1
  1. Ранобэ
  2. Изысканная жизнь в Особняке нежити
  3. Изысканная жизнь в Особняке нежити 5

Прыгаю, смотря на полную луну

*

С началом практик под водопадом кое-что изменилось.

Раньше я читал мантру с листа, стоя в надувном бассейне, теперь же распевал ее вместе с Акинэ-тян под мощными струями без всяких подсказок (как и говорила Акинэ-тян, я сам не заметил, как ее выучил).

Отныне мое «духовное зрение» стало намного четче.

«Островок» другого измерения, где находится водопад, представляет собой круг из высоких скальных стен, между которыми виднеется кусочек неба. Иногда оно ясно, иногда идет дождь. А иногда в нем можно наблюдать разные образы — радугу, лучи света, прозрачную… птицу? Один раз по нему пронесся табун облачных лошадей. А в другой — пролетел, то ли на облаке, то ли сам по себе, какой-то человек самой обычной наружности, никаких тебе колдовских мантий или посохов, в простом черном пальто.

И хотя все это происходит высоко-высоко в небе, я вижу это буквально прямо у себя перед глазами, хотя они как раз плотно закрыты. Или нет, точнее будет сказать, я ощущаю эти образы очень близко от себя. Удивительное чувство.


Это случилось субботним утром.

Небо над водопадом было голубым и прозрачным.

Начав читать сутру, я вдруг ощутил наверху некое присутствие и поднял взгляд… разумеется, «внутренний», просто это состояние уже стало таким привычным, что я перестал обращать на него внимание.

В небе протянулась разноцветная облачная «дорога», по которой весело маршировали несколько десятков белых зайцев с охапками травы, «столиками» для подношений, бутылками саке и прочим в лапах.


— А-а, Юси-кун, ты тоже их видел? — улыбнулась Акинэ-тян, когда я рассказал ей об этом после практики. — Сегодня же полнолуние.

— Тогда понятно!

Хотя на самом деле я просто вспомнил историю про живущего на луне зайца.


— Во многих культурах есть легенды про зайцев на луне. Потому, что и полнолуние, и зайцы символизируют плодородие. Особенно это касается Европы, — пояснил начитанный Поэт. — А китайцы, например, объясняют это иероглифами. Будто бы в Древнем Китае считалось, что на луне живет моллюск* … Из-за формы раковины, видимо. Но со временем иероглиф моллюска менялся, менялся, пока не превратился в иероглиф зайца*.

— Ого…

— В Индии есть божество Гэцуто — Лунный заяц. А буддизм учит, что в последней своей реинкарнации Будда был зайцем, — подхватила Акинэ-тян, еще один большой специалист в мифах и религиях. Что неудивительно: подобные знания наверняка пригодятся будущим экстрасенсам.

— Луна часто олицетворяет бессмертие, — продолжил Поэт. — В индийской мифологии божество Сома-Луна владеет амритой — напитком богом, дарующим бессмертие, в рассказе о принцессе Кагуя тоже упоминается эликсир жизни. Луна из-за своих сменяющих друг друга фаз ассоциировалась с бесконечным циклом смерти и возрождения, для древних людей она была страной, где обитают боги-вечножители.

Слушать интересные истории в прохладной гостиной после вкусного завтрака… Какая роскошь.

Вдруг со стороны прихожей раздался перестук и скрип, как от старой тележки в исторических фильмах.

— Ага, уже доставили! — вскочила Акинэ-тян.

Я, ведомый любопытством, пошел за ней.

Вся прихожая была аккуратно заставлена гостинцами. В большой плетеной корзине серебристо поблескивали щуки!

— Ух ты! Это щука?! Никогда таких огромных не видел!

— Смотри, какая упругая! Ох, какая из нее вкуснятина получится!

Рядом были выстроены такие же корзины с горами груш и разных грибов, а еще риса, каштанов и красных бобов.

— Иссики-сан, смотрите! Какая щука! Я не знал, что щуки бывают такие красивые! — я с трудом поднял одну их этих огроменных рыбин.

