«Довольно! — произнес он решительно и торжественно, — прочь миражи, прочь напускные страхи, прочь привидения!.. Есть жизнь! Разве я сейчас не жил? […] Царство ей небесное и — […] Царство рассудка и света теперь и… и воли, и силы… и посмотрим теперь! Померяемся теперь!» Ф. М. Достоевский, «Преступление и наказание»

Лили спала. Она тихо сопела, лежа на потертом диване в подсобке магазина.

Она лежала в позе эмбриона, ее нахмуренные брови и сжатые губы выглядели отнюдь не мирно. На лице остались следы от дорожек слез. Наверное, из-за тревоги она свернулась калачиком, крепко вцепившись в одеяло, которым ее укрыла Каран.

— Лили… бедняжка.

Каран разгладила складки на одеяле. Неожиданно губы Лили шевельнулись.

— Папа… не уходи, — пробормотала она во сне. Ее пальцы сжали угол одеяла.

Слезы навернулись на глаза Каран, она поспешно прижала пальцы к внутренним уголкам глаз. Плачем ничего не изменишь. Слезы никогда не помогали ей; она насухо вытерла их, когда исчез Сион.

Она вытирала их, вытирала и вытирала. Конечно, много раз слезы ее поддерживали. Иногда они помогали ей изменить настроение и сделать шаг навстречу завтрашнему дню. Она пережила это бесчисленное количество раз. Каран не собиралась избавляться от слез или стесняться их.

Но в этот раз все было по-другому.

Я должна защитить эту маленькую девочку. Я не могу сидеть здесь и плакать. Я должна стать сильнее.

Каран нежно погладила волосы Лили. Она должна защитись Лили от любой опасности. Я больше не позволю ей грустить. Я не дам ей страдать. Я не смогла защитить Сиона; я не смогла защитить Сафу. Но из-за этого я всеми силами должна защищать Лили.

У меня почти нет силы: я не могу менять мир; не могу отвести дожди неудач; не могу спасти любимых. Я слабая, но не бессильная. Внутри меня еще осталось немного силы. Я использую эту силу, чтобы широко развести руки и стать щитом для тех, кто слабее меня.

— Папа… папа… мне страшно.

Каран нежно поцеловала Лили в лоб.

— Лили, все хорошо. Все наладится.

В дверь постучали.

Кто-то стучал в дверь магазина вежливо, но торопливо. Каждый раз, когда она слышала стук, сердце Каран подпрыгивало от мысли, что это Сион возвращается домой. Она привыкла подавлять желание бежать к двери. Теперь она была достаточно спокойна, чтобы настороженно прислушаться к стуку.

Дело не в том, что она потеряла последнюю надежду. Ее надежда, как матери, на возвращение сына крепко укоренилась в ее сердце.

(Воссоединение настанет).

Это была записка Нэдзуми. Короткое письмо и само было надеждой. Надежда вернула легкость и решительность Каран. Она принесла ей спокойствие и то, во что можно верить.

(Воссоединение настанет).

Да, верно. Однажды ты точно вернешься домой, Сион. Определенно.

Каран встала и направилась к двери.

— Каран, ты дома? Это я, — произнес немного усталый мужской голос. Это был Йоминг, старший брат матери Лили, Ренки. Он был единственным дядей Лили и одним из немногих ее кровных родственников.

— Подожди минутку, Йоминг. Сейчас открою.

Она потянула вверх ставни и отперла дверь. Высокий мужчина вошел, пошатываясь. Выглядел он еще более уставшим, чем казалось по голосу.

— Как Ренка? — спросила она, закрывая дверь.

Мужчина опустился на стул. Он утверждал, что Ренка впала в панику, переживая из-за мужа, который не вернулся с работы.

— Я дал ей успокоительное и наконец-то уложил спать. Она плакала и кричала… это было ужасно. Я и представить не мог, что она будет так орать. Обычно она несколько крепче.

— Она, наверное, вся извелась.

— Еще бы. Сколько бы она ни ждала, Гецуяку домой не возвращался. Он не объявился ни на обычном автобусе, ни на следующем. Такое впервые случилось после их свадьбы. Она решила, что с ним что-то случилось, и не знала, что делать. Она только об этом и могла думать. Я сказал ей успокоиться, но меня она не слушала… грустное зрелище.

— Но если бы что-то случилось на работе, кто-нибудь позвонил бы, да? Если звонка не было, значит…

Йоминг слабо помотал головой. Мешки под его глазами стали заметнее, морщинка между бровями углубилась.

— Я не знаю, где он работает. Понятия не имею, куда звонить или кого спрашивать. Гецуяку даже семье не говорил о работе.

— Его работа? Даже Ренка не знает?

— Ага, говорит, понятия не имеет. Она спрашивала Гецуяку раньше, вскоре после свадьбы, но он не ответил. Он сказал, что ничем подозрительным не занимается, но ответить не может из-за приказа начальства. Он умолял ее не спрашивать, потому что за ответ его уволят. Ренка сказала, что после этого ей просто пришлось отстать. Его зарплата была не такой уж большой, но выше, чем у обычного жителя Затерянного Города, и все деньги он отдавал жене. Ренку перестала волновать его работа, она решила, что он сам все расскажет, когда время придет. У нее была Лили, и еще один малыш на подходе. Конечно, ее это заботило, но куда больше ее волновали стабильные средства к существованию. Поэтому она закрыла на это глаза. И в результате — вот.

— Но какую работу человек будет скрывать от своей семьи?

— А ты как думаешь? — Йоминг посмотрел на Каран. Его налитые кровью глаза на миг ярко блеснули. Каран сглотнула. Секреты, утаивание, молчание.

— Исправительное Учреждение.

Как только эти слова слетели с ее языка, во рту появился горький привкус. Она знала, что это лишь иллюзия, но от этой горечи ее передернуло.

— Да, я тоже так думаю. Доказательств у меня нет, но я уверен почти наверняка. Гецуяку работал в Исправительном Учреждении. Конечно, наверное, не в таком уж важном отделе. Но работа, на которой даже на нижних ступенях используется правило кляпа… да, это единственно возможное место.

— Но… даже если Гецуяку-сан работал в Исправительном Учреждении, он все равно приходил домой каждый день в одно и то же время, верно?

— Да. Он уходил и приходил с точностью до минуты, как по часам. Но сегодня, сколько бы она не ждала, он не пришел. И кроме того…

Йоминг заколебался.

— Что-то случилось?

