Вернувшись в подвал, я быстро проскочил мимо персонала и подбежал к микшеру. Я спросил у Хироши, стоящего в стороне: «Простите, можно вас кое о чем попросить?»
Когда я изложил Хироши свою просьбу, лицо его выражало недоумение. Однако звукооператор в бандане, похоже, сразу понял чего я хочу. Он зачитал следующее под рэп:
— Ты хочешь знать какой временной интервал у звуков?
— Ну, да. Если можно… постарайтесь поточнее.
— Дай-ка исходник. Я взгляну.
— Эгей, подожди-ка! Я ничего не понял!
— Неважно, понял ты или нет!
Парень схватил мой телефон и быстро записал сообщение Мафую.
— О? Тут довольно смущающее признание… Эй, парень, нехорошо заставлять девушку плакать.
— Ар-г-х!
Я совершенно забыл о нём — я только что позволил незнакомому мужику услышать полные боли слова Мафую. Но сейчас не время думать о подобных вещах. Хироши схватил меня за руку, когда я заторопился к выходу.
— Эй! Вы еще не репетировали, ты куда собрался? Кстати, почему Кёко тоже исчезла?
— Я должен найти Мафую немедленно! Скорее, отпустите меня!
— Ты хоть знаешь где она?
— Я сейчас вычисляю её положение. Чел, давай шевелись и двигай! Тебе же еще карту нужно найти, да? — вмешался парень в бандане.
— Мне правда очень жаль! Я обязательно вернусь до начала концерта!
Я быстро переглянулся с Чиаки, сидящей за барабанами. Потом побежал к двери. Слава богу, Фурукава в зоне отдыха. Он точно придет в ярость, если узнает, что мы возлагаем свои надежды на подобную глупость.
Однако у нас не было иного выбора, кроме как сделать это. Все могло пойти прахом, и, возможно, оторванное крыло не удастся пришить обратно — даже так, мы не могли просто поддаться судьбе и ничего не делать.
Я налёг на педали своего велосипеда и отправился в соседний город — к станции, что ближе всего к моему дому. Я ворвался в магазин, чтобы купить самую большую карту, какую смогу найти, длинную линейку и компас. Я взглянул на часы в магазине перед выходом — было уже без пятнадцати шесть. Диск летнего солнца понемногу опускался за горизонт к этому времени. И следующая моя цель — хм-м-м… должно быть, Муниципалитет. Стоп, снова оно? Единственное, что пришло мне в голову — вспомнить тот раз, когда мы с Мафую вместе сбежали из дому. Мысль, озарившая меня тогда, казалась довольно глупой. Я достал телефон и зашел на сайт Муниципалитета.
Стоп. Куда я должен позвонить? Я остановил велосипед и припарковал его на дорожке рядом с путями, и совершенно не знал что делать дальше. Если подумать, я даже не знал как называется мелодия, что они играют каждый вечер в пять!
Оставалось не так уж и много времени, и я бы только потратил его зря, если бы запаниковал и ничего не делал. Я вызвал номер с сайта...
— Эм, добрый вечер, я бы хотел кое-что узнать. Это по поводу музыки Дворжака… песни, которая играет каждый вечер в пять.
Когда я ещё раз вспомнил свои слова немного позже, мне показалось глупым, как я задал свой вопрос. Я, наверное, здорово озадачил оператора из основного отделения. Музыка Дворжака… кто бы понял о чём я?
Мой звонок несколько раз переводили в разные отделы, пока я наконец не попал на гражданскую оборону.
— Вы о той музыке? Это радио, вещающее предупреждения о катастрофах.
Кажется, на другом конце провода был пожилой гражданский служащий.
— Если случится что-то вроде землетрясения или пожара, мы начнём экстренное вещание. А то, что играет в пять часов каждый день — это не куранты, а тестирование.
О? Так вот в чём дело? Я и не знал…
— М-м-м… эм, тогда… могу я узнать, где расположены ваши динамики в городе?
Моё сердце остановилось, когда я услышал ответ.
— Где, спрашиваете?.. Более чем в сорока разных местах.
— Сорока…
Я был близок к обмороку, но всё же заставил себя продолжить:
— Можете, пожалуйста, сказать… расположение всех динамиков.
Все пожарные станции в городе, практически все муниципальные школы, а также парки. Я разложил карту на обочине и отметил все расположения динамиков, на которые мне указали. Мне опротивело это ещё на половине дела. Никогда бы не подумал, что их так много. Блин, уже почти шесть.
В этот момент зазвонил телефон.
— Нао? Это я. Человек за микшером сказал, что разобрался с цифрами и попросил сообщить тебе.
