Меня разбудили ослепляющие лучи солнца, бившие прямо в глаза.

Хотя я уже проснулся, всё мое тело — от шеи до позвоночника, от пояса до боков — всё болело. Я через силу проглотил стон, собиравшийся вот-вот вырваться у меня изо рта.

Я открыл глаза. Утреннее солнце светило из окна справа. Превозмогая боль во всём теле, я съежился и посмотрел на левое переднее сидение — Мафую всё ещё крепко спала, повернувшись ко мне, и её каштановые волосы беспорядочно лежали на откинутом сидении. Она выглядела намного лучше, чем вчера.

Я повернулся на тесном водительском сидении, размял плечи и онемевшую шею. Я смог двигаться только после того, как немного размялся. Я тихо открыл дверь и вышел наружу.

Вчерашний дождь уже прекратился, и нас окружал толстый слой тумана. Когда я только проснулся, солнце показалось мне достаточно пронзающим, но в действительности небо едва побелело — ещё было достаточно темно. Я достал из кармана мобильник, чтобы проверить время. Только пять утра.

Однако у меня не было желания возвращаться в машину досыпать.

Вчера я уснул, особо ни о чем не задумываясь, так как слишком устал. Но если так подумать, Мафую спала прямо рядом со мной, а машина — такое тесное пространство — как я мог уснуть?!

Тогда я вспомнил, что надо проверить, можно ли спасти мою бас-гитару. Я тихо открыл заднюю дверь, изо всех сил стараясь не шуметь.

Протягивая руку к бас-гитаре, я вспомнил, что не взял с собой никаких инструментов. Вот идиот. Я не заметил, потому что всегда носил их с собой. Что же делать? Я не смогу достать из неё заявку на вступление в кружок. Она промокла?

Я уже подумывал о том, чтобы поискать отвертку в соседней куче мусора, как вдруг увидел гитару Мафую, лежавшую рядом с моей. Я уже давно думал, что это очень выдающаяся гитара, и мне всегда хотелось дотронуться до неё. По возможности я бы хотел хоть раз сыграть на ней.

Так как Мафую всё еще крепко спала, равномерно посапывая, я поддался своим желаниям достаточно быстро. Я отложил бас-гитару и вытащил кейс из машины. Затем, я постарался как можно тише закрыть дверь. Машина была так закопана, что слегка наклонялась со стороны переднего левого сидения, так что проделать это, не издав ни звука, оказалось довольно тяжело.

Я взобрался по склону и присел на стиральную машину, лежавшую на боку. Чуть влажный утренний воздух был очень приятен.

Я открыл кейс гитары. Моим глазам предстал Stratocaster фирмы Fender с его красивой текстурой, покрытой слоем прозрачного лака. Это старая гитара со времен 60-х, да? Она, наверное, стоит около трех миллионов йен. Переполняясь предвкушением, я провел дрожащими пальцами по струнам, и вышедший богатый тон не был похож на звучание электрогитары.

Я как следует уселся на стиральной машине и начал играть мелодию, используя трехпальцевую технику, одновременно выстукивая ритм большим пальцем по деке. Там, где мне были слышны истинные голоса птиц, я тихо начал напевать слова, окутанный туманом. Воздух раннего утра поглотил мой голос. Дойдя до второго куплета, я решил запеть громче, чтобы моя песня достигла птиц, которые, может, слушали мое пение…

— Что это за песня?..

Внезапно прозвучал голос человека, и я в шоке чуть не соскользнул со стиральной машины. Мафую стояла прямо подо мной и смотрела на меня, протирая сонные глаза.

— Эм, ну…

Она пробралась сквозь мусор и села рядом со мной. На стиральной машине было не много места, и я ощутил тепло Мафую.

— Извини, что взял без разрешения.

— Ничего. Как называется эта песня?

Я неожиданно смутился и уставился на руку, державшую гриф гитары.

— Эта песня называется Blackbird.

— Хорошая песня.

Я очень сильно удивился и поднял голову, чтобы посмотреть на Мафую. Она же смотрела на меня, наклонив голову на бок, словно говоря: «Ты чего?» Я поспешно перевел взгляд обратно на гитару.

— Что это за песня?

На этот раз у меня не было намерения нести чушь.

— Что ты знаешь о «Битлз»?..

— Не слишком много, — помотала головой Мафую.

— Понятно… хорошо, — я ненадолго задумался.

С чего бы начать?