— О-о, ну, ее точно на жарку! Жареная щука с рисом под саке… Настоящая японская осень! — обрадовался Поэт.

Рядом с ним в предвкушении потирала белоснежные пальцы Рурико-сан. Ей явно не терпелось заняться этими первоклассными продуктами.

— Ну что, начнем готовиться к цукими, — заявил Поэт.

— А что, к нему надо готовиться? — удивился я.

— Еще бы! Лепить моти в благодарность Лунному зайцу!

— Хотите сказать… Этот рис для моти? — догадался я.

И красные бобы, получается, тоже. Никогда не готовил моти. Если подумать… я и в цукими никогда не принимал участия.

Мы с Поэтом отправились в чулан и вынесли во двор ступу и деревянный молоток.

— Обычно этим Фукасэ занимается, но неясно, вернется он сегодня или нет. Так что в этом году мотицуки на тебе, Юси-кун!

— Я… Я постараюсь!

У меня бешено заколотилось сердце. Первые в жизни мотицуки!


Их кухни потянуло вкусными запахами. Даси, соевый соус, мирин, насыщенный аромат жареной рыбы… Только успевай слюнки сглатывать.

— Значит, договорились, Рурико-сан? Помощники скоро будут, — вышла из кухни Акинэ-тян.

— В чем дело? — спросил я.

— Да так, подумала, почему бы «проемом» не воспользоваться, раз такое дело!

Я недоуменно на нее уставился.

— Мы устраивали цукими на веранде, но в этом году у нас же появился «проем» в ванной. Вот я и решила попросить Домовладельца перенести любование луной туда.

— Перенести… А это возможно?! — растерялся я.

— Заодно и гостей позвать, чем больше народу, тем веселее, — добавила Акинэ-тян.

— А вот это хорошая идея. Кого позовешь?

— Пациентов Цукиноки. А то у них поводов для радости немного.

— А… но… под «пациентами» ты имеешь в виду?.. — осторожно начал я, но Акинэ-тян легкомысленно улыбнулась.

— Не бойся! Никого такого особенного не будет.

Больница Цукиноки — действующая городская больница, но у нее есть особое отделение, куда принимают на лечение нежить с физическими или психологическими травмами.

Четырехэтажная бетонная постройка, официальное число коек — сорок штук (на деле же их в разы больше). Есть как терапевтическое, так и неврологическое отделения. Старое и мрачное здание, известное среди местных как «больница призраков», куда обычные люди ни за что не пойдут.

Пациенты Цукиноки — одинокие старики и бездомные. Либо приходят сами, либо их переводят туда из других больниц, где не хотят тратить время и деньги на тех, на кого их уходит больше всего. Почти все они там умирают. Отсюда и курсирующий по району слух, что «оказавшись в Цукиноки, живым оттуда уже не уйдешь», из-за которого местные обходят больницу стороной.

— Хотя для нас это даже в плюс. Мы все-таки специализируемся на нежити, — улыбается Акинэ-тян.

Но о людях-пациентах в Цукиноки тоже тщательно заботятся. Врачи и весь медперсонал этой больницы днем и ночью ухаживают за больными, вне зависимости от их диагноза и прошлого. Все сотрудники Цукиноки — это либо экстрасенсы, либо «не-люди». Даже если посмотреть на простую практикантку Акинэ-тян, можно себе представить, какая это тяжелая работа, как физически, так и психологически.

Несчастных и одиноких стариков отправляют в «больницу смерти», и там они неожиданно для себя находят человеческое тепло и умиротворение. Окруженные бесплатными (отдельный вопрос, откуда у больницы средства) заботой и вниманием, они встречают свой счастливый конец.

Кто-то из них догадывается, что эта больница не совсем обычная, но особого внимания на странных существ в коридорах они не обращают.

— Что уж на старости лет-то удивляться, — улыбаются они.

— По сравнению с теми ужасными людьми, что мне встречались, здешние — сущие ангелы. А кто они, что они — какое это имеет значение? — добавляют они с легкой грустью в глазах.

