В облегающем костюме было прохладно. С виду казалось, что в нём будет жарко, но когда Лейфон надел костюм, иллюзия развеялась. Он на удивление неплохо проветривался. Удивляться, впрочем, не стоило – Лейфон повидал подобное ещё в Грендане.

Костюм не пропускал загрязнители, так как предназначался для боя вне города. Ткань просвечивала, что было заметно при ярком свете. Сверху Лейфон надел доспех. Попробовал подвигаться и с облегчением обнаружил, что ничего не мешает. Работа над новым костюмом велась до последнего дня, так что прежде надевать его не приходилось.

Лейфон закончил переодеваться и вышел из отведённого ему помещения.

– Порядок.

Эхо раздавшегося в полумраке собственного голоса прозвучало неожиданно сухо.

Он находился в подземном помещении города. Это был так называемый «пояс города», пространство под отделением центрального механизма, где он соединяется с ногами города. Наружные работы… Большинство из них связано с ремонтом ног, и те, кто подобные работы производит, пользуются этим выходом.

Сейчас здесь были Лейфон, Кариан и ещё несколько студентов. Здесь же ожидал и глава инженерного факультета, который, услышав отзыв Лейфона, облегчённо вздохнул. На лице студента виднелись следы бессонных ночей.

– Отлично. Теперь фейс-скоуп… – сказал он, и Лейфон надел на голову вручённый предмет.

Сделанный под его голову каркас был обшит той же тканью, из которой состоял и остальной костюм. Она охватывала всю голову, а лицо защищала пластина под названием фейс-скоуп. Ткань шлема охватывала края скоупа с запасом, и лицо было закрыто герметично. И, наконец, на шее он плотно смыкался с костюмом.

На скоупе ничего не отображалось. Оказавшись в полной темноте, Лейфон услышал, как глава факультета дал кому-то указания по системе связи.

В следующую секунду Лейфон увидел перед собой пейзаж. Совсем не то место, где он сейчас стоял. Перед его взглядом раскинулась окружающая город пустыня.

– Ух… – вырвалось у него.

Перед ним лежала опустошённая, бесплодная, покрытая паутиной трещин земля. Он почувствовал обжигающий запах загрязнителей и иссушенной почвы. Ветер швырял в него песок, и тот проходил насквозь… Это походило на сон – изображение в скоупе было совершенно неотличимо от того, что можно видеть собственными глазами.

– Как связь? – спросил голос Фелли.

Голос раздался прямо над ухом, но девушки рядом не было.

– Превосходно.

– Это хорошо, – холодно ответила она.

Фейс-скоуп был соединён с чешуйками Фелли. Благодаря им скоуп на лице Лейфона заменял собственное зрение, а так же позволял передавать другие виды информации. При попытке смотреть невооруженным взглядом загрязнители бы просто выжгли ему глаза, а если бы он был в очках, налипший песок сделал бы их бесполезными.

Изображение в скоупе сменилось, теперь Лейфон видел то, что на самом деле перед ним. Отличить от того, что он только что видел своими глазами, было невозможно.

– Ну что ж, всё готово.

На портупее висел дайт, который ему дал Харли. Дайт необычный. Довольно длинный плоский кусок железа, плавно сужающийся от рукоятки к острию. И в этом куске красовались три отверстия.

Адамантовый дайт… Изобретателя которого рядом не было.

Напоследок Лейфон повесил на портупею ещё четыре предоставленных ему дайта.

– Лэндроллер к твоим услугам, – заговорил Кариан, всё это время лишь молча наблюдавший, и указал на стоящий неподалёку агрегат.

Это средство передвижения далёкого прошлого давно утратило свою изначальную полезность. Конструкция была интересной: относительно большой корпус, но всего два колеса. Чёрная обшивка поблескивала даже в тусклом свете.

Резиновые колёса уже не годятся для пустынной земли. Далеко на них уехать нельзя, а на близкие расстояния, как правило, незачем. В транспортных средствах стали использоваться механические ноги – очевидное решение. Однако колёса позволяли развить гораздо большую скорость, и потому в каждом городе всегда стояло наготове несколько таких машин для спасательных работ.

Но у той, что стояла рядом с Карианом, коляски для спасаемых пассажиров уже отцепили.

