Итак. Все классы готовились к Культурному фестивалю.

Хоть в Дзёто и есть общеобразовательное направление, но все же это бизнес-колледж, поэтому всякого рода «кафе» и «прилавков» всегда очень много. Часто организуют «магазины», «рынки» и прочие места продаж, привлекательные для гостей своими низкими ценами. И, конечно, обязательно найдутся «уголки загадок», «игровые центры» и прочие стандартные для любого школьного фестиваля развлечения.

— Ну что… — сладко зевнув, обратился к старосте классный руководитель нашего 2-В класса, Наоми Тиаки. — Определитесь сегодня, что будете готовить на фестиваль.

Староста и заместитель вышли вперед, к доске.

Тиаки же отправился на галёрку, что прямо позади нас с Тасиро, вытянулся на шкафчиках и выдохнул вполголоса: «Так-то лучше…», преспокойно положив голову и ноги на лежащие там портфели и спортивные сумки (оставленные преимущественно парнями, хотя для этого как раз шкафчики и поставлены). Практически сразу послышалось тихое посапывание.

— Эй.

— Тиаки-тян, устали?

По классу разнеслось приглушенное хихиканье.

— Во дает!

— А-а-а, моя сменка для дзюдо у него под ногами…

— Кхм! Есть у кого предложения, что будем готовить на фестиваль?

Несмотря на фактическое неучастие классного руководителя, классный час шел своим чередом. Староста у нас умница.

«В это время учителям не продохнуть. А у Тиаки еще и консультации».

На подбородке Тиаки темнела щетина, отчетливо заметная на фоне бледного, какого-то нездорового лица.

Перед Культурным фестивалем вся школа охвачена предпраздничным настроением. И на волне этого радостного волнения у многих хулиганов отказывают тормоза. Количество звонков с сообщениями о драках резко увеличивается, идиотов, заловленных в школе с сигаретой или нюхающими растворитель, становится в разы больше. Учителям нельзя терять бдительность ни на минуту.

— Но, ты знаешь, в этом году проблемных ребят намного меньше, чем в прошлом, — шепнула мне Тасиро.

— Думаешь, Тиаки держит их в узде?

— Похоже на то. Он ведь буквально с первых дней подружился с теми, от кого больше всего ожидали проблем.

— Тогда понятно.

Даже отпетые хулиганы лишний раз подумают, стоит ли безобразие того, чтобы подводить Тиаки. Вот это я понимаю, войти в доверие.

— Он такой миленький, когда спит! — Тасиро достала мобильный.

— Эй, стой! — попытался я ее остановить, но она уже щелкнула камерой.

Тиаки немедленно открыл глаза.

— Ой.

— Приносить мобильные телефоны в школу запрещено, — сонно отчеканил Тиаки, указав на мобильный в руках Тасиро.

— Хе-хе, — та слегка побледнела.

Это была правда. Согласно постановлению сверхстрогого префектурного комитета по воспитанию приносить мобильные телефоны во все школы — начальные, средние и старшие — категорически запрещалось.

Совершенно дурацкое решение. Много вы найдете среди нынешних старшеклассников тех, у кого нет мобильников? На деле все их без задней мысли приносят. Нет, если копающегося в мобильнике ученика застукают, телефон изымут, но вернут после уроков без долгих разговоров. А на переменах многие учителя вообще не заморачиваются.

Так что де-юре постановление есть, но де-факто оно не работает. Идиотизм чистой воды. Даже я так считаю, хоть у меня самого и нет мобильника. И выступающие с оторванными от реальности пламенными речами представители комитета, и делающее вид, что следует их указаниям, руководство Дзёто — и те и те ведут себя глупо. По крайней мере, хотя бы учителя это понимают. Так и Тиаки закрыл глаза на мобильный Тасиро.

«Он вообще не из тех, кто тупо следует всем правилам», — подумал я, глядя на спящее лицо Тиаки.

Щелк!