— Но почему ты… — блин, я дурак. Он мог связаться со мной только через Чиаки! Я сам виноват, что в спешке не оставил ему своего номера. Когда я записал последние три цифры в углу карты, Чиаки спросила:
— Кстати, для чего эти цифры? Неужели действительно есть способ найти Мафую? Уже так поздно…
— Я не знаю, но…
Я достал свой компас. И правда, осталось совсем немного времени. Собравшись с мыслями, я зажал телефон между ухом и плечом и пояснил:
— При нынешней температуре, скорость звука в воздухе составляет примерно 348 метров в секунду.
— Что?
— В сообщении я слышал звук курантов, когда голос Мафую затихал. Эти куранты звонят каждый день в пять вечера.
Я забыл, когда это было, но уже случалось, что мы с Мафую слушали Дворжака — канон из второго действия «Симфонии Нового Света», созданный на абсолютном пределе скорости звука. Я был действительно благодарен привычке Эбичири излишне опекать его дочь — обычные телефоны совершенно не способны так чётко воспринимать городские звуки. Придётся отдать должное отличному телефону.
— Все громкоговорители в городе будут играть в одно и то же время. И это значит, что звуки из более отдаленных точек будут доходить до тебя дольше, верно? Мне нужно только определить временную задержку между курантами, и после помножить на скорость звука, которая равна 384 метрам. Это позволит мне приблизительно оценить, насколько Мафую далека от громкоговорителя. Есть три отдельных звука в сообщении, которые пришли в разное время, так что…
— Т-ты можешь определить где она, только исходя из этого? Но ведь интервал между звуками такой короткий… и, и… динамиков наверняка много, верно?
— М-м-м… Тогда мне остается только верить в Мафую.
Я рисовал круг за кругом на карте с помощью компаса. Конечно, там будут большие погрешности, так как мои вычисления основаны на приблизительных временных интервалах и скорости звука, так что мне не удалось получить конкретную точку на карте, где три круга пересекались в одно время. Но даже так у меня всё ещё была надежда — пересечение между этими кругами и вон та линия.
— …Верить в неё?
— Потому что она взяла гитару с собой, и сказала что не знает, встречаться с нами или нет.
Кроме того, было ещё и последнее место, где видели Мафую, на которое мне указала Мацумура-сан.
— Но какой толк от того, что ты знаешь это? Информации уже два часа!
— Так я и говорю — я предполагаю, что она направилась непосредственно к концертному залу сразу, как вышла из дома. У меня нет выбора, кроме как верить в это.
Начиная от дома Мафую, я повел пальцем, чтобы наметить путь вдоль национальной трассы, что идет на север. Последнее место, где Мафую видели, тоже было в том направлении.
Мой палец остановился в месте одного из пересечений нарисованных мною кругов. Я смотрел на синюю линию, что разделила карту по горизонтали — реку.
Это ли то место, где сейчас Мафую? Если она собирается продолжить путь в соседний город, ей имеет смыл идти всё время на север, к реке, а потом вдоль русла, которое поведет её на северо-восток.
Всё верно. Как хороши бы не были микрофоны в её телефоне, чтобы куранты были чётко слышны, ей нужно находиться в месте, где ничто не преграждает путь звуку, так?
В этом есть смысл, если она на побережье.
Я поставил звонок на удержание и ещё раз проиграл голосовое сообщение Мафую. Смогу ли я услышать звук воды, что подтвердит мою гипотезу? К сожалению, звуки, записанные микрофоном, были слишком слабы, чтобы сделать вывод, и всё оставалось на волю случая. В любом случае, это произошло более часа назад. Она могла устать от ходьбы, и сейчас просто отдыхает где-то. Или она может быть всё ещё на пути к концертному залу.
Мне остается только верить в последнее.
Распихав карту и телефон по карманам, я убрал подставку велосипеда чтобы продолжить свои поиски.
Когда я ехал по узкой дороге без обочин, меня постоянно обгоняли машины, пролетая мимо. Тёмные тучи в небе медленно рассеивались, и садящееся солнце опускалось по диагонали прямо на меня. На закате солнце было ярко-красное, словно кровь.
Я уже совсем взмок, когда наконец увидел речные дамбы. Я направил велосипед вверх по склону и стал жадно глотать воздух, летящий мне в лицо.
Внизу, за покрытыми травой склонами, была река, что, казалось, тянулась в бесконечность. Она обмельчала из-за жары, и была окрашена в цвета заката. Я достал карту и убедился, что еду против течения. Вопрос был в том, смогу ли я в самом деле найти ее. Область на карте, где три круга накладывались, была лишь треугольником в несколько сантиметров шириной, но на самом деле площадь была невероятно большой. Я видел людей, отдыхающих около реки, людей, гуляющих с собаками, и ещё играющих в бадминтон. И в голову мне пришла мысль: не будет ли лучше миру исчезнуть в сумерках, оставив освещенными лишь меня и Мафую?
