Передо мной высились здоровенные ворота с шипами и шишечками, от которых в стороны отходили металлические прутья. Большой представительный особняк расположился в глубине усеянного клумбами дворика.

Я проверил часы на сотовом. Четыре после полудня. Как раз оговоренное время.

В последний раз я посещал владения семьи Эбисава в середине лета. В тот раз дворик выглядел совсем иначе. «Цветов не видать, декабрь, как-никак», — подумал я, разглядывая пустые клумбы. В этот миг два добермана, лежавшие на дерне, резко вскочили. Они быстро помчались в мою сторону, когда я решил подойти к интеркому на столбе, но в итоге попятился в страхе.

Оба пса улеглись подле ворот и сосредоточенно глядели на меня. Они не лаяли и не скалили зубы. Они всё-таки помнят меня?

Подумав так, я сделал нерешительный шаг вперед, но они вновь вскочили.

— Э-эм, я не чужак, — зачем-то начал я объяснять всё собакам. — Я просто пришел на день рождения. Честно.

Собака справа смерила меня подозрительным взглядом — они что, каким-то образом понимают меня? Похоже, собака слева меня изучала. Я что, выгляжу настолько подозрительно? Это был невероятно огромный особняк, и я слышал, что дома Мафую одевается как настоящая леди, поэтому я пришел в костюме, чтобы тоже выглядеть соответственно. Я двумя шагами приблизился к воротам и сел на корточки перед собаками, пока они продолжали на меня смотреть.

— Я в этом выгляжу странно?

— Одеждой — нет, а действиями — да.

— Уа-а!

Я подпрыгнул от неожиданно раздавшегося голоса за моей спиной.

Рядом со мной стояла женщина в светлом брючном костюме. Я и не заметил, как она прошла через калитку сбоку. Я даже не услышал её шагов.

Короткая стрижка, строгие черты лица и леденящий взгляд. Пара милых сережек с дельфинами смотрелась неуместно. И они никоим образом не смягчали суровости общего впечатления. Это Мацумура Хитоми, дворецкий семьи Эбисава, ответственная за всё.

— Артур и Фричай* довольно смышленые. Они могут отличать костюмы, надетые на нас, — сказала Мацумура-сан, посмотрев на двух псов. — Но, к сожалению, они не понимают человеческую речь. Бессмысленно узнавать их мнение.

— А, нет, это не то… — меня увидели. Она меня увидела. Как же мне стыдно. — И-извините, я совсем не ожидал, что вы меня встретите.

— Вообще-то я вышла потому, что увидела подозрительного человека у ворот.

Она по-прежнему прямолинейна.

— А, эм, давно не виделись.

Я не смог придумать, что сказать, поэтому встал, отряхнул брюки и поклонился.

— Прошу прощения, — произнесла Мацумура-сан, быстро приблизившись ко мне, и протянула руки к воротнику моего пальто. Пока я недоумевал, она поправила мне галстук.

— Добро пожаловать. Госпожа уже ожидает вас.

Мацумура-сан открыла калитку и зашла на территорию, а я всё не мог сдвинуться с места. Два добермана послушно засеменили к цветнику, когда она их немножко потрепала и быстро отдала им несколько команд. Вот это действительно можно считать приглашением войти. Я бы не слишком соврал, заявив, что от малейшего их резкого движения у любого бы затряслись поджилки.

— Госпожа ещё не успела отдохнуть. Она практиковалась с фортепиано допоздна после того, как вернулась вчера с прослушивания, — произнесла Мацумура-сан, шедшая на три шага впереди меня.

От сказанного я вздрогнул и продолжил идти, сфокусировав взгляд на своих ладонях.

Вчерашнее прослушивание. Обжигающее ощущение от бас-гитары всё еще напитывало мои руки, отчего меня бросало в дрожь. Металлический привкус от микрофона и увлажненный нашим дыханием воздух до сих пор окружал меня. Мы разошлись, после того как за короткое время выложились на полную. Значит, она продолжила упражняться на фортепиано, придя домой?

— Я надеюсь, господин Хикава, ваша помощь позволит ей рассла…

— Наоми!

Ясный голосок, напоминавший весеннюю капель, раздался надо мной. Я посмотрел наверх.

Меня ослепил свет, то ли от шелковисто-золотистых волос, то ли от белоснежного платья. Даже её сапфирно-голубые глаза искрились. Мафую словно купалась в лучах света, летящей походкой приближаясь ко мне.

Но она остановилась на полпути, наткнувшись на мой обалдевший взгляд.

— …Что не так?

Она наклонила голову и неуверенно осмотрела себя.

— Э, а-а, нет… — не могу же я сказать, что был заворожен её видом? — … Нечасто увидишь тебя в таком наряде, — поспешно выпалил я эти неправдоподобные слова. Я уже видел Мафую в этом элегантном платье несколько раз: на обложках дисков, журналов и телевидении. Ничего нового.