Я резко повернулся и увидел направленный на меня мобильный Тасиро.

— Назову это «Старшеклассник одаряет пылким взглядом классного руководителя». Ого, прямо как в описании к порно! Жаль только, что классный руководитель не женщина, — фыркнула она.

— Ах ты… Ну все, ты нарвалась. Давай сюда мобильник, я лично его у тебя изыму!

— Спасите!

— Задний ряд, можно потише?!

В конце концов решили, что наш класс организует тир.

В начале октября на еще одном классном часе определили участников на состязаний предстоящего Спортивного фестиваля, что предшествует Культурному (меня записали на прыжки в высоту). Ни о какой осенней хандре не могло быть и речи.

— А, Инаба-кун, — позвала меня Аоки, стоящая в коридоре в окружении группы девушек. — Я сейчас, — сказала она им, и те кивнули и встали рядком в ожидании ее возвращения.

Аоки, понизив голос, обратилась ко мне:

— Я знаю о твоих семейных обстоятельствах. Тебе так нелегко пришлось!

— Э-эм… Спасибо.

— Я вижу, как ты стараешься. Уверена, твои родители очень тобой гордятся, — наградила она меня до приторности доброй улыбкой.

Я невольно усмехнулся.

Не спорю, мне пришлось несладко и я правда стараюсь, но кто ты такая и что ты обо мне знаешь, чтобы с такой уверенностью об этом говорить?

— Я не твой классный руководитель, но ты занимаешься в клубе английского, поэтому знай, ты всегда можешь прийти ко мне за советом. Я обязательно тебя выслушаю.

— Угу… Большое спасибо.

— Помни, трудности не у тебя одного. Много людей борется с несчастьями, и ты не одинок в этой борьбе. Вместе мы со всем справимся!

Аоки удовлетворенно кивнула и вернулась к терпеливо ждущим ее, точно щенки хозяина, девушкам.

«Трудности не у тебя одного. Ты не одинок в этой борьбе».

Так-то это так, и в качестве чистого философствования сойдет, но говорить такое в лицо кому-то? И вообще, я что, жаловался тебе на трудности или одиночество?

От одного воспоминания об улыбающемся лице Аоки меня накрыло страшное раздражение.

— Инаба, ты только послушай!

Когда я на перемене читал книгу в классе, ко мне подошли три «трещотки» — Тасиро, Сакураба и Какиути.

— Чего?

— Представляешь, стоим мы в коридоре, болтаем с Тиаки-тян, а тут подходит к нам Аоки-сэнсэй…

Три подружки заловили Тиаки рядом с учительской и насели на него с глупым трепом ни о чем. И вдруг.

— Тасиро-сан, — услышали они голос Аоки.

— Ой, да?

— Пожалуйста, обращайся к Тиаки-сэнсэю как положено: «Тиаки-сэнсэй», — с улыбкой попеняла она.

— А… Да, хорошо.

— Тиаки-сэнсэй, теперь вы. — Сохраняя на лице дружелюбную улыбку, она перевела взгляд на Тиаки. — Пожалуйста, постарайтесь без крайней необходимости не прикасаться к ученицам.

«Трещотки» изумленно на нее уставились. Наверное, и Тиаки тоже. Дело в том, что в тот момент Тасиро в своей обычной панибратской манере держала Тиаки под локоть. Сообразив, о чем речь, Тасиро торопливо его отпустила.

— Нет, Аоки-сэнсэй, вы все не так поняли! Тиаки-тя… Тиаки-сэнсэй тут ни при чем, это все я! Я взяла его под локоть! Это я начала! Тиаки-сэнсэй ничего плохого не сделал!

На что Аоки ответила:

— Ты ни в чем не виновата, Тасиро-сан. Виноват Тиаки-сэнсэй, что не возразил, когда ты взяла его за руку.

— Простите?!