— Члены группы находились в чрезвычайно плохих отношениях с друг другом во время записи этой песни, и они были на грани распада. И поэтому похоже, что песни в альбоме были склеены вместе после того, как каждый из музыкантов записал свой партию.

И все же, этот альбом все равно классика. Как и говорила Мафую, не важно, как сильно критики будут безосновательно обвинять их, музыканты всё равно смогут творить свои лучшие произведения в наихудших обстоятельствах.

— Говорят, Пол Маккартни всё записывал в одиночку. Джон Ленон был занят музыкой для Revolution 9.

Пока Ленон работал над песней революции, которую он не мог передать никому, Маккартни уже закончил песню, посвященную дроздам.

— Значит, чтобы сыграть её, нужна лишь одна гитара?..

— М-м-м, хотя аккомпанемент ужасно простой, его тоже очень приятно слушать.

У меня вдруг появилась озорная идея. Я решил попробовать её спровоцировать.

— Но ты не сможешь. Песню ни за что не сыграть, если безымянный палец правой руки не двигается, так как тут требуется применение трех пальцев. Поделом тебе! Если тебя это задевает, поезжай в Америку и вылечи руку, перед тем как вернуться!

Мафую недовольно посмотрела на меня. Затем она схватила гитару и начала играть Blackbird только большим и указательными пальцами правой руки.

Она должна была пропустить некоторые ноты, да? Но всё же я слышал игру, которая не могла быть идеальнее. К тому же, она услышала эту песню впервые, нет?

Закончив первый куплет, Мафую надула губы и положила гитару мне на колени.

— Ты можешь не делать так, чтобы люди без таланта не чувствовали себя второсортными?

— Эта песня такого уровня, что любой сможет сыграть её, если будет достаточно тренироваться.

Черта с два!

Мафую слезла со стиральной машины и пошла к автомобилю. Взяв мою бас-гитару, она вернулась и села рядом со мной… Она положила бас-гитару себе на колени и быстро настроила её, прежде чем сыграть ноту «соль», подталкивающую меня продолжить мелодию.

Я тотчас начал играть, скоординировавшись с бас-гитарой. Замедлить темп и петь до конца…

Дрозд начал учиться летать с порванными и потрепанными крыльями, как будто всю жизнь ждал этого момента, чтобы взлететь.

— Если не подключать к усилителю, это напоминает звук обычной бас-гитары… интересно… — пробормотала Мафую, когда мы закончили играть песню.

— Но все равно тембр будет другим, если подключить к усилителю, так что мне придется подстроить её. К тому же, корпус бас-гитары покрыт трещинами и вмятинами от удара.

Мафую неловко посмотрела на меня:

— Ты ведь… сможешь её починить, да?

Я кивнул и снова начал играть интро к Blackbird. Даже если крылья порваны и потрепаны, нам надо лишь дождаться момента, когда мы сможем взлететь.

— Эта… песня была написана, чтобы придать кому-то силы? — внезапно спросила Мафую.

Я немного замешкался, прежде чем ответить:

— Говорят, что песня написана в защиту освобождения чёрных женщин, и, мне кажется, сам Пол Маккартни упоминал что-то подобное. Но мне не хочется думать, что это так.

— Почему?

— Потому что это слишком нелепо! Почему мы должны так задумываться над этим? Достаточно просто относится к ней, как к песне о дрозде.

— Значит, действительно есть такая птица?

— М-м-м, точное название — turdus merula. Это маленькая птица с черным оперением, и лишь её клюв желтый. Я слышал, что её голос исключительно громкий. Я раньше видел её на фотографиях, но в Японии их, наверное, нет.

Мафую легонько улыбнулась. Тогда я впервые увидел её настоящую улыбку.

— Есть. Я их видела.

Я наклонил голову на бок.

— Где?

Мафую прищурилась, и затем тыкнула меня в грудь указательным пальцем.

— Вот здесь.

Туман постепенно рассеивался, и голоса птиц становились все звонче и звонче. Сквозь лес проникал утренний свет. От озадаченного меня и улыбающейся Мафую тянулись длинные тени, доходившие аж до рояля в центре долины.

На пути к железнодорожной станции, мы не произнесли ни слова. На спине у меня был рюкзак, а в правой руке я нес бас-гитару, завернутую в полотенце, так что у Мафую не оставалось выбора, кроме как нести свою гитару. Мы шагали уверенно, в отличие от вчерашнего дня, когда мы постоянно спотыкались. Погода была на удивление ясной, и складывалось ощущение, что я смогу дойти до края света.