Йоминг вытащил небольшой пакет из нагрудного кармана и положил его содержимое на ладонь Каран. У Каран перехватило дыхание.

— Боже, золотые монеты.

Три золотые монеты. Один золотой равнялся примерно полугодовой зарплате обычного жителя Затерянного Города. Три золотых. Это была огромная сумма.

— Гецуяку отдал их ей.

— Господи, откуда у него такая большая сумма?

— Ренка у него то же самое спросила. Но, зная ее, она, скорее, допрос устроила.

— А Гецуяку-сан?

— Он не дал четкого ответа. Сказал, что это не грязные деньги и повторял, что это законная оплата. В результате, это осталось тайной. Просто… потом Ренка услышала, как он говорит себе, что этого им надолго на жизнь хватит. Ренка убеждена: Гецуяку имел в виду, что они не пропадут, если он исчезнет. И мне не кажется, что она выдумывает.

— У Гецуяку-сана было что-то вроде… предчувствия, что с ним что-то случится?

— Наверное. Ренка говорит, последние несколько дней он странно себя вел. Он казался потерянным и будто боялся чего-то, он постоянно, как и вчера, уходил в себя и молчал.

— Кажется, у Лили было такое же предчувствие. Она очень волновалась о Гецуяку-сане.

К концу предложения голос Каран дрожал. Ее сердце отчаянно колотилось.

Большая сумма денег неизвестного происхождения; высказывания, пророчащие его исчезновение; его странное поведение — все это пахло разрушением. Она понимала, почему Ренка впала в уныние, не в силах справиться с беспокойством. Особенно если учесть, что Ренка стала свидетельницей неожиданной и загадочной смерти своего предыдущего мужа.

То же самое случится снова.

От этой мысли ее страх и тревога усилятся. Дом Ренки и Гецуяку стал для нее маленьким раем, наконец-то обретенным после их с дочкой долгой борьбы. Для нее лишиться этого, снова потерять — это было слишком жестоко.

Йоминг встал. Он начал ходить кругами по маленькому магазину. Его шаги отдавались эхом.

— Они связаны?

Его шаги почти заглушал его голос, близкий к бормотанию.

— Хм? Что ты сказал?

Йоминг резко остановился. Он повернулся к Каран. Его лицо было напряженным, но вспыхнувшие щеки выдавали его волнение.

— Есть ли связь между случаем с Гецуяку и происходящим в Номере 6? Что думаешь, Каран?

— Нет, такое не может быть…

— …Не может быть правдой? Уверена?

Глаза Йоминга горели тусклым лихорадочным светом. В считанные минуты, выражение его лица полностью изменилось. Или Йоминг просто показал ту сторону себя, что скрывал ранее?

— Если Гецуяку не смог прийти домой, то не по личным причинам. Ты его знаешь; в этом случае он бы точно связался с семьей. Сейчас он попал в ситуацию, когда не может связаться с ними, даже если захочет. Может, ему полностью запретили контактировать с кем-либо.

— Хочешь сказать, его где-то удерживают?

— Да. Но если бы его арестовали, пришло бы какое-нибудь уведомление его семье от Бюро Безопасности. По крайней мере, так было до сих пор. Но ничего такого не сообщали. Если окажется, что он работает в Исправительном Учреждении… разве нельзя предположить, что там случилось что-то необычное?

Исправительное Учреждение. Сафу, скорее всего, забрали туда, и Сион, похоже, тоже там.

— Дело не только Исправительном Учреждении… эй, Каран. Сейчас в этом городе, в Номере 6, происходят большие перемены. Ты тоже чувствуешь, да?

— Да, — неуверенно ответила Каран.

Йоминг снова начал наворачивать круги. Щелк, щелк, щелк. Его шаги звучали громче, отчетливее.

— Жители Святого Города падают замертво тут и там. Власти не пытаются с этим справиться. Фактически, они не могут. Никто не знает, что делать. Пожалуй, подобное происходит впервые. Номер 6 был полной утопией, прозванной Святым Городом... и он рушится. К завтрашнему дню он может полностью исчезнуть.

— Йоминг, ты опережаешь события. Не может быть, чтобы…

— Нет, я знаю, — Йоминг уверенно перебил Каран, на его губах мелькнула улыбка. — Внутри города кипит страх, страх, ранее незнакомый. Страх перед угрозой своей жизни. Вскоре он обернется недовольством городскими властями. В принципе, это недовольство так разбухло, что уже готово прорваться. Горожане привыкли подчиняться и принимать фальшивое благополучие, подсунутое им, но теперь они очнулись. Они проснулись и осознали, в каком несправедливом и ограниченном мире жили. Да, да, они наконец-то очнулись. И чуть ли не с ума от паники сошли. Кто знает, почему они не пришли в себя раньше. Никто не пытался увидеть правду.

— Йоминг…

Каран сделала шаг назад. Йоминг, казалось, не замечал ее тревоги. Он выглядел так, будто забыл о Гецуяку и своей единственной младшей сестре, Ренке. Гецуяку, Ренка, Лили и Каран. Поглощенный буйством своих эмоций, Йоминг не способен был думать о своих близких в отдельности.

Каран знала людей с такими глазами.

Это было давным-давно, в молодости Каран. Номер 6 тогда еще даже не разработал свою политику. Эти люди были увлечены своими словами и идеалами; в их взглядах пылала страсть, голоса обжигали. Они ослепляли своим великолепием, но от них и ужасом веяло. На другом конце их разгоряченного взгляда не было места людям. Они рассуждали об идеалах, но не интересовались людьми. Наверное, они даже не заметили, что перестали рассматривать человеческое существование. Они говорили о постройке идеального города как о событии ближайшего будущего, но людей в этих мыслях не учитывали… это раздражало.

Каран постепенно отдалилась от них. Она боялась быть с ними. Боялась их взглядов. Эти люди должны были заниматься постепенным возведением Номера 6, но она все равно считала их пугающими, нервирующими и тяжелыми в общении.

Пугающие, подавляющие…

У них были похожие глаза. Те люди обсуждали создание города-утопии. Этот мужчина перед ней говорил о его уничтожении. Они находились на противоположных концах, но их глаза были похожи.

— Каран, это наша возможность. Наш шанс, один из тысячи, задушить этот искусственный Святой Город. Кто знал, что он настанет так быстро? — он хихикнул. — Даже небеса отвернулись от Номера 6.

Йоминг замер и начал громко смеяться. Каран пробрал озноб. Она ощутила, как похолодела ее спина.

— Йоминг… Что ты думаешь? Что собираешься делать?

