1

— Хочу определить программу на культурный фестиваль, — сказала Минато, стоя на возвышении перед учениками.

Закончились экзамены в конце первого семестра, и после завершающего урока, который казался выступлением на бис, в спортзале прошла церемония закрытия.

Директор, который за последние несколько месяцев появлялся на публике всего один раз, нахваливал нескольких клубных активистов за хорошие результаты и давал наставления по поводу летних каникул. Приготовления к фестивалю уже начались, но сохраняйте терпение, бла-бла-бла. Никто его не слушал.

Потом мы ушли обратно в класс, где ответственный за нас Бизон заявил, что “на этом классном часу нужно определиться, чем заниматься во время фестиваля”, и, “уважая независимость учеников”, удалился в учительскую. К моему удивлению, с инициативой на платформу поднялась Минато.

— Чем заниматься? — спросила она, разок хлопнув в ладоши. — Есть идеи?

Я оглядел класс, внимание которого захватила стоявшая на платформе Минато. Никто не собирался высказывать своё мнение — напротив, класс был окутан апатией. Чудесная картина.

— Если нет идей, то вы не против принять мои предложения? Думаю, дом с привидениями сгодится. Конечно, понадобится много времени, но если объединим усилия, всё будет проще пареной репы. Завтра начинаются летние каникулы, и начать я хочу как можно скорее, потому хотела бы попросить вас приходить сюда с завтрашнего дня. Есть возражения? — выпалила Минато на одном дыхании, но в её речи не чувствовалось заинтересованности.

Всем видом она показывала, что не оставляет ни малейшей возможности возразить.

— Я сообщу, если что-то изменится, поэтому проверяйте мобильники, — сказала Минато напоследок и сошла с платформы.

2

— Хм, есть вопросы?

Я спросил у Сибаты, чем он будет занят завтра, а затем вложил ему в руку смартфон, украденный у человека, который не ставил пароли.

— Почему я?.. Мог бы и сам всё сделать, — сказал Сибата, недовольный тем, что я спихнул на него эту работу.

Выражение лица недвусмысленно говорило, что он воспринял просьбу в штыки.

— Если не придёшь, я не поймаю нужный момент.

— Опять за то самое?

— Наверное, в этот раз ещё жёстче будет.

Сибата глубоко вздохнул:

— А если откажусь?..

— Я попрошу тебя ещё раз.

Я посмотрел в полные сомнений глаза Сибаты. Посмотрел пристально. Безмолвие, неуверенность, смятение, ни с чем этим я не мирился, просто смотрел. Он по-прежнему относился ко мне нейтрально, даже зная, какие дела я проворачиваю, и я склонял его сделать наконец выбор между чёрным и белым.

— Это будет типа конец, — сказал я. Перед глазами у меня поплыло, и показалось, что расстояние до Сибаты то сокращается, то увеличивается. Приближение то включалось, то выключалось, и смутно видимый сквозь пелену у меня в глазах Сибата медленно кивнул.

Наконец-то, завтра.

Когда я подумал об этом, из глубин моего разума поднялась тьма.

3

Тем же вечером.

Под звуки флейт и барабанов я скользил в толпе. Куда ни глянь, всюду люди, но если остановишься, не затопчут. Летний фестиваль фейерверков привлёк не так много народу.

Временами я бросал взгляд назад — убедиться, что Минато всё еще идёт за мной.

— Фейерверк начинается в восемь, да?

— Не помню.

Я, одетый в неуместные здесь футболку и джинсы шёл рядом с Минато, которая нарядилась в юкату. Когда я глянул на часы, они показывали половину восьмого вечера.

— Хочешь что-нибудь съесть?

— Если что-нибудь вкусное.

— Яблоки в карамели вкусные.

Оглядевшись, я приметил палатку с надписью “фрукты в карамели”, к которой мы и направились, лавируя сквозь толпу. На прилавке продавались яблоки и ананасы, насаженные на палочки и покрытые карамелью.

— Есть ананасы.

— Хочу попробовать яблоки.

— Хорошо.

Я купил у продавца с повязкой на голове яблоко в карамели за триста йен и дал Минато.

— Ну нет, а себе взять? Дайте ещё одно, пожалуйста.

Из небольшого кошелька на защёлке Минато вытащила монету в пятьсот йен и купила ещё одно яблоко.

— Вот, Идзоно-кун, угощаю, — и, улыбаясь до ушей, всучила его мне.

Держа яблоки в карамели за воткнутые в них палочки, мы пошли дальше. Сняли прозрачную упаковку и попробовали сладости. Они никак не выделяли нас в толпе — многие ели на ходу.

Я полизал сладость у Минато, а Минато у меня.

Маленьким язычком Минато облизывала моё сладкое яблоко размерами чуть больше мячика для пинг-понга.

Потеряв терпение, я одним махом разгрыз яблоко, а вот Минато высунула розовый язычок и увлечённо продолжила лизать конфету. И выглядело это запредельно умильно.

Я не придумал темы для разговора, и мы просто гуляли. Удивительно, что ничего не приходило на ум. Мы жили вместе, и темы для разговора должны были найтись сами собой, но здесь все варианты вылетели из головы.

Мы молчали, и понемногу гул толпы вокруг стал казаться болезненно громким.

Как по мне, в ловле золотых рыбок и стрельбе по мишеням не было ничего интересного, и потому я не знал, согласится ли Минато пойти туда, если предложу. Не выдержу, если оба будем изображать веселье.

Радостные крики вдалеке только всё усугубляли.

— Завтра, да? — внезапно произнесла Минато.

— Что?

— Выступление.

— И правда… Вот и всё?

— Вот и всё. Прощание со всеми. Подготовка оказалась непростой, но теперь всё случится мгновенно.

— В смысле “подготовка”?

— Да много всего разного, много. Ходила за тобой по пятам, собирала выкинутые кошельки, проверяла каждого в классе. Уже и не знаю, сколько времени потратила.