— Если учитель и ученица держатся за руки, плохо думают именно об ученице. Пусть именно ты взяла его за локоть, но если Тиаки-сэнсэй дорожит твоей репутацией, он должен был немедленно это пресечь. Не так ли, Тиаки-сэнсэй? — мягко, но в то же время уверенным и не терпящим возражения тоном выдала Аоки.

— Вы совершенно правы, — виновато почесал голову Тиаки.

— Но… Но я… — глядя на них, окончательно растерялась Тасиро.

Аоки положила ей на плечо руку.

— Все хорошо, Тасиро-сан. Ты просто ничего не знаешь. Это мы, твои учителя, должны тебя всему научить.

Тасиро опешила.

— И отныне не обращайся к одноклассникам просто по фамилии и добавляй не «кун, а «сан», хорошо? И уж точно без «тян», поняла? Таковы правила общественного поведения. Стоит начать привыкать прямо сейчас, чтобы не путаться, когда ты станешь взрослой.

— Хорошо…

А что еще Тасиро оставалось ответить в такой ситуации? Сакураба и Какиути тоже кивнули. Аоки удовлетворенно кивнула и скрылась в учительской.

— Что думаешь, Инаба-сан?

Я со смешком пожал плечами.

— О! Тиаки-тян точно так же отреагировал!

— Меня вот прямо за душу взяло, как Аоки-сэнсэй за Таако волнуется! — воскликнула Сакураба.

Но сама Тасиро радостной не выглядела.

— Ты правда так думаешь, Сакура? А меня… такой псих взял!

— Почему?

— М-м… Не знаю… Взял и все.

— И это притом, что она действительно говорила вроде как ради нашего же блага, — задумчиво склонив голову, заметила Какиути.

— Ну! Она совсем не рассердилась, что Таако липла к Тиаки-сэнсэю. И ты же на самом деле говоришь не так, как следует? К мужчинам надо обращаться на «сан», так принято.

Сакураба, похоже, искренне не понимала, что не устраивает Тасиро. Как и сама Тасиро.

— Инаба, а ты что думаешь? Она права?

Я по своему опыту уже знал, что сейчас испытывала Тасиро. Это интуитивное ощущение некой неправильности.

— Аоки все правильно сказала.

— Да? — ужаснулась Тасиро.

— Говорю же! — обрадовалась Сакураба.

— М-м… — промычала Какиути.

— Но не все, что правильно, применимо ко всем ситуациям.

— В смысле?

— Сама подумай, Тасиро. Предположим, ты зовешь Тиаки «Тиаки-тян», меня — просто по фамилии, но к главе клуба ты «Эгами» не обратишься и директора магазина, где подрабатываешь, с «тян» не позовешь, так же?

— Нет, конечно! Глупость какая… Хм?

— Если ты уже это понимаешь, странно ожидать от тебя, что, когда ты пойдешь работать, ты вдруг начнешь неправильно обращаться к коллегам или начальству.

— Вот! Я тоже так подумала! — воскликнула Какиути.

— Погодите… Получается, она думает, что я могу так ступить? Поэтому я так разозлилась?

— То есть Аоки-сэнсэй считает Таако дурой? — изумленно посмотрела на меня Сакураба.

— Нет, Аоки права и сказала это ради вашего блага. Просто не потрудилась вникнуть в ваши личные обстоятельства.

— Хм… То есть…

«Трещотки» сцепили на груди руки и погрузились в размышления. Сложно это — менять собственное восприятие «правильного».

— Тебя разозлило, что она даже не попыталась оценить тебя как личность, а позволила себе сделать на твой счет скоропалительный вывод, — добавил я, обращаясь к Тасиро.

Пусть Аоки искренне сочувствует бедным одиноким сироткам, вот только я не чувствую себя бедным или одиноким. Она взяла и вписала меня в эту категорию, считая, что все лишившиеся родителей дети должны вызывать жалость. Поставила на мне клеймо, даже не поговорив со мной и не узнав меня лично. Вот что бесит.

