Если честно, я кое-чего не сказал Мафую — с тем кабинетом есть серьёзная проблема: щели между дверью и косяками. Звукоизоляция там не идеальная, так что музыка слышна за пределами кабинета. Несколько дней спустя из-за этого по школе разнесся слух, что после уроков в школьном дворе можно услышать впечатляющее гитарное соло.

— А что это за песня? «Тацуо Камон — молоко из носа»*?

— Слышал как-то раз. Если долго слушать, мозги плавятся.

На самом деле это «Токката и фуга в ре-минор» Баха. Ей очень нравится Бах, да? Классный час ещё не начался, и я равнодушно слушал утренние сплетни девчонок, вспоминая композиции, которые исполняла Мафую.

— Вчера она опять играла ту прощальную мелодию. Как же она его быстро играла. Сначала я не мог понять, что это было за произведение.

— А, так это был третий этюд?

Я тоже слышал её гитарную версию. Изначально композицию Шопена предполагалось играть в очень высоком темпе — примерно в четыре раза быстрее, чем современные версии — так что, в каком-то смысле, исполнение Мафую можно назвать правильным на самом-то деле. Мне хотелось сказать это вслух, но тогда все точно начнут называть меня критиком-извращенцем или маньяком-преследователем, поэтому я решил промолчать. Подождите, что за бред? Неужели гены критика, доставшиеся мне от Тэцуро, делают что-то странное с моим телом? Прекратите немедленно!

Раздался звонок, и учитель открыл дверь, а вслед за ним вошла Мафую. Весь класс вдруг затих. Быстро переглянувшись между собой, все расселись по местам, как будто ничего не произошло — единственной, кто не понимал, в чём дело, была сама Мафую. Но все же, похоже, Мафую почуяла неладное. Идя к своей парте, она кидала на всех озадаченные взгляды.

— Не хочешь после уроков пойти послушать?

— Тогда послушаю перед кружком…

Я слышал, как некоторые перешёптывались, и видел, как несколько парней, во всю ухмыляясь, тайком посматривали на Мафую. С тех пор как она перевелась к нам, прошло меньше недели, но количество девчонок, готовых начать с ней разговор, снизилось почти до нуля — наверное, все относились к Мафую как к диковинному зверю.

Однако это стало проблемой и для меня. Тот кабинет был моим местом отдыха, а теперь его занял кто-то другой. Похоже, придется отнять его.

Я придумал план противодействия — закроюсь в кабинете, и Мафую не сможет зайти. Когда только закончился шестой урок — математика — я тут же схватил сумку и, поклонившись учителю, вылетел из кабинета.

Однако, придя к старому музыкальному зданию, я был ошарашен. На двери кабинета уже висел замок. Чёрт бы её побрал — как она посмела сделать это с моей комнатой?!

Пока я смотрел на замок, вспомнил, что у меня в сумке есть скрепка и плоская отвертка. Не стоит недооценивать навыки, которые я приобрел, с детства модифицируя звуковые системы — чтобы взломать такой дешёвый замок, всё, что мне нужно — это длинный тонкий щуп. Нет, тогда это будет считаться преступлением, не так ли? К слову, мне крышка, если кто-нибудь увидит, как я взламываю замок. Но если я поспешу, то это, скорее всего, займет меньше минуты…

— Что ты делаешь?

Вдруг сзади послышался голос. От испуга я чуть не подпрыгнул на три метра. Я повернул голову…

Это Мафую. Она была просто в ярости, и её каштановые волосы как будто стояли дыбом.

— Ты, преступник, наверное, хотел взломать замок, да? Пожалуйста, никогда больше не подходи ко мне.

Так и есть, но кто дал тебе право меня отчитывать?

— Почему ты постоянно меня преследуешь?

Как грубо. Значит, и она тоже считает, что я её преследую? Преследование — это преступление, и если она решит подать на меня жалобу... Похоже, в моей жизни сейчас полоса чернее некуда.

— Нет, слушай… Я всегда пользовался этим кабинетом, и этот усилитель тоже модифицирован мной, — объяснил я, сдерживаясь изо всех сил.

— Ты просто пользовался им без разрешения!

— Но Микодзима-сэнсэй мне тоже дала разрешение…

— Это комната для репетиций, а не место для того, чтобы ты бездельничал и попусту тратил время, слушая музыку!

