Глава 8 — На другой стороне Земли
На следующий день, в понедельник, Чиаки и я по договоренности должны были встретиться на платформе, после чего вместе пойти в школу. Не все дежурные учителя придут в школу так рано во время каникул, что означает, возможно, мы не сможем взять ключи для нашей утренней практики. Таким образом, у Чиаки не было выбора, кроме как пойти на поводу у меня, любителя поваляться в кровати, и согласилась встретиться позже.
Этим утром мы не нашли ключа от нашего кабинета музыки в коробке.
— Сэмпай взяла его?
— Наверное.
Мы оба предположили так. На выходных мы пытались дозвониться до Мафую несколько раз, но она ни разу не ответила.
Мы подошли с торца к школьному зданию. Когда мы открыли дверь, серия интенсивных пассажей фортепиано ошеломила нас, и из-за этого я инстинктивно прикрыл лицо руками.
Я практически видел в центре тесного кабинета рояль и длинные каштанового цвета волосы, развивающиеся в ритме мелодии — однако, это была только короткая иллюзия. В одном из тёмных углов комнаты громоздилась только барабанная установка. Перед мини-усилителем слева была чья-то спина с заплетенными черными волосами.
Кагуразака-сэмпай сидела на круглом стуле и слушала фортепиано, обхватив динамик. В комнате стояла жара из-за того, что она не включила кондиционер.
Эта…Эта песня…
— Хм-м? Доброе утро, мои дорогие товарищи.
Сэмпай поприветствовала нас с улыбкой, несмотря на то, что выглядела уставшей. Чиаки пихнула ошеломленного меня, зашла в комнату, и села на стул за барабанной установкой.
— Сэмпай, ты в порядке? Ты что-то неважно выглядишь…
— М-м-м. Я слушала эту песню всю ночь не сомкнув глаз. У меня абсолютно нет времени расслабляться и отдыхать!
Тогда может просто перестанешь безостановочно слушать её? Зайдя в кабинет, я закрыл дверь, после чего включил кондиционер.
— Что это за песня? Она просто потрясающая… Это действительно играет человек?
Это действительно играет человек. Я смог определить это, один раз услышав — человек, играющий это, не кто иной, как Мафую.
Сэмпай прижала лицо к динамикам и продолжила молча слушать. Поэтому я ответил за неё:
— Эта композиция называется «Исламей» *. Сложнейшее в мире произведение для фортепиано.
— Понятно…
Но это действительно играет Мафую? Я не помню, чтобы она выпускала эту песню ранее.
— Она сыграна Мафую, так? Где ты достала запись?
— Молодой человек, ты действительно смог сразу распознать, что это произведение сыграно Мафую!
Потому что никто больше не будет играть в этой манере! Это не самая быстрая версия «Исламея», которую я слушал, но… В любом случае, она позволяла слушателям четко расслышать часть, где левая рука играет ноты, которые бегали вверх-вниз по звуковой дорожке, и в тоже время безупречно поддерживала темп, все же, «Исламей» — это танцевальная мелодия; её способ игры на самом деле мог быть и правильным.
— Эта запись не издавалась. Я смогла заполучить её, проникнув вчера ночью в дом товарища Эбисавы.
— Что ты сделала?!
Это самое настоящее преступление, не так ли?!
— Я не крала её, понятно? Это уже второе проникновение в дом товарища Эбисавы, и в этот раз я смогла успешно найти её комнату. Хотя я не ожидала, что она кинет в меня этой кассетой в приступе ярости. Похоже, ей не нравится, если её видят, когда она слушает произведения для фортепиано, так что я ничего не сказала и сбежала оттуда так быстро, как могла.
— Сэмпай, тебя точно нужно посадить; я буду приносить тебе тоники, когда буду навещать тебя, — глаза Чиаки увлажнились.
— Спасибо. Тебе нельзя ни в кого влюбляться, пока я буду отбывать свой срок, хорошо?
— Угу!
Это совершенно не смешно! Хватит дурачиться, или я действительно вызову полицию!
