Во дворе сиротского приюта Хякуя Махиру Хиираги произвольно сбросила телефонный звонок и слабо улыбнулась, затем она взглянула на небо. Хотя на нем не было ни единого облачка, огни Шибуи горели так ярко, что звезды были едва различимы. Наступил уже конец сентября, и стояла такая температура, что было не слишком жарко и не слишком холодно — в самый раз. Это было любимое время года Махиру. Но теперь в этом мире больше не будет подобных дней, когда она сможет снова точно так же наслаждаться погодой. В конце концов, через три месяца настанет конец света, и в таком случае:

— Прямо сейчас, думаю, мне стоит пойти и съесть скумбрию, — пробормотала Махиру самой себе. Сезон ловли этой рыбы вот-вот кончался, и девушка слышала раньше, что в первой половине сентября скумбрии становятся более жирными, а ко второй половине сезона начинают мало-помалу терять вес и вкус. Ах, если она пойдет и купит рыбку, следует ли ей попробовать приготовить ее на открытом воздухе, на мангале? Рядом с высохшим руслом реки? Она прокоптит мясо, и запах запеченной на углях рыбы распространится по всей округе. Сильно разыгравшийся аппетит стимулировал ее разум. Желание. Вожделение. Страсти, ради которых она существует.

"Аах, выглядит так вкусно", — скажет она будто нормальная девушка, а затем насладится поглощением скумбрии вместе с Гленом. У Махиру не было сомнений насчет того, что это было бы отличное времяпрепровождение. В любом случае, если дни этого мира уже подходят к концу, если все, что происходит с ней, завершается вот так…

Упоминая об этом, она подумала о том времени, когда была ребенком; в ее школе было популярно задавать друг другу некоторые глупые излишние вопросы вроде: „Что ты будешь делать, если завтра настанет конец света?“. Каждый день все допытывали друг друга этим бесконечное количество раз и проверяли ответы у учеников. Но никто никогда даже не спрашивал Махиру. Не нашлось никого, кто бы хотел задать подобный вопрос девочке такого знатного происхождения из рода Хиираги. Вот почему это прошло мимо нее. Однако, она видела, как другие дети вокруг веселятся, отвечая друг другу. Среди них был мальчик, который говорил, что в случае скорой гибели мира ел бы только карри, пока бы вот-вот не лопнул.

"Это довольно хорошее решение, — подумала Махиру тогда. Тут какая-то девочка произнесла, что перед Апокалипсисом сказала бы своим матери и отцу, как благодарна им. — Но для меня, той, которая никогда не знала любви от своих родителей, это всего лишь неизвестное чувство". Вот о чем она думала в тот момент. И тогда, только единожды, она заглянула глубоко в свое сердце в поисках ответа на этот вопрос, хотя никто никогда не задавал ей его. Но если бы кто-нибудь осмелился спросить ее об этом, она сама задумалась о конце света и том, как ей стоит ответить.

Если дни нашего мира сочтены. Если Апокалипсис произойдет завтра, что ты будешь делать?

Даже если не нашлось бы никого, кто спросил бы ее об этом сегодня либо в любой момент настоящего времени, она твердо решила попробовать объяснить ему, к какому выводу привел ее нынешний день. Если конец мира настанет завтра, что ты собираешься делать?

— Я пойду и куплю себе скумбрию, несмотря ни на что, — когда Махиру произнесла это вслух, позади нее раздался чей-то звонкий голосок.

— Ах! Скумбрия такая вкусная, не так ли?

Махиру обернулась, перевела свой взор вниз и увидела там девочку, выглядящую оживленной и энергичной, которая держала в руках нечто похожее на мяч для игры в вышибалы. Вероятно, эта девочка была на попечении сиротского приюта Хякуя. На вид ей можно было дать шесть-семь лет от роду: она казалась ровесницей младшей сестры Махиру, Хиираги Шиноа. Девчонка, стоявшая чуть поодаль нее, могла быть даже немного младше Шиноа.