Тогда я точно бы смог найти её.
Пот на моём теле постепенно высыхал, и на ветру начинало становиться немного прохладно. Моя левая рука сжимала карту, а ноги не прекращали крутить педали.
Не так уж много примечательных мест вдоль реки — только металлообрабатывающая фабрика, что за дамбами. Я почти добрался до места, где начинался отмеченный на карте треугольник. Река передо мной вдруг стала шире. Так как мне нужно было ехать вдоль реки, пришлось сделать крюк и повернуть. Слева от себя я видел бейсбольное и футбольное поля, что проплывали мимо.
Проехав поворот и снова вернувшись к берегу, я остановил велосипед в месте, где трава окружала меня со всех сторон. Я смотрел на набережную, усыпанную галькой, меня охватила внезапная усталость. Я сел на покрытый травой склон.
Должно быть где-то здесь, верно? Все мысли унёс ветер, дувший на меня. Прохладная трава подо мной тотчас втянула в себя жар моего тела, вызванный активными передвижениями.
У меня оставался всего час. Кажется, найти её уже не удастся. Реальный мир безнадежно огромен, тогда, как я так незначительно мал — хотелось заплакать. Когда связь между двумя людьми исчезает, не остается никакой надежды, что они встретятся снова. Всё, что остаётся — лишь ночная тьма, что тихо, но уверенно поглощает меня.
Оно уже не вернется — то, что связывало меня с Мафую, больше никогда не вернется ко мне.
Я достал телефон и перепроверил время отправки голосового сообщения. Уже слишком поздно что-либо делать, но я должен хотя бы попробовать позвонить Мафую ещё раз. Но всё, что я слышал — пустые гудки, падающие на траву капля за каплей. Я положил лицо на колени в отчаянии — рука, в которой я сжимал телефон, упала на траву. Казалось, каждый гудок отрезал кусок моей руки, и я считал звонки.
Вещь, что когда-то связала нас с Мафую…
Музыка.
Музыка — я слышал её.
Я медленно поднял голову, и на мгновение решил, что это лишь моя галлюцинация. Я прислушался к ветру, что колыхал поверхность реки, и исключил безжизненные электронные гудки, что бесконечно доносились из моей руки. Я стал искать слабый звук.
Тут точно были звуки музыки — я действительно слышал их. Я соскользнул с травяного склона, и встал на голой почве у берега. Потом закрыл глаза и прислушался к звуку гитары. Повторяющийся открытый аккорд соль звучал подобно птичьему сердцебиению, и мелодия, что накладывалась на него, звучала, будто взгляд птицы сквозь ночную тьму.
Я слышал эту песню ранее. Это первая песня, что связала нас.
Blackbird.
Я изо всех сил побежал — до того, как песня закончит играть, до того, как сядет солнце. Я бежал по траве и шёл против течения мелодии, чтобы найти её источник. По пути я давил распустившиеся канадские золотарники и даже наступал на их стебли.
Поле моего зрения внезапно расширилось, когда я достиг края участка, заросшего сорной травой. Река уже отражала последние отблески садящегося солнца, и медленно поглощала его. Ночной ветер мягко просачивался сквозь мои волосы. Я огляделся, в попытке отыскать песню. Сияние понемногу угасало, и всё вокруг меня постепенно погружалось в тёмно-синие цвета ночи.
Как раз тогда я заметил краем глаза блик света.
В месте выше по течению, далеко от меня — где был холм, сформированный течением реки. Там была копна каштановых волос, ярко сияющих золотистым блеском под последними лучами садящегося солнца.
Я пнул гравий под ногой в сторону, и сорвался вверх по течению.
— Мафую!
Сидящий на корточках человек, уставившийся на поверхность реки, вдруг поднял голову, услышав мой голос — это и правда была Мафую. Тень от чехла её гитары растянулась далеко в направлении воды. Она крепко сжимала свой мобильник, на котором звучал Blackbird.
— Почему?
Глаза Мафую широко распахнулись от удивления. Она промямлила, вытаращившись на меня, стоявшего перед ней:
— Почему… ты здесь?
Я сглотнул слюну и постарался перевести дыхание. Стоя с согнутой спиной и руками на коленях, я ответил:
— Почему?! Конечно, чтобы найти тебя!
Слезы снова появились на красноватых глазах Мафую.
