Тогда стоит мне сказать о двух первичных Духах бытия, среди которых Пресвятой так обратился к Лукавому: ни с выбором нашим, ни со словами, ни с поступками, не только истинная сущность наша, но и души наши не согласны. Дж. Р. Хилленс, «Персидская Мифология»

Младенец начал плакать. Лежа на грязном, полном дырок одеяле, он широко размахивал руками и кричал так громко, что его голос эхом отражался от потолка.

Блин, да хватит уже.

Инукаши прищелкнул языком и сложил монеты, которые считал, назад в сумку. Это была дневная выручка, вполне приличная сумма.

После Охоты прошла ночь, и Западный Квартал все мучился от путаницы и страданий. Никто не знал скольких людей убили или похитили, кому удалось сбежать — ни у кого не было сил и средств узнавать это.

В тот день ранним утром Инукаши взял с собой собаку и отправился на рынок. Точнее, на тот клочок земли, где тот стоял до вчерашнего дня.

Большинство зданий — хотя весьма сомнительно, что эти бараки заслужили так называться — были разрушены и превратились в кучу щебня. Размах этой Охоты был куда больше и шире, по сравнению с предыдущими. Нет, это еще мягко сказано. Хотя здания рушили и раньше, даже уничтожали их полностью, чтобы схватить людей, в привычку подобные разрушения никогда не входили. Если бы Инукаши видел всю картину с высоты птичьего полета, ему, вероятно, открылась бы странная сцена — кратер посреди рынка, края которого обрамлены кольцом развалин.

Раньше рынок был заполнен хриплой, но оживленной суетой, застроен бараками сомнительной природы, с проститутками, карманниками, голодающими детьми, старыми попрошайками, тараканами и крысами, снующими повсюду. Но за пару секунд все это исчезло с лица земли.

Да уж...

Инукаши охнул, стоя на руинах. Это не был вздох отчаяния. Он уже не был настолько невинным, чтобы печалиться из-за катастрофы. Скорее, он был поражен.

Вот как далеко они могут зайти.

Люди из Западного Квартала не были врагами. Они не сопротивлялись. Они просто собрались здесь, не обладая ни силой, ни оружием. Зачем же так их давить?

Вместо тоски или гнева он ощущал удивление.

Такая разрушительная сила, такая основательная жестокость. Это поразило его.

Он наклонился и поднял кусочек развалин из-под ног. Хотя он был сильно раскрошен, признаков горения не было. Значит, в этот раз Номер 6 не использовал огнестрельное оружие для Охоты. Обычно они использовали устаревшее оружие большого калибра, как пушки и гаубицы; иногда просто сжигали все до основания огнеметами.

Инукаши дернул носом. Даже с его развитыми чувствами, он не слышал легкого дымного запаха огнестрела. Только сильная вонь мертвых тел долетала до него. Оружие без запаха. Оно ничего не оставляло после себя.

Звуковая ударная волна?

Он попытался сказать это вслух. Он вспомнил, что раньше слышал немного об этом от Нэдзуми. Они говорили о китах. Он не помнил, почему о них зашла речь. Инукаши никогда раньше кита и не видел. Он даже не знал, на что похож океан. Мир Инукаши ограничивался развалинами гостиницы и окрестностями. Сколько себя помнил, он жил в этих границах. Ему и в голову не приходило путешествовать за пределы Западного Квартала. Ему хватало этого куска мира, руин, его собак и рынка в центре. Он не собирался никуда идти. Но Нэдзуми был странником. Он принадлежал к тем, кто исчезает и появляется в мгновение ока. Он бы никогда не осел на одном месте. Инукаши странникам не доверял и, по возможности, не хотел с ними связываться. Но его привлекали сказки, которые слетали с губ Нэдзуми. Это были истории о мирах, которые Инукаши не видел и, наверное, никогда не увидит. Океан был одним из них. Широкий синий простор, полный соленой воды и бесчисленных животных, живших в нем — сердце Инукаши начинало биться быстрее, когда он просто слышал об этом. Хоть идти никуда он и не собирался, его сердце восхищали неизвестные миры, о которых рассказывал Нэдзуми. Наверное, потому что он был хорошим рассказчиком и обладал прекрасным голосом — хотя слово «прекрасный» и не описывало его в полной мере, обычно в голову приходило только оно. Движимые желанием услышать его голос и пение, жители Западного Квартала наскребали кое-что из своих жалких средств и стекались в обшарпанный театр.

Все так легко попадают в его ловушку. Но я не такой. Конечно, я слушал его истории будто в трансе, но меня не обмануть. Я заметил. Ума мне еще хватает.

Инукаши выпятил вперед грудь, хотя хвастаться на этой груде камней было не перед кем.

Но он не упустил это.

Инукаши заметил, что тон Нэдзуми слегка изменился во время рассказа о китах. Он стал холоднее, растерял всю свою обычную нежность, мягко ласкающую слушателя подобно перышку. Инукаши как раз вытащил блоху из меха на загривке одной из собак и засунул насекомое в рот.

«Звуковые ударные волны? — Инукаши, облизав пальцы, переспросил Нэдзуми. — Что это?»

«Звуковой удар. Они звуковые волны превращают в ударные, чтобы оглушить жертву и схватить ее».

«Эти… живоглоты или как их там?»

«Кашалоты».

«Хах, — хмыкнул Инукаши, — ловить еду, используя звуковые волны, хах. Весьма впечатляет. Если бы сейчас передо мной появился кашалот, я бы, наверное, взял автограф».

«Люди тоже так могут».

«Эм?»

«Говорю, люди тоже могут начать их использовать».

«Эти звуковые ударные или как их там волны?»

«Ага».

«Чтобы еду собирать?»

«Для разрушения».

Разрушать звуковыми волнами? Инукаши не понимал. Но, опять-таки, ему была непонятна большая половина того, что говорил Нэдзуми. Он и не хотел понимать. Но было правдой и то, что многие из этих непонятных слов откладывались в его мозгу.

Для разрушения.

— Он…

Инукаши сжал кусок щебеня в руке.

Он предсказывал, что так оно и будет? Он знал, что эти разрушения, эта катастрофа случится?

Дул ветер. Будто в насмешку над случившемся, сегодня был ясный солнечный день, красивое голубое небо простиралось у него над головой. Каким притягательным был этот цвет. От него щипало в глазах.

Инукаши глубоко вздохнул. Его тело трепетало от радости, что сейчас, в этот миг он жив и дышит. Многие погибли. Нэдзуми и Сион пропали. Они либо погребены под этими завалами, либо сумели проскользнуть в Исправительное Учреждение — в любом случае, они уже не встретятся. В этом он был уверен.

Все умерли. Все исчезли. Но я еще здесь, я выжил.

Он облизал верхнюю губу. Он улыбался, никому в особенности, просто так.

Я жив.

Радость триумфатора поднималась по его телу, вызывая желание закричать; его тело и душу трясло с еще большей силой. Потеря? Печаль? У него не было времени на эти чувства. Те, кто выжил — победители. Я выжил. Я победил. Я ведь прав, Нэдзуми?

Залаяла собака. Она порылась в щебне передними лапами, ткнулась в него своим носом и снова начала в нем рыться.

— Что-то нашел?

Пес с серой шерстью и висячими ушами гордо залаял и подбежал к Инукаши, чтобы уронить содержимое рта ему на ладонь. Это была серебряная монета.

— Хороший мальчик, — он потрепал собаку по голове. — Теперь еще откапай. Нам нужно больше наличности.

Пес от похвалы хозяина усиленно замахал хвостом.

— Слушай. Здесь раньше была мясная лавка. Копай, и найдешь мясо. Это будет твой обед. Мясо и деньги. Постарайся найти и то, и то.

В этот раз залаяла маленькая белая собачка. У нее во рту был мешочек.

— Уаа, здорово!

Золотых монет там не было, но нашлась пара серебряных и куча мелочи. Инукаши хотелось прыгать. Честно говоря, он не ожидал так легко отхватить такой куш.

Мне сегодня сопутствуют удача. Наверное, так мне никогда не везло.

Он подбодрил собак, чтобы те копали дальше, находили больше.

Он уже слышал, что у владельца мясной лавки была отложена крупная сумма. Теперь он узнал, что этот самый владелец мертвый лежит под развалинами. Знакомая волосатая рука выглядывала из-под обвалившейся стены. Эта же рука бросала обычно ветки и камни в детей, побирающихся перед магазином, и бродяг. Инукаши и сам как-то чуть не получил от этой руки. Мужчина носил массивные золотые кольца на большом и указательном пальцах, которые блестели каждый раз, когда он заносил руку для удара. Инукаши стащил кольцо с указательного пальца. С большим этого сделать не получилось, так как его полностью оторвало.

Он был скупым, жадным ублюдком. Но вот незадача: когда ты труп, деньги уже не потратишь.

