1

«Если кошка может поймать мышь, — однажды сказал китайский император, — то это хорошая кошка».

Рита Вратаски была очень хорошей кошкой. Она совершила достаточно убийств и получила свою награду. Я же оказался котом с грязного переулка, равнодушно плутающим по полю боя в ожидании, когда с него сдерут кожу, выпотрошат и сделают теннисную ракетку. Руководство позаботилось, чтобы Рита выглядела ухоженной, но им было совершенно насрать на остальных пехотинцев.

Физподготовка длилась три изнурительных часа, и, чёрт побери, можно не сомневаться, что в неё включили грёбаные изо-отжимы. Я был настолько занят обдумыванием дальнейших действий, что вовсе забыл про здесь и сейчас. Спустя полчаса американские спецназовцы насмотрелись на наши пытки и вернулись в казармы. Я старался не смотреть на Риту, и она ушла с остальными, а это означало, что я здесь всерьёз и надолго. Напоминало программу с шаблоном если\тогда: Если метка Рита-присоединяется-к-физтренировке=истина, тогда закончить.

Альтернативный шаблон: Грёбаный-изо-отжим.

Может, это доказывало, что я мог изменять события. Если бы я глазел на Риту, она присоединилась бы к ФП, и закончили бы мы через час. Руководство устроило тренировку без достаточных на то оснований и могло его как закончить, так и растянуть на полдня.

Если моя догадка верна, то ситуация отнюдь не безнадёжна. Окно возможностей могло проявиться в завтрашней битве. Вероятность этого могла составлять 0,1 процента или даже 0,01 процента, но если я мог улучшить свои боевые навыки хоть ненамного — даже если окно приоткроется на миллиметр — рано или поздно я найду способ распахнуть его настежь. Если я научусь перепрыгивать через любую преграду во время этой короткой, навязанной мне гонки со смертью, может, однажды я проснусь в мире, где есть завтра.

В следующий раз я обязательно буду во все глаза таращиться на Риту во время ФП. Я немного жалел, что втягиваю её, случайного, по сути, свидетеля моего сольного выступления. Но выбирать особо не приходилось. У меня нет времени, чтобы тратить его на укрепление мышц, которые не получится прихватить с собой в следующую петлю. Время лучше потратить на боевое программирование моего мозга.

Когда тренировка, наконец, подошла к концу, люди на поле, сыплющие жалобами, побежали спасаться от солнечного жара в казармы. Я направился к сержанту Феррелу, который присел, чтобы получше завязать шнурки. Он был куда длиннее, чем любой из нас, и я решил, что сержант лучше всего подходит для начала моего боевого обучения. И дело не только в том, что он самый живучий член взвода. Мне пришло в голову, что его внутренние 20 процентов от инструктора строевой подготовки могут оказаться полезными.

Над его ёжиком мерцал горячий воздух. Даже после трёх часов ФП сержант выглядел так, будто мог прямо сейчас принять участие в троеборье и прийти к финишу первым, даже не вспотев. У основания толстой шеи виднелся необычный шрам — подарок с тех времён, когда паразитов выводили не только в Жилетах, но ещё с имплантированными чипами, повышавшими скорость реакции. Какими только грубыми методами не приходилось тогда пользоваться. Шрам же служил медалью за отвагу — к ней прилагались двадцать жёстких лет службы и способность как и прежде надирать зад.

— Заработал волдыри? — внимание Феррела не переключалось с ботинок. Он говорил на Бурсте с закрученным языком, что характерно для бразильцев.

— Нет.

— Душа в пятки ушла?

— Я бы соврал, если бы сказал, что мне не страшно, но я не собираюсь убегать, если вы это имели в виду.

— Для новичка ты неплохо приспособился.

— Вы продолжаете тренировку, сержант?

— Пытаюсь.

— Не возражаете, если присоединюсь?

— Ты пытаешься типа пошутить, рядовой?

— В желании убивать нет ничего смешного, сэр.

— Что ж, в твоей башке есть что-то смешное, если ты хочешь запихать себя в этот проклятый Жилет за день до того, как мы отправимся умирать. Хочешь уработаться до пота — иди найди студентку и поупражняйся с её бёдрами. — Вгляд Феррела оставался прикованным к его шнуркам. — Свободен.

— Сержант? При всём уважении, я не видел, чтобы вы бегали за дамами.

Феррел наконец поднял взгляд. Его глаза казались раскалёнными стволами 20‑миллиметровых винтовок, торчащих из бункеров-глазниц в его загорелом, кожистом лице.

— Судя по твоим словам, я какой-то гомик, который предпочтёт затянуть себя ремнями в пропотевшем Жилете, нежели оказаться между женских ног? Ты это пытаешься сказать?

— Э-э-э-это не то, что я имел в виду, сэр!

— Ладно тогда. Присаживайся. — Он провёл рукой по своим волосам и хлопнул по земле.

Я сел, и между нами пронесся порыв морского ветра.

— Я был на Исигаки, знаешь ли, — начал Феррел. — Прошло уже лет десять. Жилеты тогда собирали из дешёвого мусора. Кое-где пластины не сходились плотно, типа сочленения для мобильности. Во время тренировки они протирали тебе кожу, и та покрывалась струпьями. Чего уж говорить про настоящий бой. Болело так сильно, что некоторые парни отказывались ползти по земле. Они вставали и шли прямо в центр потасовки. Ты мог кричать, что там их убьют, но всё равно некоторые поднимались. Ещё некоторые расхаживали с нарисованными на груди мишенями. — Феррел засвистел, изображая падающий снаряд. — Шлёп! И пропала целая пачка мужиков.

Феррел прибыл из Южной Америки, в нём текла смесь из японской и бразильской крови. Половину его родного континента разорили Мимики. Здесь, в Японии, где хай-тек дешевле хорошей еды, мы могли себе позволить пичкать Жилеты высокоточной машинерией. В то время как во многих других странах только и могли, что обеспечить войска старыми добрыми противогазами и ракетницами и отправить в бой с молитвой. Забудь про артиллерию и поддержку с воздуха. Любая их победа длилась недолго. Наноботы, покидающие трупы Мимиков, пожирали лёгкие всех оставленных на поле боя солдат. И понемногу земля, которую люди некогда звали домом, становилась безжизненной пустыней.

Феррел происходил из фермерской семьи. Когда их посевы стали умирать, земледельцы решили бросить свою землю и перебраться на один из островов на юге, безопасный рай, защищённый чудесами технологий. Семьи людей, служащих в ОСО, обладали приоритетом в очереди на иммиграцию. Вот так Феррел и вступил в японские войска.

Эти «солдаты-переселенцы», как их повсеместно называли, успели стать обычным делом в Бронепехоте.

— Ты когда-нибудь слышал выражение кириобоэру?

— Что? — спросил я, вздрогнув от старо-японского.

— Это старое изречение самураев, которое означает «Порази своего врага и учись».

Я мотнул головой.

— Вроде бы не слышал.

— Цукахара, Бокудэн, Ито, Миямото Мусаси — известные самураи тех времён. Мы сейчас говорим о делах пятисотлетней давности.

— Думаю, я как-то читал комикс про Мусаси.

— Чёртовы дети. Не отличат Бокудэна от Бэтмена. — Феррел раздражённо вздохнул. Он знал о культуре моей страны больше меня, чистокровного японца. — Самураи были воинами, что посвятили свою жизнь сражениям, прям как ты и я. Как думаешь, скольких людей за всю жизнь убили самураи, каких я только что назвал?

— Не в курсе. Если их имена до сих пор на слуху спустя пятьсот лет, может... десять или двадцать?

— Даже не близко. Записи тех времён похожи на небрежные наброски, но число лежит где-то между тремя и пятью сотнями. У каждого. У них не было пистолетов. У них не было бомб. Каждого человека они рубили в бою лицом, мать его, к лицу. На пару медалей точно хватило бы.

— Как у них получилось?

— Отправляй одного человека на тот свет каждую неделю в течение десятков лет и получишь свои пять сотен. Вот почему они известны как мастера меча. Они не убивали лишь однажды, довольствовуясь результатом. Они продолжали. И становились лучше.

— Похоже на видеоигру. Чем больше убьёшь, тем сильнее станешь — так? Дерьмо, мне столько нужно наверстать.

— Учти, что их оппонентами были не тренировочные манекены или маленькие цифровые человечки. Они рубили живых, дышащих людей с хладнокровием мясника. Сражались за свою жизнь с такими же, как они. Если они хотели жить, они должны были поймать врага врасплох, ставить ловушки, а иногда убегать, поджав хвост.

Не это первое приходит на ум, когда думаешь о мастерах меча.

— Изучай, что может тебя убить и как можно убить врага; единственный способ научиться — пробовать и стараться. Какой-нибудь пацан, которого учили махать мечом в додзё, не будет иметь и шанса против человека, проверенного в бою. Они знали это и продолжали следовать своему пути. Вот как они смогли навалить кучу из пятисот трупов. Один взмах за раз.

