На обед мне принесли водянистую рисовую кашу.

— Скорее бы поесть чего-нибудь, приготовленного Рурико-сан, — вздохнул я между глотками.

Рю-сан понимающе кивнул.

— Уверен, в особняке, да еще и на ее стряпне, ты поправишься намного быстрее, чем здесь. Хотя палата, конечно, шикарная… Сколько, интересно, она в сутки стоит? — пробормотал он, оглядываясь по сторонам.

Кроме туалета, здесь была душевая комната с раковиной, шкаф вместо стандартной тумбочки, плюс стол и два небольших диванчика. На стене висела плазменная панель. Шторы были двойные — плотные от солнца и тюль. Наверное, тысяч двадцать-тридцать в день она стоила. Сам я точно не смог бы позволить себе такую палату. Хасэ постарался…

— Рю-сан… а как… вел себя Хасэ?

Рю-сан опять мягко улыбнулся.

— Он отлично держался. Ни разу не потребовал, чтобы я что-то предпринял. Терпеливо ждал и сам со всем справлялся. Настоящий молодец.

Мне вновь стало трудно дышать от нахлынувших чувств.

Тогда я сказал Хасэ, что верю. Верю, что все будет хорошо.

И он не забывал об этом.

Мое желание спасти Хасэ любой ценой шло от сердца. Я ни о чем не жалел.

— Рю-сан… — я повернулся к нему. — Спасибо, что… позволили мне справиться самому.

— Ты не представляешь, какое облегчение это слышать, — вздохнул Рю-сан, слегка повесив плечи.

Этот черный волшебник понимал, что мною двигало. Вполне вероятно, он мог сразу же вернуть меня из комы, но не стал ничего предпринимать и смирился, что мы с Хасэ можем его возненавидеть за бездействие.

— Нельзя жертвовать собой, когда где-то на краю сознания теплится мысль, что все равно кто-нибудь в последнюю секунду придет на помощь. Человеческая жизнь и душа слишком ценны. Это должен быть искренний, ничем не замутненный порыв. В такие моменты никто не вправе вмешиваться. Иначе твой поступок и жизнь Хасэ-куна утратили бы свою значимость. Даже если бы твоя кома продлилась дольше, это все равно был твой выбор. Какую бы судьбу ты ни избрал, на тебе лежит ответственность довести начатое до конца, — говорил он, смотря на меня бездонными черными глазами.

Он не только отзывчивый, но и крайне суровый человек.

— Любое твое решение будет иметь последствия… с которыми тебе придется считаться.

Рю-сан напомнил мне, как многое мне предстоит обдумать. Что мне делать теперь…

Будто прочтя мои мысли, он ласково прищурился.

— Тебе над многим предстоит поломать голову, но не забывай самого главного, Юси-кун. У тебя полно времени.

— Угу…

В палату зашел Хасэ.

— Рю-сан.

— Привет.

— А Инаба… поправляется, — сообщил ужасно довольный Хасэ.

— Я вижу. И это замечательно, — улыбнулся Рю-сан.

А у Хасэ сделалось такое выражение, будто он сейчас заплачет. Рю-сан мягко его обнял, и Хасэ, спрятав лицо у него на груди, какое-то время не шевелился. Глядя на них, я сам едва не зашмыгал носом.

Вся грусть, боль и страх, что успели скопиться за последние полгода, растворялись в лучах летнего солнца.

«Грустите, когда грустно», — сказал однажды Тиаки. Со слезами мы выпускаем на волю отрицательные эмоции, и это помогает нам переключиться и найти в себе силы продолжить путь уже по новой дороге. Возвращаясь к привычной жизни.

Вечером меня навестили Кэйдзи-сан, Мидзуха-сан и Мигива-сан. Это благодаря Мидзухе-сан в моей палате не переводились свежие цветы. Они и сегодня принесли роскошный букет, смутив тетю Кэйко. Глядя на жизнерадостную Мигиву-сан, я испытал огромное облегчение.

— Мне очень жаль, Юси, что все так получилось, — начал Кэйдзи-сан, но я не дал ему продолжить.

— Дядь, пожалуйста, оставим эту тему. Я не могу рассказать вам всего, но, поверьте, Хасэ ни в чем не виноват.