— Эх, молодой человек, ты совершенно не поэтичен…
Это не имеет ничего общего с тем, поэтичный я или нет! Сэмпай проигнорировала мои протесты и взяла гитару, уже подключенную к усилителям. Приглушив гитару ладонью, она начала извлекать аккорды почти беззвучно и использовала их, чтобы мягко аккомпанировать доносящимся из динамиков нотам, которые раз за разом играла Мафую. Это звук, который побуждает ответить после его прослушивания.
«Дам-м-м», — раздался тяжелый звук, следом за ним деликатная и короткая триоль — барабаны Чиаки тоже присоединились, и она начала с едва слышимых ударов по тарелкам одновременно с малым барабаном. Когда мелодия фортепиано достигала своего пика, гитара сэмпай тоже ревела в ответ; что насчет барабанов, они начали отбивать дробь, делая упор на бас-барабане.
Понятно, это звучит как традиционные кавказские танцы — очень страстные, но грубые. Я снял кейс с гитарой с плеч и прислонил его к стене, прежде чем сесть на подушку на полу. Если их не будут прерывать, члены этой группы запросто могут играть непрерывно в течение нескольких часов — ну, кроме меня, конечно. Но, глядя на текущую ситуацию… могу я сказать то же самое и про Мафую? Мы говорим о чём-то совсем вне моей компетенции — разве они совершенно не устают?
Не важно. «Исламей», записанный Мафую, должен закончится. Я слушал их как в тумане — в произведении немного пропустили медленную часть в середине(эту часть я люблю больше всего), мелодия затем устремилась к концу, после чего началась сначала. С-секундочку? Эта вещь ведь не должна так играться, так?
— Что это? Почему она всё продолжается и продолжается?
Я не мог не прервать их выступление. Чиаки остановилась и посмотрела на меня с красным лицом. Сэмпай засмеялась и выключила усилители.
— Я не спала ни мгновения после того, как вчера вернулась домой. Обрезав отрывок и создав сэмпл, я сделала так, чтобы он повторялся безостановочно. Таким образом мы сможем использовать его как дискотечную песню! Темп в выступлениях товарища Эбисавы всегда очень чёткий, что делает его подходящим для таких вещей.
— Просто нормально выспись и прекращай страдать ерундой! Ты просто ужасно выглядишь, понятно?!
— Как я могу спать, если так и не смогла нормально поговорить с товарищем Эбисавой?
Я устало опустился на подушку на полу.
Это означает, что только я один смог поговорить с Мафую во время сборов?
— Так что же нам делать? Осталось меньше недели до нашего дебюта..
Выступление будет в эту субботу. Если так продолжится…
— Товарищ Эбисава даже ещё не репетировала нашу новую песню. В любом случае, давайте сейчас сделаем для нее запись! Эй молодой человек, начинай приготовления!
— Хорошо.
Мы потратили весь день, чтобы записать эту песню. Так как Мафую с нами не было, мы не смогли решить, какую аранжировку сделать для песни. Нам удалось заполнить тридцатиминутную кассету различными вариантами.
— Я передам её, — сказала Чиаки. — Это для Мафую, так?
— Ты отнесешь её туда? Во дворе пара доберманов, не считая охранников. Я предлагаю тебе воспользоваться более безопасным путем и проникнуть через канализацию, например.
— Разве мы не можем навестить её нормально и открыто?!
— Это карта к концертному залу. У нас репетиция в пятницу, так что не забудьте пригласить её!
Сэмпай полностью проигнорировала меня и передала кассету, ноты и план концертного зала Чиаки. Чиаки же уставилась на карту, распечатанную на листе.
— Так… она может даже ни разу не появиться тут до пятницы?
— М-м-м… это вполне вероятно.
— Как она может так поступить?!
Забудь о репетиции, она может даже не появиться в день выступления — мы все трое знали о такой возможности, но просто старались не упоминать об этом.
Должен ли я пойти с ней? Возможно, для Чиаки будет лучше пойти одной… так как, похоже, что это я расстроил Мафую. Пока я думал об этом, Чиаки схватила меня за воротник и сказала: «Нао, ты тоже идёшь вместе со мной!»
— Э-э…м-м-м…
— Ты не хочешь идти?
— У меня такое чувство… она откажется встретиться со мной, если я пойду, вы так не думаете?
— Почему?
— Кажется, что я разозлил её или что-то в этом роде… Так что она наверное теперь ненавидит меня.
