Жюльен Флобер впервые прикоснулся к скрипке в четырехлетнем возрасте. Ходили слухи, родители наполовину с тревогой, наполовину с надеждой отправляли его в гости к деду, страстному любителю музыки, где ребенок, позабыв об игрушках, до самозабвения отдавался игре на музыкальных инструментах. Спустя три года одаренный семилетний мальчик блестяще дебютировал вместе с Лондонским симфоническим оркестром.

Париж, Кельн, Рим – исколесив почти всю Европу и обучаясь игре на скрипке у разных преподавателей, он решил остаться для углубленного изучения в Московской консерватории. Именно оттуда берет корни ставшее широко известным его уменьшительно-ласкательное прозвище «Юри», образовавшееся от созвучного имени, которым окрестили его русские сокурсники.

– Тебе нужно влюбиться, Юри, – обратился к двенадцатилетнему выпускнику профессор Рубинштейн. – Твоей игре, можно сказать, недостает только любви. Влюбившись, ты познаешь это изумительное ощущение в груди, и когда будешь играть хоть для пришедшего в концертный зал, хоть для слушающего через динамики, всегда помни, что у тебя есть дорогой сердцу человек.

Его словами Жюльен впоследствии дорожил даже больше, чем своей скрипкой Гварнери дель Джезу.

Впервые сердце Юри затрепетало вскоре после окончания учебы – он только-только прибыл в Америку. Виновницей оказалась девушка с каштановыми волосами и глазами цвета неба и моря.

Однако, так уж вышло, познание «изумительного ощущения» случилось много позже, после того как судьба свела его с одним юношей в Японии.

Завершив чакону, которую исполнял на бис, Юри, находясь в приятном изнеможении, медленно отвел смычок от струн. Стоя в свете софитов, он обратил улыбку слушателям и, как и всегда, вспомнил о словах наставника. На зардевшегося юношу обрушился шквал оваций.

В груди, само собой, теснились чувства. Ведь, как-никак, сегодня вечером дорогой сердцу человек в самом деле должен сидеть где-то в гостевых местах.

Повернувшись, он окинул взглядом расправивший крылья оркестр, пожал руку шедшему навстречу дирижеру и оказался заключен в его объятия. Даже когда Юри скрылся за кулисами, рукоплескания не смолкли; дело закончилось тем, что ему еще трижды пришлось выходить и прощаться.

Протискиваясь в тесноте меж цветов, фотографов и журналистов, он заметил те самые волосы каштанового цвета. Подбежав, он взял девушку за запястье, притянул к себе и обнял.

– Моя дражайшая! Я так по тебе скучал!

– Ай!

Мафую, оказавшись в руках Юри, слабо вскрикнула. Затворы камер представителей прессы защелкали со скоростью моросящего ливня.

– Флобер, не перед камерами же! – завопил сопровождавший дочь Эбисава Чисато, самоотверженно заслоняя собой обоих.

Переложив все формальности на менеджера, троица поспешно покинула Линкольн-центр, устроившись в ресторане неподалеку от здания “Дакота”. Заблаговременно заказанная комната подействовала благотворно и напряжение потихоньку спало. Юри же, увидев, как ловко Мафую управлялась левой рукой с ножом и вилкой, напротив, посмурнел.

Пальцы на правой руке Мафую вот уже сколько лет с переменным успехом то сковывает, то отпускает паралич. К худу ли, к добру ли, но она приноровилась управляться лишь одной левой.

– Обошлось без хирургического вмешательства, да?..

Мафую кивнула в ответ.

– Вот только реабилитация займет еще месяц.

После полного восстановления жизнь вернется в обычное русло. Чтобы девушка могла совмещать лечение и занятия на фортепиано и гитаре, пришлось тщательно подбирать подходящий учебный курс.

– Значит, ты уже скоро в Японию? Так вышло, что мне какое-то время предстоит там записываться, и буду рад, если ты ко мне приедешь! – не удержался от реплики Юри, хотя заранее знал ответ.

Мафую посерьезнела. Эбисава Чисато молча перевел взгляд на дочь.

Пальцы Мафую утратили подвижность этой зимой. Изнурительные репетиции на фортепиано и гитаре, и в особенности нагрузка на пальцы во время скоростных гитарных пассажей привели к комплексному травмированию и костей, и суставов, и нервов.

Получив лечение в известной академии спортивной медицины Лос-Анжелеса, к весне она уже смогла возобновить репетиции. Эбисава Чисато хотел оставить Мафую на лечении в Америке до конца зимних каникул, а с третьего триместра позволить вернуться в старшую школу в Японии. Однако девушка сама оказалась против.

– В университете я тоже буду играть на гитаре, – пробормотала Мафую. – Поэтому, пока не закончу учебный курс, из Америки не уеду.

– Ну хоть ненадолго могла бы съездить, пока каникулы.

Юри предпринял очередную попытку, но Мафую закусила губу и понуро мотнула головой.

Не хочет возвращаться в Японию, туда, где Наоми. Видимо, причина в нем.

Что же произошло в тот сочельник? Пропасть, разделявшая их, исчезла? Юри не знал. С тех пор прошло где-то с полгода. Что тревожило больше, Юри понятия не имел, сердится ли на него Мафую. Ему казалось, она словно отдалилась, и даже сейчас, встретившись спустя долгое время, он не переставал волноваться.

По окончании трапезы, пока Эбисава Чисато ставил подпись на чеке, Юри взял Мафую за руку и вывел наружу. В эту полночь ему хотелось разломать туманную стену между ними, уничтожить ту пропасть.

– По-послушай, Юри...

– Эй, погоди-ка, Флобер-кун!

– Простите, маэстро Эбисава, но я хочу показать Мафую одно место, мы уже договорились.

Остановив такси, он запрыгнул в него на ходу. Искренне радуясь, что Эбисава Чисато не стал их преследовать, Юри втащил внутрь Мафую и продиктовал адрес: восточная тринадцатая стрит.

– Куда ты меня везешь?.. – чуть возмущенно спросила Мафую, крепко вцепившись в плечо юноши.

– В лайв-кафе!

– Прямо в этом что ли?!

Мафую, положив руку на грудь, взволнованно осмотрела себя. Чтобы выглядеть подобающе посетительнице оперного театра, она надела вечернее платье с открытыми плечами и глубоким вырезом на спине.

– Да и нам всего по шестнадцать, нас просто не впустят.

– Не волнуйся, за кулисы к артистам пустят.

Такси скользило по мельтешившим на асфальте звездам ночного Манхэттена.

Юри, заядлый ценитель классики, имел в своём кругу друзей целую группу рок-музыкантов. Началось их знакомство в одном Нью-Йоркском магазинчике подержанных гитар, когда одновременно с ним к симпатичному винтажному страту протянул руку еще один парень. Спадающие до плеч сальные волосы, остекленевшие от, скорее всего, наркоты глаза, прожженные дыры в видавшей виды кожанной куртке – парень приводил людей в ужас одним своим обликом.

– А ну убрал лапы, шкет!

– Ни за что. Я первый взял.

Парень округлил глаза, удивленный спокойным ответом юноши, который, судя по его виду, еще даже не окончил среднюю школу.

– Да ты даже её купить не сможешь – она тридцать тыщ баксов стоит!

– А вот и могу! – возразил Юри, сунув кредитку под самый нос оппоненту. Парень в ответ тоже пошарил по карманам, но побледнел буквально сразу же. К сожалению, необходимых средств в наличии не обнаружилось.

– Ладно, тогда есть одна просьба. Позволь сыграть хотя бы разок.

Парень вцепился в Юри мертвой хваткой, так что пришлось уступить. Попросив продавца подключить гитару в усилитель, он тяжело уселся на подготовленное место и вытащил медиатор. Юри затаил дыхание. Быстрая манера игры незнакомца была отнюдь не показной. Продолжительные вибрато пронизывали насквозь лирическую одноголосную мелодию. Мучительно-сладкое звучание поразило Юри в самое сердце, чего прежде не удавалось ни одной гитаре.

Закончив играть, парень осклабился:

– Балбес, когда ты отдал мне гитару, это то же самое, что ты дал мне свою руку, чтобы я подтерся. Сейчас она окончательно пропиталась мной. Может, всё же уступишь её мне?..

– Научи меня играть на гитаре! – схватился Юри за обе руки парня, пропустив мимо ушей всю брань.

Этот парень, Кит Мур, оказался проблемным ребёнком-вундеркиндом мира хеви-метала, как чуть позже узнал Юри. Однако вместо уроков гитары он провел для юного скрипача бесполезный ликбез о половой жизни, показав верный способ затаскивать в постель фанаток, а также представил знакомых музыкантов, которые вообще оказались полными отморозками: ошибочно приняв Юри за девушку, те сперва начали грязно приставать и не бросили попыток, даже узнав его истинный пол.

Тем не менее, в их кампании именно Кит не давал Юри в обиду. И даже когда Юри обзавелся впоследствии приятельскими отношениями со многими рокерами, Кит всё равно оставался его лучшим другом в Америке. Поэтому, едва только намечался концерт с его участием, Юри непременно выкраивал для него время.

Протискиваясь к сцене сквозь плотный заслон из звукового оборудования, Юри вел за собой Мафую. Не успел он толком оглядеться, а глазастый Кит уже тут как тут – подошел и сходу заговорил:

– Жюльен, пришел? Реще раздевайся. Я щас на сцене устрою кровавое месиво!

Из-за порталов высотой с человеческий рост донеслись радостные вопли (больше похожие на рёв) возбужденной толпы, которой не терпелось начать колбаситься. Мафую испуганно дернулась и спряталась позади Юри.

– Ого, что за девчонка? Уступишь её мне?

– Юри, давай уйдем, – обратилась к юноше Мафую слезным голосом. Что басист, что барабанщик, приблизившись, вытянули шеи и беспардонно начали обнюхивать девушку.

– Держитесь подальше от Мафую, она моя дражайшая! Я потом каждого одарю воздушным поцелуем, так что потерпите немножко, хорошо? И вообще, мы пришли музыку послушать, идите уже на сцену!

Он пихнул Кита в спину, выпроваживая парней на сцену.