Его родители и сестра переглянулись

— Ну, если ты так говоришь, пусть будет так, — согласился Кэйдзи-сан.

Хотя, зная их семью, я и так не сомневался, что никто из них не винил Хасэ.

Кэйдзи-сан наверняка подозревал, что моя кома, поведение Хасэ и внезапное улучшение состояния Мигивы-сан (после той ночи опухоль к изумлению врачей начала быстро уменьшаться и полностью исчезла за три дня) как-то связаны. В отличие от Босса Кёдзо, Кэйдзи-сан умел подмечать подобные вещи.

На следующий день ко мне пришел кузен Тиаки Каору-сан.

— Йо!

— Каору-сан?! — я даже сел от неожиданности.

— Выглядишь неплохо, Юси. Вот и славно, — радостно улыбнулся Каору-сан.

У меня же похолодело на сердце. Почему он, а не Тиаки?

— Тиаки-сэнсэю… нездоровится?

Но Каору-сан успокаивающе усмехнулся.

— Он в порядке, — сказал он и легонько погладил меня по голове. — Теперь, когда ты очнулся, он точно будет в порядке. Меня отправили на разведку. Но тебя можно смело показывать Наоми.

Тиаки всегда старается ради других, забывая о себе, и бросается на любую опасность, не раздумывая. В такие моменты он высвобождает огромные запасы духовной энергии (а ее у него столько, что даже странно, что он не обладает экстрасенсорными способностями), но это сильно бьет в первую очередь по нему самому — он ведь не может это контролировать. Тиаки наверняка страшно за меня переживал, но и забыть о своих служебных обязанностях не мог. А конец года — время занятое. И денек не прохалявить.

Раньше, когда он занимался лишь клубом, рядом с ним всегда был кто-то, кто мог его поддержать. Поэтому я хорошо понимаю Каору-сана и Масамунэ-сана, которые мечтают, чтобы он оставил профессию учителя. Как Тиаки беспокоился за меня, так и у него полно людей, которые беспокоятся за него.

— Простите, что доставил столько проблем…

Что еще я мог сказать?

— Не стоит… — Каору-сан опустился на стул и посмотрел мне в глаза. — Спасибо, что очнулся.

В его словах мне послышался какой-то потаенный смысл. На его лице было выражение, которое я нередко видел у Тиаки: смесь доброты и печали.

— Наоми уже потерял двоих учеников. Точнее, один умер еще до того, как он стал учителем, но он относился к ней во многом, как к своей ученице, — добавил он, и после небольшой паузы продолжил: — Оба были очень дороги Наоми. И оба благодаря Наоми обрели надежду и цель в жизни, и только к ней устремились… как встретили смерть.

Каору-сан сжал мою руку.

— Если бы ты стал третьим, Наоми, боюсь, уже бы не оправился. Я очень тебе благодарен, что ты очнулся.

Я не знал, что сказать. Да, я ни о чем не жалел, но от мысли, скольких людей я заставил за себя волноваться, мне захотелось забиться под одеяло.

Слова Каору-сана помогли мне понять, как много мы, его ученики, значим для Тиаки.

— Я бы хотел с ним увидеться.

— Я завтра его приведу. Хасэ еще вчера сообщил, что ты пришел в себя… Ах да, пока ты спал, мы с твоим другом болтали несколько раз. Отличный парень. Но, как бы это сказать… очень уж развитый. Ничего от мальчишки нет… — усмехнулся Каору-сан, потирая аккуратную бородку. — Наоми тут же собрался к тебе, но мы его остановили. Сейчас он под домашним арестом у Масамунэ… Кстати, тебе же аттестат надо получить.

Он поднялся и несильно хлопнул меня по макушке.

— Пусть твои планы нарушились, не забывай, что их всегда можно изменить. У тебя для этого куча времени.

В его голосе звучали учительские нотки.

Рю-сан сказал мне то же самое.

Я кивнул.

И вот днем позже…

Пришел Тиаки.

— Йо.

Все такой же стильный красавчик. Рубашка цвета хаки поверх черной футболки, джинсы с потертостями. И, наконец, солнцезащитные очки в темно-фиолетовой оправе, которые он снял своим коронным жестом.

Но с первого взгляда становилось ясно, что он похудел.

И это уже безо всяких сомнений моя вина.