— Зачем ты искал меня? Ты идиот!
Я не знал, должен ли я был разозлиться или удивиться, или, может, рассмеяться. В итоге, я протянул ей руку.
— Идем! Тебя вся ждут… Наш выход в семь.
Мафую обхватила колени руками и яростно затрясла головой.
— Я не могу пойти.
— Почему?!
— Потому что… Я решила сбежать, так что я больше не имею права вернуться. Я ведь всем буду доставлять лишь неудобства, даже, если я вернусь, верно?
Я поднял голову, чтобы взглянуть на небо, медленно окрашивающееся в цвета ночи. Вряд ли сработает, если я попытаюсь убедить её словами. Но даже так…
Я схватил правую руку Мафую, которую она погрузила пальцами в песок. Мафую удивленно посмотрела вверх.
— Как бы ты себя чувствовала, если бы тебе такое сказала правая рука?
— Что?
Нам будет очень плохо, если тебя не будет рядом! Всё просто. Если ты не вернёшься, мы вообще не сможем сыграть ни единой песни.
— Но… моя рука сейчас…
— Да не важно! Можешь стоять? Вот, опирайся на моё плечо.
Я сам подхватил Мафую.
— Если не можешь играть рукой, играй зубами! Если даже так не получится, выходи на сцену и танцуй! Мы же группа! И подумай о том, кто придумал название группы!
— Не решай за меня! — глаза Мафую наполнились слезами. — Даже, если… если я рядом, я ничего не смогу сделать! Я даже не могу играть на гитаре!
— Это не имеет значения! Если ты не можешь сейчас играть на гитаре, остается ещё фортепиано!
Я сильно схватил Мафую за правое запястье.
— О чём ты говоришь?
— Ничего не выйдет, если тебя не будет! Разве ты не понимаешь?
— Нет же!
С этими словами капли слёз Мафую упали на землю.
— Разве я не обещал тебе перед музыкальными сборами? Я положу всю свою жизнь на это, знаешь ли! Вот почему я сказал, что буду слушать всё, о чём ты говоришь, если не сможешь найти причину. Тогда ты тоже с этим согласилась, верно? Раз так, не убегай!
Понятия не имею, что я несу.
— И я обещаю, ты обязательно всё поймешь в этот раз, когда доберёмся до концертного зала. Даже если ты не можешь играть не гитаре, не страшно. Просто стой рядом со сценой и слушай, как играем мы. Если даже тогда ничего не поймешь, я буду полностью в твоём распоряжении — даже если ты захочешь, чтобы я всю жизнь ходил со шляпой и попрошайничал. Итак…
В этот момент я вспомнил, что мне сказала Маки-сэнсэй ранее. Почему я так нервничаю, когда Мафую нет рядом? Всё потому, что я…
— На самом деле… Я собирался прожить три года старшей школы, не вступая ни в какие клубы, и просто проводить дни за прослушиванием дисков. Но потому что хотел, чтобы ты была рядом… я купил бас, переделал его и практиковался на нём. Но ты — ты всегда такая. Не исчезай так просто!
Но из-за появления Мафую, из-за того, что я хотел, чтобы она была рядом. Я уже зашёл настолько далеко и столько всего натворил. Как бы то ни было, слова растворились в раскалённом дыхании моего голоса.
Мафую подошла ко мне своей нерешительной походкой и ухватила меня за плечи. Она подняла голову и посмотрела на меня своим дрожащим взглядом, а после отвела глаза куда-то на верхнюю часть руки. Она произнесла хриплым голосом:
— …Идиот. Ты идиот!
— Ну так позволь мне им быть! Ты можешь идти?
Хоть её взгляд всё ещё был на моей руке, она кивнула.
Мы ехали по велосипедной дорожке вверх по течению. Я чувствовал тепло тела Мафую на своей спине, и обе её руки обхватывали меня за талию. Крутить педали становилось всё труднее и труднее, а небо темнело с каждым следующим участком пути. Сердцебиение никак не угасало. Я старался вообще не смотреть на часы. Вцепившись в руль, я время от времени смотрел на руки, обхватившие меня за талию, словно убедиться, со мной ли ещё Мафую.
Мафую здесь, и сейчас я везу её туда.
Но всё, что есть на самом деле — она «здесь» так же, как пальцы её правой руки. Это всего лишь физическое существование. Бег крови не достигал её пальцев, поэтому они не могли двигаться.
Я не могу позволить всему так закончиться. Это нельзя было назвать группой. Если так…
Я и сэмпай — сможем ли мы успеть вовремя?
