Этот инцидент, потрясший весь колледж, произошел во время промежуточных тестов перед самыми фестивалями.

Середина октября. Второй день трехдневных контрольных.

Прозвенел звонок после последнего на сегодня теста, и почти сразу я кожей ощутил разлитое в воздухе напряжение.

Совсем не похожее на радостное возбуждение (да и понятно, впереди еще целый день тестов).

— Кажется, что-то случилось, — высунулся из нагрудного кармана Фул.

Что могло случиться?

Я повернулся в сторону коридора и увидел Тиаки. Он вел за собой какого-то парня. Тот шел, повесив голову и едва переставляя ноги, так что Тиаки приходилось буквально тащить его за руку.

— В чем дело?

Все в классе проводили их изумленными взглядами. Только они скрылись, как в класс забежала девушка: если я правильно помню, подружка Тасиро из класса «2-E».

— Таако!

— Ён-тян, что случилось?

— Видели, Тиаки-сэнсэй увел нашего Нисияму? Он пытался списать с мобильного!

Все взволнованно зашептались. Получается, дело было на тесте по английскому.

— Балда, — пробормотал я, отвернувшись к окну.

Ладно, учителя закрывают глаза, что вы приносите в школу мобильники, хотя это запрещено, но это же не повод наглеть!

— Нисияма сидит за последней партой, это случилось, когда уже где-то полтеста прошло. Тиаки вдруг как закричит: «Эй!». Мы все к нему обернулись, а он такой: «Ничего страшного, простите, продолжайте». Я еще подумала: странно это! — рассказывала Ён-тян (кажется, на самом деле ее фамилия «Ёмо») окружившим ее «трещоткам» и другим любопытствующим. — И тут вспомнила, что Нисияма ведь и раньше признавался, что списывает с мобильного, наверняка его запалили! И представляете, что он сделал, как только прозвенел звонок? Попытался удрать! Ну куда, спрашивается, ты убежишь?!

— Придурок!

— Вот идиот…

— Но Тиаки-сэнсэй как заорет: «Нисияма!!!» — мы все прямо вздрогнули. А Нисияма так и застыл! Впервые увидела, чтобы люди вот так замирали на месте!

— Тиаки-тян такой крутой!

Но Ёмо слегка повела головой.

— Он правда нас напугал, понимаешь? Я и не думала, что у него может быть такое лицо!

— Ну да, он и когда тащил Нисияму по коридору выглядел сердитым.

— Хотя всегда весь из себя пофигист…

— А вы что ожидали, одними хихоньками да хахоньками в работе учителя не обойтись, — невольно вмешался я. В моей памяти все еще были свежи воспоминания о разговоре про то, что одной доброты — мало.

— Инаба?

— Тиаки понимает, что бесполезно запрещать вам таскать в школу телефоны, вот и закрывал глаза, пока все было в рамках приличий. А теперь, получается, его доверие предали. Почему вы удивляетесь, что он рассердился?

На лицах одноклассников — а почти у всех у них есть мобильные — появилось виноватое выражение.

— Не думайте, что, если человек обычно ведет себя по-доброму и все прощает, то он такой всегда и во всем. Чаще наоборот: тот, кто знает, что такое жесткость, может себе позволить быть по-настоящему мягким.

Рю-сан — красив как модель, элегантен и добр. Я ни разу не видел, чтобы он злился, кричал и вообще повышал голос. Но мне не забыть ту дрожь, что охватила меня, когда я одним глазком заглянул под его внешний покров спокойствия и доброты.

Когда он сказал мне, что никогда не станет помогать тому, кто даже не пытается преодолеть трудности, его глаза смотрели очень сурово, точно бездонные омуты чистой тьмы. Он вовсе не настолько слепо добр, чтобы протягивать руку кому попало и вне зависимости от времени и обстоятельств.

В случае необходимости он без малейших колебаний оставит тебя самого по себе…

В этом заключается доброта, делающая людей сильнее.

— Это что же получается, он лишь строит из себя добренького перед нами? — с обидой протянула одна из девушек.

— Нет конечно!..

— Вовсе нет! — Сакураба среагировала даже быстрее меня. — Тиаки-сэнсэй сердится, когда нужно сердиться, вот и все!

— Сакураба…

У меня едва глаза на лоб не полезли.

