2
1
  1. Ранобэ
  2. Тебе лишь нужно убивать
  3. All You Need Is Kill [мягкая версия]

Глава 4. Киллер Кейдж

1

— Дерьмо, начинается! Смотрите, чтобы вам не отстрелили яйца, господа!

Сражение 159

Я метнулся вперёд. Доплер Жилета выкрутил на максимум.

Я находил цель, стрелял, пригибался. Над головой просвистело копьё.

— Кто это? Ты ушёл слишком далеко вперёд! Хочешь, чтобы тебя убили?

Лейтенант говорил каждый раз одно и то же. Я смахнул песок со своего шлема. Снаряды, расчерчивающие небо, изрыгали гром. Я глянул на Феррела и кивнул.

В этот раз бой закончится. Если я стану на месте и буду смотреть, как умирают Ёнабару и Феррел, они уже не вернутся. Всё сведётся к этому. Бой больше не повторится. Страх, что вцепился когтями в моё нутро, был страхом не смерти, а неизвестности. Мне захотелось выкинуть винтовку с топором и забиться куда-нибудь под кровать.

Нормальная реакция — мир не возражал против повторений. Я ухмыльнулся, несмотря на мандраж. Я боролся с тем же страхом, что и все, поставил на кон свою жизнь — единственную в наличии.

— На самом деле ты не попал во временную петлю, — объяснила мне Рита. Реальным остался опыт 158‑ми предыдущих сражений; меня, прошедшего через них, реальности не существовало. Кто бы ни пережил мучительную боль, безнадёжность и струю горячей мочи внутри Жилета, теперь он обратился лишь обрывистым воспоминанием.

Рита рассказала, что с точки зрения человека, хранящего воспоминания, не существовало разницы между настоящим опытом и воспоминанием об этом. Для меня её слова звучали как философский выкидыш. Хотя и сама Рита на поверку не так уж хорошо в теме разбиралась.

Я помню, как читал комикс, из тех времён, когда я ещё читал комиксы. О парне, который с помощью машины времени хотел изменить прошлое. Как мне казалось, если прошлое изменится, парень из будущего, отправившийся назад во времени, должен будет исчезнуть — как паренёк в старом фильме «Назад в будущее» — но в комиксе эти детали обошли стороной.

Я стал безвольным соглядатаем снов Мимиков. В самом первом бою, где мою жизнь спасла Рита, я без задней мысли убил Мимика из числа тех, кого она звала «серверами». С тех пор в каждом бою, начиная со второго и кончая 158‑м, Рита убивала сервер. Но связь между мной и сервером уже установилась в тот момент, когда я убил его. А это означало, что только меня заперло во временной петле, а Рита осталась вне её.

Мимики использовали петлю, чтобы изменять будущее ради собственного преимущества. Копьё, что промазало по Ёнабару во втором бою, предназначалось мне. Моя случайная встреча с Мимиком, когда я убежал с базы, не имела никакого отношения к случайности. Они с самого начала охотились за мной. Если бы не Рита, они ели бы меня на завтрак, обед и ужин.

Сражение продолжалось. По полю боя погуливал Хаос.

Я соскользнул в кратер с остальным своим отрядом, чтобы меня не кокнуло снайперское копьё. Отряд приблизился на сто метров ближе к побережью с начала боя. Коническая дыра, в которой мы укрылись, была подарком от вчерашней ночной GPS-управляемой бомбардировки. Рядом с моей ногой приземлился шальной снаряд, подняв песчаные брызги.

— Прям как Окинава, — заметил Феррел, прижавшись спиной к земляной стене.

Ёнабару выдавил очередной выстрел.

— Поди адовая была стычка.

— Нас окружили, как сейчас. Боеприпасы закончились, и дела приняли совсем дурной оборот.

— Накаркаешь.

— Не знаю. — Феррел высунулся за край воронки, выстрелил из винтовки, затем откинулся обратно к земле. — У меня щёлкнуло в голове, что эта битва куда-то не туда зайдёт. Просто такое чувство.

— Дерьмо, сержант толкует о чём-то весёлом. Лучше будьте настороже, чтобы вас не шарахнуло молнией.

— Если гложет сомнение, просто посмотри на нашего рекрута в деле, — сказал Феррел. — Не удивлюсь, если он вскочит на ноги и примется танцевать джиттербаг*, только чтобы унизить Мимиков.

— Я не знаю джиттербаг, — сказал я.

— Ясное дело, блин.

— Может, я опробую этот твой прикольный топор. — Ёнабару кивнул на мерцающий кусок победита в руке моего Жилета.

— Ты только ранишь себя.

— Это дискриминация, вот что это такое.

Всё по-старому, всё по-старому. Каждый занят разговором, никто не слушает.

— Пугала на два часа!

— Наш тридцать пятый клиент за сегодня!

— Чья жопа отправила мне этот здоровенный файл? Мы в эпицентре грёбаной войны, если вы ещё не врубились!

— Чувак, мне бы прикурить.

— Завали хлебало и стреляй!

Передняя линия высунулась из укрытия и вскинула винтовки, целясь в приближающуюся толпу. Пули пронзили воздух, но наступление Мимиков продолжалось. Я сжал рукоять топора.

Без какого-либо предупреждения с неба упала бомба. Средство поражения с лазерным наведением врезалось в породу, глубоко ушло в землю и взорвалось. Мимики повалились в кратер.

Посреди ливня из почвы и глины появился кармазинный Жилет. По размашистым конечностям и плотным, лягушачьим торсам ударили победитовым топором. Спустя несколько минут уже никто здесь не двигался. Никто из пришельцев.

Статические помехи заполнили мои уши, а потом раздался её голос.

— Простите за опоздание. — В центре нашего взвода песочного цвета стояла Боевая Сука, удерживающая на весу монструозный боевой топор. Её латунно-красная броня сверкала на солнце.

Я поднял руку, и она смогла выхватить меня из толпы.

— Мы сами только что сюда добрались.

— Что тут делает Боевая Сука? — Ёнабару вовсе позабыл прятаться в укрытии и тупо таращился на её Жилет. Я бы даже заплатил приличные деньги, чтобы увидеть выражение на его физиономии.

Рита обратилась к Феррелу.

— Я должна поговорить с кем-нибудь, кто в ответе за этот взвод. Подключите меня.

Феррел установил канал связи между Ритой и лейтенантом.

— Прошу, готово.

— Это Рита Вратаски. У меня есть просьба к офицеру, отвечающему за 3‑й взвод 17‑й роты 3‑го Батальона 12‑го полка 301‑й Бронепехотной дивизии. Мне нужно забрать Кэйдзи Кирию. Не возражаете?

Она не назвала своё звание и дивизию. В армейской культуре, где цвет неба такой, как сказал вышестоящий офицер, только Валькирия могла свободно действовать вне цепочки приказов. Даже в первом бою, пока я лежал при смерти, голову мне придерживала отнюдь не Боевая Сука. Это была Рита Вратаски.

Ответ лейтенанта прозвучал неуверенно.

— Кирия? Может, вы предпочтёте кого-то более опытного, кого-то...

— Добро или нет?

— Ну, эээ, добро.

— Я признательна за вашу помощь. Сержант, что скажете? Не против, если я позаимствую Кирию?

Феррел отмахнулся в знак согласия — его закованное в Жилет плечо поднялось, словно морская волна.

— Спасибо, сержант.

— Смотри, чтобы он не вздумал танцевать джиттербаг возле нашего отряда.

— Джиттербаг? Это какой-то код? — спросила Рита.

— Просто фигура речи.

— Кэйдзи, о чём вообще речь?

— Простите, сержант. Я объясню позже, — сказал я.

— Мы ударим по ним на двенадцать часов.

— А, ага.

— Эй, Кэйдзи! Если увидишь торговый автомат, прихвати для меня сигарет! — кинул Ёнабару непосредственно перед тем, как я разорвал общую связь.

Рита хихикнула на остроту Нидзё.

— Ты угодил в отличный отряд. Готов?

— Будь со мной нежна.

— Я всегда нежна.

— Я другое о тебе слышал.

— Лучше думай о Мимиках, лады?

Бросаясь к высоким краям ударного кратера, карабкаясь и наконец перебираясь в воронку, Мимики начали вытеснять нас из дыры, проделанной в земле Ритой. Мы понеслись на них без лишнего приглашения. Распухших лягушек там было пруд пруди.

Беги. Стреляй. Повторяй. Смени магазин. Беги ещё немного. Стреляй. Дыши.

Наводящиеся бомбы выискивали Мимиков в их укрытиях. Дым поднимался спиралью над теми местами, где бомбы настигали свою добычу. Песок и пыль следовали за дымом вверх, поблизости валялись куски плоти Мимиков. Мы рванули в кратер и прихватили все оставшиеся бомбы. Искоренить врагов, выкосить их всех.

Даже когда просто повторяешь какой-то день снова и снова, жизнь на поле боя может быть чем угодно, но не рутиной. Если твой взмах отклонится от нужного курса на градус, это может привести к цепочке событий, которая полностью изменит исход боя. Мимик, которому ты дал ускользнуть, в следующую минуту, возможно, будет перемалывать кости твоему другу. С каждым погибшим таким образом солдатом линия становится слабее, пока в итоге совсем не прогнётся под натиском. А всё из-за того, что твой топор полетел под углом сорок семь градусов вместо сорока восьми.

Там появилось больше Мимиков, чем я мог сосчитать. Экран Доплера заполнился точками. Чтобы вынести одного Мимика, требовался отряд примерно из десяти Жилетов. И это с поправкой, что они будут поливать выстрелами этих засранцев, пока пули не иссякнут.

Рита находилась в постоянном движении. Она махала топором так же просто, как ребёнок машет игрушечным мечом. Части тел Мимиков подлетали в воздух. Новый шаг, новый взмах, новая конечность. Вымой, высуши и повтори.

Я никогда не видел ничего подобного. Копья по воздуху несли смерть. Я находился достаточно близко, чтобы, протянув руку, коснуться почти любого из кучи Мимиков. Окружённый со всех сторон враждебными тварями, я ощущал сверхъестественное спокойствие. Было кому прикрыть мне спину. Рита служила фильтром, что опреснял и обезвреживал страх. Я находился в долине смерти, здесь не могло быть двух мнений, но рядом со мной стояла Рита.

Я научился выживать, копируя стиль Риты в обращении с топором, и в процессе узнал каждое её движение — с какой ноги она ступит в следующий миг, какого Мимика она поразит первым, если попадёт в окружение. Я знал, когда она махнёт топором, а когда побежит. Всё это, и немного больше, прочно закодировалось в моей операционной системе.

Рита уклонялась от ударов и двигалась сквозь ряды врагов, выписывая для их умерщвления идеально выверенные круги. Оставляла она только тех особей, с которыми не хотела заморачиваться. Я только рад был подчищать за ней. Мы никогда не тренировались вместе, но двигались, словно близнецы, ветераны бесконечных боёв, пройденных бок о бок.

Четверо Мимиков разом пошли на Риту — плохой расклад, даже для Валькирии. Она не восстановила баланс после предыдущего взмаха. Я нежно подтолкнул её свободной рукой. Долю секунды она пребывала в оцепенении, но очень быстро поняла мои намерения.

Она в самом деле была мастером. Менее чем за пять минут Рита научилась работать в тандеме со мной. Когда она поняла, что я могу использовать свободную руку или ногу, чтобы толкать её после атаки, то повернулась лицом к следующему врагу без какого-либо намерения уворачиваться. Передняя лапа Мимика прошла на расстоянии руки от её лица, а она даже не дрогнула.

Мы работали как единая система. Мы врывались во врага с устрашающей мощью, постоянно держа Жилеты друг друга в пределах видимости. Нам не требовались слова или жесты. Каждое движение, каждый шаг говорил всё, что мы хотели друг другу сказать.

Наши враги могли развить способность перематывать время, но человечество само придумало несколько хитростей. Одни люди могли поддерживать Жилеты в превосходном состоянии, другие могли разрабатывать стратегии и заниматься материально-техническим обеспечением, третьи могли заниматься поддержкой линии фронта, и последние, но не менее значимые люди выступали в роли прирождённых убийц. Люди могли приспосабливаться к условиям среды и незнакомым явлениям, как заблагорассудится. Враг, который мог заглянуть в будущее и узреть опасность, пал жертвой собственной эволюционной атрофии. Мы учились быстрее, чем они.

