В тот момент я в наушниках слушал музыку в своей комнате. Это был альбом группы Derek and the Dominos. Тянулся вечер четверга — уже почти неделя прошла с того дня, как Мафую перестала ходить в школу. На улице дул сильный ветер, и был слышен шелест веток деревьев возле тротуара.
Тэцуро поехал к издателю, так что дома никого не было. Обычно в таких случаях я мог спокойно пользоваться звуковой системой в гостиной, но мне было слишком лень выбираться из своей комнаты, и я продолжал лежать на кровати, слушая небольшой магнитофон, звучанию которого не хватало глубины.
Барабаны Джима Гордона заглушали все вокруг, так что сначала я не заметил этот звук. Только на середине песни, когда вступила мелодия фортепиано, я, наконец, услышал, что кто-то стучит в окно.
Я, естественно, подумал, что это Чиаки — кроме нее никто бы не стал этого делать. Уже поздняя ночь — что ей нужно? Однако, отодвинув шторы и открыв окно, я был шокирован, увидев пару голубых глаз.
На крыше напротив окна стояла Мафую. Это действительно была она. Ее каштановые волосы развевались на сильном ветру, обвиваясь вокруг кейса у нее на спине.
— Ты…
Я хотел что-то сказать, но у меня не получилось.
— Мне можно зайти? — невыразительно спросила Мафую, сняв гитару с плеч и передав мне.
— Э… А, м-м-м, хорошо.
У меня в голове был бардак, но я все равно взял кейс и прислонил его к стене. Хотя я был в ступоре, я помню, что после того, как она сняла ботинки, все же подал ей руку и втянул в комнату. На ней было то же голубое платье, что и в тот день, когда мы впервые встретились… хотя по мне, в нем трудно передвигаться.
Я все еще не мог в это поверить. Это что, продолжение какого-то сна?
Глядя на Мафую, я не мог не спросить:
— Это по-настоящему?..
— Что?
— Э, нет, просто… это немного странно. Как ты смогла залезть? — ведь её правая рука не двигается.
— Мои кисти все еще подвижны, — равнодушно ответила Мафую и подвигала запястьем.
Какие кисти? Даже ее локти все были в царапинах. Значит, она хочет сказать, что только ее пальцы не двигаются, и она еще в состоянии залезть сюда? Все же…
Мафую заметила, что я на нее смотрю, и, отвернувшись, тихо сказала:
— Я слышала, как Айхара говорила об этом в школе — о том, что она может спокойно пробираться к тебе в комнату через окно, вскарабкавшись по дереву. Мне почему-то… стало слегка завидно, и поэтому решила попробовать.
Все же…
— Почему…
…Ты пришла сюда? Это был простой вопрос, нацеленный на суть дела, но я почему-то не мог его задать. Может, потому что я думал, что она исчезнет ровно в тот момент, когда я озвучу его?
В конце концов, я сказал вот что:
— Откуда ты узнала, где я живу?
Мафую долго смотрела на меня, перед тем как подойти к кейсу с ее гитарой. Она что-то достала из него и передала мне.
— Джон Леннон?..
Это был диск — альбом «Rock 'n' Roll», который я в тот день слушал на крыше. Мафую ловко открыла коробку диска левой рукой. На сияющем серебристом диске лежала сложенная бумажка. Развернув ее, я увидел, что это была карта, настолько хорошо нарисованная, что я сначала не понял, что она нарисована от руки. В ней был подробный список ориентиров в окрестностях моего дома. Что это, черт возьми, такое?..
— «Тот человек» сказал, чтобы я сидела дома и никуда не уходила, — сказала Мафую. Тот человек? Скорее всего, она имела в виду отца. — Так что перед поездкой в больницу я не могла выбраться из дома. Когда я собралась идти домой после проверки, этот диск как-то оказался у меня в сумке без моего ведома.
Я озадаченно посмотрел на Мафую. Она в ответ склонила голову на бок.
— Разве это не ты преследовал меня до больницы и положил его?..