Мафую оттолкнула меня в сторону. Отворив замок, она вошла в кабинет и закрыла дверь. Я замер и несколько секунд находился в раздумьях. Затем без задней мысли открыл дверь с такой силой, будто желая снести её с петель, и ворвался в комнату.

— Хватит относиться ко мне как к идиоту, попусту тратящим время. Жизнь в том и заключается, что человек тратит время до своей смерти.

— Тогда почему бы тебе сразу не умереть?

По-моему она только что сказала что-что невероятно жестокое.

— Не могу. Если я умру, моей матери и сестре будет очень грустно, — я позволил себе нести чушь.

— Думаешь, я не знаю, что твой единственный родственник — это никчемный отец?

Что это ещё за ответ такой? Чёрт, она что, читала статьи Тэцуро? Этот дурак постоянно меня в них упоминает. Например: «Адажио у этого дирижера идет так же медленно, как делает салат мой сын», и тому подобное.

— Я признаю, что он никчемный, и ты можешь считать его идиотом, если хочешь. Но крайним оказываюсь я. Извинись сейчас же — в основном передо мной!

— Само существование критиков уже само по себе доставляет неудобства. Они постоянно пишут ерунду.

Эй, эй, ты, что это говоришь? Мафую вдруг сделала серьёзное лицо, и казалось, она вот-вот заплачет. Хотя, почему я с ней спорю в таком месте?! От этой мысли я быстро успокоился.

— Сами-то они не играют. Они только поверхностно слушают, а потом начинают нести всякую чушь, прямо как ты сейчас.

— М-м, ну…

«Нести чушь» — моя отличительная черта. Я так и хотел сначала сказать, но, подумав, понял, что это очень глупый ответ. Поэтому, мне оставалось только перевести разговор.

— Это всего лишь гитара. Я тоже умею на ней играть!

Эти слова сорвались у меня с языка. Но это была не чушь.

Так как я слушаю рок, я тоже играл на гитаре, хотя это было ещё летом, когда я учился на втором году средней школы. Я нашёл старую акустическую гитару у себя в кладовке и начал упорно учиться играть на ней Stairway to Heaven*. Однако, теперь я к ней не притрагиваюсь.

Мафую прищурилась и холодно посмотрела на меня. У неё было такое выражение лица, как будто она хотела сказать: «Готова поспорить, ты просто опять несешь чушь».

Только я хотел снова заговорить, как Мафую вдруг подняла свою гитару, прислоненную к столу, и подключила её к усилителю. Затем она подошла ко мне и насильно надела на меня большие наушники.

— А?..

— Не шевелись!

Она нежно взяла медиатор двумя пальцами и провела по струнам. Я был резко поглощён потоком звуков. Среди диссонансов, постоянно меняющиеся ноты хлынули подобно водопаду с верха скалы. Затем последовало величественное, и в то же время зловещее арпеджио, а также плавная мелодия, похожая на чечётку. Было ощущение, будто оба звучания доносились из глубины долины.

Это… «Этюд № 12», десятый опус Шопена.

У меня в голове бушевала гроза, но её резко прервала внезапная каденция.

Я был потрясен. Мафую сняла у меня с головы наушники, и звуки реальности медленно влились в моё сознание. Стук моего сердца; звуки моего дыхания; рёв мотора на отдаленной дороге; радостные восклицания, сопровождающие игру бейсбольной команды — каждый звук казался нереальным. Мафую наклонилась и пристально посмотрела на меня, как будто говоря: «Твоё «умею играть» чем-то похоже на это?» Наступило тяжёлое молчание.

— Ты по-прежнему утверждаешь, что «это всего лишь гитара, я тоже умею на ней играть»?

Я помню, что она ещё и вздохнула.

Сначала мне хотелось произнести: «Хватит держать меня за идиота», — но у меня вышло бы неубедительно.

— Я уже тебе сказала. Убирайся. Это место предназначено для того, чтобы репетировать.

— Да что ты заладила про музыкальные инструменты? — пожаловался я. — То есть, ты хочешь сказать, если я принесу сюда гитару, то тоже смогу пользоваться кабинетом?

— Не подражай мне, если не способен на это. Пошёл вон!

Пока я пребывал в растерянности, Мафую вытолкала меня наружу.

Вскоре из-за плотно закрытой двери, сквозь щели, послышалось ещё одно произведение. Это «Траурный Марш» из «Второй сонаты в си-бемоль мажор» Шопена. Она умышленно нарывается? Нет, она ведь не в курсе, что музыка слышна снаружи… Чёрт.