Лейфон сел на лэндроллер и включил зажигание. Из-под машины донёсся низкий гул, лэндроллер завёлся. Кариан и его спутники перешли в другое помещение с панелью управления, открылись внешние ворота. Лейфон выехал наружу, и лифт стал опускать его на землю. Подул сильный ветер, а потом Лейфон со всех сторон увидел неторопливо шагающие ноги города. Лифт медленно спускался, а Лейфон, не отрываясь, смотрел на видневшуюся вдалеке гору. Там ждал гряземонстр.

Дорога займёт день… Началось долгое и одинокое путешествие.

***

Перед этим, в палате.

– Где я? – раздался растерянный голос, отвлекший Лейфона от рассматривания вазы.

Вопрос задала Нина, которая должна была сейчас спать – из неё вытащили иголки и накрыли одеялом. Через окно палаты падал угасающий луч заката. Свет и тень делили помещение на два мира. Койка Нины была залита алым светом, всё остальное поглотил полумрак.

Лейфон включил свет. Яркий свет отразился от белоснежных стен, залил палату, разогнал тьму. Ослеплённая Нина прищурилась и через некоторое время разглядела Лейфона.

– В больнице.

– В больнице?

По-видимому, ясность мысли возвращалась к ней медленнее, чем зрение.

– Что-нибудь помнишь?

– Нет… – медленно покачала головой Нина, глядя в белый потолок. Потом тихо вздохнула.

Воздух слегка вибрировал от тихих шагов медсестёр, больных и посетителей по ту сторону двери. Лейфон снова посмотрел на вазу. В ней стояли принесённые Шарнидом цветы.

– Значит, я вырубилась.

– Переусердствовала с внутренней кэй, – ответил Лейфон с безразличным видом, и ему показалось, что в палате стало немного душно.

Он не хотел, чтобы Нина всё поняла, но она поняла – медленно, шаг за шагом… И убежать от этого понимания невозможно.

– Ты всё видел? – тут же спросила она.

Лейфон смотрел на вазу, ему казалось, что он чувствует на себе пронзительный взгляд, – но боковым зрением увидел, что девушка смотрит в окрашенное красным закатом окно.

– Нет.

– Дура я. Смешно, правда?

– Неправда.

– Да мне самой смешно.

Лейфон почувствовал, как она шевельнулась под одеялом.

– Я дура…

– Я так не считаю.

– Почему? – со злостью в голосе спросила она.

Ещё в голосе послышался плач, но проверять Лейфон не стал. Может и так… Он не хотел смотреть на вглядывающуюся в закат Нину.

– Может, это прозвучит жестоко, но я считаю, что некоторые вещи можно понять только на пороге смерти. И помочь в этом никто не в силах.

– И я, значит, поняла?

В словах было презрение к себе, но Лейфон кивнул.

– От следующего боя придётся отказаться.

– Ясно.

Видимо, она уже догадалась.

– Лишь время зря потратила… да?

– Зря?

– Я хотела стать сильной, чтобы победить. Выходит, что зря?

– Из-за пропуска одного учебного боя ты считаешь себя побеждённой?

– Да нет же!

Она попыталась подняться, лицо исказила гримаса боли. Организм так ослаб, что она не могла даже сидеть, и девушка рухнула обратно на подушку.

– Но я хочу победить. Хочу стать сильной. Если я даже здесь не смогу продвинуться, о настоящем турнире и речи быть не может.

– Ты права.

– Значит, всё зря?

Она не смотрела на Лейфона и, казалось, съёжилась под одеялом.

– Сначала я просто хотела принять посильное участие в следующем военном турнире, – прошептала она, не поворачиваясь к нему. – Но потом захотела немного большего. Из-за твоей силы. Когда я увидела твою силу впервые, мне стало страшно. Я засомневалась, человек ли ты. А потом поняла, что всё-таки человек – и захотела большего. Не просто участвовать, а вести к победе. Безо всяких на то оснований я решила, что семнадцатый взвод стал сильнее. Давай, смейся.

Лейфон не мог смеяться, и лишь молча покачал головой.

– Но мы проиграли. Конечно проиграли – и хорошо, что проиграли. Тот бой подтвердил, что я ошиблась. Но после этого я зашла в тупик. Что же надо сделать, чтобы победить?