— Кто будет делать такую глупую…
Я проглотил слова на середине предложения. Есть тот, кто мог сделать подобную глупую вещь — тот, кто без раздумий пользуется окольными способами воздействия, хотя и понятия не имеет, сработают ли они, и она и глазом не моргнет, даже если придется потратить на это полдня и огромное количество сил…
— Это Кагуразака-сэмпай…
Так вот чем она занималась, когда ее не было в школе… Кстати, в чем конкретно заключается ее план? Она хочет, чтобы Мафую что-то сделала, раз та дала ей местонахождение моего дома?
— Ты имеешь в виду ту сэмпай — с очень длинными волосами, глазами как у пантеры, и которая постоянно говорит всякие странные вещи? — вот что сказала Мафую. Понятно, значит, Мафую знала, кто такая Кагуразака-сэмпай.
— М-м-м… По идее, это она.
— Насчет этой сэмпай, я всегда… — только начав говорить, Мафую заметила мой взгляд и испугано вздрогнула. Она отвернулась и судорожно замотала головой: «Нет, ничего».
Мафую подошла к моей кровати и села на нее, создав ситуацию, в которой я не мог ни приблизиться к кровати, ни убежать из комнаты — все, что мне оставалось, это прислониться к стене рядом с окном. Мафую сейчас в моей комнате — честно говоря, я все еще не слишком понимал, что происходит, но — Мафую действительно здесь.
— Слушай… Эм… — я осторожно выбирал слова. — Я не знал… тогда… Поэтому… извини.
— Что ты не знал?
— Нет, это… про… твою правую руку.
— Ты не обязан передо мной извиняться. Я расстроюсь, если ты извинишься.
Мне тоже не очень весело!
— Тем более… ты ничего плохого не сделал.
С этими словами она отвернулась.
— Это не твоя вина. Подобное иногда случается. Правая часть моего тела постепенно становится неподвижной, и иногда я не могу даже пошевелить ногами. И я не совсем понимаю почему.
Какое-то время я не мог ничего сказать. Правая часть ее тела постепенно становится неподвижной?
— Как… ты можешь это говорить так, как будто это не имеет к тебе никакого отношения?
— Потому что… такое ощущение, что это не имеет ко мне никакого отношения.
Мафую опустила голову и еле заметно улыбнулась. Я впервые увидел ее улыбку, но она была такой грустной. У меня кольнуло в сердце.
— И мне как-то все равно, если она не будет двигается. Хотя для того человека и звукозаписывающей компании это будет катастрофой.
— А! Эм… ну… разве ты не улетаешь в Америку? Я слышал, ты полетишь туда на проверку или на операцию?
— М-м-м. У того человека будут гастроли в Америке, так что он вылетает завтра.
— То-тогда, ты пришла сюда в такое время, потому что…
— М-м-м, я сбежала.
Я громко вздохнул. Она сбежала? Хотя она уже несколько раз сбегала из дома, да?
— Я так и планировала. Сбежать ночью за день до того, когда меня повезут в Америку. Это всего лишь моя правая рука — мне все равно, если ее нельзя вылечить. Я просто хочу взять гитару и бежать далеко-далеко, до тех пор, пока мои ноги не перестанут двигаться…
Мафую зажмурила глаза, словно изо всех сил пыталась не дать проступить слезам.
«Я все равно в июне исчезну».
Так вот что она имела в виду — не потому что она уезжала в Америку для лечения, а потому что она уже тогда решила сбежать.
А дальше?
Я через силу проглотил этот вопрос.
Она убежит далеко-далеко. А дальше? Что она будет делать после этого?
Я знал, что Мафую точно не сможет ответить на этот вопрос — даже если бы спросили меня, я бы не имел ни малейшего представления, как ответить. Люди не думают об этом, когда решают от чего-то сбежать. Они будут лишь отчаянно бежать и пытаться найти место, где они смогли бы спрятаться…
— Почему ты искала меня?..
— Потому что… — Мафую уставилась на мои пальцы, затем неожиданно подняла голову. — Потому что ты сказал, что я должна искренне сказать, что меня беспокоит. Ты еще помнишь?