— Сэмпай, можно я его ударю? — Чиаки повернулась к сэмпай спросить её мнения по этому вопросу.
— Если бы тупость можно было вылечить хорошими тумаками, то все психологи в мире остались бы без работы. Прекращайте попросту сотрясать воздух и идите уже. У тебя тоже есть оправдание, чтобы встретиться с товарищем Эбисавой, разве нет?
Сэмпай бросила взгляд в угол комнаты. Я проследил за её взглядом и посмотрел в том же направлении.
Мой рюкзак лежал на нижней полке, и на нём висел проигрыватель, который я одолжил у Мафую. Он так и остался у меня с тех пор, как мы приехали со сборов.
— Да… Полагаю.
Нельзя все оставить как есть. Я пошёл взять рюкзак.
Хотя ближайшая к дому Мафую станция расположена на окраине города, на ней сходило множество пассажиров. Здесь была развилка, соединяющая JR и частные железные дороги. Перед станцией была дорога, выложенная красным кирпичом, и торговый центр. Я приезжал сюда пару раз за книгами. Однако оживленность на улицах заметно уменьшилась, стоило нам отойти сотню метров от платформы. Дома по сторонам постепенно растворялись в сумерках.
Мы думали, что заблудимся, но напрасно волновались. Дом Мафую был невероятно большим, до такой степени, что мы бы нашли его даже без карты.
Сначала я думал, что это парк с хвойными деревьями, но, сверив координаты по навигатору в телефоне, Чиаки сказала: «Угу, это он». Мы наконец-то нашли большие чёрные сводчатые ворота с шипами, затерявшиеся среди деревьев, и за этими воротами было здание, похожее на музей или что-то подобное. Так значит, Эбичири настолько богат…
— А-а, во дворе действительно собаки! Разве эти доберманы не милые? Гляди, они смотрят в нашу сторону!
Чиаки просунула руку между прутьями решетки и помахала чёрным теням, которые сидели рядом с клумбой. Зачем ты, чёрт возьми, пришла?
Мы нашли домофон с кнопкой звонка, расположенный сбоку у ворот.
— А на нас набросятся собаки, если я нажму эту кнопку? — спросила Чиаки.
— Как такое возможно?!
Но, несмотря на это, мы долгое время не решались нажать на кнопку. Что мы будем делать, если нам ответит Мафую? Я психологически не готов к этому, и не знаю что сказать, когда увижу её.
— Э-эх! — наконец, нажала Чиаки. Казалось, что тёмные силуэты собак немного двинулись, что заставило меня инстинктивно спрятаться за дверным косяком.
Немного погодя раздался голос девушки из домофона:
— Да? Могу я узнать, кто вы?
Это… не похоже на Мафую. Женский голос звучал гораздо более зрело.
— Э-эм, ну…
Чиаки оттолкнула моё лицо в сторону и сказала в домофон:
— Добрый вечер, я Айхара. Я… из старшей школы, в которой учится Мафую — мы с ней в одном кружке. Она сегодня не пришла на репетицию. Мы думали, что она плохо себя чувствует и пришли навестить её. У нас также есть вещи, которые мы хотим ей отдать.
Я был поражён, что Чиаки смогла сказать это спокойным тоном и без малейшей запинки. Она соврала о причине нашего визита, что мы беспокоились о том, что Мафую больна, но у нас есть вещи, которые мы хотим ей передать, так что существовала вероятность того, что они всё-таки позволят нам войти. Чиаки, наверное, придумывает всё на ходу — и что касается меня, чем я помог? Мне тоже нужно собраться!
— Пожалуйста, подождите.
Домофон замолк после этих слов.
— Выйдет ли Мафую? — пробормотала Чиаки.
— Я не знаю.
С другой стороны, поскольку Чиаки не упомянула моего имени, возможно…
Я сел у основания опорного столба. Хотя солнце уже наполовину село за горизонт, асфальт был невероятно горячим.
Вдруг я услышал, что кто-то идёт по газону. Я сразу же встал.
Кто-то шёл через просторный двор к двери. Это была высокая женщина с короткой стрижкой, одетая в серый костюм с длинными брюками. Она похлопала доберманов, подбежавших к ней, и заставила их сесть, после чего подошла к двери.
— Простите за ожидание.