После мясной лавки Инукаши хотел покопаться в магазине подержанной одежды по соседству. Если все получится, он сможет заполучить два-три вполне сносных предмета одежды. Больше всего ему хотелось толстую куртку, но он будет рад любой рубашке, любой накидке. Далее в продуктовый ларек. Ему очень пригодится большой котелок, в котором можно будет смешивать объедки на огне, если он сможет его найти.

Инукаши ощутил чье-то присутствие. Он посмотрел по сторонам и раздраженно прищелкнул языком. Немалое количество людей появились из ниоткуда и тоже начали копаться в завалах. Кто-то что-то находил и вскрикивал. Стайка грязных детей дралась за кусок ткани, предположительно одеяло. Здесь и сейчас, в Западном Квартале, вещи, наверное, ценились даже больше денег. Деньги были бесполезны в таком разрушенном месте. Но через месяц тут снова появится нормальный рынок, неотличимый от прежнего. Выстроятся в ряд кривобокие магазинчики, люди будут приходить и уходить, место наполнится криками, болтовней, смехом и различными запахами. Проститутки будут стоять в темных переулках, попрошайки — сновать туда-сюда. Заговорят золото и серебро, и заговорят громко.

Все больше людей стягивались на развалины. Казалось, будто они выходили прямо из разрушенных зданий. Если Инукаши и дальше будет мешкать, все ценные предметы разберут. Конкурентов у него хватало.

Вот ведь занозы в заднице.

Инукаши прищелкнул языком, прежде чем беззвучно рассмеяться. Он поднял лицо и бросил взгляд на смутные очертания защитной стены Номера 6 вдалеке — стены из специального сплава.

Номер 6, полюбуйся на нас. Сколько бы ты нас ни давил, мы снова поднимем головы. Нас никогда не уничтожить. Мы будем ползти по земле, мы пустим корни и будем жить. Мы куда более стойкие, чем ты думаешь.

Он прищурился. Особый сплав отражал лучи света, падавшего с неба, и сиял. Инукаши всегда отводил взгляд от этого света. Он слишком слепил. Но не сегодня. Сияющая стена выглядела хлипкой и дешевой, как кольца на руке владельца мясной лавки.

— Может, это ты хрупкий.

Он сам себя удивил. Он огляделся по сторонам, проверяя, не пробормотал ли эти слова кто-то другой, но на расстоянии слышимости кроме собак никого не было. Инукаши был единственным, кто мог говорить по-человечески.

Он приложил руку ко рту и скривился.

Он не должен был думать о Номере 6. Он не должен был с ним связываться. Святой Город всегда возвышался у них над головами. Он был тираном. Он обладал абсолютной властью и подмял Западный Квартал под себя. Но, с другой стороны, люди и товары проникали в Западный Квартал нелегальными путями. А Инукаши и правда получал часть прибыли от этого.

Он вцепится в Номер 6, как блоха или клещ, и выживет. Все-таки, они и жили как паразиты на Номере 6 — хотя жители города и паразитов-то навряд ли видели когда-нибудь.

Так он думал все время.

Святой Город правит; а нам и в роли насекомых неплохо.

Такие мысли не угнетали его. Он давно расстался с гордостью и стыдом. Раз он распрощался с этими бесполезными чувствами и признал положение вещей, он мог выжить везде.

Такова была философия Инукаши, которую он выстроил в течение жизни. Он жил по ней со своими собаками более-менее прилично.

Но в последние дни он ощущал какую-то странность. Ось его философии начала расшатываться. Стены Святого Города, которые должны были быть неприступными, иногда казались ему дешевой игрушкой. Тогда он бормотал фразы вроде «может, это ты хрупкий». Что-то здесь было не так. Это была явная странность.

Он подумал, может… что если… но покачал головой.

Это абсурдная история. Точно, бред. Клещ есть клещ. Пока его не раздавили и он мог сосать кровь, все хорошо. Мудрее было даже не думать о том, сможет ли он ударить в чье-то уязвимое место.

Так Инукаши сказал себе и снова скривился. Его разум был вне себя, требуя заняться поисками ценных вещей, а не оставлять все на собак, но его руки не хотели двигаться.

Инукаши нахмурил брови и повернул свое хмурое лицо к городским стенам.

Святой Город правит.

А нам и в роли насекомых неплохо.

Но слишком поздно к нему в голову пришла мысль: он может сотрясти основы таких взаимоотношений. Он мог прорваться сквозь искусственную стену и разоблачить все Номера 6. Это была их вина. Эти двое — Сион и Нэдзуми — отравили мой разум.

Неожиданно в памяти всплыло лицо Сиона. Это было так внезапно, что Инукаши споткнулся и выгнул спину, едва не коснувшись рукой земли позади него.

Сион. Мальчик, которого привел с собой Нэдзуми. Он был жителем Номера 6, безнадежно тупым и — с трудом верится — особо опасным преступником.

Это было совершенно невероятно. Кстати — блоху или клеща — смог бы Сион убить хотя бы их? И эти волосы. Хоть и молодой, а волосы абсолютно белые. Слишком странно. Ну, может, его волосы и не так уж плохи. Они блестели, и таких волос нигде больше не увидишь. Если бы Инукаши смог как-нибудь содрать его скальп, его можно было бы выгодно продать… Но все равно, странной в нем была не только внешность: на самом деле, сам Сион был куда более странным.

«Да».

Он будто снова услышал ясный ответ Сиона.

Жители Номера 6 такие же люди, как мы?

Спросил Инукаши. Сион ответил просто.

«Да».

Инукаши тогда высмеял его, но когда он услышал эти слова, его сердце забилось громче.

Такие же люди. Так люди, живущие по разные стороны стены, одинаковые?

Да.

Инукаши мог с уверенностью сказать, что Сион это не просто так говорил; он искренне верил в это. Согласно Сиону, неважно, где ты живешь, какого цвета у тебя кожа или волосы; все мы подпадаем под общую категорию «человек». Это было слишком странно. Надо было спросить его, где он такого нахватался.

И Нэдзуми. Хорошим он не был. Он был загадочным, куда опаснее Сиона. Нэдзуми планировал полностью уничтожить Номер 6 в один прекрасный день. Он собирался ударить Номер 6 и разорвать его на части, как если бы умело вспорол чей-нибудь живот и вытащил внутренности.

Инукаши потер руки. Он покрылся мурашками, и было это не из-за холодного воздуха. Так случалось при каждой мысли о Нэдзуми. Ему было страшно. Он бы скорее умер, чем признался в этом, но Инукаши до ужаса боялся Нэдзуми. И боялся он его с их первой встречи. Эти серые глаза, крадущий душу голос, его обращение с ножом: это было ненормально. Невозможно было составить о нем полное представление. Он и пальцем его тронуть не мог. Почему-то, это пугало. Но еще более странным было то, что Нэдзуми боялся Сиона. Инукаши не знал наверняка, но он это чувствовал. Инукаши доверял своим инстинктам.

Нэдзуми боялся Сиона. Причина была выше его понимания, но ошибки тут быть не могло. Они оба были чудаками. Странными. Но… я позволил этим двоим отравить себя. И я поверил им — что однажды мы сможем разрушить эти стены, уничтожить их.

Залаяла собака. Видимо, она нашла мясо. Из пасти у нее капала слюна. Она с мольбой посмотрела на Инукаши.

— Ешь, — дернул подбородком Инукаши.

Три собаки набросились на кусок мяса. Мальчик со впалыми щеками пристально следил за ними. Инукаши фыркнул достаточно громко, чтобы он услышал.

Прости, парень. Вот, тебе придется искать еду самому. Подачки ты здесь не получишь.

Мальчик ушел. Собаки вцепились в мясо, вонзили в него свои зубы. Небо было голубым, без единого облачка.

Сион, Нэдзуми.

Он посмотрел в небо.

Вы и правда ушли? Мы в самом деле больше не встретимся? Вы правда ушли? Я один здесь остался?

Радость, от которой еще недавно тряслось его тело, исчезла без следа.

И как мне смотреть на эту стену здесь, в Западном Квартале, без Вас, ребята?

Аууу.

Заскулила собака. Она не была из числа тех, что он привел с собой. Инукаши различал всех собак по их лаю.

Этот голос…

Инукаши спрыгнул с обломков и коротко свистнул. Большой темный пес вылез из тени развалин того, что еще вчера было мясной лавкой. Он бросился к Инукаши.

— Ты выжил, хах.

Если рядом была Охота, бродить по рынку было опасно. Но если спрятаться в развалинах гостиницы, не получится ничего провернуть. Поэтому Инукаши приказал этому псу следить за рынком. Поскольку вчера вечером он домой не пришел, Инукаши забыл про него, решив, что пес погиб во время Охоты. Инукаши не ожидал, что он выжил.