Взгляд Йоминг переместился на Каран.

— Что я собираюсь делать? Хмм… ну, Каран, думаю, я могу тебе все рассказать. Ты все равно почти одна из нас.

— Одна из вас?..

— В городе есть множество людей, которых, так же как и меня, безжалостно оторвали от семьи. Ты ведь тоже одна из них, да?

Ей оставалось лишь ответить «да». Ее точно безжалостно и неожиданно оторвали от сына.

— Было почти невозможно связаться друг с другом, потому что власти установили такое строгое наблюдение. Почти чудо, что мы с тобой смогли встретиться и так свободно разговаривать. Ты случайно оказалась дружелюбной соседкой Ренки, и это сыграло нам на руку. Но в этой неразберихи наблюдение должно ослабнуть. У властей, наверное, забот хватает с этими случаями. Мы собираемся использовать этот пробел. Просто смотри, Каран.

— Йоминг! — пронзительно воскликнула Каран. — Ответь. Что ты собрался делать?

— Ш-ш-ш, не повышай голос, — предупредил Йоминг. — Будь осторожна. Надо быть начеку. Смотри сюда, слушай внимательно. Вскоре я собираюсь использовать электронную систему оповещения для обращения к горожанам. Я скажу им: власти собираются смотреть, как умирают люди, и ничего не делать. Вместо того, чтобы предпринять эффективные меры, они просто сидят сложа руки и наблюдают, как гибнут их горожане. Давайте возьмем штурмом «Лунную каплю». Мы должны вытащить мэра. Высшие чины собираются использовать особую вакцину, чтобы выжить. Мы не можем этого допустить. Вот что я скажу.

— Постой, что за особая вакцина? Она существует?

— Не знаю.

— Не знаешь… то есть, ее не существует? — недоверчиво спросила Каран.

— У нас нет времени волноваться, существует она или нет. Но тебе не кажется, что это похоже на правду?

— Это слишком туманно, чтобы распространять… Йоминг, ты собираешься использовать фальшивую историю, чтобы вызвать у народа возмущение?

— Да, — спокойно ответил Йоминг. — Недовольство горожан достигает своего пика. Это то, что надо. Последняя капля, которая прорвет плотину. Только подумай, Каран: большинство жителей Номера 6 соберутся толпами у ратуши, их лица будут искажены гневом и страхом. Что за зрелище это будет. От одной мысли дрожу.

— Нет, остановись. Ты не должен этого делать.

— Не должен? Почему это? Почему ты такое говоришь?

— Погибнут люди, — Каран смотрела прямо в лицо Йоминга и говорила медленно, будто разжевывая каждое слово. Ее язык казался тяжелым и вялым. Часть ее головы будто онемела. — Погибнет множество людей. Йоминг, только не говори, что не представляешь, что случится. Что власти сделают с толпой? Тут даже думать нечего; они попытаются подавить ее грубой силой. Номер 6 — этот город-государство — никогда не прощает восставших против него. Они попытаются подавить каждого человека военными… военными силами… Йоминг, ты ведь понимаешь? Ты очень, очень хорошо понимаешь.

Йоминг отвел взгляд и вздохнул.

— Но если на штурм пойдут десятки тысяч горожан, власти ничего не смогут сделать. Только армия смогла бы с этим разобраться.

— А если мобилизуют армию? — громко произнесла Каран.

— Не глупи. У Номера 6 нет армии. Любые военные силы запрещены Вавилонским пактом.

Йоминг замолк. Его челюсти были напряженно сжаты. Каран захотелось рассмеяться.

Номер 6 соблюдает договор? Как можно нести такую чепуху, если сам в нее не веришь? Ты всегда так легко говорил не то, что думаешь? Йоминг, ты сказал как-то: этот город безжалостно пожирает людей. Разве не боролся ты с жестокой властью, которая относится к людям не по-человечески? Разве не боролся ты за уважение человеческой жизни?

— Погибнут люди, — повторила она. Она повторит это столько раз, сколько потребуется. — Если столкнутся горожане и армия, много… много крови прольется. Нельзя этого допустить. Йоминг, подумай. У всех, кто умрет — у них тоже есть свои семьи. Есть люди, которых они любят. У них есть семьи, как Лили или Ренка. Ты не можешь их убить.

— Выхода нет.

Бормотание Йоминга остановило Каран. Секунду она не могла понять, что он ей говорит.

— Что? Что ты сказал?

— Каран, мир на пороге перемен. Придется жертвовать людьми, но с этим ничего не поделаешь. Ничего не изменится, если мы так и будем бояться кровопролитий.

— Йоминг… ты с ума сошел?

— Сошел ли я с ума? Конечно, нет. Это не я сумасшедший; это они, Номер 6. Я в здравом уме и я не боюсь. Даже если бы мне пришлось сейчас расстаться с жизнью, я бы не жалел ни о чем. Я просто должен закончить начатое. Да, я знаю, моя смерть не будет напрасной. Ради создания нового мира, я с радостью отдам свою жизнь. Я стану камнем, на котором вырастет новый мир… настоящим героем.

Для создания нового мира нужны жертвы? Надо расставаться с жизнями? Мир, который требует жертвоприношений, такой же — просто такой же, как Номер 6, который ты так отчаянно пытаешь уничтожить. Он вовсе не новый. Ничего не изменится.

У нее сдавило в груди. Ее дыхание стало неровным, слова беспорядочными, ей не хватало воздуха.

— Ты думаешь твоя жена… думаешь, она бы хотела, чтобы ты умер… чтобы умерли все эти люди?

— Моя жена… ты права, я наконец-то смогу отомстить за жену и сына. Они, наверное, счастливы.

— Йоминг, твоя жена была бы против мести. Уверена, она не хотела бы твоей смерти. Очнись, пожалуйста. Мир не настанет благодаря мести. Ненависть порождает лишь еще большую ненависть. Ты должен продолжать жить.

Взгляд Йоминга потяжелел. В его глазах плескался гнев.

— Каран… почему ты меня останавливаешь? Разве ты не одна из нас? Ты на стороне Номера 6?

— Этого никто и не говорил. Я просто...

— Хватит, — Йоминг быстро подошел к двери и взялся за ручку. — Каран, я разочарован. Я думал, мы лучше понимаем друг друга. Какая жалость. Я потерял веру в тебя.

— Йоминг, — запротестовала Каран.

— Со временем ты поймешь, насколько я был прав. И когда этот момент настанет, порадуйся за меня, я прощу тебя.