— Но я ненавижу рыбьи внутренности, потому что они горькие на вкус, — снова молвила девочка, наморщив лицо. Она казалась Махиру милой. Безусловно, внутренности горькие. Тогда Махиру отдала бы их Глену. Он ведь любит вести себя как взрослый, поэтому он, несомненно, съест все рыбьи потроха ради Махиру.

— Как тебя зовут? — спросила Махиру девочку.

— Я — Аканэ. А Вы, мисс? — ответила она вопросом на вопрос.

— Миюки Ямада, — быстро придумав себе псевдоним, произнесла Махиру.

— Здравствуйте, Ямада-сан, — Аканэ сразу же поверила ей и поприветствовала ее с кротким выражением на лице.

— Можешь звать меня Миюки, — поправила ее девушка. В любом случае, все люди „Храма Хякуя“ использовали фальшивые имена.

— Ладно, сестренка Миюки. У меня есть вопрос.

— Какой?

— Сестренка, а ты хорошая? — прямо спросила Аканэ.

Хорошая? Если бы она обратилась к ней настоящей, то Махиру Хиираги, вероятно, совсем не была хорошей. Откровенно говоря, она предпочитала удовлетворять все свои собственные желания. Даже несмотря на то, что существование этого мира подойдет к концу уже через три месяца, все ее мысли состояли из одной безумной идеи о том, что она желает лишь отведать запеченную на углях скумбрию вместе с Гленом. Махиру была корыстолюбивой девушкой. Но что насчет Миюки Ямады? Махиру наклонила голову и ответила:

— Хмм, дай подумать. Я немного против того, чтобы называть себя хорошей.

И в первую очередь потому, что на самом деле Миюки Ямада вовсе не существовала на свете. Тогда Аканэ возразила ей:

— А я все еще думаю о том, хорошая ты или нет, — после того, как Махиру бегло взглянула на нее, девочка продолжила с серьезным лицом. — В конце концов, это как с сестренкой, не так ли? Ты пришла, чтоб забрать одного из наших детей отсюда, верно?

„Наши дети“ могло означать одного из ребятишек из сиротского приюта. Махиру пришла сюда за четырехлетним мальчиком по имени Дзюндзи, чтобы использовать его в экспериментах. Чтобы вовлечь его в проект „Последний Серафим“. Аканэ снова заговорила:

— Сестренка, ты хорошая? Твои мама и папа хорошие? Ты будешь добра к Дзюндзи? — эта милая девочка расспрашивала Махиру так отчаянно, что та легонько погладила Аканэ по голове. Когда ее рука коснулась волос девочки, на глаза Аканэ навернулись слезы. Казалось, она вот-вот расплачется. Должно быть, для нее было мучительно больно разлучаться с мальчиком по имени Дзюндзи, хотя они не приходились друг другу кровными родственниками. Наверное, Аканэ считала его своим младшим братиком. Что ж, Махиру более-менее понимала ее чувства, ведь, в конце концов, у нее тоже была маленькая сестренка, и они обе были привязаны друг к другу. Махиру рисковала своей жизнью, чтобы спасти Шиноа. Вот почему она могла понять причину плача Аканэ. Махиру продолжила нежно поглаживать девочку по волосам и спросила ее:

— О чем ты подумала, когда посмотрела на меня?

— Ты очень красивая, — ответила она.

— Спасибо.

— И еще ты кажешься хорошей.

— Кажусь?

— Да.

— Тогда сможешь ли ты со спокойной душой отпустить Дзюндзи со мной?

Но на это девочка ничего не ответила, продолжая говорить:

— И, несмотря на то, что ты кажешься мне хорошей, ты также выглядишь печальной.

— Что? ..

— Ты кажешься опечаленной. Сестренка, тебе грустно? — обратилась к ней Аканэ.