Я до сих пор не понял, почему Минато следует этому пути. Может, и впрямь мстила, а может, месть служила лишь поводом. Да и вообще, я знал о ней очень мало. Но очень хотел узнать, хотя это было не более чем моё эгоистичное желание.

В то же время я боялся, что она расскажет слезливую историю и превратится для меня в трагическую героиню. И всё сведётся к тому, что я буду строить из себя героя, который хочет её спасти.

Потому я довольствовался тем, что сам придумал себе её подноготную.

Я прямо спросил:

— Ты о том, что шантажировала, вломилась в чужой дом и подчинила меня себе?

— Я же тебе говорила, Идзоно-кун? — ответила вопросом на вопрос Минато и остановилась. Я не заметил, как мы ушли от аллеи с рядами лавок. Где-то вдалеке гулко загромыхали традиционные барабаны, а затем в небо полетели фейерверки.

— Зачем спрашиваешь о таком?

— В смысле “зачем”?

— Давай подскажу. Тебе неймётся, да? Я всё время говорила, что люблю тебя, но я просто притворялась, чтобы манипулировать тобой… Что будешь делать, если скажу такое?

Я ничего не мог ответить ей. Огненные цветки один за другим вспыхивали, разрывая небо, и гасли, словно прощаясь с уходящим месяцем в последний его день. А я всё думал над тем, что ответить.

И наконец придумал.

— Буду благодарен.

Вот что я ответил.

— Благодарен? Серьёзно?

— Ага. Благодаря тебе последние два месяца выдались весёлыми. Даже если ты только притворялась, мне всё понравилось. Спасибо.

На лице Минато мгновенно появилась такая гримаса, словно ей до смерти поплохело. Под вспышками фейерверков я ничего больше не видел — видел только лишь её. И затем Минато сквозь смех заявила:

— Ты что, с дуба рухнул?

Может, так оно и есть, сказал я и тоже засмеялся.

4

И мы вернулись домой.

“Завтра все собираемся в классе 2-4 в десять утра”, — написала она всем ученикам.

5

Как и вчера, Минато встала на платформу, и как и вчера, мы расселись по местам.

— Благодарю за то, что пришли сегодня.

Пол-одиннадцатого. Через тридцать минут после назначенного времени.

Минато, закрепившая сегодня чёлку заколкой, выдержала паузу. Все сидели. Одного только Сибаты не было видно, но у его парты стояла сумка, потому все поняли, что он хотя бы пришёл.

— Как уже говорилось вчера, в этом году класс 2-4 решил устроить на культурном фестивале дом с привидениями. Похлопаем. — Минато на платформе похлопала в ладоши.

Когда я последовал её примеру, остальные неуверенно повторили за мной.

— Так что сегодня нам предстоит решить, кто за что отвечает и какой именно дом с привидениями делать. В смысле, в японском, европейском или китайском стиле. Если в китайском, то будут прыгающие вампиры. Вы знаете что-нибудь про китайских вампиров? Такие ребята в чёрной одежде и с талисманами на головах.

Минато говорила самозабвенно, перескакивая с одной мысли на другую.

— Думаю, всем будет привычней дом с привидениями в японском стиле. Помещение у нас небольшое, потому хорошо будет устроить кромешную темноту, чтобы скрыть нехватку пространства.

Она не предлагала ничего особенного.

Тем временем где-то запели цикады. И в тот же момент щелкнул замок — дверь оказалась заперта на ключ. А чтобы ученики не запирались в классе, на внутренней стороне двери замочной скважины не было.

Теперь мы оказались заперты в кабинете.

Ключ повернул Сибата — по моей просьбе. В нужный час он задействовал украденный мной смартфон. Зарегистрировал на бесплатном сервисе электронный адрес со случайным названием и заплетающимися пальцами разослал с него письма, ставшие настоящими бомбами.

Мой смартфон завибрировал, кротко, с глухим звуком. До того, как мой мобильник умолк, затрясся мобильник у кого-то другого. А потом телефоны зазвучали по всему классу.

Вибрация прекратилась, но следом пришло следующее письмо. Класс заполнился нескончаемой вибрацией и рингтонами. Все ученики, один за другим, стали проверять экраны своих мобильников. Там подряд шли письма без указания темы, а вместо текста в них горел индикатор вложенного изображения. На фотографиях оказалась Танабэ. Голая. Её грудь. Пах. Забрызганное спермой лицо.

С каждым новым письмом указатель спускался вниз и появлялся новый индикатор фотографий.

Класс дружно просмотрел их, а Танабэ побледнела. Парни глядели на неё с любопытством, девушки — с отвращением. Место, где сидела Танабэ Кёко, вторая парта сзади в среднем ряду, стала центром класса.

Гул в классе усилился — будто заработали компьютеры, выпущенные лет сорок назад.

Побагровевшая Танабэ встала и пошла между партами, и те раздвинулись перед ней, совсем как море перед Моисеем. Остановившись около одной парты, Танабэ уставилась на сидящего там парня. На Хару. Глядя сверху вниз, она схватила его за воротник. Парень зашатался, а стул под ним жутко заскрипел и завалился. Танабэ завопила что-то нечленораздельное.

И тут я наконец понял: она подумала, что фотографии рассылает Хара. Вот же тупая. И пока она вопила, мы стали свидетелями удивительной картины.

Танабэ взяла со стола Хары ножницы.

Развела лезвия по максимуму — получился крест.

Так ножницы хватают перед тем, как чьи-то руки оказываются в крови.

Тяжело дыша, Танабэ злобно глядела на Хару, но тот улыбался ей в ответ. Он словно любовался опасным животным, запертым в клетке.

Попробуй, если можешь.

Попробуй убей.

Вот что говорило лицо Хары.

Танабэ подняла ножницы над головой и остановилась.

И тут.