— Это ты сам на себя не похож. — Мафую наклонила голову и хорошенько меня осмотрела с головы до пят. — Костюм тебе не очень идет.

Это был серьезный удар. Ноги едва-едва не подкосились.

— А-а, извини. Эм, ну сейчас хотя бы лучше, чем в тот раз, когда ты посещал папин концерт.

— Госпожа, от ваших слов ему легче не станет. — Слова Мацумуры-сан сокрушительным ударом погрузили меня в депрессию. — Вам стоит аккуратнее подбирать слова.

Не вам говорить об этом!

Впервые войдя в особняк семьи Эбисава, я отметил, что внутреннее убранство не такое вычурное, как предполагаешь, впечатлившись наружной отделкой. Я ожидал, что дом будет украшен шерстяными коврами и мехами по самые лодыжки, люстрами шире столов или викторианскими вазами, достаточно большими, чтобы там мог спрятаться ребенок. Однако коридоры и лестницы оказались куда более скучными, чем я представлял. Создалось впечатление, что я попал в только что открывшийся музей искусства — повсеместная белизна заливала глаза, отчего я ощущал себя не в своей тарелке. Стоит добавить, температура в парадной была почти такой же низкой, как и снаружи.

Наконец меня проводили в комнату размером в два школьных класса, украшенную шторами и шерстяными коврами теплых оттенков. Слева от меня стоял большой рояль с откинутой крышкой, а на стенах располагалась высококачественная звуковая система, которая даже у Тэцуро вызвала бы зависть. Подогрев комнаты был включен, и я смог наконец снять пальто.

— …Это зал для малых концертов? Ваша семья часто устраивает званые ужины?

— Нет, это моя комната для репетиций.

Я чуть не выронил зажатый в руках подарок на пол. Комната по размерам почти не уступала моему дому.

Пока я смятенно озирался по сторонам, Мацумура-сан взяла у меня из рук пальто и повесила его на стену. Потом она проводила меня к креслу и жестом пригласила сесть. Рядом с маленьким круглым столом на одной ножке находился стильный чайный столик кремового цвета.

Когда Мацумура-сан вышла из комнаты, Мафую села на кресло напротив меня и мягко произнесла:

— …Спасибо… что пришел сегодня…

— М-угу.

Я хотел сказать что-нибудь крутое, но ничего не мог придумать, хотя размышлял целых пять секунд, сцепив пальцы.

Ничего не поделаешь. Пришлось предложить не слишком интересную тему: вчерашнее выступление.

— Ты в порядке после вчерашнего? Ты валилась с ног после прослушивания.

Прослушивание состоялось в намеченном для концерта зале, которое на деле являлось клубным домом. В отличие от «Яркого», там не было душного запаха — это было авангардное место, настолько просторное, что ноги слегка подкашивались просто от того, что стоишь на сцене. Другие выступающие отдали предпочтение диско направлению. Даже было несколько танцевальных коллективов. Естественно, мы были самыми юными участниками. Так как покорять сцену нам предстояло последними, мы прослушали немало качественных выступлений других групп, пока нервно тряслись за кулисами.

Однако сэмпай ими ничуть не впечатлилась.

«Мы победим с разгромным счетом, если будет учитываться зрелищность», — сказала сэмпай. Вот так самоуверенность. Но когда я увидел, насколько изнеможенный вид имела Мафую после выступления, то понял, что напрасно переживал, пройдем мы прослушивание или нет.

— Эм, неужто соло в песне «С Рождеством» такое долгое? Ты играла в одиночку целую минуту, и было похоже, будто ты выдохлась под конец…

Мафую сделала глубокий вдох и тут же рьяно помотала головой.

— …Я буду работать усерднее, чтобы выдержать всю песню.

Нет, пожалуйста, не нужно. Холодок пробежал по моей спине, когда я вспомнил слова Фурукавы. О нагрузке на запястья и недостижимой цели выдержать весь концерт целиком.

— И я слышал, ты занималась на фортепиано после прихода домой? Мацумура-сан…

— Это потому! — Мафую повысила голос, чтобы остановить меня от продолжения. — Потому что ты должен был сегодня прийти. Я бы не отказалась от практики только потому, что устала после прослушивания.

Я? Что она имела в виду, когда говорила, что это из-за моего прихода?

— Неважно! Сегодня мой день рождения, так что хватит разговоров об этом!

— А-а, п-прости.

Верно. Нам выпала редкая возможность отпраздновать её день рождения наедине. Мне нужно вернуться к главному.

— Эм-м, поздравляю… сколько тебе исполнилось?

— Шестнадцать, разумеется.

Точно. Что за идиотские вопросы я задаю? Мафую тут же продолжила, возможно, заметив моё уныние.

— Когда твой день рождения, Наоми?

— Четвертого апреля.

Я не мог припомнить, чтобы кто-то устраивал в этот день для меня праздник. Вообще-то, я даже сам несколько раз забывал про него. В конце концов, он всегда приходился на весенние каникулы.

— Никто не отмечал его с тобой?