Она молода — наверное между двадцатью пятью и тридцатью годами. Волосы были ровно уложены, и её лицо выглядело чистым и ухоженным. В ушах блестела пара элегантных сережек. Кто она? Родственница Мафую? Нет, не похожа.
Женщина вышла через маленькую калитку, расположенную с краю от ворот, и поклонилась Чиаки и мне.
— Я человек, ответственный за повседневную жизнь маэстро Эбисавы и молодой леди. Несмотря на то, что вы оба пришли сюда, моя госпожа не может встретиться с вами.
— Она плохо себя чувствует? — шагнула вперед Чиаки и с беспокойством спросила, сдвинув брови.
— Нет. Моя госпожа велела передать сообщение, что она плохо себя чувствует, но, я боюсь, что это может быть ложью.
Несмотря на обходительную речь, её слова были прямыми и откровенными.
— Маэстро Эбисава слишком сильно опекал юную госпожу, из-за чего она никого не слушает, когда начинает капризничать. Я должна извиниться перед вами за поведение молодой хозяйки. Если вы хотите что-то передать ей, можете это сделать через меня.
Как мы должны ответить ей, когда она говорит в такой официальной и серьёзной манере? Но пока я раздумывал над ответом, Чиаки уже передала женщине листовку концертного зала, ноты новой песни и кассету.
— Это всё? Она ничего больше не сказала?
От тона Чиаки казалось, что она сейчас вцепится в женщину.
— Нет. Совершенно ничего.
— Вы сообщили ей моё имя, так?
— Да. Я сказала госпоже, что мисс Айхара и мужчина пришли навестить её.
Она не сказала ей моё имя — Мафую поняла, что это я? Опять же, я не думаю, что какой-то другой парень пришёл бы навестить её, так? А это значит…что она действительно не хочет меня видеть?
— По крайней мере Мафую сама могла бы сказать это через домофон, так? — отказывалась сдаваться Чиаки.
— Моя госпожа не собирается покидать комнату.
— Тогда мы будем общаться с ней при помощи бумаги и ручки! Пожалуйста, будьте нашим посыльным!
— Хватит, Чиаки.
Я схватил Чиаки за плечи и оттащил назад, прежде чем она продолжит доставлять ещё больше неприятностей женщине. Затем я поклонился и извинился.
— Я очень сожалею. Эм… у нас нет выбора, кроме как попросить вас передать ей эти вещи. И также, пожалуйста, сообщите ей, что в пятницу будет репетиция. Скажите ей прийти в место, указанное на карте к трём часам.
— Хорошо. Я слово в слово передам это госпоже.
Ни намека на улыбку в ответ — что за странный человек. Чиаки же крепко схватилась за мою руку и тихо скулила, прямо как собака… Прекращай уже!
Только я собрался пойти к станции, таща за собой Чиаки...
— Пожалуйста, подождите секундочку.
Я обернулся на оклик и увидел, как женщина быстро идёт к нам.
— Может ли быть так, что вы — Хикава Наоми-сан?
— …Э-э? Да. Это я.
Чиаки посмотрела на меня в недоумении, а затем на женщину.
— Понятно. Я извиняюсь, что неожиданно окликнула вас. Госпожа постоянно рассказывает о вас, Хикава-сан.
Мафую… постоянно рассказывает обо мне? М-м-м, кажется Эбичири говорил тоже что-то похожее, но это действительно правда?
— …Она постоянно говорит обо мне?
— Да. Все время твердит, что вы тугодум, болтун и ненадежный. Она сама не своя, когда находится рядом с вами.
Она точно не стесняется в выражениях!
— Да, это действительно так! — вставила Чиаки.
— Однако она часто говорит об отце «ненадёжный» тоже. Поэтому, я думаю — это её способ показать, как вы оба ей дороги.
— Ха-а?..
Нет, стойте, не надо говорить это, чтобы просто утешить меня, ладно? В любом случае, я просто…
Пока я стоял поникший духом, женщина неожиданно протянула мне свою визитку.
— Простите, что не представилась раньше. Меня зовут Мацумура. Пожалуйста, не стесняйтесь обращаться ко мне по всем вопросам, связанным с молодой госпожой. Честно сказать, я не совсем уверена, как должна общаться с юной хозяйкой. Я буду более уверена в этом, если у меня будет возможность общаться с Хикавой-саном и его одноклассниками.