Хлоп… хлоп… хлоп.

Раздались хлопки в ладоши.

Звук шёл с возвышения, на котором стояла Минато. Посмотрев на неё, я тоже захлопал. Наши действия оказали заразный эффект, и ребята вокруг меня тоже присоединились. Наверняка многие не понимали смысла, но аплодисменты передавались от одного к другому, как инфекция. Даже если кто-то не понимал, зачем — когда один ученик начинал, соседний невольно ему подражал, и кабинет заполнился хлопками в ладоши.

Попробуй убей.

Лицо Танабэ перекосилось.

Минато сошла с платформы и подёргала ручку передней двери. Запертая дверь издала характерный глухой звук. Я проверил заднюю дверь, и та тоже низко пропела.

Лицо Танабэ оплыло, словно воск на горящей свече.

Я поднял правую руку к своей шее. Сложил вместе указательный и средний пальцы и провёл ими поперёк горла.

В центре класса Хара схватил Танабэ за руку. За дрожащую руку с ножницами. Медленно подвёл её к шее и в упор посмотрел на девку.

— Быстро, — сказал он.

— Умри, — велел он.

Сорок человек глядели на Танабэ, и каждый взгляд отличался. Любопытство. Отвращение. Издёвка. Недоумение. Смятение. Шок. И что-то ещё. Вот такие взгляды окружали её со всех сторон. Каждый внёс свою лепту в то, чтобы втоптать Танабэ в пол. Медленно, но верно её воля превращалась в ничто.

Я вспомнил сцену, которую увидел в парке благодаря Харе. Огромную стаю голубей, разрывающую единственный кусок хлеба. Копошащаяся серая масса множества живых существ, движимых одной целью.

Серая масса, извивающаяся подобно земляным червям или пиявкам и пожирающая пищу без остатка.

Танабэ находилась в самом её центре.

Подгоняемая хлопками, она крепче схватила острые ножницы. Хара отпустил её руку, и девка медленно поднесла её к шее.

Серая масса прекращает двигаться, только когда заканчивается корм.

Так было год тому назад.

Танабэ, ты же поняла?

Танабэ медленно прижала к своей шее лезвие раскрытых ножниц и погрузила его под кожу.

Мы снова захлопали в ладоши.

Давай, не останавливайся.

Разорви себя.

Танабэ разодрала себе кожу, и из шеи хлынула кровь, пульсирующим в такт дыханию фонтаном оросив Хару и нескольких человек рядом с ним. Кровь била из раны словно из дыры в бурдюке с водой.

Танабэ на несколько секунд замерла, а потом зашаталась от головокружения. Могло показаться, что она упала в обморок, словно анемичная девушка на свидании, но, глядя на фонтан крови, можно было понять, что ей на самом деле поплохело. Ноги Танабэ подкосились, и она завалилась на парту Хары, который еле успел отпрыгнуть.

Отдирая от кожи пропитавшиеся чужой кровью волосы и одежду, Хара глядел сверху на Танабэ, которая распласталась на столе. Заинтересовавшись, что же там с ней, я поднялся и издалека глянул на неё.

Хара присел на стул, упёрся локтями в колени и осмотрел мёртвое тело. Продолжая сидеть, он вытянул руку и потрогал левую грудь Танабэ. Кровь из шеи пропитала блузку, и под ней стало просвечивать бельё, цвет которого теперь невозможно было определить. Хара нащупал грудь и сжал её.

Ножницы выпали из руки Танабэ и ударились о пол. Звонкий звук вернул всех в реальность, но никто не шелохнулся.

Хара подобрал ножницы, раскрыл их и принялся отрезать пуговицы на блузке Танабэ, одну за другой. Когда отрезал четыре штуки, блузка распахнулась, обнажив верхнюю часть тела Танабэ. Хара сдвинул жёлтый бюстгальтер, слева покрасневший от крови, так, что обнажился сосок. Задрал короткую юбку, выставив напоказ трусики. Всё ещё сидя, Хара провёл по ним пальцем и облизал заляпанный кровью сосок.

Мышцы мёртвой девушки расслабились, и по её ногам потекла моча. Кровь капала с парты на пол и смешивалась с мочой в одной луже. Арай, которая сидела позади Хары, повалилась на колени, её начало рвать.

Запахи блевотины, мочи и крови смешались в омерзительный букет, в котором трупному запаху уже не нашлось места.

Сидевший в нескольких метрах от трупа Фусими поднялся на ноги и с остекленевшим взглядом повернулся в сторону Хары. Тело Фусими одеревенело, а через секунду обмякло, и он заковылял. Стоявшие рядом люди постарались его остановить.

И тогда кто-то из девушек наконец завопил, но крик напоминал, скорее, белый шум из сломанного телевизора.

Люди вокруг Фусими схватили его за руки. Сопротивляясь, Фусими вытащил из кармана нож, лезвием прочертил в воздухе дугу и случайно полоснул им правое плечо Наканиси. К запахам рвоты, крови и мочи добавился ещё и пот, кого-то снова вырвало. Истекая кровью, Наканиси вытащил из контейнера для уборки швабру и наставил её древко на Фусими. Сасаки и Огава тоже схватили по швабре и повторили за одноклассником. И то, как Фусими в страхе попятился, выглядело абсурдно до смеха.

Очень быстро вокруг Фусими образовался круг, а те ребята, которые не хотели втягиваться, отступили и двинулись к выходу.

Но. Окружённый Фусими заорал. Люди вокруг него, ничего не говоря, жестами требовали бросить нож. Я сидел рядом с выходом, и желающие сбежать устроили рядом бестолковую суету. Позади меня, словно младенец, ползал на четвереньках Такэмура.

Хара снял с трупа пропитанные мочой трусики и выкинул их прочь.

