После занятия в клубе ко мне обратилась Тасиро:

— Я разузнала о Конацу-тян.

— Уже?!

Нет, серьезно, откуда она берет всю эту информацию?

— Раньше, в смысле, первый триместр она училась в Дзиммэе.

— Известная школа.

— Угу. Согласно моему информатору, Конацу-тян уже с самого поступления странно себя вела.

— То есть?

— Ни с кем не сходилась, зато активно себя рекламировала. Ну, сам знаешь: «я, да я, и опять я», — рассказывала Тасиро, сверяясь с телефоном, видимо, просматривала собранные сведения. — Из кожи вон лезла, чтобы все делать лучше других, даже во время групповых заданий… В общем, всеми правдами и неправдами привлекала к себе внимание.

— Смотрю, ничего не изменилось.

Ямамото делала все, чтобы всегда оставаться в центре внимания учителей и одноклассников: навязчиво демонстрировала свои знания, повышала голос, во время уроков сидела вполоборота и так далее. Естественно, подобное ее поведение не находило отклика, но если учителя молчали, то одноклассники не скрывали неприязни. Да и учителя в конце концов не выдержали, ведь Ямамото постоянно без разрешения отвечала за других учеников, и ее родителей вызвали в школу.

К тому моменту терпение одноклассников тоже достигло предела, и начался тотальный игнор. Затем на каком-то уроке все категорически отказались работать с Ямамото в одной группе, и после этого она перестала ходить в школу. Дело было как раз накануне итоговых тестов за первый триместр.

— Получается, за лето семья решила, что будет лучше перевести ее в другую школу?

— Ну да, уровнем пониже, — Тасиро пожала плечами.

— Общеобразовательное отделение Дзёто уступает по сложности Дзиммэю, — кивнул я.

— Родители явно хотели как лучше.

— А ты уверена, что проблема как раз не в них?

— Едва ли. Я так поняла, у Ямамото самая обычная семья. По словам соседей, родители у нее обыкновенные, живут, как все, отношения внутри семьи нормальные.

Откуда у тебя сведения о мнениях соседей, Тасиро? Ты шпион? У нас тут завелся настоящий шпион?!

— Но вот что интересно, Инаба. У Конацу-тян есть сестра, на пять лет ее старше. Так вот она — прямо звезда среди местных мамочек.

— Даже так?

— Умница, каких поискать. С первого класса всегда первая по успеваемости, отличницей поступила в Дзиммэй, отличницей закончила. Сейчас учится в университете Кэйо. Вдобавок, говорят, красавица с чудесным характером. Не супермодель, а обычная симпатичная девушка, веселая, не зануда-зубрила.

— Ага…

Кажется, я понял, отчего для Ямамото, как говорил Поэт, так важно производить на окружающих впечатление.

— Она явно комплексует из-за идеальной сестры.

Тасиро кивнула.

— Причем по-страшному. Я так поняла, это у нее началось чуть ли не с младенчества. Конацу-тян в детстве много болела, родители сильно за нее переживали.

Благодаря пугающе подробным сведениям Тасиро загадка странного поведения Ямамото наконец прояснилась.

Ямамото всегда находилась в тени своей умницы и красавицы сестры. А тут еще слабое здоровье и чувство вины из-за того, сколько хлопотали и переживали по этому поводу родители. И пусть это совершенно нормально, когда мамы и папы беспокоятся за детей, но при наличии старшей сестры, с которой вообще никаких проблем не было, это привело к тому, что Ямамото стала еще более закомплексованной.

Когда я переехал в дом дяди Хироси, то оказался под одной крышей с его дочерью Эрико, которая на два года меня старше.

Ни дядя, ни тетя Кэйко никогда и ни в чем не показывали, будто относятся ко мне хуже, чем к родной дочери. Хотя я для них стал серьезным бременем. Но все равно, в их словах, поступках нет-нет, но проскальзывали смутные намеки на неравное отношение.

Точнее, мне только так казалось. Я сам внушил себе, что «они обязаны относиться ко мне хуже». Поэтому обижался и оскорблялся абсолютно без повода. Из-за количества гарнира, к примеру, или содержимого бэнто (и мне даже в голову не приходило, что наши с Эрико бэнто различались, потому что она страшная привереда в еде).

Проблема была во мне. Понятно, что и дядя с тетей не были в перманентном восторге от моего пребывания в их доме, но это не шло ни в какое сравнение с тем, как я сам себя накручивал.

Так и Ямамото смотрела на свою такую идеальную сестру и все сильнее ощущала себя по сравнению с ней неполноценной. Отсюда ее желание во что бы то ни стало доказать всем, что она тоже умная и многое может.

«Какие серьезные причины заставили ее вжиться в образ?»