Я пережил смерть 158 раз, чтобы достичь тех высот, каких не достичь ни одному созданию на нашей планете за одну жизнь. А Рита Вратаски поднялась ещё выше. Мы убежали далеко вперёд от остальных сил, мы образовали собственную армию. Наши Жилеты вырисовывали по часовой стрелке изящные спирали, прижимаясь друг к другу, — привычка, которую я перенял у Риты. После себя мы оставляли одни только дрожащие нагромождения мертвечины.

Спустя сорок две минуты боя мы нашли его. Мимика, лежащего в корне доконавшей временной петли. Нить, что спутывала нас. Если бы не этот сервер, мне бы не пришлось десятки раз валяться в луже собственной крови и смотреть, как мои внутренности вываливаются на землю, не пришлось бы бесцельно скитаться по этому Аду, не имея возможности найти выход. Если бы не сервер, я бы никогда не встретил Риту Вратаски.

— Вот он, Кэйдзи. Именно ты должен разобраться с ним.

С удовольствием. Помни: сперва антенна, потом резервные узлы, потом сервер. И потом мы отправимся домой? Не совсем. Когда петля закончится, начнётся настоящее сражение. Оно не закончится, пока не останется ни одного Мимика. Ничто не даётся просто.

Геноцид был единственным способом выиграть эту войну. Ты не мог выкосить треть их сил и заявить о победе. Надо уничтожить самого последнего из них. Уничтожь сервер, и война продолжится. Всё, что Рита и я могли сделать, это вывести наши войска из трясины временных петель Мимиков. Основательная победа потребует больше сил, чем два солдата смогут когда-либо продемонстрировать. Но в день, когда мы выиграем, любой из нас может умереть: я, Ритаь, Ёнабару, Феррел и остальной наш отряд, даже те уродливые гориллы из 4‑го могут — и бой уже никогда не повторится. На Земле наступит новый день.

Рита велела разобраться с Мимиком-сервером так, словно попросила открыть консервную банку. Просто нужна открывалка. Загвоздка в том, что до недавнего времени она была единственным человеком на планете, у кого такая имелась.

Люди Земли, возрадуйтесь! Кэйдзи Кирия только что нашёл ещё одну открывалку! Закажите сейчас, и за каждую открывалку под маркой Риты Вратаски вы получите вторую под маркой Кэйдзи Кирии БЕЗ ДОПОЛНИТЕЛЬНОЙ ПЛАТЫ!

Само собой, вы не можете приобрести нас отдельно. Полагаю, мне и Рите не удалось бы стать честными торгашами. Что эта кошмарная временная петля из недр ада сочетала, того человек да не разлучает*. Только мы с Ритой могли понять одиночество друг друга, и мы будем стоять бок о бок, нарезая Мимиков на маленькие ломтики вплоть до грустного финала.

— С антенной покончено!

— К резервным узлам.

— Понял.

Я поднял боевой топор и пустил его в стремительный, ловкий удар...

Я открыл глаза, лёжа в кровати. Взял ручку и написал «160» на тыльной стороне ладони. Затем изо всех сил пнул стену.

2

Не так-то просто рассказывать человеку то, от чего он, как тебе известно, расплачется, тем более рассказывать на публике. И, если в числе зевак был Дзин Ёнабару, ты оказывался в щекотливом положении, будто угодил в бетонное каноэ с дыркой в днище.

В прошлый раз прозвучало слишком навязчиво. Я пытался найти лучший способ донести мысли, но не мог придумать, как ясно и коротко объяснить ей, что я тоже переживаю временные петли. Может, мне просто всё ей рассказать. Чёрт, лучше идеи не нашлось.

Я никогда не блистал особым умом, и маленькие мозги в моей башке пытались изо всех своих скудных сил понять, почему же я не вырвался из временной петли согласно плану. Я сделал в точности, как сказала мне Рита, но очутился в своём 160‑м дне перед боем.

Небо над тренировочным полем № 1 в 160‑й раз было таким же чистым, как и в первый раз. Утреннее солнце вдарило по нам без какой-либо жалости. ФП только что закончилась, и тёмные пятна пота усеяли тени, идущие от наших ног.

Я опять стал полным незнакомцем для девушки с ржавыми волосами и непомерно бледной для солдата кожей.

Её карие глаза остановились на мне.

— Так ты хотел поговорить? О чём?

Я упустил время, а свежие идеи закончились. Надо было перехватить Риту ещё до начала ФП. Теперь слишком поздно.

Я посмотрел на Риту и сказал то же самое про зелёный чай, что и раньше. Эй, теперь получилось не так плохо, подумалось мне. Может, в этот раз она не станет... ну блин.

По щекам Риты побежали и закапали с кончика подбородка слёзы, а потом они стали разлетаться брызгами, приземляясь мне на руку, которую я выставил, чтобы поймать их. Я ещё пылал жаром после упражнения, но слёзы жгли, словно 20‑миллиметровые сердечники. Сердце бешено заколотилось. Я почувствовал себя старшеклассником, пригласившим девушку на танец. Даже во время боя у меня так не подскакивало давление.

Рита стиснула подол моей рубахи, сжала его так сильно, что кончики её пальцев побелели. На поле боя я мог увидеть каждое движение, которое она только собиралась делать, но здесь и сейчас я оказался беспомощен. Я запрограммировал себя на непринуждённое уклонение от атак тысячи Мимиков, но насколько хорошо работала моя ОС, когда я в ней действительно нуждался? Разум метался в поисках выхода. Интересно, не промокла ли от пота моя рубаха в том месте, где она схватилась за меня.

В прошлый раз я стоял, словно статуя в парке, пока Рита не вернула своё самообладание и не заговорила. Может, спустя десять или больше путешествий через петлю это всё станет рутиной. Я знал, какими словами утешить её, прижав нежно к своему плечу. Но это означало бы низвести моё взаимодействие с единственным человеком в мире, который понимал меня, до автоматизма. Что-то подсказало мне: сейчас лучше было просто стоять и ждать.

Ёнабару глазел на нас так, как глазеют туристы в зоопарке на медведя, который внезапно встал на задние лапы и начал вальсировать.Наконец-то я отыскал способ заткнуть его. Феррел тактично отвёл глаза, но только частично. И как-то так вёл себя остальной взвод. Охренеть. Я — танцующий медведь. Не смотрите. Ничего не говорите. Просто кидайте ваши денежки в банку и топайте дальше.

Что там надо делать, когда нервничаешь — представлять всех голыми? Нет, это годится только для публичных обращений. Во время тренировок нас учили брать себя в руки, думая о чём-то приятном. О чём-то, что делает тебя счастливым. Вероятно, как раз нынешнюю ситуацию можно было бы себе представлять во время боя для успокоения, но тогда почему у меня так натянуты нервы? Если бы Бог и знал ответ, он не сказал бы.

Я взял Риту за запястье. Она выглядела потерянной.

— Я Кэйдзи Кирия.

— Рита. Рита Вратаски.

— Полагаю, я должен сказать «приятно познакомиться»?

— Почему ты улыбаешься?

— Не знаю. Просто радуюсь, наверно, — сказал я.

— Ты странный малый. — Лицо Риты смягчилось.

— Давай сделаем перерыв. — Мои глаза скользнули по её плечу. — На 2 часа от меня. Готова?

Мы с Ритой пустились в спринт, заставив людей на поле чесать затылки. Мы проскользнули через сетчатое ограждение, очерчивающее тренировочное поле. Бриз, дувший с океана, обдавал холодом нашу кожу. Некоторое время мы бежали ради того, чтобы бежать. Вдалеке слева от нас простиралась линия берега, кобальтовая вода тянулась за бессмысленной баррикадой из колючей проволоки, огораживающей берег. Океан всё ещё синий, потому что мы силой поддерживаем его таким. Параллельно нам маршрут прокладывала патрульная лодка, отставляя белый след вдоль резкой линии, разделяющей воду и небо.

Низкие крики солдат растворились вдали. Единственными звуками остались завывание моря, отдалённое шарканье армейских башмаков на асфальте, моё разбушевавшееся сердце и вздохи Риты.

Я резко остановился и стал молчать, прям как перед нашей пробежкой. Рита не смогла вовремя сбавить скорость и понеслась в меня. Ещё одна ошибка ОС. Я сделал несколько неуклюжих шагов. Рита оступилась, восстанавливая равновесие. Мы схватились друг за друга, чтобы удержаться от падения. Моя рука обвилась вокруг тела Риты, а её — вокруг моего.

Такое столкновение нарушало целый перечень пунктов из устава. Её тонированная плоть прижалась ко мне, словно реактивная броня. Мне в нос ударил приятный запах. Без Жилета я беззащитен перед летучими химикатами, попавшими в воздух.

— Эээ, прости. — Первая извинилась Рита.

— Нет, моя вина. Мне не следовало тормозить.

— Нет. В смысле, прости, но... — сказала она.

— Тебе не нужно извиняться.

— Я не пытаюсь извиниться. Просто... не мог бы ты отпустить мою руку?

— А. — Там, где мои пальцы сжимали запястье Риты, появилось красное кольцо. — Извини.

Для меня Рита была давним другом, компаньоном множества боёв. Но для неё Кэйдзи Кирия — незнакомец, которого она только что встретила. Не более чем пепельный силуэт из другого времени. Только я помнил облегчение, которое мы испытывали, прижимаясь друг к другу спиной. Только я испытал электричество, тёкшее между нами, когда наши глаза встречались в бессловесном понимании. Только я чувствовал страсть и привязанность.

До армии я видел передачу о мужчине, который любил женщину, потерявшую память из-за несчастного случая. Наверное, он прошёл через то же, что и я. Смотреть безо всякой надежды на то, как всё любимое в этом мире уносит прочь ветер, а ты не в силах предотвратить неизбежное.

— Я — ну... — Я даже не знал, что ей теперь сказать, несмотря на опыт предыдущей петли.

— Это твой хитрый способ увести нас оттуда?

— Ага. Полагаю.

— Хорошо. Где мы? — Рита прокрутилась на пятке, осматривая окружение.

Мы стояли на просторной площадке, огороженной с одной стороны баррикадой из колючей проволоки и сетчатой изгородью с трёх других. Сквозь трещины в асфальте, покрывавшем участок площадью приблизительно десять тысяч квадратных метров, пускали зелёные побеги сорняки.

— Тренировочное поле № 3.

Я умудрился притащить нас с одного тренировочного поля на другое. Ловко. Я проводил слишком много времени с Феррелом. Его любовь к тренировкам граничила с серьёзным душевным расстройством, и это отразилось на мне.

Рита повернулась в мою сторону.

— Тут довольно уныло.

— Прости.

— Нет, мне нравятся заброшенные места.

— У тебя необычные вкусы.

— Вряд ли дело во вкусе. Я росла в совершенно заброшенном месте. Хотя около нас не было никаких океанов. Небо здесь — оно так сверкает, — сказала она, запрокинув голову назад.

— Тебе нравится? Небо?

— Не столько небо, сколько его цвет. Этот мерцающий синий.

— Тогда почему твой Жилет красный?

Пролетело несколько мгновений тишины, прежде чем мы заговорили вновь.

— Небо в Питтсфилде такое размытое. Как вода, в которой промыли кисть с синей краской. Словно вся вода земли хлынула в небо и разбавила его. — Я глядел на Риту. Она взглянула на меня в ответ, устремляя карие глаза в мои. — Прости. Забудь, что я сказала.

— Почему?

— Это не то, что к лицу говорить Рите Вратаски.

— Ничего про такое не знаю.

— А я знаю.

— Ну, я думал, это мило, — сказал я.

Рита широко распахнула глаза. На мгновение в них промелькнул взгляд Боевой Суки. Остальное её лицо осталось неподвижным.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что это мило.

От такого заявления она удивилась. Прядь ржавых волос упала ей на лоб, и она подняла руку, чтобы поиграть с ней. Я поймал её взгляд, проскальзывающий сквозь пальцы. Он полнился странным светом. Она выглядела как девочка, чьи струны сердца начали распутываться, как ребёнок, чья ложь всплыла наружу под пронзающим взглядом матери.

Я нарушил неловкую тишину.

— Что-то не так?

— Нет.

— Я не смеялся над тобой. Просто хотелось это сказать. Полагаю, момент я выбрал не лучший.

— Ведь у нас уже был подобный разговор в предыдущую временную петлю? Но помнишь только ты, — сказала Рита.

— Ага. Прости.