— Среди них много тех, кто постоянно переезжал от одних родственников к другим, из одной больницы в другую. Над кем-то даже издевались, физически и морально, — звенящим от печали голосом поясняет Акинэ-тян.

В этом необычном месте одинокие, никому не нужные люди обретают покой благодаря заботе потусторонних созданий. Вопреки пережитым ими несчастьям и лишениям от рук таких же, как они, людей. Как-то обидно, конечно, что мы, люди, в данном случае выступаем этакими злодеями. Хотя нельзя забывать, что обстоятельства у всех разные.

— Пожилые это понимают, поэтому принимают свою судьбу такой, какая она есть. Не кричат, что не хотят умирать в таком странном месте, а искренне благодарят. В этом проявляется их мудрость и многолетний опыт, — вздыхает Поэт, и от его слов сердце щемит. — Любая жестокость порождается совокупностью самых разных обстоятельств, непреодолимых преград, человеческих слабостей и обид. Наблюдать за страданиями других, испытывать их самому — тяжело и больно, но такова уж жизнь многих.

С виду больница Цукиноки старая и мрачная, но внутри этой четырехэтажной бетонной постройки скрывается просторный внутренний двор с лужайками и высокими деревьями, где живут подобранные персоналом собаки и кошки.

— В хорошую погоду все — и медики, и пациенты — выходят туда погреться на солнышке, неторопливо, с удовольствием покурить, поиграть с собаками и кошками. Все вместе — и люди, и нежить. Все одинаково радуются, что выпал шанс подышать свежим воздухом.

Таким образом, несмотря на прошлые несчастья, многие души под конец своего жизненного пути обретают мир и покой и оказываются спасенными.

— Разумеется, с такой бригадой могущественных специалистов все души после смерти в обязательном порядке отправляются на Небеса. Вот тела их, да, находят подчас самое разное применение…

— А-а, я так и знал!..

Предчувствуя пугающее продолжение, предпочту на этом закончить разговор. Да и время обеда подошло.


— Щука!

— Щука, щука!

На огромных блюдах исходили паром жареные мясистые кусочки рыбы, поблескивало фигурно разложенное сашими и возвышалась гора из охлажденного рубленого фарша из щуки с приправами и луком.

— О, внутренности! Умница, Рури-Рури!

Перед Поэтом поставили небольшую глубокую тарелку с желтовато-коричневыми рыбными внутренностями. На вкус горькие, но если добавить саке и соевого соуса, они, говорят, становятся первоклассной закуской.

— И что же нам такое вскрыть, — довольно замурлыкал себе под нос Поэт, выбирая из стоящих перед ним стройным рядом бутылок с саке.

Здесь, в особняке, меня научили правильно есть жареную целиком рыбу. Сначала ее нужно вертикально «поставить» и легонько постучать палочками по хребту. Затем проткнуть палочкой в районе спины насквозь — и пожалуйста! — мясо легко отделяется от костей. Остается только, придерживая за голову, потянуть, и можно наслаждаться целым филе без косточек.

Я с наслаждением забросил в рот кусочек щуки, обмакнув его перед этим в «кашицу» из дайкона и сбрызнув померанцевым соком. Поджаренная кожа аппетитно хрустит, еще горячее нежнейшее филе слегка обжигает язык. Жестковатый, но на удивление сладкий дайкон дополняет вкус просто идеально.

Следом пробую сашими, которое, естественно, тоже оказывается умопомрачительно вкусным.

— Пальчики оближешь!

— Как хорошо, что мы японцы! — добавил Поэт, и мы все, не отрываясь от еды, засмеялись.

— Сашими такие мягкие! Жирненькие!

— Каждому блюду — свой сезон! Иначе не прочувствуешь весь его вкус!

На гарнир был рис с шимедзи, слегка присыпанный имбирной соломкой, на закуску — вареный хампэн с криптотенией в небольшой плошке. Завершал обед густой от большого количества овощей и натто мисо-суп. На десерт предлагались охлажденные груши. А-ах… Осень, что тут еще скажешь?