— Гм-м. Может, когда я был маленьким. Родители наверняка покупали торты или подобное. Однако они разошлись до того, как я пошел в школу.

— А-а… п-прости…

Мафую прикрыла рот, её лицо погрустнело. Я тут же замахал руками.

— Пустяки, я уже привык. Тэцуро вечно талдычит об этом — сейчас эта тема для меня почти что шутка.

— Давай тогда заодно справим и твой день рождения.

— И что это будет за праздник? День рождения, который запоздал на восемь месяцев?.. — я усмехнулся. С другой стороны, когда я это же сказал Чиаки, она отчитала меня.

— …Мы будем праздновать «День, когда наши возрасты сравнялись». Наоми, тебе ведь уже было шестнадцать, когда мы впервые встретились, не так ли?

Я захлопнул рот и посмотрел в глаза Мафую.

День, когда мы впервые встретились. Она даже вспомнила дату? Всё началось на весенних каникулах. Свалка, где время практически остановилось, затерявшаяся в горах рядом с морем. Фортепианный концерт Равеля свел нас вместе. И вот мы здесь, как же летит время.

Наши сердца взволновались от воспоминаний. Когда мы, бегло переглянувшись, смущенно потупили взгляды, нас потревожил внезапный стук в дверь.

— Я принесла выпечку и чай.

Это была Мацумура-сан. Она вкатила высокую двухъярусную металлическую тележку в комнату. На тележке стояли длинный чайник, корзина, полная свежеиспеченных мадленов* с несметным количеством суфле.

— Вау… пахнет вкусно.

— Чуть кривоватые мадлены с этой стороны сделаны госпожой.

— Хитоми! — вскочила Мафую, жалобно воскликнув, и сразу же обратила ко мне краснющее лицо.

— Потому что я до этого ни разу не готовила!

Ага, так как она профессиональный пианист. Проблем не миновать, случись что с её пальцами.

— Я не могла больше смотреть сиё действо, поэтому сама доделала мадлены и все суфле.

— Блин! Просто уйди, Хитоми! Я сама заварю чай!

Пунцовая Мафую встала и выпроводила Мацумуру-сан из комнаты.

— Хорошо, я буду в кабинете на первом этаже. Пожалуйста, крикните, если что-то произойдет. Господин Хикава ведь мужчина, в конце концов.

— Ну и что! Иди уже!

Мы вновь остались наедине.

— Что ж, эм-м…

Мафую начала возиться с заварником, пытаясь унять волнение. Я тоже сидел как на иголках. В корзине, как было сказано, лежали мадлены, сделанные Мафую. И правда. Четыре из восьми мадленов имели весьма причудливую форму.

— Эм, ну-у, э-э, но…

Мафую панически замахала руками, когда увидела, как я тащу одно из её пирожных.

— Ты не обязан специально выбирать мои! Эм, я хотела, чтобы ты попробовал, но!..

— Не волнуйся, очень вкусно. Действительно вкусно.

Вот он я — пью послеобеденный чай вместе с наряженной Мафую в словно неземной комнате (да еще в её собственной, в придачу)… Как вообще можно сохранить спокойствие в такой обстановке? Однако, уже сгорев сегодня со стыда, мне удалось в некотором роде остаться спокойным. К тому же, я не соврал, сказав, что мадлены были вкусными.

— А я вот безнадежен в том, что касается десертов. Всё равно есть их некому — Тэцуро пьет только спиртное.

— Это единственное, что я умею. Хитоми только сегодня меня научила.

— На кухне, должно быть, полный хаос…

— Вот и нет!

Ну извини, я просто пошутил, серьезно! Не дуйся!

— Если ты хороший кулинар, то никогда не поймешь чувства тех, кому готовка не дается, — пробормотала Мафую, откусив большой кусок суфле. Что она хотела этим сказать?

— Хочешь научиться готовить? Но польза этого навыка сомнительна. Все, что ты получишь, это людей, которые будут тебя использовать.

Мафую подняла глаза и посмотрела на меня. Она кивнула.

— …Кёко ведь не умеет готовить.

— … Э?

Мое сердце ухнуло вниз. Кагуразака-сэмпай? Почему она вдруг вспомнила о ней?

— Она может всё что угодно, но не может освоить кулинарию. Ни в чем ином я её не превзойду.

Это значит… постойте, что она хотела сказать этим? Превзойдет её?

— Кёко… — лицо Мафую залилось краской, голос вдруг окреп. Она хмыкнула и продолжила: — О-она не сможет приготовить тебе десерт.

Э? А, нет, постой. Мафую уставилась на меня взглядом, в котором читалась серьезность. Я проглотил слова, которые едва не сорвались у меня с языка. Знает ли Мафую об этом? О том, что Кагуразака-сэмпай сказала мне.

В этом случае мне стоит начистоту поговорить с Мафую прямо сейчас. Когда Мафую рядом, мои чувства к сэмпай… нет, стоп. Мафую не спрашивала меня об этом, поэтому будет странно, если я вдруг переведу тему.