Да, я говорил что-то подобное. Тогда Мафую даже хотела, чтобы я отрубил свою правую руку и отдал ей; либо это, либо отмотать время назад до того момента, когда она начала играть на фортепиано… А! Так вот в чем все дело. Блин, теперь мне еще сильней хочется плакать.
Получается, Мафую мне еще тогда рассказала всё! Это я просто не понял.
— Значит…
Похоже, Мафую затруднялась продолжить это предложение. Она снова опустила голову.
— Сейчас я… не могу нести свои вещи. Поэтому… вместе… — сказав это, Мафую снова закрыла глаза и судорожно замотала головой, — Извини, притворись, что я этого не говорила.
Мафую вдруг встала и подошла ко мне. Она взяла свою гитару и собралась было взять ботинки и вылезти из окна, но я без раздумий окликнул ее:
— Подожди!
Мафую обернулась. Она посмотрела прямо на меня — я не мог продолжить, и слова, которые я изначально хотел сказать, развалились у меня во рту. Вместо этого я спросил нечто глупое и не то, что хотел:
— Ты не хочешь выйти через дверь?
— Дома больше никого нет?
— Он уехал. Наверное, вернется еще не скоро.
— Понятно. Но я впервые залезла на дерево, и было довольно весело.
Проблема в том, что выражение лица Мафую говорило об обратном. Нет, стоп, я не это имел в виду!
— Хорошо. У тебя есть еще какие-нибудь вещи с собой? Или ты оставила их внизу?
Мафую продолжала смотреть на меня и озадаченно моргнула.
— Что?..
— Я пойду вместе с тобой.
Не слишком большой рюкзак Мафую лежал под деревом во дворе. На нем висел диктофон, который я помог ей починить, хотя я почти забыл о том случае.
— Ты правда пойдешь со мной?
— Так это ведь ты хочешь, чтобы я пошел с тобой!
— Да, но… почему?
Я тоже не знаю. Я даже не знаю, куда дальше идти.
Я знаю только одно: нельзя позволить Мафую уйти одной.
Я взял рюкзак и надел его на плечи. Он легкий.
— Ах да, где твоя бас-гитара? В твоей комнате я заметила только пустой кейс.
Мафую внезапно задала этот вопрос пока мы стояли в темном дворе.
— Я выбросил ее.
— Почему? А… — вдруг вскрикнула Мафую. — Э-это из-за того, что случилось в тот раз? Я-я не очень хорошо помню, но она сломалась, потому что я бросила ее на пол?..
— Нет, не из-за этого. Даже если бы она не сломалась, я бы все равно выбросил ее, — таков был мой ответ, и я не врал.
Если бы я захотел, то точно смог бы починить ее. Тем более, я не хочу, чтобы Мафую думала, что это ее вина.
— Почему? — Мафую загрустила еще сильнее.
Почему, говоришь? Я ненадолго погрузился в свои мысли.
— Потому что… мне она больше не нравится.
— Разве тебе не нравится рок?
От этого прямого безжалостного вопроса у меня заболела голова.
— Вначале было довольно интересно, и было здорово практиковаться. Но…
Я закрыл рот. Почему я, в конце концов, выбросил ее? Я и сам не могу толком объяснить.
— А, если это из-за… из-за того, что я тогда…
Я помотал головой и перебил Мафую.
— Пошли скорей. Тэцуро может скоро вернуться.
Лицо Мафую было почти не видно в темноте, и поэтому я не смог его как следует рассмотреть. Почему-то было ощущение, что на нем сейчас печальное выражение.
Закинув на спину гитару, я вытолкал Мафую за дверь.
— Куда пойдем?
— А ты как думаешь, куда нам пойти?
Мы с Мафую перекинулись этими глупыми вопросами.
Мы зашагали в одно и то же время. Мы прошли безлюдную улицу жилого района, освещенную всего несколькими фонарями, и направились к железнодорожной станции.