Взвод должен стать сильным. Ответ прост, но Лейфон промолчал. Он более-менее понимал, о чём думала Нина. Если про Шарнида трудно было сказать, безразличен он или нет, Фелли была откровенно безразлична к делу команды. Более того, она открыто заявила, что не станет использовать свою настоящую силу. Она ненавидела собственный психокинез.

А сила команды проявляется именно в командной работе. Сила отдельного члена команды бесполезна, если ей не на что опереться. Прошлый бой это показал.

– Я подумала, что сама должна стать сильной. Пусть не смогу драться с тобой плечом к плечу, но хотя бы не буду обузой, думала я. И я…

И она стала всё больше времени уделять собственной тренировке? Одно это показывало, как высоко она оценила силу Лейфона.

– Но даже это, похоже, оказалось напрасным, – произнесла Нина, и атмосфера стала какой-то тяжёлой.

– Ты замечаешь нарушения в своём кэй-дыхании? – прервали тишину слова Лейфона.

– Хм?

– Кэй-дыхание. В последний момент тебе, наверное, было очень тяжело.

– А, да… – растерянно ответила она, сбитая с толку внезапной сменой темы.

– В кэй-дыхании появились сбои – вот это и правда зря. Они не могли не появиться, ведь с помощью внутренней кэй ты пыталась обмануть собственную усталость. Это всё равно, что сбить дыхание во время физических упражнений. А вот если использовать кэй-дыхание постоянно, кэй-артерия начинает вырабатывать кэй больше обычного. Кэй-артерию разрабатывают не так, как увеличивают объём лёгких. В итоге ты научишься жить повседневной жизнью на кэй-дыхании, не применяя при этом ни внутреннюю, ни внешнюю кэй.

– Лейфон…

– Очень непросто постоянно жить на кэй-дыхании и не придавать своей кэй реальную форму, но если научишься, то одно это повысит как выработку кэй, так и чувствительность к ней. Ты сможешь пользоваться кэй как собственной нервной системой. Кэй-дыхание – основа работы с кэй.

Кэй-дыхание – основа работы с кэй. Это объяснялось в учебнике Военного Искусства, в разделе для начинающих. Но там не объяснялось другое. О том, что надо жить на кэй-дыхании, нигде написано не было.

– Если человек с кэй-артерией решил жить жизнью военного, нет смысла вести себя так, как ведут себя обычные люди, – продолжил он. – Он дышит другим способом. Он дышит с другой целью. Кэй должна стать для тебя важнее, чем кровь. Полагайся на информацию, которую даёт кэй, больше, чем на ту, что даёт нервная система. Стань мыслящим облаком кэй, а не мыслящим мешком крови.

Лейфон говорил скучающим голосом. Нина выслушала молча, не шелохнувшись. Она смотрела на него слегка покрасневшими, широко раскрытыми от удивления глазами.

– Если хочешь жить Военным Искусством, выбрось из головы мысль о том, что ты – человек, – повторил он.

Нина сказала ему, что испытала облегчение, поняв, что он тоже человек – и теперь он говорит, что надо перестать быть человеком.

– Это единственный внятный совет, который я могу дать, – сказал Лейфон и улыбнулся.

Он заставил себя улыбнуться, поэтому улыбка, скорее всего, выглядела неестественной. Он чувствовал, как напряглись мышцы лица.

– Ты заметила? У Шарнида-сэмпая новый дайт.

– Да?

– Похоже, он знает ближний огневой бой. Не могу сказать, на что он способен. Надеюсь, ты потом посмотришь и оценишь. Как знать, может теперь откроется больше тактических возможностей. Всеобщая атака в супернаступательном строю, например, или тебя в тылу оставить. В тактике я разбираюсь плохо, ничего умнее мне не придумать, и я даже не знаю, стоит ли это использовать, так что предпочёл бы оставить эти вопросы тебе.

– …

– Я отлично дерусь один, но совершенно не умею в команде. Тяжело сражаться и при этом не забывать, что рядом кто-то ещё. И сказать по правде, на боевой площадке мне тесновато.

– Лейфон…

– Отдай приказ. Я буду выполнять его, насколько это в моих силах. Шарнид-сэмпай, кажется, тоже понимает ход твоих мыслей. И Фелли-сэмпай… постарается.