Такэмура потянул руки к выходу за моей спиной, и запертый замок протестующе заскрипел. Наканиси ударил ручкой метлы, и её кончик утонул в животе Фусими. Тот бросил нож. Кто-то проткнул живот Мураками, стоявшего возле Наканиси, и полилась кровь. Сасаки заехал шваброй по Фусими, который не обладал особыми навыками обращения с оружием. Крики звучали снова и снова, но что кричали — было не разобрать. Куча людей носилась от к передней двери к задней. Чтобы меня не сшибли, я встал и сделал несколько шагов в сторону.

Хара засунул палец внутрь Танабэ.

Лавина из людей впечатала в дверь пытавшегося открыть ее Такэмуру. Больно! Вы меня раздавите! Его низкие крики быстро заглохли. Тупые увальни были готовы расшибиться о дверь, лишь бы выбить её.

Но дело происходило вовсе не в манге, и дверь оказалось не так просто вынести.

Опорные ролики погнулись, и раздвижную дверь вовсе заклинило.

А люди всё равно её толкали.

Я пошёл к платформе.

Фусими уже пропал из виду.

Такахаси завладел его ножом, и с лезвия брызнула кровь. Ручка метлы воткнулась в глазницу Такахаси, и из неё полилась полупрозрачная жижа с красными крапинками.

Каково это, когда раздавливают глазное яблоко? Я впервые увидел такое.

И снова десятки мобильных телефонов низко загудели. Их резонанс посреди страшного шума толпы породил новую волну паники.

Сообщения на мобильники учеников — уродливых от ужаса, запертых в классе — отправляли мы. Те, кто ещё сидел за партами, сохраняя трезвость ума, нервно вскочили, и их мысли сдались под натиском хаоса.

Ну, пора мочить.

Я долго ждал.

Все убивают, вот и вы убивайте.

Вы же любите то, что делают все?

Правила класса — правила для всех. Правила для всех определяются всеми. То, что над кем-то издеваются, делается с всеобщего позволения. Так оно у них заведено.

Сейчас все убивают — вот и вы убивайте.

Я таращился на то, как колеблются дураки.

Ничего удивительного в том, что в такой суматохе несколько человек перевозбудятся и ударятся в панику. Как-то интуитивно понимаешь, что они ищут прощения и в итоге подавляемый гнев выплёскивается наружу.

Хара вытащил из Танабэ палец и взглянул на него

— Хоть и сдохла, а всё равно мокрая, — сказал он.

Пытаясь убежать через окно, Номура поставила ногу на оконную раму. Кто-то толкнул Ноду, и тот задел девушку плечом. Размахивая руками, Номура упала. Ивата, необучаемый болван, тоже попытался убежать через окно и тоже упал. Четвёртый этаж. Если бы не повалились обратно в класс, могли и разбиться.

Мобильные телефоны не переставали вибрировать.

Я поднялся на платформу, где стояла Минато и наблюдала за классом.

Оттуда открывался отличный обзор. С жуткими воплями одни дураки убивали, другие дураки пытались убежать, а третьи дураки умирали.

Снаружи закричала какая-то учительница. В окошке, вмонтированном в дверь, показалось её лицо. Катай. Она бросила взгляд в класс и остолбенела.

Маленький мир маленьких школьников с грохотом рушился.

Я убедился, что никто не спрятался под учительским столом, и взял Минато за руку. И засмеялся, любуясь безумством перед нами.

6

— Я сообщу родителям, — сказал Бизон, отвечающий за класс, когда я сообщил телефонный номер больницы, где лежал мой отец, и за мной закрылась дверца автомобиля.

Затем учителя, держа пожарные багры, понеслись обратно в класс. Нескольких вырвало, и они тут же стали бесполезны. А те, кто мог двигаться, утихомирили сопротивляющихся учеников и увели их в другой кабинет. Проще говоря, взрослые занимались тем, что избивали подростков до потери сознания. А когда они стали с трудом приходить в себя, не в силах связать двух слов, им не позволили даже спокойно посидеть, вызвали опекунов и отправили по домам.

До моей матери не смогли дозвониться, так что меня повели к машине классрука.

Наверное, потом и в полицию позвоним, только и сказал Бизон в салоне седана, на котором он ездил на работу.

Сколько людей из класса выжило и сколько не пострадало, никто не знал. Однако у школы появилось так много карет скорой помощи и патрульных автомобилей, что пальцев на обеих руках не хватило бы пересчитать. Проблесковые маячки освещали красным школьный двор — удивительная картина.

Прерывисто смеясь, я открыл дверь собственного дома и, несмотря на раннее время, завалился на кровать в своей комнате и провалился в сон. Стоило выключить лампы в комнате, которой не достигал солнечный свет, в ней тут же воцарялась непроглядная темень.

И затем я уснул мёртвым сном.

Одно сновидение посещало меня за другим, каждый раз после пробуждения мне хотелось увидеть продолжение и потому я засыпал обратно. Содержание снов я забывал, но они казались достаточно важными, чтобы досмотреть их во что бы то ни стало. Когда я как следует выспался, короткая стрелка часов указывала на единицу.

Я не знал, час это дня или же час ночи.

Поэтому провел пальцем по экрану смартфона, лежавшего в изголовье кровати, и рефлекторно прищурился от резкого света. Домашний экран показал восемь минут второго, извещая меня о том, что я проспал почти сутки. Пока я спал, накопилась куча пропущенных от Сибаты. Горло страшно пересохло, и когда я попытался сказать что-нибудь вслух, голос прозвучал до отвращения хрипло.

Кое-как разлепив будто склеившиеся веки, я потёр глаза. Поднялся, дошёл до холодильника и залил в себя воды. В желудке будто был вакуум, к горлу подкатывала тошнота. Я сгрыз несколько тостов, принял душ и наконец почувствовал себя нормальным человеком.

А когда от нечего делать уселся в гостиной, смартфон завибрировал.

Звонил Сибата.

“Алло?”

— Алло.

“И-Идзоно?! Это я, Сибата”.