Не знаю. Единственное, что было мне известно — я чувствовал присутствие её дыхания в моих ушах. Я покрепче ухватился за руль, ставший мокрым от моего пота, и сильнее нажал на педали.
Небо стало уже почти совсем чёрным, когда мы добрались до «Яркого». Окна на первом этаже, как и дверь к лестнице в подвал, горели яркими неоновыми огнями. Место определенно притягивало взоры, особенно в сравнении со спокойным и относительно тёмным жилым районом, в котором оно располагалось. Несколько людей крутились рядом с неоновыми лампами — наверное, зрители, ожидающие начала шоу? Я оставил велосипед на краю у стоянки, уже заполненной машинами, перед тем как взглянуть на часы в офисе. Уже 7:10. Мы не успели вовремя. Неужели концерт уже начался?
— Твои ноги в порядке?
— Я… я могу идти, — Мафую соскочила с заднего сидения и встала на покрытую гравием землю.
Мы прошли мимо собравшихся зрителей. Когда мы уже собирались спускаться, Мафую вдруг снова остановилась и снова засомневалась. Я схватил её за руки.
— Быстрее!
— Но… Уже ведь…
Уже что? Чиаки всё ещё ждет нас! Всё из-за того, что я сказал, что точно приведу Мафую. Я быстро спустился по лестнице. Там стоял маленький столик на углу, и персонал продавал билеты на концерт. «Эй! Вы двое…!» — один из из них окликнул нас, поэтому я крикнул: «Мы из выступающей группы!» Потом я потянул Мафую за руки и побежал дальше вниз.
Когда я открыл тяжёлую звукоизолирующую дверь в конце лестничного пролета, несколько ослепляющих рассыпающихся лучей, а также интенсивные удары проникающего ритма набросились на меня.
Зайдя, мы с Мафую сразу же оказались отрезанными от внешнего мира дверью позади нас. Я видел публику, двигающуюся под ритм в плотном горячем воздухе вокруг нас. Там было человек сто… нет, может больше? И человеком, купавшимся в разноцветных лучах софитов перед толпой, мокрым от собственного пота, была…
— …Чиаки?
Мне пришлось напрячься, чтобы расслышать шёпот Мафую. Верно, это была Чиаки. Танцующие белые барабанные палочки вырисовывали красивые и жестокие линии в воздухе, словно кнут. Я едва видел пылающее лицо Чиаки среди бело-золотого мерцания золотых тарелок. Под их переменчивым блеском ритм бас-барабана словно проникал прямо в наши сердца, и даже поднимался к голове.
И тогда…
Чиаки увидела меня.
Нет, она не смотрит на меня. Каким-то образом, я точно знал…
Она смотрит на Мафую.
Внезапно ритм изменился. Это был волнующий ритм на шестнадцатых, резко ускоряющийся перед тем, как пойти на спад. Он принёс оживление в ряды зрителей, жаждавших больше.
— Это… — голос Мафую был немного хриплым.
Я тоже знал, что это было. He Man Woman Hater — песня, которую Мафую и Чиаки использовали в дуэли друг против друг друга более десяти минут, с ожесточением, словно хотели порезать друг друга на куски. Мафую вцепилась в меня левой рукой до дрожи. Она искала несуществующий набор из шести струн, чтобы иметь возможность ответить на вызов Чиаки.
— Идём. Чиаки зовёт нас.
Мы выбрали путь вдоль стены зала и протискивались за спинами толпы, направившись в сторону сцены. Мы прошли в зону отдыха, миновавши дверь — хоть это и называлось зоной отдыха, это был всего лишь коридор к задней двери, да несколько кабинетов по пути. Там было несколько парней, уже переодевшихся в свои костюмы. Они стояли плечом к плечу, и были готовы выйти на сцену в любой момент. Едва приметив, Фурукава схватил меня за плечо и прижал к стене.
— Эй! Тайсэй! — Хироши собирался остановить его, но Фурукава увернулся от его рук. Фурукава придвинулся ко мне, схватив за воротник. Затылок заныл от удара о стену, и каким-то образом его голос зазвучал особенно пронзительно.
— Харэ дурачиться, ублюдок! Сколько сейчас по-твоему времени?
— Простите…
— Какого хрена ты передо мной извиняешься? Ты должен извиняться перед своим барабанщиком. Она удерживала народ до сих пор в одиночку!
Я взглянул на сцену, тонущую в беспощадном свете софитов, со своего места в стороне. Чиаки — она встряхивала атмосферу зала, непрестанно двигая руками, словно они вот-вот сломаются. В одиночку.
Чиаки делала это одна.
— Эм, могу ли я узнать… где Кагуразака-сэмпай?
— Я тоже хотел бы это знать! Куда она смылась?