— Кириобоэру.

— Вот именно.

— Тогда зачем нас парят этими тренировками?

— А, прямо к сути. Такие мозги... ты слишком умён, чтобы быть солдатом.

— Да мне всё равно, сержант.

— Если ты в самом деле хочешь сражаться с Мимиками, тебе нужны вертолёты или танки. Но вертолёты стоят денег, как и обучение пилота. А от танков на этом ландшафте и вовсе не будет проку — слишком много гор и рек. Но в Японии полно людей. Потому их заковывают в Жилеты и отправляют на линию фронта. Делают из лимона лимонад.

Полюбуйтесь, что стало с лимоном.

— Всё то дерьмо, которым тебя пичкают во время обучения — жалкий минимум. Они набирают кучу рекрутов, которые не могут отличить жопу от вагины, и учат их не переходить дорогу на красный. Посмотрите налево, посмотрите направо, а когда станет жарко, опустите головы. Большинство молокососов забывает всё это, когда начинается дерьмо, и валятся штабелями. Но если ты везучий, то сможешь выжить и, быть может, даже чему-то научишься. Почувствуй первый вкус битвы и вынеси из неё урок, в тебе даже может найтись такое, что ты зовёшь солдатом, — Феррел прервался. — Что смешного?

— Чё? — Ухмылка проползла по моему лицу, пока он говорил, и я даже не заметил.

— Когда я вижу, как кто-то ухмыляется перед сражением, я начинаю волноваться, всё ли в порядке у него с головой.

Я думал о своей первой битве, когда Буйная Топорита пыталась помочь мне, когда мои заляпанные грязью внутренности сгорели дотла, когда отчаяние и страх струились по моему лицу. Кэйдзи Кирия был одним из невезучих молокососов. Дважды.

В третий раз, когда я убежал, удача опять повернулась ко мне не самым приятным местом. Но по какой-то причине мир давал мне другой шанс, заставляя прокладывать путь к выживанию. Не за счёт удачи, а своими собственными силами.

Если бы я мог подавить желание убежать, я бы посвятил весь день перед битвой тренировке. А что могло быть лучше? Я учился почти автоматически, один взмах за раз. У тех мечников ушли десятки лет, у меня же в распоряжении всего день.

Феррел встал и хлестанул меня по затылку, резко остановив поезд моих мыслей.

— Ни к чему об этом беспокоиться теперь. Почему бы тебе не подыскать себе студентку?

— Я в порядке, сержант. Я просто думал... — Феррел посмотрел в сторону. Я продолжил. — Если я переживу завтрашнюю битву, за ней ведь последует другая? И если я переживу её, я направлюсь к следующей. Если в каждой из них я отточу свои навыки, а между битвами буду практиковаться в симуляторах, мои шансы на выживание будут расти и расти. Так?

— Что ж, если хочешь настолько дотошно это проанализировать...

— Ведь привычка тренироваться не повредит?

— Ты не так просто сдаёшься, да?

— Да.

Феррел покачал головой.

— Если честно, я представлял тебя другим. Может, я слишком стар для этого.

— Насколько другим?

— Слушай, есть три типа людей в ОСО: торчки, одуревшие настолько, что вряд ли выживут; люди, вступившие в армию ради талонов на еду; и люди, которые шли себе, где-то оступились и в следующий миг оказались здесь.

— Походу, вы запихали меня в третью группу.

— Так и сделал.

— А в какой группе вы, сержант?

Он пожал плечами.

— Одеться в тип 1. Встретимся здесь через пятнадцать минут.

— Сэр... эээ, полное боевое снаряжение?

— Пилоты Жилетов не могут практиковаться без своего оборудования. Не волнуйся, я не буду использовать боевые. А теперь одеться!

— Сэр, есть, сэр!

Я отдал честь, и я добился того, чего хотел.

Человеческое тело — забавная машина. Когда ты хочешь чем-то двинуть — скажем, рукой — мозг фактически посылает два сигнала одновременно: «Больше мощности!» и «Меньше мощности!». Операционная система, управляющая телом, автоматически убавляет мощность, чтобы избежать перенапряжения и чтобы тело не разорвалось на куски. Не каждая машина обладает такой встроенной системой безопасности. Можно направить авто в стену, зажать педаль газа до упора, и машина будет вминать себя в преграду, пока не сгорит двигатель или не закончится бензин.

Боевые искусства используют каждый ньютон силы, что остался у тела в закромах. Во время тренировки в боевых искусствах наносишь удар и одновременно кричишь. Твоя команда «Кричи громче!» помогает перекрыть команду «Меньше мощности!». С практикой можешь регулировать количество энергии, какую сдерживает тело. По сути, учишься направлять энергию тела на уничтожение себя.

Солдат и Жилет работают в такой же манере. Как человеческое тело обладает механизмом сдерживания силы, так и Жилет оснащён системой для сохранения баланса использования энергии. С 370 килограммами силы в хватке Жилет мог запросто смять ствол винтовки, не говоря уже о человеческих костях. Чтобы предотвратить подобные несчастные случаи, Жилеты спроектированы так, что могут автоматически регулировать подаваемую мощность и даже активно бороться с инерцией, чтобы поддерживать надлежащий баланс прилагаемой силы. Технари назвали эту систему авто-балансёром. Авто-балансёр замедляет действия оператора Жилета на долю секунды. Этот временной интервал настолько мимолётен, что большинство людей даже не замечают его. Но на поле боя даже мизерная задержка могла прочертить границу между жизнью и смертью.

В трёх полномасштабных сражениях по десять тысяч Жилетов в каждом только одному солдату может не повезти столкнуться с проблемой авто-балансёра, и если в авто-балансёре приключится небольшая заминка как раз в тот момент, когда на тебя несётся Мимик, то всё будет кончено. Вероятность мизерная, но никто не хотел оказаться этим невезучим молокососом, который вытянул короткую соломину. Вот почему перед началом каждого сражения ветераны типа Феррела вырубали авто-балансёр. Они никогда не учили нас этому во время тренировок. Я должен был научиться ходить заново, с выключенным авто-балансёром. Феррел сказал, что я должен уметь ходить, не думая.

Потребовалось семь попыток, чтобы пройти по прямой.

2

В секцию базы, которая находилась под юрисдикцией США, вела одна дорога, и на ней стояли караульные — два здоровенных амбала с мощными винтовками в накачанных, толщиной с мои бёдра, руках.

Телосложением они походили на изображение костюмов на дисплее. Прохожие без лишних указаний понимали, кто тут главный. С неба могли посыпаться кассетные бомбы, и эти парни остались бы на своих постах, не моргнув, пока не получили бы прямой приказ действовать иначе.

Если двинуться чуть в сторону от них и направиться к главным воротам, окажешься на пути, каким я пошёл, когда пытался уйти в самоволку во время третьей петли. Убежать будет просто. С тем, что я узнал, мне наверняка удалось бы избежать засады Мимиков и добраться до города Тиба. Но сегодня я наметил другую цель.

Было 10:29. Я стоял в слепой зоне караульных. С моим восьмидесятисантиметровым шагом охранники располагались как раз в пятнадцати секундах от меня.

Над головой пролетела чайка. Отдалённый гул моря перемешался со звуками базы. Моя тень уподобилась мелкому водоёму и скопилась у ног. На пути больше не мешался никто лишний.

Мимо проехала американская автоцистерна. Стража отдала честь.

У меня не было времени, чтобы выверять шаги.

Три, два, один.

Грузовик приблизился к развилке на дороге. Пожилая уборщица со шваброй вышла впереди грузовика. Проскрипели тормоза. Двигатель заглох. Караульные повернулись в сторону движухи, отвлеклись всего на несколько ценных мгновений.

Я проскользнул мимо.

Я чувствовал жар, исходивший от их накачанных тел, и не сомневался, что с такими мышцами они могли поднять меня за задницу и выдрать хребет. На миг я почувствовал иррациональное желание наброситься на них.

Конечно, с виду меня могло хоть ветром сдуть, но нельзя судить о книге по обложке. Кто решил ко мне лезть, какой засранец? А ну иди сюда, мать твою.

Пригодятся ли навыки, что я приобрёл во время пилотирования Жилета, в бою лицом к лицу против другого человека? Стал ли я сколько-нибудь сильнее, сколько-нибудь лучше? Зачем ждать Мимиков, почему не проверить себя на этих славных образцах?

Стражник справа повернулся.

Оставайся спокоен. Держи ровный темп. Он поворачивается налево. Когда закончит, проскользну в его слепую зону за другим часовым. К тому моменту, как он обернётся в поисках Кэйдзи Кирии, я буду частью пейзажа.

— Ты что-нибудь заметил?

— Тихо. Капитан смотрит, и он явно не в духе.

— Насрать.

И вот так я проник на территорию США.