— Нет, это меня не напрягает, — сказала она, мотая головой.

— Тогда что не так?

— Скажи, что ты планируешь.

— Ну, я не понимаю еще так много, — сказал я. — Мне нужно, чтобы ты объяснила, как закончить петлю. Проведи курс для начинающих.

— Я спрашиваю, что ты планируешь делать дальше. Мне не нужно ни о чём думать.

— Ты шутишь? — спросил я.

— Я до одури серьёзна.

— Но ты Рита Вратаски. Ты всегда знаешь, что делать.

— Будет весело для разнообразия побыть вне петли.

— По мне, не так уж и весело, — сказал я. Мне стало интересно, что она имела в виду под «будет»; я думал, она уже освободилась из петли, прожив во Флориде тридцатичасовой виток 211 раз подряд. Я открыл рот, чтобы спросить, но она прервала меня.

— Думаю, я заслужила право посидеть и посмотреть, — сказала она.— Я слишком долго возилась со всем этим дерьмом. Твой черёд. Чем раньше ты примешь это, тем лучше.

Я вздохнул.

— Я знаю.

— Слышь, не вини меня.

— Ладно тогда, ещё немного рано, но моя следующая остановка — столовая. Надеюсь, ты готова к японской еде.

В столовой оказалось шумно. В одном углу компания солдат соревновалась, кто мог больше отжаться за три минуты. Другая компания, мимо которой мы прошли, устраивала гастрономические эксперименты с курицей и загадочной жидкостью, которая выглядела как смесь из кетчупа, горчицы и апельсинового сока. В дальнем углу комнаты какой-то тип пел народную песню — или же это начальная заставка из старого аниме, которая была популярна как минимум семьдесят лет назад,— под аккомпанемент банджо. Одна из тех песен, которую религиозники использовали в качестве антивоенной пропаганды, но такие подробности не волновали парней, вступивших в ОСО. Мотив легко запоминался, и только благодаря этому песенка стала хитом среди пилотов Жилетов.

Давайте вступим в ар—мию!

Давайте вступим в ар—мию!

Давайте вступим в ар—мию!

И кого-нибудь прибьём!

Я видел всё это уже 159 раз. Но, поскольку был заперт в петле, я едва ли замечал события, которые не влияли напрямую на меня и не помогали найти выход. Я незаметно сел в далёком, тихом углу и методически запихивал в рот безвкусную еду.

Даже если бы завтрашний бой прошёл удачно, не все солдаты вернулись бы. Если бы он прошел неважно, то вернулось бы ещё меньше. Все знали это. Бронепехота являла собой Санта Клауса, а сражение — наше Рождество. Что ещё делать эльфам в сочельник, если не сбросить напряжение и не выпить немного эг-нога*.

Рита Вратаски сидела напротив меня, поедая один и тот же обед в 160‑й раз. Конкретно сейчас она рассматривала свою 160‑ю умэбоси.

— Что это?

— Умэбоси. Умэ — люди называют её сливой, но это скорее абрикос — его высушили на солнце и замариновали. Давай ешь.

— Какая она на вкус?

— Еда — это как война. Ты должна сама её познать.

Рита ткнула в подозрительный объект палочками для еды два или три раза, потом отбросила сомнение и положила вкусняшку целиком в рот. Кислый вкус ударил по ней, словно удар бойца в тяжёлом весе. Девушка сложилась пополам и схватилась за горло и грудь. Я видел, как на её спине задёргались мышцы.

— Нравится?

Рита двигала ртом, не поднимая взгляда. Её шея напряглась. Что-то вылетело из её рта — на лотке забуксовала идеально чистая косточка. Задыхаясь, Рита вытерла края рта.

— Совсем не кислая.

— Чего ещё ожидать от этой столовой, — сказал я. — Слишком много людей из-за моря. Прогуляйся по округе, если хочешь распробовать настоящую.

Я подцепил умэбоси с лотка, закинул себе в рот и показушно посмаковал привкус. По правде говоря, она оказалась достаточно кислой, чтобы перекосить мой рот в форме задницы краба во время отлива, но я не позволил бы Суке насладиться такой картиной.

— Неплохо, — прочмокал я.

Рита встала на ноги, изобразив на лице неподдельную ярость, оставила меня сидеть за столом и протопала по коридору между столами, минула толпу солдат и оказалась у стойки выдачи. Там Рэйчел говорила с гориллоподобным мужчиной, который мог поднять руку и коснуться потолка, при этом даже не потянувшись — с той самой гориллой из 4‑го, с чьим кулаком столкнулась моя челюсть много временных петель тому назад. Красавица и чудовище по понятным причинам удивились, увидев, что человек из их разговора направляется к ним. Вся столовая чувствовала, что что-то начинается; разговоры притихли, а музыка банджо остановилась. Слава Богу.

Рита прочистила горло.

— Можно ещё сушёной маринованной сливы?

— Умэбоси?

— Ага, их.

— Ну, ага, если тебе нравится.

Рэйчел вытащила маленькое блюдце и принялась наваливать туда умэбоси из большой пластиковой бадьи.

— Мне не нужна тарелка.

— Прости?

— Эта штука у тебя в левой руке. Ага, бадья. Я возьму их все.

— Эээ, обычно люди столько не едят, — сказала Рэйчел.

— Какая-то проблема?

— Нет, полагаю, нет...

— Спасибо за помощь.

С бадьёй в руке Рита ликующе направилась обратно и водрузила её на стол прямо передо мной.

В диаметре контейнер составлял около тридцати сантиметров — достаточно большой чан, чтобы обслужить где-то двести человек, поскольку никто никогда не брал больше одной, и до верху заполненный ярко-красными умэбоси. Достаточно большой, чтобы утопить маленькую кошку. От одного только его вида у меня заболел корень языка. Тем временем Рита самоотверженно вытащила свои палочки для еды.

Она отделила один из морщинистых, красноватых фруктов из бадьи и закинула себе в рот. Прожевала. Проглотила. Наружу вернулась косточка.

— Совсем не кислая. — Её глаза увлажнились.

Рита толчком передала бочонок мне. Моя очередь. Я подцепил самую маленькую, какую мог найти, и положил себе в рот. Съел её и выплюнул косточку.

— И моя.

Мы играли в свою собственную гастрономическую игру. Кончики палочек Риты дрожали, когда она погружала их обратно в бочонок. Она дважды пыталась подцепить ими другую умэбоси, прежде чем не сдалась, в итоге насадила проказницу на одну палочку и подняла ко рту. От фрукта полетели капли розовой жидкости и запачкали лоток в месте своего приземления.

Вокруг нас начала собираться толпа зевак. Поначалу они наблюдали в беспокойном молчании, но возбуждение ощутимо нарастало с каждой выплюнутой на лоток косточкой.

Пот скапливался гроздьями на нашей коже, словно конденсат на банке с пивом в жаркий день. Омерзительная кучка обглоданных косточек росла. Рэйчел ушла в сторону, наблюдая с тревожной улыбкой за действом. В толпе я приметил и своего друга из 4‑го. Он неплохо веселился, наблюдая за моими страданиями. Каждый раз, когда Рита или я клали другую умэ себе в рот, по толпе разбегалась волна выкриков.

— Давайте же, ускоряйтесь!

— Теперь нет пути назад, трескайте их дальше!

— Ты ведь не позволишь маленькой девочке уделать себя?

— Блин, ты думаешь, он может сделать Риту? Ты спятил!

— Жри! Жри! Жри!

— Следите за дверьми, не хочу, чтобы кто-то помешал! Я поставил десять баксов на костлявого парня! — последовало тут же: — Двадцать на Риту! — потом закричал кто-то другой. — Где моя жареная креветка? Я потерял жареную креветку!

Было жарко, было шумно, и в каком-то необъяснимом смысле отдавало домашним уютом. Присутствовала невидимая связь, какой не чувствовалось во время моих предыдущих временных петель. Я ощутил привкус того, что может завтра произойти, и внезапно все мелкие вещи, что творились с нашими жизнями, и ежедневные мелочи приобрели новое значение. Быть частью общего балагана доставляло удовольствие.

В итоге мы съели все умэбоси в бочонке, уложенные туда в промышленных масштабах. Рите досталась последняя. Я ратовал за равный счёт, но, раз Рита вышла первая, она настаивала, что победа за ней. Когда я возразил, Рита ухмыльнулась и предложила навернуть ещё один бочонок. Сложно сказать, что означала её ухмылка. Сука помешалась на поединке, или же переизбыток кислой еды её в каком-то смысле веселил. Горилла из 4‑го принёс из Ада другой полный бочонок красных фруктов и звучно поставил его в центр стола.

К тому моменту у меня появилось ощущение, будто я состою из умэбоси от талии до пяток. Если бы я не замахал белым флагом, он поднялся бы сам.

Затем я разговаривал с Ритой обо всём подряд: о Ёнабару, который никогда не затыкается, о сержанте Ферреле и его помешательстве на тренировках, о соперничестве между нашим взводом и 4‑м. Со своей стороны Рита рассказывала мне о том, что не успела сделать во время своей временной петли. Находясь вне Жилета, дивчина носила робкую улыбку, что очень ей шла. Её пальцы пахли машинной смазкой, маринованной сливой и толикой кофе.

Не знаю, что за варианты ответов такие я выбрал на этот раз, но в 160‑ю петлю мои отношения с Ритой углубились как никогда раньше. На следующее утро капрал Дзин Ёнабару не проснулся на верхней койке. Он проснулся на полу.

3

Сон не принёс мне спокойствия. Мимик оборвал мою жизнь, или я отрубился в середине сражения. После этого — ничего. Потом без какого-либо предупреждения ничто исчезло без следа. Палец, что сжимал спусковой крючок винтовки, теперь отделял три четверти страниц моей книжонки. Я понял, что лежу на кровати, окружённый её трубчатым каркасом, слушая оглушительный голос диджея, передающего погоду на сегодня. На островах ясно и солнечно, как и вчера, предупреждают об УФ-лучах после полудня. Каждое слово червём прокладывало себе путь в мой череп и застревало там.

При слове «островах» я брал ручку, при слове «солнечно» я писал число на руке, а во время предупреждения об «УФ-лучах» выбирался из кровати и направлялся в арсенал. Моя утренняя рутина.

Сон в ночь перед боем служил продолжением тренировки. Отчего-то в моём теле не нарастала усталость. С собой я прихватывал только воспоминания и полученные навыки. Я провёл прошлую ночь, ворочаясь с боку на бок, мой разум проигрывал моменты, выученные за предыдущий день, словно это программа, вживлённая в мой мозг. Я должен сделать то, что не смог во время предыдущей петли — убить Мимиков, которых не смог убить, спасти друзей, которых не смог спасти. Словно мысленный изо-отжим. Моя собственная еженощная пытка.

Я активировал боевой режим. Как пилот, щёлкающий переключатели перед отлётом, я инспектировал одну свою часть за другой, проверяя, не завязалась ли какая мышца за ночь узлом. Не пропустил даже мизинец на ноге.

Прокрутившись на девяносто градусов на заднице, я вскочил с кровати и открыл глаза. Я заморгал. Зрение затуманилось. Комната была другой. Голова премьер-министра не таращилась на меня с тела модели в купальнике. К тому времени, как я приметил, оказалось уже поздно: моя нога не нашла пол под собой, и я по инерции плюхнулся с кровати. Голова врезалась в плиточный пол, и я наконец понял, где нахожусь.

Сквозь многослойное взрывостойкое стекло лился солнечный свет и заливал пустую комнату. По моему телу сочился искусственный ветерок из очистителя, пока я валялся раскорякой на полу. Толстые стены и стекло полностью блокировали звуки базы, которые обычно так громко били мне по ушам.

Небесная гостиная, никак иначе. На базе с обнажённой сталью и огнеупорным деревом цвета хаки нормально обставили только эту комнату. Изначально комната предназначалась для офицерских встреч и выполняла функции зала приёма, и помимо всего прочего предоставляла прекрасный обзор на Утибо через многослойное окно. За подобный номер могли бы драть приличные деньги.

Насколько хорош отсюда вид, настолько же паршиво тут просыпаться, если только ты не горный козёл или просвещённый отшельник с любовью к высоте. Или ты мог быть Ёнабару. Я слышал, он устроил себе тайное место на этаж выше того, куда допускались только офицеры. «Его любовное гнёздышко», — так мы звали его.

Больше похоже на любовный насест.