Я опустил голову и опёрся руками об дверь. В течение какого-то времени, я позволял звукам гитары Мафую просачиваться в моё тело. Постепенно становилось невыносимо больно, но я не мог сдвинуться с места.

Я подумал — почему гитара?

Играла бы просто на своём фортепиано. Тогда я смог бы слушать, как ты играешь, и наивно думать: «Хотя она такая юная, её техника просто изумительна». Зачем тебе обязательно вторгаться в мой мир? Ведь почти все произведения, которые ты играешь — для фортепиано, разве не так? Что это за шутка такая?

«Не подражай мне, если не способен на это».

Я вспомнил слова Мафую. Мои плечи невольно опустились, и я убрал руки от двери. По сравнению с первоклассной техникой Мафую, навыки любого другого никуда не годились, кем бы он ни был. Особенно это касалось меня, так как я бросил гитару, поиграв на ней всего три месяца.

Ничего не поделаешь. Я без разрешения пользовался этим кабинетом — ведь то, что я мог слушать свои любимые альбомы на полной громкости, не надевая наушники — довольно заманчиво. Хотя мне он нужен только для этого. И без него обойдусь.

Я уже было повернулся, чтобы пойти в главное здание…

— Молодой человек, уже сдаёшься? — внезапно раздался позади меня голос.

Подпрыгнув от испуга, я быстро обернулся. Моим глазам предстала девушка в форме, сидящая на корточках на низкой крыше строения, прямо над дверью кабинета музыки. На её лице красовалась огромная бесстрашная ухмылка. Я не мог даже пошевелиться и просто бездвижно смотрел на неё.

Ч-что это за человек?..

У неё были красивые черты лица, и до ужаса пронзительный взгляд. Она была словно очень ухоженная кошка, сбежавшая из своего дворца, например, от какой-нибудь королевской семьи или из Египта. Посмотрев на цвет её значка на отвороте, я убедился, что она на втором году.

— Ты собираешься, упав духом, убежать сразу после того, как она тебя проучила? Так ты станешь настоящим капитулянтом, знаешь ли?

— М-м-м, ну… — я наконец смог двигать своими онемевшими ногами и отошел чуть-чуть назад. — Что ты имеешь ввиду?..

Затем она начала напевать мотив «Рождён, чтобы проигрывать» Рэя Чарльза.

— Рождён, чтобы проигрывать. Тебе не кажется, что эта песня написана прямо про тебя?

— Мы все рождены, чтобы проигрывать. Разве не всегда так получается?

Нет, постойте, зачем я ей отвечаю? Надо бежать отсюда. Чую — все это не к добру. Лучше не приближаться к людям, подобным ей.

Она от души рассмеялась.

— Я смотрю, ты за словом в карман не лезешь, да? Это слегка успокаивает. Почему бы тебе не достать своё оружие. Твою страну уничтожает неприятель.

Сказав это, она постучала каблуками по двери кабинета. Почему я должен терпеть критику в свой адрес? И вообще, кто ты такая?

— Мафую ведь только что тебе сыграла. «Двенадцатый этюд» — «Революционный», — сказала она, вытянув указательный палец.

— М-м-м, — я кивнул и вдруг кое-что вспомнил…

На мне были наушники, так ведь? Откуда она узнала?

От её самодовольной улыбки и слон упал бы в обморок.

— Я слышу все революционные песни мира.

Она ловко спрыгнула с крыши, и её длинные волосы, заплетенные в косу, запорхали в воздухе, будто перья величественного дикого зверя. Она тихо приземлилась между мной и дверью, и затем тут же выпрямилась.

— Я хочу, чтобы Мафую стала моим товарищем. Поэтому, молодой человек, я нуждаюсь в твоей помощи. Пожалуйста, выручи меня.

Нет, стоп. Я действительно не понимаю, о чём ты, чёрт возьми, говоришь.

— Меня зовут Кагуразака Кёко.

Кагуразака. Где-то я уже слышал это имя. Я принялся копаться в своей памяти.

Ах, да, Чиаки упоминала это имя.

Кагуразака-сэмпай протянула мне руку.

— Кружок изучения народной музыки приветствует тебя — нашего нового члена.

1. ↑http://www.youtube.com/watch?v=aEeELyiLDKg, эдакая шуточная пародия на Баха.
2. ↑Исполнитель Led Zeppelin