— А.

“Ты что наделал? Что ты наделал?”

Его голос отчего-то дрожал.

— Да ничего я не делал. Наши тупоголовые товарищи сами себя поубивали.

“Поубивали, да”.

— Ты же почистил тот смартфон и утопил его в бачке унитаза?

“Ага”.

— Тогда всё в порядке.

Тишина.

Я ждал гудков отбоя, но Сибата так и не повесил трубку. Снова раздался его голос.

“Ну, что-то всё же случилось. Я просто выполнил свою роль и отправил письма, к классу больше не приближался. А там, как бы сказать, стоял шум и гам. Катай пронеслась по школе и велела всем собраться в спортзале. Ничего нам толком не объяснили, то ли драка какая-то шла, то ли бунт. Зачем-то родителей вызвали. Что вы наделали? Если бы учудили что-то крупное, это появилось бы в новостях, но там молчат. Чего ты добивался, рассылая те письма? Ну, Идзоно-кун, объясни мне”.

Сибата говорил беспокойно, не понимая, к чему привели его действия. И я начал рассказывать.

Какой эффект оказали на класс отправленные Сибатой фотографии? Насколько мощный взрыв случился из-за них?

Письма, изображения, ножницы, хлопки в ладоши. Кровь. Падение замертво.

Какое-то время Сибата продолжал слушать, а затем надолго залился смехом.

Всей душой я чувствовал, что переступил определённую черту.

“Какой ты конченый…” — едва слышным шёпотом повторил одноклассник некогда сказанную им самим фразу.

“Давай потом сходим, поедим чего-нибудь. Сейчас выходить на улицу запретили, типа сидите дома, потому давай потом. И тогда всё мне расскажи”.

На этом разговор завершился.

Сибата назвал меня конченым, но при этом позвал на обед, значит не стал меня бояться. Удивительно.

Я заказал пиццу на дом, запустил подключенную к телевизору игровую приставку. И без конца ел пиццу и играл. Дня через три явился полицейский в сопровождении учителя и попросил с ним поговорить, но от моего рассказа лишь скривился.

Почему-то по почте пришли фотографии, на которых Танабэ занимается сексом, Танабэ взбесилась, ей захлопали в ладоши, она убила себя, потом взбесился Фусими, его попытались остановить, все слетели с катушек и начали один за другим умирать.

Само собой, от такого рассказа полицейский — молодой, лет двадцати — скривился.

Я кучу раз повторял одно и то же, а он всё никак не мог переварить услышанное.

Меня спрашивали, не знаю ли я случайно что-нибудь о том, что предшествовало произошедшему, но я ответил, что ничего. Когда допрос закончился, я захотел поговорить с Минато и кучу раз позвонил ей, но она не отвечала.

7

Прошло примерно две недели, и Сибата позвал меня на обед.

Хотя ничего роскошного под этим не подразумевалось: мы пошли в приватную кабинку в конвейерном ресторане. Могли бы взять и алкоголь, но настроения не было, потому набрали только закуски и неспеша грызли её.

Прошло две недели, а подозреваемых в деле так и не появилось, потому Сибата, голос которого в прошлый раз звучал очень нервно, совсем непохоже на него, теперь вернул свою собранность, и взгляд у него стал таким же циничным, как всегда.

К тому же Сибата говорил о происшедшем как совершенно посторонний человек и переживал разве что по поводу того, распространяется ли на него ответственность, хотя он и не принял участия в самом действе.

— Второй семестр профукан. Школу закроют.

— Ну надо же. Кстати… а сколько умерло человек?

— Знать не знаю.

— В новостях не говорили?

— Как бы это сказать, новостникам не хочется много разглашать. Почти ничего не рассказали, про число жертв тоже промолчали. А ты сам по телеку не видел?

— Не видел. Торчал дома, ни телек не смотрел, ни в сеть не выходил.

— Ничего себе ты даёшь. Прям пещерный человек. Ну и что ты делал?

— Играл.

— Прям вообще не пещерный. А ел?

— Пиццу на дом.

— Три раза в день?

— Утром не завтракал, потому два раза.

— Маргинал какой-то прям.

— Стрёмно, что не разрешали выходить из дома, хотя родители так и не вернулись.

— Я и не думал, что можно прожить на одной пицце.

Посмеиваясь, Сибата отхлебнул улун. В стакан насыпали кучу кубиков льда, и таяли они в мгновение ока. Промочив горло, Сибата снова заговорил:

— Наверное, нас всё-таки переведут в другой класс.

— Ну, ещё бы.

— Вот напряг.

— А что делать, нельзя вместе сажать людей, которые друг друга убивали.

— Так-то да. А вообще, мне кажется, школу тоже поменять придётся. Кому захочется учиться с тем, кто был с ним в том злополучном классе?

— Ага. Интересно, куда мы попадём, если до этого дойдёт.

— Не знаю. Но будь я директором, точно бы всех распихал подальше.

Мы вместе посмеялись. Наше настоящее рассыпалось, как воздушный замок, и мы словно парили в воздухе, лишившись опоры под ногами. Взрослые, взглянув на нас сейчас, наверняка подумали бы, что мы переиграли в видеоигры, и надавали бы нам по ушам.

Чувствуя лёгкий голод, мы встали из-за стола и вышли из ресторана.

— Интересно, над Харой будут издеваться до перевода? — внезапно прошептал я, глядя на угрюмое небо, подсвеченное уличными огнями.

— Хара, поди, первый выйдет из больницы.

— Что? Он не сильно пострадал, да?

— Чего, ты не знаешь? — удивился Сибата. — Сейчас Хара не в себе. Хоть раньше он и был покладистым и спокойным, а теперь ходят слухи, что он “поехал”. — Тон его звучал так, будто он жаловался на дождливую погоду. — Ему придётся полечиться.

И Сибата умолк.

— Лечиться где?