— Молодец, что прорвался. Но почему ты не пошел прямо домой? Хм? Ты ранен что ли?

Инукаши быстро пробежался рукой по телу собаки. Крови на руках не оказалось. И боли псу это вроде не причинило. Он был грязным, но не раненым.

— Ну, тогда чем ты занимался? — строго спросил Инукаши. — Если ты был жив, ты должен был сразу идти…

Инукаши замер на полуслове. До него донесся плач. Это не была собака. Это… человек? Судя по звукам, ребенок. Собака вцепилась зубами в рукав Инукаши и потянула.

— Что?

Пес звал его за собой. У Инукаши было плохое предчувствие. Хороших предчувствий у него не бывало, а если они и случались, то никогда не сбывались, а вот плохие были постоянно. И они как раз-таки сбывались.

О, нет, только не говорите мне…

Пес провел хозяина между руинами мясной лавки и магазина одежды. Он обернулся и с гордостью дернул ушами. Инукаши замер и уставился на то, что лежало в трещине между обвалившейся стеной и землей. На миг он отвел взгляд, затем моргнул и снова вгляделся в пространство между стеной и землей.

Это был младенец. Как ни посмотри, это был человеческий ребенок. Завернутый в темную ткань, он плакал. Это был громкий, энергичный голос, почти не подходящий для этого места.

— Ты был с этим ребенком всю ночь? Согревал его, чтобы он не замерз?

«Разумеется», — казалось, говорил впечатляющий коричневый хвост пса, виляющий из стороны в сторону.

— Идиот, — зашипел на него Инукаши. — И что нам делать с подобранным ребенком? Какой от него толк, если его даже не продашь и не съешь? Ты чем думал?

Хотя, наверное, и не из-за воплей Инукаши, но плач ребенка перешел в пронзительный крик. Громкости голоска хватило, чтобы Инукаши задумался, не обвалится ли стена от таких воплей. Он быстро повернулся спиной.

Если нянчиться с младенцем, никакой пользы не получишь. Свиньи и козы шли на мясо и давали молоко. В заботе о них был смысл. Но человеческие дети были просто шумной и бесполезной достачей. Но, опять-таки, вырастив ребенка до определенного возраста, его можно было продать. В Западном Квартале были торговцы, покупавшие и продававшие детей.

Нет уж, спасибо.

Инукаши редко отвергал возможность заработать. Он запачкал свои руки практически всеми видами торговли. Это место не было таким уж милым, чтобы жить с жалкими убеждениями. Да. Он делал все, чтобы выжить, и будет продолжать в том же духе. Но торговля детьми была тем, в чем он участвовать не хотел. Лишь те, кто опустился на самый низ, участвовали в этом бизнесе. Но он не хотел падать так низко. Это не значило, что он собирался спасать плачущего позади него младенца. Ему нравилось думать, что он не подвержен той мягкости, что заставляет из жалости или симпатии протягивать руку помощи, особенно если от этого одни убытки.

Если он просто оставит ребенка, тот, без сомнения, умрет. Ветер уже нагонял тучи на небо. Наверное, днем пойдет снег. Земля промерзнет с приходом ночи и жизнь с легкостью уйдет из этого беспомощного тела.

Но ему какое дело? Если ребенку суждено умереть, рано или поздно так и случится. Если это позволит покинуть мир, не узнав, что такое страдания, в каком-то смысле, это даже хорошо. Он хоть могилку для ребенка выкопает. Яму копать придется маленькую. Куда проще, чем собаку закопать.

Гав?

Пес гавкнул и врезалась в Инукаши, едва не повалив его.

— Эй, хватит! Кончай уже придуриваться, — закричал на него Инукаши.

Их глаза встретились. Даже среди других собак, живущих на руинах гостиницы, этот пес был особенно умным. Это был потомок собаки, вырастившей Инукаши.

У него такие же глаза, как у мамы. Мирные, умные глаза. Если бы только у всех людей были глаза, как у моей мамы…

Временами такие мысли приходили в голову Инукаши.

Если бы у всех были глаза, как у мамы, возможно, мир стал бы лучше..

Пес вытаскивал ребенка из-под стены. Он слегка рыл землю.

— Какого… черта… — выдохнул Инукаши.

Он узнал то, во что был завернут младенец. Он поднял ребенка и понял, что это было пальто, поношенное, но отличного качества.

— Сион…

Его носил Сион. Это пальто купил и силой впихнул ему Рикига.

— Зачем Сион…

Пес улегся у его ног. Инукаши припомнил, что он любил Сиона. Сион тоже любил пса и расчесывал ему мех почти каждый день. Они оба были умны; наверное, схожие умы ладят.

— Сион оставил тебе ребенка?

Всего одно «гав» — подтверждение.

— Э-это, наверное, шутка, — сказал встревоженный Инукаши. — Почему я в итоге оказался с ребенком? Да я в жизни не буду о нем заботиться. Блин, что за фигня.

Ребенок заерзал у него на руках. Он больше не плакал. Взгляд двух полных слез глаз остановился на Инукаши. Они были черными, с фиолетовой искрой. В зависимости от угла падения света, фиолетовое сияние становилось сильнее. Возможно, из-за слез эти глаза напоминали поверхность озера ночью, сияющую неподвижной водой. Он подумал, что они похожи на глаза Сиона. Может, даже абсолютно такие же.

— Эй, ты ведь не ребенок Сиона, да? Он, наверное, и не знает, откуда дети берутся.

Инукаши обнаружил, что говорит с младенцем. Тот неожиданно заулыбался. Все еще глядя на Инукаши, он радостно загулил. Инукаши казалось, будто нечто достигло его груди и с силой потянуло. Ему хотелось плакать.

Какого черта.

Инукаши растревожил смех ребенка, а так же собственная готовность расплакаться. Он не знал, что делать.

Тень закрыла солнце. Надвигались тучи. Ветер обвивал его тело. Он ощутил холод на затылке. Инукаши наконец-то понял, что вспотел.

Я пойду домой.

Инукаши крепко уперся каблуками в землю. Щебень под ногами захрустел.

Я пойду домой. Эм… вот что я сделаю… ага, я оставлю этого ребенка тут и забуду о нем. А потом, потом… Я должен спешить на руины… о, перед этим, надо выкопать, что успею, из развалин магазина одежды…

Он осмотрел развалины позади него и едва не вскрикнул. Почти втрое больше людей, чем пару минут назад, бродило по развалинам, голыми руками копаясь в останках зданий. Их не заботило, поранят ли они руки или обломают ногти. В этот сезон жестоких холодов теплые вещи были почти такой же насущной необходимостью, как еда. Их не волновала опасность разбиться подобно тарелки или быть раздавленными, как фрукт; если они откапают, постирают и зашьют одежду, ее можно перепродать.

Поздновато начинать.

Инукаши прищелкнул языком. Даже если он сейчас присоединится к толпе, все равно навряд ли сможет что-то найти. Мог ли он использовать собак, чтобы разогнать их? Эта мысль мелькнула в голове Инукаши и была тут же отброшена. Слишком опасно. Жители Западного Квартала всегда находились на краю и цеплялись за жизнь, но сегодня они были еще отчаяннее. Номер 6, вместе с рынком, подорвал мораль и порядок, пустившие корни в этих местах.

Если Инукаши натравит на них собак, люди на время разбегутся. Но что случится потом? Его окружат и изобьют. Люди не прощают тех, кто пытается монополизировать жизненно необходимые вещи среди разрушений и неразберихи. Если они это допустят, то лишаться собственной доли. Они никогда не станут мириться с тем, что их жизни кто-то подвергает опасности. Тех, кто так поступал, они не терпели.

Инукаши прекрасно знал, какими жестокими становились люди, загнанные в угол. Они не отличались от голодных волков. Но Инукаши также знал, что когда шумиха уляжется, установится хотя бы минимальный порядок. Порядок существовал даже в волчьих стаях.

Работа на сегодня по-любому была закончена. Он должен быть доволен тем, что сумел урвать из мясной лавки. Глупо было рисковать ради минутного удовольствия.

Знать, когда нужно остановиться — еще один необходимый для выживания здесь навык.

— А-ба! — выпалил ребенок, протягивая к нему свои ручки.

Мягкие ладошки коснулись его щек. Наверное, младенец хотел молока: он сморщил губы и начал причмокивать. Растили его более-менее заботливо, он не был тощим. Для детей Западного Квартала это было редкостью.

Держа ребенка на руках, он ощущал его тяжесть и тепло.

Инукаши вздохнул и посмотрел на него. Он взял его на руки. Их взгляды встретились. Он ощутил его тяжесть и тепло, теперь обратного пути не было.

Ох, блин.

Он хотел откинуть голову назад и тоскливо закричать в небо.

Что мне делать с такой большой проблемой? Какого черта я должен делать?

В небе над ним начали собираться тучи. Ветер стал еще холоднее.