Но Махиру вовсе не собиралась принимать опечаленный вид. Она много раз перед зеркалом репетировала улыбку на своем лице до тех пор, пока она не стала выглядеть естественно. Она оттачивала свое умение выглядеть безмятежной бесчисленное множество раз с самого детства. И раз уж ее истинное лицо смог увидеть даже ребенок, стало быть, ее улыбка и напускной вид на самом деле были довольно плохого качества.

— Да, полагаю, что так, — ответила Махиру, и лицо Аканэ стало обеспокоенным.

— Сестренка, у тебя все в порядке?

Махиру лукаво улыбнулась.

— В последнее время у меня не слишком хорошие отношения с любовью всей моей жизни.

Тут в глазах Аканэ вспыхнуло еще больше интереса. Хотя она была еще ребенком, она также являлась девочкой, а значит, ее безумно интересовали любовные истории.

— Что-то не так с твоим бойфрендом?

В ответ на ее вопрос Махиру пожала плечами.

— Он еще не мой бойфренд.

— Неразделенная любовь?

— Мм… Я так не думаю.

— Тогда какие у вас отношения?

— Он мой друг детства.

— Ах, твой друг детства! Но, но это значит, что вы хорошо ладите друг с другом, верно? Тогда почему бы тебе не признаться ему?

Махиру снова заулыбалась.

— Черт побери, мы говорим только обо мне. Может, нам сейчас стоит подумать о Дзюндзи?

Аканэ тоже нежно улыбнулась ей.

— Теперь все в порядке.

— Почему это?

— Потому что, сестренка, когда ты говорила о своем любимом человеке, на твоем лице было по-настоящему доброе выражение.

Как оказалось, ее лицо естественным образом стало добрым и ласковым, когда она только что заговорила о Глене. Махиру немного изумилась от этого.

— Честно говоря, я такая простодушная девушка, — она посмеялась над собой. Подумав об этом, Махиру вспомнила, что давным-давно Шиноа сказала ей что-то похожее. Ее фраза была в духе: „Сестрица, когда ты говоришь про Ичиносэ Глена, ты выглядишь такой оживленной“.

Еще в ее памяти всплыл тот момент, когда они обе, сестры Хиираги, стояли перед туалетным столиком и говорили о том, как всем девушкам абсолютно необходимо обладать женскими чарами, пока репетировали улыбки на лицах в отражении зеркал. И в то время, как Махиру скоро стала хорошо удаваться поддельная улыбка, Шиноа вовсе не могла естественно улыбнуться против воли.

— Так? Или вот так, верно? — говорила младшая, глупо улыбаясь с полуприкрытыми глазами.

Одно воспоминание о лице Шиноа снова заставило Махиру почувствовать себя живой. Демон внутри нее поглотил все ее эмоции, оставив только их следы и пережитки прошлого. По крайней мере, ее сердце все еще билось в груди ради Глена и Шиноа. Вот почему она не могла не улыбаться так нежно, пока думала о своем любимом Глене. Ее мысли были заполнены возлюбленным, и Аканэ лишь радостно усмехалась над ней.

— Раз уж мы об этом заговорили, а у тебя есть мальчик, который тебе нравится? — прямо спросила Махиру девочку, щеки которой тут же вспыхнули ярким красным румянцем.

— Ммм… Я…

— Значит, есть. И кто он?

Но тут кто-то из здания сиротского приюта позвал девочку по имени.

— Аканэ-чан! — у него был отрывистый и невероятно отчетливый голос. Аканэ подпрыгнула на месте, вздрогнув. И эта ее реакция, по которой об отношении девочки к окликнувшему ее было чрезвычайно легко догадаться, выдала ее с головой.

Махиру посмотрела в направлении, откуда исходил голос, прямо на парнишку, которого так любила Аканэ. Она увидела там толпу детей, и среди них был особенно красивый мальчик. Его пушистые волосы имели золотистый цвет, а кожа была белоснежной. Вероятно, он не являлся чистокровным японцем, один из его родителей был европейского происхождения. Его звали Микаэла Шиндо. Махиру уже видела имя этого мальчика в научно-исследовательских материалах „Храма Хякуя“. Естественно, сам он ничего не знал об этом, но Махиру было известно, что по решению правящей верхушки организации именно его тело определили как чрезвычайно подходящее и по его возрасту отменно развитое для экспериментов. Степень оценок его показателей была такой высокой, что это значило лишь одно — „Храм Хякуя“ отказывался отпускать Микаэлу из приюта.