— Нельзя всегда быть добрым, когда имеешь дело с детьми. Если ребенок делает что-то плохое, его необходимо поругать! Разве это не обязанность взрослых?

— Сакура, правильные вещи говоришь! — Тасиро обняла Сакурабу и погладила ее по голове.

— Я тоже теперь лучшего мнения о Тиаки-сэнсэе, — подхватила Какиути. — Раньше я думала, что ему ни до чего дела нет. Забавный и добрый — это, конечно, неплохо. Но это его суровое лицо, когда он шел по коридору… У меня прямо сердце екнуло!♪

Все растерянно переглянулись.

— Утти, не ожидала от тебя такого признания!

— Осталось теперь дождаться выпускного!

— Ха-ха-ха-ха-ха!

— У вас замечательные подруги, господин. От них исходили такие чудесные волны, я получил истинное наслаждение, купаясь в них, — упоенно прокомментировал Фул.

— Да уж. Хе-хе.

Благодаря Сакурабе и Какиути общее настроение класса смягчилось. Точно почва, омытая дождем.

— Когда человек неожиданно узнаёт, что его мнение о чем-то или о ком-то ошибочно, это порой становится сильным шоком, который может быть как приятным, так и неприятным. В этом отношении позитивное восприятие Тасиро-сама и ее подруг не может не восхищать.

Это он в точку. Лишь бы они всегда такими оставались.

— Но это не со всеми работает, — горько усмехнулся я.

Хотелось бы и мне воспринимать Аоки позитивно, но…

Следующий день. Последний день промежуточных тестов за триместр. Инцидент со списыванием вылился в серьезную проблему.

Вчера родителей Нисиямы вызвали в школу, после чего был созван срочный педсовет, затянувшийся до позднего вечера. Естественно, за сутки о случившемся узнали абсолютно все.

Утро. Пришедший на классный час Тиаки незнакомым жестким тоном объявил:

— Сегодня после теста на четвертом уроке будет всеобщее школьное собрание. Как только услышите объявление, сразу идите в актовый зал.

«Всеобщее собрание!»

Все в классе принялись переглядываться и взволнованно шептаться. Всеобщее собрание — вещь страшно редкая, бывает максимум раз в год. Честно говоря, не помню, чтобы в прошлом году его проводили… А в таком экстренном варианте вообще, наверное, впервые.

— Касается всех, у кого есть мобильники. Не советую прогуливать.

От услышанного всех охватила легкая тревога. Пожалуй, только я, не имевший мобильного, в такой ситуации мог думать о посторонних вещах:

«А Тиаки, наверное, и не догадывается, как его суровый тон и взгляд действуют на некоторых девушек».

Казалось, даже во время тестов школа продолжала гудеть. Воздух искрил от напряжения и предвкушения чего-то важного. Тасиро тоже была вся как на иголках. Надеюсь, хоть на тесты внимания хватило.

«Но зачем прямо всеобщее собрание созывать?»

Не проще ли просто объявить, что в связи со случаем списывания отныне категорически запрещается приносить мобильные телефоны в школу?

Решив последнюю задачу, я отвернулся к окну и погрузился в размышления. Безлюдную спортивную площадку заливал мягкий свет осеннего солнца.

Совсем скоро Спортивный фестиваль. Кроме подготовки к Культурному фестивалю моим одноклассницам придется репетировать танец поддержки, оценка за который тоже идет в общий зачет. Все сейчас страшно заняты, так что передохнуть некогда. Второй триместр и так богат на события, уверен, учителям меньше всего хочется разбираться еще и с дополнительными проблемами. Тиаки вон… ходит все такой же бледный.

Закончились промежуточные тесты. Сразу после звонка по радио попросили учащихся всех классов пройти в актовый зал.

На сцене уже собрались члены школьного совета. Посередине зала стоял микрофон, чтобы любой желающий мог высказаться. Все были возбуждены.

Гордость всего Дзёто — президент школьного совета Камия объявила:

— Начинаем всеобщее собрание!

И все немедленно затихли. Вот это я пониманию, иметь влияние.

На сцену вышел Тиаки. Даже я слегка заволновался.

— Вы все наверняка в курсе, почему мы созвали это собрание. Во время промежуточных тестов был зафиксирован случай списывания с помощью мобильного телефона.