– Ах ты! Мы ж тебя после концерта возьмем и чпокнем!

– Все-все дырочки не спеша исследуем!

Оттопырив средние пальцы, члены группы двинулись под свет прожекторов. Ор толпы усилился вдвое.

– И зачем ты меня притащил в такое ужасное место?..

Юри, приобняв готовую расплакаться Мафую, указал на щель между аудиоаппаратурой, сквозь которую кое-как виднелась сцена. В этот момент Кит как раз брал гитару со стойки.

Сильный контраст света не давал четко разглядеть, что за гитара у него в руках. Однако едва он опробовал первый рифф, как Мафую, затаив дыхание, впилась ногтями в руку Юри. Этот тембр невозможно забыть.

– Я попросил Кита о ней позаботиться.

Ранее Юри дарил эту гитару Мафую. Тот самый стратокастер расцветки «Санберст», побывавший крылом Feketerigó.

– Я решил основательно у него поучиться. Самому осваивать – толку мало. А по нему хоть и не скажешь, но школу классической гитары он окончил с отличием.

Некоторое время Мафую пристально смотрела на слившийся с гитарой высокий силуэт. От оглушительных колебаний задрожали волосы.

– Хотя мою вину ничем не загладить, наверно. Я хочу еще раз вместе с тобой поиграть на гитаре. С этими мыслями я решил начать все с нового листа.

Губы Мафую плотно сомкнулись, она слабо помотала головой из стороны в сторону.

– Насчет вины... Ты про мою руку?..

Юри вздохнул и еще раз взглянул на сцену.

В это время, перекрывая сквернословящего эмси-коротышку, играла нонстопом уже седьмая композиция. Рука Мафую, обвившаяся вокруг предплечья Юри, взмокла от пота. Он заметил, как её дыхание участилось, подстраиваясь под ритмический рисунок барабанов.

В миг, когда в понемногу возраставшем напряжении появилась пауза, Кит обернулся и, оттопырив большой палец, движением руки поманил к себе юношу.

– Я пойду. Сыграю хотя бы одну песню для тебя.

Чмокнув Мафую в щечку, он упорхнул на сцену, пока девушка пребывала в замешательстве. Когда вокалист матом, которой было невыносимо слушать, представил новенького, публика взбурлила, словно лава. Однако Юри ощущал тот же восторг, как и когда держал в руках скрипку.

Ведь дорогой сердцу человек будет его слушать.

Кит передал скрипачу свой страт, а сам взамен взял телекастер. После чего в зале целых двадцать минут не смолкало их соперничающее соло. Вид, как поначалу лишь шушукавшиеся слушатели в мгновение ока поддались ритму, был нестерпимо приятным.

Освободившись из объятий Кита, взмокший от пота Юри вернулся обратно за кулисы. Лицо сидевшей на корточках Мафую тоже пылало огнем.

– А ты сыграешь, Мафую?

Однако та в ответ лишь помотала головой, поджав губы.

На обратном пути, глядя на Центральный парк по правую руку, они прогуливались по Сентрал-Парк Вест. Умеренно освещенная обширная зеленая зона, построенная как место для отдыха в Манхеттене, сейчас являлась достопримечательностью Нью-Йорка. Несмотря на позднее время, тут и там виднелись силуэты флиртующих парочек и пожилых людей, вышедших на оздоровительную пробежку.

– Ты это, извини, за сегодня. Ну, что с собой потащил, – проговорил Юри тусклым голосом, пока они шли, взявшись за руки.

– Да нет, ничего. Я не злюсь, – чуть взволнованно откликнулась Мафую. – Мне понравилось. Давно не ходила на рок-концерты. Ты тоже стал лучше играть.

– Можешь не любезничать со мной. Ведь из-за того что я неправильно учил тебя играть...

– Это не простая любезность, Юри. Я тебе очень благодарна. И за уроки игры в том числе, – произнесла Мафую, глядя вниз, словно считая неторопливые шаги.

Когда три пальца на правой руке перестали слушаться, именно Юри открыл перед лишившейся фортепиано Мафую мир гитар – место, куда она могла убежать. Что положило начало различным встречам и разлукам.

– Даже и не знаю, что бы я делала без твоей помощи. И самое главное, ты не виноват, что я повредила запястье. Ты мне только показал основы, а дальше ведь я занималась сама. Так что это моя вина. Да и сейчас рука здорова.

– Тогда… можно мне и дальше… любить тебя?

Мафую, покраснев, отвела взгляд и резко ускорилась.

– М-можно, но… Эм… Это… Это не мне... решать...

Сбивчиво бормоча, Мафую по широкой дуге замахала рукой, которую по прежнему держал Юри.

– К тому же… Для меня... ведь… это....

Поглядев в профиль на пунцовое лицо девушки, Юри захихикал. Она так и не забыла Наоми.

Когда они проходили мимо сидевшей на бордюре и певшей под гитару хипповатой парочки, Мафую неожиданно остановилась. Следом за ней замедлился и Юри, прислушавшись к гармонии.

– Мафую, знаешь эту песню?

В ответ она неуверенно кивнула.

– «Среда, утро, 3 часа»*... Её любит Наоми.

Теперь и Юри вспомнил. Слышал из его уст, мол, любимая из всех песен творческого дуэта “Саймон и Гарфанкел”.

– Да, такое в его вкусе. Он тебе её пел?

Мафую помотала головой.

– Слышала только альбомную версию на диске. Наоми петь отказался, несмотря на все мои просьбы.

– Почему?

– Ну, якобы это «особенная песня». И в одиночку он ни за что не сможет её спеть.

Юри моргнул и еще раз поглядел на придорожный дуэт хиппи. Да, мелодия красива, но до «особенной» явно не дотягивает. Здорово было бы спеть в унисон – с голосом Наоми для пристойного звучания хватит и основной мелодии.

– А если я его попрошу, он сыграет?

– Откуда я знаю. Давай не будем о нём.

Попытавшись нагнать приунывшую Мафую, Юри вдруг вспомнил.

В этом Нью-Йоркском парке состоялось воссоединение Пола Саймона и Арта Гарфанкела. Они вновь вышли на одну сцену и спели перед полумиллионной толпой фанатов. Правда, слухи об их дальнейшем совместном творчестве быстро утихли. Скорее просто спустя десятилетие после распада проявилась их связь, вызванная волшебством Центрального парка. Ведь это место неисчислимых встреч и расставаний.

Юри встряхнул головой, прогоняя мрачные мысли. О расставании в частности.

Преследуя по пятам Мафую, так и не расцепив рук, он еще раз задал вопрос:

– Послушай, я серьезно… Чтобы долечиться и потом заниматься гитарой, ты вот так бросила Наоми?..

Мафую, вновь остановившись, повернулась к Юри на пол оборота.

– Я не бросала его...

– Ну хоть звонишь? Пишешь?

– Ну...

– Я когда ездил в Японию, мы часто вместе играли. Я даже ночевать напрашивался.

– М-м-м.

Мафую, покраснев до ушей, несколько раз ударила скрипача по плечу.

– Ты до сих пор сердишься на него?

– Чего ты прицепился? Это тебя не касается.

– Еще как касается! Ведь я если бы я учил лучше – вам не пришлось бы расставаться.

– Говорю же! Ты в этом не виноват! – повысила голос Мафую. – Наоми сказал, что будет ждать. Но я давно с ним не общалась и не знаю его мнения на этот счет, так что даже не представляю, как лучше поступить. И поэтому...

Нужно время.

Когда голос Мафую стих до неразборчивого бормотания, Юри мягко сжал её ладонь.

После продолжительных гастролей по Америке Юри гостил в служебной квартире Эбисавы Чисато в Нью-Йорке. В последний день его отдыха туда доставили письмо из России. Отправителем оказался его любимый учитель времен учебы в консерватории – профессор Рубинштейн.

Юри с трепетом вскрыл конверт.

«Прослушал запись твоего нового американского концерта. Ты до сих пор ни капельки не изменился. Многое тебе еще предстоит познать и освоить».

Примерно таким оказалось содержание, написанное на вежливом французском. Юри поник.

Всё равно недостаточно. Каждый раз, когда Юри давал давал тур или большой концерт, профессор непременно присылал ему письмо с подробной критикой. И пока ни разу положительной.

Да что ему опять не понравилось? Я ведь специально пригласил Мафую, я думал о ней и играл ради неё.

Ознакомившись с содержимым письма, Эбисава Чисато горько усмехнулся. Он был знаком с учителем Юри, так как тот выпустил в свет немало талантливых скрипачей.

– Профессор Рубинштейн по-прежнему прямолинеен и строг. Ну, ладно хоть в своих рецензиях не пишет стереотипные фразы вроде: «Виновата молодость и горячность».

– Наверное…

Но детально поговорить на эту тему времени не оставалось. Рейс уже скоро. Подняв кейс со скрипкой, Юри направился к выходу. Со второго этажа спустилась Мафую, чтобы проводить в дорогу. Без долгих колебаний она обняла его и чмокнула в обе щечки.

– Приезжай к нам почаще, ладно? – проговорила она, втянув голову в плечи.

– Угу… И ты тоже, как только захочешь, сразу приезжай.

По лицу Мафую пробежала тень.

В этом году Юри настаивал на подписании контракта и ведении записи в Японии. Его агент высказался по этому поводу весьма неодобрительно, но, благодаря высокой популярности юного скрипача в стране восходящего солнца, дело мало-помалу удалось разрешить миром.

– Я хотел с тобой видеться как можно чаще, Наоми, поэтому пошел на это. Ты рад?

– Но ведь у тебя будет очень плотный график. Ты справишься?

– Я спросил, ты рад или нет?! – по-детски завопил Юри, замолотив кулаками по коленям Наоми.

Несколько посетителей Макдоналдса покосились на них с удивлением. В основном это были ученики соседней школы, у которых сегодня уже закончились занятия.

– Нет, я безусловно, рад, но вот...

Подхватив начавший заваливаться гитарный кейс, Наоми прислонил его к столу.

– Ну а чем ты тогда опять недоволен? – поинтересовался Юри.