Мы еще не закончили наслаждаться осенними дарами, когда из сада послышалось громкое шуршание.

— Ага, а вот и помощь подоспела!

Я вышел вслед за Акинэ-тян в сад и увидел там целую группу «помощников»: кто устанавливал пароварку, кто суетился вокруг огромной кастрюли, а кто чистил овощи.

Сами помощники были все не больше метра ростом и напоминали укутанные в кимоно черные яйца с коротенькими ножками-ручками — сразу видно, родичи Домовладельца.

Руководила этим отрядом «черных поварят» лично Рурико-сан.

— Столько всего нужно приготовить, и на ужин, и моти, — обозревая оживленный сад, довольно покивала Акинэ-тян.

Рурико-сан в ответ помахала белой рукой, как бы говоря: «Все будет!».

— Кстати, Фудзиюки-сэнсэй сегодня тоже придет!

— О, тот самый знаменитый врач нежити? — встрепенулся я. — Не терпится с ним познакомиться!

Сам я с ним лично еще не встречался, но видел в деле его сикигами, которого было не отличить от человека. От одного воспоминания дрожь берет. Не знай я правду, точно бы решил тогда, что передо мной самая настоящая Тасиро.

Тем временем рис для моти сварился, пора приступать к мотицуки.

— Сначала мягко примни, — подсказал Поэт.

«Пригладив» деревянным молотком насыпанный в ступу рис, я начал, собственно, толочь его… Да уж, скажу я вам, тот еще тяжелый труд. Мы далеко не сразу нашли с Поэтом, бросающим в ступу новые горсти риса, удобный для обоих ритм. И поясницу в какой-то момент стало нещадно ломить.

— Ты неправильно спину держишь, Юси-кун!

— Что?.. Спину неправильно держу?!

— На подработке ты за тяжелые коробки ведь тоже наобум не хватаешься!

— А… В этом смысле… Хм…

В конце концов я как-то приноровился, но к тому моменту успел уже весь рис перетолочь.

— Ну вот, а я только вошел во вкус! — обливаясь потом, пропыхтел я.

Акинэ-тян хлопнула меня по плечу.

— Вот и отлично! Это только начало!

— А? — ужаснулся я.

Подоспели свежие порции вареного риса.

— Ну, удачи, Юси-кун. А я в больницу!

— Но… Я… Что?!

Я в шоке уставился ей вслед и ощутил новый хлопок — на этот раз от Поэта.

— Давай, Юси-кун, некогда прохлаждаться!

И я еще когда-то ныл из-за тяжести практик под водопадом!

«Кто-нибудь! Пожалуйста, вернитесь скорее! Акира-сан! Сато-сан!» — мысленно взывал я все то невыносимо долгое время, что без остановки толок рис.

— Молодец, Юси-кун! Отличная работа, — скупо похвалил меня Поэт, когда эта физическая пытка наконец подошла к концу.

Сам я валялся рядом со ступой. Руки, плечи, спину, ноги свело судорогой, не пошевелиться!

— Умираю… — простонал я.

Тут мне в лицо заглянул Буся.

— О, Буся…

Малыш секунду задумчиво меня рассматривал, а затем ловко пихнул мне в рот кулачок с зажатым в нем чем-то черным.

— Угху!

Это оказался моти, покрытый сверху сладкой бобовой пастой. Причем такой вкусный, что я немедленно вскочил (кажется, подобное со мной уже бывало).

— Вкуснятина! Никогда такого не ел!

Упругая, тянущаяся, но при этом мягкая консистенция моти и слегка подсоленная для усиления сладости паста — потрясающее сочетание! И такое вкусное, что всю мою усталость как рукой сняло!

«Помощники» своими маленькими умелыми ручками ловко лепили шарики моти, покрывали их бобовой или каштановой пастой и складывали аккуратными горками для предстоящего цукими. В огромной кастрюле аппетитно булькал суп. Поэт, облизнувшись, пояснил:

— С лососем, грибами и клубнями таро. Я, только когда они мне это сказали, вспомнил, что на цукими можно есть таро.