И тон, и выражение лица Тиаки были как никогда строги, одного взгляда на него хватило бы, чтобы понять, что он по-настоящему сердит.

— Напоминаю, по правилам Дзёто ученикам запрещается приносить на территорию колледжа мобильные телефоны. Таково постановление префектурного комитета по воспитанию. Но все мы понимаем, что нереально каждый день проверять личные вещи всех учеников, поэтому мы, учителя, закрывали глаза на факт использования телефонов, если это, конечно, не выходило за рамки элементарных приличий. Ни у кого из нас и мыслей не было, что это может так закончиться. Предательством нашего доверия вам!

Никто не шевелился и, кажется, даже не дышал, столько силы было в голосе Тиаки.

В Дзёто много неординарных учителей со своими методиками преподавания, у нас всегда поддерживалась строгая дисциплина (здесь учатся на рабочие специальности, поэтому с первых дней вбивают правила поведения, ношения формы и так далее), но, насколько мне известно, еще никогда здесь не работал такой учитель, как Тиаки, наводящий настоящий ужас. Пойманный на списывании Нисияма от страха окаменел, слушая его громовую речь.

«Потому что почти никто здесь не привык, чтобы его ругали», — вздохнул про себя я.

Сейчас не принято, чтобы родители и вообще взрослые кричали на детей, ругали их.

Кричал ли кто-то на меня? О-о, еще как, по большей части Хасэ. Он тоже умеет напугать до чертиков и не гнушается телесных наказаний (и не посмотрит, что ты раненый). На подработке директор и старшие грузчики тоже часто повышают голос, сердятся. Но все это исключительно по делу. Как говорила Сакураба, такова обязанность взрослых. Когда ребенок совершает что-то плохое, настоящий взрослый обязан на него рассердиться. И отругать.

Но большинство учеников сейчас наверняка растерянно гадают, с чего вдруг Тиаки на них так кричит.

— Видимо, отныне мне придется изменить свое отношение ко всем вам. Видимо, я был глупцом, что так слепо вам доверял.

Тиаки вытянул перед собой руку с мобильником. Должно быть, тем самым, что он отобрал у Нисиямы.

— С этого дня вам раз и навсегда запрещается приносить в колледж мобильные телефоны! Придется устраивать проверки на входе, не вопрос! А если я замечу на территории у кого-то мобильник в руках, я разбираться не буду!

Тиаки швырнул телефон на пол и с силой на него наступил. Хрусть! — разнеслось по залу. За этим последовала волна приглушенных вскриков и испуганного шепота.

— Вот тебе и показательное выступление… — пробормотал я.

— Тиаки-тян… — донесся до меня голос Тасиро. Даже она оказалась под впечатлением от увиденного.

Вдруг от боковой стены актового зала, где стояли учителя, к микрофону метнулась Аоки:

— Тиаки-сэнсэй, это уже слишком!

Ее крик немедленно подхватили ученики.

— Точно! Это перебор!

— Так нельзя!

— Что вы себе позволяете?!

Зал задрожал от возмущенных воплей. Нашлись даже идиоты, что стали чем-то швыряться в сторону сцены.

— А ну тихо!!! Все замолчали!!! — прогремел Тиаки. — Вы не в том положении, чтобы права качать!

— Я лично ничего плохого не сделал! Не сваливайте на всех!

— Я тоже! Это не мое дело!

Вы правда думаете, что сейчас Тиаки волнуют подобные отговорки?

— Решили, накажут одного, а вам хоть бы хны?! Это ваша общая проблема! Включите мозги!

Сердитый тон Тиаки заставил всех на секунду притихнуть, но тут опять вклинилась Аоки.

— Тиаки-сэнсэй, выбирайте выражения! Вы оскорбляете чувства детей!

Я схватился за голову.

«Может, в этом и есть доля правды, но…»

Подстегнутые этим вырванным из контекста происходящего заявлением про «оскорбления чувств», ученики опять закусили удила.

— Он меня оскорбил! Пусть извинится!

— Извинитесь!

Я раздраженно цокнул языком.

«Вот тебе и плоды твоей доброты, Аоки».

А она, не понимая, что это из-за нее настроение во всем зале поменялось на откровенно агрессивное, продолжила:

— Всегда можно спокойно договориться, позвольте мне…

«Эй-эй, ты только все испортишь…» — ужаснулся я.