Глядя на океан, я видел лёгкий изгиб горизонта. Через утреннюю дымку смутно проглядывал пляж Утибо. Треугольные волны росли, превращались в пену и вновь растворялись в море. За волнами лежал остров, который Мимики сделали местом своего нереста. На миг мне показалось, что я увидел яркий зелёный побег, пробивающийся сквозь прибой. Я заморгал — это лишь отблеск солнца на воде.

— Ты очень даже хорошо спал прошлой ночью, — Рита стояла надо мной, придя из другой комнаты.

Я медленно поднял голову с плиточного пола.

— Такое чувство, что прошли годы.

— Годы?

— С тех пор, как я хорошо спал ночью. Чуть не забыл, насколько это классно.

— Болтовня о временных петлях чуть с ума не свела.

— Тебе надо знать.

Рита в знак солидарности помахала рукой.

Наш спаситель, Боевая Сука, выглядела этим утром куда спокойнее, чем я когда-либо видел. Её лицо немного растеряло жёсткости в прохладном утреннем сиянии, и под солнечным светом ржавые волосы светились оранжевым. Рита одарила меня таким взглядом, каким могла посмотреть на щенка, который поплёлся за ней к её дому. Ею овладела безмятежность, сродная монаху дзэн. А красотой Рита была сродни дикой розе.

Комната внезапно стала слишком яркой, и я прищурился.

— Чем пахнет?

Необычный аромат перемешался с чистым воздухом из фильтра. Не то чтобы запах был плохим, но я бы не зашёл так далеко, чтобы называть его приятным. Слишком жгучий для еды, слишком острый для парфюма. Короче говоря, я не знал, что, чёрт побери, посягнуло на мой нос.

— Я-то просто сумку открыла. У тебя острый нюх.

— На тренировках нам говорили относиться с опаской к любым необычным запахам, потому что они могут указывать на проблему в фильтре Жилета… хотя я сейчас не в Жилете.

— Я никогда раньше не встречала того, кто путает еду с химическим оружием, — сказала Рита. — Тебе не нравится запах?

— Не нравится — слово не то. Пахнет... странно.

— Ну и манеры. Это такой способ поблагодарить меня за утренний кофе?

— Это... кофе?

— Не сомневайся.

— Ты ведь не хочешь отомстить мне за умэбоси?

— Нет, так пахнут жареные кофейные бобы с настоящих кофейных деревьев, которые растут в земле. Никогда их не видел?

— Я каждый день наворачиваю чашку искусственных помоев.

— Подожди, пока я варю его. Ты точно не нюхал раньше ничего подобного.

Я не знал, остались ли где-нибудь в мире настоящие кофейные бобы. То есть я подозревал, что настоящий кофе до сих пор где-то существует, но не знал, что ещё есть кто-то, для кого пить его — привычка.

Напиток, который в наши дни заменил кофе, изготавливался из лабораторных бобов с добавлением искусственного ароматизатора для вкуса и запаха. Заменители не пахли так сильно, как бобы в кофемолке Риты, и они не штурмовали твой нос и не убивали весь твой респираторный тракт, как вот эти. Полагаю, можно улучшать искусственный запах и в итоге приблизиться к реальному, но пока между ними разница — словно между 9‑миллиметровым пистолетом и 120‑миллиметровым танковым снарядом.

— Наверное, вышло в кругленькую сумму, — сказал я.

— Я говорила тебе, мы пересекли Северную Африку до прибытия сюда. Подарил житель деревни, которую мы отбили.

— Крутой подарок.

— Быть королевой не так плохо, знаешь ли.

В центре стеклянного столика стояла ручная кофемолка. Небольшое приспособление уникальной формы — я видел такое однажды в магазине антиквариата. Рядом с ним находилась замысловатая керамическая воронка, закрытая коричневатой тканью. Полагаю, нужно было насыпать измельчённые кофейные бобы в центр и процеживать через них воду.

На столе доминировали выдаваемая в армии газовая горелка и износостойкая сковорода. В сковороде шумно булькала прозрачная жидкость. Рядом стояли две чеплышки, одна с отбитой краской и одна на вид абсолютно новая. В дальнем углу столика стоял запечатываемый пластиковый пакет, наполненный тёмно-коричневыми кофейными бобами.

Не похоже, что у Риты было много личных вещей. Среди них ничто не напоминало багаж, за исключением полупрозрачного мешка у ножки стола — он выглядел как тяжёлая боксёрская сумка. Без кофейного оборудования, которое поддерживало её, сумка обмякла, почти опустев. Солдатам, которые должны быть готовы отправиться в далёкий уголок Земли в мгновение ока, не позволялось брать много груза, но даже по армейским стандартам Рита путешествовала налегке. Наличие среди вещей девушки ручной кофемолки отнюдь не делало её более вменяемой с точки зрения стороннего наблюдателя.

— Можешь подождать в кровати, если хочешь.

— Лучше посмотрю, — сказал я. — Мне интересно.

— Тогда, надо полагать, я начну молоть.

Рита принялась крутить ручку кофемолки. Комнату заполнил скрипучий треск, и стеклянный столик зашатался. На голове Риты затряслись кудри.

— Когда война закончится, я угощу тебя лучшим зелёным чаем, какой ты только пробовала — в благодарность за кофе.

— Я думала, зелёный чай пришёл из Китая.

— Его могли открыть там, но до совершенства довели здесь. Его долго вообще не позволяли экспортировать. Интересно, какой у меня получится отрыть.

— Они подают его в ресторанах бесплатно?

— Именно так.

— После войны... — Рита звучала чуть-чуть грустно.

— Эй, однажды эта война закончится. Никаких сомнений. Мы всё сами увидим.

— Ты прав. Уверена, у тебя получится. — Рита взяла молотые бобы и рассыпала их на ткани, покрывающей воронку. — Сперва их нужно выпарить.

— Да ладно?

— Полностью меняется вкус. Меня научил старый друг. Не знаю, как оно работает, но он оказался прав.

Она смочила свежемолотые бобы небольшим количеством почти кипящей воды. В месте контакта воды с молотым кофе зашипели кремовые пузыри. Воздух вокруг стола заполнился ударным ароматом, сотканным из горьких, сладких и кислых нитей.

— Всё ещё странно пахнет?

— Пахнет восхитительно.

Рита налила воду осторожными круговыми движениями. Капля за каплей искрящаяся бурая жидкость начала заполнять стальную чеплышку, ожидающую снизу.

Только над посудиной начала подниматься тонкая полоска пара, как толстые стены и взрывостойкое стекло Небесной гостиной пронзил сокрушительный грохот. Затрясся плиточный пол. У меня и Риты бешено заколотилось сердце. Наши глаза встретились.

Не было никакого канделябрового звона разлетевшегося стекла, только резкий ударный звук, словно кто-то кинул толстый телефонный справочник плашмя на пол. По оконному стеклу распространялись трещины в форме паутины, а в её центре застряло копьё песочного окраса. Из трещин на пол сочился тёмно-пурпурный жидкий кристалл.

Слишком поздно сирены начали выть по всей базе. За окном поднялись три дымовых следа. Вода у берега приобрела бледно-зелёный окрас.

— А-атака? — Мой голос дрожал. Вероятно, тело тоже. За все 159 петель ни разу не происходило внезапной атаки. Бой должен начинаться после того, как мы высаживаемся на острове Котоиуси.

В окно врезался второй и третий снаряд. Всё оконное стекло прогнулось внутрь, но каким-то образом выстояло. Трещины исполосовали окно вдоль и поперёк. Перед моими глазами поплыли острые лучики света.

Рита поднялась на ноги и спокойно вернулась к сковороде на переносной газовой горелке. Натренированной рукой она потушила пламя.

— Стекло что-то с чем-то. Никогда не знаешь, когда они говорят правду, — веселилась Рита.

— Мы должны дать бой — нет, я должен найти сержанта — стой, наши Жилеты!

— Ты лучше возьми себя в руки.

— Да что тут творится?! — Я не хотел кричать, но ничего не мог поделать. Всё шло не по сценарию. Я бродил по петле так долго, что мысль о незапланированном событии ужаснула меня. Нисколько не спасала та идея, что изменение моих планов на утро повлекло за собой атаку Мимиков, копья которых теперь врезались в окна передо мной.

— Мимики используют петли, чтобы выиграть войну. Ты не единственный, кто помнит события каждой петли.

— Так это всё потому, что я просрал предыдущую петлю?

— Мимики поди решили, что это их единственный шанс победить. Вот и всё.

— Но... база, — сказал я. — Как они вообще здесь оказались?

— Однажды они отправились вглубь материка по Миссисипи, чтобы напасть на Иллинойс. Они водные существа. Ничего удивительного, раз они нашли способ прорваться сквозь линию карантина, устроенную толпой наземных людей. — Рита сохраняла спокойствие.

— Наверное.

— Пусть об этом думает начальство. Для тебя и меня это означает лишь то, что бой пройдёт здесь вместо Котоиуси.

Рита протянула руки. Я ухватил их, и она помогла мне встать на ноги. Её пальцы огрубели у оснований — потёртости от контактных пластин Жилета. Ладонь, которой она держала сковороду, стала гораздо теплее моей собственной. Я почувствовал, как тугое беспокойство в моей груди начало отступать.

— Работа пилота Жилета в том, чтобы убить каждого Мимика в поле зрения. Так?

— Ага, именно.

— Сперва мы отправимся в американский ангар. Я надену свой Жилет и прикрою тебя на пути в японский ангар, там ты заберёшь свой Жилет. Понял?

— Понял.

— Потом мы выследим сервер и убьём его. Завершим петлю. После этого останется только выкосить всех оставшихся. — Я прекратил дрожать. Рита сверкнула железной ухмылкой. — На чашку утреннего кофейка времени нет.

— Только давай закончим с этим, пока он не остыл, — сказал я, потянувшись к чашке.

— Пытаешься пошутить?

— Чем чёрт не шутит.

— Хотя было бы неплохо. Кофе если разогреешь, он уже никогда не пахнет как прежде. И если оставишь натуральный продукт вот так, через три дня он покроется плесенью. Такое случилось со мной однажды в Африке. Я хотела себе за это врезать.

— И каков он был?

— Очень смешно.

— Если ты не выпила его, откуда тебе знать, каков он?

— Можешь пить столько заплесневелого кофе, сколько влезет. Только не жди, что я буду подтирать за тобой, когда начнёшь блевать. Пошли.

Рита двинула от столика, оставляя там свежесваренный, полностью натуральный кофе. Когда мы двинулись из комнаты, маленькая девушка, прижавшаяся к двери, принялась колотить по ней, тряся перьями в волосах. Её чёрные волосы были собраны в конский хвост, который бился позади причудливого головного убора. Всеми любимая коренная американка, Шаста Рэйл.

— На нас напали! На нас напали! — кричала она, почти не переводя дыхание. Её лицо было испещрено полосами красной и белой боевой окраски. Я уж призадумался, а что если вся замута со временной петлёй — всего лишь моё безумие длительностью в несколько последних секунд моей жизни в каком-нибудь дымящемся кратере.

Рита сделала шаг назад, чтобы оценить один из ярчайших умов, какой мог предоставить МТИ.

— Какое племя атакует?

— Не племя! Мимики!

— Вот так ты всегда одеваешься для боя?

— Настолько плохо выгляжу? — спросила Шаста.

— Я не из тех, кто критикует чужие обычаи или религию, но ты явно опоздала с шаманством на пару сотен лет.

— Нет, ты не понимаешь! — сказала Шаста.— Меня заставили так одеться прошлой ночью на вечеринке! Когда тебя нет рядом, такое всё время происходит!

Мне подумалось, что у каждого есть крест, который должно ему нести.

— Шаста, почему ты здесь? — спросила Рита с удивительным терпением.

— Я пришла сказать, что твой топор не в ангаре, он в мастерской.

— Спасибо за извещение.

— Будь осторожна.

— Что собираешься делать?

— Сражаться я не могу, вот и подумала найти укромное место...

— Используй мою комнату, — быстро сказала Рита. — Копья не могут пробиться сквозь стены или стекло. Они прочнее, чем кажутся. Тебе только нужно выполнить одну мою просьбу.

— Просьбу?..

— Не пускай внутрь никого, пока не вернётся он или я. — Рита ткнула большим пальцем в мою сторону. Не думаю, что Шаста миг назад вообще понимала, что рядом с Ритой стоит ещё кто-то. Я почти услышал, как её большие глаза моргают где-то за очками, пока она глядела на меня. В текущей петле я Шасту Рэйл ещё не встречал.

