1
  1. Ранобэ
  2. Изысканная жизнь в Особняке нежити
  3. Изысканная жизнь в Особняке нежити 6

Новый год в Особняке нежити

- А-а-а-а-ах…

Промерзший организм оттаивает в горячих водах источника. От кончиков пальцев ног и до самой макушки все тело приятно колет.

В боковой стене пещеры «прорублена» дыра, в которой виден кусочек уже совсем голубого неба. По нему, точно радуга, протянулась дуга из разноцветного облака. У меня на глазах ее пробил насквозь луч золотого света.

— О-о, вот и утро, солнце встает! — с радостными возгласами в пещеру ввалилась почти вся мужская половина общежития, Хасэ в том числе.

— Успели!

— Наблюдать за новогодним восходом из горячей ванны! Лучше не придумаешь!

— Вы же еще явно навеселе, куда вы в термальный бассейн! — испугался я.

— Ничего страшного! У нас есть, чем опохмелиться!

Едва ли наличие опохмела как-то влияет на безопасность принятия горячей ванны, но, как бы то ни было, эти несносные взрослые с графинами в руках опустились в воду. Куда в них только влезает?! Хотя, в их случае я уже ничему не удивляюсь.

Из-за водопада выглянуло солнце. Окружавшие его скалы и пруд залило золотым светом.

— О-о-о!

— Красота какая!..

Пещера загудела от хлопков и восторженных криков. Я переглянулся с сидящим рядом Хасэ. Тот едва заметно улыбнулся. У меня вдруг защемило на сердце: вспомнился прошлый Новый год.

После уезда из особняка я поселился в школьном общежитии, и как-то так вышло, что на меня одна за другой навалилась куча неприятностей, а к этому прибавилась резко усилившаяся неуверенность в себе и окружающих, из-за чего я практически впал в депрессию. Новый год я должен был встречать в одиночестве, но Хасэ, отказавшись от путешествия с семьей, специально приехал, чтобы составить мне компанию.

За бэнто с подработки и одэном из магазина мы болтали обо всем на свете, а там незаметно наступила полночь. Выдохлись мы лишь на рассвете, так что первый восход солнца в итоге проспали.

Но сейчас меня переполняет счастье, ведь этот новый год я встретил со своими соседями по особняку и Хасэ… аж слезы на глаза наворачиваются…

Первый восход выдался настолько прекрасным, что я от избытка чувств потерял дар речи. И неважно, какому измерению это солнце принадлежало.

— Ну надо же, как красиво! — раздался позади голос.

Перед бассейном стояла совершенно голая Марико-сан.

— Уа-а-а!!!

Мы с Хасэ так и подпрыгнули.

В золотистом свете утреннего солнца роскошная фигура Марико-сан была воистину ослепительной. Но нагота — это уже перебор! Однозначно перебор! Хочешь не хочешь, а подскочишь, как ужаленный.

— Марико-тян! Ну ты хотя бы спереди прикройся! Ладно мы, но тут же еще старшеклассники есть. Старшеклассников-то пожалей! — укорил ее Поэт, пока Художник, Сато-сан и остальные ржали в голос.

— Ладно тебе, она ж как статуя, какое к ней желание может быть?!

— И то верно! Но полюбоваться все-таки есть чем!

Букинист звонко захлопал.

— Прямо Бентен-сама!

— Гя-ха-ха-ха-ха-ха!

Со смерти Марико-сан прошло уже немало времени, и она успела забыть весь женский стыд. Сейчас она по своему поведению скорее напоминает мужика среднего возраста, поэтому, несмотря на потрясающие формы, никаких непристойных мыслей не вызывает.

— Ох уж эти твои соседи… — хмыкнул Хасэ.

Я тоже невольно усмехнулся, а затем, зараженный гоготом взрослых, расхохотался.

По пещере и пруду с водопадом разносился многоголосый смех. Первый смех в новом году. Здорово.


Прогревшись, все разошлись по своим комнатам и в следующий раз проснулись лишь в районе полудня.

В гостиной успели прибраться и поставить новогодние цветы. Буся с Белой наблюдали за падающим по другую сторону дверей-сёдзи снегом.