Моей целью был изготовленный в Америке Жилет. После нескольких повторений временной петли я пришёл к выводу, что мне понадобится новое оружие, какого не водилось у нас в японских войсках. Стандартные 20‑миллиметровые винтовки не особо годились против Мимиков. При их изготовлении следовали тонкому компромиссу между количеством боеприпасов, какое может нести солдат, скоростью стрельбы, необходимой для поражения быстрой цели, и приемлемым уровнем отдачи. В целом пушки получились помощнее тех, которые нам обычно выдавали. Но, если действительно хотелось пробить эндоскелет, 50 мм — единственный вариант.

Базовая стратегия ОСО заключалась в применении хвалёной бронепехоты, которая 20‑миллиметровыми снарядами пытается замедлить врага, чтобы потом разнести его артиллерией и танками. На практике поддержка никогда не поспевала вовремя и оказывалась не шибко эффективной. Задача разбираться с Мимиками валилась на нас.

В крайнем случае старожилы (и я) использовали колобой, прицепленный к левому плечу. С таким малышом можно проделать в Мимике дыру и перекрутить его внутренности. Ракетница тоже могла оказаться полезной, но довольно сложно попасть точно в цель, да и ракеты неведомым образом заканчивались именно тогда, когда нужны больше всего. Я старался всеми правдами и неправдами повысить свою боевую эффективность, потому полагался больше на 57‑миллиметровый колобой.

Но у колобоя был один существенный недостаток: его магазин вмещал лишь двадцать зарядов. В отличие от наших винтовок, в нём магазин заменить вообще невозможно. Как только расходуется двадцатый заряд, твоя песенка спета. В лучшем случае солдат наделывал в чём-нибудь двадцать дыр. Как только заряды колобоя заканчиваются, им уже даже кол в сердце вампира не вогнать. Люди, которые проектировали Жилеты, попросту не подумали о том, что кто-то может прожить достаточно долго в бою лицом к лицу с Мимиком, чтобы использовать больше двадцати зарядов.

В задницу.

Я кучу раз умер из-за нехватки зарядов. Ещё один тупик. Единственный способ избежать его — найти оружие ближнего боя, у которого не кончаются боеприпасы. Я как раз видел одно такое, когда только началась временная петля.

Боевой топор. Рита Вратаски, Валькирия, одетая в кармазинный Жилет, и её топор. Быть может, его стоило бы называть куском победита в форме топора. У боевого топора никогда не заканчиваются боеприпасы. Даже если он погнётся, всё равно продолжит наносить ощутимый урон. Превосходное оружие ближнего боя.

Но, по мнению всего мира, Кэйдзи Кирия был новобранцем, которому только предстояло увидеть свой первый бой. Если бы я попросил заменить стандартный колобой на иное оружие просто потому, что он мне не нравился, чёрта с два меня послушали бы. Ёнабару посмеётся надо мной, а Феррел врежет по морде. Когда я заговорил прямо с командиром взвода, он полностью меня проигнорировал, потому самостоятельно отправился на добычу нужного оружия.

Я направился в казармы отдела снабжения, приписанный к спецназу США. Спустя пять минут после проникновения в американскую часть базы я дошёл до точки, охраняемой всего одним солдатом. Да даже и не солдатом: девушка вертела в руке гаечный ключ.

В воздухе витал резкий запах масла, разбавляющий морской солоноватый привкус. Вечный гудёж людей, суетящихся около базы, пошёл на убыль. В темноте казарм смаковало непродолжительный отдых стальное оружие, которым человечество даёт бой врагу.

Девушку с ключом звали Шаста Рейл — гражданский техник. Её жалование находилось как минимум на уровне старшего лейтенанта. Куда больше моего, как ни глянь. Я тайком глянул её бумаги: рост — 152 сантиметра; вес — 37 килограмм; острота зрения — 20/300; любимая еда — торт с маракуйей. В ней текла кровь американских индейцев, и её чёрные волосы были собраны сзади в конский хвост.

Если Рита играла роль рыси на охоте, то Шаста — ничего не подозревающего кролика. Крошка больше подходила для домашней обстановки, где она бы свернулась калачиком на диванчике, смотрела видюхи и набивала рот леденцами, а не для какой-то военной базы, где девчушка вымазывалась в масле и смазке.

Я сказал настолько мягко, насколько мог.

— Здравствуй.

От моего голоса Шаста подпрыгнула. Проклятье. Недостаточно мягко.

Её очки с толстыми стёклами упали на каменный пол. Смотреть за тем, как она ищет очки, — словно наблюдать за плещущимся в воде квадриплегиком. Вместо того, чтобы отложить разводной ключ и искать обеими руками, она безрезультатно шарила только одной. Не то, чего ожидаешь от топового выпускника МТИ*, разработавшего один из наиболее продвинутых военных Жилетов на своём высоком посту в оборонном секторе, и, как бонус, примкнувшего к ОСО в качестве первоклассного техника. В довершение всего, девушку приписали к особому латунно-красному Жилету.

Я наклонился и подобрал её очки — в пору назвать их увеличительными линзами, которые присобачили на сопли друг к другу.

— Ты уронила, — сказал я, держа их так, чтобы она, как я надеялся, могла их заметить.

— Спасибо, кто бы ты ни был.

— Не стоит благодарностей.

Шаста осмотрела меня. Скляночные линзы превращали её глаза в жареные яйца.

— А ты?..

— Кэйдзи Кирия.

— Спасибо, Кэйдзи Кирия. Я Шаста Рэйл, — Я умышленно оставил в стороне своё звание и взвод. Девушка опустила голову. — Понимаю, казармы кажутся обычными и заурядными — ну, так и есть, но не в том суть. А суть вот в чём, здесь хранится очень чувствительная военная техника. Только люди с надлежащим разрешением допускаются сюда.

— Знаю. Я туда и не хочу.

— О. Хорошо! Я рада, что мы это прояснили.

— Вообще-то, — сказал я, сделав шаг вперёд. — Я пришёл увидеть тебя.

— Меня? Я-я польщена, но боюсь, что не могу — в смысле, ты на вид очень милый и всё такое, просто я не думаю, что это к месту, и ещё нужно к завтра приготовиться, и...

— Ещё даже не полдень.

— На это потребуется весь остаток дня!

— Ты хоть выслушай...

— Знаю, со стороны выглядит так, будто я вытаскиваю и обратно вставляю одну-единственную деталь — ну, да, так и делаю, но я действительно занята. Действительно! — Её конский хвост подскакивал, когда она кивала сама себе, пытаясь подчеркнуть свою искренность.

Она накрутила себе чего-то лишнего. Надо направить дело в нужное русло...

— Значит, внешний блок памяти на этом костюме повреждён?

— Так и есть, но... как ты узнал об этом?

— Эй, мы оба знаем, что внешний блок памяти, по сути, бесполезен в бою. Но в этих заказных чипах используют чувствительную военную технологию, ты должна заполнять гору бумажек, чтобы запросить одну такую хреновину, я прав? В арсенале к тебе клеится лысый сучара, и сколько бы раз ты ни говорила, что тебе не интересно, лучше не становится. Уже почти дошло до того, что ты готова стырить один такой модуль из Жилетов японской армии.

— Красть один из... Я никогда о таком не помышляла!

— Нет?

— Конечно нет! Ну, может, пару раз такая мысль и проскакивала, но я никогда не делала этого! Я, что ли, похожа на ту, кто... — её глаза расширились, когда она увидела содержимое запечатанного пластикового пакета, который я вытащил из кармана.

Моё лицо расплылось в хитрой ухмылке.

— Что если кто-то другой украл его для тебя?

— Можно его взять? Пожалуйста!

— Как быстро мы сменили песню!

Я поднял пакет с чипом высоко над головой. Шаста качнулась, пытаясь схватить его, но ей с её 158 сантиметрами не очень повезло. От масла на её одежде у меня запылали ноздри.

— Хватит дразнить меня и отдай уже его.

Прыг, прыг.

— Ты не знаешь, через что я прошёл, добывая его.

— Я прошу тебя. Пожалуйста.

Прыг.

— Я отдам его тебе, но мне нужно кое-что взамен.

— Кое-что... взамен?

Глоть.

Она прижала разводной ключ к груди, расправляя выпуклости, скрытые под одеждой. Она точно привыкла играть роль жертвы после нескольких лет, проведённых среди животных из спецназа. Если её так легко спровоцировать, то я даже не стал бы их винить.

Я помахал пластиковым пакетом в сторону гигантского боевого топора, висящего на решётке в задней части казарм, и указал туда пальцем. Похоже, Шаста не поняла, на что я смотрю. Её глаза настороженно метались по комнате.

— Хочу одолжить его, — я ткнул пальцем прямо в топор.

— Если только моё зрение не стало ещё хуже, чем я думала, это боевой топор Риты.

— Бинго.

— Так... ты тоже в Бронепехоте?

— Японская армия.

— Такое мне непросто сказать — не хочу быть грубой — но если попытаешься подражать Рите, только себе навредишь.

— Значит, ты не дашь мне его погонять?