— Мика! — Аканэ позвала его по имени, и ее голос был жизнерадостным. Голос влюбленной девочки.

Как оказалось, этот мальчик, которого она назвала Микой, был любим и обожаем всеми детьми, окружающими его. Приходя к этому умозаключению, Махиру заметила, даже почувствовала, что он ведет себя как лидер в этом приюте, так было отмечено даже в материалах исследования. На самом деле девушка была не заинтересована в чем-либо, кроме данных, полученных в ходе экспериментов.

Совсем маленькие дети повисли на руках Микаэлы, и прямо сейчас один из них, недавно переданный под опеку „Храма Хякуя“, Дзюндзи, горько плакал. Напротив них стояла пожилая леди, ответственная за работу сиротского приюта. Позади нее находился Сайто, мужчина в черном костюме, отправленный сюда из главного штаба секты Хякуя. Сайто бросил взгляд холодных глаз на Махиру, но она ничем не ответила ему.

— Братик Мика! Не хочу идти! Не хочу уходить! — Дзюндзи льнул к коленям Микаэлы, и тот осторожно смахивал слезы с лица мальчика. Затем Мика посмотрел на Махиру. Взор его больших голубых глаз выдавал в нем ум и смышленость, и в выражении его лица виднелась такая сильная и прямая воля, что создавалось впечатление, будто этот ребенок может видеть насквозь каждого человека, всё и всех вокруг. Махиру словно маску нацепила на свое прекрасное лицо ту улыбку, которую репетировала так много раз с самого детства.

— Дзюндзи-кун, несмотря на то, что ты так напуган, моя семья совершенно обычная, так что с тобой все будет в порядке.

Но Дзюндзи даже не повернулся к ней лицом, и вместо него заговорил Микаэла.

— Кто ты?

— Мика, это Миюки Ямада-сан. Молодая леди, которая станет старшей сестрой Дзюндзи, — точно так же ответила за Махиру Аканэ.

— Мне не нужна новая старшая сестра! Я… Я хочу остаться с братиком Микой и сестренкой Аканэ! — закричал Дзюндзи, все еще рыдая. Тут Микаэла снова вытер ему лицо и повернулся к девочке:

— И какая она?

— Очень хорошая, — произнесла Аканэ. Казалось, она была отправлена в этот приют, чтобы стать помощницей Микаэлы.

„Мика-кун, у твоей помощницы плохое чутье“, — пронеслось в голове Махиру.

— Вот как… — Микаэла сузил глаза, затем еще раз внимательно оглядел красивую девушку. — Миюки Ямада-сан, где твои мама и папа?

— Мы подумали о том, что внезапное появление толпы взрослых плохо подействует на Дзюндзи-куна и напугает его, поэтому мы решили, что сперва я приду одна. Папа сказал, что если с ним познакомлюсь я, наиболее из нас близкая ему по возрасту, то это заставит его сердце принять нас и открыться нам чуть быстрее, но… Честно говоря, мне уже шестнадцать, и поэтому я выгляжу иначе, чем дети в этом приюте. Я вовсе не похожа на вас. Это проблема, — ответила Махиру и улыбнулась ему. Она старалась шутить, но ее слова целиком состояли из лжи, и от этого она испытывала тошноту. — Но если моего присутствия здесь недостаточно, и ты все еще беспокоишься о том, что моих родителей здесь нет…

— Нет, все в порядке. Это вовсе не странно, — Микаэла покачал головой, а когда закончил говорить, то присел на корточки. Он встретился взглядом с плачущим Дзюндзи и ласково улыбнулся. — Дзюндзи, она очень хорошая девушка.