Что мне делать, Сион?

Пес, сидящий у его ног, размашисто вильнул хвостом, будто подбадривая его.

У Инукаши не было опыта воспитания детей. Но щенков он вырастил несметное количество. Он сказал себе, что как-нибудь справится.

Люди и собаки не так уж сильно отличаются.

Инукаши на собственном опыте узнал, что так оно и есть. Отличие было лишь в том, четыре ноги или две, есть хвост или нет.

Я сам решил это сделать. Я его выращу.

Он взял его на руки и отнес домой — брошенным ребенок больше не был. Он по-своему воспитает его. Если малышу повезет, он вырастет. Если нет… ну, поводов для волнения мало. Он просто умрет.

Две из его собак родили в этом сезоне. В неподходящее время года щенки часто рождались мертвыми. У каждой собаки было по четыре щенка, и у обеих половина помета появилась на свет уже мертвой.

— Ну, держись, малыш. От твоей удачи зависит, выживешь ли ты. Если нет, я не виноват. Можешь за это Бога — нет, Сиона благодарить. Понял?

Он положил младенца рядом с черной собакой так, чтобы он оказался у ее живота. Собака, недавно потерявшая щенков, вздохнула, когда ребенка положили к ней. Младенец смотрел на Инукаши широко распахнутыми глазами.

Глаза эти напоминали поверхность ночного озера. Они ничего не отражали, но, казалось, они затягивают все в себя. Инукаши отвел взгляд и быстро отошел назад. Ему надо было пересчитать все, что он нашел сегодня. Вскоре Инукаши был поглощен серебряными монетами, сложенными на его столе.

Их было больше, чем он ожидал. Он все еще жалел, что не достал одежды или котелок, но жаловаться на прибыль не приходилось.

Одна, две, три… старик из мясной лавки, теперь я вижу, каким жадным он был, вон сколько собрал. Не волнуйся, теперь я присмотрю за ним. Тебе не о чем тревожиться на том свете.

Когда он вертел в пальцах тускло мерцающую серебряную монету, он не мог не усмехнуться.

Я бы точно не отказался, чтобы этот малыш появился со своими собственными средствами.

Но, — подумал он, сжимая монету в кулаке, — я точно стал мягче.

Он снова вздохнул. Он вздохнул и погрузился в раздумья. Почему? Почему я принес его сюда?

Инукаши подхватил брошенное на пол пальто. Оно принадлежало Сиону. Пес рассказал ему обо всем. Сион завернул ребенка в пальто и поручил заботе собаки. Или, скорее, Инукаши.

Инукаши, пожалуйста, позаботься о нем.

Даже до того, как он услышал это от собаки, голос Сиона звучал у него в голове, когда ребенок смотрел на него.

Инукаши, пожалуйста, позаботься о нем.

Он почти видел беловолосую фигуру, которая посреди Охоты, среди полного хаоса базара прячет ребенка меж развалин. Поэтому Инукаши не мог противиться. Он не мог бросить то, что Сион оставил ему на гране жизни и смерти. Если Инукаши позволит этому ребенку умереть, тогда Сион…

Сион, наверное, не стал бы меня винить, подумал он. Он просто станет удрученным. Фиолетовый оттенок его глаз станет глубже, на лице будет читаться глубокая печаль. Инукаши было больно на это смотреть. Я не… хочу, чтобы так получилось.

Он вздохнул. Эй, одернул он себя резко. Ты правда думаешь, что сможешь снова их увидеть? Увидеть их живыми?

Он сам же себе и ответил.

Нет, я… нет, конечно.

Да. Это невозможно. Верно? Так же невозможно, как обнаружить завтра поутру все руины в цветах.

Ага… ты прав… наверное, так и есть, но…

Но? Эй, о чем ты думаешь? Мы говорим об Охоте. Ты видел горы щебня, так ведь? Как ты можешь быть уверен, что Сион и Нэдзуми не лежат где-то под ними? Ну, не могу представить, чтобы их так легко завалило, с Нэдзуми-то. Только владельца мясной лавки и раздавило собственным домом, хаха. Но все же — если он избежали погребения заживо, тогда что? Их, наверное, окружили и увезли. В Исправительное Учреждение.

Забрали в… Исправительное Учреждение.

Ага. Исправительное Учреждение. Пройдя сквозь ворота, назад ты уже не выходишь. Они прошли через врата смерти. Они отправились в ад. Они не вернутся. Они просто не смогут. Они больше не появятся перед тобой.

Инукаши закусил губу. Он с силой ударил себя кулаком в грудь.

Люди, прошедшие сквозь врата смерти, никогда не возвращаются к жизни. Он знал. Конечно, он знал.

Его разум знал. Но здесь — что-то здесь, внутри, отказывалось верить.

Он раскрыл ладонь и потер свою тощую грудь.

В его сердце росло сомнение. Оно кричало, что не верит.

Они столько раз это говорили. Мы отправляемся в ад, но вернемся живыми. Нэдзуми по-своему, Сион по-своему, они говорили, что точно вернутся. Да, и к тому же, Нэдзуми дал слово.

Если однажды ты будешь страдать от невыносимой боли, обещаю, я прибегу к тебе. Где бы ты ни был, я донесу песню для твоей души.

Инукаши не мог забыть, каким серьезным тоном он прошептал эти слова. Хоть он и возмущался с жаром, эти слова поддержали его. Если его окутает этот прекрасный поющий голос, все страдания исчезнут, и придет мирная смерть, на которую он так надеялся. Не бояться смерти — значит, не бояться и жизни. Благодаря Нэдзуми, Инукаши был почти избавлен от страха перед жизнью и смертью.

Он дал обещание. Я буду в него верить.

Один — маленький болван, другой — опасный мошенник, но ни один из них никогда не нарушал данного слова.

Они вернутся домой.

Он встал и повернулся, поняв, что за спиной было необычайно тихо.

Младенец дотянулся губами до сосков собаки и сосал. Черная собака подняла голову и с любопытством наблюдала, как человеческий детеныш пьет ее молоко.

— Вау, — восхитился Инукаши. Ему пришлось признать, что он удивлен. — А ты крепкий орешек.

Он не ожидал, что ребенок сможет так хорошо кормиться у собаки. Но он же смог избежать резни Охоты: наверное, ему выпала быть везучим.

Жизнь и смерть определялись судьбой. Бог управлял ими. Но человеку по силам было уцепиться за жизнь и не выпускать ее.

— Ну, удачи, попробуй выжить.

Инукаши легонько толкнул попу младенца носком ботинка. Он его не ударил. Он просто коснулся его, будто пощекотал. Но малыш начал плакать. Он замахал руками и начал хлюпать носом. Вскоре он перешел на полномасштабные вопли.

— А? Эй, эй, что случилось?

Инукаши быстро взял его на руки, и плач тут же прекратился.

— Не плачь, глупый. Мне еще деньги считать. Я занят. У меня нет времени играть с тобой.

Он положил ребенка, и тот тут же снова разревелся. Когда Инукаши поднял его, он замолк и даже улыбнулся.

Так что Инукаши пришлось ходить по комнате с ребенком. Младенец пребывал в прекрасном настроении, пока находился на руках. Наконец, его дыхание успокоилось, и он уснул.

Инукаши осторожно положил ребенка на одеяло и накрыл пальто Сиона. Темный пес лег рядом. После секундного колебания, черная собака тоже вытянулась рядом, будто собираясь держать его рядом с животом.

В чем дело? Он еще ребенок, а собаки уже начинают его любить.

Окружавшие Инукаши собаки были чем-то средним между дикими и домашними. Они жили в мире людей вместе с ними, но не доверяли людям. Они опасались, боялись и даже порой нападали на людей. Они были осторожны и агрессивны. Совсем не похоже на них было так легко принимать кого-то, кроме Инукаши. Конечно, это беззащитный ребенок, но Инукаши не мог поверить, что они так спокойно взяли его под крылышко. Он даже был готов к тому, что малыш получит хотя бы два-три укуса…

Блин, что с этим ребенком? Может, в нем и правда есть немного крови Сиона. Только не говорите, что он в такого же болвана вырастет.

Он представил эту забавную картинку и рассмеялся. Но теперь ребенку не грозило замерзание. Он набил живот и мог спать, защищенный от холода. За это стоит быть благодарным. Для Инукаши это были бы самые удачные обстоятельства, в каких он только мог оказаться. Но ребенок все равно плакал. Что бы ни было причиной его несчастья, это заставляло его плакать меньше чем через пять минут после того, как его клали на пол. Если его носили, он замолкал и засыпал; клали — просыпался и плакал. И так по кругу. Подсчет денег — последнее, чем мог заниматься Инукаши.

— Дурилка. Это мне впору плакать. Если не прекратишь, я брошу тебя в котел и сварю из тебя еду для собак, — проворчал Инукаши.