Мацумура-сан продолжала говорить с нами с тем же безэмоциональным лицом и твёрдым голосом. Она дала визитку и Чиаки.
На визитке ничего не было написано о её должности или названии компании, только её имя — Мацумура Хитоми — и её телефонный номер. Если она хотела представится с помощью визитки, то информации для этого тут явно не хватает, да?
— Приятно познакомиться с вами обоими.
Мацумура-сан снова поклонилась, после чего направилась обратно в особняк.
— …Какой странный человек, — пробормотала Чиаки, засовывая визитку в карман. — Но она, наверное, обучалась боевым искусствам или чему-то похожему.
— С чего ты взяла?
— М-м-м, потому что её центр тяжести не смещался, когда она шла. Наверное она личный телохранитель Мафую?
В любом случае, хорошо, что я могу с кем-то связаться, и я может даже смогу получить информацию о Мафую. Однако до нашего выступления только шесть дней. Неужели не осталось других способов?
— Так помимо двух доберманов, нам ещё придется победить и эту женщину, прежде чем мы сможем увидеть Мафую?
Чиаки произнесла тихими голосом нечто очень опасное.
— А-а-а… С меня достаточно! Я прорвусь в лобовую!
Чиаки обернулась. Я быстро схватил её за плечи, чтобы не позволить ей пойти в особняк.
— Пусти меня! Я элита первого дана дзюдо *, так что проблем не будет!
— Ни за что!
Хорошо обученные доберманы — самые сильные живые существа на планете!
— Но Мафую в самом деле переборщила!
Чиаки вдруг неожиданно схватила меня за воротник, просунула свою ногу между моими и кинула меня на землю. Я сильно приложился задницей о землю. Больно…
Когда я поднял голову, то увидел на лице Чиаки серьезное выражение со слезами на глазах.
— Мы — одна группа! Услышать два аккорда с глушением или четыре удара по хай-хэту — это всё, что требовалось Мафую и мне, чтобы понять, что другой участник собирается делать дальше, и такое взаимопонимание появилось у нас всего за один месяц! Если захотим, мы можем даже репетировать безостановочно по пять-шесть часов подряд, и тем не менее Мафую…
Чиаки упала на колени, чтобы ударить меня по плечам — но это был очень слабый удар.
— Мафую думает только о Нао! Разве…разве это не нечестно по отношению к нам?!
Она думает только обо мне.
Тело Чиаки внезапно расслабилось. Я ухватил её за плечи, чтобы она не упала на меня.
Всё, о чём думает Мафую — это я? Это действительно правда? Возможно, это так. На самом деле это просто проблема между Мафую и мной, но каким-то образом оно переросло в нечто, из-за чего Feketerigó потеряла свою правую руку, и, как следствие, теперь на грани краха — жестокую судьбу Кагуразаки-сэмпай не изменить.
Это очень…печально.
— …Прости, — сказала Чиаки с низко наклоненной головой и в тот же миг встала, опираясь на мои плечи… она всё ещё плачет?
— Всё хорошо. Я не плачу.
Чиаки пылко покачала головой. Она оставила меня одного и пошла назад к станции. Я быстро догнал её, но сомневался, стоит ли идти с ней рядом.
— Чиаки, ты в порядке?
— Я в норме. У меня первый дан в дзюдо, так что я очень сильная.
Это тут совершенно ни при чём, да? Голос Чиаки был неестественно весёлым. Она ускорилась, чтобы идти на пол шага впереди, но не оборачивалась, в результате чего я не мог продолжить наш разговор.
Мафую не пришла в кабинет музыки и на следующий день. Чиаки и Кагуразака-сэмпай активно обсуждали песни, которые мы будем петь в день выступления и в чём будем выступать на сцене. Однако они ни словом не обмолвились о Мафую.
— Я хочу сделать футболки с Feketerigó. Штук десять.
— Это будет глупо выглядеть, если все на сцене будут одеты в одинаковые футболки, да?
— Я буду единственной, кто оденет её. Остальные члены группы получат по одной. А оставшиеся я продам по четыре тысячи йен за штуку.
— Звучит заманчиво. Давай для начала придумаем логотип.