— Нет! Я не хочу уходить! — снова зарыдал мальчик.

— Дзюндзи. Вероятно, там ты будешь счастливее, чем здесь.

— Я хочу быть с тобой, братик Мика! — Дзюндзи повысил свой голос до истошного визга.

— Да. Я тоже хочу быть с тобой. Но, Дзюндзи, ты, в конце концов, можешь обрести новую семью.

— Моя семья — это ты и каждый из нас здесь, в этом приюте!

— Я знаю.

— Вот что ты сказал, братик Мика! Ты говорил, что я больше не буду одинок! Что все в этом приюте — моя семья!

— Да. Это верно. Мы всегда будем твоей семьей, твоими друзьями.

— Тогда…

Но, прервав его на полуслове, Микаэла нежно обнял Дзюндзи.

— Потому что мы — семья, я хочу помочь тебе выбрать то, что будет самым лучшим для тебя, Дзюндзи, — он сжал мальчика в объятьях очень, очень крепко. — Дзюндзи, не плачь. Ты ведь будущий мужчина, так что будь сильным и двигайся дальше уверенно. Все будет в порядке. Даже если ты когда-нибудь захочешь убежать, то всегда сможешь вернуться назад к нам.

Заслышав эти слова, Дзюндзи издал такой звук, словно он изо всех сил сдерживал слезы, несмотря на то, что он был совсем маленьким ребенком.

— Братик Мика…

— Да?

— Я не хочу разлучаться с вами!

— Знаю.

— Я хочу быть с тобой.

— Я тоже.

— И даже тогда я должен идти?

— Да.

— Если я не пойду, братик Мика будет разочарован?

Но Микаэла просто покачал головой и ласково ответил ему:

— Нет, я не буду разочарован. Разочарование — это не то, что принято в семье. Но, Дзюндзи, тебе определенно стоит идти с ней. Ты сильный мальчик, и я знаю, что там тебе будет лучше, чем любому из нас здесь.

Тело Дзюндзи снова мелко задрожало. Ему было всего четыре года, но он пытался что-то отвечать на слова, сказанные мальчиком по имени Микаэла. Это говорило о силе его духа и о его хороших качествах. Ему было под силу распознать уровень, за которым он мог ничего не делать со своими желаниями благодаря своему возрасту, но все равно сделал так, как было нужно. Дзюндзи старался изо всех сил, потому что хотел услышать похвалу от названного брата. Но какую притягательную силу имел мальчик-полукровка, зовущийся Микаэла! Он сказал лишь несколько слов, но так сильно запал в душу Дзюндзи, так переполнил его сердце своей нежностью. Он обладал некой харизмой, природным обаянием, о котором не было ни слова в данных о результатах его экзаменов и опытов над ним. Все вокруг были очарованы этим Микаэлой.

— Тогда… Если братик Мика так хорошо думает обо мне, я сделаю все, что в моих силах, — произнес Дзюндзи. Он словно заявил всем своим маленьким телом, что вступает во взрослый мир. Когда он замолчал, Микаэла протянул ему руку и легко пихнул его, чуть касаясь его кулачка костяшками пальцев.

— Хорошо. А теперь ступай, Дзюндзи, — сказал он, радостно улыбаясь. Дзюндзи развернулся, он уже перестал плакать, а затем подошел к Махиру.

— Пожалуйста, позаботьтесь обо мне, — молвил мальчик. Махиру растянула губы в улыбке.

— Ты тоже обо мне позаботься, — ответила она, кивая.

И тогда Махиру подумала о том, что стараться изо всех сил для того, чтобы стать счастливым — вовсе не удивительно. В мире, где маленькие обещания и большие усилия вознаграждаются сполна, все должно быть прекрасным, так она подумала. К сожалению, этот мир, дни которого были сочтены, был вовсе не таким.