Я прав, я прав. Я просто не могу ошибаться.

Если человек убежден, что он прав, что он никогда не ошибется — он уже заблуждается.

— Присмотри вместо меня за Лили и Ренкой. Я, наверное, долго не смогу с ними видится.

Дверь открылась. Залетел порыв ветра. Она увидела темноту. Солнце уже село, над землей гулял ветерок. Высокая мужская фигура исчезла среди тьмы и ветра. Дверь закрылась, остался лишь запах кошмара.

Каран опустилась на пол. Она закрыла лицо руками и потерла закрытые глаза. У нее кружилась голова. Ей было плохо.

— Мадам, — послышался тонкий девичий голосок. Лили, сидя на диване, смотрела на Каран. — Что случилось?

— Лили… ничего, дорогая.

— Правда? Правда ничего не случилось?

Лили протянула руки. Каран обняла ее вместе с одеялом. Крошечное тело девочки дрожало.

— Все хорошо, все хорошо. Тебе не о чем беспокоиться. Все будет хорошо, — медленно мурлыкала она, как песню. Лили перестала дрожать, ее быстрое дыхание снова успокоилось.

— Папа еще не вернулся.

— Нет. Наверное, у него на работе напряженный день.

— Мадам, я пойду домой. Я хочу остаться с мамой. Не могу оставить бедную маму одну.

— Боже, Лили.

Йоминг, видишь? Твоя племянница так юна, но все равно заботится о маме. Она пытается по-своему защитить тех, кто важен ей. Таких детей, как Лили, множество. Мы не можем заставлять их страдать. Не можем забирать у них любимых. Пожалуйста, пусть никого не убьют. Не умирай, Йоминг. Не дай себя убить.

— Лили, мама сейчас спит. Пусть отдохнет немного. Мы подождем чуть-чуть, а потом пойдем позовем ее, хорошо? А пока будем ждать твоего отца здесь.

— Здесь, в Вашей булочной, мадам?

— Да. У нас есть хлеб — свежий хлеб и молоко, и немного фруктов. Знаю! Давай устроим праздник на троих. Когда вернется твой отец, он сможет присоединиться.

— Праздник? — Лили моргнула. Ее щеки слегка зарумянились. — Я не против праздника.

— Правда? Торт я сейчас испечь не могу, но у меня есть кексы. А еще остатки шоколадного печенья и, думаю, немного пастилы. Лили, разложишь их красиво на тарелке?

— Да! Сделаю, с удовольствием!

— Тогда оставлю это тебе. Мы все красиво расставим, подготовимся к вечеринке, а потом вместе сходим за твоей мамой. Ренка будет рада, верно?

— Она точно обрадуется! — жизнерадостно воскликнула Лили. — Мама любит Ваши кексы так же сильно, как я… о, Крават!

— Хм? Краваты?

Каран инстинктивно посмотрела на витрину, где едва ли что-то осталось. У нее не раскупили товар; скорее, она просто не могла испечь достаточное количество выпечки и хлеба. Ее обычные поставщики не пришли. Магазины повсюду закрылись. У Каран заканчивалась мука, сахар, масло. Если она продолжит печь, не пополнив припасы, все закончится через пару дней. Ей пришлось закрыть магазин.

Цепь поставки рушилась.

— Лили, я не испекла краватов, — сказала она вслух и тут же поняла, что Лили говорила не о выпечке. Это был Крават, коричневая мышка.

— Нет, — Лили вздохнула. На ее лице появилось разочарование, — я думала, это Крават, но мне показалось.

— Хочешь увидеть Кравата, Лили?

— Ага. Мне так понравилась эта мышка. У него красивые глаза, и когда держишь его в руке, он такой мягкий и теплый. Он мне очень-очень нравится. Мадам, а где живет Крават?

— Хмм… Самой интересно.

— Вы тоже не знаете, мадам?

— Нет, к сожалению. Понятия не имею.

— О, — произнесла Лили. — Знаете, хотела бы я посмотреть на дом Кравата. Мне кажется, там должно быть весело. Наверное, рядом с Краватом куча других мышей, да?

— Хмм, думаю, ты права. Мне кажется, так оно и есть.

Конечный пункт Кравата и его дом — там мой сын.

Сион, чем ты сейчас занят? Как ты? Ты с Нэдзуми? Ты, Нэдзуми и Сафу живы, да? Я ничего не могу для тебя сделать. Знаю, я ненадежна, но этим рукам до тебя не дотянуться.

Живи Сион. Пожалуйста, береги свою жизнь. Относись к своей и чужим жизням с состраданием.

(Воссоединение настанет).

Да, конечно. Нас не победить. Какой бы страшной ни была ситуация, мы выживем, чтобы встретиться снова.

— Мадам, я принесу тарелки.

— Будет здорово, милая. Я хочу, чтобы ты достала расписную тарелку из задней части шкафа. Там есть подходящие к ней чайные чашки и чайник. Сможешь найти?

— Смогу. Предоставьте это мне!

Лили подлетела к шкафу.

Каран положила руку на грудь и несколько раз медленно и глубоко вдохнула.

Что бы ни случилось, мы выживем. Мы достигнем конца жизни не как прославленные герои, чьи имена пронесут сквозь время, но как те, кто жил скромно. В наших руках будет не жизнь, которую нам навязали, а та, что мы выбрали сами.

Это станет нашей победой.

Верно, Сион? Верно, Нэдзуми?

***

— И долго нам так сидеть?

Рикига подавил зевок. Он выудил из кармана куртки плоскую металлическую фляжку. У Инукаши в носу защипало от запаха алкоголя.

— Воняет. Что там? — спросил он, зажимая нос.

— Хочешь узнать?

Рикига развязно усмехнулся и слегка покачал фляжку. Инукаши услышал, как внутри плещется жидкость.

— Мне даже спрашивать не надо. Воняет дешевой выпивкой. Угх, ну и запах! Тошнит.

Он скривился. Это была не игра. Фляжку еще даже не открыли, а тошнотворный запах от нее уже атаковал его нос.

— Не спрашивай, если и так знаешь, — сказал Рикига.

— Мне было скучно, ясно? — парировал Инукаши. — К несчастью, поговорить я могу только со старым алкоголиком. Беседу без темы не начнешь, верно? Тут я изо всех сил стараюсь.

— У тебя есть твои собаки.

Рикига указал подбородком под стол. Большая черная собака растянулась на полу. В углу комнаты так же расположились с удобством еще три собаки. Мышки свернулись клубком и спали на спине пятнистой черно-белой собаки. В некотором смысле, это была пасторальная картина.