Её здесь нет — означает ли это, что сэмпай не смогла сделать всё вовремя. Пронзительные звуки открытых римшотов шли со сцены, и нисходящие звуки бас-барабана понемногу сходили на нет. Последняя нота барабанного соло потонула в аплодисментах зрителей. Чиаки крутанула барабанные палочки в руках в ответ на аплодисменты, и, пошатываясь, тут же встала. Словно невидимая струна затягивала ей шею, она неровной походкой прошлась к краю сцены и упала мне на грудь.
— Нао, ты… такой… тормоз….
— Прости…
— И я очень хочу наорать на Мафую! — несмотря на то, что Чиаки вяло лежала у меня на груди, она бросила на Мафую яростный взгляд. Мафую отодвинулась в сторону и сняла с плеча кейс для гитары.
— В любом случае, дай мне сначала попить!
Чиаки взяла предложенную Хироши бутылку воды и мигом осушила. Краснота на её лице и не думала сходить, но она уже с волнением оглядывалась на сцену.
— Что ты хочешь сделать?
— Продержаться до возвращения сэмпай, конечно!
— Брось это! — сказал рядом со мной Фурукава. — Тебе удалось завести толпу своим сольным выступлением. Ты сделала всё, что могла.
— Не хочу! — тут же отвергла его предложение Чиаки. — Мафую, ты тоже иди готовься, быстрее! Сэмпай точно вернется.
Я покачал головой. Чиаки и не подозревала, какой требовательной была моя просьба. Мафую опустила голову и уставилась на свою правую руку.
— Забудь об этом, я поняла. Я вернусь на сцену одна. Глупая Мафую!
— Эй! Чиаки!
Я побежал к сцене в погоне за Чиаки. На нас моментально обрушились радостные крики толпы. Взглянув на зрительный зал, передо мной предстало лишь море людей, чьи лица я не мог как следует рассмотреть из-за освещения сцены. У меня по коже пробежали мурашки — Чиаки… она сражалась в одиночку здесь?
Сзади до меня доносились крики Фурукавы или кого-то ещё, но было уже слишком поздно. Я стоял на сцене, глядя на сотню человек подо мной — их вены уже были накачаны наркотиком, предоставленным Чиаки. Передо мной, слева на сцене, на подставке меня ждала моя Aria Pro II.
Пути назад уже не было. В мои вены тоже что-то вкололи — я почувствовал жар. В момент, когда я коснулся грифа своей бас-гитары, то ощутил, как по телу пробежал сладкий разряд электричества. Несмотря на то, что я нервничал и у меня дрожали ноги, мой разум был на удивление ясным. Что нам делать? Сэмпай ещё не приехала, и Мафую всё ещё стоит позади меня, как столб… если бы хоть кто-то из них вышел на сцену. В одиночку я ничего не мог сделать — я уже потратил все силы, притащив сюда Мафую.
— Нао, постой… Прости…
Чиаки высунула голову из-за барабанной установки и хриплым голосом сказала:
— Я еле могу двигать ногами. Наверное, перестаралась… Пожалуйста, дай мне передохнуть — я не могу нажимать на педали. А-ха-ха, вот так незадача.
Я посмотрел на свисающие ноги Чиаки. Я уже начинал слышать, как негодует толпа подо мной.
— Извини, мне нужно отдохнуть ещё немножко, — судя по голосу Чиаки, она была на грани слёз.
Чиаки в одиночку сражалась на сцене, а что же я? Смогу ли я сделать то же самое? Но я не могу. Я мог только вцепиться в свою бас-гитару, ничего не делая, отвернувшись от зрителей. С самого начала с этой ситуацией нельзя было справится одному. Я посмотрел на край сцены. Мафую сидела на корточках возле стены, глядя на меня с болезненным выражением лица. За ней, Фурукава и Хироши что-то обсуждали. Похоже, Хироши наконец-то сдался. Он поднял руки над головой — и оба достали гитары из кейсов.
Ага. Вот тут всё и закончится?
Я наконец-то с большим трудом привел сюда Мафую, но было уже поздно. Когда я понял; когда я убежал отсюда; когда искал её, когда мы вместе вернулись — было уже слишком поздно.
И тогда…
Атмосфера в концертном зале изменилась.
Я заметил это легкое изменение — порыв ветра, а за ним — сила, которая поддерживала меня на грани отчаяния.
Я покрепче встал на ноги и повернулся к зрителям. Позади раскачивающейся толпы была открытая звуконепроницаемая дверь. Чёрные волосы человека, стоявшего возле неё, были заплетены в косу, которая развевалась из-за выходящего горячего воздуха, и напоминали оперение птицы.