— И правда, где?

— Не знаешь?

Мы с тихим хихиканьем затрясли головами.

Мы представили, как вокруг Хары собираются взрослые и говорят ему: “Лечись”. В чём недуг Хары, никто не понимает. Никто не понимает, что нужно “лечить”. Люди вокруг просто будут требовать раз за разом, чтобы он лечился. Но мне казалось, ему не полегчает, пока вокруг него не соберётся весь класс и не попросит за всё прощения.

Как бы то ни было, радости мне эта новость не принесла.

8

Я пошёл прямо домой.

Открыл ключом дверь в подъезд, потом повернул ключ в замке своей квартиры, и тут меня охватило странное чувство. Когда я повернул ключ влево, дверь оказалась незаперта. Хоть я должен был запереть её, когда уходил.

Неужели я ошибся и на самом деле не запер дверь как следует?

Когда я потянул за дверную ручку, дверь открылась.

Прихожая.

Греша на собственную память, я решил разуться и тогда заметил, что дальше в узком коридоре виден свет из гостиной. И тут я вспомнил. О том, что один человек сделал себе дубликат ключа от квартиры. Мы не виделись всего две недели, но они показались мне настолько долгими, что страсть как хотелось вновь увидеться.

Интересно, с каким выражением лица она меня встретит?

Испытывая одновременно нетерпение и беспокойство, я открыл дверь в гостиную.

Сделал шаг внутрь, потом другой.

И получил чем-то тяжёлым прямо по голове.

Я влетел в стену, и трубка переговорника упала. Она повисла на проводе, подрагивая, и несколько раз ударилась о мою голову. Раздался тихий звуковой сигнал ожидания. Передо мной мелькнула в замахе металлическая бита. Голову охватила тупая боль, и глаза потеряли фокусировку, всё поплыло.

Я перевёл взгляд с кончика биты на рукоять и за ней увидел человеческие лица.

Одно, два, три, четыре. Парень, девушка, парень, парень. Они стояли на кухне, сразу слева от двери.

Что произошло? В мыслях царил хаос. Картинка перед глазами то становилась отчетливей, то расплывалась, словно кто-то настраивал фокус цифровой камеры. Кто-то что-то говорил, но мне сложно было уловить слова. Боль пульсировала в разбитой голове, и моя способность фокусироваться ухудшалась с каждым ударом сердца.

— Стольких поубивать. Весело, да?

Мне удалось разобрать женский голос — говорила девушка с металлической битой в руках.

Наконец-то стало понятно. Исихара.

Танабэ однажды позвала меня на разговор и взяла Исихару с собой чисто для количества. Если память не изменяет, парня по имени Наката я встречал в литературном клубе, в котором состоял Хара. Его левый глаз закрывала повязка — наверное, глаз ему выбили. Имена двух других я забыл, но все четверо учились в одном со мной классе. И они стояли на деревянном полу в грязной обуви, что злило еще сильней.

— Чего вы там про убийства? — спросил я, привалившись спиной к стене. Попытался встать, но тело будто свинцом налилось.

— А как думаешь?! Ты же убил Кёко!

— Кого?

— А?.. Харе придуриваться! Танабэ Кёко, Танабэ Кёко!

Перебивая друг друга, люди стояли прямо передо мной, и в свете флуоресцентной лампы я видел брызги слюны, вылетавшие изо рта говорящего, и прыщи, которые густо усеивали его кожу между подбородком и горлом.

— Она же себя убила.

— Кто там себя убил?! Это же ты разослал те фотки?!

— Чего? Ты о чём? — Я попытался улыбнуться, и тогда Наката с повязкой на левом глазу взял смартфон, из главного динамика которого послышался голос вперемешку с шумами. Судя по качеству, включили какую-то запись с диктофона.

Раздался звук удара — будто один металлический предмет стукнулся о другой

Мужской голос.

“Идзоно, что ты туда положил?”

Обращались ко мне. Голос принадлежал Сибате.

“Мобила”.

“Чья?”

“Фусими”.

Кровь отлила от моей головы с такой скоростью, словно я находился в падающем лифте.

“Откуда у тебя телефон Фусими?”

“Случайно нашёл, случайно”.

“Откуда узнал, что он Фусими?”

“А? Ну-у, полистал его”.

Картинка перед глазами выцвела, а голова стремительно опустела.

Кто сделал эту запись? Как эти типы проникли в мой дом? От кого они получили запись? От кого получили ключ?

Был только один вариант. Только лишь один человек мог всё это.

Исихара подняла над собой биту и опустила её. Я тут же попытался увернуться, и удар пришёлся в левое плечо. Вместе с вибрацией по телу разлетелась острая боль, и я невольно застонал. Плечи перекосило, и левое стало заметно ниже правого. Перелом? Смещение? Или и то, и другое?

Когда я упёрся левым локтем в пол и попытался привстать, то опять ощутил резкую боль.

Поддерживая себя правой рукой, я попытался подняться, и тогда меня ударили сбоку по ногам. Не упасть мне удалось, наверное, только благодаря упёршейся в стену правой руке. Прилетело по лицу, и я ощутил в горле густую кровь из носа. Глядя на моё состояние, Исихара добавила ногой. Она схватила меня за шею и попыталась протащить по полу, но сил у девки не хватило, и она прикрикнула на парней: “Помогайте!”

Мне это показалось забавным, и я рассмеялся.

Исихара угрожающе поглядела на меня. А я заявил:

— Ну что, только и знаешь, что держаться за Исихару? Тебе не стыдно за то, что сваливаешь всю работу на девушек? Наката, слышишь меня? Спихиваешь всё на истеричек? И что вообще у тебя за видок? Даже руки пустые? Взял бы для приличия хоть биту, как Исихара. Как же ты убивать собирался?

Я понял. Ударить меня по голове металлической битой — их предел. Всё, на что хватало отваги. А на большее никто из них решиться не мог. Отбросы, что с них взять.