Я сел в углу комнаты обняв бас-гитару и смотрел на Чиаки и сэмпай издали, пока они пытались с необъяснимым энтузиазмом придумать логотип. Это имя придумала Мафую, так как они могут говорить об этом, ничего не чувствуя?
В следующий миг они обе неожиданно притихли. Они с тоской посмотрели на усилители справа, рядом со входом — место, где всегда стояла Мафую, и от этого в груди стало больно.
Понятно. Причина по которой они обе не прикасаются к инструментам, а только разговаривают, в том…
... Что музыка появляется только когда мы вместе. Всё, что нужно сделать сэмпай — просто подмигнуть, и затем Чиаки крутанет своими барабанными палочками. Мафую приподнимет веки и взглянет на струны. Далее начнется репетиция и будет бесконечно продолжаться, как будто времени не существует.
И я израсходую все силы, пытаясь не отставать.
Если Мафую не появится во время репетиции и концерта, тогда что нам делать? Отсутствие члена группы это не ерунда: четыре минус один равняется трём, но для группы это равняется нулю. Понимает ли это Мафую?
Я не мог не посмотреть на сэмпай. Придумает ли она что-нибудь, как это обычно бывает? Так как она всегда сеет какие-то странные семена в местах, о которых я бы никогда не подумал.
И когда сэмпай заметила, что я смотрю на неё, она слабо улыбнулась и помахала мне.
Я подвинул стул к барабанной установке и сел.
— Да?
— Я хочу сделать заявление — в этот раз я ничего делать не буду.
— Э-э?..
Чиаки посмотрела на меня, а затем на сэмпай с тревожным выражением лица.
— Эм-м…
Она собирается упомянуть о Мафую, да? Но почему-то сейчас мне трудно произнести её имя.
— На это есть две причины. Первая, если товарищ Эбисава никогда больше не появится здесь, тогда я окажусь в выигрыше. Хотя эта победа будет беспросветно печальной и пустой.
— В чём же ты выиграешь?
— По правде, это не тот результат, который я бы хотела. Моя победа не должна основываться на чужих потерях. Но не похоже, что у меня есть выбор. Пусть я революционер и музыкант, в то же время я ещё и влюблённая девушка.
О чём, чёрт возьми, она говорит? Пока я был сбит с толку, Чиаки взяла барабанную палочку и направила её в грудь сэмпай.
— Сэмпай, у тебя слишком много романов!
— Я ничего не могу поделать с этим, такой уж я родилась! Романтика — это восемьдесят процентов меня!
— А оставшиеся двадцать?
— Тридцать процентов — похоть, а десять процентов — мимолетные увлечения.
— Это одно и тоже, не так ли?!
— К тому же, это больше двадцати процентов, да?
— А вторая причина — это не моя битва.
Не игнорируй мой вопрос, возвращаясь к изначальной теме когда пожелаешь!
— Если мне нужна победа, я приложу все усилия, чтобы посеять семена вероятностей, где только возможно, и буду ждать прихода весны. Однако в этот раз — это твоя битва. Как и раньше, я не прочь протянуть руку помощи, если она тебе потребуется. Но я не буду активно этим заниматься.
Я перевел взгляд с коленей сэмпай на пол.
— …Так как я не поэтичный человек, пожалуйста можешь сказать это простыми словами, которые я пойму?
На самом деле, у меня были только догадки о том, что сэмпай пыталась сказать.
Это наверняка что-то ожидаемое и важное. Сэмпай твёрдо положила руки мне на плечи и сказала:
— Сам думай.
Слова сэмпай пронзили всё моё тело с головы до ног.
Я медленно кивнул.
— Малыш Нао, я уже закончил со статьями! Поторопись и приготовь мне поесть! Я хочу что-нибудь изысканное!
Дойдя до дома, я увидел Тэцуро бегущего к двери. Казалось, что он сейчас набросится на меня, поэтому я снял ботинок и запустил в него на всякий случай.
— Этого не хватит, чтобы усмирить моё чувство радости!
Увертюра «Сон в летнюю ночь» Мендельсона громко ревела из гостиной. Тэцуро всегда слушает эту композицию, закончив писать какую-нибудь крупную статью. Так как издатель вчера похитил и посадил его под замок, чтобы заставить его написать отзывы, у него были тёмные круги под глазами и щетина.