— А ты?..

— Кэйдзи Кирия. Рад встрече.

Рита затопала к двери.

— Никого не пускай внутрь, кто бы это ни был, и что бы он ни говорил. Даже если припрётся сам президент, шли его на три буквы.

— Есть!

— Я полагаюсь на тебя. О, и ещё кое-что...

— Да?

— Спасибо за талисман на удачу. Мне он понадобится.

Рита и я поспешили в ангар.

4

Ко времени, когда мы с Ритой проделали относительно долгий путь от Небесной гостиной до военной части, американский спецназ установил защитный периметр со своим ангаром в центре.

Две минуты на то, чтобы Рита надела свой Жилет. Минута сорок пять секунд на то, чтобы добежать до мастерской Шасты. Шесть минут пятнадцать секунд, чтобы уложить двух Мимиков, которые возникли у нас на пути к японскому ангару. Итого прошло двенадцать минут и тридцать секунд, как мы покинули Небесную гостиную.

База погрузилась в хаос. В небо устремлялись языки пламени, на дорогах лежали перевёрнутые автомобили. Проходы между казармами заполонил дымчатый туман, затрудняя обзор. В воздухе засвистел фейерверк — стрелковые пули, совершенно бесполезные против Мимиков. Его перекрыли эпизодические грохочущие выстрелы ракетницы. В воздух поднялись вертолёты, но их там встретили копья, разворотили лопасти и отправили спиралью к земле.

На каждого человека, бегущего от резни на север базы, имелся другой, бегущий на юг. Хотя и там, и там поджидала опасность. Внезапная атака разнесла вдребезги цепочку приказов. Любой из верхушки понимал в сложившейся ситуации не больше, чем любой из низов.

Вокруг едва сыскались бы трупы Мимиков, как не было и признаков Жилетов, которых на базе завалялось более десяти тысяч. А вот человеческие тела разбросало тут и там. Один беглый взгляд на сокрушённый торс, и ты понимал, что их убили в бою.

В тридцати метрах перед моим ангаром лицом вниз лежал мёртвый солдат. Его туловище перекрутили в фарш, но он всё ещё сжимал журнал двумя руками. Под тонким слоем пыли со страницы улыбалась блондинка без лифчика. Я бы узнал её чудесные сиськи где угодно. Парень на соседней койке смотрел на них во время всех задушевных разговоров, какие бывали у меня и Ёнабару в казармах. Это Нидзё.

— Неудачливый ублюдок умер за порнухой, — сказал я.

— Кэйдзи, ты знаешь, что мы должны сделать.

— Ага, знаю. Теперь нет пути назад. Кто бы ни умер.

— Осталось мало времени. Пошли.

— Я готов. — Я так думал в течение одной секунды, а потом: — Чёрт! Это не бой, а резня.

Дверь в ангар оставили открытой. На ней виднелись отметины, как будто кто-то взломал замок чем-то вроде ломика. Рита вонзила один из боевых топоров в землю и сняла со спины 20‑миллиметровую винтовку.

— У тебя пять минут.

— Мне хватит трёх.

Я побежал в ангар — длинное, узкое здание, в глубине которого у стен хранились Жилеты. В каждом здании умещалось достаточно Жилетов для одного взвода, двадцать пять на стену. Воздух внутри был тяжёлый и влажный. Светильники, установленные на стенах, включались и выключались. Большинство Жилетов всё ещё безжизненно свисали со своих крюков.

Невыносимая вонь крови чуть ли не сшибла меня с ног. В центре комнаты на бетонном полу скопилась огромная тёмная лужа. Её хватило бы, чтобы наполнить поилку для птиц. По направлению к другому входу в ангар от неё тянулись две линии, похожие на росчерки кисти.

Кого-то здесь серьёзно ранили, и некто, утащивший жертву, в силу своей нечеловеческой природы не смог действовать аккуратно. Если вся эта кровь вытекла из одного человека, он уже мёртв. Кучу Жилетов беспорядочно разбросали на полу, словно некий человекоподобный зверь скинул свою временную безобидную личину и впал в неистовство.

Жилет очень походил на один из тех нелепых, миленьких костюмов, которые работники надевают в парках развлечений, чтобы выглядеть как мышь с маниакальной ухмылкой. Когда костюмы пустые, они попросту свисают со стены, подвешенные за зияющую дыру в спине и ожидающие, как кто-нибудь заберётся в них.

Поскольку Жилеты считывали малейшие мускульные электросигналы, в каждом экземпляре приходилось учитывать индивидуальные требования пилота. Если тебе придётся надеть чужой Жилет, предсказать последствия не удастся. Он мог вообще не двигаться или же мог смять твои кости, как веточки, но, независимо от результата, ничего хорошего не выйдет. Каждый, кто ознакомился с Основами, уяснил как минимум это. Жилеты на земле служили наглядным доказательством того, что кто-то от отчаяния проигнорировал базовое правило техники безопасности. Я помотал головой.

Мой Жилет спокойно отдыхал на своём месте. Я забрался в него. Из тридцати семи проверочных процедур пропустил двадцать шесть.

В дальнем конце ангара, куда вёл кровавый след, промелькнула тень — там, куда не смотрела Рита. Моя нервная система вошла в режим паники. Я находился в двадцати метрах, может, меньше. Мимик мог преодолеть их за секунду. А копьё ещё быстрее.

Мог ли я убить Мимика голыми руками? Нет. Мог ли я справиться с ним? Да. Мимики двигались быстрее, чем даже люди в Жилетах, но их движения были предсказуемы. Я мог увернуться от его броска, плотно прижаться к стене, чтобы выиграть время, и добраться до Риты. Я неосознанно принял боевую позу, повернув правую ногу по часовой стрелке, а левую против. Тогда-то стало отчётливо ясно, что это за тень: там оказался Ёнабару.

Кровь покрывала его всего ниже пояса, да к тому же засохла на его лбу. Он выглядел как небрежный художник. Улыбка сменила напряжение на его лице, и он побежал в мою сторону.

— Кэйдзи, дерьмо, я не видел тебя всё утро. Начал уже кипишиться.

— Нас уже двое. Рад, что с тобой всё в порядке. — Я отменил программу уклонения, которую запустило моё тело, и наступил на одежду, оставленную мной на полу.

— Ты чё ваще делаешь? — спросил он.

— А на что это похоже? Я собираюсь убить парочку Мимиков.

— Ты спятил? Не то сейчас время.

— Есть предложение лучше?

— Не знаю, как насчёт организованного отступления? Или можно отыскать местечко, где Мимики тебя не найдут. Или может, просто свалить отсюда к чертям собачим!

— Американцы надевают костюмы. Нам нужно присоединиться к ним.

— Они — не мы. Забей на них. Если мы сейчас не уйдём, другого шанса может не быть.

— Если мы убежим, кто останется вести бой?

— Ты поехал? Себя послушай!

— Это то, для чего мы тренировались.

— База потеряна, чувак, всё просрано.

— Пока Рита и я здесь — ещё нет.

Ёнабару схватил мою закованную руку, прямо-таки потянув меня, словно ребёнок отца к магазину игрушек.

— Ты несёшь какой-то бред, чувак. Мы ничё не сможем изменить, — сказал он с очередным рывком. — Может, это твоё представление о долге, отваге или о каком-то таком дерьме. Но поверь мне, никто из нас не обязан умирать ни за чё. Ты и я — обычные солдаты. Мы не Феррел или спецназовцы. Нам в бою делать нечего.

— Я знаю. — Я смахнул руку Ёнабару самым лёгким взмахом. — Но какой-то толк от меня в бою есть..

— Ты правда собрался это сделать?

— Я не жду от тебя понимания.

Рита ждала меня. Я потратил четыре минуты.

— Потом не говори, что я тя не предупреждал.

Я проигнорировал резкий комментарий Ёнабару и побежал из ангара. Не только мы с Ритой на данный момент взяли Жилеты. Мой боевой интерфейс окропился иконками дружеских сил. Собравшись в группы по двое или трое, они укрылись в казармах или за перевёрнутыми автомобилями, откуда могли периодически высовываться и выстреливать из винтовок.

Внезапная атака Мимиков получилась идеальной. Солдаты практически полностью забыли про приказы. Даже те, кто носил Жилеты, не сражались подобно дисциплинированному взводу — они больше походили на вооружённую толпу. Чтобы бронепехота действовала эффективно против Мимика, бойцы должны поливать огнём из укрытия и метать во врага всё, что имелось на руках, лишь бы замедлить его. В ситуации один на один, даже два на одного, у бойцов не было ни малейшего шанса.

Дружеские иконки заморгали на моём дисплее, потом померкли. Численность союзников поддерживалась исключительно благодаря американскому спецназу. Численность иконок Мимиков постоянно росла. Половину сигналов по радио составляли статические помехи, а остальное было смесью из панических криков и «Чёрт! Чёрт! Чёрт!» Я не слышал, как кто-нибудь отдавал приказы. Зловещие предсказания Ёнабару казались не такими уж иллюзорными.

Я установил канал связи с Ритой.

— Что теперь?

— Делай то, что у нас выходит лучше всего. Убивай Мимиков.

— А что-нибудь более конкретное?

— Следуй за мной. Я покажу тебе.

Мы вступили в бой. Кармазинный Жилет Риты стал знаменем, за которым могла сплотиться вся наша разрозненная армия. Мы двигались от одного одиночного солдата к следующему, собирая их в единое стадо. Пока не умрёт последний Мимик, мы не успокоимся.

Валькирия невозбранно летала с одного конца Цветочного пути до другого, донося своё невысказанное послание надежды всем, кто её видел. Даже японские войска, которые никогда воочию не видели её Жилет, не говоря о том, чтобы сражаться вместе с ней, ещё и получали новое понимание цели при виде её сияюще-красной стали. Куда бы она ни отправилась, душа сражения следовала за ней.

Надевая Жилет, Рита становилась неуязвимой. Её подпевала, ваш покорный слуга, мог «похвастаться» ахиллесовой пятой или даже двумя, но я был не по зубам ни одному Мимику. Враг человечества встретил своих палачей. Настало время показать Мимикам, в какой ад они угодили.

Поднимая батареи и амуницию с мёртвых, мы отплясывали смертоносный джиттербаг по всему полю боя. Если на нашем пути возникало здание, мы прокладывали путь через него своими боевыми топорами. Мы взорвали топливный склад, чтобы уничтожить целую ораву Мимиков. Мы оторвали часть основания антенной башни и использовали его как баррикаду. Боевая Сука и кавалер при ней воплощали собой стальную смерть.

Мы прошли мимо человека, укрывшегося за горящим каркасом броневика. Мимик собирался напасть на него, и я знал без лишних указаний, что вот с ним должен разобраться я. Один удар, и Мимик упал. Я быстро встал между трупом Мимика и человеком, чтобы защитить последнего от кондуктивного песка, который посыпался из тела монстра. Без Жилета для фильтрации наноботов песок был смертелен.

Рита обезопасила периметр вокруг раненого. Дым клубился над машиной, уменьшая видимость до нуля. В десяти метрах, где-то на шесть часов, на боку лежала стальная башня. За ней на нашем Доплере кишел рой белых точек света. Если бы мы остались здесь, нас бы смели Мимики.

Ногу мужчины придавило перевёрнутым автомобилем. Мужчина был крепкого телосложения, и с его шеи, куда толще моей, свисала древняя плёночная камера. Это оказался Мурдок, журналист, который во время ФП стоял возле Риты и делал снимки.

Рита присела и осмотрела его ногу.

— Я думала, ты держишься от боёв подальше.

— Кадр хороший, сержант-майор. Точно Пулитцер, если у меня получилось. Хотя взрыв я не учёл. — Сажа и грязь запачкали уголки его рта.

— Не знаю даже, это тебе так везёт или не везёт.

— Если я встретил в этом аду богиню, то немного удачи у меня ещё осталось, — сказал он.

— Бронепластина вошла глубоко тебе в ногу. Слишком долго тебя вытаскивать.

— Какие у меня варианты?

— Можешь остаться здесь и делать снимки, пока Мимики не забьют тебя до смерти, или я могу отсечь тебе ногу и отнести тебя в лазарет. Выбор за тобой.

— Рита, стой!