– Потому что ты опять вырядился в девчачьи шмотки! И откуда только у тебя наша форма?

– У Мафую попросил. – Юри оказался одет в форму той же школы, что и Наоми. – Я подумал, если мы выглядим как одноклассники, то не будем выделяться.

– Мы еще как выделяемся! Как мы вошли, на нас не перестают таращиться! Да не в косметике, блин, дело! – Наоми выдернул из рук Юри пудреницу. – Хватит, у тебя и без того смазливая мордашка… В смысле это не то... не комплимент! Блин...

Наслаждаясь представлением, как Наоми то подрывается, то падает без сил, Юри ощутил в груди словно бы щекочущее чувство. «Выглядит немного подавленным – наверное, постоянно переживает о Мафую», – подумалось ему.

– Так это её униформа? В самом деле?

Сев поудобнее, Наоми глубоко вздохнул и уставился на одежду Юри.

– Да. Сказала, что больше не нужна, и отдала.

После этих слов лицо Наоми приобрело удрученный вид.

Теперь Мафую числится в списках одной из школ Лос-Анжелеса. В школу, где учится Наоми, она не вернется. И теперь он наверняка это полностью осознал.

«Ну и что с того?» – подумал Юри.

– Почему ты не звонишь и не пишешь ей?

Наоми, присосавшись к трубочке, опустил голову и уставился на стакан с колой.

– Ну… потому… Потому что я не могу… Всё, что нужно, уже было сказано...

Голос звучал очень взволнованно.

– Да и я не знаю… простит меня Мафую или нет… Это ей... решать...

Только Юри хотел сказать: «Дело не в том, простит или нет», – как сзади послышался голос.

– Ха, Нао в самом деле сидит в Маке! И чего это ты прогуливаешь репетицию?..

Чиаки в такой же школьной форме, как у Юри, – блузке с коротким рукавом и красной клетчатой юбке – встретилась с ним взглядом. Застыв на некоторое время с полуоткрытым ртом, она всё же сумела сделать два шага и заговорить:

– Нао… это ты его заставил так одеться?

– Нет!

Еще большую сумятицу привнесла Кагуразака Кёко, появившаяся в дверях с кейсом от гитары на плече.

– Ого, у нас тут редкий заморский гость! Да еще и в одежде товарища Эбисавы – по запаху чую. Теперь всё ясно. Молодой человек втайне от нас пошел на свидание. Изнывая от тоски, он попросил знакомого юношу надеть...

– Я бы попросил не рассказывать всякие непристойности!.. Вообще, это ты прежде домогалась до Юри, и чтобы в этот раз вы за мной не увязались, я решил умолчать! – завопил Наоми, пойдя красными пятнами.

– По запаху?

Юри, приблизив нос к своему рукаву, принюхался.

– Да я это просто к слову сказала. Увидев тебя в нашей униформе, я подумала, что это наиболее вероятный сценарий.

Кёко, сев на соседний стул, нежно погладила Юри по голове.

– Итак, Жюльен, есть у тебя сегодня время?

– Ага. Я собирался весь остаток дня провести с Наоми.

– Ну вот и замечательно. Значит, выдвигаемся в «Музыкальные инструменты Нагасимы». Даже если гитары нет, ничего страшного, одолжим лучшее из того, что есть в ассортименте. Устроим джем-сейшн, пока не истощится запас пота и слез.

Юри воодушевленно вскочил. Наоми хотел что-то возразить с кислой миной, но Кёко, не теряя ни секунды, схватила скрипача за руку и потащила к выходу.

Музыкальный магазин, где подрабатывала Кёко, представлял из себя узкую высотку, на первом и втором этажах которого теснились стойки с гитарами и бас-гитарами. Две комнаты на третьем были переделаны под студии для репетиций и звукозаписи.

Джем-сейшн Feketerigó оказался настоящей пыткой. Обычно репетиция непрерывно продолжается двадцать-тридцать минут, но ритм-секции – Наоми и Чиаки – после первого захода отдыхать не разрешалось.

Поэтому когда Юри, выскользнув из студии в этом промежутке, прислонился к звукоизолированной двери, вибрирующей под тяжелый бит, и смочил пересохшее горло минеральной водой, почувствовал укол совести. Наоми так серьезно улучшил свои навыки – неужели это результат подобных занятий?

Следом за Юри сложила гитару и вышла Кёко. Прислонившись к стенке и схватив бутыль с водой, она гаркнула:

– Эй, вам двоим еще рано расслабляться! Особенно тебе, молодой человек! Вам еще закаляться и закаляться.

Пока представился шанс, Юри, недолго поколебавшись, решил озвучить уже некоторое время мучивший его вопрос.

– Кёко, ты ведь придешь? В тот мир?

– Гм?

Революционерка подняла взгляд, пылающий амбициями.

В мир, где сейчас Юри. Полный яркого, но холодного света – мир шоу-бизнеса.

– Разумеется. Если я не заберусь на самую высокую точку, то мой голос не сможет облететь весь мир, – улыбнулась девушка.

– Тогда…

Дверь студии позади Юри продолжала отдавать колебаниями ему в затылок. Смешиваясь с тяжелой поступью барабанов, звук бас-гитары тонул на их фоне.

– Ты в самом деле хочешь взять с собой и Наоми?

Юри тогда впервые увидел, что Кагуразака Кёко обошла вопрос молчанием.

«А, она наверняка поняла, – подумал Юри. – Что когда-нибудь их дороги с Наоми разойдутся». Это осознавал даже он. Истинное призвание Хикавы Наоми не в том, чтобы быть басистом какой-либо группы.

Подумав об этом, Юри погрустнел.

– Чего это ты поник? – еще шире улыбнулась Кёко. – Ты ведь ничего не лишишься. Что с молодым человеком, что со мной – ты можешь встретиться с нами в любой момент, так ведь?

– Ну так-то да, вот только...

– Кстати, хотела у тебя спросить кое о чем. Что ты вообще думаешь о Хикаве Наоми?

– Очень люблю!

– Ну, это понятно. Что насчет товарища Эбисавы?

– Мафую я тоже очень люблю!

– То есть для тебя пол не играет роли?

– Ну тебе ведь тоже нравятся и те, и другие.

– Разумеется. Если бы я любила только половину людей, то и революцию могла бы закончить только наполовину. Но всё же ответь, что ты хотел бы получить от этих желаемых тобою людей?

– В каком смысле?

– Ну вот я, например, хочу ребеночка от моего возлюбленного.

– Я о таком даже не думал. Всё-таки, я парень… Просто хочу, чтобы мы были вместе.

Кёко, невольно хихикнув, провела рукой по щеке Юри.

– А помнишь ли ты то мгновение, когда влюбился?

Юри задумался. Молчание нарушал лишь гулкий бит, который просачивался через дверь. Мгновение, когда я влюбился? Кстати да, интересно, с какого времени я полюбил Мафую и Наоми?

Мы знакомы уже год… Наверное, где-то в то время… Я не мог успокоиться после самой первой встречи – или это из-за того, что с нами была Мафую? Значит, когда он решил преподать мне урок на вечеринке диджеев? Нет, ведь я захотел с ним встретиться еще раньше.

Так когда же?

– А это обязательно нужно помнить или нет?

– А как иначе. Ведь не понятно, в самом деле это любовь или же нет.

Слова Кёко поразили юношу в самое сердце.

– Возможно, что твои чувства и не любовь вовсе. Не более чем просто крепкая привязанность.

На ум Юри тут же пришли слова профессора Рубинштейна из письма. То есть я еще не ощутил того, что называют любовью? Об этом он решил поведать Кёко.

– Мой учитель сказал, что моей игре недостает чувственности. Говорит, потому что нет любви.

Пальцы Кёко нырнули в светлые волосы Юри.

– Проявляя любовь бездумно, ты лишь бездумно лишаешь её своей сути. Можешь делать как другие, а можешь позволить моему телу научить тебя...

Юри неосознанно отстранился.

– Ты тоже мне нравишься, Кёко. И у меня такое ощущение, что я виноват перед Наоми и Мафую.

Ладонь Кёко потянулась вслед и медленно скользнула по щеке вниз до самого подбородка.

– Хорошо. Это чувство очень важно. Желание сделать кого-то своим и только своим – это одна из двух сторон медалей. Лицевая, самая очевидная, но отсюда берет начало любовь.

– Даже так...

– Поэтому поразмысли вот о чём. Пусть Эбисава Мафую и Хикава Наоми разлучены, но у тебя есть возможность приехать к любому из них. И в этом промежутке времени твой предмет обожания будет твоим и только твоим.

Ощущая спиной пульсацию и поступь ритм-секции, Юри неторопливо размышлял о сказанном. Сейчас сердце Мафую из-за Наоми, сердце Наоми из-за Мафую не могли быть честны друг с другом.

Но Юри был в силах пересечь разделявший их океан. Он был в силах проводить время наедине с любым из них. Наверняка это замечательно. Даже если это лишь мимолетный сон, от которого к утру остается только грусть.

– Я даже не задумывался об этом в таком ключе...

– Потому что ты слишком добрый. Я не говорю, что нужно наглеть как я, но грех не воспользоваться такой удачной ситуацией. Потому что иначе… – На лицо Кёко вернулась злобная ухмылка. – Иначе ты, как и товарищ Эбисава, останешься у разбитого корыта. Так, ладно, пора бы уже нам двоим тоже поиграть. Пока наша ритм-секция не выдохлась, нужно что-нибудь спеть.

Однако, едва они открыли дверь, как звук стих. На полу, спиной к усилку, валялся Наоми, на его руке лежала завывавшая бас-гитара.

– Сэмпай! Наоми отключился! – закричала вошедшим бледная Чиаки, которая сидела рядом.

Вышло так, что Юри тем вечером, проводив шатающегося Наоми до дома, так и остался у него на ночь.

– Ты в порядке? Лицо до сих пор бледное.

– Да нет, нормально всё. Я просто не выспался сегодня.

Выяснилось, что он всю ночь не спал, возился с аранжировками, потом отсидел занятия, и после его еще на джем-сейшн потащили. Неудивительно, что Наоми свалился в обморок. «И ради чего он так упорствует», – подумал Юри.