На последних словах он слегка замялся и поспешно рассмеялся, чтобы скрыть неловкость.

– От тебя зависит, сможем ли мы стать самым сильным взводом. Поэтому не бросай нас, пожалуйста.

– Глупости… Да я бы никогда… – начала Нина и осеклась. Наверное, вспомнила, как вела себя последнее время.

Пыталась в одиночку стать сильной и не задумывалась об отряде – вполне можно было подумать, что она их бросила.

– Да уж… И сказать нечего.

– Я совершенно ничего не имею против твоего желания стать сильнее. Если я как-то могу помочь, помогу. Пока я смог лишь рассказать, как укрепить кэй-дыхание… но если увидишь у меня другой секрет, который сможешь украсть, кради, – сказал он и снова неловко улыбнулся. На этот раз улыбка, наверное, выглядела ещё более натянутой.

Не бросай нас, пожалуйста… Упрашивает, как маленький ребёнок, который не хочет расставаться. Неужели он настолько… Он что, сам того не понимая, привязался к семнадцатому взводу? Или… привязался к ней? Не хочет расставаться с Ниной Анток? Которое из двух? Он и сам плохо понимал.

– Вот, значит, как… Выходит, я просто потеряла решимость, – прошептала Нина, прервав ход его мыслей. – Мы товарищи. И сильными станем все вместе.

Увидев, как засияли её глаза, Лейфон не мог себе лгать – он был счастлив.

***

– Звучало как последние слова.

– Что?

Лэндроллер, подпрыгивая, катился по безлюдной земле. Лейфон старался ехать там, где ровнее, но не был уверен, что это сильно помогло. Он умел водить, прошёл обучение в Грендане, но на такие расстояния ездить не доводилось. К задней части крепилось запасное колесо, но оказаться в ситуации, требующей замены, не хотелось.

Солнце уже полностью скрылось за горизонтом. Фара выхватывала круг света перед лэндроллером. Остальное скрывалось во тьме, и приходилось надеяться на лучшее. Лейфон полагал, что главное – не сбиться с курса, и постоянно сверялся с компасом на приборной панели. К тому же его вела Фелли. Заблудиться было невозможно.

Начать действовать раньше не позволяли ограниченное время на подготовку и средство передвижения, но главное дистанция, на которой Фелли может взаимодействовать с Лейфоном. Так сказала Фелли.

Её голос доносился из прикреплённой к фейс-скоупу психокинетической чешуйки.

– Твои слова в палате… Я подслушала, – спокойно призналась Фелли, но Лейфон предпочёл не отвлекаться на это замечание.

– Вовсе они не последние, – рассмеялся он в ответ.

– Но ведь в твоём положении можно их расценивать как таковые?

– Правда?

– Да.

– Но я не намерен терпеть поражение.

– Но ты не сказал, что не намерен умирать.

– Что поделать, точно я могу сказать лишь одно – я имею дело с самцом. Я не могу что-либо утверждать без достаточных оснований.

– Вот видишь.

Он слышал вой продувающего костюм ветра. Шелестел загрязнённый песок, который ветер швырял в Лейфона и в чёрный корпус лэндроллера. По ту сторону облегающего тонкого костюма раскинулся мёртвый мир. Здесь не было ничего живого, кроме гряземонстров, и лишь острые скалы усеивали пустынную землю. Воздух отравлен загрязнителями: контакт с ними грозит ожогами, кожа начнёт отслаиваться, как чешуя, а от вдыхаемого воздуха сгниют лёгкие.

Живой человек рассекал мир, где ничего живого не было. Лейфона охватило тяжёлое чувство, что ему здесь не место. В этом мире он сражался не раз. Сражался в мире, который обрекает на одиночество, сражался в изорванном спецкостюме, против превосходящего численностью врага. Сражался на арене, на которой нельзя вдохнуть полной грудью – хотя ни в каком городе не найдётся арены больше.

Жив ли он, нынешний, на самом деле? Здесь терялся даже ответ на этот вроде бы очень простой вопрос. Им двигало лишь желание выполнить задачу. И потому каждый раз, когда он шёл в бой, мысли о собственном выживании отступали куда-то, далеко-далеко. Он заставлял их отступить.