Мой мозг начал плавиться. И вопрос, который сорвался с моего языка, были настолько обыденным и очевидными, что звучал просто нелепо.

— …Но, Мафую, у тебя ведь есть фортепиано, верно?

У Мафую округлились глаза. Потом она перевела взгляд на чайные кружки.

— Но одним фортепиано…

— Чем я могу наслаждаться бесконечно, так это твоей игрой. А, нет, мадлены тоже замечательные. Угу.

Мафую зыркнула на меня, надув губки, отчего недосказанные слова провалились в живот заодно с чаем.

Я чем-то её расстроил? Пока я, недоумевая, уминал уже пятый мадлен, Мафую вдруг встала.

Тщательно вытерев руки влажной салфеткой, она обернулась ко мне.

— Вот мой подарок тебе ко дню рождения.

— Э?

— Я сделаю его тебе прямо сейчас.

Я замер с недоеденным мадленом в руке, будто позируя для обложки компакт-диска. Белый силуэт Мафую удалился от меня. Её белоснежное платье, а также длинные каштановые волосы можно было разглядеть за мрачным роялем, крышка которого напоминала расправленное черное крыло. Казалось, что время остановилось навек. Сапфирно-голубые глаза Мафую были устремлены на меня.

— …Потому что в прошлый раз у нас не осталось времени.

Было ощущение, что голос Мафую пробудил меня после длинного сна.

— Я сыграю всё, что ты хочешь услышать, Наоми.

Я даже не заметил, как мадлен плюхнулся в чашку с чаем.

Мафую готова сыграть для меня на фортепиано. Для меня, и только для меня.

Подарок, который она не могла преподнести, если я не приду к ней — она об этом говорила?

Черт, я не мог понять что со мной. Какое у меня выражение лица? Я что, встал? Странно улыбался? Необъяснимое ощущение тепла хлынуло вверх из живота, отчего росла нервозность. Успокойся. Я приложил все силы, чтобы заставить себя сесть обратно в кресло.

— И что же ты хочешь услышать первым делом?

— Кхем-м…

Мой голос сорвался, так что я прочистил горло. Что делать? Можно выбрать любое произведение? Правда? Тогда я должен выбрать нечто такое, чего не было в её номерных альбомах. Если бы тут был оркестр, тогда я мог бы попросить исполнить все «Бранденбургские концерты». Или может концерт для фортепиано с оркестром № 24 в до-минор Моцарта. Ну, сейчас это невозможно воплотить, но что насчет «Вариаций и фуги на тему Генделя»? Мафую ведь легко даются работы раннего романтизма? Или лучше подойдут сочинения Баха для органа? Что насчет…

Несколько раз я едва не озвучил свои ненасытные желания.

Однако в итоге остался лишь один ответ.

Первой композицией, которую я хотел услышать в исполнении Мафую, должна стать эта работа, и никакая иная.

— …Op.81a Бетховена.

Лицо Мафую осветилось слабой улыбкой, когда она услышала мой ответ. Но в следующий миг она повернулась к восьмидесяти восьми черно-белым клавишам и погрузила пальцы, запястья, сухожилия и душу глубоко в тот самый ледяной черно-белый мир.

Её веки опустились, плечи начали раскачиваться. Я сам не понял, как встал. Я видел, как тонкие пальцы Мафую нажимают на клавиши трезвучий, символизирующих расставание.

Следом пришел шепот адажио.

Опус Бетховена под номером 81а — 26-я соната для фортепиано в ми-бемоль мажор, также известная как «Прощальная».

И там, в первой части, под аллегро уезжает друг. Пока поезд исчезал в утреннем тумане, звук клавиш был такой ясный, но в то же время наполненный неописуемой грустью.

Почему Мафую не записала эту композицию раньше? Помнится, она упоминала в одном из интервью, что это её самое любимое произведение из всех сочинений Бетховена.

Не потому ли, что оно о разлуке? Может история, рисуемая Бетховеном, отчетливо предстает у неё перед глазами, когда она его исполняет, причиняя ей боль? Или она боится, что её пальцы остановятся прежде, чем она сможет добраться до последней части?

Однако…

Причины теперь не важны.

Мафую сейчас исполняет «Прощальную» сонату. Проникнутое одиночеством анданте бесцельно побродило вокруг среди серого уныния, словно считая дни, проведенные без второй половины. Когда оно нашло выход подобно лучу света, высота начала постепенно нарастать, пока, наконец, не освободилась. Левая и правая руки искали друг друга с самого начала, и когда их мелодии столкнулись, они бросились в танец радости от воссоединения. Какая чистая, простая и, тем не менее, сильная гармония.

Когда я закрыл глаза, почудилось, что мое лицо готово воспламениться.

Могут ли звуки фортепиано иметь такую силу, что кажется, будто они способны прожечь кожу, и в то же время быть такими сладкими, словно пьянящий дождь ликера? Странно. Это уже не то знакомое звучание инструмента, которое я прослушал больше тысячи раз. Действительно ли это рояль? Может это щебетание волшебной птицы, которую своими пальцами ласкает Мафую? Я неосознанно двинулся вперед, влекомый блеском черного крыла.