Тиаки, похоже, тоже так подумал.

— А вы не лезьте, куда не просят, Аоки-сэнсэй! — закричал он и осекся. По его лицу было видно, как он корит себя за эту несдержанность.

Но было уже поздно. Несколько девушек принялись истерически голосить.

— Аоки-сэнсэй ни в чем не виновата!

— Как вы посмели! Извинитесь!

Фанатки Аоки. Какая-то девушка (на вид — примерная отличница, как раз такие в большинстве своем без ума от Аоки) протиснулась к микрофону и завизжала:

— Вы не имеете права кричать на Аоки-сэнсэй!!! Немедленно попросите прощения!!!

К ее воплям присоединились крики еще нескольких идиотов и идиоток.

Казалось, уже ничто не успокоит эту разгневанную массу, но вдруг.

— Отставить посторонние реплики!!! — разнесся по залу звонкий девичий голос, и все немедленно замолчали.

Президент школьного совета Камия пригвоздила девушку у микрофона сердитым взглядом.

— Вернись на место!

Та вся сжалась и скрылась за спинами других учеников. Президент Камия повернулась к Аоки.

— Аоки-сэнсэй, вас это тоже касается. Пожалуйста, не меняйте тему обсуждения!

Я невольно зааплодировал.

Во дает наш президент! Настоящий уникум, каких не было за всю историю Дзёто.

— Камия-сан, вы просто супер!!! — восторженным хором закричали Тасиро, Сакураба и Какиути.

Президент Камия отвернулась от попытавшейся что-то возразить Аоки и обратилась к Тиаки:

— Тиаки-сэнсэй, позвольте мне принести самые искренние извинения за то, что мы подорвали доверие всех наших глубокоуважаемых учителей.

С этими слова она низко поклонилась. Решительно и благородно, прицепиться просто не к чему.

— Мы не вправе оспаривать запрет на использование мобильных телефонов на территории колледжа. Но я прошу вас. Обещаю за всех учеников: отныне и всегда мы будем соблюдать рамки приличий, поэтому, пожалуйста, не могли бы вы и в дальнейшем закрывать глаза на наши телефоны? И не ломайте их, пожалуйста!

Раздались аплодисменты.

— Ладно уж. Все равно вы будете их таскать с собой. Тогда так, кто нарушит правила поведения — не увидит свой мобильный до самого выпускного.

В зале зашумели, кто-то недовольно загудел.

— Давайте ограничимся тремя сутками!

Предложение президента встретили овациями.

— Эй-эй, не слишком ты резко планку наказания понизила?

— Я понимаю, что о многом вас прошу, но пожалуйста!

Настроение учеников резко поменялось. Даже те, кто еще совсем недавно орал на Тиаки, переключились в «умоляющий режим».

— Пожалуйста, сэнсэй! Будьте добры!

— Мы будем хорошо себя вести!

— А ничего, что мы и так закрываем глаза на откровенное нарушение школьных правил? Три дня — это слишком мало! Ладно, пусть будет полгода… — слегка сдал Тиаки.

Но президент напор не ослабила:

— Неделя!

— На такую уступку я никогда не соглашусь!

— Две недели!

Все, затаив дыхание, следили за их «торговлей». Меня терзало смутное ощущение, что не так давно я уже наблюдал похожую сцену.

Решительно настроенная президент против постепенно «прогибающегося» Тиаки. Их противостояние не на шутку разогрело болельщиков Камия-сэмпай.

— Президент!

— Не сдавайтесь!

— Ка-ми-я! Ка-ми-я!

— Три месяца! — закричал Тиаки.

Но голос президента не дрогнул:

— Один месяц!!!

Тиаки сделал вдох, после чего как-то излишне драматично выдохнул и сказал:

— Ладно, один месяц.

Зал взорвался восторженными криками.

— Ура!!!

— Победа!!!

Президент Камия вежливо поклонилась.

— Большое спасибо, Тиаки-сэнсэй.

Ученики немедленно это подхватили и нестройным хором закричали слова благодарности. На что Тиаки суровым тоном ответил:

— Это ваш последний шанс! Чтоб больше никаких нарушений правил, ясно?! В следующий раз мы точно запретим вам приносить мобильные в колледж, а те, что успеем отобрать, вернем не раньше выпускного!