В нашем плане побега обнаружился досадный просчет — последний поезд уже ушел. Маленькая железнодорожная станция стояла одна-одинешенька посередине жилого района, и поблизости был только работающий допоздна продуктовый магазин. После отбытия поезда вокруг никого не было. Мы остановились, отбрасывая вытянувшиеся под фонарями тени на необычайно широкий тротуар.
— Что нам делать? — отчаянно спросил я.
— Разве мы не будем искать «труп на рельсах»?
Я когда-то сболтнул Мафую об этом, и она все-таки использовала это против меня.
— Мы действительно пойдем пешком? Будет очень тяжело!
И что мне делать, если твоя правая нога перестанет двигаться как в тот раз?
— Я слышала, обморожение — самый красивый способ умереть. Это правда?
— Невозможно замерзнуть до смерти в Японии в июне, понимаешь? К тому же у меня чувство, что что-то не так…
— Что?
— Почему я несу твою гитару, да еще и сумку?
Я забыл, когда гитара очутилась у меня на спине, но она была очень тяжелой.
— Потому что ты отвечаешь за то, чтобы нести весь мой багаж!
— Это не…
Нет, подождите, если подумать, то так оно и есть.
Я посмотрел на Мафую, идущую в сторону железной дороги, и догнал ее. Глядя на ее платье бледного цвета, создавалось ощущение, будто она растворится в темноте и исчезнет, если я буду неосторожным.
Пройдя мимо сетчатого забора, мы оказались прямо рядом с железной дорогой. Пока мы шли по пологим подъемам и спускам, Мафую ни с того ни с сего спросила меня про мою мать.
— Потому что в статьях твой отец постоянно говорит о разводе.
Проклятый Тэцуро, ему нужно серьезно задуматься о своем положении музыкального критика.
— Ты помнишь её? — спросила Мафую, повернув голову.
— Конечно. Я уже был в начальной школе, когда они развелись, и мы встречаемся раз в месяц.
— Что она за человек?
— Очень серьезный человек — до такой степени, что я не могу понять, почему она совершила такой глупый поступок — вышла замуж за Тэцуро. К тому же, она очень придирчива по поводу манер за столом.
— Понятно… — Мафую вновь перевела взгляд на железную дорогу.
К слову, Мафую тоже живет с отцом после развода ее родителей. Так вот почему она спросила об этом?
— Моя мама… — смотря вперед, продолжила Мафую. Она шла рассеянно, и ее темп ходьбы замедлялся. — Она ушла еще до того, как я начала ходить в начальную школу. Но я слышала, она вышла замуж за немца, и сейчас они живут в Бонне. В прошлом году я даже разузнала ее адрес, так как была проездом в Бонне во время моего европейского турне.
«Она же не потерялась по пути к ней?» — подумал я.
— Но мама отказалась со мной видеться. К двери подошел ее муж и очень вежливо, на английском, попросил меня уйти.
Мафую остановилась как вкопанная и положила свои неподвижные пальцы на забор, а затем облокотилась на него лбом. Я не видел ее лицо, так что не знал, плачет она или нет.
— Тот человек сказал, что я выгляжу в точности как мама, и, может быть, поэтому она отказалась меня видеть — потому что она боялась, что это может на нее повлиять. К тому же, мама тоже пианистка…
Наконец Мафую обернулась, но ее лицо почти ничего не выражало.
— На следующий день после этого мы отправились в Лондон, и мои пальцы перестали двигаться прямо перед представлением. Но мне… было абсолютно все равно…
Продолжая без конца говорить, она крепко схватилась за свою правую руку.
— Даже если правая часть моего тела постепенно перестанет двигаться, а затем и левая, и, наконец, мое сердце перестанет биться, и я умру, потом меня мумифицируют и пошлют тому человеку, он сразу же посадит меня за фортепиано и будет доволен.
— Не говори такие неловкие вещи...
Мафую проигнорировала мои слова и снова начала идти.
У меня в голове вдруг появилось несколько вопросов, которые раньше я не осмеливался ей задать. Раз Мафую может решить просто исчезнуть, я решил найти ответы на все мои вопросы.