— У тебя минута на раздумья. Мимики рядом. — Она занесла свой топор, не горя желанием ждать полные шестьдесят секунд.

Мурдок глубоко вздохнул.

— Могу я кое-что у тебя спросить?

— Что?

— Если я выживу — ты позволишь себя нормально сфотографировать? Без высунутого языка, без средних пальцев?

Японские и американские войска соединились через два часа после начала атаки. Ко времени, когда солнце взобралось на восточное небо и засияло прямо над головами, наземные подразделения кое-как образовали что-то очень похожее на фронт. Развернулась жестокая битва, но удалось избежать разгрома. Осталось много людей, всё ещё живых, способных двигаться и воевать.

Рита и я неслись по остаткам базы.

5

Фронт переместился в сердце Базы Цветочного пути, выписывая полукруг, обращённый к линии берега. Американский спецназ закрепился посередине потрёпанной дуги, где враг атаковал наиболее яростно. Солдаты наваливали мешки с песком, прятались за обломками и при первой возможности осыпали врага пулями, ракетами и матами.

Если нарисовать воображаемую линию от расположения американских солдат до острова Котоиуси, Тренировочное поле № 3 будет в самом центре. Вот где Мимики вышли на берег. В общем смысле, Мимики со всех их интеллектом вели себя, как садовой инвентарь. Внезапные атаки не входили в их военный репертуар. И можно быть уверенным, что их слабое место — сервер, задающий тон — будет хорошо охраняться целым табуном Мимиков. Ракеты, которые проникают вглубь породы и разбрасывают её во все стороны, кассетные бомбы, разлетающиеся на тысячи бомб малого размера, зажигательные бомбы, пожирающие всё рядом с собой — сами по себе людские инструменты разрушения бесполезны, если неумело пускать их в ход. Победа над Мимиками походила на разминирование бомбы: нужно отключить каждый элемент в правильном порядке, или она взорвётся перед твоим носом.

Жилеты Риты и мой заделались идеальными партнёрами, кровь и песок. Топор одного прикрывал спину другого. Мы уклонялись от копий, разрубали Мимиков, проделывали дыры в асфальте победитовыми шипами. Всё ради поисков Мимика, чья смерть положит конец бою.

Я довольно хорошо знал порядок действий: уничтожить антенну и резервные узлы, чтобы не дать Мимикам отправить сигнал в прошлое. Я думал, что сделал всё правильно во время 159‑й петли, и вряд ли Рита где-то напортачила. Но отчего-то время снова обнулилось. Узнать Риту поближе за 160‑ю петлю было мило, но за это пришлось поплатиться Базе Цветочного пути. Когда пыль наконец уляжется, она обнажит огромные потери небоевого персонала и горы мёртвых солдат.

Хотелось бы мне думать, что Рита припасла идею. Она прошла через большее количество петель, чем я, потому видала то, чего не видел я. Я было подумал о себе как о ветеране, но рядом с ней я казался зелёным новобранцем, который только что освоил Основы.

Мы стояли на Тренировочном поле № 3. Баррикада из колючей проволоки перевернулась, цепную изгородь втоптали в землю с трёх сторон. Мимики набежали сюда плечом к плечу — как если бы у них имелись плечи. Неспособный удерживать массивный вес Мимиков асфальт выпучился и потрескался. Солнце плыло ниже по небу, порождая сложные тени на перепаханной земле. Ветер дул так же сильно, как днём ранее, но фильтр Жилета удалял все следы морского запаха.

Вот тогда он и показался, Мимик-сервер. Мы с Ритой заметили его одновременно. Не знаю, как мы его узнали, но узнали.

— Я не могу связаться с отрядом. У нас не будет никакой воздушной поддержки.

— Ничего нового для меня.

— Ты помнишь, что делать?

Я кивнул внутри своего Жилета.

— Тогда давай сделаем это.

Каждый квадратный метр из десяти тысяч на тренировочном поле заполняли Мимики, ожидающие, как наши топоры предадут их забвению смерти. Мы выдвинулись.

Четыре короткие толстые лапы и хвост. Сколько бы раз я ни видел Мимика, я не мог думать больше ни о чём, кроме как о мёртвой, распухшей лягушке. При взгляде на них невозможно отличить сервер от клиентов, но Рита и я знали отличие.

Они ели землю и высирали яд, оставляя за собой безжизненную пустошь. Чужеродный разум, создавший их, научился путешествовать сквозь космос и отправлять информацию сквозь время. Теперь они прибирали к рукам наш мир и превращали его в точную копию своего, отправляя в тартарары каждое дерево, цветок, насекомое, зверя и человека.

В этот раз мы были обязаны разрушить сервер. Больше никаких ошибок. Если мы не справимся, битва может никогда не закончиться. Я вложил всю мощь, на какую осмеливался, в свой топор — точный удар по антенне.

— Попал!

Сзади меня что-то атаковало.

Моё тело среагировало до того, как я успел подумать. На поле боя я отстранял сознание от управленческих дел. Холодные, непредвзятые расчёты моей подсознательной операционной системы получались намного более точными, чем если бы я пытался подобрать нужное решение сознательно.

Асфальт под моими ногами раскололся на две части, выбрасывая в воздух серую пыль. Словно земля разверзлась. Моя правая нога провернулась, чтобы поддержать равновесие. Я всё ещё не видел того, кто меня атаковал. Не было времени, чтобы играючи махать увесистым боевым топором.

Мои руки и ноги задвигались в такт с переменой центра тяжести. По нервам курсировала дрожь, ухудшая необходимую для манёвров реакцию. Если бы мой позвоночник напрямую соединялся с броневой плитой на спине, она бы бойко задребезжала.

Я ударил обухом топора. Верно сделано, удар получился похожим на выстрел колобоя. Кроме лобовой брони танка, мало что способно выдержать прямой удар прободной силой в 370 кг.

Удар отскочил. Чёрт!

В уголке моего зрения задвигалась тень. Нет времени уходить в сторону. Я задержал в себе воздух, который вдохнул перед взмахом топора. Приближался удар. Там. На мгновение моё тело оторвалось от земли, потом я завертелся, моё зрение перескакивало с неба на землю, с земли на небо. Я прекратил крутиться, восстановил твёрдую поступь единственным, плавным движением и приготовил топор.

Там, со всё ещё поднятой ногой, стоял бронзово-красный Жилет. Рита!

Может, она оттолкнула меня с линии атаки, которую я не видел, или, может, я встал у неё на пути. Но это определённо она пустила меня под откос по земле.

Что за чёрт?..

Красный Жилет пригнулся и побежал. Лезвие топора сверкало боевым настроем. Я вверил своё тело сражению. Я тренировался этому в течение ста пятидесяти девяти петель, чтобы двигаться с лёгкостью, и это работало. Первый удар пришёлся сбоку, пройдя от меня на волоске. Серединой своего топора я отклонил второй удар, ожесточённый взмах сверху. Прежде чем начался третий взмах, я отпрыгнул с опасной линии и увеличил между нами расстояние.

Я перевёл дух, и реальность происходящего начала вязнуть в сомнениях.

— Какого хрена ты делаешь?

Рита медленно шла ко мне, раскачивая топором, который чуть ли не волочился по земле. Она остановилась, и её высокий, утончённый голос, столь неуместный на поле боя, затрещал по каналу связи.

— А на что похоже?

— Похоже на то, что ты пытаешься прибить меня!

— Люди получают передачу Мимиков как сны. Наши мозги — это антенны, которые получают их передачи. Но это не просто односторонняя передача. Наши мозги адаптируются — мы становимся антеннами. Я больше не блуждаю в петле, но я всё ещё соединена; я ещё могу чувствовать Мимика-сервера, потому что я сама по себе антенна. Головная боль — это побочный эффект. У тебя ведь тоже болит?

— О чём ты говоришь?

— Вот почему петля повторилась в прошлый раз, пускай ты и уничтожил резервные узлы. Ты не уничтожил антенну — меня.

— Рита, я не понимаю.

— Это работает в двух направлениях. Если ты становишься антенной, Мимики смогут и дальше прокручивать петлю. Я антенна. Ты заперт в петле. Убьёшь меня, петля оборвётся. Я убью тебя, и всё станет реальностью. Навсегда. Спастись может только один из нас.

В этом не было никакого смысла. Новобранец оказался заперт во временной петле, которую не понимал. Я желал стать таким же сильным, как Валькирия, которую видел на поле боя. Я погибал бесчисленное количество раз, пытаясь идти по её стопам, и спустя 160 попыток, наконец заслужил право стоять рядом с ней. Мы боролись вместе, смеялись вместе, обедали и несли всякую белиберду. Я протащил себя сквозь Ад, чтобы оказаться рядом с ней, и теперь мир собирался разлучить нас. Большей шняги и придумать нельзя. Та же петля, которая сделала из меня воителя, собиралась меня прикончить.

— Если человечество хочет победить, нам нужен кто-то, кто способен разорвать петлю. — Голос Риты звучал спокойно и ровно.

— Стой, должен быть...

— Теперь мы выясним, кто. Рита Вратаски или Кэйдзи Кирия.

Рита изменилась.

Я отбросил винтовку — времени, необходимого для прицеливания и нажатия на спусковой крючок, в распоряжении нет, когда имеешь дело с Боевой Сукой.

Наш бой развернулся по всей базе. Мы двигались от Тренировочного поля № 3 к полю, где у нас проходила ФП, утаптывали остатки палатки, где укрывался генерал от палящего полуденного солнца. Мы прошли через тлеющие остатки казарм 17‑й роты и скрестили топоры перед ангаром. Наши лезвия скользили друг по другу. Я нагнулся, чтобы уклониться от удара, и продолжил бежать.

Другие солдаты остановились и смотрели на нас. Шлемы скрывали выражение их лиц, но изумление не скрыли. И почему нет? Я и сам не мог поверить. Мой разум отказывался принять реальность, но тело продолжало самозабвенно функционировать, будто хорошо смазанная машина. Я проводил стремительные атаки, доведя свои движения до совершенства.

Когда мы приблизились к линии американских войск, на моём боевом интерфейсе мигнул зелёный индикатор — входящий сигнал от Риты. Канал между нашими Жилетами передавал мне сообщение.

— Шеф Скотовод Собаке Погибели. — Мужской голос. Рита почти неощутимо замедлилась. Я воспользовался возможностью и увеличил между нами расстояние. Голос продолжился. — Враг поблизости подавлен. Ты немного занята, нужна помощь?

— Никак нет.

— Какие-нибудь приказы?

— Держите японцев подальше отсюда. Я не буду отвечать за последствия, если они окажутся у меня на пути.

— Вас понял. Хорошей охоты. Шеф Скотовод, конец связи.

Канал закрылся, и я закричал Рите.

— Это всё, что ты хотела сказать? Алло? Что за чёрт? — Ответа не последовало. Красный Жилет Риты сблизился со мной. Больше не было времени на разговоры. Я слишком занят сражением за свою жизнь.

Не знал, правда ли Рита пыталась убить меня или просто проверяла. Я превратился в точную боевую машину, отфильтровывающую постороннюю информацию. Рита и всё более сложное, чем бежать\парировать\уклоняться, должно подождать. Какими бы ни были её намерения, её атаки разили по-настоящему смертоносно.

Справа от меня находились главные ворота базы. Мы двигались по дороге, по которой я каждый раз проскальзывал на американскую территорию базы, чтобы стащить один из топоров Риты. Линия обороны американские спецназовцев проходила как раз через место, где раньше стояли два мясистых охранника.

Рита махнула оружием, совершенно не беспокоясь о том, кого или что оно может ударить. Я не видел никакого смысла в том, чтобы втягивать в бой кого-то ещё, так что стал уводить нас дальше от линии. Столовая № 2 виднелась где-то в сотне метров впереди. Копья отломили часть постройки, но, вопреки всему, она всё ещё стояла. От линии обороны расстояние приличное — должно сработать. Спустя удар сердца я преодолел сотни метров и уже прокладывал себе путь внутрь через дверь на дальней стороне здания.

В столовой стоял сумрак, света хватало лишь на то, чтобы хоть что-то видеть. Столы лежали на боку, наваленные в этакие баррикады перед входом, противоположным тому, через который я вошёл. На бетонном полу разбросало еду и полупустые бутылки с соевым соусом. Никого из людей не виднелось — ни мёртвых, ни живых.