До ребенка это, видимо, не дошло, ибо он продолжал активно визжать и хихикать, его голос эхом отражался от стен.

Нэдзуми бы уже спел ему нежную колыбельную, подумал он. Какую-нибудь особенную, погружающую ребенка в сон до самого утра.

Инукаши не знал ни одной колыбельной. Он рос среди собак, единственное, что достигало его слуха — вой ветра и рычание собак. Оба звука вызывали, скорее, бурю эмоций, чем склоняли ко сну.

Смогу ли я завтра получить еду?

Смогу ли не замерзнуть завтра от холода?

Смогу ли избежать завтра жестоких побоев?

Смогу ли я завтра остаться в живых?

Ветер приносил снег, рычание — новости об опасности. Так было всегда.

Опасность, опасность. Будь осторожен. Будь начеку каждую секунду. Видишь, момент беззащитности может стоит тебе жизни. Берегись, опасность. Берегись, будь осторожен.

Собаки и ветер всегда шептали эти слова. Никто никогда не пел ему, не говорил, расслабься и отдохни, мирно засыпай.

Инукаши перестал ходить и покачал ребенка на руках.

Когда увижу Нэдзуми в следующий раз, потребую колыбельную для ребенка. Бесплатно, конечно. Этот малыш — дело рук Сиона, он не сможет отказать.

Я тоже хочу послушать, думал он. Я хочу хоть раз услышать колыбельную в исполнении Нэдзуми.

Он коснулся щеки младенца. Она была пухлой. Не твердой и не жесткой, но слегка упругой. Ее было приятно трогать.

Вкусная, наверное.

Наполовину несерьезная мысль всплыла в голове. Его желудок сжался и настойчиво забурчал, требуя еды. Рот наполнился слюной. Все-таки мясо было важнее колыбельных. На первом месте сытый желудок, а не сон. Он сглотнул слюну.

Блин, я голоден.

Воздух шевельнулся. Воздух, окружавший руины, загудел. Лай собак звучал отовсюду.

Кто это?

Кто-то пришел. Собаки, лежавшие снаружи, опасливо подавали голос. Но волноваться было не о чем. Лай собак, и больших, и маленьких, не говорил об угрозе или тревоге.

Это не был враг. И не незнакомец; вором он тоже не являлся. Это был некто нежеланный, но неопасный.

Инукаши поднял лицо и сморщил нос. Он уловил запах алкоголя. В тот же миг щенок с торчащими ушами влетел в комнату. Он настойчиво тявкал, докладывая, кто пришел. Инукаши слегка махнул на него рукой и тот замолчал. Вот, видите, какие собаки хорошие. Говорите им заткнуться — и они замолкают.

— Знаю, знаю. Я отсюда запах чую. Старый пьянчужка, хах?

Его взгляд опустился на монеты, лежащие на столе.

— Вот дерьмо.

Он сунул ребенка к собакам, и быстро стряхнул монеты в мешочек. Когда он запихивал мешочек в карман штанов, на лестнице послышались шаги.

Дверь распахнулась.

— Может, хоть стучать будешь? — Инукаши уселся на стул и демонстративно нахмурился. — А если бы я переодевался?

— Сколько раз… за твою… жизнь… ты вообще… менял одежду?

Рикига тяжело дышал, его плечи поднимались и опускались при каждом вздохе. Он прислонился к стене.

— Эй, старик, лучше тебе так не бегать. Твои легкие, наверное, уже наполовину растворились в выпивке. Смотри, не задохнись.

Рикига, все еще не отдышавшись, протянул правую руку.

— Что? Хочешь руку пожать? — спросил Инукаши.

— Дай мне… стакан воды.

— Одна медная монета.

— Что?

— Если хочешь что-нибудь выпить, дай мне за это одну медную монету.

— Инукаши… ах, ты мелкий…

— Эй, это руины. У меня здесь нет водопровода как у тебя, старик. Я таскаю воду из ручья. Трачу свое время. Так что, одна медная монета.

Рикига прищелкнул языком. Его лоб был мокрым от пота, несмотря на дикий холод. Он, должно быть, очень спешил, поскольку дыхание у него восстановилось еще нескоро. С неровной одышкой Рикига опустился на стул и язвительно произнес: «Ты ведь не… берешь плату за сидение?»

— В этот раз за счет заведения. Так по какому Вы делу, сэр?

— Так Охота и правда пришла, хах.

— Угум.

— Сиона забрали.

— Похоже на то.

— Я… волнуюсь, так волнуюсь… Не могу спокойно ни сидеть, ни стоять.

— Так ты потому решил пробежаться сюда? Честь и хвала тебе.

Рикига ударил кулаком по столу. Медная монетка, забытая Инукаши, упала на пол и покатилась. Он остановил ее ногой и подобрал.

— Сколько бы ты ни волновался, старик, толку от этого не будет. К тому же, все пошло согласно плану, так ведь? Они смогли проникнуть в Исправительное Учреждение, как и хотели. Мы можем их поздравить, — он подул на медную монету и протер ее рукавом. — Если они выберутся живыми, это прямо повод для праздника.

Из обросшего щетиной рта Рикиги вырвался вздох. Он вонял алкоголем.

— Сион… бедный мальчик… когда я представляю, через какие ужасы он может сейчас проходить… хороший мальчик, такой хороший мальчик… пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо.

— Старикан.

— Что?

— Не то, чтобы меня это волновало — но ты ничего не забыл?

— Забыл? Что?

— Сион не один проник в Исправительное Учреждение. Ну, они не то, чтобы они «проникли»… скорее, их «проникли», — добавил он. — Но все равно, он не один. У него есть напарник. За него не волнуешься?

Лицо Рикиги передернуло. Если бы ему под нос сунули гниющий труп, у него и то не было бы такого перекошенного лица. Это было выражение жуткой неприязни.

— Ты про Ив? Мне на него плевать. Если он угодит в мышеловку, мне это станет бальзамом на душу.

— Согласен, — дружелюбно произнес Инукаши. — Аж голова идет кругом, как представлю себе Нэдзуми в мышеловке. Но ты был его фанатом, старик. Я слышал, ты все время ходил в театр посмотреть на него.

Рикига пренебрежительно фыркнул и отвернулся.

— Меня обманули. Кто мог представить, что такой характер сочетается с таким лицом, таким голосом? Боже, да он лживый, как лисица.

— Он парень.

— Без разницы, это не меняет того факта, что он обманщик, демон-лис.

Демон-лис, хах. Хорошее описание. Подходит ему больше, чем Крыс, хотя он скорее даже волк, чем лис.

Инукаши пожал плечами и подмигнул.

— Ну, тогда с Сионом демон-лис. С ним все будет хорошо.

Рикига наклонился вперед и схватил руку Инукаши. Тот чуть не вскрикнул, такая крепкая была у Рикиги хватка. Он инстинктивно положил руку на карман. Ему казалось, что его серебро могут украсть.

— Правда? — Налитые кровью глаза Рикиги были широко распахнуты. — Ты правда так думаешь?

— Д-думаю как? Черт, старик, больно же. Отпусти меня.

— Ты правда думаешь, с Сионом все в порядке?

— А мне почем знать? — Он выдернул свою руку. Рикига начал бормотать себе под нос.

— Ив плут, обманщик и мошенник, но он всегда там, где нужен.

— Ты его хвалишь или ругаешь?

Рикига проигнорировал его и продолжил бормотать.

— Ага. На него можно положиться. Ив должен защитить Сиона. Я прав, Инукаши?

— Говорю же, не знаю я.

Он закрыл рот и уставился в потолок.

Нэдзуми, без сомнений, был плутом, мошенником, обманщиком — и это еще мягко сказано. Но в любой ситуации на него можно было рассчитывать — и это тоже мягко сказано. Ошибки быть не могло. Нэдзуми был осторожнее и хитрее всех, кого знал Инукаши. А еще он был уравновешенным, ловким и жестоким. Он походил на волка, не вписавшегося в стаю.

Он никогда не видел настоящего волка. Но он слышал о них от матери.

Они — ужасающие создания. Они не открывают свои сердца людям, как это делаем мы, собаки. Никогда. Они скорее умрут, чем позволят человеку заботиться о себе. Они горды. Но они еще и расчетливы и всегда ищут выгоду. Они жадные и безжалостные. В их сердцах нет ни капли симпатии. Этим волки и отличаются от собак. А теперь послушай, ты — собака. Ты не человек и не волк. Помни об этом.

Гордые и бессердечные создания. По мнению Инукаши, образ волка, о котором он столько слышал, идеально подходил Нэдзуми. Он был опасен, если ополчался против тебя. Но роль охранника прекрасно ему подходила.

Если Нэдзуми и правда собирается защищать Сиона, возможно, они смогут вернуться из Исправительного Учреждения живыми. Шанс был мизерным, но не нулевым.