– Я не слишком злоупотребляю твоим гостеприимством?

– Не бери в голову. Тэцуро всё равно уехал. Вроде как на Хоккайдо, «в поисках материала», как он выразился. Так что погостить ты приехал очень вовремя. Иначе бы он безостановочно доставал тебя просьбами сфоткать или взять интервью.

– Ясно. Значит, мы тут только вдвоём? Чем тебе помочь? Может, мне ужин приготовить? Ты отдохни пока.

– Нет, ужин я приготовлю сам, а ты лучше переоденься.

– Одолжишь тогда что-нибудь миленькое? Может, от матери осталось чего?

– Одень что-нибудь нормальное! И футон себе расстели! И ванну помой!

– Понял!

Положив кейс с гитарой на диван, Наоми закатал рукава и направился на кухню. Вскоре оттуда раздался мерный звук шинковки. Юри подпрыгивающей походкой зашел в гостиную. Наоми уже настолько привык к визитам гостя, что уже без стеснения им командовал. И Юри несказанно радовался такому обстоятельству, считая, что этом плане ему удалось обойти Мафую. Выходит, вот о чем говорила Кёко – пока я с Наоми, он полностью мой.

Однако, пока Юри за ужином пересказывал разговор, состоявшийся в Нью-Йоркском парке, Наоми слушал его рассеянно, а в конце задал такой вопрос:

– Слушай… А в Америке… Ты часто видишься с Мафую?

– М?

Видя, как Наоми не находит себе места от беспокойства, Юри ощутил раздражение. Я сижу тут, рассказываю, а он только о Мафую и думает.

– Чуть ли не каждый день!

Ну приврал чуток, подумаешь. На самом деле пересечься с ней удалось лишь единожды, в Нью-Йорке.

– Вместе ходили на живой концерт и спектакль. В школе у неё тоже, вроде как, всё хорошо.

– А, ага… Ладно, если так.

Наоми, забыв о подливке, жевал салат всухомятку.

– О тебе я с ней как-то и не говорил особо. Из-за реабилитации и занятий с репетитором времени в обрез. Да и новая школа тоже с музыкальным уклоном, поэтому у неё уже много друзей. Каждый день её обязательно зовут на вечеринку то туда, то сюда!

«Не слишком ли я наговорил лишнего, учитывая, что меня об этом не просили?» – подумал Юри, заметив, что Наоми молча отложил в сторону палочки для еды.

Когда понурый Наоми, прикончив ужин и приняв ванну, поспешно направился в свою комнату, Юри решил его отвлечь.

– Гм, мне кажется, или музыкальных инструментов у тебя с каждым разом становится всё больше?

Он оглядел комнату на восемь татами. По бокам от синтезатора на трехуровневой стойке разместились гитары, причем не только бас, но и акустика, и электро.

– Да, вот только почти всё это – подарки. И я хоть по-прежнему занимаюсь аранжировками, всё же хочу играть на настоящих инструментах.

С этими словами Наоми сел перед синтезатором и нацепил наушники. Совершенно позабыв о присутствии Юри, он устроил гляделки с нотами. Неужели разговор о Мафую стал для него потрясением?

Заскучав от отсутствия интереса со стороны собеседника, Юри снял с гитарной стойки Epiphone Casino, поглядел издали на ноты, и, подстроившись под ритм, доносившийся из наушников, сыграл небольшую импровизацию. Мгновение спустя Наоми вскочил со стула и сдернул с головы наушники.

– Ой, извини, она подключена что ли?

После осмотра кабелей оказалось, что гитара в самом деле была соединена с наушниками через внешнюю звуковую карту. Уменьшив громкость, Наоми смягчился:

– Ладно, продолжай. Поиграй немножко. Всё равно на аранжировку гитар у меня нет сил.

Когда Юри исполнил все фразы в различных стилях, как и было указано, Наоми опять надел наушники.

– Извини, я еще посижу. Можешь ложиться спать, я постараюсь не шуметь.

– Опять? Пошли поспим вместе!

То ли игнорируя, то ли попросту не расслышав слов Юри, Наоми, время от времени поддаваясь сонливости, клевал носом, но продолжил пялиться в интерфейс компьютерного секвенсора. Юри нехотя залез под одеяло, но не находил себе места и не мог уснуть.

Через три часа его терпение лопнуло, и он слез с кровати. Подкравшись сзади к Наоми, он оперся на его плечо подбородком и прильнул к щеке.

– Уа-а!

Вокруг шеи запаниковавшего Наоми обвилась пара рук, не давая ему встать.

– Эй, ты чего?! Почему не спишь?

– Без тебя сон не идет. Я наконец ночую у тебя, а ты!..

– Я просто хотел до утра закончить с аранжировкой и дать послушать сэмпай.

Даже с обратной стороны наушников до Юри доносились слабые отголоски песни.

– Новая? На следующем концерте сыграете, значит?

Хотя вопрос был задан в непринужденной манере, Наоми снял наушники, несколько раз прокашлялся, сел поудобнее и наконец кивнул.

– Ну а зачем такая спешка? До концерта же еще полно времени.

– Придут люди от независимого лейбла.

– Эм… Это значит...

Юри, присевший на корточки рядом, поднял голову.

– То есть, вы сможете официально заявить о себе?

– Ну, сможем ли, не знаю, но хотим.

Юри изрядно удивился. Он и прежде знал, что Кёко метит в профессиональные исполнители, но услышать из уст Наоми подобное заявление никак не ожидал.

– Ну и что? Спешка-то причем?..

– Но ведь чем раньше мы заявим о себе, тем раньше… ну… приблизимся к Мафую...

Юри поднял взгляд к потолку и вздохнул. Всё-таки только о ней он и думает.

– Но ведь у вас с Мафую будут совсем разные сферы! А ты вообще прежде всего музыкальный критик! Даже эта область куда ближе к классике!

– Пусть так, дело не в этом. Сейчас я просто не смогу быть с ней наравне.

«У Наоми была отличная возможность в летние каникулы съездить в Америку и повидаться с Мафую, но он так и не набрался смелости. Да еще и искал всякие отговорки. В бессонные ночи он отчаянно пытается чем-то занять голову, лишь бы не думать о ней», – подумал Юри.

– Уже три на часах. Тебе же еще в школу с утра.

– По средам мне ко второму, успею еще немножко вздремнуть. А ты не переживай и ложись уже!

Наоми похлопал его по голове. «Обращается со мной как с ребёнком, хотя сам еще ребенок», – мысленно возмутился Юри, плюхнулся на пол и верхней половиной туловища лег на колени Наоми.

– Эй, так ты мне мешаешь!

– Спой колыбельную.

– Не говори ерунды. Ты младенец что ли?

Посмотрев на стрелки циферблата, Юри вдруг воскликнул:

– Точно! Спой «Среда, утро, три часа».

Если он сейчас мне не откажет, как отказал Мафую, то тогда я смогу похвастаться перед ней, когда опять вернусь в Америку. Однако Наоми повернулся к монитору.

– Бесполезно даже пытаться. Я не смогу.

– Почему?

– Потому что без Саймона и Гарфанкела это бессмысленная песня. Бесполезно просить меня исполнить в одиночку...

– Нет не бесполезно! Когда я с Мафую...

– С Мафую?

– Эм… это не так уж важно.

Юри, продолжая лежать на коленях Наоми, повернул голову на бок.

– Ну и ладно. Раз ты упираешься, то я усну тут, договорились?

– Не спи на мне!

В итоге Наоми дотащил гостя до кровати и бросил прямо на одеяло. Окутанный запахом Наоми, тот свернулся калачиком и сомкнул веки.

Стану ли я благодаря таким вот пустяковым стычкам и мелочным ссорам занимать в сердце Наоми больше места? Хотя бы столько же, сколько там отведено для Мафую.

Тем летом Мафую заявила о своем возвращении полным собранием фортепианных концертов Бетховена. Юри уже давно слышал об этом, то теперь, взяв в руки коробочное издание на трех дисках, оказался вновь охвачен сильными эмоциями.

Хотя Мафую наконец вернулась в тот же мир, что и Юри, их очередная встреча состоялась лишь в сентябре. Эбисава Чисато, давая гастроли вместе с Бостонским симфоническим оркестром, пригласил заодно и Юри.

– Как бы это сказать... – проговорил Эбисава Чисато по телефону. – Мне подумалось, она захочет обсудить с тобой свой следующий альбом.

– Следующий альбом?

– Ну, именно она выразила желание записать Бетховена со мной и моим оркестром.

Услышав подобное предположение, Юри еще больше удивился. Он ожидал подобной инициативы от звукозаписывающей компании или от Эбисавы Чисато, но никак не от неё.

– Моя девочка изменилась. И всё это… после встречи с ним.

Сожалея о чем-то своём, Эбисава Чисато вздохнул.

«Повстречавшись с Наоми, Мафую изменилась. Даже под строгим присмотром отца», – подумал Юри, ощутив укол в груди.

– Как бы то ни было, на предложения звукозаписывающей компании она отвечает отказом, выставляя напоказ всю своенравность. Хотя я не думаю, что это плохо. Вот потому я и говорю, что следующий альбом она наверняка собирается записать с тобой.

«Второй альбом-комбэк, получается, запланирован на зиму. Необычное выбрано время. Куда она так торопится?» – задался вопросом Юри. «Но ведь она сама высказала желание сыграть вместе». Однако радости по этому поводу он не ощущал.

Уже в Бостоне, после концерта, в репетиционной комнате для клавишных, Юри наедине с Мафую начал обсуждение деталей.

– Скрипичная соната? Опять Бетховен?

– Да. Давай закончим то, на чем остановились, – отозвалась Мафую.

Ровно год прошел с той истории. Мафую вместе с Юри уже записывала скрипичную сонату Бетховена для грандиозного возвращения на сцену. Тогда из-за проблем с пальцами всё рухнуло, но теперь интерес возрос еще больше.

– То есть, Пятую и Девятую?

Мафую, сидевшая за фортепиано, неуверенно кивнула в подтверждение и смущенно опустила взгляд на клавиши.