— Ты ненавидишь своего отца?
Мафую ответила не сразу. Она была в двух шагах впереди меня, но она замедлила шаг, волоча ноги.
— Я никогда не испытывала к нему таких чувств.
Голос Мафую мягко приземлился на асфальт и прикатился прямо к моим ногам.
— Дело не в том, ненавижу я его или нет… Я как будто застряла в бездонном болоте, беспомощная и совсем одна.
— Что за бред?! Если ты действительно ненавидишь его — так и скажи!
Мафую внезапно остановилась и обернулась. Я тоже вздрогнул от своего голоса, но больше не мог, закрыв рот притворяться, будто ничего не случилось.
— Почему у тебя такой тон, как будто ты все знаешь?..
— Потому что это очевидно! Тебе не нравится твой отец! Зачем ты все усложняешь? С тех пор, как мои родители развелись, я неоднократно говорил это и Тэцуро: «Ты тупое бессердечное создание, я ненавижу тебя! Мало того, что из-за тебя я потерял мать, но и мой отец тоже умер! Слава богу, что наш род еще не прервался».
Мафую уставилась на меня с красным лицом, и ее волосы слегка подрагивали. Затем она резко отвернулась и продолжила идти вперед.
«Имею ли я в самом деле право говорить такие вещи?» — невольно подумал я после того, как Мафую отвела от меня глаза. Поправив лямку кейса, которая чуть было не соскользнула с плеча, я вновь нагнал Мафую.
Пройдя четыре станции, она начала жаловаться, что у нее разболелись ноги. Поэтому мы зашли в небольшой парк рядом с путями и сели отдохнуть на скамейке. В парке были только маленькая песочница, двое качелей и скамейка. Одинокое место.
— Правая нога болит?
— Нет, обе. Это здесь ни при чем.
Наверное, это просто оттого, что мы слишком долго шли. Что касается меня, я был очень благодарен за возможность отдохнуть, так как лямка кейса уже глубоко впивалась мне в плечо.
Я поднял голову, посмотреть на унылое беззвездное небо, и неожиданно мне на ум пришел вопрос — какого черта я делаю здесь посреди ночи? Что я буду делать дальше? Я потряс головой, посмотрел на ноги и решил пока забыть об этом вопросе.
— Мои ноги всегда быстро устают, и их часто схватывают судороги.
Если так, то зачем искать «труп на рельсах»?!
— А, так вот почему ты не наступаешь на педали, когда играешь на фортепиано?
— Это здесь ни при чем. Во-первых, на педали не надо наступать, когда играешь Баха.
— Я не это имел в виду. Мне кажется, можно очень хорошо сыграть легато, даже не используя педали.
— Ты настолько часто слушал мой альбом?
— Их присылают Тэцуро. Я, наверное, слышал каждый из выпущенных тобой.
— Отвратительно.
Сама ведь играла, так почему «отвратительно»?!
— Будет здорово, если сожгут все диски с моими записями.
Зачем нужно было соглашаться на запись, если они тебе не нравятся?
— Значит, тебе неприятна игра на фортепиано, но тебя заставляют?
Мафую кивнула.
— Я никогда не думала об игре на фортепиано, как о чем-то радостном.
— Но было похоже, что тебе было весело, когда ты играла этюд «Бабочка» Шопена?
— Критики всегда обожают угадывать чувства музыкантов — я иногда думаю, не идиоты ли они. Я могу сыграть веселое произведение, даже если мне не весело!
Ну… насчет этого ты права.
Музыка — всего лишь серия упорядоченных нот. Как интерпретировать скрытые в них чувства, зависит от слушателя.
— Значит, ты начала ненавидеть фортепиано, и ты не хочешь больше играть на нем?
— Я все равно не могу. У меня только большой и указательный свободно двигаются.
Мафую подняла правую руку и попыталась выпрямить пальцы. Ее средний, безымянный палец и мизинец остались согнуты.
— Если тебе поставят диагноз и сделают операцию… — может быть у тебя будет шанс поправиться?