— Если ты в самом деле думаешь, что он тебе нужен, я дам. Это просто кусок металла — у нас куча запасных деталей. Когда Рита впервые спросила меня о таком, я вырезала его из крыльев списанной бомбы.

— Тогда чего так ломаешься?

— Ну, если говорить откровенно, потому что ты умрешь.

— С ним или без него я в любом случае когда-нибудь умру.

— Я не смогу тебя переубедить?

— Вряд ли.

Шаста замолчала. Ключ свисал из её руки, словно старые лохмотья, глаза потеряли фокусировку. Прядь неопрятных волос, запачканных потом и смазкой, прилипла к её лбу.

— До этого меня направили в Северную Африку, — сказала она. — Лучший солдат из лучшего взвода спросил меня о том же, что и ты. Я пыталась предостеречь его, но там, где замешаны политики, всё всегда очень сложно, потому я дала то, что он просил.

— И он умер?

— Нет, выжил. Кое-как. Но его дни на войне закончились. Если бы я только смогла остановить его...

— Ты не должна себя винить. Не ты в ответе за атаку Мимиков.

— Дело вон в чём, он получил ранение не в бою с Мимиками. Ты знаешь, что такое инерция?

— У меня есть аттестат о школьном образовании.

— Каждый такой боевой топор весит 200 килограмм. 370-килограммовая хватка Жилета, конечно, может держать его, но даже с повышенной силой инерция достигает ужасного уровня. Он сломал спину, махая топором. Если ты взмахнёшь 200‑ми килограммами с усиленной мощью Жилета, то буквально разорвёшь себя на куски.

Я точно знал, что она имела в виду — как раз инерцию я и искал. Требуется нечто массивное, чтобы раскрошить эндоскелет Мимика одним ударом. А то, что в процессе мог помереть я сам, дело десятое.

— Ну, я уверена, ты думаешь, что хорош, но Рита не обычный солдат. — Шаста сделала последнюю попытку отговорить меня.

— Знаю.

— Она экстраординарная, правда. Она никогда не использует свой авто-балансёр. И я не про то, что она отключает его перед битвой. Её Жилет им даже не оснащён. Она единственный член нашего отряда без него. В элитном отряде она больше, чем элита.

— Я прекратил использовать авто-балансёр давным давно. Никогда не думал о том, чтобы полностью его удалить. А надо бы. Меньше веса.

— О, так ты следующая Рита, я полагаю?

— Нет. Я не смогу подпевать Рите Вратаски.

— Ты знаешь, что она сказала мне, когда мы впервые встретились? Она сказала, что рада жить в мире, наполненном войной. Ты можешь сказать подобное о себе? — Шаста оценивала меня сквозь толстые линзы. Я понял, что она имела в виду, и посмотрел на неё в ответ, не проронив ни слова. — Почему ты так зациклился на её боевом топоре?

— Не сказал бы, что на нём зациклился. Просто пытаюсь найти что-нибудь эффективнее колобоя. Я возьму копьё или саблю, если у тебя есть. Что-нибудь, что можно использовать больше двадцати раз.

— То же самое сказала и она, когда впервые попросила вырезать ей топор. — Шаста ослабила хватку на разводном ключе.

— Любое сравнение с Боевой сукой так почётно.

— Знаешь, ты очень... — её голос прервался.

— Я очень что?

— Необычный.

— Может, и так.

— Просто помни, что пользоваться этим оружием не так-то просто.

— У меня целая куча времени для практики.

Шаста улыбнулась.

— Я встречала тех, кто хотел подражать Рите, но проваливался, встречала тех, кто признавал, насколько она одарённая, и никогда не пытались угнаться за ней. Но ты первый, который понимает разницу между собой и Ритой, но при этом всё равно готов идти вперёд.

Чем больше я понимал войну, тем больше мне открывалась вся гениальность Риты. Во второй временной петле, когда Рита присоединилась к нам во время ФП, я только и глазел на неё, потому что не придумал ничего лучше. Теперь, после множества пережитых петель, когда я мог называть себя настоящим пилотом Жилета, пропасть между ней и мной будто стала больше. Если бы у меня не было, в буквальном смысле, бесконечного количества времени, мне пришлось бы спасовать.

С потрясающим прыжком Шаста выхватила кремниевый чип из моей руки.

— Забирай. Позволь дать тебе несколько бумажек для топора, прежде чем уйдёшь.

— Спасибо.

Она собралась уйти за бумагами, потом остановилась.

— Могу я кое-что спросить?

— Валяй.

— Почему у тебя на руке написано сорок семь?

Я не знал, что ей сказать. Я не мог на ходу придумать какую-нибудь правдоподобную причину, по которой солдат пишет число на руке.

— Ох, это... В смысле, надеюсь, я не сказала ничего лишнего?

Я мотнул головой.

— Знаешь, как люди зачёркивают дни в календаре? Вот то же самое.

— Если это достаточно важно, чтобы писать на руке, то ты, наверно, не хочешь это забыть. Может, сорок семь дней до отправки домой? Или до дня рождения твоей девушки?

— Если и подыскивать название, я бы сказал, это количество дней, прошедших с моей смерти.

Шаста больше ничего не сказала.

Я получил свой боевой топор.

3

600: Подьём.

0603: Игнорировать Ёнабару.

0610: Украсть кремниевый чип из арсенала.

0630: Съесть завтрак.

0730: Отрабатывать базовые движения.

0900: Мысленно представлять себе тренировку во время грёбаной ФП.

1030: Прихватить боевой топор у Шасты.

1130: Съесть обед.

1300: Тренироваться с учётом ошибок предыдущего боя. (В Жилете.)

1500: Встретиться с Феррелом для тренировочного поединка. (В Жилете)

1745: Съесть ужин.

1830: Посетить собрание взвода.

1900: Пойти на вечеринку Ёнабару.

2000: Проверить Жилет.

2200: Пойти в кровать.

0112: Помочь Ёнабару забраться на койку.

Как-то так я проводил день.

Всё, кроме тренировок, превратилось в рутину. Я проскальзывал мимо часовых так много раз, что мог бы сделать это с закрытыми глазами. Как бы мне не стать матёрым вором вместо профессионального солдата. Да и не сказал бы, что способность воровать что угодно очень полезна в мире, который обнуляет сам себя в конце каждого дня.

Ежедневная рутина не сильно менялась от одного витка к другому. Если бы я отклонился реально сильно от заведённого порядка, это могло бы привести к иным событиям, но если я не стану делать ничего лишнего, пластинка будет играть себе и дальше без изменений. Выглядело это так, словно я каждый раз продолжал действовать по одному и тому же сценарию, как и днём ранее, и импровизация не поощрялась.

Было 1136, и я обедал в Столовой № 2. Буфетчица подала мне то же количество супа с луком в то же время и в той же тарелке. Я выставил перед собой руку, чтобы меня не забрызгал точно так же расплескавшийся суп. Пропустив мимо ушей зов друзей, заполонивших всю столовую, я сел на то же место.

Рита сидела в трёх рядах впереди спиной ко мне и ела. Я не выбирал для обеда специально это время, мы с Ритой оказались в столовой вместе невзначай. Без какой-то особой причины я привык наблюдать за тем, как она ест, под одним и тем же углом каждый день.

Уж где-где, а в столовой обычно не ожидаешь увидеть сержант-майора типа Риты за едой. Не то чтобы еда была стрёмной. Вообще-то кормили довольно неплохо. Просто сложно представить себе в этом месте кого-то, кто просыпается каждое утро в личной офицерской комнате отдыха, и у кого на побегушках половина базы. Я даже слышал, что американские спецназовцы прихватили собственного кока, что только углубляло таинственность её личности. Если бы она проглотила живую крысу, то и тогда не казалась бы большей змеёй в нашем террариуме. И наш спаситель ел в одиночестве. Никто не пытался заговорить с ней, и места вокруг неё всегда пустовали.

Со всей её доблестью в бою Рита Вратаски ела, словно ребёнок. Она слизывала суп с уголков рта и рисовала на еде палочками. Очевидно, палочки для еды были чем-то новым для неё. В 1143 она уронила на тарелку фасолину. Та прокатилась, набрала скорость, отскочила сперва на лоток, потом на стол. Пролетела в воздухе, крутясь по часовой стрелке и несясь к бетонному полу. Каждый раз Рита с молниеносной скоростью вытягивала левую руку, хватала фасолину в воздухе и запихивала себе в рот. Всё за 0,11 секунды. Если бы она жила во времена Дикого Запада, я представляю, как она бы обставила Билли Кида*. Будь она самураем, смогла бы читать каждый взмах катаны Кодзиро Сасаки*. Даже обедая, Боевая сука оставалась Боевой сукой.

Сегодня, как и в любой другой день, она пыталась съесть умэбоси*. Должно быть, она перепутала их с обычными сушёными фруктами. После двух или трёх попыток подхватить её палочками она запихала её в рот целиком.

Ваше здоровье.