Именно тут я обедал бесчисленное количество раз, наблюдая, как ест Рита. Тут я дрался с обезьяной-переростком из 4‑й роты и соревновался в кулинарной игре с Ритой и бадьёй умэбоси. Какое ещё место лучше подходит, чтобы мы определили свою судьбу в дуэли насмерть?

Через дыру в западной стене светил оранжевый огонь. Когда я глянул на хронометр сбоку дисплея, то едва поверил — момента начала боя прошло восемь часов. Уже смеркалось. Неудивительно, что мой Жилет словно налился свинцом. Мои мышцы для такого не годились.Батареи опустели, и системы Жилета могли скоро вырубиться. Я никогда не участвовал в бою хотя бы вполовину столь же долгом.

Красный Жилет Риты залетел в столовую. Я заблокировал горизонтальный взмах своим топором; каркас моего Жилета заскрипел. Если я прекращу напор, крутящий момент приводов разорвёт Жилет на части изнутри. Страх перед возможностями Риты охватил меня с новой силой. Рита Вратаски была гением битвы — и она научилась считывать каждое моё парирование и ложный выпад.

Каждое движение в бою проходило на подсознательном уровне. Потому вдвойне сложнее компенсировать разницу в мастерстве, когда кто-то может читать твои движения. Рита стояла в полушаге от меня, уже отправляя смертельный удар в то место, где я буду, ещё до того, как я только намеревался там оказаться.

Удар попал в цель. Я инстинктивно ступил в дугу её топора, немного смягчив тяжесть удара. Моя наплечная пластина пустилась в полёт. На дисплее загорелось красное предупреждение.

Рита ударила ногой, увернуться было невозможно. Я пролетел по комнате. Полетели искры, когда мой Жилет заскрежетал по сломанному каменному полу. Я крутанулся один раз и влетел в стойку, на голову обрушился ливень из палочек для еды.

Рита уже двигалась. Некогда отдыхать. Проверка головы. Проверка шеи. Торс, правое плечо, механизм правой руки — проверку прошло всё, кроме брони на левом плече. Я ещё мог драться. Я отпустил свой топор. Уперевшись перчатками в край стойки, я подскочил и перепрыгнул через неё. Рита следом разнесла стойку и разбросала во все стороны куски дерева и металла.

Я находился на кухне. Передо мной протянулась здоровенная раковина из нержавейки и промышленная газовая плита. На стене висели сковородки и котелки, достаточно большие, чтобы в них поместилась целая свинья. Горы пластиковых столовых принадлежностей достигали потолка. На аккуратных рядах лотков всё ещё лежал завтрак, теперь уже остывший.

Я подался назад, валя на пол лавину тарелок с едой и пластиком. Рита всё ещё приближалась. Я метнул в неё котелок и заработал точное попадание. Раздался звук, похожий на гонг, когда он отскочил от шлема её вишнёво-красного Жилета. Очевидно, этого не хватило, чтобы разубедить её. Может, мне лучше попробовать кухонную раковину. Взмахом топора Рита уничтожила половину стойки и армированной подпорки.

Я подался ещё чуть назад — к стене. Когда в меня полетел яростный горизонтальный взмах, припал к земле. Лицо бодибилдера, бездумно ухмыляющегося на всю кухню, приняло удар вместо меня. Я нырнул к ногам Риты, она отпрянула в сторону, и я позволил импульсу отнести меня назад, к обломкам стойки. Мой топор ждал именно там, где я его оставил.

Подобрав оружие, которое выкинул, ты говорил лишь одно: ты готов нанести ответный удар; никто не подбирает оружие, которое не собирается использовать. Было ясно, что я не смогу убегать вечно. Если Рита на самом деле хотела убить меня — а я начинал в это верить — то бежать некуда. Парирование одной атаки за другой истощило запасы моего Жилета. Самое время для принятия решения.

Я не мог себе позволить забыть одно. То, что обещал сам себе давным давно, когда решился с боем проложить путь из петли. На моей руке под перчаткой скрывалось число 160. Когда число составляло всего 5, я принял решение пронести всё, чему научился, в следующий день. Я никогда не делился своим секретом ни с кем. Ни с Ритой, ни с Ёнабару, ни даже с Феррелом, с кем куча раз тренировался. Только я знал, что это значит.

Это число было мне ближайшим другом, и пока оно находилось там, я не боялся умирать. Не имело значения, если бы меня убила Рита. Я бы всё равно не зашёл так далеко без её помощи. Что может быть уместнее возврата долга своему спасителю в виде собственной смерти?

Но если я сейчас сдамся, то потеряю всё. Внутренности, которые вывалились из меня на испещрённом взрывами острове. Кровь, которой я харкал. Рука, которую я оставил лежать на земле. Вся грёбаная петля. Всё растворится, как дым из оружейного ствола. 159 боёв, которые не существовали нигде, кроме моей головы, исчезнут навсегда, исчезнут бесследно.

Если бы я выложился на полную и проиграл, это одна вещь. Но я не собирался умирать без боя. Мы с Ритой, вероятно, думали одинаково. Я понимал, через что она прошла. Чёрт, на всей проклятой планете мы единственные могли это понять. Я исползал каждый дюйм острова Котоиуси, пытаясь найти способ выжить, так же, как Рита на каком-то поле боя в Америке.

Если я выживу, умрёт она, и мне никогда не найти такого же человека. Если выживет она, то умру я. Сколько бы раз я ни прогонял это у себя в голове, других вариантов не видел. Один из нас должен умереть, и Рита не собиралась ничего обсуждать. Она намеревалась отдать принятие решения на откуп нашим навыкам. Она решила вести разговор с помощью металла, и от меня требовалось дать ей ответ.

Я подобрал топор, побежал в центр столовой и проверил его вес. До меня дошло, что стою я почти в том же месте, где соревновался с Ритой в поедании умэбоси. Ну не ирония ли? Это произошло какой-то день назад, но по ощущениям прошла целая жизнь. Рита обставила меня и тогда. Чего уж там, ей полагался заслуженный приз.

Кармазинный Жилет Риты приближался на шаг в секунду, примериваясь ко мне. Она ступила на самую границу поражения топора, сжимая в руке блестящее оружие.

Звуки боя снаружи вмешались в тишину столовой. Взрывы гремели, словно барабаны вдалеке. Снаряды рассекали воздух с высокими нотками флейты. Автоматические винтовки отбивали стаккато. Рита и я скрестили пронзительные кимвалы из победита.

В осыпавшихся руинах столовой нас не подбадривали зрители. Горы столиков и перевёрнутые стулья были нашими единственными наблюдателями. Молчаливые свидетели смертельного танца наших Жилетов, кармазинного и песочного. Мы двигались по спирали, как это всегда делала Рита, вырисовывая фигуры на каменном полу. Мы танцевали военный балет, одетые по последнему слову человеческой техники, а наше грубое оружие напевало погребальную песнь тысячелетней давности.

Лезвие моего топора зазубрилось и затупилось. Жилет покрылся шрамами, батареи были на грани. Мышцы двигались на одной только силе воли.

Столовую расшатал мощный взрыв. Мы прыгнули к земле.

Я знал, что её следующий удар будет убийственным. Не получится от него увернуться. Нет времени думать — раздумья годились для тренировки, а сейчас в самом разгаре реальный бой. Опыт, вытравленный в моём теле за 159 сражений, руководил моими движениями.

Рита потянула топор назад, чтобы взмахнуть. Мой топор ответил снизу. Два гигантских лезвия пересеклись, кромсая пластины брони.

Существовало лишь одно реальное отличие между Ритой и мной. Рита училась бороться с Мимиками сама. Я же учился, глядя на Риту. Точный момент её взмаха, следующий шаг — моя операционная система записала всё. Я знал, каким может быть её следующее движение. Вот почему взмахи Риты лишь задевали меня, а мои рвали её Жилет на куски.

В кармазинной броне Риты появилась дыра.

— Рита!

Боевой топор дрогнул в её руках. Жилет Риты работал на полную, отфильтровывая непреднамеренные команды, посылаемые сокращением её мышц. Победитовая рукоять топора шумно загремела от контакта с перчатками. Кровь, масло и какая-то нераспознаваемая жидкость засочились из новой трещины в её броне. Картина была пугающе знакомой, и во мне вновь пробудился страх. Она вытянула руку и нащупала разъём на моей плечевой пластине. Коммуникационный разъём. В моём шлеме зазвучал чистый голос Риты.

— Ты выиграл, Кэйдзи Кирия. — Кармазинный Жилет навалился на меня. Голос Риты звучал сухо, с примесью боли.

— Рита... почему?

— Я знала уже давно. С тех самых пор, как получила сигнал Мимика. Бой всегда заканчивается.

— Что? Я не...

— Ты тот, кто сможет вырваться из этой петли. — Рита закашляла, отсылая через канал связи механический, бессвязный звук.

Я наконец понял. Когда я вчера встретил Риту, она решила умереть. В тот миг я не заметил, думал, что своими действиями случайно повлиял на неё. Я мог бы попытаться спасти её, но позволил дню ускользнуть сквозь пальцы.

— Прости меня, Рита. Я-я не знал.

— Не извиняйся. Ты победил.

— Победил? Мы можем просто... просто повторить? Да мы можем никогда не покинуть петлю, но будем вместе. Навсегда. Мы можем быть вместе дольше, чем живут люди. Каждый день будет бой, но мы справимся. Если я должен убить тысячу Мимиков, миллион, я сделаю это. Мы сделаем это вместе.

— Каждое утро ты будешь просыпаться с Ритой Вратаски, которая не знает о тебе ничего.

— Мне без разницы.

Рита мотнула головой.

— У тебя нет выбора. Ты должен вырваться из петли, пока с тобой не произошло то, что произошло со мной. Закончи это богомерзкое явление, пока ещё можешь.

— Я не могу ради этого пожертвовать тобой.

— Кэйдзи Кирия, которого я знаю, не пожертвует ради себя всей человеческой расой.

— Рита...

— Осталось мало времени. Если ты хочешь что-то сказать, говори сейчас. — Кармазинный Жилет тяжело опустился.

— Я останусь с тобой, пока ты не умрёшь. Я-я люблю тебя.

— Хорошо. Не хочу умирать в одиночестве.

Её лицо закрывал шлем, и я был ему за это благодарен. Если бы я видел её слёзы, то никогда бы не смог завершить петлю и навсегда оставить Риту. Свет вечернего солнца, красного пятна в западной части неба, играл на кармазинном Жилете, окутывая его сверкающим рубиновым свечением.

— Долгий бой, Кэйдзи. Уже закат.

— Красивый закат.

— Разнеженный ублюдок. — В её словах чувствовалась улыбка. — Ненавижу красное небо.

Это последнее, что она сказала.

6

Небо было ярким.

Рита Вратаски погибла. После того, как я убил Мимика-сервера и раскидал отбившихся от стаи, меня бросили в гауптвахту. Сказали, за неисполнение долга. Бездумно игнорируя приказы офицеров, я подверг опасности своих товарищей. Всем насрать, что не было никаких офицеров с их чёртовыми приказами. Большие шишки хотели найти козла отпущения и повесить на него смерть Риты, и я не мог их за это винить.

Спустя три дня после моего заключения под стражу состоялся военный суд; с меня сняли ответственность. В итоге они решили вместо дела повесить на меня медаль.

Генерал, тот самый, приказавший устроить ФП, похлопал меня по спине и похвалил за прекрасно выполненную работу. Он едва не закатил глаза, трепля языком. Я хотел сказать ему, чтобы засунул эти медали себе в жопу, так от них будет больше пользы, но остановил себя. Ответственность за смерть Риты лежала на мне. Нет смысла перекладывать вину на него.

Медаль представляла собой Орден Валькирии, присуждаемый солдату, который убил больше ста Мимиков за один бой. Изначально награду придумали для особенного солдата. Более высокую награду давали в единственном случае — если погибнуть в бою, как Рита.

Я и в самом деле поубивал кучу мудаков. Больше, чем успела Рита за прошедший бой. Я мало что помнил после уничтожения сервера, но, по-видимому, нашёл замену батареи для костюма и самолично истребил где-то половину Мимиков, напавших на Цветочный путь.

Базу перестраивали в лихорадочном темпе. Половина зданий сгорела до основания, и один только вывоз обломков оказался монументальной задачей. Казармы 17‑й роты развалились, и от детективного романа, который я так и не удосужился закончить, осталась одна лишь зола.

Я бесцельно скитался по базе и глядел, как народ мотался туда-сюда.