– Вместо пятой я хотела бы сыграть седьмую...

– Почему?

Соната для скрипки и фортепиано до минор, безусловно, была типично пылкой для Бетховена, но Юри, из-за явно бросающейся в глаза безвкусной заглавной темы, сказать по-правде, несколько её недолюбливал. Мафую сперва растеряла нужные слова, но вскоре сбивчиво заговорила:

– Эм… Наоми, до этого, когда мы спорили о скрипичных сонатах, сказал, что это его любимая...

Юри округлил глаза и, ощутив, как в неосознанно напрягшихся плечах тают силы, с сожалением вздохнул.

И всё-таки Наоми, да?

То есть она выбрала Бетховена из-за него? Она выбрала дуэт со мной только для того, чтобы её услышал Наоми? Если он получит демку с записью от меня, то просто не сможет не послушать.

– Юри, ты что, сердишься?

– Нет. Не сержусь. Я ведь всё ещё очень тебя люблю.

Под взглядом округленных глаз Мафую он набрал своего менеджера и попросил внести в расписание поправки.

– Ну, даже если ты выпустишь ради него диск, не уверен, найдется ли у него время послушать, – со злорадством заметил Юри.

– Ты с ним разговаривал?

– Ага. Хотя о тебе он не обмолвился ни словом.

Приблизившись, он обвил руками шею Мафую.

– Наоми показался мне полностью поглощенным делами группы.

– Даже без меня Feketerigó все ещё существует…

Тоска и радость смешались на лице Мафую, которое напоминало мраморное изваяние. Юри ощутил укол, слово проглотил розу, щедро усеянную шипами обожания, но всё же продолжил гнуть свою линию.

– На их следующем концерте, если всё получится, я тоже выступлю. Наоми меня упросил. Буду играть твои партии.

Это тоже было правдиво только отчасти. Пока что никаких просьб не поступало. Лишь Кёко полушутя обмолвилась, мол, не выступить ли им с гостем. Однако теперь лицо Мафую заметно посмурнело.

«Наоми просто безнадежен», – мысленно выругался Юри. «Взял и бросил Мафую. Да и она хороша. Вместо выдумывания отговорок после реабилитации лучше бы быстренько смоталась к нему в Японию.

Интересно, сей удивительный жар, что теснится в моей груди, – это любовь?

Но я не могу вспомнить, когда же именно я в неё влюбился. Она с первого дня знакомства приковала к себе моё внимание, но в какой же момент мне стало так мучительно больно?»

Юри с трудом, но выбил себе на время пребывания в Бостоне три дня выходных, которые собирался посвятить Мафую. Однако на прогулках и во время ужина та витала в облаках, и беседа не задавалась. Не сумев утолить одиночество, Юри вернулся во Францию и сделал звонок Наоми.

– В Бостоне я повидался с Мафую. Завидуешь?

После недолгого, но томительного молчания его собеседник заговорил:

– Ясно. У неё всё хорошо?

– Я спросил, ты завидуешь или нет?!

«Из-за чего такое сухое приветствие?» – с раздражением подумал Юри.

– Это всё ты виноват! Мафую перестала со мной общаться, когда я попытался заговорить о тебе!

«Это ложь», – упрекнул себя Юри. Мафую избегала его только потому, что он сам говорил лишь на неприятные ей темы. Тем менее Юри продолжил изливать желчь.

– Теперь она меня ненавидит. А я даже не успел ничего с ней обсудить.

– Нет, это невозможно…

Поплакавшись какое-то время, Юри загрустил уже по-настоящему.

– А что, если она не захочет больше меня видеть? Ты ведь возьмешь на себя ответственность в этом случае, верно?

Наоми сбивчиво забормотал что-то в ответ. Обговорив затем некоторые детали будущего визита в Японию, Юри повесил трубку.

Ну и пусть. Мне плевать, что станет с их отношениями. Как и сказала Кёко, я буду довольствоваться тем, что могу проводить время с кем угодно из них. И пока между ними лежит безнадежная пропасть шириной в океан, их голоса не смогут достичь друг друга.

До самого октября Юри мотался между Японией, Европой, Америкой и был ужасно занят, так что не удавалось даже обсудить с Мафую их совместный альбом. Находясь в Японии, он обычно оставался у Наоми, где время от времени играл на гитаре, слушал его демо-записи, а после они до поздней ночи болтали о разном. Наоми, ужасно робея, выспрашивал его о Мафую и жадно ловил каждое слово.

– Знаешь, вот маэстро Эбисава сколько раз уже в Японии был и, говорит, если Мафую всерьез надумает с тобой увидеться, то может, и её с собой возьмет.

– А… ну… хорошо, наверное…

Юри, зная, что от подобных слов собеседник ещё больше сникнет, всё-таки не мог остановиться.

Как он и думал, плечи сидевшего на той же кровати Наоми понуро обвисли. Задорно похлопав его по спине, нарочито бодрым голосом он начал упрашивать:

– Кстати, ты лучше покажи, какие песни вы будете играть на зимнем концерте. Я сейчас же сяду писать соло. Хочу выступить с вами!

– Ну показать-то я не против. Но получится ли у тебя выйти с нами на сцену, не знаю. Сэмпай ещё не дала четкого ответа.

Наоми передал несколько запрошенных сэмплов, среди которых были записи с концертов и репетиций времен полного состава, включая и те, где Мафую играла на клавишных. При повторном прослушивании сразу становилось заметно её отсутствие в миксе. Потому что бас Наоми буквально прорезал всю песню, желая поддержать её несуществующий звук.

– Кстати, а когда ты впервые сыграл вместе с Мафую? – спросил Юри, сняв наушники.

– В прошлом году. В мае, кажется. Налетев, как ураган, я насильно навязал ей противостояние баса и гитары…

Запись, которую он слушал, была времен культурного фестиваля, то есть это то, что получилось уже после полугода совместных репетиций.

Если сравнить просто звучание её гитары и гитары Юри, то Мафую, можно сказать, за какие-то полгода достигла его уровня.

– А что вы сыграли?

– «Героические вариации».

– Ого. Это же, можно сказать, её святая святых. И ты смог за ней угнаться?

– Я репетировал как проклятый! Ну и пару военных хитростей применил.

Голос Наоми смягчился, словно его пропустили через старый ламповый усилитель.

– В тот момент ты и полюбил Мафую, да?

– Че-чего это ты вдруг?

– Просто я считал, что люблю Мафую не меньше твоего. Однако на днях Кёко сказала, что если я не помню момент, когда влюбился, то это и не любовь вовсе.

– Что за разговор такой у вас был?..

Наоми от удивления перекатился на спину.

– Ну так вот, помнишь ли ты, когда всё-таки влюбился в Мафую?

– Гм, у нас же не ночные посиделки в летнем лагере, в конце концов.

– Ну и ладно, расскажи! Ты влюбился, как только её повстречал?

– Нет, не так сразу… Хотя место было тем же самым…

– Ну-ка ну-ка, говори, о чем речь? Ну же, ну же! – начал канючить Юри.

И Наоми рассказал. Как случайно встретился с Мафую на удивительной куче из сваленного мусора в горах рядом с морем. И о том, как они вдвоем вновь там очутились.

Однако он наотрез отказался поведать, где это место и чем они там занимались.

– Ну почему ты не рассказываешь самого интересного. Может, я тоже хочу там побывать, – вновь завел свою песню Юри, забравшись верхом на Наоми.

– Ни за что не скажу. Даже не проси, – несвойственно резко ответил Наоми, мотая головой.

– Ну почему?

– Ну… есть причины. О настолько личном не рассказывают. Ведь дело касается не только меня, но и Мафую.

Юри насупил брови и всем весом навалился на грудь Наоми.

– Эй, ты слишком тяжелый! Слезь с меня!

Спихнутый в сторону, Юри едва не свалился с кровати. Поворочавшись на том же месте, он вновь нацепил наушники.

Юри не мог сопротивляться его музыке. Потому что и песня, и басовая линия словно вонзались в самое сердце. «Это и есть любовь, которую слышно в звучании?» – подумал он.

– Слушай, Наоми.

Сдвинув наушники вниз, Юри шепотом задал вопрос, который наложился поверх песни:

– Ты до сих пор любишь Мафую?

– Ну разумеется, – тут же раздался ответ, не потребовавший и секунды раздумий.

«Тогда, – начал размышлять Юри, потянувшись к гитаре, – если на следующем их концерте я стану их вторым гитаристом, то он свыкнется со мной. И затем его чувства переключатся с Мафую на меня».

Эти мысли вызвали в нем невольную радость.

Новые песни он тоже прослушал. «Если бы на моем месте была Мафую, как бы она сыграла, как бы украсила его бас своей гитарой?» – размышлял Юри, пока его пальцы блуждали по струнам.

Первые серьезные репетиции с Мафую начались в ноябре. По возвращении в Америку всю первую неделю Юри растратил на встречи и лишь бегло прочел ноты, даже не прикоснувшись к инструменту.

Если говорить начистоту, Юри и Мафую, как исполнители, не слишком сходились характерами. Музыке Юри из-за переизбытка чувств был присущ сладковатый привкус, Мафую же придерживалась холодной, едва ли не механической точности.

Поэтому Юри очень внимательно прислушивался к фортепиано Мафую.

Почему, интересно, перед глазами всплывает образ Наоми?

И раз уж я о нём вспомнил, не могу не задаться вопросом: «А каким образом поддержал бы фортепиано Мафую он?» Подобные мысли породили внутри его головы доселе не представлявшиеся различные сочетания мелодии фортепиано и его воображаемой скрипки. Ни о чём ином он сейчас думать не мог.