Нэдзуми, наверное, серьезно возьмется за защиту Сиона и бросит на это все силы. Он сможет. Если из-за Сиона он не допустит промах, они должны вернуться домой живыми, как и обещали.

Сердце Инукаши успокоилось. Да. Да, верно, сказал он себе.

Очевидно, поняв что-то по лицу Инукаши, Рикига откинулся на своем стуле и кивнул решительно.

— В таком случае, мы тоже должны двигаться дальше.

— А? В каком случае?

— Мы должны помогать им снаружи, чтобы Сион вернулся домой. А как же иначе?

— И когда это мы так решили? Я в это не лезу, — резко бросил Инукаши. — Я уже однажды согласился быть наживкой. Я вложил больше, чем получил.

— Ты ведешь себя так, будто на добровольных началах работаешь, — усмехнулся Рикига. — Если я не ошибаюсь, тебе за это заплатили.

— Этого не хватит даже на карманные расходы. И все равно. Я не собираюсь больше связываться с ними или Исправительным Учреждением. Никогда. Фиг тебе, говорю же.

— Ты не собираешься помогать Сиону?

— Позволь объяснить тебе кое-что, старик. Я ничего не должен этому простофиле. Мы не друзья, не братья, не родственники, не родитель с ребенком.

— Но он часть нашей группы.

— Нашей группы?

Инукаши дернул подбородком. Он не ожидал услышать слова «наша группа» от образцового взяточника, выпускающего развратный журнальчик и торгующего телами женщин. Какой сюрприз.

Сотоварищи?

— Мы ввязались в это все вместе. Разве я не прав?

В основном как раз-таки не прав. В это вместе? Кончик его носа дернулся. Инукаши хранил молчание, все еще не зная, смеяться ему или возмущаться. Рикига же наоборот, казалось, становился все красноречивее с каждой минутой.

— Сион часть нашей группы. Никто не может его заменить. Давай, Инукаши, он ведь тебе тоже нравится, да?

— Нет, ну, не могу сказать, что он мне неприятен.

— Он как ангел. Незапятнанный. Такого чистого человека нигде не найдешь.

— Ох-хо, правда, что ли? — без эмоций произнес Инукаши. — Прошу простить, что стал запятнанным в вашей компании.

— Никто не говорил, что ты запятнанный. Видишь, Сион никогда не стал бы так передергивать чужие слова. Он принимает все слова честно и открыто — такими, какие они есть. У него сердце на месте, как и у его матери. О, Каран, интересно, чем она сейчас занимается, — тоскливо произнес Рикига. — А если она заболела из-за тоски по сыну?

— А Каран — это кто вообще? Мы разве не о Сионе говорим? К тому же, старик, ты тут все болтаешь Сион-то, Сион-се. А как на счет Нэдзуми? Если Сион — часть нашей группы, то же относится и к Нэдзуми, так ведь?

— Ив, часть нас? Увольте. Я, скорее, признаю слизняка своей семьей, чем окажусь в одной группе с этим лживым лисом.

— Ты точно относишься к нему не так, как к Сиону, хах.

Инукаши покосился на пропитое лицо Рикиги.

Чистый и ангельский? Старик это серьезно?

Так же, как он не знал истинной сущности Нэдзуми, он понятия не имел о том, каков Сион внутри. Если снять верхний слой, во что превратится этот чистый ангел? Может, он окажется еще более ужасающим и жестоким, чем можно ожидать. Может, внутри Сиона был некий темный провал истины, которого даже Нэдзуми боялся.

Рикига слишком уж превозносил Сиона. Ангел? Бред. Люди могут превращаться в демонов, но не в ангелов. К тому же, ангелы могут быть куда более жестокими. Человек вроде Рикиги, всю жизнь участвовавший в различных кознях, должен был хорошо это знать.

Чем-то пахнет.

Он ощущал какой-то запах кроме алкоголя. Но он его вовсе не раздражал. Он предпочитал запах гниющего мяса аромату цветов.

Перехватив взгляд Инукаши, Рикига загадочно улыбнулся.

— Такой бескорыстный, правда, Инукаши?

— Кто? Я?

— Скажи, пожалуйста, где в тебе хоть капля «бескорыстности». Я говорил о Сионе. Он отправился в Исправительное Учреждение, рискуя жизнью, чтобы спасти друга. Он подвергает себя опасности ради других.

— Мы тут называем таких людей «Полный Идиот».

— Инукаши, завязывай с этим. Если ты не поможешь, то кто? Сион верит в нас, он ждет нашей помощи.

— Старикан.

— Хм?

— Я могу помочь тебе в зависимости от событий и условий.

— Это уже хоть что-то, Собаковод из Руин. Восхитительное решение.

— Хватит умасливать меня и дай же услышать настоящую историю.

— Настоящую историю?

— Твои цели, старик. Что тебе надо в Исправительном Учреждении?

Рикига моргнул.

— Что мне надо… о чем ты говоришь? Я просто хотел помочь Сиону, это все…

— Сколько прибыли ты получишь?

Все еще придерживая карман рукой, Инукаши наклонился вперед. Рикига в ответ отшатнулся назад вместе со стулом.

— Блин, посмотри на себя. От тебя только и услышишь про «прибыль». Деньги, деньги, деньги. Ты ни о чем больше думать не можешь?

— Могу. Мой мозг всегда работает по-полной. И твой тоже, старик. Шестеренки у тебя еще крутятся, жадности все прибывает. Разве что кровь в венах медленнее течет из-за алкоголя. Ты в жизни не полезешь в дело, не приносящее прибыли, я ведь прав, старикан? А мы говорим об Исправительном Учреждении, прямо филиал Бюро Безопасности Номера 6. Опаснее врага не найти. Мы с тобой оба помогли Нэдзуми проникнуть туда, неважно, обманули нас или уговорили. Но на этом обычно все и кончается. Мы получаем заслуженные деньги и расходимся по домам. То, что случается потом — не наше дело… верно? Так обычно и происходит.

— Инукаши, послушай…

— Но в этот раз, старик, ты сам выполз из своего гнездышка, даже говоришь, что хочешь сунуть нос на опасную территорию. Ради Сиона? Нет, конечно. Никогда в это не поверю. Я, скорее, поверю, что мои собаки начнут блеять, как овцы.

— Как я и сказал, это…

Инукаши нетерпеливо замахал рукой. Его уже тошнило от отмазок и оправданий. Он обнаружил, что несколько раздражен. Ему все больше казалось, что пора перестать бросаться словами и оправдываться друг перед другом. Он был далек от того, чтобы скрывать свои слова ложью и пытаться угадать чужие намерения.

По крайней мере…

Инукаши втянул воздух носом. Холодный воздух комнаты, в которой не было печки, пронзил его тело.

По крайней мере, эти двое никогда не придумывали оправданий.

Он не думал, что Сион и Нэдзуми всегда все выкладывали руг другу. Особенно Нэдзуми. Но они никогда не оправдывались друг перед другом. Они не пытались манипулировать друг другом или скрывать свое настоящее мнение. Они жили друг для друга не ради обмена, жадности или расчета.

Инукаши никогда не сталкивался с такими отношениями. Были матери, которые жертвовали своими жизнями ради детей. Он знал девушку, торговавшую телом, чтобы помочь своей семье. Но отношения этих двоих не были такими. Одному из них не приходилось уничтожать себя, чтобы спасти другого.

Дружба, любовь, коллективный разум, симпатия, сопереживание — какое слово ни возьми, оно не подходило под их отношения.

Они оба могли жить друг для друга без обмена, жадности, расчета, жертв. Наверное, он устал. Инукаши обнаружил, что завидует этим отношениям — совсем немного.

Он снова вздохнул.

Но я не должен им завидовать. У меня есть мои собаки. Люди всегда предают в один прекрасный день. Они никогда не отвечают тебе всем телом и душой, как собаки. Мне хватит и собак.

— Хорошо.

Плечи Рикиги затряслись. Его губы растянулись в самодовольной улыбке. Какой жуткой была эта улыбка. Он готов был практически на любое преступление, ради денег. Он не возражал против обмана, угроз или мошенничества.

Ага, это больше на тебя похоже. Если когда-нибудь напялишь на себя маску доброго самаритянина, я перестану с тобой разговаривать.

— Знаешь, Инукаши, думаю, не так много времени осталось.

— Для тебя? О, правда? Как жаль. Я тоже так считаю. Алкоголь отравил тебя, старик. Если тебе есть, что оставить, отдай это мне, пока еще не поздно.

— Кто сказал, что я о себе говорю? Я о Номере 6.

— Номере 6?

— Ага. О так называемом прекрасном и всемогущем Святом Городе.

— Не так много времени осталось? А ну-ка, поподробнее.

Улыбка Рикиги стала шире. Ты проглотил наживку, говорила она. Временами приходится глотать наживку, даже если видишь крючок. Эта приманка слишком привлекла его, чтобы проигнорировать ее.