— Вот оно что… Получается, Аоки-сэнсэй на самом деле говорила все это не для моей пользы… А просто читала нотации?

— Ну да. Прикрываясь формулировкой, что это ради твоего же блага. Настолько ловко, что даже Сакурабу обманула.

— Надо же… — растерянно протянула Сакураба.

— Взять эту ситуацию. С моей, мужской точки зрения, в данном случае плохо подумают не о девушке, которая липнет к учителю, а о самом учителе. За такие дела и уволить могут. Но по тебе видно, что ты делаешь это без задней мысли, никто в здравом уме не стал бы на Тиаки из-за этого бочку катить. Очевидно же, что ты его не интересуешь.

— А вот за это я на тебя бочку бы покатила, Инаба.

— В следующий раз, если Аоки опять сделает замечание, так и скажи: «Вас спросить забыла!».

«Трещотки» расхохотались.

— А что! Очень в стиле Таако!

— И добей улыбкой!

— Точно! Снисходительно так: «Хмф»!

— Ха-ха-ха-ха-ха!

— Как у вас весело, — раздался вдруг рядом голос Аоки.

У нас у всех чуть сердце не остановилось.

— А… Аоки-сэнсэй?!

— Подумала, Инаба-кун, дать тебе это.

— Мне?

Она протянула мне толстенный английский толковый словарь.

— Я постоянно им пользуюсь, уверена, он поможет тебе на занятиях в клубе. Толковые словари могут быть очень полезны.

— Спасибо, но я…

— Ничего страшного! — с улыбкой перебила меня Аоки. — Я понимаю, ты не в той ситуации, чтобы тратиться на дополнительную литературу, поэтому не стесняйся, бери.

Она буквально всучила мне словарь и накрыла своей ладонью мою руку.

— Знай, я всегда тебе помогу, только не распускайся.

Не дождавшись моей реакции, она повернулась к девушкам.

— Только не думайте, пожалуйста, что он мой любимчик, хорошо? Мы все знаем, что Инаба-кун — особенный. Ему так тяжело, его нужно поддержать. С вашей помощью он наверняка справится!

У меня задергалось веко.

— Сэнсэй, — сказал я, медленно поднимаясь из-за парты, — я не считаю себя особенным и мне совсем не тяжело.

На что Аоки радостно сжала кулачки.

— Вот это правильный настрой! Продолжай в том же духе!

У меня в глазах потемнело. Она что, в принципе сарказм не воспринимает?!

— Тихо, Инаба, — шепотом остановила меня Тасиро, когда я дернулся, чтобы вскочить.

— Какая же Аоки-сэнсэй добрая! — восхищенно выдохнула Сакураба, когда учительница ушла.

Мы все с жалостью на нее посмотрели.

— Сакура… Ты иногда как скажешь…

— Сейчас это был явный перебор.

— В смысле?

— Смотрю, Сакураба, кто-то решил стать живым подтверждением мнения, что у большегрудых баб мозгов совсем нет!

— Эй, ты чего меня оскорбляешь! Вы его слышали?!

— Инаба, правда, ты бы тоже последил за языком.

— Нет, ну что за тупая училка! Изваляла меня в своем снисходительном дерьме и ушла, довольная! — я со всей силы швырнул словарь на пол.

— Размер груди никакого отношения к мозгам не имеет, дурак!

— Так, давайте все успокоимся!

Давно я уже не выходил из себя. Да что она обо мне знает, чтобы разглагольствовать о моей «ситуации» и о том, «как мне тяжело»?!

И ведь она даже не осознаёт, что откровенно меня унизила, вот что меня бесило. Я, значит, злюсь, а ей хоть бы что!

После уроков, продолжая тихо кипеть от раздражения, я отнес в учительскую журнал дежурства и отдал Тиаки.

Тот сидел за столом, курил… и читал мангу (он уже успел прославиться умением чуть ли не на нюх обнаруживать тайком принесенную в школу мангу).