Однако мы с Мафую не стали решать, куда дальше пойдем, а просто бок о бок шли по улицам маленького городка, уже высохшего под утренним солнцем. Может, это из-за того, что у нас было какое-то предчувствие?

— Твои ноги в порядке?

— М-м-м, сейчас в порядке.

— Правда? Не дойдет до того, что парализует половину твоего тела?

— Скорее всего, нет. Врачи ничего не сказали, но я всегда чувствовала, что правая часть тела исчезает, когда я сплю. Либо это, либо, захлебываясь, я тону в воде. Это очень страшно. Поэтому я всегда сплю на левом боку.

Это должно быть галлюцинации Мафую? Кстати…

— Но прошлой ночью ты спала на правом боку...

Мафую удивленно посмотрела на меня.

— Да. Ты спала, повернувшись ко мне.

— Ты врешь?

— Это правда!

— Врун!

Зачем мне врать о таких вещах?!

— Если честно, я всегда чувствовала, что правая часть моего тела зарыта в дыру, и что скоро я не смогу двигать кистью. В таком случае я не смогу больше играть на гитаре.

Я взглянул на правую руку Мафую, висящую у неё сбоку.

— Но левая рука все еще может двигаться? В таком случае…

Я посмотрел на свою правую руку.

— В таком случае? — спросила Мафую.

Я продолжал смотреть на свою руку.

— Почему бы тебе не научиться играть на гитаре зубами, как Джими Хендрикс?

— Идиот!

Мафую подняла кейс со своей гитарой и замахнулась им на меня.

— Почему ты не мог сказать «тогда я буду твоей правой рукой» или что-то типа этого?

— Нет, стой! Но… это моя правая рука, так? Я могу это сказать, но я хреново играю на гитаре и фортепиано! Я испорчу твою божественную технику! — объяснил я, убегая от неё.

— Главное, чтобы это было от чистого сердца! Боже!

Довольно долго погонявшись за мной, Мафую вдруг быстро зашагала прочь от меня. Я догнал её и, немного погодя, спросил:

— Ах да, Мафую…

— Что? — резко ответила она, даже не обернувшись.

— Ты все еще помнишь о нашем споре, найду ли я бас-гитару?

— М-м-м.

— Тогда… — я на секунду задумался.

Как бы это сказать? Если я скажу что-то типа «твоя рука теперь не только твоя проблема, а проблема всей группы», Мафую точно разозлится.

— Пока я ещё могу играть на гитаре, так что все нормально.

— Но потом…

— Я буду играть зубами. Идет?

Ух ты, как она ответила. Похоже, она очень зла.

Я держался в трех метрах от Мафую и размышлял, как мне выразить это в словах.

— Я понимаю — с группой пока всё оставим, как есть, но…

Скажу ей честно.

— Я хочу услышать, как ты играешь на фортепиано.

Мафую не остановилась и даже не обернулась посмотреть на меня. Она долго не отвечала. Но она замедлила ход и наконец поравнялась со мной. Почему-то показалось, что она слегка кивнула.

В конце концов, я всё равно упустил шанс сказать то, что хотел — попросить её вылечить руку, обратившись к хорошему специалисту.

Но это может решить только сама Мафую. Всё, что я могу сделать, это убежать вместе с ней из дома и иногда подставлять ей плечо, о которое можно облокотиться.

Нас нашел полицейский, ехавший по ту сторону дороги. Он поспешно затормозил в десяти метрах от нас и чуть не въехал в ров на обочине. Молодой офицер достал ноутбук, чтобы сверить наши лица, и достал рацию — кому-то доложить.

— Что будем делать? Бежать? — прошептал я на ухо Мафую, стоящей рядом со мной, хотя полицейский держал меня за руку.

Но она молча помотала головой.

Нашему путешествию пришел конец.

Ожидая ответа от своего начальника, полицейский, как заправский фан, потребовал у Мафую автограф, причем расписаться попросил в своём полицейском журнале. Эй, это вообще нормально?

Затем нас доставили на станцию. На автобусной остановке теснились машины, и собралась толпа взрослых — никого из них я раньше не видел. Только позже я узнал, что это были члены оркестра, который специально приехал искать Мафую. Впрочем, среди них были и полицейские. После того как установили наши личности, они подбежали к нам, испугав нас до смерти.

Среди них была и Маки-сэнсэй. Черт, что она здесь делает?! Разве она не должна быть в школе? Или у неё больше свободного времени, потому что она учитель музыки? Семимильными шагами она подошла ко мне с широкой улыбкой на лице, и первом делом дала мне пощечину.