— Я не знал.

— На цукими традиционно едят все белое и круглое, как сама луна. Клубни таро как раз подходят.

— Вот оно что.

— Ладно, Юси-кун, беги в ванну, смой усталость.

— Уже!

— Но смотри, не усни там. Бусенок, иди с ним. Если мама вдруг заснет, ты уж ее разбуди.

— Я ему не мама!

— Кстати говоря, а что там с папой?

— Хасэ сейчас с классом в Европе… Стойте, какой еще папа?!

— Жалко, жалко. Не полюбуемся луной все вместе.

Я кивнул.

— Это точно, жалко… Он наверняка сам бы предпочел быть здесь, а не там.


— Сегодня здесь как-то особенно шумно, — заметил появившийся из воздуха на моем столе Фул, когда я зашел к себе взять во что переодеться после ванны.

— Готовимся к вечеринке по случаю цукими.

— О-о! Замечательно! Во всем мире издавна практикуются ритуалы поклонения Луне. И в магии она имеет большое значение. В полнолуние духовная энергия возрастает, поэтому, господин, постарайтесь сегодня ночью как следует искупаться в лунном свете.

— Угум.

— Рост ваших сил есть и наш рост…

— Ну конечно!

— Простите?

— Зачем я сам лупил по рису, надо было приказать всемогущему Джинну! А-а, я идиот! Блин! — схватился я за голову.

Фул холодно хмыкнул:

— Интересная мысль. Хотя достойна ли она мага — тот еще вопрос.


Расслабившись и восстановив силы в термальном источнике, я ощутил жуткий голод. До обморока. Все-таки мой организм очень просто устроен.

В подступающих вечерних сумраках «помощники» начали спускать в подвал готовые угощения.

— Ну, пора и нам, — засобирался Поэт, подхватывая сразу пять бутылок с саке.

Я, не менее загруженный, двинулся за ним, и тут…

— Я… Я вернулся…

В прихожую, шатаясь, прошаркал Букинист. С виду — не внушающий доверия уличный художник непонятно какой национальности, на деле же — путешествующий по всему миру собиратель редких книг. Еще он мой сэмпай — тоже книжник, мастер магической книги «Семь мудрецов».

— Букинист?! А я-то гадал, куда ты вдруг исчез! Где был? Ой, фу, да от тебя несет!

Привычные джинсы и джинсовая рубашка все в грязи, волосы всклокочены, щетина в разы длиннее обычного. Жуть какой вид!

— В Индии, по одному срочному делу… Дайте что-нибудь поесть…

— Ты вовремя! Сегодня вечеринка по случаю цукими.

— Ага, так я и думал. Слава богу, успел…

Я вопросительно на него посмотрел.

— Но для начала сходи-ка в ванну. А то ты в таком состоянии…

— Стыдно признавать, но на это у меня уже сил не осталось.

И Букинист растянулся прямо в прихожей.

— Ну что ж, давай, Юси-кун, отнеси его в ванную.

Серьезно?! Вот вам и шанс поквитаться!

— Положитесь на меня! Искупаю в лучшем виде!

Идея «вернуть должок» — так-то это Букинист меня регулярно на руках в ванну относил — меня немало вдохновила, но я быстро осознал свою ошибку. Когда я уже запомню, что с моими соседями по Особняку нежити нужно всегда держать ухо востро!

— Ой, здорово! Смотри, вымой хорошенько! — бросился ко мне с объятиями Букинист и повалил меня на пол.

— А-а!

— Ох… Юси-кун, от тебя мылом пахнет!

— Вы же тяжелый! Ай, не тритесь, щетина же колет!.. Кхе-кхе! Что это за вонь?! Вы где и чем занимались?!


Увидев в стене пещеры с термальным источником большую дыру, а за ней — водопад, Букинист в голос расхохотался.