— Буся! — радостно позвал его Хасэ, и Буся не менее радостно к нему подбежал, топая маленькими ножками в теплых носочках с помпончиками — подарок Хасэ.

Буся холода и жара не ощущает, поэтому целый год ходит в футболке, черных штанишках (одежда, правда, ненастоящая, одна видимость, но это к делу не относится) и босиком.

В конце концов Хасэ не выдержал:

— Меня при взгляде на него самого мороз пробирает!

После чего приобрел ему вязаную кофточку и кучу носочков. И теперь, глядя на Бусю в обновках, так и расплывается в счастливой улыбке… Аж смотреть тошно.

— Ага, проснулись, — заглянула в гостиную Акинэ-тян.

— Доброе утро, Акинэ-сан.

— Утро!

— Обедать будете?

После вчерашнего пиршества мы ожидали нечто простое и легкое, но…

— Зимний желтохвост*!

— Ого, вкуснотища какая! А как переливается!

На обед были сашими из доставленного только этим утром свежайшего желтохвоста, вареная свинина с дайконом под юдзу-мисо, кимпира из кожицы дайкона, рыбный суп с мисо, маринованный редис и, разумеется, рис! Чем не полноценное угощение?

— Объедение! Это сашими! Челюсти так и сводит от такой вкусноты!

— А это юбзу-мисо! Просто шедевр! Задает тон всему обеду! И никакой другой закуски не надо!

— Так, кому ситими к супу? Дзони тоже есть!

— Спасибо, Акинэ-сан.

— Рурико-сан, все невероятно вкусно!

— Гениально!

От нашей неустанной похвалы общежитский повар Рурико-сан — привидение, представляющее собой одни кисти рук — принялась смущенно потирать свои тонкие белоснежные пальцы. Неважно, Новый год на дворе или обычный день, стряпня Рурико-сан всегда на высочайшем уровне. И этот год точно не станет исключением!

Сашими из зимнего желтохвоста идеально пошли под рис, а какой из него вышел наваристый суп! А это дзоси (Рурико-сан готовит дзоси из дайкона, моркови и клубней таро с добавлением белого мисо) — невозможно же остановиться! Вот тебе и «простой и легкий» обед — опять наелись до отвала, так все вкусно.

Похлопывая себя по набитому, так что дышать тяжело, животу, я посмотрел сквозь стекло дверей-сёдзи во двор.

Зимний сад Особняка нежити украшают красные и белые камелии. По самому саду носятся маленькие снеговики и катаются «снежки» — наткнувшись на кого-то, они просят: «Воды!» (Но поливать их нельзя — как мне сказали, в ответ дунут таким холодным воздухом, что запросто околеешь).

— Сугробов, похоже, так и не дождемся…

Со вчерашнего дня, не прекращаясь, идет снег, но он лишь слегка прикрыл землю и кустарники. Буся, как я заметил, тоже, не отрываясь, смотрит в сад.

— Хочешь снега побольше, Бусь?

Малыш кивнул (он не говорит).

— Домовладелец открыл рядом с водопадом проход в «снежную долину», — сказала вдруг Акинэ-тян.

— В снежную долину?!

Водопад со всех сторон закрывают высокие скалы, но наш Домовладелец может «прорубать» в них проходы в самые разные места. Так осенью мы праздновали полнолуние посреди бесконечного дикого поля.

— Пошли посмотрим, Хасэ!

— Пошли!

Мы вскочили.

— Не забудьте одеться!

— Хорошо!


Застегнув куртки и повязав на шеи шарфы, мы спускаемся в подвал. Буся тоже пошел с нами, поэтому мы надели на него голубую пелерину.

В скале сбоку от водопада темнел проход, хотя еще утром его там не было. Мы, пригнувшись, нырнули в него, и…


Перед нами открылась снежная долина.


Бесконечное нетронутое снежное полотно, в какую сторону ни повернись.

Один снег. И редкие черные голые деревца.

С этой стороны мы вышли из дыры в большом валуне не выше нас самих. Причем сам валун тоже был заснежен.

Небо было серое с легким синим оттенком, а на горизонте светилась золотая полоса. Откуда-то издалека доносился едва различимый гул ветра.

Сразу стало ясно, что здесь нет жизни.