— Нет, стойте….

Прежде, чем я смог ответить, она шлепнула меня по другой щеке.

А затем…

К автобусной остановке на большой скорости подъехала машина, и, продрифтовав, чуть не врезалась в полицейскую машину, перед тем как остановиться. Человек, который открыл дверь и вышел из машины был…

— Папа? — пробормотала Мафую голосом, слышным только мне.

Подбежавший к нам человек действительно оказался Эбисавой Чисато. На нем криво висела футболка, и под глазами были синяки, может, потому, что он не спал всю ночь. Его волосы были в беспорядке, точно грива поверженного льва.

— Так вы действительно приехали сюда? Что вы делали две ночи? Подумайте, как мы волновались…

— А как же твой концерт? Он разве не сегодня?.. — пробормотала Мафую, будто во сне.

Эбичири в ответ приподнял брови.

— О чем ты говоришь? Какой концерт, когда ты пропала? Подумать только — убежала из дому!

Эбичири вдруг обратился ко мне:

— Это ты? Ты увел Мафую у меня?!

Он схватил меня за ворот и несколько раз потряс, но всё, что мне пришло в голову — значит, он тоже обычный отец, который беспокоится о своей дочери. Может, я даже улыбнулся, когда думал это. Крики Эбичири неожиданно сбили меня с толку.

— О чем ты думал?! Тебе бы пришлось отвечать по всей строгости, если бы с Мафую что-то случилось…

Вдруг Мафую встала между мной и её отцом и оттолкнула нас в разные стороны. От внезапного толчка я упал на пол, и я услышал лишь звук падения.

Мафую, не веря своим глазам, смотрела на руку, которой дала пощечину отцу — правую с неподвижными пальцами. Эбичири с его опухшим лицом был ошарашен. В его глазах вспыхнул гнев, и он дал пощечину Мафую в ответ. Мафую уже было свалилась на меня от удара, как Эбичири поспешно схватил её за плечи.

— В любом случае, извинись перед всеми!

Эбичири вытащил Мафую в центр толпы, но я лишь пустым взглядом смотрел на её спину. Плохая привычка сразу же сдаваться передается по наследству?

После того как нас строго отчитали трое полицейских, остальные люди, которые нас искали, постепенно стали разъезжаться.

Мафую посмотрела на меня, когда Эбичири вел её к машине.

Её глаза больше не были наполнены тучами, как прежде. Они были немного радостными, но в то же время слегка грустными — не совсем уверен, как описать правильно.

Эбичири высунул голову из окна и сказал:

— Ты тоже садись! Я тебя подвезу.

Задняя дверь машины открылась, и я был очень благодарен за это. Хотя атмосфера в машине, наверное, будет неловкой, то, что не придется ехать домой несколько часов на поезде, было довольно заманчиво.

— Извините, маэстро Эбисава, но этот человек поедет со мной на поезде, — прозвучал сверху холодный голос Маки-сэнсэй.

Черт, это прозвучало очень зловеще. У меня не хватит смелости повернуться к ней лицом.

Эбичири кивнул и закрыл окно. Эй, зачем же так легко соглашаться! Нужно было настоять на своём!

Однако отец и дочь Эбисава уехали, оставив меня одного в клубах пыли. Другие машины тоже начали разъезжаться. Провожая номера проезжающих мимо меня одна за другой машин, я поймал себя на мысли, что думаю о том же, хоть уже и не с такой горячностью.

Я не могу её вот так отпустить.

Я ещё не передал ей заявку на вступление в кружок. Даже если она решила уехать в Америку и не вернется в нашу школу…

Выхлопы все дальше и дальше удалялись, и, в конце концов, остался только звук морских волн.

На автобусной остановке больше никого не было. Я в который раз остался один.

Ах да, позади меня не человек, а демон.

— Ну, Нао. У меня есть много вопросов, которые я хочу с тобой обсудить. Ты, наверное, уже сам догадался, да? — сказала Маки-сэнсэй ужасающе ласковым голосом и с неимоверной силой подняла меня за ворот.

Все, что мне оставалось, кроме как вздохнуть, это вздохнуть еще раз. Итак, наш побег из дома подошел к концу.

А это значит, что, несмотря на то, что я придумал кучу оправданий, например, что хочу в туалет или хочу купить попить — я всё равно не смог улизнуть и избежать допроса Маки-сэнсэй.