбросив в сторону дерзкое поведение, проговорил эти слова более серьёзным тоном.

— Что-то? Он силён? Сильнее, чем сенсей? Сильнее, чем сенсей? Сильнее, чем босс? Сильнее, чем тренер Микаге? Сильнее, чем Акабаяши? Сильнее, чем Трауготт Гайзендорфер? Не может быть, сильнее, чем Шизуо!?

— Нет, он намного слабее меня.

— Чегоооо… Слабее, чем сенсей…

— Да как ты смеешь так открыто выражать своё разочарование. Я всего лишь беспокоюсь за тебя, а ты после этого презираешь меня ещё сильнее. И вообще, как ты можешь даже сравнивать его с Трауготтом и Хейваджимой Шизуо?

Пока Эйджиро говорил эти слова, его бровь дёрнулась. Маиру не заметила этого и продолжила утолять любопытство.

— Тогда почему мне не стоит к нему приближаться?

— …Ммм, может, я и сужу предвзято…

Слушая звуки ударов по мешку с песком, Эйджиро поднял голову вверх и посмотрел в потолок…

— Похоже, этот парень тренируется здесь не для того, чтобы стать сильнее…

— …Как бы тебе объяснить, он оставляет неприятное впечатление…

♂♀ В здании

Мужчина быстро бил по боксёрской груше; его удары были отчётливо слышны.

Он был худым.

Но, судя по открытым рукам и ногам мужчины, хрупким его назвать было никак нельзя.

Каждый раз, как он наносил удар, синие вены на его мышцах становились похожими на толстые провода, и сразу на ум приходила картина: динозавр давит свою жертву.

Тело этого мужчины — Адабаши — было плотным, но худым; судя по всему, он много тренировался. Он продолжал ритмично, без остановки, бить по груше.

— …

Ударив ещё пятьдесят раз, Адабаши тихо рассмеялся.

Так как мужчина не имел клубного членства в этом додзё, он молча прошёл в раздевалку, не поприветствовав остальных учеников.

Он сел на угловую скамейку и, чтобы убедиться, что больше здесь никого нет, медленно осмотрелся по сторонам.

Адабаши начал разматывать бинты на лодыжке.

Любой бы подумал, что он намотал на ногу бинты для предотвращения травм — но тут из повязки выпал листочек бумаги.

Хоть этот лист и отделили от бинтов, он всё равно был уже весь измят из-за тренировки.

Адабаши поднял бумажку и радостно уставился на её содержимое.

На нёй была напечатана одна фотография, которую, по всей видимости, вырвали из журнала.

Это было фото знаменитости, Хиджирибе Рури.

Похоже, фотография была из специального альбома*. Хиджирибе на ней была точно такой же, как и на обложке этого альбома — всё тело девушки было замотано бинтами, делающими её обворожительной.

Её красота была такой естественной, что это фото было словно специально сделано, чтобы пленять сердца фанатов. Но сейчас, всё измятое и испачканное потом Адабаши, оно потеряло свой шарм.

Но тот, будто пребывая в трансе, облизал фотографию, и потом…

Как будто поглощая морепродукты — зубами он разорвал бумагу на части.

Он не выплюнул куски фотографии, продолжив их жевать.

Потом он взял вторую половину фото, запихнул себе в рот целиком и пожевал какое-то время.

Бумага постепенно пропитывалась его слюной и становилась всё жёстче и жёстче.

После, он со всей силы разгрыз затвердевший ком бумаги и, разбив его на множество маленьких комочков, проглотил.

Он сглотнул.

По какой-то невероятной причине мужчина съел фотографию Хиджирибе Рури. Его маниакальный взгляд вдруг затуманился — едва заметные слёзы заблестели на глазах.

— А, ке-ке-ке.

Из горла Адабаши вырвались кашляющие звуки. Похоже, кусочки фотографии застряли где-то глубоко.

Когда он прокашлялся, бумага окончательно прошла в его живот.

И потом он вдруг испустил ещё один странный звук — “ша”.

Мужчина немного склонился вперёд, его тонкое тело задрожало.

Производимый им необычный звук напоминал трение воздуха о зубы.

Ша… ша… Этот звук, не прекращаясь, эхом прокатился по раздевалке. Кто-нибудь мог бы подумать, что в этом помещении затаился какой-нибудь плотоядный монстр.

Никто из учеников этого додзё не знал, что это — необычный смех Адабаши, который появляется только от сильного возбуждения.

Его смех был настолько пугающим, что один из учеников, которому посчастливилось в этот момент пройти мимо раздевалки, услышав его, решил вернуться обратно в зал.

Губы мужчины потрескались — может быть, потому, что влажные комки бумаги сделали его дыхание сухим — и из них сочилась кровь.

Облизав губы, Адабаши почувствовал во рту металлический привкус и рассмеялся.

А потом он достал свою сумку.

Из неё он вынул кучу разных бумажек. Все они были либо вырванными из журналов, либо напечатанными живыми фотографиями.

У всех снимков была одна общая деталь — Хиджирибе Рури.

Он взял один из них и, словно намазывая на лодыжку лечебную мазь, приложил к ней и начал заматывать бинты.

Закончив, он снова пошёл в тренировочный зал и продолжил бить по груше.

Па, па… он, как ни в чём не бывало, продолжал ритмично, с шумом наносить удары по груше.

Ему казалось, что Хиджирибе Рури, привязанная к его лодыжке, постепенно стирается в порошок.

Это занятие вызывало у него чувство пессимистичного возбуждения. Скрывая это ощущение, чтобы все думали, что его намерения нормальны, Адабаши снова и снова уничтожал фотографию Рури, зажатую между грушей и его ногой.

Его дыхание медленно насыщало окружающий воздух извращённым желанием.

  1. Бодзютсу — вид борьбы с использованием длинной палки (бо).
  2. Как раз об этом альбоме говорили Доген Авакусу и Аозаки в 7 томе.