Рикиге, похоже, она не особо нравилась, поскольку он нахмурился и прорычал:

— Выбирай себе в собеседники собак или мышей. Они тебе подходят.

— Им необходимо отдохнуть. Не хочу их беспокоить.

— Ха, много болтаешь, а? Как будто без собак, занявших все место, эта комната и так не была слишком маленькой. Я человек; почему я должен ютиться на крошечном стуле?

— Это вопрос ранга.

— Ранга.

— То есть класса. Я просто хочу сказать, что мои собаки более высокого уровня, чем пьяница, ослепленный жадностью.

— Говори что хочешь. Ты просто неудачник, воющих о своих потерях.

Рикига пожал плечами и осушил фляжку одним глотком.

— Неудачник? Старик, только не говори, что ты достал белый флаг. Позволь сказать кое-что: если мы зашли так далеко и все равно проиграем, значит...

Инукаши оборвал себя и потянулся к сумке, лежавшей на столе. Рикига покосился на него налитыми кровью глазами.

— Если мы поиграем, то что? Хватит отмалчиваться. Или ты просто забыл, как нормально разговаривать? Ха-ха-ха, Инукаши, с каждым днем ты все ближе к собакам. Скоро ты отрастишь хвост, покроешься мехом и начнешь бегать на четвереньках. Ха-ха-ха!

Инукаши глянул на красное лицо Рикиги, слегка прищелкнув языком.

— Стать собакой? С удовольствием. Ничего лучше и пожелать не могу. Если бы молитва могла бы превратить меня в собаку, я бы любому Богу молился.

Он был почти серьезен.

Если бы мне пришлось переродиться, выбрал бы я жизнь человека или собаки? Что бы ответил, если бы кто-нибудь — или даже Бог — спросил меня об этом? Наверное, я бы задумался, не в силах найти ответ.

Он не считал людей возвышеннее или достойнее собак. Инукаши знакомы были и благородные души собак, и глупые человеческие сердца. Собаки лишь искали необходимую для выживания пищу, но человеческая жадность не знала границ. Когда человек набивал живот, он жаждал богатств; заполучив их он, он желал еще больше роскоши и власти.

Не были ли собаки разумнее и справедливее? Они знали, когда остановиться, а люди продолжали хватать все больше и больше.

Рикига грубо рыгнул.

— По-крайней мере, они интеллигентнее этого старика.

— А? Ты что-то сказал?

— Ничего. Просто говорил по-собачьи.

— Ха. Так что там? Если мы проиграем, что с нами случится?

— Мы станем как Гецуяку.

Рука Рикиги замерла, фляжка повисла в воздухе. Виски вылился у него изо рта и растекся по полу.

— Мы станем трупами, и нас будут тащить по земле, — продолжил Инукаши. — Или нас уволокут даже до того, как мы станем трупами. В любом случае, разница невелика. Верно?

— Верно, — ответил Рикига. Он плотно закрыл фляжку и сунул ее назад в карман.

Его обвисшие щеки затряслись, казалось, он вспомнил, как Гецуяку выстрелили в грудь.

Рикига боялся смерти. У Инукаши не хватало духу фыркнуть и назвать его трусом. Инукаши и сам боялся смерти. Он боялся ее больше чего бы то ни было.

Гецуяку умер почти мгновенно, практически не мучаясь. В этом смысле, с последними мгновениями ему повезло. Инукаши, видевшему бесчисленные жуткие смерти, безболезненная кончина была как подарок небес. Раз уж ему все равно придется умереть, он предпочел бы обойтись без боли. Но если была возможность выжить, он хотел сделать все, чтобы продолжать жить. Если после страданий его ожидала лишь смерть, он этого не желал. Но если страдания означали возможность жить, он вытерпит их. Он выдержит и продолжит жить.

Он не хотел повторять судьбу Гецуяку.

Я не уподоблюсь Гецуяку. Я не позволю Номеру 6 так легко меня убить. Хотел бы я посмотреть, как они попытаются меня убрать.

Он дернул молнию на сумке и проверил содержимое. Две складные автоматические винтовки. Несколько гранат и магазинов с патронами. Все вещи были старыми и побывавшими в использовании.

— Убожество, — со вздохом пробормотал себе под нос Инукаши. Рикига этого не упустил.

— Если есть жалобы, сам поставками занимайся, — недовольно произнес он. — Насколько, по-твоему, тяжело подготовить столько оружия, а? Скажи, где в Западном Квартале я могу купить новейший фотоновый или электронный пистолет или микробомбу с контролем детонации. Я бы хотел познакомиться с этими поставщиками, если у тебя есть связи.

— Ха, ну, я думал, что раздобыть оружие со связями и сетью Великого Мистера Рикиги — дело плевое. Думаю, я тебе переоценил. Какое разочарование.

— О, ничто так не радует меня, как твое или Ива разочарование во мне. Еще раз говорю, никогда ничего не жди от меня. Скорее, всех женщин мира от меня начнет воротить, чем я оправдаю ваши ожидания.

— Не волнуйся, женщин итак уже, наверное, от тебя тошнит.

Инукаши легко парировал оскорбление Рикиги и начал собирать автоматическую винтовку.

— Инукаши.

— Что?

— Ты умеешь пользовать пушкой?

— Увидим.

— Ты… ну, это не обязательно должен быть человек. Ты когда-нибудь стрелял в собаку, кошку или крысу?

— В меня как-то стрелял старый мясник. Я тогда умыкнул кусок мяса. Он впал в ярость и начал палить из ружья. Я чуть дыру в голове не заработал. Слава Богу, обошлось.

— Ну, какая неудача, — саркастично ответил Рикига. — Возможно, несколько дырок проветрили бы твой мозг. Тогда ты бы научился нормально с людьми разговаривать.

— Хах, ну, не повезло тебе. Как видишь, мой череп до сих пор под завязку полон мозгами. А старый мясник, наоборот, наверное, превращается в кусок гниющего под развалинами мяса.

— Он умер во время Охоты?

— Ага. Похоже, ему руку оторвало. Не думаю, что он смог еще когда-нибудь стрелять из ружья.

Рикига вытер рот тыльной стороной ладони и снова спросил Инукаши:

— Так что? Ты хоть раз стрелял?

— Нет.

Зрачки Рикиги метнулись в сторону. Неуверенность читалась в его бегающем взгляде.

— А ты, старик? Не доводилось ли тебе подолгу возиться с одной из этих дам?