Некоторые из зрителей возле двери заметили это и повернули головы. Силуэт махнул рукой и что-то бросил. Я еле сумел поймать сверкающий предмет, пронесшийся над толпой. Зрители в момент затихли, и на зал опустилась тишина.
— …Что это?
— Что случилось?
— Кто это?
— Э? Что?
Начали образовываться небольшие волны. Но я смотрел только на то, что было у меня в руке — кассету с четко различимым на ней названием песни.
— Понятно, эта песня!
Каким-то образом казалось, будто сэмпай уже знала обо всём с самого начала.
— …Сэмпай? — прошептала Чиаки. Я засунул кассету в диктофон Мафую, висящий под микрофоном. Как только я нажал на кнопку проигрывания, снова раздались крики зрителей. Толпа раздвинулась, и она стала постепенно пробираться к сцене, поглощенную разноцветным освещением.
На меня посмотрели сэмпай, Чиаки и наконец Мафую. Затем она нежно улыбнулась.
В тот момент начала играть мелодия фортепиано.
Крутящийся диктофон проигрывал чёткие аккорды фортепиано, и наклонённый микрофон нежно улавливал исходящие звуки. Я сразу понял, в чём дело, а значит Мафую тоже поняла.
Хотя Кагуразака-сэмпай разрезала её на куски и соединила её заново, получив в итоге другую песню, я всё равно узнал её, как только услышал — это играла на фортепиано Мафую.
Стоя спиной к зрителям, сэмпай позволила течь мелодии фортепиано. Затем она обратилась ко всем низким, но чётким голосом:
— На месте ещё не все члены группы.
Чиаки озадаченно наклонила голову. Мафую же подняла голову и смотрела на сэмпай.
Действительно, присутствовали не все члены Feketerigó. Хотя Мафую физически была здесь, её душа отсутствовала.
Поэтому…
— Давайте, как обычно, разогреемся песнями The Eagles?
Увидев, что в глаза Чиаки возвращаются силы, сэмпай обернулась и схватилась за микрофон. Я нежно положил аккорды бас-гитары на чёткие звуки фортепиано Мафую.
Затем, подключился голос сэмпай…
The Last Resort.
Хриплый голос путешественника, который переправлялся через море, взяв с собой лишь своё тело и жизнь.
The Last Resort — последняя песня из альбома The Eagles «Hotel California», и это был реквием, посвященный коренным индейцам, чья родина была разграблена, запятнана и уничтожена. Это медленная и грустная песня. Мелодия, которая сейчас несла звуки, на самом деле фрагменты сонаты для фортепиано Бетховена — хотя интересно, сколько людей это заметило?
Наверное, из присутствующих только мы. Соната для фортепиано № 30 в ми мажор — сейчас звучали вариации последней части — «Gesangvoll, mit innigster Empfindung» * — немецкое название, данное Бетховеном.
Сколько у сэмпай это заняло времени? Она достала музыку из альбома Мафую, сделала переаранжировку без смены темпа и превратила её в песню The Eagles. Именно это я и попросил её сделать. На словах это просто, но она всё-таки выполнила мою просьбу.
И вот почему Мафую сейчас здесь.
Хотя это был всего лишь ряд соединённых нот, выплюнутых обшарпанным диктофоном, висевшим на микрофонной стойке, сэмпай, Чиаки и я увидели в нём Мафую.
Мафую ведь тоже должна была это найти, да? Место, которое она занимает в наших сердцах. Она не играет, а лишь слушает издалека, но тогда она тем более должна понимать — понимать, почему она здесь.
Перейдя ко второму припеву, жёсткие звуки тарелок постепенно затухли, и тут же вступили барабаны Чиаки. Цвета молча покачивающейся толпы были точь-в-точь как море в глазах Мафую; тем временем звук фортепиано Мафую направлялся прямо в это море. Секстоли четвёртой вариации колыхались будто на волнах. Когда вокальная партия кончилась, сэмпай затянула долгую мелодию, переплетая звуки её Les Paul с фортепиано, и так мы подошли к шестой вариации.
Однако здесь я остановился.
Мелодия фортепиано Мафую вот-вот подойдет к концу, но The Last Resort была далека от завершения. Когда гамма перейдет в соль мажор, реквием индейцев станет нашей элегией.
Я начал молиться. Наконец-то, фортепианная партия Мафую закончилась, и осталась лишь мелодия моей бас-гитары и звуки гитары сэмпай, подражающие крикам чаек. Мафую исчезла. В нашем звучании образовалась пустота.