В этом безграничном пространстве ничего нет. Некуда идти, нечего искать.

Как же там было красиво.

Прекрасный в своей пустоте, точно чистейшей воды кристалл, мир. Недоступный и неизвестный обычным людям.

Но несмотря на всю красоту пейзажа, здесь было страшно одиноко. Глядя на него, душу сковывала тоска, как в печальном сне.

Я покосился на Хасэ. Тот стоял, крепко прижимая к себе Бусю.

«Так нечестно», — подумал я.

И обнял Бусю и Хасэ.

— Ты чего?

— Да так, просто… Здесь так красиво, но грустно. Ничего нет.

— Это точно. Но это удивительный опыт. На Земле, наверное, и нет таких мест, где ничего нет… разве что в пустыне.

— В пустынях же полно животных и растений.

Мы немного прошлись.

Снег скрипел под ногами. Было приятно вот так идти, слегка проваливаясь в сугробы. Казалось, шел бы и шел бы так, куда глаза глядят.

Хрусть-хрусть-хрусть. Немного ускоряю шаг.

— Хе-хе.

Настроение заметно улучшилось.

Хруст! Хруст! Хруст! И вот я уже бегу.

За нами вдогонку бросилась Бела.

— И-и-ией! — я со всех ног рванул вперед.

Хасэ расхохотался.

— И раз!

Я «рыбкой» прыгнул в белоснежную нетронутую гладь и ушел с головой в сугроб.

— Ух ты, здорово!

— Ну-ка, я тоже хочу.

Хасэ передал мне Бусю и спиной бухнулся на снег. Взметнувшиеся в воздух хлопья присыпали его всего. Хасэ, не торопясь вставать, захохотал.

— И чем мы занимаемся? Прямо как дети малые!

— Лучше на Белу посмотри, вот кто по-настоящему счастлив!

Бела, обычно не отходящая от Буси ни на шаг, носилась по долине.

— Мама Бела все-таки собака, — улыбнулся Хасэ.

От вида бегающей и прыгающей по сугробам Белы на душе теплело.

Мы с Хасэ тоже какое-то время поиграли в догонялки, затем принялись лепить снеговика. Рядом, копируя Хасэ, сосредоточенно катал шары для своего маленького снеговика Буся. Удивительное это было чувство — получить в свое полное распоряжение бесконечную нетронутую снежную гладь.

Вдруг послышался хриплый возбужденный лай. К нам на огромной скорости, взметая клубы снега, несся серый волкодав.

— Сигар!

Верный пес художника Фукасэ, пятидесятикилограммовая махина, в жилах которой течет волчья кровь. Сигар всегда сопровождает Художника в его поездках по стране — сидит сзади на мотоцикле. Останавливаются они обычно не в городе, а где-нибудь на природе, чтобы Сигару был простор (в лесу или у реки — Художник любит походную жизнь). В особняке пес тоже ходит, где ему вздумается, но спать предпочитает все-таки в комнате хозяина.

Сигар, похоже, слегка обезумел при виде такой огромной «площадки для игр». Стрелой метнувшись к нам, он повалил нас с Хасэ в снег, облизал обоим лица, мягко ткнулся носом в щеку Буси (но и этого хватило, чтобы малыш улетел в сугроб), после чего они на пару с Белой принялись носиться вокруг, заваливая друг друга, прыгая, лая.

— Вот собакам счастье, — засмеялся Хасэ.

— Эй! Парни!

Из «дыры» показались взрослые с лопатами за плечами.

— Будем строить иглу!

Мы с Хасэ переглянулись и подскочили.

— Да!!! Иглу!!!

Следующие несколько часов ушли у нас на создание вполне так себе настоящей, крепкой иглу.

Кроме «зала» на десять человек мы соорудили «туалет» и «спальню», и даже — зачем-то — «лестницу». Веселились, как дети, строящие огромный и сложный песочный замок.

Закончили мы, когда серо-синее небо над снежной долиной стало насыщенного ультрамаринового цвета (темнее в этом мире, как я понял, не бывает). На часах было шесть вечера.

— Банзай, банзай, банзай! — хором прокричали мы.

Следующим шагом стало обустройство: мы застелили пол иглу коврами, поставили котацу, стол. В стенах пробили небольшие ниши под свечи, свет которых придали атмосфере внутри иглу красоты и уюта.