— В Номере 6 творится что-то странное?

— Ага. Я заметил странные события в городе, которые сильно выделялись.

Похоже, Рикига говорил серьезно: улыбка пропала с его лица, сарказм в голосе исчез.

— Во-первых: в городе было несколько случаев странного заболевания. Что это было, заразно ли это — мы не знаем. Но, помнишь, Фура об этом говорил? Исправительное Учреждение, недавно построенное учреждение и Департамент Здоровья и Гигиены связаны. Департамент Здоровья и Гигиены, слышишь? И чем он занимается?

— Следит за здоровьем и управляет лечением граждан…

— Именно. А значит, эта странная болезнь связана и с Исправительным Учреждением. Ты ведь понимаешь, о чем я?

— Более-менее. Я уже наслушался, во время нашего фарса.

— Видимо, подругу Сиона похитили и отвезли в Исправительное Учреждение. Это все еще неподтвержденная информация, но… кое-кто, вовлеченный в постройку этого нового отдела в Исправительном Учреждении, предположительно умер внезапно. Конечно, он был жителем города.

— Его убили?

— В этом я до конца не уверен. Но дело пахнет смертью и исходит это от города. А потом еще ударные звуковые волны. Пустились во все тяжкие, да? Один врыв — и весь рынок пропал. Они использовали новейшее оружие для снесения бараков. Все равно, что есть объедки на серебряной тарелке.

— Хорошее сравнение. Оно так и кричит об образовании.

— Ну, спасибо, — беззаботно ответил Рикига. — Значит, город тайно разрабатывал оружие, что запрещено Вавилонским Пактом. А теперь они начали открыто использовать его на людях. Нынешняя Охота была, вероятно, испытанием для нового оружия.

Инукаши размял шею.

Рикига прибежал сюда, запыхавшись, волнуясь за Сиона — или притворяясь — но он смог собрать информацию об Охоте и осмотрел по дороге развалины. Возможно, он покопался там и попутно нашел что-то, что принесет ему деньги.

Этому парню доверять нельзя, он — тот еще сухарь, мысленно усмехнулся Инукаши.

— Тебе не кажется, что в последнее время там было неспокойно? — продолжил Рикига. — И слишком много людей умирает. Не в Западном Квартале — в Номере 6, идеальном городе, Святом Городе, каким его выставляют. У меня долгие отношения с этим городом. Он всегда был чопорным и собранным, не разрушая образа утопии. Но теперь от него несет. Я никогда не ощущал такой ясный запах смерти. Конечно, и раньше людей убивали, были случаи суицида, но…

— Не так часто.

— Ага. Каждую смерть они берут в оборот и выставляют ее тихой и мирной. Ты знаешь о Сумеречном Коттедже?

— Что это?

— Внешне это заведение для паллиативного ухода. Хоспис*, можно сказать. Тамошним пациентам — в основном старикам — жить недолго осталось, их избавляют от страданий, чтобы они могли умереть мирной смертью, не сильно отличающейся ото сна. Считается, что для этого Сумеречный Коттедж и нужен.

Инукаши замурлыкал. Он почувствовал, что начинает пускать слюни. Смерть, не отличающаяся ото сна — этого он желал сильнее всего остального. Его окутает мягкость и теплота, он медленно закроет глаза. Он никогда не проснется. Его сердце постепенно перестанет биться и дыхание замедлится. Но мозг продолжит видеть сны. Сон осторожно перейдет в смерть. Он проживет последний миг без падения во тьму. Он будет улыбаться.

Рикига впился взглядом в глаза Инукаши.

— Блин, не смотри так жалостливо. Тебя точно легко понять. То, о чем я говорил — это разрекламированный властью образ Сумеречного Коттеджа.

— …И это значит?

— На самом деле все не так.

— Не так?

— Сумеречный Коттедж — это не хоспис, это место казни.

— Место казни? Такое вообще бывает в Святом Городе?

— Конечно, оно не похоже на Исправительное Учреждение. Все не так очевидно… все пациенты, привезенные в Сумеречный Коттедж, не доживают свои жизни до естественного конца… после приезда их утаскивают, усыпляют, и…

Наверное, даже Рикига не мог произнести это вслух; у него только рот дернулся, и он глубоко вздохнул.

— Но почему они делают это с горожанами? Ради чего?

— Потому что они бесполезны, — тут же произнес Рикига, будто ожидал вопроса Инукаши. — Номер 6 именно такой город. Он безжалостен к бесполезным для него людям. Если человеку только и осталось, что смерть ждать, почему бы не ускорить ее с помощью лекарств? Меньше мусора. Так они думают.

Инукаши вздрогнул. Он начал покрываться мурашками.

На его долю выпало лицезреть много ужасных смертей. Он видел их так много, что пальцев обеих рук не хватило бы пересчитать, даже если использовать их дважды. Он успокоил сердце и смирился с тем, что в Западном Квартале людей поджидало множество различных смертей. Жизнь и смерть отличались снаружи и внутри стены. Но неужели жуткие смерти случались внутри стен так же, как и снаружи?

— Старик, от кого ты это услышал?

— От моих клиентов. Не один Фура выскальзывает из Номера 6 ради дамочек. Жестких ограничений, введенных теперь, вполне хватило бы, что оставить меня не у дел, но пара клиентов у меня еще осталась. Среди них кое-кто работает в городских организациях, хотя и не на такой высокой должности, как Фура. Эти ребята болтают с девушками. Выбалтывают. Почему, как ты думаешь?

— Почему… ну… им хочется поговорить после этого дела или типа того… — неловко произнес Инукаши.

— Нет, нет. Это потому, что они не держат проституток Западного Квартала за людей. Они даже не думают, что у девчонок тоже могут быть мозги и сердце. Вот и болтают. Для них это, наверное, все равно, что с камнем на дороге поговорить. Поэтому они и выдают секреты с работы. Люди — болтливые животные, их не заткнуть. «Внутри города я говорить не могу, так почему бы не поболтать со шлюхами из Западного Квартала? Они, наверное, все равно и речь-то не понимают». Так они думают. Но девушки слушают. Иногда они даже льстят парням, чтобы вытянуть побольше.

— А ты собираешь эту информацию и продаешь ее, или используешь, чтобы угрожать людям и вытягивать деньги, хах, старикан.

— Ну, получаю я смесь хорошей и плохой информации. Большая часть бесполезна. Но мои клиенты из Номера 6 в эти дни особенно разговорчивы. Раньше они в основном хвастались или завирались… но теперь мы получаем жалобы, недовольство… неопределенность. Только и услышишь, что истории о неопределенности. Видишь, Инукаши, Номер 6 вовсе не утопия. Он просто пытается умело удерживать граждан, чтобы править ими. И это становится заметно. Он начинает трещать по швам. Люди, живущие там, задыхаются. Они живут в идеальном городе, но не могут дышать. И им становится интересно, почему. Один клиент всю ночь пролежал в кровати, бормоча: «Почему? Почему все получилось именно так?»

— Понятно.

Инукаши наконец-то понял, куда ветер дует.

Так вот оно что.

— Странная болезнь, новое оборудование в Исправительном Учреждении, вся эта утечка информации и горы жалоб, недовольство, неопределенность. Говоришь, внутри Номера 6 накаляется атмосфера?

— Именно. Пока еще все так плохо, но что случится, когда она совсем уж раскалится?

Рикига растопырил пальцы обеих рук, изображая взрыв.

— Взрыв? Говоришь, скоро Номер 6 падет изнутри?

— Если все пойдет согласно плану. Прежде чем город-государство Номер 6 разовьет невероятную военную мощь — прежде чем подомнет под себя своих граждан и весь мир, мы устроим врыв. Начнем мы с Исправительного Учреждения. Большинство загадок собраны в этом месте. Мы постараемся вытянуть из него информацию. Разве тебе не интересно, что мы узнаем?

— …Именно так Нэдзуми и говорил.

— Идиот. Как могла такая мелкая сошка додуматься до такого сложного плана?

— Сложного, ну да. Пропитый мозг до такого тоже не дойдет. Мы вроде о деньгах говорили, а? Сокровища взорвутся вместе с городом и обрушатся на нас дождем?

— Не дождем. Нам придется их выкопать.

— Выкопать?

— Предположительно, в фундаменте Исправительного Учреждения есть секретный сейф.

— Секретный сейф? В том пустом пространстве?

— Точного места я не знаю. Но слухи говорят, что правительство Номера 6 спрятало несколько десятков тысяч слитков чистого золота.

— Золота… ты сказал, золотых слитков?

— Десятки тысяч слитков чистого золота. Может, сотни тысяч, я не знаю. И? Тебе не ослепляет одна мысль о такой красоте?

— Но… То есть, откуда у тебя эта информация?