Пение сэмпай тоже напоминало молитву — наполненную надеждой, ради которой она могла и пролить кровь. Во имя судьбы и бога. Какая же беспомощная и коварная фраза. И все её покинули — пение сэмпай отдавалось эхом в пустоту.
Однако.
Вдруг я заметил. Чье-то присутствие. По другую сторону мелодии сэмпай, и выше медленно вступающего темпа Чиаки — звук прямо рядом со мной. Мелодия звучала уж слишком естественно. Как будто она отделилась от моей бас-гитары и простиралась бесконечно в небо. Она нежно обволокла звучание Les Paul сэмпай. Выдыхая аккомпанемент к припеву в микрофон, я прищурился и посмотрел на другой конец сцены.
Позади высокого силуэта сэмпай виднелось золотое сияние — каштановые волосы Мафую, мерцающие под ослепительными освещением сцены.
На секунду я было подумал, что это у меня слуховые галлюцинации. Я постоянно слышал то, чего на самом деле не было. Но, слава богу, это была вовсе не иллюзия. Затем сэмпай пропела заключительные молитвы. Эта песня, показывающая беспомощность тех, у кого отняли родину, и тех, кто опустошал чужую родину.
«Её называют раем,
Не знаю почему.
Назови что-то раем,
И поцелуй на прощание».
Как будто мелодичный голос сэмпай засосало в темноту, остались лишь безостановочно струящиеся звуки гитар. Одна из гитар обрисовала финал песни, в то время как другая парила в небесах.
Я ещё раз посмотрел на другой конец сцены. Это и правда не было галлюцинацией — Мафую была прямо передо мной, подергивая струны её Stratocaster'а тонкой светлой правой рукой — это напоминало мираж.
Я почти не помню, что случилось после этого.
Гитарные соло Мафую и сэмпай сражались на протяжении пяти минут, и если бы я их не остановил, они бы и дальше продолжили. После окончания The Last Resort у нас не было времени передохнуть. Зрители уже требовали продолжения, топая ногами.
Мы почти не разговаривали на сцене, так как была дорога каждая секунда. Всё, что в нас накопилось за два месяца, за раз выплеснулось на сцену за 30 минут. Некоторых, может, даже захлестнуло потоком эмоций.
Закончив играть все песни, мы уходили со сцены в сопровождении восхищенных криков; с нас рекой тёк пот. Чиаки не удержалась на ногах — слава богу, сэмпай поймала её прежде, чем она упала на пол.
Хироши и остальные члены его группы, наряду с группой старпёров, улыбались. Единственный, кто хмурился, был Фурукава. Однако этот хмурый человек заговорил:
— Эй. Вы на разогреве, но почему-то люди требуют вас на бис.
Он неохотно указал на сцену — точно, как он и сказал! Толпа ритмично хлопала и топала, и было ощущение, будто земля трясётся. Я уже хотел поддаться довольно комфортной усталости, так что я извиняясь улыбнулся и ответил:
— Эм… Но время выступления ограничено…
— Хватит жаловаться! Живо на сцену, или здание рухнет на нас.
Фурукава ударил меня по спине. Похоже, персонал и не думал передвигать инструменты на сцене, и они все смотрели на нас. Наверное, придется самим.
Тогда я взглянул на сэмпай. Та дала истощенной Чиаки сесть ей на колени, а после сказала мне:
— Похоже, нам следует позволить товарищу Чиаки отдохнуть. Вы двое можете занимать сцену!
Мы двое… вдвоём? Это значит…
Я посмотрел на Мафую. Её светлая кожа покраснела, а глаза стали цвета летнего неба.
— Видишь, так называется наша группа!
Сэмпай похлопала Чиаки по груди. Логотип Feketerigó был напечатан в этом месте на её футболке.
— А значит есть только одна песня, которую мы можем сыграть на бис.
Не успел я спохватиться, как Мафую уже склонила голову в согласии. Она без колебаний поднялась на сцену. Разборчивые звуки хлопанья в ладоши и топанья потонули в громе аплодисментов. Я понял, когда увидел Мафую, стоящей с гитарой через плечо без капли страха — несмотря на различие в стилях, Мафую остается профессиональным музыкантом, так что она уже привыкла ко всему этому.
Единственной проблемой было то, что ко мне это не относилось. Пока я тянул время до выхода на сцену, Мафую коротко заглянула мне в глаза. Потом она сжала большой и указательный пальцы, чтобы начать ту самую песню — Blackbird.
Таким образом, мне тоже пришлось подняться на сцену.
Свет софит и лицо Мафую были просто ослепительны — я не смог даже определить — пел ли я нормально или нет.
Горячие клавиши:
Предыдущая часть
Следующая часть