— Ты хорошо питался?
— Эти люди поместили меня под домашний арест, и они запретили мне заказывать еду в номер! Меня заставляли кушать разогретый в микроволновке рис с крабовым мясом.
— О-о, правда? Тогда я приготовлю сегодня на обед жареный рис без крабового мяса.
— Я аж прослезился от твоей доброты, Нао!
— Тогда солить тоже не буду.
— Почему ты никогда не говоришь ничего, кроме подобных грубых слов? Какую школу жизни ты прошёл, что с тобой стало так трудно ладить? Я очень хочу посмотреть на человека, который сделал тебя таким!
— Этот человек не кто иной, как ты!
Сначала я хотел притащить его к зеркалу перед умывальником, но слишком уж большая трата сил, так что я бросил эту затею.
Пока я готовил обед на кухне, мелодия из зала перешла в знаменитый свадебный марш, от чего мне очень сильно захотелось умереть. Какого чёрта я должен слушать такие радостные песни с Тэцуро, когда я в таком плохом настроении?! Почему?! Поспеши уже перейти к похоронному маршу!
— Почему ты подаёшь кимчи*, несмотря на жаркую погоду? — пожаловался Тэцуро, когда увидел что я сварил.
Молчал бы лучше. Потому что легко готовится, вот почему!
— Не ешь, если не нравится! — я свирепо уставился на Тэцуро, накладывая себе рис. Он уже набил свою чашку жаренным тофу и говяжьим огузком, и отправлял их в рот гигантскими порциями. Я ничего не могу с ним поделать. Хотя меня всегда интересовало — этот человек всегда запивает еду саке… у него всё нормально с чувством вкуса?
— Ты мой ребенок и Мисако, так почему ты так хорошо готовишь?
— Это потому, что вы оба не умеете готовить!
Я иногда беспокоюсь, может ли Мисако нормально жить одна.
— Ах, неужели? Понятно, значит, вот оно как. Ну-ну, я на мгновение забеспокоился, действительно ли ты мой ребенок.
— Иногда я тоже задумываюсь, твой я ребёнок или нет!
— Не волнуйся. Это не твоя вина.
— Да, это все твоя вина, Тэцуро!
Я понятия не имел, почему нёс чушь вместе с ним.
После того, как он выпил саке, Тэцуро начал пить виски, заедая его тушёными овощами со дна кастрюли.
— Опять-таки, не то чтобы Мисако и я порвали отношения потому, что мы изменяли друг другу, так что ты не должен быть ребёнком от другого мужчины.
Почему, чёрт возьми, он говорит это перед своим сыном?
— Раньше мы сильно любили друг друга! Я имею ввиду, сам знаешь, меня нельзя назвать надежным, я не умею читать настроение других. И так получилось, что у Мисако не было скрытых мотивов за её действиями, так что мы были честны друг с другом.
— Правда? Это хорошо.
— И, так как ты очень похож на меня, тебе бессмысленно даже пытаться решить проблемы с женщинами! Брось это!
— Я и не пытаюсь…
— Но ты совсем ничего не рассказал о ваших сборах! Ты бы точно не стал ничего говорить, если бы я начал выведывать — но в этот раз я ничего не спрашивал! Так как ты ничего не сказал мне, это означает, что ты сделал что-то, что не можешь сказать отцу, так? Проклятый засранец, ты же отправился на виллу около пляжа с тремя красивыми девушками на три дня и две ночи! Почему ты не взял меня с собой? Половое воспитание должно продолжаться всё время до того момента, пока тебе не исполнится восемнадцать!
Я вылил воду на голову Тэцуро, и это успокоило его. Этот пройдоха иногда блещет невероятной проницательностью. Это так раздражает.
У меня не было аппетита, так что Тэцуро умял кастрюлю с супом (рассчитанную на троих) практически в одиночку. Помыв посуду, я взял стакан пшеничного чая и пошёл в гостиную. Тэцуро распластался на диване, прижав к себе бутылку виски. Он неожиданно спросил:
— Эй, ты знаешь, что сказала мне Мисако, когда решила развестись со мной?
— Почему ты ни с того ни с сего заговорил об этом? Откуда мне знать?!