Рита согнулась пополам так, словно ей в живот прилетел 57‑миллиметровый снаряд. Её спина дёрнулась. Волосы ржавого цвета словно грозились встать дыбом. Но она не выплюнула сливу. До чего упрямая. Девка проглотила её целиком вместе с косточкой. Потом выпила залпом целый стакан воды.

По годам её было где-то 22, но со стороны ни в жизнь не догадаешься. Песочная военная униформа не подчёркивала её прелести, но, если одеть её в то, что носят разукрашенные городские девки, она стала бы довольно милой. По крайней мере, мне нравилось так думать.

Что не так с этой едой? На вкус как бумага.

— Развлекаешься? — Голос раздался сверху.

Удерживая палочки для еды без единого движения мускулом, я посмотрел краем глаза. Из-под ёжика, который висел где-то на высоте двух метров над землёй, выглядывало доисторическое лицо. Чертами он больше походил на динозавра, чем на человека. В его родословную точно затесался велоцираптор. Мой боевой дух скатился вниз, когда я увидал тату на плече: волк с короной. Мужик был из 4‑й роты, которая имела на нас зуб за проигрыш в регби. Но я продолжил с машинной размеренностью нести еду ко рту.

Он приподнял брови — эти густые поросли, от которых удавилась бы от зависти любая гусеница.

— Я спросил, развлекаешься?

— Как я могу не развлекаться в такой хорошей компании?

— Тогда почему ты глотаешь свою жратву так, словно нашёл её на щётке в сортире?

Солдат, рассевшихся за громоздкими столами в столовой, было совсем ничего. С кухни доносился запах чего-то сладкого. Искусственный свет потолочных флюоресцентных ламп подкрашивал жареные креветки, наваленные на наши тяжёлые тарелки.

Если разбить еду в ОСО на категории хорошей и плохой, эта определённо хорошая. В конце концов, в ОСО солдат занимался лишь тремя вещами: ел, спал и воевал. Если бы от еды воротило, прибавилось бы моральных проблем. И, если верить Ёнарабу, еда на базе Цветочного пути лучше, чем на большинстве других баз.

В первый раз, когда я попробовал её, она показалась великолепной. Это произошло пять мнимых месяцев назад, может, больше. Где-то через месяц внутри временной петли я начал еду обильно приправлять. Умышленно добавляя несочетаемые приправы, я смог получить достаточно ужасный вкус, чтобы еда не казалась той же самой. А теперь даже это перестало работать. Вообще без разницы, ешь ли ты еду от шеф-повара или фастфуд, через восемь дней она будет казаться одинаковой. Может, оно так и есть на самом деле. В этом смысле мне было сложно думать о еде как о чём-то большем, чем простом источнике энергии.

— Если своей физиономией я отвлёк тебя от обеда, тогда прошу прощения. — Нет нужды начинать драку.

— Стой. Ты пытаешься мне впарить, что это я виноват?

— У меня нет на это времени.

Я начал сгребать остатки еды на тарелке себе в рот. Парень шлёпнул ладонью размером, как бейсбольная перчатка, по столу. Луковый суп пролился на мою рубаху, оставив пятно там, где не смогла буфетчица со всем её старанием. Насколько бы серьёзным ни было пятно, завтра оно исчезнет, и мне даже не понадобится его отмывать.

— Пехотинцы из 4-ой роты не стоят времени могучей 17-ой, да?

Я понял, что нечаянно выбрал очень неприятный вариант. Петля отклонилась от заведённого пути, в самом-то деле. Я случайно убил Феррела под конец предыдущего витка, и это полностью пустило дело под откос. С моей точки зрения прошло всего пять часов с тех пор, как он умер в луже крови. Разумеется, я тоже погиб в бою, чего ещё ожидать. Феррел умер, пытаясь защитить конченого новобранца. Мигрень получила повод пуститься в галоп по моему черепу.

Я хотел успокоить мысли, по привычке глазея на Риту, но, как оказалось, лицо у меня приобрело более непотребный вид, чем я ожидал. Скверное дело. Достаточно скверное, чтобы привести к тому, чего не происходило ни в один из предыдущих витков.

Я взял свой поднос и встал.

Мускулистое тело мужчины преградило мне путь, как гора. Вокруг начали собираться ребята, жаждущие посмотреть на драку. Было 1148. Если я потеряю здесь время, то полностью собью расписание. Даже если я располагал всем временем мира, это не значило, что я мог попусту его тратить. Каждый потерянный час означал, что я становился на час слабее, и это могло аукнуться на поле боя.

— Чё, зассал, куриное дерьмо? — прогремело на всю столовую.

Рита развернулась и посмотрела на меня. Наверняка она поняла, что новобранец, таращившийся на неё во время ФП, ел в той же столовой. Интуиция подсказала мне: если бы я снова посмотрел на Риту, она бы помогла мне, как во время ФП — как и во время моей первой битвы. Рита не относилась к тем, кто повернётся спиной к попавшим в неприятности. Сквозь её маску равнодушия начинала проступать человечность. Мне стало интересно, какую роль девушка отыграет. Может, заговорит о зелёном чае, чтобы охладить пыл парней. От такой мысли я посмеялся про себя.

— Что смешного?

Ой. Не так уж и про себя.

— К тебе это не относится.

Я отвёл глаза от Риты. Кэйдзи Кирия, стоящий в столовой в тот день, не был новобранцем. Мой внешний вид мог не измениться, но внутри я был подлинным ветераном, прошедшим семьдесят девять сражений, и мог сам уладить свои проблемы. Однажды я уже втянул её во время ФП, потом ещё раз, косвенно, когда уболтал её техника отдать мне запасной топор. Не было смысла втягивать девушку в третий раз, только чтобы пережить обед.

— Ты чё, страх потерял? — Крепыш не собирался заканчивать.

— Прости, но у меня в самом деле нет времени, чтобы заниматься всякой ерундой.

— У тя чё свисает между ног? Пара мячей для пинг-понга?

— Никогда не проверял. А ты?

— Ах ты сука!

— Достаточно! — В наш конфликт вмешался пылкий голос. Это была не Рита.

Спасение пришло с неожиданной стороны. Я повернулся и увидал бронзовокожую женщину, стоявшую рядом со столом. Её стянутые передником груди нагло заполонили 60 процентов моего поля зрения. Она стояла между нами, держа дымящуюся жареную креветку длинными палочками для еды. Рэйчел Кисараги.

— Мне тут драки не нужны. Это обеденный зал, не боксёрский ринг.

— Просто хотел научить этого духа манерам.

— Ну, уроки закончены.

— Эй, это ведь ты жаловалась, что он с кислой миной сидит над твоей едой.

— Всё равно.

Рэйчел взглянула на меня. Она не показала ни малейшей нотки гнева, когда я опрокинул её тележку с картошкой, так что я, должно быть, произвёл на неё впечатление. Часть её, вероятно, хотела осложнить жизнь любому, связанному с Дзином Ёнабару, которого считали самым надоедливым человеком на базе. Не то чтобы я винил её. Я наставил ей палок в колёса, разбросав картошку, а теперь ещё и это. Ответственность за последствия лежит на мне.

На базе, окрашенной кофейными разводами пустынных тонов, женщина типа Рэйчел поневоле привлекала внимание одного-другого воздыхателя, но я никогда не знал, насколько популярной она была. Бугай полез на меня с дракой не из-за какой-то там вражды между нашими ротами. А ради показухи.

— Всё в порядке. Забудь, что я говорила. — Рэйчел повернулась к маячившему гиганту и жестом за спиной велела мне убираться. — Вот. Держи креветку. За счёт заведения.

— Прибереги её для пингвинов.

Рэйчел насупилась.

— Этому последышу надо бы зарубить кое-что на носу. — Бугай выставил здоровенную, мясистую руку рядом с плечом Рэйчел и послал удар.

Я отреагировал инстинктивно. Субъективные месяцы в Жилете приучили меня твёрдо стоять на ногах. Моя правая нога провернулась по часовой стрелке, левая против, и я принял боевую стойку, парировал его выпад левой рукой и поднял своей правой обеденный лоток, чтобы не дать тарелкам упасть. Мой центр тяжести не сместился с центра тела. Рэйчел уронила жареную креветку, и та элегантно проплыла по воздуху, но прежде чем хвост коснулся пола, я схватил и её.

Парирование нарушило равновесие бугая. Он сделал два шатких шага вперёд, потом третий, а потом шлёпнулся в обед солдата, сидящего перед ним. Еда и тарелки с эффектным грохотом разлетелись в стороны. Я встал, удерживая свой лоток в одной руке.

— Ты обронила, — я подал Рэйчел жареную креветку. Зрители взорвались аплодисментами.

— Чёртов кусок дерьма! — Не успел бугай подняться, как его кулак уже летел в меня. Упрямый малый. У меня было несколько мгновений на то, чтобы выбрать один из вариантов: увернуться от удара, контратаковать или убежать, поджав хвост.