Я не хочу быть хуже сестры. Хочу быть как она, нет, лучше нее, чтобы и родители, и все вокруг это поняли…

Вот почему Ямамото стала так усердно работать над своим образом.

— Что вы намерены делать, господин? — высунулся из нагрудного кармана Фул.

— Что?..

А что я мог поделать? Ямамото, скорее всего, покинет клуб, а в этом случае нас уже ничего не будет связывать. Не могу же я рассказать ее одноклассникам о ее психологических проблемах и приказать: «Все ясно? Бегом с ней дружить!». В конце концов, не факт, что всё действительно так, как я думаю.

Из внутреннего двора видно крыло первых классов. Уроки давно закончились, и в школе уже почти никого не осталось.

Тасиро сказала, что Ямамото приходила в кабинет клуба раньше всех потому, что у нее нет друзей в классе. Точнее, как нет — Ямамото не предприняла ни одной попытки ими обзавестись и на всех одноклассников смотрит откровенно свысока. Хотя в клуб при этом записалась, получается, она, сама того не понимая, подсознательно все-таки, наверное, хотела общения, пусть по ее поведению это и было незаметно.

В средней школе, по словам Хасэ, у меня с лица не сходило выражение: «Не подходи — убью». Я правда ни с кем не хотел сближаться, мне хватало одного Хасэ.

Сейчас я понимаю, что такое отношение — неправильное, но Ямамото мои советы едва ли воспримет. Прежде всего, сомневаюсь, что мне удастся адекватно выразить свои мысли.

Кто я такой, чтобы лезть в чужую душу? Эта не та ситуация, в которой пролистнешь «Пти», и проблема решена…

— И вообще, меня куда сильнее волнует Аоки! Как подумаю, что она продолжит в том же духе, голова начинает раскалываться! — взвыл я.

— И часто ты сам с собой беседуешь? — раздалось вдруг в ответ.

На лужайке передо мной лежал Тиаки.

— А-а-а! — я даже подскочил от неожиданности, будучи полностью уверен, что рядом никого. — Т-Тиаки! Вы что там делаете?!

Тиаки лениво махнул рукой, подзывая меня, а когда я подошел, стукнул мне кулаком по макушке.

— Ай!

— Тиаки-сэнсэй отдыхает.

Отдыхает? На лужайке в темном школьном дворе?

— Вы похожи на дежурных, отлынивающих от уборки, сэнсэй.

— Тебя что-то беспокоит, Инаба? Разговор с самим собой — часто признак одиночества или невроза.

— Ни того, ни другого у меня нет! Так… привычка. Когда злюсь, начинаю говорить вслух, спускаю так пар.

— Понятно, — Тиаки глубокомысленно хмыкнул. — Так что ты не поделил с Аоки-сэнсэй?

— Э-эм…

Я сел рядом с ним и рассказал о случившемся в клубе. Под конец Тиаки издал такой звук, будто с трудом проглотил рвущийся из горла хохот.

— Крутая барышня, эта ваша глава.

— Она босс, наша глава. На самом деле она очень добрая, даже с Ямамото поначалу всеми силами старалась наладить отношения. Аоки, понятно, об этом знать не может, но именно поэтому она и бесит: сама ничего не знает, а вердикты выносит!

Бац! — на мою макушку опять опустился кулак.

— Ай!

— Аоки-сэнсэй.

Тиаки выдохнул сигаретный дым.

— С такими, как она, приходится самим маневрировать. Как ваша глава.

— Звучит не очень вдохновляюще. А договориться никак?

— Почему же, можно.

— Можно?

— Но времени много уйдет. До абсурдного много. Потому что вы будете говорить на разных языках.

На разных языках… И правда, складывается такое ощущение.

— Тиаки-сэнсэй!

В окне рядом с нами появилось лицо Аоки-сэнсэй.

— Вот вы где, я вас искала.

— А-а, прошу прощения, — поднял руку Тиаки.

— Ушли на середине педсовета и так и не вернулись, я волновалась.

Аоки не поленилась пройти по коридору до выхода во двор.

— Кто вас звал, — едва слышно буркнул себе под нос Тиаки.

— Решили прогулять педсовет и отдохнуть на травке, сэнсэй?

— У вас что-то случилось? Ой, Инаба-кун, — с запозданием заметила меня Аоки.

Тиаки натянул на лицо улыбку:

— Нет-нет, ничего не случилось. Столкнулись вот с Инабой и отвлеклись на разговор. Ха-ха.

Эй! Меня в это не впутывайте, учитель-хулиган!

— Инаба-кун, ты хотел о чем-то посоветоваться? Я к твоим услугам! — Аоки даже в лице изменилась.

Ну все, началось!

— Нет, ни о чем не хотел! Все хорошо!

— Аоки-сэнсэй, да не переживайте вы так за него, у него все нормально.

Но Аоки лишь сильнее нахмурилась.