К нему присоединилась президент:

— Мы же не хотим лишаться мобильных на целый месяц, правда, ребята?! Давайте больше не будем нарушать правила!

— Да-а-а!!! — согласно заревела толпа.

И тут меня осенило.

Вот зачем созвали всеобщее собрание. Вот к чему был суровый тон Тиаки. И вот почему президент решила с ним торговаться.

«Это же… “дверь в лицо”!»

«Дверь в лицо» — психологический прием, когда ты специально завышаешь планку, а затем в ходе переговоров делаешь вид, что идешь на уступки. Хасэ часто его использует.

Тиаки специально устроил это представление с телефоном, чтобы припугнуть нас, а затем внушить, что он — так уж и быть! — согласен смягчить наказание и забирать мобильник только на один месяц. На самом деле ему был безразличен конкретный срок, потому что ученикам не хочется лишаться любимого мобильного в принципе, будь то неделя или какие-то три дня. Проблема в том, что телефоны все равно будут приносить.

А значит, необходимо было записать ученикам на подкорку: «Если не хочешь лишиться мобильного — соблюдай правила поведения».

И пожалуйста: все те, кто так рьяно выступал против Тиаки, сейчас искренне радуются назначению наказания в один месяц и не подозревают, что участвовали в заранее спланированной постановке.

— Подведем итоги. Вы можете приносить мобильные телефоны в колледж. Но! Использовать их на уроках и занятиях в клубах и секциях запрещено! Говорить по телефону в коридорах — запрещено! Разрешается перед уроками, после и на большой перемене. И только в классах, на спортивной площадке, на крыше и во дворе. Кто нарушит эти правила — лишится мобильного на месяц. Согласны?

Ответом ему послужили громовые овации и крики. Кто-то засвистел. Бесхитростные люди.

«И все теперь пляшут под твою дудку… Мои поздравления, Тиаки».

На этом всеобщее собрание благополучно подошло к концу. Мне кажется, или президент тоже была в сговоре?

Когда мы уже выходили из актового зала, Тасиро с легким недовольством в голосе протянула:

— Эх, вот уж не ожидала от Тиаки-тяна такой твердолобости. Я, конечно, понимаю, нарушение правил и все такое, но как можно в наше время запретить приносить мобильники в школу?

Я несильно хлопнул ее по макушке.

— Что-то на тебя не похоже, Тасиро. Включи мозги.

Если даже Тасиро провели, найдется немало ребят, которые так и останутся под неверным впечатлением от жесткого выступления Тиаки. С этим, конечно, ничего не поделаешь, но…

«Какое-то у меня нехорошее предчувствие…»

На сцене так и остался лежать мусор, что бросали в Тиаки потерявшие голову болваны.

Оглянуться не успели, подошел к концу октябрь, а с ним позади остался и Спортивный фестиваль. Подготовка к Культурному фестивалю перешла в завершающую стадию. Казалось, весь колледж вибрировал от носящихся туда-сюда по коридорам и что-то спешно доделывающих учеников и учителей.

В один из таких дней я после обеда поднялся на крышу. Было тепло, светило солнце, и я решил немного вздремнуть в своем любимом местечке на баке для воды.

Но оказалось, что меня опередили.

На крыше и так редко кто бывает, а идея залезть на бак до меня еще никому не приходила, но сегодня на месте, что я практически считал своим, лежал на боку, спиной ко мне, подперев голову правой рукой…

— Тиаки, вы?

— О, Инаба, — повернул он голову. — Я что, занял твое любимое лежбище? Ну прости.

— Да нет, я не против.

— А здесь здорово, тепло, хорошо… — хрипло заметил он.

Мне вспомнился тот раз, когда я обнаружил Тиаки лежащим во дворе.

Немного помявшись, я все-таки решился спросить:

— Вам что, нездоровится?

Тиаки покосился на меня. Удивительный у него был взгляд. Несмотря на усталое лицо, его глаза буквально пронзали насквозь.

— Ну… В определенном смысле можно и так сказать. — Он криво усмехнулся. — У меня малокровие.

— Малокровие?

— Пониженная концентрация эритроцитов.

— И что это значит?.. Это такая болезнь?