Кстати об опыте, прямой удар человека, тренировавшегося в качестве пилота Жилета, несомненно обладал силой, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что мог Мимик. Шлепок этого неудачника может оказаться достаточно сильным, чтобы причинить боль, но не смертельную рану, если только он не запредельный везунчик. Я наблюдал за тем, как он вкладывал в свой взмах каждую унцию своей силы. Кулак проплыл прямо перед кончиком моего носа. Бугай пренебрегал движениями ног, оставляя брешь, но я не воспользовался этим.

Это был мой первый шанс убить тебя.

Он восстановился после неудачного удара, яростно продув ноздри, и принялся припрыгивать, словно боксёр.

— Сука, харе уворачиваться, дерись как мужик!

Ещё не хватило?

Разница между нашими навыками была глубже, чем Марианская впадина, но, полагаю, той демонстрации не хватило, чтобы утопить его в сомнениях. Бедный ублюдок.

Он пошёл с левым хуком. Я двинулся на полшага назад.

Вшух.

Ещё удар. Я ступил назад. Я мог убить его уже дважды. Вот и третий шанс. Четвёртый. Он оставлял так много брешей в защите, что замучаешься считать. Я мог уложить его на лопатки уже десять раз за прошедшую минуту. К счастью для него, моя работа не заключалась в том, чтобы отправлять боеспособных пилотов Жилетов в лазарет, независимо от того, насколько припекло им голову. Моя работа заключалась в том, чтобы отправлять Мимиков в специально зарезервированный для них уголок в аду.

Толпа вскрикивала при каждом ударе, который улетал в пустоту.

— Давай, ты даже не поцарапал его!

— Харе скакать вокруг и прими удар!

— Врежь ему! Врежь ему! Врежь ему!

— Поглядывайте за дверьми, не хочу, чтобы кто-то помешал! Я поставил на здоровяка десять баксов! — незамедлительно следом: — Двадцать на тощего!

Эй, это я! Подумал я, увернувшись от очередного удара. Потом кто-то другой выкрикнул: «Где моя жареная креветка? Я потерял жареную креветку!»

Чем громче орала толпа, тем с большим старанием бугай наносил удары, и тем проще было их избегать.

Феррел говаривал: «Дроби каждую секунду». Когда я впервые услышал это, я не понял смысла. Секунда была секундой. Тут нечего растягивать или разбивать на части.

Но оказалось так, что можно дробить восприятие времени на всё более мелкие и мелкие кусочки. Если щёлкнешь переключателем у себя в затылке, увидишь, как секунда проходит, словно кадры в фильме. Как только понимаешь, что произойдёт спустя десяток кадров, ты можешь предпринять какие угодно действия, чтобы получить из сложившейся ситуации максимальную выгоду. Всё на уровне подсознания. Как итог, можно особо не париться в бою с теми, кто не понимает, как дробить время.

Уворачиваться от его атак не составляло труда. Но я не хотел наломать ещё больше дров. Я уже оказался в куче неприятностей, пытаясь следовать своему графику, но если продолжу в том же духе, в столовую скоро заявится вся 17‑я. Мне нужно было уладить эту неурядицей до их появления.

Я решил, что если приму один удар, потеряю минимум времени. Вот только Рэйчел, вопреки ожиданиям, возникла передо мной и попыталась остановить бугая. Из-за неё правый кулак понёсся по другой траектории и вместо того, чтобы скользнуть по моей щеке, плашмя въехал мне в подбородок. От зубов до спинки носа пронеслась волна жара. Блюда с моего лотка заплясали в воздухе. А Рита, которую заметил краем глаза, покидала столовую. Нужно вынести из этой боли урок на будущее. Я потерял сознание и заплутал в мутных сновидениях...

Когда я очнулся, то понял, что лежу на нескольких стульях, из которых составили импровизированную кровать. Что-то сырое лежало на моей голове — женский платок. В воздухе повис размытый цитрусовый аромат.

— Очнулся?

Я был на кухне. Надо мной рокотал промышленный вентилятор, гнавший пар из комнаты. Неподалёку кипела оливково-зелёная жидкость в громадных котелках, похожих на те, в каких злобные аборигены варили первооткрывателей вместе с их пробковыми шляпами, только крупнее. На стене висело меню на следующую неделю. Над меню, составленным от руки, виднелась оторванная с плаката мужская голова.

Поглядев на его отбеленные зубы одно мгновение, которое показалось вечностью, я наконец узнал её. Это была голова бодибилдера с плаката из нашей казармы. Мне стало интересно, как это она умудрилась перебраться со стены в мужской казарме на свою новую стену, где теперь могла дни напролёт со знанием дела улыбаться работнице кухни.

Рэйчел чистила картошку, бросая каждую спирально закрученную кожицу в здоровенную корзину, которая по размерам доходила до котла. Это была та самая картошка, которая прокатилась по моей голове во время четвёртой петли. С тех пор я уже в семьдесят девятый раз ел проклятую толчонку. Кроме Рэйчел на кухне не было других работников. Должно быть, она готовила еду для всей оравы в одиночку.

Привстав, я несколько раз клацнул челюстью, чтобы проверить её состояние. Удар пришёлся по мне под прямым углом. Вещи точно пошли не так, как им следует.

Рэйчел обратилась ко мне.

— Прости за это. На самом деле он не такой уж плохой парень.

— Знаю.

Она улыбнулась.

— Ты более зрелый, чем кажешься.

— Недостаточно зрелый, чтобы держаться подальше от неприятностей, — ответил я, пожав плечами.

Люди всегда немного нервозные за день до боя.

И парни всегда ищут возможности покрасоваться перед сногсшибательной девкой вроде Рэйчел. Ситуация явно сложилась не в мою пользу, хотя я уверен, с каким бы лицом я ни сидел в столовой, это никак бы мне не помогло.

— Ты кто, пацифист? Редкая порода в наших краях.

— Люблю беречь свой пыл для поля боя.

— Это всё объясняет.

— Объясняет что?

— Почему ты сдерживался. Очевидно же, ты дерёшься лучше. — Рэйчел интенсивно поедала меня взглядом. Базу Цветочного пути построили три года назад. Если девушка прибыла на базу сразу после того, как получила лицензию диетолога, то, выходит, она была старше меня минимум на четыре года. Но Рэйчел точно не выглядела на столько лет. И дело было не в том, что она прилагала огромные усилия, чтобы выглядеть моложе. Сияние её бронзовой кожи и тёплая улыбка были вполне себе естественными. Повариха напоминала мне библиотекаршу, на которую я запал в старшей школе. Та же улыбка, что украла моё сердце и заставила неспешно расхаживать по библиотеке тем жарким, давнишним летом.

— Наши жизни должны быть увековечены в камне. Бумага слишком недолговечна — слишком просто переписать. — Подобные мысли появились у меня в голове много позже.

— Странные вещи говоришь.

— Может быть.

— Ты встречаешься с кем-нибудь?

Я взглянул на неё. Зелёные глаза.

— Нет.

— Этой ночью я свободна. — Затем она в спешке добавила. — Не пойми неправильно. Я не говорю такие вещи всем подряд.

Это я знал. Она отшила Ёнабару довольно быстро. В течение недели я слышал одну жалобу за другой о самой горячей женщине, у которой колени были сцеплены здоровенным висячим замком. «В наши-то дни, да что за бред», сказал он мне. И у меня возникло ощущение, что повела она себя с ним так не только из-за его характера.

— Сколько времени? — у меня всё ещё оставался график, которого следует придерживаться.

— Почти три часа. Ты вырубился где-то на три часа.

1500. Я должен был тренироваться с Феррелом. Я должен был правильно выполнить то движение из предыдущего витка — то, которое убило Феррела и лейтенанта. Они погибли, защищая меня, потому что я принялся выкобениваться. Я до сих пор видел перед глазами трепетавшую на ветру, обгоревшую, почерневшую семейную фотографию, которой Феррел украсил внутреннюю часть Жилета. Снимок улыбающегося под ярким бразильским солнцем сержанта в окружении братьев и сестёр въелся в мой разум.

Я не обладал никакими экстраординарными талантами, которые возвышали меня над сослуживцами. Я был простым солдатом. Что-то мог сделать, а что-то не мог. Если продолжу учиться, то доля того, что «могу», постепенно перевесит то, что «не могу». Я не позволю своей самоуверенности убивать людей, которые раз за разом спасали мою жизнь.

При других обстоятельствах я бы принял её предложение.

— Прости, но я не тот парень, которого ты ищешь.

Я развернулся и побежал к тренировочному полю, где ждал сержант Феррел, пропахший потом и накаченный адреналином.

— Козёл!

Я не стал останавливаться, чтобы ответить на комплимент.

4

Попытка №99:

Убит в бою через сорок пять минут после начала сражения.

5

Попытка № 110:

Они прорвались через нашу линию. Ёнабару — слабое звено.

— Кэйдзи... Убийца — тот парень, который ел пудинг...

Он умер с такими словами.

Убит в бою через пятьдесят семь минут после начала сражения.