Мафую надавила на клавиши финального аккорда ми-бемоль мажор. Она дождалась, пока последние отзвуки не погаснут, после чего убрала пальцы.

— …Наоми?

Я подскочил от неожиданности, когда она обратилась ко мне. Почему-то оказалось, что я прислонился на край рояля, а мой взгляд был устремлен на клавиши.

— …А-а.

— Что-то не так? Тебе не нравится?

Я рьяно замотал головой.

— Разве такое возможно? Просто, как бы это сказать?.. В любом случае, это было потрясающе. Эм-м…

Я не мог говорить. Унаследованные гены музыкального критика отчетливо проявились перед Мафую.

— Что хочешь послушать дальше?

— Эм-м…

Казалось, что сердце находится прямо рядом с ухом — я слышал, как оно едва не выпрыгивает.

— Ч-что бы выбрать? Полагаю, Бах подойдет лучше всего. Что ж, тогда, эм-м, партита № 2 в до-минор.

Мафую кивнула. Каждый раз, когда я произносил название композиции, Мафую вновь погружалась в тот таинственный чернильно-снежный мир. Немного печально, но музыка, которую она сплетала, влекла все дальше, не давая сбежать. Сперва шел несмелый вопрос, а ему вторил ясный ответ, что вместе создавало впечатление бесконечной кутерьмы мороза и снега; венчало всё фуга, из глубинных вод протянувшаяся до сверкающего неба.

— А-ах, это…

Это тот уникальный рояль. Я наконец понял.

Это было то фортепиано. Ошибки нет. С самой фуги я ощутил шум приливных волн, настигающий меня. Также я слышал нежный бриз, шелестящий листьями. Еще слышался скрип ржавого велосипедного колеса, а также барабанящие по дверце холодильника капли дождя.

«Хорошо темперированный клавир», «Искусство фуги», «Музыкальное приношение», а также «Вариации Гольдберга». Я не мог уже различить, какие из них исполнялись по моей просьбе, и которые Мафую играла по своему желанию.

Мафую, всё это время молча игравшая на рояле, наконец положила руки на колени и выпустила тяжелый горячий выдох к потолку. Капли пота на её лице блестели в лучах света.

Со стороны казалось, будто она молится. Я колебался, размышляя, стоит ли окликнуть её.

Это из-за усталости после чрезмерных репетиций? На последних минутах казалось, что она выжимала из своего тела последние капли. Было больно смотреть.

Слабая улыбка появилась в уголках её рта. Она неторопливо сместила взгляд на меня.

— Эй, этот рояль.

Взгляд Мафую затуманился, когда я заговорил, словно она видела сон наяву. Она чуть склонила голову.

— Это тот… самый рояль со свалки?

Счастливая Мафую наклонилась ко мне.

— Определил просто на слух?

— Да, потому что…

Ничто не смогло бы повторить такие звуки. Я уже слышал их дважды, и ни за что и никогда их не забуду.

Однако Мафую помотала головой.

— …Тот рояль был мамин.

Я затаил дыхание.

— Хитоми тайком перевезла его для меня в особняк, но папа увидел его, когда вернулся в Японию, и выбросил в приступе ярости. Но я всё равно много раз навещала мамино фортепиано.

И вот там мы встретились. В магазине, расположенном в долине на краю мира.

— Я не могла ездить туда часто, как поступила в старшую школу. Да и на рояле стало невозможно играть — дожди его не пощадили. Поэтому я, в конце концов, это бросила. Однако папа недавно купил мне этот рояль.

Эбичири купил?

— Мой способ звукоизвлечения сильно схож с маминым. Её рояль был выполнен на заказ, и клавиши очень легко нажимались. Поэтому папа заказал фирме Yamaha копию того рояля.

Мафую с любовью погладила золотую эмблему фирмы-изготовителя, выгравированную над клавиатурой.

— Я совсем не понимаю, что происходит в его голове. Он сначала выбросил одно фортепиано, а потом сам заказал точно такое же.

Я подумал, что в какой-то мере могу его понять.

Возможно, некоторое время спустя он смог простить. Не жену, ушедшую от него, а себя.

— Немыслимо. Я не думала, что когда-нибудь верну его.

Тот же рояль, что был у её матери. Вещь, вернуть которую Мафую сильно желала.

Возможно, потому, что это было сокровенное желание Мафую, оно осуществилось.

— …Это волшебное место, ты знала?

— Волшебное? Ты о чём? — на всём серьезе спросила Мафую, не сводя с меня своих округленных глаз.

Я ни с того ни с сего смутился.

— Эм, ни о чем.

— Разве такое возможно? Объясни как следует.

Глаза Мафую вдруг стали еще серьезнее, и когда она надавила еще чуть-чуть, мне пришлось поведать правду — о названии, которым я тайно окрестил свалку.