Если бы судьба была к ней справедлива, то любовь всей ее жизни сейчас был бы рядом с ней, и она бы сейчас училась в какой-нибудь старшей школе, но все равно пропускала бы уроки и ела бы скумбрию с Гленом на берегу какой-нибудь реки. А потом заставила бы его съесть горькие внутренности. Он, вероятно, засмеялся бы и сказал: „Ах, Махиру на самом деле настолько своенравная“. Если бы он засмеялся, горечь от внутренностей рыбы перешла бы на его губы и сделала бы их еще более горькими, но Махиру все равно бы вытерпела и поцеловала бы его.

— Пойдем?

Maхиру и Дзюндзи взялись за руки. Мальчик кивнул ей. Он сделал несколько шагов, а потом обернулся. Несмотря на то, что он выглядел так, словно вот-вот заплачет, он изо всех сил старался сдержать слезы. Мика улыбнулся и кивнул.

— Ты молодец!

— Да! — Дзюндзи энергично закивал. Тогда Микаэла обратился к девушке:

— Миюки-сан…

Возможно, она была слишком поглощена мыслями о Глене. Maхиру чуть не забыла о том, кто такая Миюки, и некоторое время колебалась. Ах, да, это же вымышленное имя, которое она использовала.

— Да? — ответила Махиру. Он продолжил:

— Дзюндзи нравится читать книжки с картинками. Он любит приключенческие рассказы, наподобие сказки о Момотаро. Несмотря на то, что он боится призраков… если Вы скажете ему, что он должен стать сильным, как Момотаро, то он наберется достаточной смелости, чтобы спать в одиночестве. Кроме того, он очень трудолюбивый ребенок… Он будет ухаживать за детьми, которые младше него. Его родители плохо обращались с ним и отказались от него, но он вовсе не ненавидит их за это, поэтому…

Дзюндзи вздрогнул всем телом, и крепче сжал руку Махиру. Он снова начал плакать. Maхиру посмотрела на Мику. Он тоже наблюдал за ней, продолжая:

— Поэтому, если Вы забираете Дзюндзи отсюда, пожалуйста, относитесь к нему хорошо. Потому что он любит учиться, и он очень умный, поэтому, пожалуйста, позвольте ему получить хорошее образование. У него уже есть достаточно болезненные воспоминания. Я думаю, что пришло время для того, чтобы дать ему право быть счастливым.

Так сказал Микаэла. Какой умный ребенок. Этому мальчику всего восемь лет. Его прошлое тоже было не совсем приятным. В этом приюте, — в месте, где собирали детей, чтобы сделать их подопытными кроликами в экспериментах, не было ни одного дитя, у которого было бы нормальное прошлое. Но, тем не менее, этот Микаэла по-прежнему хотел, чтобы у Дзюндзи было хорошее будущее. Он чувствовал себя ответственным за счастье Дзюндзи. Но даже если бы это было так… „Независимо от того, насколько они умные, они все еще дети“, — подумала Maхиру. Когда она была малышкой, она тоже думала о подобном. Имела ли она право на счастье? Но такого права не существовало. Если кто-то хочет получить это право, ему придется пренебречь своей жизнью, кричать и плакать, рассчитывая на себя, чтобы получить право на счастье.

„Вот почему я превратилась в демона. Я желала большей силы. И теперь Момотаро не сможет приплыть на остров демонов в моем сердце и убить всех чудовищ там. Мой принц на белом коне больше не придет за мной. Где именно Золушка потеряла свою хрустальную туфельку?“.

— Не беспокойся. Я удостоверюсь в том, что он будет счастлив, — пообещала Махиру Мике. Он с облегчением вздохнул и улыбнулся. – Ну, Дзюндзи-кун, пойдем.

Мальчик кивнул. А потом они покинули детский дом. Всего в нескольких шагах от его ворот на стоянке был припаркован небольшой автомобиль. Maхиру открыла дверь машины и попросила Дзюндзи сесть на заднее сиденье. Человек, сидевший спереди на кресле водителя, обернулся и вскрикнул:

— Эй, вы кто такие?