6

Попытка № 123:

Мигрень, которая началась где-то после пятидесятого витка, только усилилась. Не знаю, что за причина за ней кроется. Обезболивающие, полученные от докторов, вообще не помогают. К счастью, перспектива мучиться от головных болей в течение каждого последующего боя не сильно сказывалась на моём боевом духе.

Убит в бою через шестьдесят одну минуту после начала сражения.

7

Попытка № 154

Потерял сознание спустя восемьдесят минут после начала сражения. Я не умер, но всё равно угодил в петлю. Пофиг. Если так оно и есть, то так тому и быть.

8

Попытка № 158

Я наконец освоил победитовый боевой топор и мог пробить эндоскелет Мимика поворотом запястья.

Чтобы победить крепких врагов, человечество разработало лезвия, которые вибрируют на ультравысокой частоте, колобои, выстреливающие стержни на скорости пятнадцать сотен метров в секунду, и взрывное оружие ближнего боя, использующее кумулятивный эффект Монро. Но у оружия со снарядами эти самые снаряды в итоге заканчиваются. Их заклинивает. Они ломаются. Если воткнёшь тонкое лезвие под неправильным углом, оно разлетится. И потому Рита Вратаски заново ввела в боевой арсенал простой, но очень эффективный топор.

Решение получилось элегантное. Каждый килограммометр в секунду, генерируемый приводами Жилета, превращался в чистую разрушительную силу. Топор мог погнуться или расколоться, но это нисколько не принижало его функциональность как оружия. Оружие, которым можно колотить врага, в бою более надёжно. В то время как оружие, заточенное до острых краёв, например катана, прорубит цель настолько глубоко, что застрянет в теле врага, и не получится вытянуть лезвие обратно. Существуют даже истории о воинах, которые тупили свои клинки с помощью камней перед боем, чтобы предотвратить такой исход. Как ни гляди, топор Риты вновь и вновь подтверждал свою пригодность.

Мой взвод подполз к северной оконечности острова Котоиуси, Жилеты находились в режиме сна. Оставалось пять минут до того, как наш командир взвода подаст сигнал к началу боя. Сколько бы раз я ни переживал это, именно нынешний момент был для меня самым напряжённым. Я понимал, почему Ёнабару не прекращал словесный понос. Феррел попросту позволил нам болтать, не переставая.

— Грю тебе, тебе надо было присунуть какой-нить киске. Если ты дождался момента, когда тебя запихнули в Жилет, уже слишком поздно.

— Ага.

— Что насчёт Буйной Топориты? Вы ведь трепались во время ФП? Ты должен вдуть ей. Я знаю, ты можешь.

— Ага.

— Ты клёвый клиент.

— Ага?

— Ты даже не успел лишиться девственности, но спокоен, как оттраханная шлюха. В мой первый раз у меня в животе бабочки вызвали смерч.

— Это как стандартный тест.

— Ты про чё базаришь?

— Разве у тебя не было их в старшей школе?

— Чувак, ты ведь не думаешь, что я помню старшую школу?

— Ага. — Я смог сбить Ёнабару с мыслей, но мой собственный разум действовал на автопилоте. — Ага.

— Ага что? Даже ничего не сказал. — Голос Ёнабару достиг меня сквозь туман моих размышлений.

Мне казалось, словно я сражался на этом месте сотни лет. Полгода назад я был пацаном в старшей школе. Я плевать хотел на войну, которая медленно распространялась по земле, жил в спокойном мире, заполненном семьёй и друзьями. Я никогда бы не подумал, что променяю класс и футбольное поле на зону боевых действий.

— Со вчерашнего дня ты забавно себя ведёшь.

— Ага?

— Чувак, давай не теряй голову. Два подряд из одного взвода — как на это вообще смотреть? И я всё же спрошу: нафига ты притащил с собой этот кусок металла? И что, мать твою, ты собрался с ним делать? Хочешь самоутвердиться? Пыхтишь над каким-то произведением искусства?

— Он для того, чтобы крушить.

— Крушить что?

— Врагов в основном.

— Если подбираешься близко, на кой чёрт тогда тебе колобой? Или ты управляешься лучше с топором? Может, нам набить взвод дровосеками? Хи хо, хи хо!

— Это были дварфы.

— Дельное замечание. Красавчик. Возьми с полки пирожок.

В нашу болтовню влез Феррел.

— Эй, я не знаю, где он этому научился, но он, чёрт бы его побрал, умеет с ним обращаться. Но, Кирия, используй его только тогда, когда они оказажутся вплотную с тобой и у тебя не останется другого выбора. Не лезь на рожон, пытаясь пустить его в ход. Современная война ведётся на пулях. Попытайся не забыть это.

— Да,сэр.

— Ёнабару.

Полагаю, сержант решил уделить внимание всем вокруг.

— Ага?

— Просто... делай, что обычно делаешь.

— Что за чёрт, сержант? Кэйдзи досталась такая зажигательная речь, а мне — это? Моя тонкая натура тоже требует вдохновляющих на подвиги слов.

— Может, мне ещё вдохновить свою винтовку, чтобы она стреляла лучше.

— Знаете, что это? Дискриминация, вот что!

— Ты не перестаёшь удивлять меня, Ёнабару, — сказал Феррел с металлическим оттенком в голосе. — Отдам свою пенсию тому, кто придумает способ заткнуть — дерьмо, началось! Смотрите, чтоб вам не отстрелили яйца, господа.

Я рванул в самую гущу, запустился Доплер — привычное жужжание в шлеме. Всё как обычно.

Там. Цель.

Я стрелял и пригибался. Копьё со свистом прошло мимо моей головы.

— Кто это там? Ты слишком ушёл вперёд! Хочешь окочуриться?!

Я делал вид, что следовал приказам командира взвода. Сколько бы жизней у тебя ни было в запасе, если следовать приказам каждого офицера, только что окончившего академию, в итоге станет скучно умирать.

Снаряды, рассекающие небо, порождали гром. Я смахнул песок со своего шлема, глянул на Феррела и кивнул. Ему потребовался всего миг на понимание того, что я единолично подавил огонь на поражение и прервал внезапную атаку врага. Инстинкты Феррела подсказали ему, что рекрут по имени Кэйдзи Кирия, который ещё ни разу в жизни не ступал по полю боя, был солдатом, на которого можно положиться. Сержант смог разглядеть в моей безбашенности нечто большее. Не умей он столь грамотно подстраиваться под ход боя, он не прожил бы последние двадцать лет.

Если честно, Феррел был единственным человеком во взводе, на кого мог положиться я. Прочие солдаты видели от силы две или три битвы. Даже те, кто выжил в своём предыдущем бою, не умирали ни разу. Ты не можешь учиться на своих ошибках, из-за которых тебя убивают. Зелень не знала, что это такое, ходить по лезвию бритвы между жизнью и смертью. Они не знали, что у разделяющей черты, границы, заваленной горой трупов, выжить проще всего. Страх, что проник в каждую фибру моего естества, неумолимо подгонял меня вперёд. Ведь моя единственная, жестокая надежда вырваться из клетки — со всей силы бросаться на прутья.

Это был единственный способ сражаться с Мимиками. Я ни хрена не знал про другие войны и, честно, мне как-то посрать на них. Мой враг — враг человечества. Остальное не играло роли.

Страх никогда не оставлял меня, заставляя содрогаться моё тело. Когда я чувствовал врага за пределами своего поля зрения, мне казалось, что он уже ползёт по моей спине. Кто набрехал мне, что страх способен наполнить моё тело до краёв, и я в нём захлебнусь? Взводный? Или Феррел? Может, услышал краем уха во время тренировки.

Даже когда страх мучил тело, это утешало меня, успокаивало. Солдаты, которым заклинило мозги всплеском адреналина, не выживают. На войне страх — это женщина, о которой тебя предупреждала мама. Ты знал, что она тебе не подходит, но не мог её бросить. Пришлось как-то ужиться с ней, потому что она никуда уходить не собиралась.

17-ая рота 3‑го Батальона, 12-ый Полк, 301‑я Бронепехотная дивизия служила пушечным мясом. Если лобовой штурм увенчается успехом, Мимики, прорвавшие осаду, сметут нас, как прилив размывает высохшую промоину. Если провалится, то наш взвод окажется в одиночестве посреди моря врагов. При любом раскладе наши шансы на выживание скакали как флюгер в ураган. Командир взвода знал это, знал и сержант Феррел. Почти всю роту собрали по кусочкам из солдат, выживших в резне на Окинаве. Кого ещё можно назначить в такое дерьмовое место? Если во время операций, в которых используется двадцать пять тысяч Жилетов, будет полностью истреблена рота из 146 человек, начальство в Министерстве Обороны даже не удосужится чиркануть о нас заметку в своих записях. Мы послужим жертвенными ягнятами, чья кровь смазывает колёса машины войны.