— Не стыдно читать отобранную у учеников мангу?

— О, Инаба.

— Держите журнал.

Я положил ему на стол журнал и вдруг заметил между папками знакомый белый конверт.

«Лекарства?!»

— Тут же ничего не написано, — разочаровано произнес Тиаки, пролистнув журнал.

— А ничего не было. Подготовка к фестивалю идет своим ходом.

— Еще не хватало, чтобы что-то было.

— Определитесь уже.

Я заметил приближающуюся Аоки и невольно отвел взгляд.

— Тиаки-сэнсэй, не стоит читать в присутствии ученика мангу, вы подаете плохой пример.

— Ага.

— И настоятельно советую вам бросить курить, — с улыбкой добавила Аоки.

Тиаки улыбнулся в ответ и отрезал:

— Вас спросить забыл.

Я едва не прыснул, лишь с большим трудом удержался.

Аоки слегка нахмурилась, но улыбаться не перестала.

— Я ведь о вашем здоровье пекусь.

С этими словами она ушла. Тиаки глубоко затянулся.

— А вы это не слишком? Ну, про «вас спросить забыл»?

Но Тиаки решительно ответил:

— Не слишком. Все равно ей возразить нечем.

— Бха!.. — не выдержал я, но поспешил зажать рот рукой, все-таки ржать в голос в учительской — не самая удачная идея.

— Ты ведь тоже так думаешь? — спросил Тиаки, насмешливо глядя на трясущегося от беззвучного смеха меня. — Она из тех, кто пырнет ножом, посмотрит на тебя, истекающего кровью, и скажет: «Это все ради твоего же блага». От таких, кого ничем нельзя задеть, больше всего проблем. С отпетыми хулиганами намного проще.

— Но среди учителей полно таких, как она, — заметил я.

Тиаки как-то злобненько усмехнулся:

— Потому, что реальной жизни не знают.

— А вы, значит, знаете? — решил я его поддеть, но Тиаки только фыркнул.

— Я знаю, что есть много того, чего я не знаю.

— Хорошо сказано, — оценил Букинист.

— Учителя как раз и должны быть такими, в меру неформальными. Однако… чаще наоборот, преобладают такие, как Аоки-сэнсэй. Как там Тиаки-тян сказал?.. «От таких, кого ничем нельзя задеть, больше всего проблем»? Воистину так, — кивнул Поэт.

— Ведут себя так, будто облачены в серебряные доспехи абсолютной истины, прямо как Орлеанская дева!

— А если она еще и на самом деле дева — так вообще караул!

— Гха-ха-ха-ха-ха!

Букинист с Поэтом покатились со смеху.

— Какая тут связь?.. — пробормотал я.

— А все-таки интересная у тебя школа, такое разнообразие персонажей, как среди учеников, так и среди учителей.

Вот уж точно, и им нет конца.

— Ого, это чем у нас так вкусно пахнет? — заглянул в столовую Сато-сан.

— О, с возвращением, Сато-сан.

— Что, опять на сверхурочные оставались?

— Запеченным лососем с овощами под ячменный сётю!

На столе стоял большой противень, на котором вперемешку лежали жирненькие кусочки лосося, крупные ломтики лука, стручковых бобов и картофеля. Вторым блюдом была приготовленная по особому рецепту якисоба со свининой, к которой дополнительно предлагалась чашка риса с икрой.

— О-о-о! Такая красота, что глазам больно! — Сато-сан сощурил свои и без того узкие глаза.

Последние дни он не ужинал в общежитии: пропадал на работе из-за внезапного увольнения одного из коллег.

— Все-таки никто не готовит так, как Рурико-сан! — воскликнул он, набив рот лососем и овощами и жадно опустошив рюмку с сётю. Стряпня Рурико-сан — стопроцентное средство от любого стресса.

За ужином Сато-сан внимательно слушал мои рассказы об Аоки и Тиаки, Ямамото, Спортивном и Культурном фестивале. Глаза его при этом так и сверкали.