Затем Maхиру схватила его за шею и убила его. Треск, раздавшийся при этом, был следствием сломанной шеи водителя. Дзюндзи не мог понять, что только что произошло.

— Что…

— Тебе не нужно бояться. Нет причин для беспокойства.

Maхиру улыбнулась, произнеся это. Затем она ударила мальчика в грудь, и он потерял сознание. Он больше не будет свидетелем страшных вещей. Он больше не будет бояться призраков. Ему больше не нужно становиться похожим на Момотаро, не нужно ждать принца. Но Махиру не была уверена в том, что этому можно радоваться. Она пристегнула бессознательного Дзюндзи ремнем безопасности, погладила его по голове и положила тело мертвого водителя на пассажирское сиденье, тоже пристегнув его.

— Дело сделано.

Тут же девушка вспомнила о том, что она все еще одета в форму старшей школы. Если она сядет за руль, будет ли полиция гнаться за ней?

— Ах, если меня поймают, то я просто убью их всех. Но что, если за мной увяжутся не только полицейские?

Maхиру села на сиденье водителя. Она повернула ключ зажигания, а затем завела машину. Затем она повозилась с магнитолой, и какой-то отвратительный рэп раздался из динамиков. По крайней мере, Дзюндзи не слышал эту ужасную музыку. Везунчик. Махиру включила радио и выбрала свою любимую радиостанцию. Там играл джаз. То что надо. Автомобиль наполнили приятные звуки скрипки и ударных. Автомобиль выехал на шоссе. Махиру перестроилась на другую полосу, следуя за другими машинами, которые двигались вперед. Затем с помощью зеркала она увидела преследовавший их автомобиль. Это не полиция.

«Неужели секта Хякуя? Или это „Имперские Демоны“? Вне зависимости от того, кто это, я смогу убить любого».

Если это был человек, она смогла бы справиться с ним. Но сегодня все было иначе. Независимо от того, как все обстояло, она уже вмешалась в то, чего люди никогда не должны касаться. Запрещеные исследования. Табу. Это может привести к концу света. Эксперимент назывался „Последний Серафим“. Для того, чтобы весь мир не узнал об этом эксперименте, много заклинаний и заклятий было наложено в детском доме Хякуя. Но как только Махиру покинула приют, ее стали преследовать те, кто хотел защитить мир во всем мире. Ох уж эти правдолюбивые ревнители справедливости.

— Похоже, они здесь, — пробормотала Maхиру и снова посмотрела в зеркало.

Она заметила их. На крыше машины, которая преследовала их, стояло нечто нечеловеческое, плавно покачиваясь. Maхиру сузила глаза и уставилась на чудовище, которое обнажило клыки. Он был вампиром. Чудовищем, с которым не мог сравниться ни один человек, люди даже не могли надеяться на победу в схватке с ними. Они потребляли человеческую кровь в пищу, и эти вампиры-аристократы, во рту каждого из которых было четыре клыка, пришли за ней ради безопасности мира. Если бы она была обычным человеком, то тогда бы с неохотой позволила вампирам уничтожить результаты исследования. Люди могли лишь умолять этих охотников о помиловании. Но…

— Я больше не человек. Явись, Ашурамару.

Едва она назвала своего демона по имени, катана со свистом появилась в ее левой руке. Она отстегнула ремень безопасности. В это время в зеркале она увидела, что вампир бросился к ней. И вдруг их оказалось двое. Их движения были очень быстрыми. Скорость, которую не мог достичь ни один нормальный человек. Maхиру оглянулась и заметила, что вампиры уже были рядом с ее автомобилем. Они подняли машину, которая за миг до этого ехала рядом с автомобилем Махиру, и хотели швырнуть его в ее направлении.

— Вау, как драматично. Как будто в кино.

Maхиру рассмеялась, сжала клинок и, разрубив крышу над своим сиденьем, вылетела из машины.

Примечание к части