— …Не то, чтобы не доводилось. Но стреляю я не лучше обезьяны с завязанными глазами.

— Не скромничай.

— К тому же, зачем Ив сказал нам их приготовить? Это комната контроля гигиены. Что он хочет сделать, заставляя нас ждать в таком месте?

Инукаши неожиданно крутанулся с винтовкой в руке. Он прицелился в грудь сидящего перед ним мужчины и стал наготове.

— Вот так вот, старик.

— Что? Э-эй, Инукаши, в чем дело?

— Вот в чем. Расслабься, я не промахнусь. Я отправлю тебя на тот свет одним выстрелом.

— Э-эй, идиот, прекрати. Я сказал, прекрати! — крикнул Рикига и подскочил. Из-за своего рывка он споткнулся и упал на пол.

— Нет, Инукаши. Ты с ума сошел? Хватит!

— Пиу! — Инукаши поднял дуло вверх и усмехнулся. — Упс. Забыл зарядить.

Рикига смотрел на него, свернувшись калачиком и хватая ртом воздух.

— Инукаши… ты заигрался. Какой вообще смысл дразнить меня?

— Это убивает время. Я просто хотел тебя немного испугать. Я и не думал, что ты так превзойдешь мои ожидания. Здорово.

— Проклятье, хватит дурака валять! — зло произнес Рикига. — Я не позволю какому-то щенку издеваться надо мной. Я пошел домой. Хватит с меня сидения в этом вонючем месте с тобой. Не могу больше. Я пошел.

Он говорил серьезно, поскольку встал и направился к двери.

— Если сделаешь хоть шаг за дверь... — Инукаши снова навел на него винтовку. — В этот раз, я выстрелю по-настоящему.

— Она не заряжена.

— Научись шутки распознавать, — парировал Инукаши. — Конечно, у меня, может, и нет опыта стрельбы. Но даже обезьяна с завязанными глазами попадет в мишень в упор.

Рикига прищелкнул языком. Тц-тц-тц. Затем он огляделся и вздохнул.

— Темно.

Толстые пальцы Рикиги легли на выключатель. Зажегся свет; он был ярким, слишком ярким для глаз Инукаши, привыкших к свету луны или свечей. Он едва ли успел моргнуть, как винтовку грубо вытянули у него из рук. Он пошатнулся, сделал шаг вперед и получил удар по лицу. На миг, его разум опустел. В этот раз на пол плюхнулся Инукаши.

Рикига начал осыпать его бранью.

— Ты, мелкий неудачник, — проревел он. — Решил, что тебе все позволено, раз я был с тобой немного любезен.

Черный пес грозно зарычал, поднимаясь. Другие собаки тоже действовали быстро. Они окружили Рикигу, тихо рыча. Мыши спрятались в углу комнаты, наблюдая за происходящим.

— Глупые дворняги, не надо недооценивать людей. Идите сюда, но прежде, чем успеете, я прострелю дыру в голове вашего хозяина.

— Вау, старик. Вот это движения. Я бы сказал, почти такие же быстрые, как у Нэдзуми — но это уже слишком. Впечатляет. Ах, теперь я вижу тебя в абсолютно другом свете. Ты шустрый выпивоха, да?

— Продолжай нести чушь, сколько влезет. Сейчас я действительно зол. Мне станет куда лучше, если я двину пару раз тебе по морде. Хмпф, лучше следи за собой.

— К несчастью... — Инукаши слабо улыбнулся и указал пальцем на дуло винтовки. — Там все-таки нет пуль, Мистер Рикига.

Затем он слегка присвистнул. Напряжение собак тут же спало, они откатились в сторону. Черная собака помахала лохматым хвостом. Ни осталось ни капли прежней агрессии.

— Я слишком далеко зашел со своей шуткой? Прости, старик.

Он встал и склонил голову. Его щека до сих пор горела от удара.

— Боже… — Рикига бросил винтовку на стол и свалился на стул, как сломанная марионетка. — Какого черта мы здесь делаем? В таком месте… делать нечего… только сидеть и ждать…

— Невыносимо для тебя?

— Если признаю это, будешь смеяться?

— Не-а. Не думаю, что могу заставить себя смеяться, старик. Я не в том положении. То есть, я чувствую тоже самое.

— Ну и ну. Мы с тобой впервые пришли к общему мнению.

— Можешь это повторить. Наверное, какая-то дурная примета. Невезение.

Инукаши пытался пошутить, но его настроение оставалось угрюмым. Он не ожидал, что ждать так тяжело.

Им приходилось ждать Нэдзуми и Сиона в этой комнате, на работе Гецуяку.

Сейчас он знал только это. Инукаши понятия не имел, как эта парочка сюда доберется. Рикига, само собой, знал еще меньше. Возможно, и сам Нэдзуми не был уверен в деталях. Да — а что, если ни Нэдзуми, ни Сион не появятся? Что если они будут ждать и ждать, все ждать, и все окажется бесплодным?.. Хватит, не вздумай сглазить. Это меня точно превратит в неудачника. Я не хочу проиграть до того, как даже битва началась.

Но это было тяжело.

Сколько ему придется ждать? Что случится? Тяжело было ждать, не имея возможности предсказать будущее. Его как будто кололи бесчисленные невидимые иглы. Как будто он жарился на иллюзорном огне. Его сердце, которое было таким бойким, когда он вошел в комнату, теперь сжалось и сморщилось, как иссохший старик. Ему было стыдно. Ему было неловко. Он чувствовал себя слабым и знал, что так оно и есть. Но…

Его сердце было полно решимости; он подготовился; и все равно, это бессмысленное времяпрепровождение вызвало в нем сомнения в правильности решения и пошатнуло волю. Он хотел не с Рикигой спорить, а выбраться отсюда. А еще он беспокоился за Сионна. Близилось время его пробуждения.

Сионн, наверное, расплачется, когда проснется и не обнаружит меня. Боже, а если он ревет из-за меня? Лучше бы все время спал под защитой собак, но, конечно, не всегда все так хорошо получается.

Он помотал головой.

Мне нельзя думать о Сионне. Это ослабит мое сердце. У меня появится желание бежать домой. Я не могу думать о нем. Забудь о нем. Забудь. Думай… думай о… письме Нэдзуми.

Он положил руку на грудь.

В накарябанной Нэдзуми записке был приказ подготовить оружие, чтобы защищаться им.

(Добудьте оружие, чтобы защитить себя.

Затаитесь с максимальной осторожностью. Не теряйте бдительности).