— А здесь так тепло! — восхитился я.

По сравнению с ощутимым морозцем снаружи, внутри иглу в зимней одежде было даже жарковато.

— Не зря же в них люди на Аляске живут.

— Ну что, время пировать! — притащил огромную кастрюлю Художник.

— Давно пора!

Мы встретили его аплодисментами и радостными воплями.

Стоило снять крышку с поставленной на портативную газовую плиту кастрюли, и всю иглу заполонил запах ароматного бульона. Даже голова закружилась. Но, заглянув внутрь, я обнаружил, что на поверхности плавает что-то большое, белое и округлое…

— Моти?! — не сдержал я удивления.

Что моти делает в супе?!

Взрослые засмеялись.

— Сёгоин-дайкон, я правильно понимаю? — спросил Хасэ.

— Что?! Но разве сёгоин-дайкон бывает таким большим?!

Этот шар почти касался стенок кастрюли и своим размером правда напоминал кагами-моти. Покачиваясь на пузырьках, он уже почти потерял первоначальную белизну, насыщаясь цветом бульона.

— Это, так сказать, закуска, — пояснила Акинэ-тян.

— Закуска? Это?!

— Он уже довольно давно варится в бульоне из ламинарии и кафельника, смотри сам.

Она легко, точно масло, проткнула этот огромный шар палочками и разделила на кусочки.

— Бульон из кафельника… — я сглотнул слюну.

В зимний период кафельники — любимая белая рыба жителей Кансая, особенно Киото.

Акинэ-тян добавила к кусочкам редьки немного юдзу-мисо.

— Налетайте.

У Хасэ, который еще во время обеда по уши влюбился в юдзу-мисо, глаза так и засияли.

— М-м-м!

— Вкуснотища!

— Рыбный бульон… Без него истинному японцу жизнь не мила!

Иглу затопили блаженные стоны и восторженные возгласы.

Дайкон, стоило ему оказаться на языке, тут же таял, точно хлопья снега, и рот наполнял ароматный бульон. Юдзу-мисо добавлял интересный акцент. Казалось, я сам сейчас растекусь от такой горячей вкусности.

— К этому определенно пойдет саке!

— Не скажи, по мне, лучше сётю!

— Ладно вам!

— Ну уж нет, не согласен!

Взрослые только и успевали, что накладывать себе добавки и опустошать рюмки.

— Сразу так тепло стало!

— Не закуска, а чудо!

Мы с Хасэ тоже не могли нарадоваться. Несмотря на свои внушительные размеры, очень скоро от сёгоин-дайкона ничего не осталось.

— А теперь настал черед главного блюда — рыбного супа!

В кастрюлю высыпали щедрую порцию нарезанных овощей и тонких кусочков филе кафельника.

Все плотным кольцом окружили кастрюлю и вскоре с разрумянившимися и блестящими от пота лицами уже лакомились горячим наваристым супом.

«Хорошо-то как», — подумалось мне уже в который раз за последние сутки.

— Для детей еще есть хосомаки и онигири!

В иглу занесли красные короба с разными роллами и онигири.

— Рурико-сан… Вы лучше всех!

— Не всё же одним взрослым праздновать!

— Рурико-сан никого не забывает!

Роллы отлично пошли под суп. Все было так вкусно, что хоть умри я прямо там — никаких сожалений бы не испытал.

В середине нашего веселого пиршества в иглу внезапно заглянул человек во всем черном.

— Наслаждаетесь жизнью, как я посмотрю?

— Рю-сан!

Этот высокий красавец с длинными, убранными в хвост, черными волосами и в черной одежде — могущественный экстрасенс (насколько мне известно), еще один сосед по особняку, в котором Акинэ-тян видит живой пример для подражания.

— О, давно не виделись!

— С Новым годом!

— С Новым годом!!!

— Садись давай! И супа, и саке еще полно!

— Значит, и мой подарок придется кстати, — Рю-сан поставил перед собой бутылку.

— О-о, это же «Мао»!

— Прямо твое коронное!

Все захохотали. Пир набирал обороты.

  1. Выловленный в зимний период, до нереста, когда мясо наиболее жирное.