Мне захотелось убивать.

Из рассечённого виска текла кровь, струйкой огибала сзади ухо и спускалась по шее. Не обращая внимания на пропитавшуюся кровью, прилипшую к коже рубашку, я продолжил говорить. Моё левое плечо так и оставалось безобразно опущенным.

— Эй, Исихара, дай биту Накате.

Исихара вытаращила на меня глаза.

— Дай.

Я схватил металлическую биту, направленную на меня, за противоположный конец и потянул. Рукоять без проблем выскользнула из руки Исихары, и я подал биту человеку рядом.

— Ну же, Наката. — Отброшенная мной бита гулко ударилась о пол. — Ты же пришёл, чтобы раскроить мне череп? Ты на месте, слышишь? Чего ждёшь?

Смеясь, я постучал кончиком пальца по своей раскалывающейся от боли голове. А явившиеся прикончить меня ребята стояли в узкой гостиной как вкопанные и просто глядели на меня.

— Вы зачем вообще припёрлись? Чтобы тупо стоять и таращиться? Хватит страдать хернёй.

Исихара ушла на тесную кухню. Передо мной остался Наката, и я ткнул его в плечо правой рукой, стянул из кармана кошелёк и швырнул в опешившего парня. Потяжелевшей левой рукой и разболевшейся правой было сложно двигать. Наката даже не понял, что произошло.

— Если ничего не можешь, вали нахрен отсюда. Пописывай в клубе свои дерьмовые рассказы и зализывай раны.

Словно сорвавшись с цепи, побагровевший Наката ухватил валявшуюся у его ног биту. Я поставил на неё ногу, открыл дверцу под раковиной, достал оттуда кухонный нож и вогнал его в плечо нагнувшемуся Накате. Лезвие упёрлось в кость и тут же остановилось.

Наката завопил, а я убрал ногу с биты, поднял её, размахнулся и вдарил по ручке ножа, вогнав лезвие на несколько сантиметров вглубь.

И потом ещё помахал битой изо всех сил. Не обращая внимания на разлетающееся на осколки стекло на кухне, я посылал биту в головы своих одноклассников. Ударил один раз — бита заехала по голове. Ударил ещё — и попал по груди.

Я махал битой снова и снова. Пока одноклассник, имени которого я даже не помнил, не потерял сознание.

— Минато? — спросил я. Потом уточнил вопрос, чтобы стало понятнее. — Запись вам дала Минато?

Я перешагнул через Накату, истекающего кровью перед холодильником, и задал Исихаре вопрос. Нож до сих пор торчал из лопатки Накаты, и тот вполне мог бы вытащить его и напасть на меня сзади. Вполне себе убил бы меня.

— Э-э-э.

— Отвечай на вопрос. — Взмах битой — сервант разлетелся вдребезги. — Запись вам дала Минато Рика?

Пустые руки Исихары бессильно упали вдоль тела, она кивнула.

— И ключ?

Ещё один кивок.

— А если бы я раньше пришёл, что бы делали?

Молчание.

— Хоть и есть у вас запасной ключ, но засаду бы не успели подготовить, если бы я пришёл раньше! Вот и спрашиваю, что бы вы тогда делали!

Я перехватил биту.

— М-м-мы знали… где ты.

— Как?

— В-в мобильнике… В смарте установили программу слежения по GPS.

Я пошарился в кармане и вытащил смартфон — очень медленно из-за всего этого.

— Достань свой смарт, — велел я Исихаре, забрал мобильник и коснулся экрана. Заблокировано.

— Какой пароль?

Она не ответила.

Металлическая бита впечаталась Исихаре в живот, девушка застонала и зашлась кашлем.

— Восемь, один, девять, два...

Я несколько раз коснулся экрана, и блокировка снялась.

— Где вы видели моё местоположение?

— В браузере...

Я торопливо открыл его. Повертелся белый кружок, и на экране появилась программа. На знакомой карте мигала красная точка. Нельзя было понять, на какой этаж она указывала, но располагалась аккурат на доме, где жил я.

Батарейка моего смартфона села, и я его зарядил. Отребья остались за закрытой дверью гостиной. Я заново включил чужой телефон и внимательно проверил карту. На экране появилось предупреждение о низком заряде.

Обувшись, открыл дверь. Придурков, которые так и не смогли меня убить, оставил в квартире и вышел наружу. Повисшая левая рука ныла и словно скрипела от боли, а ноги быстро повели меня вперёд.

Два смартфона и кошелёк в карманах.

А ещё правая рука, способная украсть что угодно.

В конце концов, моё оружие ограничивалось этим.

9

Заново включив свой мобильник, я зажал его между указательным и средним пальцами, а чужой — между указательным и большим.

Поглядев, как загружается мой, я перевёл взгляд на другой аппарат, и, когда вывел его из сна, на экране опять отобразилось моё местоположение. Я открыл в браузере новую вкладку и, глядя на свой смартфон, набрал URL.

Страница обновилась — теперь она показывала карту другого места и точку на ней.

Я галопом помчался туда.

Тело горело так, словно кровь закипела или потекла в обратном направлении.

Я просто бежал.

Думал, не поехать ли на такси, но в итоге так им и не воспользовался.

Понёсся на своих двоих, с силой отталкиваясь ногами от земли.

Время перевалило за десять вечера. Я выбежал из почти опустевшего спального квартала. Временами поглядывал на экран смартфона, обновлял карту, проверял, не изменилось ли место назначения, — и снова бежал.

Выскочил на другую улицу, пооживлённей. Пробежал мимо девушки, и мой смартфон залетел в сумку на её плече.

Я ускорился. Запутался в собственных ногах и повалился вперёд. Выставленные руки заболели от встречи с асфальтом, и я приземлился на перекосившееся левое плечо.

Пульсирующая боль пронзила меня.