— От девушки, конечно. Рыжая, зовут Сулу, у нее постоянный клиент из Департамента Финансов. Довольна милая.

Инукаши рыжая женщина мало волновала. Золотые слитки интересовали его больше человеческой плоти.

— Так ты от нее узнал.

— Ага. Это была постельная болтовня, поэтому я не на все сто уверен в ее истинности. Но правдоподобно, да? Гора золота в месте, куда невозможно проникнуть и сбежать. Самое безопасное место. Легко поверить, должен сказать.

— Мы сможем его заполучить?

— Мы его получим. Когда Номер 6 начнет рушиться, наступит хаос. Если воспользуемся ситуацией… что думаешь?

Инукаши тихо заворчал. Звучало это как мечта. Стоил ему просто посмеяться и назвать это глупостью или подыграть этой сказочке?

— Нэдзуми собирается уничтожать Исправительное Учреждение?

— Ив? Он может. С созиданием у него плохо, но разрушать он умеет. Нет, ну почему ему это не сделать? Пусть устроит спектакль.

Исправительное Учреждение — само воплощение страха — рухнет. Сердце Инукаши пустилось в пляс, когда он представил его уничтожение.

Павшее Исправительное Учреждение и сияющие горы золота. В его руках окажутся сразу две лучших из возможных компенсаций. Наверное, оно того стоит. Хотя…

Инукаши облизал губы. Он вздохнул, втянув в нос запах собак, находившихся в комнате.

Хотя если в этот капитал ему придется вложить собственную жизнь, он откажется. Он лучше будет голодать среди своих руин, но жить с собаками, чем умрет, заваленный золотом.

— Что мне надо делать? Если что-то рискованное, я пас.

— Знаю, знаю. Опасности я тебя не подвергну. Мне просто нужны твои связи.

— Связи?

— Один мужчина передает тебе остатки съестного из Исправительного Учреждения, я прав?

Инукаши прищурился и слегка сжал челюсти. На этом выпивохе средних лет виднелся след ироничной улыбки Нэдзуми. Он ясно это видел.

Хорошая работа, Нэдзуми. Ты смягчил этот сухарь. Отличный кулинарный прием.

Множество различных чувств и желаний смешивались, таяли и извивались внутри Рикиги: искренняя симпатия к Сиону, разрушительные импульсы, сильное желание увидеть собственными глазами конец Номера 6; и сильнее всего — любовь к золоту. Нэдзуми использовал это себе на пользу. Он очень искусно использовал это себе во благо, отдавал ему приказы и контролировал. Это было просто нечто. Но вполне возможно, что Рикига прекрасно знал о том, что его контролируют, и стал марионеткой ради Сиона и золотых слитков; ради алчности и любви.

Инукаши понял, что вздыхает. Они походили на енота и лиса, пытающихся надуть друг друга. Неожиданно он заскучал по Сиону. Он, конечно, оставался загадкой, но Сион был куда лучше, чем старый енот и демон-лис. Инукаши не хватало его неловких, наивных поступков; его честности и глупой прямолинейности высказываний; его беззаботной улыбки. Он хотел увидеть Сиона.

— Ты ведь получаешь существенное количество объедков, так? Этот путь еще не перекрыли, да?

— Нет.

Его не перекрыли. Мужчина, ответственный за уничтожение мусора, перепродавал ему не только объедки, но так же одежду и вещи заключенных окольными путями. Он даже как-то пожаловался, что его назначили разбираться с мертвыми телами. Это был отдел, где собирался весь мусор и трупы. Он находился внутри Исправительного Учреждения и считался последним по важности, так что и управление там хромало. Но, наверное, невозможно использовать это как отправную точку для проникновения в Исправительное Учреждение, и уж тем более побега из него. Тот мужчина сказал, что ему запрещено ступать на территорию Учреждения за пределы отдела по утилизации мусора. Дверь, ведущая внутрь, попросту не открывалась.

— Будет ли от него вообще польза?.. — с сомнением протянул Инукаши.

— Будет. Любому ножу, даже самому тупому, найдется применение.

— Нэдзуми и это сказал?

— Какая разница? У тебя точно зуб на Нэдзуми и это главное. Смотри, Инукаши, будь на связи с этим мужчиной. Это пригодится. Если сможешь, обведи его вокруг пальца.

— Понял.

Как там его звали?

У мужчины было длинное худое лицо и висячие брови, он много вздыхал. Он беспокоился о семье — и жаловался, что ему даже запрещено рассказывать о своей работе в Исправительном Учреждении, а если проболтается, его тут же уволят. «Это так расстраивает, в самом деле, когда даже дочке не можешь рассказать, где работаешь», — сказал он. Дочке? О, да, у него была дочка. Еще он говорил, что скоро и малыш родиться… и ему нужны были деньги. Он хотел крупную сумму для содержания семьи — ага, умаслить его будет не так уж и сложно.

— Мне нужны деньги. Ты ведь подбросишь мне немного, а, старик?

— Знаю, знаю. Я не буду заставлять тебя залазить в сбережения, которыми нынче набит твой карман.

Рикига почесал подбородок и усмехнулся.

— Сходил за заначкой владельца мясной лавки, а? У тебя глаз-алмаз. Я зауважал тебя, Инукаши.

— Аналогично. Кто бы знал, что ты так быстро пронюхаешь? Весьма впечатляет. Я в восторге.

Блин, енотище. Для него ничего не проходит незамеченным.

Инукаши пожал плечами и тут заплакал ребенок. Рикига вскочил со стула.

— Что это?

— Что значит «что»?

— Этот голос. Это детский плач.

— А? Я ничего не слышу, — беззаботно произнес Инукаши. — У тебя слуховые галлюцинации, старикан? У меня за тебя сердце болит.

Бросив взгляд на Инукаши, Рикига широким шагом направился к собакам, лежащим в углу. Они тут же подскочили и угрожающе зарычали на него.

— Инукаши, что это?

— Мои собаки.

— И плачущий тоже, тот, что лежит между собак? Новая порода? Потому что хвоста у него нет.

Плач возобновился с новой силой. Инукаши неохотно взял ребенка на руки Рикига покачал головой.

— Зачем ты его подобрал? Продать собираешься?

— Я его не подбирал, мне его подбросили, — настойчиво произнес Инукаши. — Твой маленький ангел.

— Сион?

Инукаши кратко все пояснил. Рикига кивнул в знак согласия с торжественным выражением лица.

— Звучит вполне в духе Сиона. Наверное, ему пришлось быстро прятать ребенка. Когда его собственная жизнь в опасности… он живой ангел.

— Ангелы не подбрасывают детей другим. Блин, хорошенький подарочек он мне подсунул.

— Не жалуйся. Подумай, что чувствовал Сион. У малыша милое личико. Это мальчик, хех. Как его зовут?

— Сионн*.

— А?

— Он бросил ребенка на мое попечение, так что можно дать ему такое же имя. Эй, старикан, тебе не кажется, что у него глаза, как у Сиона?

— Хмм, если посмотреть, они того же цвета, — задумчиво произнес Рикига. — И такие же чистые. Прекрасные глаза.

— Верно же? Ангельский малыш. Так забери его домой, а?

Он протянул ребенка. Рикига попятился, качая головой.

— Нет, прости, я холостяк.

— Ну, я тоже. Но у тебя толпы грудастых женщин, старик.

— Ага, но грудного молока ни у одной нет. Здесь, к тому же, тебе и подгузники не нужны, собаки начисто вылижут ребенка. Они его даже согреют. Ты ведь и сам так вырос? Отличная среда для детей… о, знаешь, я достану сухого молока и доставлю тебе.

— Сион

оставил этого ребенка, знаешь ли, — многозначительно произнес Инукаши.

— Я дам тебе мягких и чистых одеял. И не просто одно — два или три. Ну, увидимся, Инукаши. Я скоро снова зайду.

В суете торопливых шагов Рикига прямо-таки вылетел из комнаты. Видимо, он еще сохранил способность к быстрому бегству.

Младенец улыбался на руках Инукаши. Он ухватился за его длинные волосы и счастливо усмехнулся.

— Эй, Сионн, это больно. Не увлекайся. — Инукаши тыкнул носик ребенка. Крошечное лицо расплылось в широкой ухмылке. — Рад, что имя получил? Ты должен дожить до возвращения Папы, хорошо?

В комнату задул порыв ветра. Небо было полностью затянуто серыми тучами.

Останься в живых, Сион. Выживи, чтобы прийти за этим малышом.

Инукаши понял, что бормочет эти слова вслух, будто молитву, глядя на плывущие снежные тучи.

1. ↑ медицинское учреждение, в котором больные с прогнозируемым неблагоприятным исходом заболевания получают достойный уход и обслуживание
2. ↑ В оригинале имя пишется точно так же, но англофикатор, дабы избежать путаницы, решила немного изменить имя