— «Магазин сокровенных желаний».

— …Почему ты назвал её так?

— Почему ты хочешь знать?..

— Потому что это хорошее название.

Я отвел глаза. Мне была приятна её похвала, но, к сожалению, я просто позаимствовал это название кое-откуда.

— Слышала ли ты о романе «Нордстралия»?

Мафую помотала головой. Ну разумеется. Эта книга не из числа тех, которые у всех на слуху.

— Это название я нашел в том романе. Если ты осознаешь свое сокровенное желание, тогда это место исполнит его независимо от того, какое оно.

Эту книгу я прочел еще в детстве, поэтому не могу вспомнить полное содержание, а только несколько имен тут и там. Помнится, это история о мальчике по имени Род Макбан, который в конце концов заполучил в свои руки коллекционную почтовую марку и вернулся домой.

— Ты дал такое название, потому что всегда там набираешь себе запчасти?

— М-м-м, верно. Я мог устранить любую поломку, пока наведывался в то место.

Глаза Мафую блеснули, когда она посмотрела на меня. Я, можно сказать, слышал завывания ветра, осевшего в моих воспоминаниях.

— Ну и, ты осознал его? Своё сокровенное желание.

Сокровенное желание?

— …Я не знаю.

— Я своё — да.

Её желание?

Никто из нас не смог озвучить вопросы, которые напрашивались сами собой.

Потому что это было то место, где мы встретились. Но эта мысль лишь выдавала желаемое за действительное. Щеки Мафую запылали как угольки, когда мы ненадолго встретились глазами. Если бы я сказал что-нибудь, то, возможно, расстояние между руками Мафую, которые неподвижно лежали на клавиатуре, и моими руками, которыми я опирался на крыло рояля, постепенно уменьшилось бы до нуля.

Тень промелькнула на лице Мафую.

Эти глаза, похожие на глубокое море, пытались мне о чем-то поведать? Казалось, что на сердце что-то давит, когда я собирался её спросить, поэтому я просто медленно выдохнул.

— …Ну, — сухой вздох в конце обратился в голос. — У меня есть подарок… который я тоже хочу тебе подарить.

На миг я подумал, что Мафую сейчас прослезится. Однако она просто опустила взгляд и мягко кивнула. Я едва не начал извиняться.

Я достал сумку из-под своего пальто.

Пока я вручал ей завернутый подарок, её увлажненный взгляд попеременно перемещался с ленты на мои руки и обратно.

— …Можно открыть?

— …Угу, эм-м, ну, я еще хотел бы прояснить кое-что о подарке.

Мафую метнула в меня удивленный взгляд. Затем она развязала ленту и убрала оберточную бумагу. Её глаза расширились, когда она увидела красный конверт пластинки.

— Извини за поношенный вид. Я смог раздобыть её только с рук.

— Ничего… я раньше никогда не слушала Битлз целым альбомом.

— У вас есть проигрыватель?

Мафую кивнула и повела меня к аудиосистеме рядом со стеной. Она поместила круглую черную пластинку на блин устаревшего, но исправного проигрывателя и опустила на неё иглу.

Овации и аплодисменты публики раздались из динамиков, когда мы сели на диван. Мафую положила конверт с красочными изображениями участников группы себе на колени. Глядя на обложку, она спросила:

— Это концертная запись?

— Не-а. Студийная.

Овации прервались решительным ритмом и гитарными риффами.

— К моменту записи Битлз уже были всемирно известными звездами. Их везде окружали ярые фанаты и всюду преследовали СМИ, поэтому они уставали от одной только мысли о концерте.

Пол Маккартни наконец запел выдуманную историю об истоках их музыки.

— Но им все равно нравилось выступать на сцене, хотя это понятно — они ведь всё-таки рок-группа. В общем, они выдумали группу и представили все так, что эта запись — живое выступление этой группы. Вот так появилась эта пластинка.

«Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера».

Вымышленное название, вобравшее в себя их мечты. Оно стало названием альбома, а также первого и последнего треков в нем.

Мафую молча сидела рядом со мной, утопнув в диване, и слушала голос Ринго Стара, который появился сразу после Пола. Микрофоном наконец завладел Джон Леннон. Духовые, струнные, клавесин, ситар… Все те животрепещущие инструменты, которые не могли появиться на настоящем концерте, на вымышленной сцене стали частью рок-музыки.

Я вставал лишь единожды, чтобы перевернуть пластинку на сторону «Б». Я думаю, что Мафую даже не заметила моих действий.

Выступление подходило к концу. Оркестр сержанта Пеппера превратил свою прощальную речь в песню-импровизацию. К сожалению, подходило время с ними попрощаться…

Песня окончилась. Шквальные овации постепенно стихли. Их потихоньку сменило бренчание струн и фортепиано, добавившееся чуть позже.

Почему-то у меня всегда проступают слезы на этом моменте. И я до сих пор не понимаю, почему вступление трогает меня больше всего.