Сегодня в скалах, окружающих водопад, была «пробита» еще одна дыра, за которой простиралось огромное поле травы.

— Ух ты… Ничего себе! Как красиво!

В темно-синем небе висел гигантский лунный диск.

В его ярком молочном свете колосья трав казались отлитыми из серебра. Фантастический, точно сошедший с картины пейзаж.

Посреди поля черные бонзы готовили «поляну» к предстоящей вечеринке.

На столиках для подношений они выстраивали бутылочки с саке, раскладывали горками данго и овощи и украшали все это осенними цветами. Столы, застеленные красно-оранжевыми скатертями, ломились от угощений. Между блюдами лежали неочищенные каштаны и желуди — символы осени. Вся посуда, от тарелок до плошек, была с изображениями зайцев. От стоящей на огне большой кастрюли доносился аппетитный аромат.

— Потрясающе!.. Просто идеально! — восторженно выдохнул Поэт.

В который раз уже хочется снять шляпу перед Рурико-сан: с какой ответственностью она подходит не только к готовке, но и к сервировке своих кушаний.

Тут откуда ни возьмись подкатили три фургона. Из одного из них выпрыгнула Акинэ-тян.

— А вот и гости из Цукиноки!

За ней из фургонов вышли несколько медработников в белых халатах, забинтованный с ног до головы напоминающий мумию мужчина, какой-то ненормально волосатый субъект, человек в солнечных очках, несмотря на ночь — в общем, целая группа весьма подозрительных личностей, лишь на первый взгляд выглядящих, как люди. Но среди них были и самые обычные старики и старушки. И все улыбались, весело переговаривались. А увидев накрытую «поляну», не сдержали радостных возгласов.

— Большое спасибо за приглашение. Потрясающее место для праздника луны, — протянул Поэту руку худощавый благородного вида мужчина лет пятидесяти.

— Здравствуйте, Фудзиюки-сэнсэй, давно не виделись! — ответил на рукопожатие Поэт.

— Фудзиюки-сэнсэй… экстрасенс, — я во все глаза уставился на главу отделения нежити больницы Цукиноки.

Я ожидал увидеть этакого монаха с потусторонним взглядом, но в действительности Фудзиюки-сэнсэй напоминал скорее ученого. Солидный и многоопытный врач до мозга костей.

— Юси-кун, это Фудзиюки-сэнсэй, — представила нас Акинэ-тян.

— Приятно познакомиться.

— Здравствуйте, я Юси Инаба. Очень рад с вами познакомиться!

Фудзиюки-сэнсэй изящно прищурился.

— Это ты тот самый книжник?

— Юси-кун — большой молодец, так старается! — поддержала меня Акинэ-тян.

— Замечательно.

Мне кажется, или он меня совсем за ребенка держит?

— Привет, Фудзиюки-сэнсэй, сто лет, сто зим!

— О-о, Букинист, ты ли это?

И этот человек рисует печати и создает сикигами? Невозможно представить.


Любуясь яркой, прямо как полуденное солнце, круглой луной, мы наслаждались приготовленными угощениями.

По залитому белым светом бескрайнему морю травы гулял холодный ветерок, но ему отлично противостоял согревающий все тело рыбно-грибной суп с мягким вкусом.

— Эти суши с щукой великолепны! — похвалил страшно довольный Фудзиюки-сэнсэй за очередной рюмкой в компании Поэта и Букиниста.

Как ни смотри, перед тобой самый обычный врач (еще и в белом халате).

Его пациенты тоже за обе щеки уписывали суши и данго.

— Ах, как чудесно.

— Луна такая красивая!

— Потрясающе. Эти моти невероятно вкусные!

— Господа, на спиртное особо не налегайте!

— Это все ваши нынешние пациенты? — спросил я у Акинэ-тян.

— Нет. Кое-кто не транспортабелен. Есть и такие, кто прикован к постели. Для них сегодня организовали цукими во дворе больницы.