— Поэтому я и убегаю.
Мафую положила правую руку на грудь. Затем положила сверху левую руку, словно пытаясь защитить ее.
— Тот человек сказал, что его мечта — сыграть «Концерт для фортепиано №2» Бетховена. Я всегда думала — почему второй? Это даже не популярное произведение.
Бетховен написал пять концертов для фортепиано. Недавние исследования показали, что «Второй концерт для фортепиано в си бемоль-мажор» был на самом деле выпущен раньше, чем первый, и из всех его концертов для фортепиано этот играют реже всего.
— Только после того, как я нашла ранние записи, я поняла, что он играл остальные концерты с мамой и записал их.
Ты…
Я закрыл рот.
Сначала я хотел сказать: «Ты просто слишком вдумываешься в это», — но я не смог заставить себя сказать это.
— И… все равно я не думаю, что мою руку можно вылечить. Вот что я думаю.
Левой рукой она крепко вцепилась в кисть правой руки.
— Я создана только для того, чтобы играть на фортепиано с тем человеком. Как только я отвернусь от фортепиано, разумеется я не смогу двигаться. Это естественно.
— Тогда почему ты играешь на гитаре?
Плечо Мафую дрогнуло, и она посмотрела на землю.
— И ты играешь те же произведения, которые ты раньше играла на фортепиано! Неужели ты и вправду ненавидишь фортепиано?
Мафую прикусила нижнюю губу, отыскивая ответ. Затем она закрыла глаза и вздохнула.
— Сначала… Когда я впервые сыграла «Венгерские танцы»* вместе с мамой в четыре руки, я была очень счастлива. Мне тогда было всего четыре года. Мы всегда делали переложение для фортепиано и записывали все, что играли.
Мафую провела пальцами по контурам диктофона, висевшего на ее сумке.
Так его действительно оставила ей мать. И она говорила раньше, что это важная вещь.
— Но это только вначале. Я научилась играть все остальное сама, но мамы больше не было рядом, и я осталась совсем одна. Все, что осталось, это фортепиано. После того, как я заканчивала играть одно произведение, передо мной появлялись ноты следующего. Я надеялась, что с помощью гитары смогу вернуть то же чувство, и вначале я довольно сильно погрузилась в игру, но…
Сидя на скамейке, она обняла колени и опустила на них голову. В ее голосе безошибочно различалась тоска.
— Но когда я играла, мне все больше и больше не хватало воздуха, и все же было больно, когда я не играла. Я правда не знаю, что делать. Моя голова была забита воспоминаниями, а тот человек хотел, чтобы я сыграла то это, то сё — тогда что же я чувствовала, когда играла на фортепиано до всего этого? Я уже не могу вспомнить, и может быть я уже где то потеряла эти воспоминания. Они никогда не вернутся, потому что я уже давным-давно их потеряла. Я уже не могу… их вернуть.
Я невольно закрыл глаза. Я слышал лишь страдающий голос Мафую.
Неужели она… не может их вернуть? Если так, то неужели я действительно не могу ничем помочь Мафую?
И тогда я вспомнил ответ из известного детектива. Будет ли звук, если в безлюдном лесу кто-нибудь упадет? Ответ: нет. Если он не достигнет чьих-нибудь ушей, звук не может считаться звуком — это просто колебания воздуха.
— Это из-за того, что ты была одна слишком долго. Так ты не сможешь продолжить путь по дороге музыки. Я тоже это понял, благодаря Чиаки и сэмпай. Так что…
Я не знал, что я должен был сказать. О чем я, черт возьми, говорю? Это я сдался! Я знал, что это лишь причинит боль Мафую, но я все равно выбросил гитару и решил не обращать ни на что внимание, разве не так?
— Ты… действительно решил вступить в группу той сэмпай?
— Э? А… м-м-м.
Точно. Бред про возвращение кабинета музыки и гордость рока больше не имел значения. Все, что я хотел, это создать с Мафую группу. Хотел бы я быть как сэмпай и просто честно сказать ей с самого начала…
— Я хотел пригласить тебя в кружок изучения народной музыки, если бы выиграл. Тогда мы вчетвером смогли бы репетировать в том кабинете.