Означало ли это, что им придется сражаться? Будет ли это драка с агентами Бюро Безопасности, находившимися в Исправительном Учреждении? Но агенты Бюро просто не стали бы приходить в комнату контроля гигиены. Мужчину, работавшего здесь, убили. Он уже стал трупом. Ни у кого здесь не было дел.

Он сглотнул слюну. Затаитесь с максимальной осторожностью. Не теряйте бдительности. Инукаши нажал на выключатель на стене, отключая свет.

— Эй, это еще зачем? Теперь я ничего не вижу, — пожаловался Рикига.

— Это была плохая идея.

— Плохая? Чего это?

— Свет. Мы включили свет.

— И что? Когда темно, мы включаем свет. В Западном Квартале электрические лампы, может, и роскошь, но в Номере 6 они повсюду.

— Тупица, я не об этом! — раздраженно бросил Инукаши. — Что нам делать, если кто-то видел свет?

Даже в темноте он видел, что лицо Рикиги напряглось. Глаза Инукаши привыкли к темноте. Проклятье, нам этот свет-то и не нужен был.

— Все будет хорошо, — пробурчал Рикига. Его голос был хриплым и едва различимым, как будто он выдавливал каждое слово. — Незачем так нервничать. Хватит вести себя, как заблудившийся кролик. Этот свет горел минуту, максимум две. Кто вообще будет волноваться, даже если комната управления гигиеной сгорит? Ты сам сказал: это место просто рай. Здесь нет камер наблюдения.

— Так и было до сих пор.

С одной стороны, Гецуяку посчитали подозрительной личностью, застрелили и убили. С другой — Нэдзуми и Сион смогли успешно проникнуть в Исправительное Учреждение. Из-за этой связи возникал вопрос, был ли уборочный персонал на стороне злоумышленников или же они сотрудничали?

Если так, не была ли эта комната, скорее, опасной зоной, а не раем? Наблюдение, вроде, усилили на всей территории. Скорее всего, так и было.

Черная собака неожиданно подскочила. Она осмотрелась, грозно рыча. Ее взгляд быстро остановился в одной точке — двери. Двери, ведущей в Исправительное Учреждение. Черный пес продолжал рычать на дверь, открывавшуюся только со стороны Исправительного Учреждения.

Дерьмо.

Инукаши подхватил винтовку и сунул ее Рикиге. Рикига едва смог словить старый карабин. Его губы дрожали.

— Инукаши… что происходит? Что сейчас будет?

— Гость, старик. Незваный гость.

Пум.

В этот раз звук раздался у него за спиной. Вход. Он ощущал присутствие людей сквозь потертую серую дверь.

— Зажимают в клещи. Вы, должно быть, шутите.

Черт, мы снова это сделали. Мы совершили еще одну ошибку. Ту, что несет угрозу жизни. Инукаши закусил губу. Он знал, что это бесполезно. Он мог до крови искусать губы, но совершенных ошибок это не исправит.

Инукаши, шевелись.

В его ушах зазвучал голос Нэдзуми.

Тысячи сожалений не откроют для тебя дорогу, но одно действие может. Шевелись. Просто двигайся.

Почему я слышу его голос? Даже в такое время — нет, наверное, именно из-за подобной ситуации я его и слышу.

Шевелись. Ищи дорогу к жизни.

Заткнись, Нэдзуми. Я выучил свою долю уловок, чтобы остаться в живых.

Он схватил сумку.

— Сюда.

Он врезался всем телом в дверь, ведущую к мусорному коллектору. Дверь не сдвинулась с места. Зазвучал сигнал тревоги. Металлическая дверь начала открываться. Он уже видел носки армейских ботинок.

— Инукаши, вот.

Рикига коснулся переключателя на стене. Дверь скользнула в сторону.

— Отлично! — проревел Инукаши, чтобы подбодрить себя.

Собаки нырнули в коллектор следом за Рикигой и Инукаши. Гамлет и Крават сновали у них под ногами.

— Угх, воняет.

Рикига закашлялся. Он был прав; стояла вонь. Зловоние гниющего мяса наполняло воздух. Без сомнения. Это был запах капсулы, оставленной Гецуяку. Капсулу засосало пылесосом, и так она оказалась в коллекторе вместе с другим мусором. Если бы его не пристрелили, завтра Гецуяку, наверное, сортировал бы эту гору мусора. Это была его обычная работа.

— Меня от этого тошнит, — тихо простонал Рикига.

У Инукаши в голове вспыхнул свет. Он крутанулся и увидел за стеклом агентов Бюро Безопасности с оружием в руках. Они ворвались в маленькую комнату.

Один, два, три, четыре… четыре человека.

— За мной, старик.

В углу, рядом с мусорным конвейером был небольшой экскаватор. С его помощью Гецуяку перемещал мусор на конвейер и отправлял в печь. Инукаши спрятался за тяжелой, выкрашенной в желтый машиной.

Зажглись лампы, осветившие все вокруг.

Почему люди из Номера 6 так сильно ненавидят тьму?

Думал Инукаши, затаившись. Почему они так ненавидят то, что не могут увидеть, места, недостижимые для света, и сам факт существования света? Почему они пытаются все осветить?

Агенты Бюро открыли дверь и вошли внутрь. Неожиданно они закрыли руками рты и носы, согнувшись пополам.

— Что это?

— Воняет.

Все четверо отступили. Лица у всех скривились. Один из них упал на колени, его стошнило. Инукаши довольно усмехнулся, и, продолжая улыбаться, прицелился.

Ха, что это за агенты Бюро Безопасности такие? У них раздутое эго, а вот все остальное не дотягивает. Не могу поверить, что из-за легкого запашка такую шумиху подняли. Хмпф, они не только психи, но и неженки. Смешно. Ребятки, вам лучше вернуться домой к мамочкиной груди.

Он нажал на курок.

Инукаши ощутил удар. Казалось, что его с силой ударили в лоб. Он упал назад и почувствовал тупую жгучую боль в затылке.

— Ужасно. Ты куда целился? — прокричал Рикига.

— Мне позволительна некоторая слабина, это мой первый раз. Может, сам попробуешь стрельнуть, старик?

— Ни в жизни. Я убежденный пацифист. Я никогда не смог выстрелить в человека, пусть даже агента Бюро Безопасности.

— Хотел бы я увидеть, как ты попадешь в цель хотя бы два-три раза, прежде чем так шутить.

Агенты Бюро Безопасности отчаянно бежали от вони. Наверное, они сюда и шага не сделают без противогазов.