Однако когда дело дошло до непосредственно репетиции, все его представления разлетелись вдребезги. Когда фортепиано передало ведение главной темы скрипке, Юри показалось, что он будто бы топчет тонкий узор изморози. Краем глаза он заметил, как напряглась Мафую. Неуклюжая скрипка угрожала размолотить в пыль хрупкое арпеджио. Побочная партия в ми-бемоль мажоре, хрустальную лестницу к которой аккуратно воздвигла Мафую, казалось, тоже рассыпается в прах от его перескоков. Но Юри не мог остановиться. Если он остановится, то всё попросту рухнет. Ему удалось, кое-как подперев осколки друг другом, сохранить музыкальную целостность. Нельзя останавливаться. Наверное, Мафую тоже это понимала. После разработки, которая напоминала двух змей, готовых вцепиться друг другу в глотки, Мафую без всяких условных сигналов, одним махом пролетев сквозь репризу, силком потянула за собой мелодию Юри и рухнула затем в заключительный аккорд.

Когда конфликтующие отзвуки обоих инструментов окончательно впитались в звукопоглощающий материал стен, Юри медленно отвел скрипку от подбородка и издал короткий вздох.

– Что с тобой?.. Звук как будто совсем не твой.

В ответ он лишь помотал головой.

– Мы ведь не рок-музыку играем.

Её слова ввели его в ступор. Не удивительно, ведь Мафую была с этим немного знакома. С тем, что так полюбилось ушам Юри и звалось рок-звучанием. Хотя она и не догадалась, что этот звук принадлежит Наоми.

Поглядев через стекло контрольной комнаты, он увидел продюсера, который несколько раз неодобрительно покачал головой.

– Хотя я не вижу смысла продолжать, но спросить обязан… Будем делать пробную запись второй части? – раздался из мониторных динамиков его голос.

Юри растерялся и вновь посмотрел на Мафую. Но в ответ получил лишь сбитый с толку взгляд.

С того дня у них состоялось ещё несколько репетиций, но неприятное ощущение осталось. Инструменты грызлись, ритм не сходился. Динамика тоже стала плоской, монотонной. Акценты звучали невыразительно. И при этом Юри неосознанно искал басовую партию Наоми, которая поддержала бы фортепиано Мафую.

Пока Юри тщетно пытался записать удачный дубль, весьма некстати подкрался день очередного перелета в Японию. Из-за запланированной телевизионной трансляции он не мог более задерживаться в Америке.

– Я решила повременить с нашими планами… – мягко произнесла Мафую, провожая Юри до аэропорта.

Сопровождавший их Эбисава Чисато хранил молчание, и по его лицу ничего нельзя было прочесть.

– Я тоже не знаю, как будет лучше. Такое чувство, словно что-то не дает мне нормально аккомпанировать под фортепиано. Если вдруг захочешь попробовать еще раз, думаю, стоит выбрать другие произведения. Контракт со звукозаписывающей компанией обязывает меня до июня записать альбом на двух дисках.

Юри невольно опустил взгляд. Он не мог смотреть на печальное лицо Мафую.

– Это не твоя вина. Всё из-за меня.

За время полета он несколько раз переслушал пробную запись седьмой сонаты. Даже в бедном звуке айпода были четко различимы изъяны в исполнении Юри. Но почему? В моей голове ведь было такое идеальное созвучие, так почему же пальцы не смогли его передать?

Он убрал наушники. Откинулся на спинку и закрыл глаза, впустив в себя гул реактивного двигателя.

Интересно, прояснится ли что-нибудь после встречи с Наоми?

– Я уже настроил синтезатор, чтобы звук подходил к твоей гитаре, – произнес Наоми, едва Юри зашел в студию.

Накануне концерта группа скинулась и взяла в аренду помещение на восемь татами, перебравшись из тесной комнатки на третьем этаже музыкального магазина в более просторную. Однако из-за обилия инструментов и аппаратуры даже она казалась маленькой. В самом центре стоял черный синтезатор на восемьдесят восемь клавиш.

– Он будет считывать твой звук и автоматически подыгрывать. В соло у тебя быстрая атака, поэтому я увеличил частоту, но уменьшил плотность фидбэка, как велела сделать сэмпай.

Юри несколько раз перевел взгляд с Наоми на синтезатор и обратно.

– Наомиспасиболюблютебя!

– Уа-а!

Юри импульсивно обнял Наоми. Бас-гитара, стоявшая на стойке рядом, едва не опрокинулась.

– Это правда? Кёко разрешила мне выступить с вами?!

– Не обязательно каждый раз лезть обниматься!

Наоми на миг растерялся, а затем попытался отлепить от себя скрипача.

– Сможешь ведь взять выходные до следующей недели? Как-никак, скоро Рождество.

– Конечно. Ради тебя освободил график. Хотя после концерта в тот же день придется на всех парах вечерним рейсом лететь в Америку, но я постараюсь.

– Ясно. Что ж, я рад, что ты полон сил. По телефону ты показался мне каким-то грустным.

– А, угу…

Перед вылетом из Лос-Анджелеса, когда Юри сделал предварительный звонок из аэропорта, он ещё был удручен неудачной репетицией с Мафую.

– Что-то случилось?

– Нет, ничего. Все в порядке.

Ведь он наконец-то выйдет на одну сцену с Наоми. И он не хотел разговорами о Мафую вызвать грустные воспоминания.

– Ты зарядил меня хорошим настроением. Спасибо, – поблагодарил Юри и заключил его в объятия. Когда Наоми похлопал его по плечу, давая знать, что пора бы уже перестать обниматься, в студии ощутимо повеяло потоком свежего воздуха. Это открылась звуконепроницаемая дверь.

– Ой, мы, кажется, не вовремя.

– Нао, чем это ты занят?

Вошедшие в студию Чиаки и Кёко практически одновременно прокомментировали увиденное. Вывернувшись из рук Юри, Наоми сбежал на безопасное расстояние.

– Вы ведь, как вернетесь домой, будете спать в одной кровати. Не могли, что ли, потерпеть до ночи? – поинтересовалась Кёко.

– О-откуда ты узнала? Что мы… вдвоем...

– Вот это поворот. Я и не знала, просто спросила наугад.

– Нао, ты отвратителен.

– А-а-а-а! Мы спали вместе только один раз! Сейчас мы стелим вторую постель на полу!

То, что Наоми являлся объектом постоянных нападок, и то, что стоило Чиаки сесть за барабанную установку, начиналась настройка инструментов в натянутой обстановке, было для Feketerigó естественным. Юри, вдохнув полную грудь нойза, который заполнял небольшую студию, вытащил свою гитару.

– Что, может, на разогрев какой-нибудь кавер? Жюльен, есть предпочтения?

В ответ Юри озвучил идею, которая неожиданно пришла ему в голову:

– Если можно, то хочу сыграть Саймона и Гарфанкела «Среда, утро, три часа».

– Хватит, Юри! – нахмурился Наоми. – Я же говорил тебе, что не получится.

– Почему? Мне очень хочется послушать. Ты ведь можешь спеть дуэтом вместе с Кёко.

– Да ну, это же фолк! – поморщилась Чиаки. – Ни барабанам, ни электрогитаре там нет места!

– Мы можем попробовать рок-аранжировку!

– Нет, не выйдет. Я пока не довела до совершенства скоростную технику.

Когда трое готовы были устроить перебранку, Кёко, спокойно закончив настройку гитары, решила вмешаться:

– Жюльен, значит, ты имеешь стойкое желание услышать «Среда, утро, три часа»?

Юри кивнул.

– Я знаю, что это любимая песня Наоми. И я слышал её мельком на одной из улиц Нью-Йорка.

– Ну и что? Твоё объяснение ничего не меняет, – пожала плечами Кёко. – Эта песня очень, очень особенная. Мы с молодым человеком не сможем её спеть. Мой голос потому что очень звучный.

– А если как обычно, ты будешь мейн-вокалом, а Наоми на подпевке?

– Вот потому-то и не получится. Песня особенная, – помотала головой Кёко. – Ты поймешь, если послушаешь.

Получив такой ответ, Юри наконец сдался. Интересно, о какой особенности они говорят? Ведь не только Наоми упирается, но и Кёко.

– Давайте тогда по-старинке, с Eagles, – поставила она точку.

Юри перекинул ремень стратокастера через плечо. Гм, в какой же манере мне лучше сыграть, чтобы слиться со звучанием группы? Меня уже наполняет горячий восторг. Среди записей, которые дал мне послушать Наоми, были и Eagles. Главную партию пел он. Плач гитары Мафую еще больше подчеркивал незрелость голоса Наоми.

Сейчас мой черед заставить его плакать. От подобных мыслей Юри почудилось, что гитара в его руке словно пылает.

Вся группа переглянулась, четыре удара палочками друг о друга задали такт. Однако едва они начали играть, как всё стихло.

Чиаки, в отличие от Мафую, не прощала ошибок. Без лишних раздумий просто остановилась.

В тишине, которую нарушал лишь генерирующий бессвязный сигнал синтезатор, взгляды Кёко, Чиаки и Наоми сошлись на Юри. Не в силах их выдержать, он опустил голову.

– Как будто на сцену вдруг опустилось лезвие гильотины, – отпустила Кёко нагнетающей жуть упрёк в адрес Юри.

Но он сам всё прекрасно понимал. Внутри появилось то же неприятное ощущение, как и в тот раз, когда он растоптал игру Мафую. Теперь и гитара всё рушит?..

– А может это у синтезатора с настройками что-то не то?.. – попыталась оправдать его Чиаки.

Наоми, неопределенно кивнув, склонился над клавишами. Но Юри лучше всех понимал, что дело отнюдь не в синтезаторе. Не в настройках. Изобилующая квинтолями и секстолями мелодия тоже хорошо подходила к ритму. Однако сыграться не получилось. От грува поплыла только гитара Юри.

Почему же? Я же играл в точности как Мафую.

– Нет необходимости копировать стиль товарища Эбисавы, – со вздохом произнесла Кёко.

Краем глаза Юри заметил, как напрягся Наоми.

Это так явно слышно? Наверное. По-другому и быть не может.

– Но я не знаю, как можно играть иначе. Этот рифф сочинила сама Мафую под голос Наоми.

Бас Наоми, его голос, связанный с ним синтезатор. Чтобы танцевать поверх этого, Мафую отточила шаг. Почему же у меня не получается повторить эту мысль, обращенную к Наоми?

Ведь я тоже люблю его ничуть не меньше.