– Я не собираюсь произносить последние слова, – повторил он.

– Честно?

– Честно.

– Фонфон…

Он чуть не упал вместе с лэндроллером.

– Насчёт прозвища, ты окончательно решила?

Прозвище в окружающую атмосферу совсем не вписывается, подумал Лейфон, выравнивая машину.

– Окончательно, – в ледяном голосе послышалась упрямая нотка.

– Не передумаешь?

– Нет. Я тут вспомнила, мы же сначала мне прозвище подбирали. Почему кончилось тем, что тебя решили звать Фонфоном?

– Меня не спрашивай.

Сам-то он Фонфоном быть и вовсе не хотел.

– А… Вспомнила. Брат пришёл. Как же он любит лезть во все мои дела. Вот причина всех моих бед – брат, не знающий ни слёз, ни эмоций. Я каждый день желаю, чтобы вскрылось какое-нибудь его должностное злоупотребление, и его выгнали из школы. Или революцию устроить. А ты поведёшь нашу революционную армию. Знамя понесу я.

– Ты вообще о чём?

– Сказала же, о моём прозвище.

Он как наяву увидел серьёзное лицо Фелли.

– Придумывай.

– Сейчас?

– Скучно же. Поговори со мной. Или ты умеешь сходу придумывать хорошие шутки?

До пункта назначения и правда оставалось немало времени.

– Нет, не умею…

– И не надо. Второй Шарнид-сэмпай – это уже слишком.

– Что же делать?

– Придумывай прозвище.

– Ээ…

– Давай-давай… – поторопила она Лейфона, и он собрался с мыслями.

Для начала первое, что придёт в голову.

– Фелли-тян?

– В детстве наслушалась. И фантазии никакой. Отказ.

– Фелитти.

– Чувствую себя дурочкой. Отказ.

Он не стал говорить, что Мэйшэн называют «Мэйтти». Да и сам-то он её последнее время называл «Мэй». Если уж на то пошло, такое же прозвище у Наруки. Хотя нет, это ещё вопрос, можно ли считать его таким же…

– Фелли-тён.

– Какой в этом смысл? Отказ.

– Фелли-ян.

– Я тебе не предмет для шуток. Отказ.

– Фелли-рин.

– Издеваешься? Отказ.

– Фелли-Фелли.

– Ненавижу повторы. Отказ.

– Феффен.

– Звучит как дурацкий смешок. Отказ.

– Фернандес.

– Кто? Отказ.

– Фелли-тан.

– Жить надоело? Отказ.

– Прости, сдаюсь.

– Сдаваться я не разрешала.

Что делать… Лейфону захотелось схватиться за голову. Вообще для прозвищ имя обычно или укорачивается, или слегка видоизменяется. Или же надо найти что-то, на что человек похож…

– Что?

– Ничего.

Он хотел сказать «холодная кукла», но промолчал. Получалось крайне оскорбительно.

– Ну же, придумывай, – поторопила Фелли, но Лейфону показалось, что у него голова стала каменной.

Ничего не придумывалось. Имя изначально слишком короткое, чтобы его можно было сократить. Фе? Это что? При таком сокращении вообще выходит что-то непонятное. А может, по аналогии с прозвищем Наруки, Фекки? Опять чёрти что.

– Ну давай, что там у тебя?

– Фелли, – в отчаянии выпалил он.

Сократить и изменить не получалось. Но ещё вариант оставался. Само имя. Наверное, звучит сухо. Но больше ничего в голову не лезло, выхода не было.

Ну и как?! Некоторое время стояло молчание.

– А?

– Скажи ещё раз.

– Ээ… Фелли.

– Хм…

Он не видел Фелли, но вполне мог представить её лицо. Правая рука потирает подбородок, левая поддерживает правую за локоть, голова слегка наклонена, взгляд устремлён куда-то в сторону неба… Такую картину он представил.

– Ни творческой мысли, ни старания, ни уважения к старшей, ни тёплых чувств ко мне, – безжалостно перечислила она. – К тому же это не прозвище.

Тоже не подходит… Тогда…

– Выбора нет, сойдёт, – внезапно добавила Фелли, когда Лейфон уже смирился было с мыслью, что придётся думать дальше.

– А?