— Что вы такое говорите, как можно не переживать? У Инаба-куна нет родителей, он живет в общежитии один-одинешенек!

Я не один-одинешенек! Вокруг меня постоянно куча народа, если что!

— Неужели вы не понимаете, как ему одиноко, как ему страшно справляться со всем одному, думать о будущем? Разве учителя не должны проявлять сочувствие?

А вас просили его проявлять? Не решайте за других!

— Мальчики его возраста полны тревог и недовольства, они могут свернуть не в том направлении, поддаться плохому влиянию…

— Аоки-сэнсэй, — слегка повысив голос, перебил ее Тиаки. — Прежде чем начать совершать настоящие глупости, человек перестает за собой следить. А теперь посмотрите внимательно на Инабу. Воротник и рукава чистые — значит, рубашки он стирает, вовремя меняет. Личную гигиену тоже поддерживает. Пирсинга нет, волосы не крашены. Тело подтянутое, мускулистое, кожа здорового цвета — доказательства хорошего питания и достаточного сна. Такие, как он, умеют позаботиться о себе и без чужого вмешательства.

Я даже слегка удивился. Получается, Тиаки дергал меня за ухо и «лапал» все тело… потому что проверял.

— Осталось только узнать, нет ли на бедрах и заднице тату, но это я во время школьной поездки проверю.

— Эй!

— А как же чувство одиночества? Я ведь права, Инаба-кун? Когда ты болеешь и на каникулах ты же остаешься совсем один? Но это не причина, чтобы шататься по злачным кварталам, слышишь? Прежде чем идти туда, поговори со мной, хорошо?

Я почувствовал, как запульсировала вена на виске. И ощутил мысленный призыв Тиаки: «Терпи!». Крепко сжав кулаки, я проглотил рвущиеся на волю слова и вместо них выдавил совсем другие:

— Спасибо. Так и сделаю.

— Замечательно, Инаба-кун! Вот и договорились!

Судя по ее лицу, Аоки и правда обрадовалась.

— Ах да, Тиаки-сэнсэй, педсовет уже закончился. Я оставила вам на столе краткие тезисы той части обсуждения, на которой вы отсутствовали. Просмотрите, пожалуйста.

— Вы так любезны.

— И окурок не забудьте выбросить, хорошо?

— Конечно-конечно.

— Все-таки лучше вам бросить курить.

— Вас не спросил.

Аоки с горькой усмешкой удалилась.

Лишь когда она скрылась в недрах школы, меня наконец отпустило напряжение.

— Тут не в разных языках проблема, она в принципе никого не слушает, идиотка! Да-да, простите, оговорился — сэнсэй! Я же сказал, что все хорошо! Или ей такой кайф доставляет видеть всех одинокими и несчастными?!

— Возражать тут бессмысленно, только подыграешь ей. «Ах, он так яро спорит, он точно одинок, просто не хочет это признавать!». Не бери в голову и все.

Сунув окурок в карманную пепельницу, Тиаки неторопливо поднялся и вдруг сильно покачнулся.

Я рефлекторно его подхватил.

— Эй!..

— Упс, прости. Равновесие потерял.

— Переутомились?

Мы пошли по двору. Солнце успело опуститься за школу, и здесь царили настоящие вечерние сумерки.

— Второй триместр богат на события, — почесав голову, усмехнулся Тиаки.

В темноте его профиль казался не просто бледным, а каким-то голубоватым.

— Повезло хоть, староста у вас ответственная, да и вообще никого проблемного в вашем классе нет. Можно со спокойной душой заниматься другими делами.

Тиаки взлохматил мне волосы.

— Перестаньте! — возмутился я. — И правда. Так ни разу и не пришли посмотреть, как идет подготовка к фестивалю.

— Но вы же справляетесь?

Я показал ему большой палец. Тиаки ответил тем же и направился в сторону учительской.

Он оставил нас самих по себе, потому что верит в нас. Разве могут ученики не оправдать доверие такого учителя?

Вернувшийся из школьной поездки Хасэ приехал в особняк с очередной горой подарков.

Водопад вызвал у него практически щенячьи восторги: забыв, что он все еще в одежде, он несколько раз пробежал под ним, а затем долго и с наслаждением бултыхался и брызгался с Бусей в пруду.

Клены вокруг водопада и деревья в саду запестрели красными, оранжевыми и желтыми пятнами. Осень вступает в свои права.

Объевшись сукияки с щедрыми добавками говядины и мацутакэ, мы перебрались в гостиную, где светло-зеленые полосы на обоях и ковре сменились на светло-оранжевые, а веранду отгородили раздвижные двери-сёдзи. За их стеклянной нижней частью в сгустившейся осенней темноте неторопливо плавали огоньки, похожие на опадающие листья, но если летом они были бледных холодных оттенков, то сейчас пылали ярко-красным и желтым.