Мне тогда было шесть, так что я не замечал события, не относящиеся напрямую ко мне.
— Она вообще ничего не сказала. И я ничего не сказал.
В редких случаях, когда в гостиной не играла музыка, слова Тэцуро повисали в воздухе. Он зарылся глубоко в диван напротив меня, и продолжил смотреть на капли воды на поверхности стакана.
— Мисако сказала, что она не желает, чтобы ты слышал, как мы говорим о таких вещах, так что в итоге мы ничего не сказали. В тот день я лежал на диване и слушал Мендельсона, как и чуть ранее сегодня. Играл свадебный марш, когда Мисако вернулась домой с работы. В тот момент как будто электрический разряд прошиб нас, и мы сразу поняли друг друга.
Тон Тэцуро был слишком серьёзным, чтобы это была одна из его пьяных шуток.
— И на следующее утро ситуация была: «Ты уже подписал его? Тогда я отнесу его в районное отделение», — прямо вот так. Это была бы чудесная сцена, если бы это была наша свадьба, но, к несчастью, это относилось к нашему разводу. А-ха-ха!
Это совсем не смешно… и вы оба не подумали, что будет со мной? Хотя ничего другого я и не ожидал.
— Многие чувства… нельзя выразить одними только словами.
Эти слова Тэцуро заставили меня поднять голову.
— По работе я сталкиваюсь и нахожу подтверждение этому каждый день. Эти люди родились на другой стороне земного шара около двух-трёх сотен лет назад, и их жизни были абсолютно отличны от наших — и тем не менее, музыка, которую они написали, до сих пор трогает наши сердца. Ты никогда не преуспеешь, если просто скажешь, что у тебя на уме, потому, что силы слов недостаточно, чтобы описать то, что у нас на сердце. Ничего себе, не ожидал от себя таких слов! Надо написать их в своей следующей статье.
— Ты просто скопировал лирику Chage and Aska! *
— Кого это волнует, сейчас нет той, в которую я был бы влюблен! Но, если бы я встретил девушку, которая не говорит ничего, прямо как Мисако — я наверное немного бы завидовал тебе, так как у тебя всё ещё есть шанс что-нибудь сделать.
Шанс что-нибудь сделать… говоришь? Это значит, что я больше не из тех, кто просто всё принимает и отвечает критикой в ответ? Но что это меняет? Что я могу донести до Мафую в моём текущем состоянии?
Только я собирался возразить этим Тэцуро, как он уже захрапел.
После ванны я вернулся в спальню и сел рядом с кроватью. На столе был сотовый, и рядом с телефоном лежал диктофон, который я одолжил у Мафую.
Я тогда не отдал диктофон Мацумуре-сан. Я не смог.
Я чувствовал, что если попрошу кого-нибудь отдать его Мафую, тогда между мной и Мафую больше не будет связи.
Но когда я должен вернуть ей его? Так как я взял его и не могу вернуть, разве это не доказывает, что я просто бесполезный человек?
Многие чувства нельзя выразить одними только словами.
Вот что сказал Тэцуро. И это вполне может быть правдой — многие вещи действительно нельзя передать словами. Но почему это должно было случиться именно сейчас? У нас осталось меньше недели до живого выступления!
Я взял сотовый и позвонил Мафую. После трех гудков мне ответил автоответчик. Я неожиданно почувствовал приток гнева, когда услышал механический голос, который просил оставить сообщение.
— …Мафую? Это я. Ты не должна забывать, что диктофон — память о твоей матери — всё ещё у меня. Если ты не придешь на практику, тогда я не знаю, что с ним случится! И еще, на репетицию тебе тоже надо явиться, так что прекрати создавать остальным проблемы! Это всё!
Я повесил трубку, высказав все, что хотел.
Возможно, она не услышала, что я сказал, но я не мог молчать.
Казалось, что моя голова горит. Уже была ночь, но жара на улице всё ещё держалась. Так что я решил лечь спать. Несколько минут спустя я понял, что сказал «диктофон — память о твоей матери», когда оставлял голосовое сообщение. Я катался по деревянному полу и мне хотелось умереть. Её мать же еще не умерла! Как я мог сказать что-то подобное?!
Горячие клавиши:
Предыдущая часть
Следующая часть