Он был не столько обрадован, сколько удивлён таким решением.

– Но произносить надо с большей теплотой в голосе. А уважение к старшей не нужно. Так что зови меня так всё время, не добавляя «сэмпай», хорошо?

– Х-хорошо…

– Итак, Фонфон. Скажи ещё раз.

– Э, да. Фелли.

– Отлично.

Лейфон вздохнул с облегчением. Но вдруг…

– Тогда пообещай.

– Что?

– Что теперь будешь обращаться ко мне именно так. Обещаешь?

– Ээ, и даже при всех?

– Конечно.

– А я буду Фонфон?

– Конечно.

– Прошу, пощади.

На тренировках взвода, или если они случайно встретятся в школе… или когда он даже не заметит, что рядом кто-то есть, а его назовут Фонфоном… Нет… нет, нет. Он же умрёт со стыда.

– Ладно, раз так хочешь, будешь Фонфоном только наедине со мной.

Вот теперь он по-настоящему успокоился.

– За это с тебя ещё обещание.

– Хорошо. Всё сделаю, – заранее согласился он.

Он был готов на что угодно, лишь бы она не назвала его Фонфоном при всех.

– Когда вернёшься, так меня и назови.

– …

– Вот и договорились, – заключила Фелли, и больше не произнесла ни слова.

Перед рассветом он решил немного вздремнуть. Чувствуя, как дорожная тряска продолжает эхом отдаваться в его голове, Лейфон лёг на лэндроллер и закрыл глаза.

Ветер стих, наступила тишина. Лейфон не знал, что делает сейчас Фелли, так как она давно уже молчала, да и сам он ничего не говорил. Тишина была абсолютной. Казалось, исчезло само понятие звука. Когда он слегка шевелился, бряцанье дайтов казалось оглушительным. Ощущение, что он является единственным живым существом в мире, стало ещё отчётливее. Разум понимал, что это не так, но ощущение не уходило. Ведь рядом никого, никто не придёт на помощь. Целни с живыми людьми остался далеко позади. А где находятся другие города, Лейфон вообще не знал.

Что сейчас делает Лирин? Почему-то он подумал о ней. После нападения личинок Лейфон написал лишь одно письмо. И стал ждать ответа. Ответа пока не было. Срок, прошедший с получения предыдущего письма, особо не удивлял. Хоробусы писем пока не привозили, так что почта, наверное, ещё в пути.

В письме Лейфон честно рассказал всё о себе нынешнем. Как сразу по приезде его заставили поступить на военный факультет, как вступил во взвод и как сражался с личинками… Как не смог бросить Военное Искусство.

Что подумает Лирин? Покачает головой с грустной улыбкой или раскраснеется и начнёт читать лекцию?

На сложенной вдвое портупее звякнули дайты.

Всё-таки я боюсь одиночества, признался он себе. Когда он приехал в школу, Лирин писала чуть ли не каждую неделю – а он теперь ей не пишет. И дело было не только в том, что он утратил охватившее его при поступлении чувство новизны и любопытства, но и в том, что ответные письма Лирин не были столь подробными, будто она не испытывает того интереса, который испытывает он.

Он не получал письма от Лирин с того самого дня. Наверное, дело всё-таки в расстоянии. В современном мире прямая связь между городами невозможна, и письмо Лейфона может просто не дойти. Впрочем, он не думал, что это помешало бы Лирин писать свои. Но ненадёжная связь между городами, положение, в котором оказался он сам, а также тот факт, что он вспоминает о Лирин только в такие мгновения… Всё это наталкивало на невесёлые мысли.

Смогли ли те, кого он повстречал здесь, заполнить пустоту от расставания с Лирин? Нет, подумал Лейфон. Они эту пустоту не заполнили, а заслонили. Факт расставания никуда не делся, просто школьная жизнь затянула его, и вспоминать о Лирин стало просто некогда. Наверное, такой он и есть, Лейфон из Целни. Не столь напряжённый, как в Грендане – и это, быть может, к лучшему.

Конечно, не всё идёт гладко, да и занимается он вообще-то тем же, чем и раньше. Именно из-за этой новой жизни он покинул сейчас жизнь нормальную и оказался в пустыне.

Снова звякнули дайты. Песчинки забарабанили по корпусу. Поднялся ветер. Лейфон, слушая его завывания, забылся неглубоким сном.