— Э-эх, здорово как… Школа… Молодость… Будто сам молодею.

— Сато-сан, может, в следующий раз попробуете себя в качестве школьника?

— А что, хорошая идея! Старшеклассником я еще не был!

За плечами Сато-сана уже несколько «профессиональных» циклов — устроившись в какую-нибудь компанию, он работает в ней до пенсии, а затем повторяет все снова. И так уже лет сто… А может, и больше?

— Хотя математику учить не хочется… И физику тоже…

— А вы идите в школу с экономическим уклоном, там математики немного.

— А-ха-ха-ха-ха!

— Но, знаете, в моем возрасте даже твоя Ямамото кажется милой. Со всеми ее проблемами.

Лицо Сато-сана заметно разрумянилось от выпитого.

— Вот как? Видимо, мне до такой точки зрения еще очень далеко.

С того дня, когда Ямамото обиженно покинула кабинет клуба, она больше не возвращалась. Может, уже попросила себя исключить.

— Она прямо как недозрелый плод, еще зеленый, твердый и кислый.

— Хорошо бы этот плод благополучно созрел со временем.

— Но если уж говорить о твердых и кислых плодах, то это…

— Аоки-сэнсэй! — хором воскликнули взрослые и расхохотались.

— Хотя у этого образа есть своя привлекательность… Святая дева в серебряных доспехах… Хе-хе-хе…

— Все, у Букиниста опять фантазия не в то русло утекла, — фыркнул Сато-сан и опрокинул рюмку. — Такие люди очень прямолинейные. Вроде искренние, но подстраиваться под других, под обстоятельства, совершенно не умеют. Наш уволенный как раз был из таких.

— Да ну?!

— Добрый парень. Добрый, но… одного этого мало, — вздохнул Сато-сан. — Он только и думал, чтобы ко всем по-доброму относиться, что обязан делать хорошие дела, и в итоге это стало его единственной целью.

— В смысле?

Рурико-сан принесла чаши с рисом, прикрытые горками переливающейся, точно рубины, алой икрой.

Сато-сан тут же набил ею рот, так что щеки вздулись, и блаженно застонал. А прожевав, продолжил:

— Ну вот, к примеру, приходит к нам в отдел новенький, а он принимается во всем его опекать, делает за него даже то, что не должен. В итоге новенький ничему не учится, опыта не набирается. Или начинает кому-то помогать, причем без спроса, просто решает, что коллега сам не справится. Потому, что считает, что любая помощь — это проявление доброты.

Я даже о своей порции риса с икрой забыл, так заслушался.

— Вопрос не в самом акте доброты, а в том, к какому результату он приведет. Когда ведь и поругать стоит, когда — не вмешиваться в дела человека, для его же пользы.

Вдруг меня осенило.

— Вот в чем различие между Аоки и Рю-саном! — я аж вскочил.

— Ты чего, Юси-кун?

— Фул сказал, что у Аоки и Рю-сана духовные волны похожи. Что их желания, чувства находятся в равновесии. Как у людей с сильной верой. Но они совсем разные! Абсолютно разные!

— Сколько страсти, — захихикал Букинист.

— Правильно вы сказали, Сато-сан! Аоки и Рю-сан — у них обоих сильные духовные стержни, они оба очень добрые люди, но проявляют они эту доброту совершенно по-разному!

Когда я к своему удивлению стал мастером «Пти», Рю-сан обещал, что я всегда могу рассчитывать на его помощь. Но при этом он сам ничего не предпринимал. Даже когда я с величайшим трудом привыкал к новой практике, он не дал мне ни единого совета. Просто был рядом. Присматривал, как я сам, собственными силами справляюсь с трудностями. В этом проявлялась его доброта. Осознав это, я испытал незабываемый прилив благодарности.