Бонус, «A Day in the Life».

Человеческое тепло появилось на моей руке.

Это были пальцы Мафую. Она наигрывала на моих кистях ту же мелодию, что и фортепиано в песне.

Наконец, оркестр добрался до финального крещендо. Все инструменты начинали с низших тонов, перебираясь к высоким нотам, не обращая внимания на столкновения и скрежет дисгармонии. Песня продолжала расти и расширяться в поисках света, разгоняя тучи…

Хлоп.

Гармония одновременной атаки трех фортепиано сотворила гудящее эхо, и разрозненные обрывки рассеялись по всей поверхности моря.

Наши руки сцепились, когда мы слушали последние фрагменты. Несмотря на то, что звук фортепиано полностью рассеялся в пространстве, запись еще не кончилась. Я отчетливо слышал топот и скрежет стульев по полу.

Затем тишина внезапно прервалась, но не песней или нашими словами, а инвертированным голосом. Волосы Мафую вздрогнули. Она крепко вцепилась в мою руку.

— …Ч-что это?

Мелодия бродила на самом краю вместе с несколькими голосами, воспроизводимыми в обратную сторону. Короткий фрагмент повторялся снова и снова.

— Эм-м, это называют «канавкой сбега сержанта Пеппера». Канавка сбега пластинки повторяет последнее кольцо. Запись будет играть, пока не остановишь проигрыватель.

Слава богам, проигрыватель в доме Мафую оказался старой модели… я тайком издал вздох облегчения. Также я безмолвно поблагодарил Тэцуро за то, что он раздобыл еще одну великобританскую версию винила.

Пластинки, выпущенные в США и Японии либо полностью игнорировали эту особенность, либо она играла не бесконечно. Разумеется, трек на компакт-диске просто медленно стихал.

Вот почему я искал именно великобританскую версию винила.

— Зачем они так сделали? — с беспокойством косясь на пластинку, поинтересовалась Мафую.

Мне было немного неловко отвечать ей заранее заготовленным объяснением. Нет-нет, тогда получается, я зря просил Тэцуро раздобыть этот винил? Я должен рассказать ей обо всех мелочах.

Мой взгляд упал на обложку — на Джона, с валторной в руках, в военном мундире. Я неторопливо подбирал подходящие слова.

— Эм, наверняка это их шутка. Битлз любили подразнить аудиторию. Они наверное хотели сказать: «Всё закончилось», но…

Я скользнул взглядом по маленькой руке Мафую, которая лежала поверх моей.

— Возможно, они просто не хотели, чтобы ненастоящий концерт кончался. По крайней мере, я так думаю.

Я заметил, что распахнутые глаза Мафую не отрывались от моих щек.

— Вот почему я решил подарить тебе эту запись на день рождения.

Концерт, который ни за что не закончится, пока не снимешь иглу.

Мечта, которая никогда не сможет воплотиться в реальности.

Я украдкой взглянул на Мафую, когда закончил с объяснениями, и встретился с её глазами. Мы оба смущенно потупили взгляды на наши сложенные вместе руки.

Мафую издала неразборчивый звук и вскочила, залившись краской. Она спрятала правую руку, которая только что лежала на моей, за спину, и замотала головой, отступив назад.

— Прости, эм-м…

— Я выключу проигрыватель.

Мафую подбежала к аудиосистеме — подол её платья вспорхнул вместе с ней — и подняла считывающую головку. «Канавка сбега сержанта Пеппера» начала стихать, разрушая бесконечность. Странная тишина повисла между нами. Поместив винил обратно в конверт, Мафую вернулась назад к дивану, прижимая пластинку к груди. Мне стало чуточку не по себе. Мне удалось сделать её счастливой?

— Мне показалось… я сейчас кое-что услышала.

Я склонил голову.

— Ну, я думаю, что услышала писк невероятно высокой частоты, перед тем как появились голоса.

Я был ошарашен.

— …С-серьезно? Ну, ты права.

Это была одна из ребяческих шуток Битлз. Перед закольцованной канавкой они добавили высокочастотный писк, который могли услышать только собаки. Она смогла его различить?

— Собаки? Почему?

— Понятия не имею. Такая вот шутка, наверно.

— А, может потому, что это оркестр констебля Пеппера? Это может быть связано со свистком, которым зовут служебных собак.

Мафую говорила с некоторой хрипотцой. Она вертела пластинку, с интересом её разглядывая. Вот оно что, сам бы я никогда не додумался. Но постойте, он ведь сержант, а не констебль, верно?

— Тут на обложке еще множество забавных вещей. Можно разглядеть нашивки и знаки различия. А еще эти фальшивые усы.

Когда я потянул на себя конверт, затейливая и красочная картинка попала в поле зрения Мафую. Детская улыбка появилась на её лице. Она наверняка по-настоящему счастлива, верно?

Немного погодя, Мафую прижала конверт обратно и еще раз крепко его обняла.

— …Я…

— Э?

— Я послушаю её потом еще раз. Снова и снова.