— Не знаю, можно ли это считать болезнью… Короче говоря, это еще называется анемией.

Ага, вот почему он всегда такой вялый. А тот белый конверт, что я видел между файлами у него на рабочем столе, видимо, все-таки был из-под лекарств. Получается…

— То есть, когда вы тогда во дворе…

— И откуда ты взялся такой умный, — проворчал Тиаки и зажег сигарету. — Я тогда как раз хотел перекурить, вышел во двор, и вдруг перед глазами потемнело.

— Так я и думал! А то странно: с чего вам валяться в таком месте.

Не успел я договорить, как Тиаки выдохнул мне в лицо облако дыма.

— Не люблю излишне догадливых.

— Мне часто это говорят, — отозвался я, рукой разгоняя дым.

Теплое осеннее солнышко успело нагреть бетонную крышу. Тиаки, неприятно морщась, курил (если у вас проблемы со здоровьем, зачем еще дополнительно травитесь?).

— А малокровие — это врожденное?

— По ходу, да. Хотя в детстве я о нем понятия не имел. Зато в пору студенчества симптомы резко обострились. Неудивительно, учитывая мой тогдашний, далекий от здорового образ жизни. Усугубил состояние, сам того не ведая, — признался Тиаки без малейшего сожаления. — Хотел как-то сдать кровь на донорство, а мне отказали. Тогда и узнал, что у меня малокровие.

— Понятно.

— На прошлом месте работы тяжеловато пришлось, думал, годик передохну, восстановлюсь спокойно, но тут ваш директор позвал.

— Вы с ним были знакомы?!

— На самом деле я должен был начать работать со следующей весны.

— То-то я думал, с чего вы вдруг на середине учебного года пришли!

— Потянули за нужные ниточки, — усмехнулся Тиаки.

Все-таки он бледный… причем болезненно бледный.

С того всеобщего собрания многие ученики начали недолюбливать Тиаки. На мой взгляд, они тупо нашли, на ком сорвать раздражение. Кое-кто из этих безголовых и бессовестных идиотов теперь намеренно попадает в неприятности, подставляя Тиаки, которому приходится со всем этим разбираться. Детский сад, честное слово.

А зная Тиаки, уверен, он ни на кого не перекладывает ответственность, сам все решает. Не жалуясь и не срываясь. Неудивительно, что стресс накопился.

Вдруг я увидел на груди Тиаки что-то вроде колышущихся и переплетающихся красно-черных усиков.

«Это же!..»

Мне уже приходилось видеть нечто подобное, когда Тасиро сбил мотоцикл. То было олицетворение урона от ее ран. Тогда я вытянул его из нее, благодаря чему Тасиро избежала серьезных последствий и благополучно поправилась.

«Раз я могу его видеть…»

Я, недолго думая, прижал ладонь к груди Тиаки.

— Эй, ты чего?

— Тс-с! Дайте мне минутку…

Я закрыл глаза и сфокусировал внимание на уроне. Все как в тот раз. Сквозь красно-черную «жижу» слабо пробивался мерцающий белый свет.

— Эй…

— Помолчите немножко!

Я свободной рукой прикрыл глаза Тиаки. Вновь сосредоточился на уроне и мысленно приказал. Отвечая на мой зов, урон через мою ладонь втянулся внутрь моего тела.

«Так-то лучше…»

Ощущение неприятное, но мне вынести такого рода урон — не проблема. Тело постепенно наливалось тяжестью и цепенело.

— Эй, Инаба!

Я резко убрал руки и открыл глаза. На лице Тиаки застыло выражение крайнего недоумения.

— Ты чего меня лапал и пыхтел паровозом?

Я торопливо отодвинулся.

— Нет!.. Ничего такого, честно!.. Клянусь!

Тиаки, не отрывая от меня вопросительного взгляда, сел. И тут же его глаза изумленно округлились.

— Странно… Мне… как-то полегчало?..

Он прижал ладонь к шее и с хрустом ее размял.

Затем посмотрел на меня. Я невольно вздрогнул. Казалось, он видит меня насквозь.

— Ты что сделал, Инаба?

— Ничего… Точечный массаж, — выдавил я, чувствуя, как по виску катится капля пота.

— Хм-м-м?

Сунув окурок в карманную пепельницу, Тиаки поднялся.