Но не только Рю-сан. Акинэ-тян, Поэт, Художник, Букинист, Сато-сан — всех обитателей особняка отличает особая доброта — доброта невмешательства. Со стороны можно подумать, что они только и делают, что болтают, смеются и шумно развлекаются, но для меня это неиссякаемый источник силы и спокойствия. И новых знаний.

— А доброта Аоки… полная противоположность! — подытожил я свои мысли. Но, подумав, добавил. — Что не отменяет того… что сама по себе она все-таки добрая…

— Скорее праведная?

— Точно, праведная!

Букинист и Поэт друг другу кивнули.

— Случается, добрые помыслы сбивают человека с пути истинного. Но праведный человек этого не признает, потому что по его мнению отказ от добрых помыслов есть зло. А много найдется людей, кто осознанно хочет стать злодеем? Вот окружающие и страдают от такого праведника.

Сато-сан решительно кивнул на слова Поэта.

— Вот уж точно… сплошная головная боль! Это их навязчивое и совершенно лишнее внимание… Правда, наш сотрудник как раз понимал, что пользы от его доброты особой нет. Вот в конце концов нервы и сдали.

Жаль, что Аоки этого не понимает.

— Пугающие перспективы…

— Страшно представить, на что способен человек с такой сильной верой, как у Рю-сана, но действующий кардинально иными методами…

Несмотря на тон своих высказываний, и у Поэта, и у Букинист лица были донельзя довольными.

— Слышал такое выражение, Юси-кун? Благими намерениями вымощена дорога в ад.

Мелкие, точно ребенком нарисованные, черты лица Поэта при этих словах выглядели весьма устрашающе.

А уже на следующий день я убедился, что они были пророческими.

Подготовка к Культурному фестивалю шла своим ходом. Мы уже перевели фразы из выбранной сцены фильма и приступили к репетициям. Актерами почти все были третьеклассники.

— Все, роли распределили.

— Не хочу за Хаула! — надулся один из парней, которому предстояло «затмить» самого Такую Кимуру. — Вот начнут на нас еще до выступления из-за этого гнать, помяните мои слова!

— А-ха-ха-ха, да не переживай ты так, Мамия!

— Мы их всех поразим, сэмпай! — подхватила Тасиро, единственная из второклассников, которой тоже досталась роль — ученика Хаула.

Я и другие ребята из нашей параллели отвечали за техническую часть и встречу гостей. С началом репетиций общее настроение членов клуба заметно повысилось.

И вдруг в самый разгар веселья явилась Ямамото.

Все уставились на нее с вежливым удивлением: «О, давно не виделись». Лишь мы с Тасиро и парнем из первого класса изумленно застыли. Признаться, я был почти уверен, что на занятия клуба она больше не придет.

Может, она как раз для этого и пришла? Чтобы принести заявление об отчислении из клуба? Но вопреки моим ожиданиям Ямамото, ни с кем не поздоровавшись, целеустремленно прошагала в угол класса, села на стул, достала из портфеля книжку и погрузилась в чтение. Тут уже даже глава клуба не выдержала.

— Ямамото-сан, если ты пришла на занятие, изволь проявлять уважение к своим товарищам по клубу.

Ямамото посмотрела на главу сквозь толстые линзы очков. Взгляд у нее был все такой же колючий.

— Как вы предлагаете мне проявить уважение?

— Что?.. Слушай, мы тут, если что, к фестивалю готовимся.

— А это обязательно для всех? Потому что я не хочу участвовать.

— Тогда зачем ты вообще пришла? Книжку и в библиотеке можно почитать?

Ямамото резко вскочила. Ее взгляд, что она не отрывала от главы, стал злым и обвиняющим, лицо при этом вспыхнуло, как будто она была на грани слез. Жаль тебя разочаровывать, Ямамото, но на нашу главу подобные жалостливые мордашки не работают. Не на того напала.

Ямамото решительно направилась к выходу из кабинета, но глава, повысив голос, отчеканила ей в спину:

— Я не против, если ты не будешь помогать в подготовке к фестивалю. Но до его окончания на занятия не приходи. Ты со своими книжками нам здесь только мешаться будешь!