— А, ох, угу.

— Спасибо тебе. Я очень счастлива, по-настоящему счастлива. Очень-очень счастлива.

— М-м-м, я знаю.

Мафую, сжимая пластинку, села рядом со мной.

Она была еще ближе, чем раньше, её плечо соприкасалось с моим. Я не мог повернуться ни на градус.

Хвала богам, она выглядела довольной. После всех блужданий между нервозностью и облегчением казалось, что кости внутри меня готовы раскрошиться.

— Наоми, почему…

Мафую тихо забормотала рядом с моим ухом. Мне оставалось лишь слегка повернуться к ней.

— Почему ты всегда знаешь, чего я хочу, если это касается музыки?

В-вот как?

— Но почему ты не поймешь того, чего я действительно желаю?

Нельзя смотреть, меня тут же затянет… Но я всё же повернул голову, несмотря на собственную мысль. Меня тут же поглотили темно-синие глаза Мафую, которые были всего в пятнадцати сантиметрах.

Чего она действительно желает, значит.

Почему? Я знал, что мне нужно всего лишь выразить ответ словами, но я не мог издать ни звука. Мне не хватало смелости. Музыка только что кончилась, а я по-прежнему не мог вдохнуть.

Мне нужно лишь выразить ответ словами.

Но почему-то слова Кагуразаки-сэмпай всплыли в моей голове в этот миг.

«Вот что значит признаться в любви. Какая страшная штука».

«Любовь мягко разрушит все мыслимые фантазии об отношениях».

Страшно представить, что я больше не смогу как обычно сидеть рядом с Мафую, если признаюсь ей. Не это ли настоящий ужас?

Если я решу промолчать, мы сможем общаться друг с другом, как сейчас, и дальше. Но стоит признаться, и тогда между нами останутся только острые грани.

К тому же, я еще не дал сэмпай четкий ответ. Она говорила, что не хочет его слышать, но это не причина. Я ни за что не скажу те же слова другой девушке, пока не дам ответ сэмпай. Я не смогу.

Нет, я должен. Глаза Мафую были затуманены печалью. Я не хочу, чтобы её лицо еще раз омрачилось. Я должен ей сказать.

Когда я только собирался открыть рот…

Пронзительный гитарный риф раздался между мной и Мафую. Я подскочил от неожиданности и случайно отбросил руку Мафую. Она едва не упала, но вцепилась в диван.

— А-а, извини!

Это был мой мобильник. И трезвонящий рингтон — «Революция» — означал…

Я вспомнил, что оставил телефон в кармане пальто, поэтому я бросился к стене.

— Привет, молодой человек. Прости, что прерываю, но я позвонила, так как имею сказать тебе нечто очень важное. Впрочем, я бы в любом случае сделала звонок.

На том конце была Кагуразака-сэмпай, размышлявшая вслух. Я оперся рукой о стену и поник головой от уныния.

— Что-то важное?

Я спиной ощущал взгляд Мафую. Само как-то вышло, что я закрыл собой телефон от неё, и понизил голос.

— У меня есть хорошая новость и плохая. Какую предпочтешь услышать первой?

Я вздохнул. Этот вопрос я слышал от неё несчетное количество раз, начиная с нашей первой встречи.

— С любой. По сути это одно и то же.

Сэмпай на миг замолчала. Мне удалось её удивить? Черт, это так здорово.

— Ты всё больше стаешь мужчиной, достойным моей любви. Знаешь, в чем дело? Когда твоя тупость исчезает, ты стаешь таким крутым, что моё сердечко бьется часто-часто.

— Нет-нет, о чем ты?

Мафую прямо за моей спиной! Я сомневаюсь, что она может расслышать телефонный разговор, но у неё невероятно острый слух!

— В любом случае, всё так, как ты сказал. Мы выдержали прослушивание. Я не ожидала, что результат будет известен так скоро. Надеюсь, это будет самый лучший Сочельник.

Я перехватил трубку поудобней.

Мы выдержали прослушивание. Хорошая и плохая новость.

— …Ка-как бы это… — я сдерживался изо всех сил. — Так какая плохая новость?

— Твой голос дрожит. Это тоже по-своему мило, — хихикнула сэмпай. — Что ж, передай следующее сообщение товарищу Эбисаве, которая за твоей спиной. Если вы сегодня переступите черту, это будет означать, что у тебя со мной тоже будет непрямой поцелуй. Пожалуйста, помни об этом.

— Кёко-о!

Мафую издала яростный вопль. Судя по всему, она действительно нас слышала. Звонок разъединился. Мафую, красная до ушей, не жалея сил забарабанила по моей спине. Мне тоже было крайне неловко, так что я не решался посмотреть ей в глаза.

Все пришло к тому, что я упустил шанс сказать те важные слова.

И это была моя вторая ошибка.

1. ↑Отсылка к венгерским композиторам — Артур Никиш и Ференц Фричай.
2. ↑Французское бисквитное печенье, обычно в форме морских гребешков.