— Создать группу… Я никогда не задумывалась о таких вещах.
У Мафую был такой взгляд, как будто она провожала птиц, улетающих поздней осенью. Я не мог не отвести глаза в сторону.
— Извини. Я был слишком возбужден, когда заставил тебя согласиться на тот поединок. Просто мне кажется… что из-за меня тебе пришлось вспомнить эти неприятные события.
— Нет! — неожиданно вскрикнула Мафую. — Ничего подобного. Тогда… я смогла вспомнить кое-что о том времени, когда игра на фортепиано доставляла мне удовольствие. К тому же, «Героические Вариации» — одно из моих любимых произведений. Звуки твоей бас-гитары были бесподобны — как будто она слилась с моей гитарой в один инструмент. Я впервые испытывала подобные чувства. Это было словно волшебство.
Я невольно понурил голову. Если я куплю такую же бас-гитару и таким же образом модифицирую ее, сможет ли она звучать так же, как тогда? Это невозможно. Разница всего в миллиметр и небольшое изменение напряжения приведут к километровой разнице в звуке. То сочетание звуков можно считать чудом.
— Это действительно напоминало волшебство. Может, в этом и есть смысл игры в группе?
— М-м-м, я немного думала об этом, когда играла «Вариации». Было такое ощущение, будто моя правая рука снова могла двигаться, и я как будто вернулась в то время, когда играла с мамой на фортепиано. Если это волшебство группы… то я хочу быть ее частью.
— Если?.. — я поднял голову и посмотрел на нее.
В слезах на уголках ее глаз отражались лучи света уличных фонарей.
— Но я просто не могу решиться на такую вещь, как например, создать с кем-то группу…
— Не можешь? Почему?!
Мафую яростно замотала головой, словно пытаясь стереть в порошок колени лбом.
— Я не могу. Потому что я точно все испорчу.
— О чем ты…
— Ты же ее выбросил? Потому что я ее сломала… — пробормотала Мафую.
Я смог только проглотить слова, которые уже собрался произнести, и сильно сжать кулаки.
— Я сама не очень понимаю… почему я тогда это сделала.
В тот день Мафую взяла мою бас-гитару и со всей силы швырнула ее на пол.
— Это все бас-гитара виновата — заставила меня столько всего вспомнить. Я уже стерла все эти воспоминания! Потому что… мне очень… больно…
Мафую еле-еле сдерживалась, чтобы не высказать все рвущиеся наружу слова. Она крепко схватилась за кисть правой руки. Может, мне прикрыть уши?
Наконец она неглубоко вздохнула.
— Извини...
Мафую не за что было извиняться. Я помотал головой.
— Это я все испортила. Это правда… Я не могу идти дальше одна.
Она обняла колени и зарылась в них лицом.
— И все, что я сказала, бессмысленно. Твоя бас-гитара не вернется, и я уже…
Голос Мафую был приглушенный.
Мне очень не хочется слышать, как она говорит подобные вещи. Более того, я пошел вместе с ней не только, чтобы услышать эти ее слова.
Что я могу сделать?
Я произнес лишь одно предложение:
— Она вот так просто не исчезнет. Давай вернем ее вместе.
Мафую медленно подняла голову и посмотрела на меня. Ее глаза были слегка опухшие.
— Что?..
— Вернём мою бас-гитару, вот что! Ту, которую я выбросил. Я смогу на ней играть, после того как починю.
— Н-но… — шмыгнула носом Мафую. — Когда ты ее выбросил? Ее уже должен был кто-то забрать, нет?
— Позавчера. Ее увез мусорный грузовик.
— Ты знаешь, куда ее отвезли?
— Откуда? Потому-то мы и пойдем ее искать!
Я встал, но Мафую все еще обнимала колени и смотрела на меня беспомощным взглядом.
Мы точно найдем ее.
Горячие клавиши:
Предыдущая часть
Следующая часть