Конец фразы главы застал Ямамото на пороге. И я, и, уверен, все в клубе были солидарны с главой, но — что за неудачное стечение обстоятельств! — когда она открыла дверь, за ней оказалась именно Аоки.

Мы с Тасиро едва не вскрикнули. Аоки с суровым выражением на лице проводила взглядом убегающую по коридору Ямамото и посмотрела на нас.

«Что Аоки тут делает?!» — взвыл я про себя, но тут же вспомнил, что она преподает английский, то есть нет ничего удивительного, если она решила заглянуть в клуб разговорного английского.

— В чем дело? Почему она плакала?

Опечаленная Аоки была прекрасна. До тошноты.

— Э-эм… мы… — растерялась глава.

Но Аоки не стала дожидаться объяснений. Тяжело вздохнув, она с непоколебимой уверенностью отрезала:

— Травля — это плохо.

— Что? — опешила глава.

— Целой толпой навалились на одну девочку, довели ее до слез… Вы ведь уже в старшей школе… Как это печально.

У всех глаза на лоб полезли, а мы с Тасирой схватились за головы.

«Приехали…»

Если ты уже решила, что мы ее травили, чего тогда спрашиваешь: «В чем дело?»?

— Нет, все не… Понимаете, сэнсэй…

— Давайте все дружить, ребята! Какой смысл ссориться, обижать друг друга из-за всяких пустяков? А в травле страдают всегда обе стороны!

Хорошо сказано. Только совсем не к месту, сэнсэй. Поэтому твои слушатели пребывают в таком шоке.

— Договорились? Помиритесь с ней, ладно? Я с радостью вам в этом помогу. Знайте, я всегда готова всех вас выслушать!

Она одарила нас своей обычной благосклонной улыбкой, как у Мадонны.

— Как ее зовут? В каком она классе?

— Все хорошо, сэнсэй! Мы сами справимся, не волнуйтесь! Мы обязательно помиримся! — навесив на лицо широкую улыбку, заверила ее глава.

Молодчина! Пусть идет дальше по своим делам!

— Что ж, замечательно. Обещайте, что больше не будете ее травить.

Аоки взяла главу за руку.

— Конечно!

— Вот и славно. Я так рада!

Аоки, ослепительно улыбаясь, обвела нас всех взглядом и наконец вышла из кабинета.

Глава тут же повернулась к нам, ученикам вторых классов, и угрюмо спросила:

— Она же у вас английский преподает? Что это вообще было?

— Простите…

Казалось бы, нам-то из-за чего извиняться, но мы все невольно повесили головы. Хотелось сквозь землю провалиться.

— С ума сойти. Ничего не понял, но такого не забудешь.

— А вроде такая добрая учительница…

— Жуть, у меня до сих пор мурашки по коже! Видели ее, вся такая нежная и печальная, а нас обвинила чуть ли не во всех смертных грехах! И еще это ее: «Я вас всегда выслушаю»! Да кто ты вообще такая?!

Глава сморщилась так, будто глотнула какой-то гадости. Все-таки не я один так думаю.

— Фу, бесит. Еще не хватало иметь с ней дело. Надо будет попросить Сакагути-сэнсэя, чтобы он ей как-нибудь аккуратненько внушил, чтобы она больше к нам не лезла.

Эгами-сэмпай… Настоящий мужик! Хоть и девушка.

В ее словах есть доля истины. Будучи учителем английского, Аоки вполне может вмешиваться в дела клуба. Вдруг она станет куратором вместо Сакагути-сэнсэя? Она же тогда будет регулярно являться для пропаганды своих добрых намерений, у главы Эгами никаких нервов не хватит ей противостоять. А если сэмпай решит уйти, клубу тут же придет конец (я тоже сразу же напишу заявление).

— Вот тебе и «благими намерениями вымощена дорога в ад»…