В его глазах, смотрящих на меня, было столько радости, что я не удержался: спрыгнул с койки и обнял его.

— Тебе можно вставать? — спросил он, осторожно меня придерживая.

— Мне все можно. Я в порядке. Могу двигаться, ходить. Не о чем беспокоиться.

Словно в доказательство, я покрепче его обнял.

— Ясно… — услышал я полный облегчения выдох.

Сколько еще мне предстоит извиниться? Перед Хасэ, Тиаки и многими другими.

«Любое твое решение будет иметь последствия… с которыми тебе придется считаться».

И я буду извиняться. Хоть тысячи, хоть десятки тысяч раз. Потому что должен.

— Вы сами как? Не перетруждайтесь, я очень вас прошу. Отдыхайте как следует…

Тиаки покивал.

— В этом году я веду только бухучет по выбору у третьих классов общеобразовательного отделения. Хожу в колледж три раза в неделю после полудня. Благодать.

— Правда?!

Теперь уже я вздохнул с облегчением. Для Тиаки, всегда сонного в первую половину дня, такое расписание действительно было очень удобным.

Он присел на край моей койки и приготовился меня слушать.

— Со всеми подробностями будет долго, поэтому я вкратце…

Я рассказал ему о нашем с Хасэ сверхъестественном приключении и как ради его спасения я израсходовал все свои силы, лишившись в итоге «Пти» и доставив неприятности целой куче народа, начиная с самого Хасэ.

— Я на себе прочувствовал те ваши слова про самопожертвование. Хасэ пришлось тяжело. И я бы не выжил, если бы не «Пти». Я ни о чем не жалею, но…

Тиаки легонько погладил меня по затылку: я сидел, повесив голову.

— Вот и не жалей. Ты поступил наилучшим из всех возможных в тех обстоятельствах образом. А что из этого вышло… с этим тебе придется просто жить.

Пусть разными словами, но Тиаки и Рю-сан говорили об одном и том же. Что я сделал свой выбор и должен за него отвечать.

— Ты ведь спас Хасэ. Есть повод для гордости, — улыбнулся Тиаки.

— Может, я бы и порадовался, если бы вы с ним не выглядели такими осунувшимися, — после недолгой паузы заметил я.

Тиаки торопливо помотал головой:

— Это тут ни при чем, я всегда летом худею!

— Как мне смотреть в глаза Каору-сану и Масамунэ-сану…

Тиаки тут же обиженно надулся.

— А их это вообще не касается! И почему ты к ним на «сан», а ко мне просто по фамилии?!

Тиаки принес тетради с пожеланиями.

— Сказал Тасиро с подругами ограничиться записками и самим больницу не оккупировать. А то с ними тебе никакого покоя не будет.

— Это точно.

Мы засмеялись.

Целых три толстых тетради альбомного формата были полны приветов от моих бывших одноклассников и одноклубников, от неразлучной троицы с общеобразовательного отделения — Аски, Маки и Рё, от Асо-сэнсэя и Накагава-сэнсэя, от членов клуба «Эйр-1960» и даже от Камии-сан и Эгами-сан.

— Тасиро всех оббегала.

— Надеюсь, хоть готовиться к экзаменам не забывала…

Все листы были исписаны пожеланиями вроде «Мы ждем твоего возращения!» и «Скорее поправляйся!». Их разбавляли рисунки, фотографии и наклейки из фотокабинок. Между страницами были вложены засушенные цветы. В средней школе я и представить не мог, что у меня будет столько друзей. Как же это здорово…

— Вот уж точно, друзья познаются в беде, — взвесив в руках пухлую тетрадь, хмыкнул Тиаки.

— С вами все равно не сравниться.

— Да уж. У меня бы, наверное… было не меньше пяти десятков тетрадей.

И не стыдно ему?

Аттестат мне обещали вручить в Дзёто после выписки из больницы. Организуют небольшую церемонию в кабинете директора.

— Жаль, что нормально закончить колледж не получилось, — криво усмехнулся я.

— Подумаешь, всего год потеряешь.

Тиаки произнес это так легко, но… как мне быть с университетом? Позаниматься полгода на подготовительных курсах, а в следующем году сдавать вступительные? А мне хватит для этого средств? Или лучше смириться с тем, что мне не судьба получить высшее образование, и искать работу? Но для этого надо сначала сдать профэкзамен на госслужащего… а когда там следующий?