— Повезло, что я отвечаю за эту группу. Вот уж не думал, что здесь таким вкусным саке угостят, — заметил кто-то из медперсонала, и все засмеялись.

На вид самый обычный молодой медбрат, но, получается, он тоже экстрасенс? Или вообще не человек? Удивительно это все-таки. Подумать только, в мире существует больница для нежити, и там работают люди и получают за это зарплату…

— Ой, какой миленький малыш, — вздохнула при виде всего перемазанного в бобовой пасте Буси старушка, судя по всему, человек.

— Буся, ну ты даешь…

Я вытер ему ладошки и лицо влажным полотенцем.

— Ты сколько данго съел? Живот заболит!

Старушка с улыбкой за нами наблюдала.

— Твой малыш?

— Что?.. А, нет!

Сидящая напротив Акинэ-тян прыснула в кулак.

— Такой миленький.

— Угу…

В глазах смотрящей на Бусю старушки заблестели слезы.

— Вы в порядке?

— Да… Так. Вспомнилось кое-что.

Старушка погладила Бусю по голове тонкой, точно сухая ветка, рукой.

— Роди я хотя бы одного такого миленького малыша… И жизнь бы наверняка по-другому сложилась.

Я внезапно вспомнил, что пациентами Цукиноки были одинокие люди. За плечами этих умиротворенных стариков были тяжелые и печальные судьбы.

Буся подошел к старушке. Та на секунду удивленно распахнула глаза, а затем медленно и осторожно обняла его, словно великое сокровище.

— Я так злилась на Господа, что не дал мне детей. Из-за этого меня оставил муж, в родном доме тоже не приняли. Одинокая, жалкая жизнь.

Из глаз старушки покатились крупные слезы. Но они были даже по-своему красивы. Точно жемчужины.

— Но под конец мне выпало столько радости. Столько внимания, да еще такое чудесное цукими…

Старушка подняла голову и посмотрела на меня. У нее было доброе и спокойное выражение, как у бодхисатв. Она взяла меня за руку.

— Спасибо.

— Нет, что вы…

— Спасибо вам всем, — продолжая крепко держать мою руку, старушка склонила голову, обращаясь ко всем присутствующим. — Все мы когда-нибудь умрем. Так пусть мы умрем счастливыми. Спасибо, что научили меня этому. Теперь даже я смогу упокоиться с миром.

— А!..

Тело старушки вдруг словно начало растворяться, а ее очертания мягко засветились.

— Спасибо вам за все, дорогие врачи.

— До встречи где-нибудь в другой жизни, — поднял рюмку с саке Фудзиюки-сэнсэй.

— Прощайте, — Акинэ-тян, медсестры и медбратья помахали ей.

Старушка, улыбаясь, покивала. Исходящий от ее тела свет усилился, и вдруг она обратилась в светящийся шар, который стал подниматься в небо, пока не исчез.

Я ошеломленно смотрел вверх, Буся тоже выглядел растерянным.

— Ох уж эта Хацу-сан, нетерпеливая какая!

— Ну, пора и нам честь знать.

Люди-пациенты один за другим поднялись.

— Все, отправляетесь?

— Спасибо вам за все.

— Перерождайтесь и возвращайтесь.

— Надеюсь, следующая жизнь будет полегче.

Люди прощались со знакомыми среди нежити, благодарили медперсонал и, превратившись в точно такие же световые шары, исчезали в небе.

— Так это были призраки?

— Души тех, что умерли сегодня. Хорошо, что удалось напоследок их порадовать!

Над нами висел таинственный лунный диск.

Души стариков растворились в ночном небе, отправившись в последний путь, в страну бессмертных богов.

— Значит, Небеса — они все-таки наверху?

Если ты будешь так считать, так оно и будет. Точно так же, как если будешь видеть в тенях луны зайца.

Вот оно что.

Души стариков отправились на Небо, потому что поверили, что это возможно.

Как здорово.

  1. Название главы — строчка из детской песенки про зайца, что прыгает, смотря на полную луну.
  2. 蛤.
  3. 兎.