– Юри, давай попробуем ещё раз, но только уже без синтезатора, – напряженно произнес Наоми и добавил несколько жестче обычного: – Ты слишком долго слушал записи Мафую, из-за чего зациклился на них, и в итоге это отразилось на звуке.

Наоми установил ручку громкости тоногенератора на ноль, и звучание группы стало естественным, что позволяло легко различить малейшие ошибки. Куда отчетливей, чем когда не так давно Чиаки остановкой барабанов прервала репетицию.

Испарина четырех музыкантов впиталась в разогретый воздух.

– Без остановки… – просочился из глотки Юри хриплый голос.

– М?

Кёко вперила в него пристальный взгляд. Отведя глаза, он продолжил:

– Давайте сыграем от начала до конца без остановок. Как на записи. Чтобы потом я прослушал и подумал над своими ошибками.

Взгляд Чиаки медленно скользнул от Юри к Наоми. Наоми молча кивнул и закрепил на микрофонной треноге простецкий портативный диктофон. Однако, увидев увлажненные глаза Юри, в которых отражался вопрос: «Точно можно?», он захотел выбежать из комнаты.

Ощущая себя преступником, которого ведут на казнь, Юри прижал к бедру страт, перехватил медиатор и стал отсчитывать удары палочек Чиаки.

Той ночью он не стал ночевать у Наоми. Вернувшись в привычный токийский отель, он повалился на кровать и начал размышлять, одновременно слушая на повторе запись, которую Наоми прислал ему по электронке.

Неизменно негармоничный звук на протяжении всех трех часов репетиции.

Да что это со мной? Чем дольше я играю, чем больше вслушиваюсь, тем меньше понимаю. Я словно не играю, а плыву в темном море, ориентируясь лишь на мерцающие блики. В следующей части ответная реакция настолько острая, что едва не режет пальцы, но ансамбль оказался разрушен.

От участия в концерте Юри отказался сам. Сейчас он попросту не мог играть на гитаре бок о бок с Наоми.

Как и Мафую, он думал о Наоми.

Как и Наоми, он думал о Мафую.

Он решил еще раз послушать запись неудачной репетиции Бетховена. Но фальшивая игра лишь разбередила рану. На глаза навернулись слезы.

Похоже, нельзя просто взять и стать чьей-то заменой.

Наверно, мои чувства – никакая не любовь, а лишь детский каприз. В таком случае, я не могу быть рядом с ними, так ведь?

Ведь необходимости во мне нет. Будут вместе лишь Наоми и Мафую. Когда кто-нибудь наберется смелости и пересчет океан, отпадет нужда в дублере вроде меня.

И что же тогда мне делать?

Обессиленный от печали Юри стянул с головы наушники и кое-как поднялся с кровати. Затем, некоторое время посидев перед компьютером, наконец набрался решимости.

Переконвертировав звуковые файлы, он электронным письмом отправил их московскому товарищу времен учебы в консерватории с просьбой передать их профессору Рубинштейну. По-хорошему стоило переписать аудиодорожки на магнитную ленту и отправить в посылке, но Юри желал услышать ответ как можно скорее, а профессор электронной почтой не пользовался.

Впервые он попросил у кого-то помощи с музыкой. Кликнув по кнопке «отправить», он опять не находил в себе сил перебраться на кровать – хмурая тоска прочно засела в его груди. Уже собираясь закрыть окошко с почтой, Юри вдруг обратил внимание на одну деталь и невольно вскрикнул.

В приложенных файлах оказалась не только скрипичная соната, но и совместная репетиция с Feketerigó. И что теперь? Возьмет и послушает ведь, а он вряд ли имеет пристрастие к рок-музыке.

Юри взглянул на часы. Минутная и часовая стрелки смотрели ровно вверх, знаменуя окончание непростого дня. Собрав остатки сил, Юри плюхнулся на кровать.

Ответ от профессора Рубинштейна пришел на удивление быстро – уже на шестой день. Случилось это как раз накануне выступления Feketerigó. Едва Юри вернулся из офиса телекомпании в отель, его остановили на ресепшене и вручили заказное письмо. Увидев имя отправителя, он чуть не осел на пол. Поднимаясь на лифте, он едва сдерживал желание тут же распечатать конверт, но все же сумел дотерпеть до своего номера.

«Прослушал обе», – говорилось в первых строчках письма.

Юри вздрогнул. Значит, он ознакомился не только со скрипичной сонатой, но и с репетицией Feketerigó...

«Если собрать все записи твоих исполнений, эти две будут среди них самыми замечательными».

Не веря своим глазам Юри вновь и вновь перечитывал вторую строчку.

«Однако тебе до сих пор так и не удалось поймать то самое чувство. Попытайся не упустить его, когда будешь вспоминать о том моменте, когда ты влюбился».

Юри лежал на кровати, глядя вверх.

Положив письмо на лицо, он вдохнул в себя запах России.

Момент, когда я влюбился. Так это в самом деле важно?

Когда, где, с чего начались с мои чувства? С какой точки возникла эта боль в груди? Все ли влюбленные могут вспомнить? Или же именно потому, что почти все люди забывают об этом, неисчислимое количество песен после рождения выпадают из хит-чартов?

Юри немного повалялся на кровати, изнывая от мук, затем подполз к телефону и набрал Наоми.

– Юри? Наконец-то! Я переживал, тебя с того дня не было слышно. Ты что, расстроился? Не волнуйся, такое часто бывает, что порой группа не может сыграться.

– Угу. Но тут другое. Я просто очень занят был, вот и не звонил.

От полных заботы слов Наоми на глаза Юри навернулись слезы.

– Да и позвонил я не поэтому.

– А, ты про концерт? Ты ведь придешь послушать?

От притворной бодрости, которое слышалось в голосе Наоми, Юри стало горько.

– М-м, нет, я не приду. Я взял рейс пораньше, поэтому днем уже вылетаю.

– Эм...

Голос Наоми поблек.

– Знаешь, я не могу прийти только для того, чтобы послушать. Иначе меня охватит досада.

Недосягаемый свет софитов слишком ослепителен. Невыносим. Поэтому Юри до сих пор бежит. В поисках прибежища он сбежал из Америки к Наоми, а теперь бежит из Японии обратно к Мафую.

Но перед этим во что бы то ни стало необходимо убедиться кое в чем.

Если он не сумеет найти ответ, музыка Юри уже никогда не сможет достичь любимого человека.

– Скажи, Наоми, а что ты думаешь обо мне?

На том конце послышался звук, словно собеседник поперхнулся. А затем донесся еле различимый шум, свойственный реп-точкам. Где это он? Раз завтра концерт, то, может, в фойе студии?

– Эм… с чего это ты вдруг? – вернулся с ответным вопросом неуверенный голос Наоми.

– Для тебя лучше Мафую. Я же… не подхожу. Вы оказались разделены, и я прилагал все силы, чтобы быть вместе хоть с кем-нибудь. Но всё же...

Юри сам ощутил, каким горячим и влажным стало его дыхание.

– Я не знаю. Я очень люблю и тебя, и Мафую, но до сих пор не уверен, настоящие ли это чувства. Я хочу быть вместе, но хоть я с тобой, хоть с ней, почему-то мне больно, не получается играть музыку, и я уже не знаю, что делать.

– Н-не говори такие вещи так громко! Сэмпай позади меня всё слышит и скалит зубы! В общем, я понял, не пла… Ау, сэмпай, ты что дела...

Голос Наоми перестал доноситься из динамика. В следующую секунду в уши Юри вонзился уверенный слащавый голос.

– Ты вот так возьмешь и вернешься в Америку? Не сумев совладать с нашим роком, ты решил от нас отвернуться?

– Эм… Да… Я просто сбегаю.

– Твоя неимоверно пугающая прямота настолько прелестна, что мне стало жутко любопытно, как же тебя воспитывали...

Смех Кёко прозвучал как ветер, который в преддверии бури треплет верхушки деревьев.

– Впрочем, я хотела сказать о другом. Разве вежливо оставить прощальные слова только лишь молодому человеку? Ведь может случиться так, что ты больше не вернёшься, согласен?

– Эм… Да, извини. Кёко, я всё понял.

– Ты ведь помнишь, кто я?

– Революционер?

– А точнее...

– Революционер любви...

– Верно. Я слышу революционные песни со всего мира. А потому и все песни о любви.

Ненадолго задержав в груди горячий выдох, Юри прижал к животу подушку и перекатился на неё. Затем переложил телефон в другую руку и обдумал её слова.

– Твоя любовь – как стерео, – сказала Кёко.

– Э?..

Издав невнятный звук, он сглотнул и невольно прижал руку к животу.

– Поэтому, если ты внимательно послушаешь «Среда, утро, 3 часа», то поймешь, – дружественно прозвучал сладкий голос. – Только непременно в наушниках. Это очень, очень особенная песня. В ней таится разгадка твоей любви. Ну что ж, удачи на полях сражений.

Голос Кёко исчез. Очевидно, она вернула телефон владельцу, поскольку в уши Юри потекли его прощальные слова извинений. Бессильно повалявшись после разговора какое-то время на кровати, Юри приподнялся и поглядел на ночное небо, простершееся за окном тридцать шестого этажа. Не проглядывало ни звездочки.

Изобиловавшие вокруг звуки реактивных двигателей потихоньку стихали, навалившаяся на тело тяжесть от ускорения ослабла, потухла лампочка «пристегните ремень».

Рейс из Нариты в Лос-Анжелес. С соседнего сидения раздавалось уже мерное сопение быстро уснувшего менеджера. Видать, утомился всюду кланяться и упрашивать, потакая капризам мечущегося по миру скрипача.

Юри достал из кармана айпод. Открыл список скачанных вчера песен. «Среда, утро, 3 часа». Он до сих пор сомневался, поможет ли она ему чем-то. Вчера ночью его наконец сморило, и послушать он её не успел.

А может не хотел, страшась скрытого в ней ответа.

Страшась, что ответ лишит его возможности видеться и с Мафую, и с Наоми.

Юри потерял счет времени и не знал, сколько уже несут его крылья, прорезая тучи. Вскоре за окном посветлело, и глазам открылась безбрежная синева.