— Я понимаю, тебе сейчас делать нечего, поэтому всякие мысли в голову лезут, но я тебя прошу, Инаба, не спеши, — тихо заговорил Тиаки. — Говори со взрослыми вокруг тебя. Хотя бы со мной. Делись своими мыслями, слушай чужие мнения и постепенно, не торопясь, составляй план своих дальнейших действий. Только не держи все в себе.

— Угу…

В плане плодотворных разговоров лучшего места, чем Особняк нежити, сложно найти. Мои соседи — все незаурядные личности с богатым жизненным опытом. Только он часто настолько уникален, что вряд ли мне в чем-то поможет.

— Все будет хорошо, — сказал я.

Но Тиаки встревоженно нахмурился.

— Ладно, если будет действительно так, но если нет — так прямо об этом и говори, слышишь? Это нормально, если у тебя что-то будет не в порядке.

Его участливый тон заставил мое сердце екнуть.

Как часто мы говорим: «Я в порядке». Как часто мы спрашиваем других: «У тебя все хорошо?». И спохватывается, ведь это звучит так, будто мы отмахиваемся от спросившего, или пугаемся, что наш собеседник решит, будто мы лезем не в свое дело. И все равно, когда человек тебе не безразличен, так хочется, чтобы его волновало, «в порядке» ли ты, и чтобы у него самого было «все хорошо».

Вокруг меня полно людей, которым я могу, не колеблясь, признаться, когда у меня «не все в порядке». Но именно потому, что они у меня есть, с губ срывается уверенное: «Все будет хорошо».

Судьба всегда непредсказуема, никто не в силах ей противостоять. Мы можем лишь принять ее и двигаться дальше.

Но, что бы ни происходило, я всегда верил, что у меня все будет хорошо. У меня есть Хасэ. Есть Тиаки. И соседи по «Котобуки». С их поддержкой мне предстоит еще раз пересмотреть свою жизнь.

— Тиаки… можно спросить?

— О чем?

— Почему вы стали учителем?

Как долго я задавался этим вопросом и гадал, как так могло получиться. Поначалу из чистого любопытства, но сейчас я искренне хотел знать.

Светился белым тюль, пронзаемый лучами летнего солнца. На бледном лице Тиаки виднелась едва заметная тень от кружевного рисунка. Он закрыл глаза, и на нижних веках задрожали тени от ресниц.

— Из-за одной девушки… Ее звали Тихиро. Я тогда был на втором курсе, а она только-только пошла в третий класс старшей школы, — медленно начал свой рассказ Тиаки. — Она была милой, но… просто эталонной хулиганкой. Ругалась с родителями, прогуливала школу, ошивалась с плохой компанией, до приводов в полицию доходило. Когда ее родителей вызывали в школу, она только смеялась. Такие подростки, как она, раз начав творить глупости, сами уже не могут остановиться…

Взгляд Тиаки был устремлен куда-то вдаль. В спрятанные глубоко в сердце воспоминания.

— Впервые я увидел Тихиро ночью в парке. Она там занималась сексом с двумя парнями. Я-то подумал, что ее насилуют, бросился на них, вырубил, а мне как выдала: «Кто тебя просил? Весь кайф обломал!».

Вот только, несмотря на сердитый тон, она плакала и дрожала всем телом. В ту пору Тихиро уже стала членом по-настоящему опасной банды, и как бы ни хотела ее покинуть, ей никто бы не позволил.

— Но я же не мать Тереза, взваливать на себя проблемы какой-то оторвы не собирался. В общем, я написал маркером на роже одного из парней «Ваша девка у меня» и проводил Тихиро до дома.

Тиаки сделал это для того, чтобы Тихиро потом не винили. Понимая, что его слова скорее всего уйдут в пустоту, он все равно прочел ей лекцию на тему «Ты должна больше себя уважать» и объяснил, как его найти в случае чего.

Но к его удивлению Тихиро пришла с ним повидаться. В первое время она вела себя вызывающе и высокомерно и все его советы встречала в штыки.

— Но это было как раз ожидаемо, — усмехнулся он.

Никакой трудный подросток не станет вдруг милым и пушистым. Тихиро пришла за помощью, но признавать, что ей на самом деле нужна была помощь, не желала.