***

Незадолго до того, после отъезда Лейфона.

Дверь со скрипом отворилась.

– Привет, Нина. Жива-здорова?

– Тебе не кажется, что у больных такое не спрашивают?

– А ведь верно, – беспечно улыбнулся Шарнид, подмигнул проходящей по коридору медсестре и вошёл в палату. Следом вошёл Харли.

Был выходной, первая половина дня. Нина отложила книгу.

– Что читаешь? Учебник! Да к тому же «Основы Военного Искусства, часть первая»… Чего это ты вдруг?

Она кивнула, разглядывая два дайта на поясе Шарнида.

– Я должна кое-что повторить.

– Ха-ха, уже и в обморок свалилась, а всё не успокоишься, – удивлённо пожал он плечами.

– А как же ты, сегодня же бой? Не будешь смотреть?

– Если тебя это так заботит, принесу потом диск. День внезапно оказался свободен, свиданий не назначено, делать нечего.

Вот и пошёл бы бой смотреть, хотела сказать Нина, но промолчала. Харли, стоявший за спиной Шарнида, улыбался невесело. Не чувствовалось в его улыбке обычной бодрости, и Нину это беспокоило.

– Но надо же было свалиться от переутомления. А главное, всё зря. Командир, мы склоняем головы.

– Я раскаиваюсь.

– Нет, нет, – остановил Шарнид погрустневшую девушку. – Я тебя стыдить не собираюсь. Тут ты, наверное, сама отлично справляешься. А я сюда, вообще-то, о другом поговорить пришёл. Ты извини, но больничный визит сейчас не самое важное.

– О другом?

Шарнид зачем-то выхватил дайты.

– Наверное, будет странно услышать такое от человека, которого однажды выгнали из взвода… – сказал он, ловко крутя дайты в обеих руках. – У всех есть тайны, но тайны бывают пустяковые и не очень. Пустяковые – это нормально, а вот те, которые не очень… Да?

Движение было мгновенным. Прежде, чем присутствующие успели что-либо понять, дайты восстановились в боевое состояние, и оба огнестрела смотрели на Харли.

– Шарнид! – вскрикнула Нина.

Шарнид продолжал улыбаться, Харли же застыл на месте.

– И если товарищ скрывает такое, я лишаюсь свободы маневра. Ведь приходится думать, не получу ли я удар в спину. Вот ты, например, сейчас думаешь: а вдруг я случайно выстрелю? Ну, для примера.

Взгляд Шарнида был устремлён в точку, где дайт прижимался ко лбу Харли. Он хочет сказать, что не доверяет Харли?

– Ерунда, – отрезала Нина. – Я Харли с детства знаю. Не может он меня предать.

– В его навыках я не сомневаюсь. И предателем его не считаю. Но нас с тобой, кажется, перестали считать за часть команды.

– Что? – переспросила Нина, потеряв нить разговора, и посмотрела на Харли.

Его лицо теперь было не таким напряжённым – было заметно, что он смирился с неизбежным.

– Харли?

– Прости.

– Оружие, которое вы недавно так поспешно сделали, предназначалось специально для Лейфона, верно? Зачем нужна такая громадина?

А ведь и правда… Нина вспомнила, как Харли приносил большой макет в тренировочный зал. Но никаких подозрений у неё не возникло, пока Шарнид не озвучил свои. Вот насколько она была занята собственными проблемами.

– Лейфон и так до смешного силён, зачем давать ему такое оружие? Я примерно догадываюсь, и тот факт, что Фелли-тян с вами, подтверждает мои догадки – но всё же хотелось бы услышать именно от тебя, – потребовал Шарнид.

Нина молчала… Не в силах вымолвить ни слова, она лишь пристально наблюдала за разворачивающимися событиями.

– Прости, – снова извинился Харли и сжал губы.

Потом слегка дрожащие губы раскрылись вновь, и Нина позабыла о необходимости дышать. Так она и слушала его рассказ, затаив дыхание.

А через некоторое время…

Медсестра принесла обед, увидела, что палата пуста, и в растерянности убежала.

***

На место он прибыл чуть позже полудня. Выпил питательный коктейль из трубочки и стал уточнять переданную чешуйкой Фелли информацию.