Пришлось вправлять смещённое плечо. Больно. Боль сковывала, но я не поддался ей.

Напряг обе руки и снова побежал.

Сигналы велосипедов, сигналы автомобилей. Плевал я на них. Вы все, отвалите нахрен от меня.

Ноги скрипели под давлением пятидесяти килограммов тела.

Я махнул руками с такой силой, что они чуть не отвалились, и плечи взвыли от невыносимой боли.

Лёгкие чуть не лопались от каждого, слишком сильного вдоха.

Сердце, от которого всё тело требовало крови, работало на износ.

Хоть ты тресни.

Если ломаешься, то ломаешься весь.

Люди не могут терпеть боль, потому что жалеют себя.

А я не жалел.

Просто бежал.

Бежал.

Мчался.

Мчался. Мчался. Мчался.

Дорога пошла вниз, и ноги уверенно повели меня со склона. Там меня ждал небольшой холм. А на нём — скверк с одинокими качелями, лавкой, фонарём и изгородью — добротно изготовленными, но никому здесь не нужными.

И там. Медленно раскачиваясь на качелях.

Пока я в растерянности подбирал слова, Минато Рика заметила моё появление.

Минато Рика в одно мгновение остановила качели, сделала несколько шагов ко мне и заговорила.

10

— Что-то не так, Идзоно-кун? — Это прозвучало так обыденно, что я поначалу оторопел, но потом, будто выдернув предохранитель, ответил:

— Почему ты меня предала?

— Я не предавала. Я же тебе говорила? — Она умолкла, чтобы набрать в грудь воздуха. — Убьём всех.

Я вяло улыбнулся.

— Вот и убивай. Исихара и Наката живее всех живых.

— Знаю. Я и дала им запись и запасной ключ.

— Благодаря тебе они устроили мне засаду.

— Но им от тебя досталось?

— Я их не убил.

— Я не в том смысле, что убил.

Минато говорила об этом как о чём-то забавном, заставляя меня кривиться в улыбке.

— Думаю, они испытали чувство потери. Если скажу так, ты поймёшь?

Вот так просто Минато, словно мимоходом, выдала причину, по которой предала меня, а точнее — причину для того, чтобы разрушить класс до основания.

— Пойму. — Одним словом я показал, что всё понял.

А именно.

Если истребить своё окружение, если полностью разорвать все связи, то испытаешь какое-никакое чувство утраты. Страстно желая ощутить его, она и провернула всё это.

На удивление простой мотив.

И этим она мне симпатизировала.

Я действовал точно так же.

Окружающих людей я воспринимал в каком-то смысле механически, охладел практически ко всему, и состояние, когда ничто не способно расшевелить эмоции, душило и мучило меня.

Вот почему я представлял, как всё рушится и обваливается.

Случись такое бедствие, даже такой невпечатлительный тип, как я, что-нибудь да почувствовал бы. Такое вот бессмысленное, отвратительное, лицемерное желание.

Теперь я это понял.

— Как ты узнал, где я? — в свою очередь спросила Минато.

— У тебя же висит брелок на мобиле?

Минато вытащила из кармана смартфон. С него ещё со времён похода в игровой центр свисал брелок в виде маленькой собачки.

Тогда я и подумать не мог, что всё так получится.

— Открой-ка молнию на спине.

Минато кое-как расстегнула зашитую молнию на спине брелока-собаки. И вытащила оттуда кусок пластмассы размером с две-три сложенные вместе пятисотиеновые монеты.

— GPS?

— Схватываешь на лету...

— Ещё бы. Когда готовила план, кучу раз их использовала.

Готовила план. Вот как она описала свои действия, приведшие к массовому убийству.

И я прекрасно понимал. Иначе как объяснить, что она узнала, где трахаются Фусими с Танабэ и Кияма с Катай. Минато страсть как хотела добиться своего, вот и заморочилась.

— Оставил его там за несколько дней до твоего исчезновения. Забеспокоился, такие дела, — сказал я.

Меня терзали глупые мысли о том, что мне делать, если Минато вдруг исчезнет.

— Своими действиями ты отобрал у меня чувство утраты.

— Извиняй.

— Я попыталась тебя полюбить и в итоге мне это удалось.

Однако ничего не вышло. Потому что потом случилось то, что случилось.

Что-то изменилось, она слепо верила в своего избранника, попыталась удержать в себе любовь, бросила его, но ничего не вышло.

— Я тебя не устроил?

— Не знаю.

— Жаль, — сказал я, теряясь в словах. — Я тебя люблю.

Минато поглядела на меня. А затем, словно в шутку сказала:

— Ты что несёшь? У тебя из-за меня кровь из головы идёт. И всё равно любишь?

Я коснулся своих висков. Кровотечение остановилось, кожу на шее стянуло пленкой смешанной с потом, запёкшейся крови.

— Да знаю. Но всё равно люблю.

Указательным и средним пальцами я потёр почти высохшую кровь, и она налипла на подушечки.

— Прекрати...

Проигнорировав слова Минато, я продолжил:

— Ты милая и сказала, что любишь меня. Даже исполнила моё желание всех убить. Ты слишком идеальная, я прям виноватым себя чувствую.

Потому-то я выдерживал дистанцию между нами.

— Ты такая тварь, раз предала меня.

Потому.

— Потому и люблю тебя. Ты слишком идеальная для меня. Ты тварь, которая не испытывает чувства вины. Вот потому-то и говорю тебе это сейчас. Люблю тебя.

Минато сделала несколько шагов в мою сторону и остановилась.

Она была ниже меня, и, когда опустила голову, я перестал видеть её лицо.

Минато приблизилась и прильнула ко мне, а потом поднялась на носочки. Медленно подняла правую руку, выпрямила указательный и средний пальцы и провела ими по моей шее. Я не умер. Минато не могла меня убить.

А потом.

— Дура-а-ак.

И Минато шаловливо засмеялась.