Сначала мы с Хасэ насладились кофе, аромат которого заполонил теплую гостиную, затем полюбовались водопадом из термального источника, а под конец дня вытянулись на футоне. И все это время мы говорили, говорили, говорили.

— Сколько раз уже был в Европе, но впервые удалось съездить к замку Нойшванштайн. Представляешь, туда кроме как с групповой экскурсией не попадешь! — возмущался со своей колокольни богатенького отпрыска Хасэ.

Я, попивая кофе, флегматично заметил:

— А я вот вообще еще ни разу на самолете не летал.

— Надо нам с тобой съездить куда-нибудь за границу, Инаба, пока не погрязнем в работе.

— Легко тебе говорить.

— Спланирую что-нибудь тысяч на тридцать. Вполне хватит, чтобы слетать в Сингапур на три дня.

— На три дня в Сингапур за тридцать тысяч? А что, дешево.

Пусть Европа и США мне не по карману, но в Азию или на Гуам вполне можно скататься. А если еще Хасэ все спланирует (другими словами, воспользуется связями в турагентствах), то наверняка выйдет дешево и интересно. Попутешествовать с Хасэ по миру… было бы здорово.

— Что, за границу собрались? Хотите со мной по необычным местам? — предложил Букинист.

На что мы с Хасэ хором ответили:

— Нет, спасибо!

«Необычные» места в понимании Букиниста явно не сулят ничего хорошего. Он запросто может отправить нас куда-нибудь в дикое захолустье Африки или в джунгли Амазонки.

— Приключения Индиана Джонса я люблю, но самому их переживать не хочется.

Рассказ про амриту жрицы бога Сома-Луны вызвал у Хасэ приступ гомерического хохота.

Зато про Аоки он слушал со всей серьезностью.

— Помнишь нашу классную во втором классе начальной школы?

— А-а, ту, что ты до увольнения довел?

— Так вот она была того же типажа. Точнее, наша классная просто не понимала, куда пришла. По ее тогдашнему мнению, все дети — сущие ангелы, вот для нее и стало шоком, что один такой ангелочек решил ей возразить, — хладнокровно рассуждал этот дьявол, скрывавшийся под личиной ангела.

Хасэ тогда насел на нашу классную с вопросами в духе «Почему я должен со всеми дружить?» и «Зачем мне дружить с тем, кто мне не нравится?» и добил заявлением «Не навязывайте нам, как вам, взрослым, удобнее» (и это второклашка, представляете?). В итоге молодая учительница, не найдя достойных аргументов, оставила школу.

— Эх, какой я тогда был еще наивный…

— Наивный? Во втором классе?..

— Сейчас я с этой твоей Аоки справился бы куда лучше.

Боюсь представить, что он подразумевает под «справиться лучше».

— А вот у меня такой уверенности нет. Боюсь сорваться.

Хасэ легонько ударил меня по лбу ребром ладони.

— Ты зачем под водопадом каждый день стоишь, а, Инаба? Не для того ли, чтобы как раз в такие моменты сохранять спокойствие?

— Ну, да, но…

— И с Черной Гермионой этой вашей будь поласковее. Прими ее такой, какая она сейчас. Скажи, что это круто, что она русских классиков читает и фильмы Трюффо любит. С тебя же не убудет.

— Думаешь, этого достаточно? Не получится, что я, прямо как Аоки, буду судить о ней лишь по поверхностному впечатлению?

Ну не хотелось мне смиряться с ее надуманным образом. Пусть ее обстоятельства и душевные метания вызывали у меня сочувствие и я видел, что Ямамото где-то глубоко внутри на самом деле хочет нормального общения, это не меняло того факта, что сейчас до нее было не достучаться.

— Не знаю… может, если бы с ней удалось поговорить подольше… Но не представляю, чтобы такой шанс представился, да и я не спец в разговорах…

Я осекся, заметив на лице Хасэ широкую и теплую, прямо как у Аоки, улыбку.

— Чего лыбишься?

— Да так, думаю, как хорошо быть молодым.

Ах ты… Еще один любитель смотреть на всех свысока, пусть и не так, как Аоки.

— Ты мне одного представителя нежити напоминаешь!

Я швырнул в его раздражающе снисходительную рожу подушку.

— Кстати, до меня только сейчас дошло, что мы за всю поездку так ни разу боя подушками не устроили: нас везде селили в двухместные номера. — Хасэ бросил в ответ свою.

— Это ты так хвастаешься как бы между делом?!

Фул, наблюдавший за нашей битвой в маленькой комнате, драматично развел руками.

Ямамото записалась в клуб разговорного английского.

Аоки пришла к нам в школу работать учителем английского.

Может, все это неспроста? Может, это тоже часть моего предназначения?

Лишь бы, когда тот самый судьбоносный момент наступит, я смог правильно среагировать…