Сразу нужно пояснить, что бывает лишь три типа сражений: просранные, совсем просранные и обосраться как просранные. Нет смысла лишний раз паниковать. Вокруг и так полный хаос. Те же Жилеты. Тот же враг. Те же приятели. Тот же я, те же кричащие в протесте мышцы, неготовые к тому, что я требую от них.

Моё тело никогда не менялось, но операционная система, управляющая им, значительно улучшалась. Я начал как новобранец, бумажная игрушка, качающаяся на ветрах войны. И стал ветераном, прогибающим войну под собственной волей. Я терпел ношу бесконечного боя, словно машина убийства, какой я стал — машина с кровью и нервами вместо масла и проводов. Машина не отвлекается. Машина не плачет. Машина носит одинаковую, горькую улыбку как днём, так и ночью. Она читает сражение, как открытую книгу. Её глаза сканируют следующего врага ещё до того, как убьёт первого, а разум уже думает о третьем. Это не было удачей, это не было неудачей. Это просто было. Так что я продолжал сражаться. Если это будет длиться вечно, то пусть длится вечно.

Стреляй. Беги. Ступай одной ногой, потом другой. Продолжай двигаться.

Копьё пронзило воздух, где я пребывал десятую долю секунды ранее. Оно вгрызлось в землю, после чего взорвалось, отправляя в воздух грязь и песок. Я вздохнул с облегчением. Враг не видел сквозь завесу падающей земли — а я видел. Вон там. Один, два, три. Я устранил Мимиков сквозь импровизированный пылевой занавес.

Я случайно пихнул своего сослуживца — пихнул так, как обычно пинаешь дверь, когда обе руки заняты. В моей левой руке находился ствол, а в правой — боевой топор. Очень кстати Бог наделил нас двумя руками и ногами. Если бы у меня в распоряжении было всего три придатка, я не смог бы помочь этому солдату, кем бы он ни был.

Повернувшись, я зарубил ещё одного Мимика одним взмахом и помчался к упавшему солдату. На его броне красовался волк с короной: 4‑я рота. Если они оказались тут, то мы повстречали главную атакующую силу. Линия смещалась.

Плечи солдата дрожали. Он находился в состоянии шока — то ли из-за атаки Мимика, то ли моего пинка, сказать я не мог. Парень не замечал мир вокруг себя. Если бы я его тут оставил, он бы не прожил дольше трёх минут.

Я положил руку на его плечевую пластину и установил с ним контакт.

— Ты помнишь, на сколько очков мы сделали вас в той игре?

Он не ответил.

— Ну, знаешь, в той, где вы проиграли 17‑й.

— Ч-что? — Горло заскрежетало словно ржавое.

— Регби. Не помнишь? Типа выходил какой-то местный рекорд, и я смекнул, что мы должны сделать вас хотя бы на десять-двадцать очков.

Я понимал, что делал.

— Знаешь, это забавно, я базарю с тобой об этом. Эй, ты ведь не думаешь, что она засудит меня за кражу её идеи? Она ведь не запатентовала её.

— Чё? Ты о чём ваще?

— С тобой всё будет в порядке. — Он довольно резко огрызался — он не был новичком, каким был я. Я шлёпнул его по спине. — Ты обязан мне, 4‑я рота. Как тебя зовут?

— Когоро Мурата, и я ни хрена тебе не должен.

— Кэйдзи Кирия.

— Странный у тебя взгляд на мир. Он мне как-то не по нутру.

— Взаимно. Давай надеяться, что удача не отвернётся от нас.

Мы стукнулись кулаками и разбежались.

Я дёрнул головой вправо. Побежал. Зажал спусковой крючок. Моё тело давно уже вышло за грань переутомления, но часть меня поддерживала повышенный уровень бдительности, невозможный при обычных обстоятельствах. Мой мозг превратился в конвейерную ленту, отделяющую хорошие яблоки от плохих — любой клочок информации, что не был жизненно необходим для выживания, автоматически отсеивался.

Я увидел Риту Вратаски. О её появлении возвестил разразившийся взрыв. Бомба с лазерным наведением упала с самолёта, кружащего над головами далеко за границей досягаемости врага. Она преодолела расстояние между нами за двадцать секунд, взорвалась именно там, куда запросила Валькирия.

Риту направили к точке падения бомбы, где раскуроченный металлолом в равной степени перемешался с живыми и мёртвыми. От кратера хлынули существа и налетели прямо на беспокойный топор.

Даже в самой гуще сражения вид красного жилета Риты подмешивал что-то в мои мысли. Одно лишь её присутствие подействовало на бойцов в прорванной линии как живая вода. Её навыки не имели себе равных. Американский спецназ потрудился на славу, у них получился всем солдатам солдат. И даже более того. Она действительно стала нашим спасителем.

Стоит её Жилету лишь промелькнуть на поле боя, как солдаты выжмут из себя ещё десять процентов, даже если таковых в запасе не водилось. Я уверен, находились такие люди, которые влюблялись в неё с первого взгляда, словно глядели на женщину, с которой барахтались в воде после крушения корабля. Смерть на поле боя могла настать в любой момент, так почему бы и нет? Мудрые парни, которые нарекли её Боевой сукой, несомненно знали толк в именах.

Не сказал бы, что разделял их мнение. Или, может, я сам положил глаз на Риту Вратаски. А не так уж плохо, как по мне. Запертый в этой грёбаной петле, я не мог и надеяться в кого-нибудь влюбиться. Даже если я найду кого-то, кто смог бы любить меня один короткий день, на следующий любовь исчезнет. Петля крала у меня всякий миг, который я с кем-то проводил.

Рита однажды спасла меня, давным давно. Она успокоила меня странным разговором о зелёном чае. Она сказала мне, что останется со мной, пока я не умру. Какой объект для своей безответной любви я ещё мог выбрать, если не нашего спасителя?

Моя ОС продолжала реагировать автоматически, несмотря на то, что меня отвлекали эмоции. Тело дёрнулось, нога ступила на землю. Я не должен был думать о сражении, которое разворачивалось у меня на глазах. Мысли выступают лишь препятствием. Решать, каким образом и в какую сторону двигаться, нужно на тренировке. Если остановишься в бою, чтобы подумать, Смерть радостно взмахнёт косой.

Я продолжал сражаться.

Шла семьдесят вторая минута сражения. Танака, Майэ, Убэ и Нидзё погибли в бою. Четверо мёртвых, семеро раненых и ноль пропавших. Нидзё повесил плакат модели в купальнике на стену. Тихоня Майэ прибыл откуда-то из китайской глубинки. Про двух других я мало что знал, но выгравировал лица людей, которым позволил умереть, глубоко в своём разуме. Через несколько часов их боль уйдёт, а я буду помнить. Это мучило меня, словно тернии на сердце, укрепляя мой дух перед следующим боем.

Каким-то образом наш взвод держался вместе. Я слышал в отдалении лопасти вертушек в небе: их не сбили. Пока это была моя лучшая попытка. Командир взвода уже не знал, что приказывать рекруту, взявшему дело в свои руки, и лишь посылал несколько выстрелов в мою сторону для прикрытия.

И тогда я увидел его — Мимика, с которым дрался в первом бою и который запер меня в этой чёртовой временной петле. В тот день я три раза выстрелил из колобоя. Каким-то незримым образом я знал, что передо мной оказалась та самая особь. Внешне это была та же дохлая, распухшая лягушка, как и все остальные, но даже в нынешнем 157-ом витке я прекрасно мог узнать Мимика, который убил меня в первый раз.

Расправе над ним хотелось уделить особое внимание.

Я почему-то знал, что если убью его, то миную некую границу. Петля бесконечного повторения одного боя могла и не прерваться, но что-то, пускай и незначительное, точно изменится. Я нисколько не сомневался.

Оставайся там. Я иду за тобой.

Кстати о границах, я так и не прочитал тот детектив. Слишком уж много на меня навалилось проблем. Как-то раз я потратил на книгу несколько бесценных часов и остановился как раз там, где сыщик готовился раскрыть злоумышленника. Но потом настолько увлёкся тренировками, что больше не думал о чтении. Я блуждаю тут уже почти год. Может, настало то самое время, когда пора добить книгу. Если бы я убил этого Мимика и перешёл на следующий уровень, я бы начал с последней оставшейся главы.

Я приготовил боевой топор и рванул вперёд, отбросив сомнения.

В моих наушниках раздались статические помехи. Кто-то говорил со мной. Женщина. Наша спасительница, Боевая сука, возродившаяся Валькирия, Буйная Топорита — Рита Вратаски.

— Сколько петель ты прошёл?

1. ↑ МТИ — Массачусетский Технологический Университет. Один из наиболее престижных вузов мира.
2. ↑ Билли Кид (Billy The Kid) — Уильям Генри Маккарти, американский преступник, живший во второй половине XIX века.
3. ↑ Кодзиро Сасаки — знаменитый самурай (умер в 1612), противник Миямото Мусаси. Персонаж игры Sengoku Basara и манги Vagabond.
4. ↑ Маринованная слива, обладает кислым вкусом, что считается полезным для пищеварения.