Океан. Юри пересекал ту самую пропасть, что лежала между Мафую и Наоми.

Осторожно взяв пальцами наушники-вкладыши, он сунул их в уши. После того как он нажал на название файла, заиграл гитарный перебор, напоминавший барабанящие по окну капли утреннего дождя. Мягкая поступь бас-гитары бережно поддерживала гитару в нижнем регистре. Чуть позже хлынул потоком совершенный дуэт голосов Пола и Арта.

Он понял всё с первых фраз. Почему Наоми не мог спеть один. Почему не мог спеть вместе с Кёко. Возможно, во всем мире лишь Полу Саймону и Арту Гарфанкелу было под силу сплести подобный узор. Повторить такой ясный и красивый мелодичный вокал попросту невозможно. В их пении не было разделения на солиста и подпевающего. Лишь два голоса, которые идеальной гармонией накладывались один поверх другого. На этом и строилась вся песня.

После второго куплета Юри откинулся в кресле, выпустив в потолок жаркий выдох. Кристальность дуэта будто обжигала. Не в силах вынести, он решил снять наушники, и, вытащив правый, с удивлением заметил, как застилавший весь мир моросящий дождь стих, и лишь в левом ухе продолжил звучать вокал Арта. Юри, затаив дыхание, вытащил левый наушник и всунул правый.

Стереозвук.

Разнесенные по разные стороны голоса Арта и Пола сливаются вместе лишь в голове.

В самом деле необычная композиция. Закрыв обеими руками уши и низко опустившись вперед, Юри это остро ощутил. Из глаз едва не брызнули слезы. По одиночке ничего бы не получилось. А когда есть Пол, когда есть Арт, и между ними в обжигающей глубине горла голос двух сплетается в один, рождается чудесная композиция.

«Твоя любовь – как стерео», – всплыли слова Кёко под конец песни.

И тогда воспоминания непрерывной цепочкой выстроились в памяти.

Среди них нашелся и миг, когда он влюбился. То случилось не при первом посещении выступления Мафую в Нью-Йорке, не при первых объятиях с Наоми, которые вышли по недоразумению. Не во время выступления диджеев, когда Наоми сбил с него спесь, и не во время просьбы Мафую, которая ради Наоми попросила Юри аккомпанировать для Крейцеровой сонаты.

Все случилось в Синагаве, в гостевой комнате при репетиционной студии оркестра. Он тогда пригласил Наоми и рассказывал ему, что Мафую, возможно, больше не сможет играть на гитаре. И в эту секунду в комнату вбежала она сама.

Последнее воспоминание, когда он видел их вдвоем в одной комнате.

От того, что наконец-то нашелся ответ, его бросило в жар.

И именно в этот Юри угораздило влюбиться. Эта любовь разделена самыми широкими в мире берегами океана, и даже сейчас её стереозвук очень далек… Недосягаем.

Влюбился. И не разлюбил до сих пор. Не Наоми, и не и Мафую, а именно саму мысль, когда они вместе, когда вдвоём смеются и плачут.

Он вытащил из ушей наушники. Его захватил мерный гул двигателей.

Он приближался к Америке, где сейчас находилась Мафую.

– …Так что, в первую очередь потому, что ты моя любимая, я решил не бегать за тобой бездумно.

Услышав такое объяснение, Мафую округлила глаза и какое-то время не могла подобрать слов.

– Что-то… не улавливаю смысла.

Мафую пригубила чашку улуна и нахмуренно отвернулась.

Через неделю после возвращения в Америку Юри галопом уладил дела и наконец смог добраться до обитавшей в Лос-Анджелесе Мафую. Поскольку Эбисава Чисато находился в командировке в Бостоне, встретить его вышла их экономка Мацумура. Давно уже он не пил чай наедине с Мафую. В комнате с настоящим камином огромных размеров в стиле Северной Европы под убаюкивающий ласковый треск пылающих дров.

– Да потому что я понял наконец, как сильно я люблю тебя и Наоми. И с каких пор.

Мафую покраснела и, ни слова не говоря, сунула в рот профитроль.

Сейчас Юри ничего не хотел делать с Мафую. И для Наоми у него тоже не имелось слов. Он хотел просто быть ровно посередине между ними и лишь внимательно слушать справа голос Мафую, а слева голос Наоми. Муки и неудовлетворенность от такой любви сравнимы лишь с шириной Тихого океана, но это не значит, что она плоха.

Потому что она соединяет.

– Ты бы лучше вот о чем подумал, – безрадостно произнесла Мафую, подняв чайную чашку. – К моему третьему альбому, который выходит весной, мы не успеваем сделать хорошую запись скрипичного концерта.

Мафую перевела взгляд на кейс от скрипки, прислоненный к стенке. До недавнего времени в подземной комнате, отведенной для репетиций, ей легко удавалось достигнуть созвучия.

– Ага. Давно я не играл. Под твоё соло. Думаю, неплохо было бы нам совместно выпустить «Французские сюиты».

– Почему их? Мы столько репетировали седьмую и Крейцерову, и всё впустую?

– Моя любовь без вас невозможна. Поэтому, их играть не получается. Сейчас я не могу позволить услышать их кому бы то ни было. Только после того, когда ты с Наоми помиришься.

Мафую, смутившись на миг, опустила взгляд на поверхность улуна.

Кстати, мы, вроде бы, впервые так открыто обсуждаем Наоми.

– Насчет примирения… не думаю, что это правильно называть так… Потому что мы, в общем-то, и не ссорились. Просто я не знаю, что думать, что предпринять…

Голос Мафую слабо дрожал, вызывая рябь на поверхности чая.

– Но ведь ты любишь Наоми?

Мафую потупила взгляд, но её уши отчетливо покраснели, а шея и плечи заметно напряглись. Однако голова еле заметно кивнула.

– Мафую, а ты тоже помнишь?..

– Что?..

– Ну, я том, когда именно ты влюбилась в Наоми.

– Эм… э-э...

Мафую вдруг встала со стула. Подойдя к камину, она вгляделась в огонь.

– Не забыла...

Ответ прозвучал чуть слышно, едва не теряясь в треске огня, но все же оказался различим. Борясь с резко возникшим желанием подбежать и обнять Мафую со спины, Юри тоже отправил в рот профитроль и усмирил мысли.

– Любовь с первого взгляда, верно?

– Откуда ты знаешь?!

Каштановая копна встрепенулась, и встревоженное лицо обратилось к Юри.

– Взял пример с Кёко. Просто ляпнул наугад, – улыбнулся Юри.

Мафую ограничилась кратким:«Дурак». Замолчав от смущения, она разворошила золу щипцами для углей.

– А где вы встретились?

– Не могу сказать.

– Почему?

– Хватит уже, Юри. Дурак!

Мафую, красная как рак, вскочила.

– О таком не рассказывают другим, потому что это очень важное!

Плечи Юри задергались от хохота, что он едва не опрокинул чашку с чаем.

– А что тут такого?

– Ну, так-то ничего. – Юри смахнул слезы с уголков глаз. – Но вы с Наоми ответили одинаково.

Мафую вцепилась в спинку стула и напряженно застыла.

– Наоми тоже помнит то место. Он сказал, что влюбился в тебя, когда приехал туда во второй раз… Но где это за место, не говорит.

Губы Мафую задрожали, а голубые глаза стали похожими на море. Юри начал мучиться вопросом, стоит ли рассказать ей нечто важное.

То, что Наоми по-прежнему любит Мафую.

Однако слова так и остались внутри. Ведь их должен сказать непременно сам Наоми. А Юри передаст только слова своей любви.

– Больше всего я хочу, чтобы вы были вместе. Поэтому я сделаю всё, чтобы ты вновь смогла встретиться с Наоми.

Взяв Мафую за руку, Юри потянул девушку к столу. Он ещё о стольком хотел ей рассказать. Как умилительны изнывания Наоми, в каком небе нынче парит Feketerigó.

Времени, которое предоставлено им двоим, еще много. Можно не торопиться.

Затем семена, которые посеял Юри в неизвестных землях, по весне пустили ростки. Первым колоском оказался звонок от Мафую в конце февраля.

– Слушай, хотела кое-что сказать тебе, – неуверенно проговорила девушка.

Возможно, из-за международной линии её голос звучал будто издалека, с шумами, очень неясно. В тот момент Юри отдыхал дома, в Ницце, и наслаждался маминой домашней стряпней.

– Кое-что? Мне?

Передавая трубку сыну, мать сказала, что его просит девушка и осталась рядом крошить овощи для салата, не сводя с юноши любопытного взгляда.

– Эм, это насчет Франции. Ты знаешь в Париже место под названием «Воровской рынок»?

Юри оторопел. О чем это она?

– Воровской рынок? В Париже? А, блошиный рынок вроде тех, что в Сен-Жермен и Монпарнас?

– Ага. Вроде того. А как это будет по-французски?

Пока Юри растерянно гадал, зачем это всё, Мафую на прощание искренне его поблагодарила:

– Большое спасибо. Эм, не могу толком всё объяснить, но огромное-преогромное спасибо.

Видимо, по окончании разговора у Юри на лице расплылась улыбка, поскольку мать, изучив реакцию сына, задала вопрос:

– Твоя любимая?

– Ага. Только любовь неразделенная.

– М-м. Ну, зато такая любовь самая беспроблемная. Когда дело доходит до свадьбы, всплывает столько всего... – завела окололюбовную тему мать с обеспокоенным лицом.

Сияющий от счастья Юри пропустил её реплику мимо ушей. В некотором смысле, возможно, его любовь взаимна. Ведь она стереофоническая.

Открыв окно, он опустил взгляд на простиравшийся перед ним белый песок побережья Средиземного моря. Полуденное солнце стояло в зените, ослепляя блеском, словно осколки драгоценного камня. Его взгляд заскользил по поверхности моря к линии горизонта. По сторонам от этого моря, далеко на востоке и далеко на западе, живут любимые, и мысль об этом будоражит чувства. Вскоре это наверняка породит новую песню.

Ветер в предчувствии скорой французской весны ласково качал шторы, а также мягко трепал волосы Юри.

1. ↑“Wednesday Morning, 3 A.M”.