Какие же они слабые.

Они не простые граждане; это специально натренированные офицеры Бюро Безопасности. И все равно они не могли вынести такую слабую вонь.

Но в этот раз Инукаши был им, скорее, признателен за такую хрупкость. Агенты выиграли для них время. Он не был настолько глуп, чтобы чувствовать облегчение, считать, что опасность миновала. Но выигранное время — это выигранное время. Он мог перевести дыхание.

Но что я буду делать с этим временем?

Отдышавшись, что я буду делать дальше?

Он облизал верхнюю губу. Язык пробежался по сухой коже.

В этой комнате был только один вход и выход: дверь, через которую они забежали. Агенты Бюро Безопасности — их враги — находились снаружи. Они были в запечатанной комнате. Путей к бегству не было. Скоро эти сумасшедшие неженки нападут на нас. Что тогда случится?..

Чем больше он об этом думал, тем безнадежнее казалась ему ситуация. Но Инукаши не сдавался. Мы справимся. Все просто не может так закончиться. Правда ведь, Нэдзуми?

Он не знал, верит ли он в себя или в Нэдзуми. Но он знал, что верит. Он верил — потому и не сдавался.

Мы справимся. Мы прорвемся. С нами так просто не расправишься.

— Инукаши, — Рикига схватил его за плечо. — Что они собираются делать?

— А?

Инукаши заглянул в комнату и резко выдохнул. Он замер.

Агенты Бюро Безопасности собирали странное на вид устройство. Размером оно было примерно с черную собаку, злобно рычащую у его ног. С одного конца оно расширялось, с другого — сужалось почти в три раза. Из него торчали многочисленные спиральные трубки, но Инукаши не видел, куда они ведут. Тело машины, так же как и ее пасть, было серовато-голубого цвета и блестело на свету. Устройство напомнило Инукаши хорошо начищенный медный духовой инструмент.

— Что это? Огромная труба? — лицо Рикиги было комично расслабленным, но в голосе слышалась смесь напряжения и страха. — Им стоило предупредить меня, что здесь будет концерт. Я бы одел фрак.

Инукаши был слишком напряжен, чтобы ответить на шутку Рикиги. Он не мог проглотить застрявший в горле комок. Биение сердца звучало в ушах так громко, что, казалось, барабанные перепонки лопнут.

В его голове возникли разнообразные яркие картины Западного Квартала. Это было сразу после Охоту. Все кругом превратилось в развалины.

Рынок, на котором толпы людей сновали между бараками, лотками и выстроившимися в ряд кирпичными двухэтажными домами, был стерт с лица земли. Все это стало руинами.

Разрушение принесли не взрывы. Отвратительного запаха пороха не было. Не видел он и ожогов или подпалин. Не было ни углей, ни поднимающегося дыма. Номер 6 не использовал, как обычно, для Охоты огнеметы. Инукаши даже казалось, что Номер 6 огромной рукой раздавил рынок.

Но что использовал Номер 6 вместо гигантской руки?

— Ударные звуковые волны.

Рикига навострил уши.

— Что, что ты сказал?

— Номер 6 на Охоте использовал ударные звуковые волны. Как живоглоты, или кашалоты, или как их там называют.

— Что за ударные звуковые волны? При чем здесь киты? Можешь объяснить так, чтобы я понял?

— Не могу. Я просто повторяю слова Нэдзуми. Старик, ты сам видел, что случилось на рынке.

— Да — все стерли подчистую. Идеальная зачистка. Говоришь, они для этого ударные звуковые волны использовали?

— Ага.

Глаза Рикиги широко распахнулись. Они так сильно выпирали, что Инукаши мог разглядеть каждый капилляр в глазном яблоке.

— Инукаши, хочешь сказать, эта странная труба…

— Может оказаться уменьшенной версией того, что они использовали в Западном Квартале.

Может? Эй, Инукаши, хватит себя обманывать. Это должна быть миниатюрная звуковая пушка. Вот что Номер 6 разрабатывал.

— И… и они собираются в нас стрелять? — проорал Рикига.

— Ты не меня, ты их спрашивай. Отвечать им.

Рикига замер. Сквозь мрак Инукаши видел, как побледнело его лицо. Инукаши прицелился и выстрелил в серо-голубое оружие разрушения перед ним. В этот раз он не пошатнулся. С большим трудом он сохранил равновесие и позу.

Он не мог определить, куда попала пуля. Наверное, она ничего не задела. Возможно, она улетела вдаль, как капризный ворон.

— Не мог прикупить систему автоматического наведения? — пробурчал он.

— Думаешь, в Западном Квартале есть такие роскошные штуки?

— Ха, уверен, ты экономил, как мог. И посмотри на результат: нечто немногим лучше игрушки.

— Это не оружия вина. Это твоя рука.

Они выглянули из-за экскаватора. Агенты Бюро Безопасности двигались деловито. Казалось, они не собираются отвечать. Ни одного ответного выстрела.

Им это не нужно.

Для них не было смысла ранить несчастного человека прямо перед его казнью. Вероятно, такой у них был подход.

Какие они участливые. У меня аж слезы на глаза наворачиваются.

— Инукаши, эй, Инукаши. Что будем делать? Если так продолжится, нас…

Рикига завопил и нырнул вниз. Он опустил голову и сжался в защитной позиции. Все его тело тряслось.

Я ни в коем случае не могу здесь умереть. Я родился в этом мире не для того, чтобы погибать в таком месте.

В его груди бушевали эмоции. Он никогда не задумывался, зачем пришел в этот мир. Ни разу. Это казалось само собой разумеющимся, он не ощущал потребности спрашивать об этом. Для Инукаши, поиск причины своего рождения был просто глупой игрой. Он родился в этом мире и потому собирался жить в нем. Вот и все. Его жизнь принадлежала только ему.

Я сам решу, отбросить эту жизнь или защитить ее. Это никого не касается.

Он яростно выстрелил. Навыки стрельбы? К черту. Стекло, разделявшее комнату и коллектор, с шумом разбилось вдребезги. Паника агентов Бюро была очевидна.

Зловоние превратилось в поток, заполнивший маленькую комнату.

Шевелись!

Рука Нэдзуми хлопнула его по спине. Шевелись, Инукаши! Действуй, чтобы выжить!

Что я и собирался делать, мысленно ответил Инукаши.

Он рванулся вверх.

Мимо него пронеслась черная собака и прыгнула. Она пролетела через разбитое окно, нацелившись прямо на агентов Бюро.