— Такая вся из себя напыщенная и самостоятельная, как любой подросток, — смех да и только.

Тиаки высказал все, что думает насчет ее образа жизни, Тихиро в ответ разоралась, и закончилось это громогласной перепалкой. Но затем она опять пришла к Тиаки. Так повторилось несколько раз. И наконец Тихиро поделилась с ним своей болью и переживаниями.

— Сколько она себя помнила, ее родители постоянно ссорились. Тихиро страдала из-за этого, у нее развилась куча комплексов, друзей не было, и в итоге она сорвалась. Классическая история большинства трудных подростков, вот только они искренне считают, что несчастней их нет никого на всей земле.

Постепенно Тихиро открыла Тиаки свое сердце.

— Но она была еще ребенком, а у ребенка, пусть даже он понимает, что пора валить из дурной компании, не всегда хватает силы духа это сделать… Колеблется до последнего.

Тиаки в поисках Тихиро отправился в место, где зависала банда, и там его взяли в кольцо.

— То есть… все ваши шрамы… это?..

Во время школьной поездки, когда я помогал Тиаки принять ванну, я увидел на его теле бесчисленные следы от старых ран.

Он кивнул.

— Осталось с того раза. Отметелили так, что два месяца ушло на полное восстановление, — беззаботно улыбнулся Тиаки.

Это совсем не смешно! Они же вас линчевали!

— Но… друзья пришли на помощь.

Тиаки отвлек бандитов, и Тихиро удалось сбежать. Тиаки приказал ей спрятаться, но она вместо этого бросилась к его друзьям.

Она была не настолько безнадежной тупицей, чтобы продолжать водиться с теми, кто едва не забил до смерти человека, рисковавшего ради нее жизнью. Тихиро порвала с бандитами (а тех всех арестовали) и оставшиеся полгода школы не вылезала из учебников, благодаря чему смогла поступить в университет. У нее появилась мечта — стать учителем. В этом начинании ее активно поддерживал Масамунэ-сан.

— Это случилось весной… Цветы подернулись изморозью, такой холодный выдался день…

Сдавшая экзамен на педагогическую профпригодность и только-только устроившаяся работать в среднюю школу Тихиро погибла в автомобильной аварии.

В машину Тихиро въехал автомобиль, водитель которого был пьян, и ее на большой скорости занесло на тротуар. А там как раз шли дети, возвращающиеся из начальной школы. Тихиро вывернула руль, и ее машина врезалась в фонарный столб. Учитывая скорость машины и расстояние до тротуара, это было чудо, что никто из школьников не пострадал.

Но для Тихиро это чудо обернулось смертью. Ее машину буквально смяло, а ее саму разорвало на куски. Ее смогли опознать лишь по кольцу на оторвавшейся правой руке. То был подарок Масамунэ-сана.

— Тихиро была одинока. До знакомства со мной и Масамунэ у нее не было никого, кого она могла назвать другом. Никому не было до нее дела. Окружающие либо видели в ней помеху, либо использовали ее в своих целях. Ни родители, ни учителя, никто ее не слушал. Она рассказывала, что ее даже никто никогда не ругал. Я стал первым.

«Эх, был бы среди моих учителей в средней или старшей школе кто-нибудь, похожий на тебя… Мне даже не нужны были советы, просто хотелось, чтобы меня выслушали», — часто повторяла Тихиро, и эти слова после ее смерти продолжили звучать в сердце Тиаки.

Просто выслушать. Уже одного этого порой достаточно, чтобы спасти человека.

Тихиро вытащили из того ада, в котором она находилась, и она устремилась к своей мечте… но ей было не суждено сбыться.

— И я подумал… пусть это станет и моей мечтой тоже.

Вот уж точно: никто не знает, какие зигзаги выпишет наша дорога жизни, и что нас будет на ней подстерегать.

— Но… мы должны следовать ей, во что бы то ни стало. Смотря только вперед, с высоко поднятой головой… Пусть мы не знаем, куда она нас приведет, но пока мы продолжаем шагать, мы обязательно дойдем.

— Куда?..

Тиаки широко улыбнулся.

— Куда нам предназначено. Разве не романтично?

Это долгая, скрытая в беспросветном тумане дорога.

Но мы должны держаться ее, веря в то лучшее, что нас ожидает в конце.