— А ты, как я посмотрю, полон сюрпризов, — улыбаясь, многозначительно произнес он и спустился на крышу.

— Фу-у!

Я без сил повалился на теплую поверхность бака. Тело точно налилось свинцом. Я почти слышал, как жалобно скрипят под его весом кости. Но мне, чтобы справиться с этим состоянием, достаточно хорошо поесть. Спуститься, что ли, в холл, купить чего-нибудь?

— Прекрасная работа, господин, — появился Фул и отвесил глубокий поклон. — Сердца ваших верных слуг переполняются гордостью при виде, как вы благородно спасаете чужие жизни!

— Да, да…

Мне не удалось удержать контакт и втянуть в себя весь урон Тиаки, но хотя бы лицо у него слегка порозовело. И то хорошо.

— Но я все-таки молодец. Могу теперь видеть чужой урон и сознательно им управлять! — ощутил я прилив гордости.

Тогда с Тасиро все вышло будто само собой, но в этот раз я действовал осознанно.

Но Фул невозмутимо отрезал:

— Это единичный случай. Со всеми так не получится, смею вас разочаровать.

— Вот как? Хочешь сказать, это просто совпадение, что с Тиаки вышло?

Фул кивнул.

— Скорее всего, причина в вашей эмоциональной близости.

Меня даже в дрожь бросило.

— Выбирай выражения!

После долгого отсутствия в особняк вернулся Художник, как всегда привезя с собой местного алкоголя.

— О-о-о, сашими из «вернувшегося» тунца!!! — не сдержали мы радостного вопля, когда перед нами поставили огромное блюдо с сокровищами осени.

«Вернувшийся» тунец по сравнению с весенним казался совсем другой рыбой: жирненький, мягкий, он буквально таял во рту!

— Эти жареные грибы и куриные желудочки просто идеальная закуска! Так бы и ел!

Художник и Сато-сан не уставали нахваливать стряпню Рурико-сан, по которой успели изрядно соскучиться.

— И не говори! Желудочки такие упругие, а грибочки так хрустят!

Сегодня добавкой к рису служили анчоусы, блестящие на свету от оливкового масла. Акинэ-тян и Марико-сан радостно обсуждали их полезность для здоровья. Хотя привидению Марико-сан едва ли стоило об этом волноваться…

— Малокровие, говоришь… У меня друг такой же, и тоже мужик. Хотя анемией обычно страдают женщины.

— А-а, помню-помню, у меня в школьные годы месячные жутко тяжело проходили, с постели не вставала.

Это прокомментировали мой рассказ Художник и Марико-сан, подливая друг другу местное саке.

— А у меня давление высокое, — протянула Акинэ-тян, и мы все расхохотались.

Представить Акинэ-тян, страдающей от малокровия, было решительно невозможно.

— Анемия — это такая болезнь, что не вылечить переливанием, можно только лекарствами поддерживать стабильное состояние. Насколько мне известно, со временем организм привыкает к этой своей особенности, но, случается, при обострении больные впадают в кому и умирают. Страшно это все-таки, — вздохнул Поэт.

Художник и Марико-сан кивнули.

— Даже так? Из-за одного малокровия?

— Если по какой-то причине мозг перестает снабжаться кровью, то есть не получает кислород, он просто отключается. А тогда и сердце перестает биться. А там и до смерти недалеко.

— Ого, ничего себе…

— Так называемая гипоксия мозга.

— На этом основаны приемы удушения в дзюдо, когда в захвате пережимаешь сосуды в шее. Тот же принцип, мозг перестает получать кислород, и оппонент отключается. Если вовремя не отпустить и не привести его в чувство, могут быть серьезные последствия.

— Мозг — вещь хрупкая… — задумчиво произнесла Акинэ-тян, уминающая четвертую порцию риса с каштанами. В ее устах слово «хрупкий» звучало довольно чужеродно.

— Но вот что интересно, — встрепенулся Поэт, — у тебя, Юси-кун, с этим Тиаки-сэнсэем прямо какая-то мистическая связь.

— А может, эмоциональная?

— Гха-ха-ха-ха-ха-ха!

Вредные взрослые так и покатились со смеху.

Да пожалуйста, смейтесь на здоровье. Я уже для себя решил, что уж лучше связь с Тиаки, чем с той же Аоки.