— Драться, как чёртов маньяк? Это так себя ведут герои?

Знакомый голос. Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидать кулак, летящий в меня. Моя левая нога сместилась сама по себе. Не было времени на раздумья. Всё, что я мог сделать — это решить, нажимать ли у себя в голове кнопку для контратаки или нет. Если бы я дёрнул за переключатель, активировались бы рефлексы, выжженные во мне за 160 петель, и моё тело уподобилось бы заводскому роботу.

Я мог перенести вес на левую ногу, отклонить удар плечом и схватить нападающего за локоть, после чего ступить вперёд с правой ноги и вдарить собственным локтем в бок противника. Получилось бы эффективно прервать удар. Я прогнал симуляцию у себя в голове и понял, что переломаю оппоненту рёбра прежде, чем узнаю, кто это. Я решил просто принять удар. В худшем случае получу фингал.

Получилось больнее, чем я ожидал. Плюха отбросила меня назад, и я шлёпнулся на задницу. По крайней мере, ничего не сломалось — всё согласно плану. Приятно знать, что мне можно устроиться грушей для битья, если в армии не заладится.

— Не знаю, гений ты или кто, но зазнался ты, как последняя падла.

— Оставь его в покое.

Надо мной стоял Ёнабару. Выглядел он так, словно хотел продолжить угощать меня пинками, но перед ним встала девушка в простой солдатской юбке и убавила его пыл. Отбеленная ткань повязки на её левой руке резко контрастировала с сорочкой цвета хаки. Наверное, подружка Ёнабару. Рад, что они оба выжили.

В глазах девушки горел некий свет, какой я не видел прежде — как будто она наблюдала за львом, который сорвался с цепи. Таким взглядом одаривают того, кто смог превзойти любого.

— Харе шататься тут, будто ничё не было — на тебя если поглядеть, сразу блевать охота.

— Я сказала, оставь его в покое.

— Да пошёл он к чёрту.

Пока я поднимался, Ёнабару ушёл. Я медленно выпрямился и отряхнулся. Челюсть болела, но совершенно незаметно, по сравнению с пустотой, какую оставила во мне Рита.

— Неплохо он зарядил, — услышал я позади себя. Подошёл Феррел. Выглядел он как и всегда, может, только пара новых морщинок на лбу появилась как результат побоища.

— Вы видели?

— Прости, не успел его остановить.

— Всё нормально.

— Постарайся не держать на него зла. Он потерял в тот день многих друзей. Ему просто требуется некоторое время, чтобы успокоиться.

— Я видел Нидзё — что от него осталось.

— Наш взвод потерял семнадцать человек. Говорят, всего потери составили три тысячи, но официальных чисел ещё нет. Помнишь миленькую молодую барышню из второй Столовой? Она тоже не выжила.

— Ох.

— Не твоя вина, но не так оно важно в такое время. Знаешь, ты дал неплохой такой стимул барышне Ёнабару. Среди всех прочих.

— Прочих?

— Прочих.

Добавить и Феррела в список людей, которых я выхаживал всю битву. Кто знает, что ещё я сделал. Я ни черта не мог вспомнить, но совершенно ясно, что на поле боя я вёл себя, как одержимый маньяк. Может, как раз я и наградил подружку Ёнабару её повязкой на руке. Ничего удивительного, что он так возмутился. Пинок Жилета вполне способен разломать кости. Чёрт, да он запросто может перемолоть внутренние органы.

Я надеялся, что Ёнабару запомнит испытанный им страх. Страх поможет ему остаться в живых в следующем бою. Может, Ёнабару больше не думал обо мне, как о друге, но он всё ещё был другом для меня.

— Простите.

— Забудь. — Феррел точно не сердился. Пожалуй, он выглядел благодарным. — Кто научил тебя пилотировать Жилет?

— Вы, сержант.

— Я серьёзно, сынок. Если мы говорили о построении формации, то это мелочь. Во всей японской армии не найдётся солдата, который мог бы научить тебя так сражаться.

Сержант Бартоломе Феррел имел за плечами больше сражений, чем почти любой другой в ОСО. Он знал, что такое быть воином, и понимал, если бы я не толкнул его в сторону, он бы погиб. Феррел видел в новобранце перед собой непревзойдённого воина, каким ему не стать за всю жизнь. И он знал, что в бою имеет значение не звание, а то, насколько ты хорош.

Сержант Феррел нёс ответственность за фундамент, на котором я построил свои навыки. Но я не мог ему всего объяснять, потому и не пытался.

— О, почти забыл. Какая-то мышка из американских войск тобой интересовалась.

Шаста Рэйл. Шаста Рэйл, которую я мельком видел в Небесной гостиной. Мы едва ли вообще говорили. Шаста, у которой я одолжил боевой топор, теперь стала фантазией временной петли.

— Где временные казармы 17‑й? И что там с ангаром? Я бы хотел проверить свой Жилет.

— Только вышел из гауптвахты и уже хочешь проверить свой Жилет? Ты редкостный экземпляр.

— Во мне нет ничего особенного.

— Американский отряд забрал твой Жилет. Если подумать, та мышь была среди тех, кто за ним явился.

— Что они хотят от моего Жилета?

— У руководства есть план. Не удивляйся, если угодишь в американский спецназ.

— Серьёзно?

— Им нужен кто-то на место Валькирии. Уверен, ты идеально для этого подойдёшь. — Феррел хлопнул меня по плечу, и мы разошлись.

Я направился в американскую часть базы, чтобы найти Шасту и свой Жилет. Казармы и дороги оказались настолько выжженными, что граница японской и американской стороны размылась. Пропали даже часовые со всеми их мышцами.

Я отыскал свой Жилет в мастерской Шасты. Шаста тоже находилась там. Кто-то нацарапал на грудной пластине слова «Киллер Кейдж». «Кейдж» — так американцы произносили моё имя. Полагаю, теперь у меня появился собственный позывной. Они не тратили время даром. Хорошее имя для поросячьей задницы, которая получила медали за убийство их друзей. Надо бы поблагодарить того, кто до этого додумался. Какой же мир поехавший.

Шаста увидела, как я разглядываю надпись.

— Я присматривала за ним как за зеницей ока, но они всё равно умудрились до него добраться. Прости. — У меня появилось ощущение, что в прошлом она что-то подобное говорила и Рите.

— Не беспокойся. Мне сказали, ты искала меня.

— Я хотела отдать тебе ключ от Небесной гостиной.

— Ключ?

— Как Рита попросила. Никто не заходил внутрь с тех пор, как вы ушли. Было непросто прогонять людей целых три дня, но я могу быть очень находчивой. — Шаста передала мне ключ-карту. — Людей на входе просто игнорируй.

— Спасибо.

— Рада, что помогла.

— Можно спросить?

— Что?

— Ты... ты знаешь, почему Рита выкрасила свой Жилет красным? Вряд ли это её любимый цвет. Я подумал, ты знаешь.

— Она сказала, что хочет бросаться в глаза. Не знаю, зачем кому-то на поле боя выделяться. Становишься лёгкой мишенью.

— Спасибо. В этом есть смысл.

— Дай угадаю, на свой ты хочешь рога? — Должно быть, я нахмурился, поскольку она немедленно добавила. — Прости! Я просто пошутила.

— Да нормально. Мне нужно отработать сердитый взгляд. Ещё раз спасибо за ключ. Пойду проверю Небесную гостиную.

— Прежде чем ты уйдёшь...

— Ага?

— Это не моё дело, но мне интересно...

— Что такое? — спросил я.

— Ты давний друг Риты?

Я сжал губы в кривой улыбке.

— Прости, мне не следовало спрашивать.

— Нет, всё нормально. Вообще-то, мы...

— Да?

— Мы только-только познакомились.

— Разумеется. Мы только-только прибыли на базу. Глупо было спрашивать такое.

Я оставил Шасту и отправился к Небесной гостиной. Я аккуратно отворил дверь, хотя и знал, что никого там не побеспокою.

Вход крест-накрест залепили жёлтой лентой с напечатанной на ней через одинаковые промежутки фразой «Биологическая опасность». Рядом с моей ногой оказался огнетушитель, а пол был покрыт зернистым осадком. Полагаю, это такой вот находчивой была Шаста. Базу до сих пор покрывал кондуктивный песок Мимиков, и обеззараживание нежилых построек вроде Небесной гостиной не стояло первым пунктом в списке приоритетов. Ловко.

Я ступил внутрь. Воздух был спёртым. Запах Риты уже покинул комнату. Всё стояло именно так, как мы оставили. Опавший виниловый мешок, кофемолка и переносная плита подчёркивали, как недолго длилась её жизнь здесь. Единственные следы, которая она вообще после себя оставила в доказательство своего присутствия. Почти всё остальное, чем она владела, выдавалось в армии. В список её личного имущества входил только кофейный набор. Разумеется, она не оставила мне записки — это было бы слишком сентиментально для Боевой Суки.

В кружке на стеклянном столике остался кофе, приготовленный Ритой. Я взял кружку. Кофе выглядел тёмным и неподвижным. Он остыл до комнатной температуры несколько дней назад. Руки задрожали — по смолёно-чёрной поверхности пошла мелкая рябь. Вот как Рита встречалась лицом к лицу со своим одиночеством. Теперь я понимал.

Ты выполняла роль фишки на доске, а я стал фишкой тебе на замену. Не более чем фальшивый герой, в котором нуждается мир. И теперь никчёмный мир собирался выпихнуть меня на такое же пропитанное кровью, задымлённое поле боя. Но ты никогда не ненавидела мир за то, что он с тобой сделал.

Потому я не позволю миру пасть. Меня могло забросить в гущу Мимиков с одним только победитовым топором и выкрашенным Жилетом, и я с боем проложу себе путь обратно. Я промаршировал по пояс в крови через большее число кровавых побоищ, чем все ветераны ОСО вместе взятые, и вышел из них сухим из воды. Я готовил оружие до той конкретной наносекунды, когда нужно нажать на спусковой крючок; чувствовал конкретный момент, чтобы сделать следующий шаг. Я не позволю копью даже поцарапать краску на моём Жилете.

Пока я живу и дышу, человечество никогда не падёт. Обещаю тебе. Может потребоваться десяток лет, но я выиграю войну для тебя. Даже если тебя не будет здесь, чтобы всё увидеть. Ты — единственный человек, которого я хотел защищать, и тебя не стало.

Из глаз норовили упасть горячие слёзы, пока я смотрел через потрескавшееся стекло на небо, но я не буду плакать. Приберегу слёзы до конца войны и уже тогда буду оплакивать друзей, которых потеряю в грядущих боях, друзей, которых не смогу спасти. И тебя.

Через искривлённое окно я видел небо, кристально синее, уходящее словно в бесконечность. Облака, лениво проплывающие мимо. Я повернулся к окну всем телом, и, подобно высохшей губке, всасывающей воду, впитал в себя чистое, безграничное небо.

Ты ненавидела одиночество, но держалась от казарм подальше, спала и просыпалась одна, поскольку не могла вынести лица друзей, которые точно умрут. Будучи запертой в жестокий, бесконечный кошмар, ты думала исключительно о них. Ты не могла выдержать потери даже одного из них, неважно кого.

Ты выбрала красный своим цветом, своим и только своим. Пусть он останется вместе с тобой. Я окрашу свой Жилет небесно-голубым. Цветом, который, как ты сказала мне при первой встрече, тебе нравился. На поле я буду выделяться из миллиона остальных солдат, выполняя роль громоотвода для вражеских атак. Я буду их целью.

Я сидел там какое-то время, держа последнюю чашку кофе, которую Рита приготовила для человека, которого едва знала. Его тонкий аромат будил во мне невыносимую жажду и печаль. На поверхности кофе раскачивалась маленькая колония сине-зелёной плесени. Я поднял чашку к губам и начал пить.

  1. Джиттербаг — Американский бальный танец 1930-50‑х годов в характере свинга. Темп живой, быстрый, со стремительными передвижениями в разных направлениях. Для танца характерны подскоки, прыжки, вращения, вибрирование телом и эксцентричные полуакробатические трюки.
  2. Отсылка к Евангелие от Матфея, глава 19, с. 9: Что Бог сочетал, того человек да не разлучает.
  3. Эг-ног — сладкий алкогольный напиток, сделанный из яйц, сахара, молока (или сливок), алкоголя (ром, виски, бренди), специй (корица, мускатный орех или другие по вкусу).