Перед ним в небо упиралась высокая, крутая гора, с виду совершенно неприступная.

На фейс-скоуп поступило изображение.

Гряземонстр был словно намертво прибит к горе. Он находился примерно в том же положении, что и на втором снимке. Тело слегка раздулось, но было скорее змеевидным. Из спины вырастало два крыла, похожих на крылья насекомых. Потрёпанные, покрытые грязно-зелёными жилками крылья были настолько безжизненны, что ветер легко сгибал их и едва не ломал. Вдоль всего изогнутого тела торчали суставчатые ноги. Когти на их концах за гору не цеплялись. По-видимому, ноги дегенерировали и перестали функционировать. По бокам головы располагались фасетчатые глаза. Они были зелёного цвета, сверху покрытые тонкой белой пеленой.

Человек… Добыча, гораздо более питательная, чем загрязнители, оказался поблизости, но гряземонстр не реагировал. Словно он был мёртв.

Но откуда тогда этот внезапно пробежавший по спине холодок?

– Ну как? – раздался над ухом голос Фелли.

– Четвёртая или пятая стадия. Если судить по дегенерировавшим ногам.

– Как это?

– Гряземонстры теряют ноги при каждой линьке… Да, кроме тех, которые становятся самками, эти откладывают яйца под землёй.

Лейфон слез с лэндроллера и снял с портупеи два дайта. В правую руку взял адамантовый.

– Старые особи остаются вообще без ног. Это называется первой стадией старения. Тело получает способность летать. Это их самая ужасная форма. После наступает вторая стадия старения, и здесь их разнообразие возрастает. Единой формы нет.

– Фонфон?

Он слегка размял затёкшее от поездки тело. Суетиться смысла не было. Лейфон понемногу стал пускать внутреннюю кэй. Позволял телу привыкнуть.

– У них нет единой формы, и по силе они тоже разнятся. Поэтому с гряземонстрами второй стадии старения надо быть особенно осторожными. А с остальными работают обычные методы.

– Ты чего? – спросила Фелли, в голосе чувствовалось замешательство.

– Они редко встречаются, так что вам, может, и знать-то не нужно. А может, вы и не отличите. Но знание важно само по себе. Тот, кто знает, может и предпринять что-нибудь. На второй стадии старения есть те, что перестают быть агрессивными и не нападают без причины.

– Фонфон… Почему ты всё это говоришь?

– Потому что это могут быть мои последние слова.

Раздался треск. Казалось, трещит разрываемый воздух – но за этим громким звуком угадывался и более зловещий, похожий на чьё-то дыхание. Лейфон почувствовал, что холодок превратился в острые иглы.

Звук издавал гряземонстр. Раскрытые крылья начали с треском крошиться. Слой за слоем осыпалось чешуйчатое облачение, покрывавшее туловище. Фасетчатые глаза выскочили и скатились по склону.

– Поступило сообщение, – раздался внезапно голос Фелли. – Целни изменил курс, город внезапно сделал резкий поворот.

– Понятно…

Теперь стало ясно, почему Целни не меняла направления. Она просто не заметила гряземонстра. А может, приняла за мёртвого. Но теперь заметила и стала менять курс.

– Фонфон… Что это…

– Линька. Я раньше не видел, но тут не ошибёшься.

– Целни изменил курс… Уходи! – крикнула Фелли, но Лейфон её не послушал.

– Ресторейшен 01, – скомандовал он.

Дайт в левой руке восстановился. Клинок сапфирового дайта прорезал воздух.

– Слишком поздно. Он поджидал здесь. После линьки… организм гряземонстра трансформируется, и он становится голоднее обычного. Поэтому он до последнего сдерживает линьку в надежде, что поблизости окажется добыча. Гряземонстр первой стадии старения особенно агрессивен, потому что очень голоден.

Бежать теперь нельзя. Гряземонстр ждал, полагаясь на обоняние, пока добыча не подойдёт слишком близко. Остаётся лишь драться. Лейфон увеличил количество и плотность пропускаемой через себя кэй.

Спина сидящего на горе гряземонстра разделилась надвое. Оттуда, где спина разделилась, потекла густая жидкость. Она полилась вниз по склону многочисленными ручейками.

Низкий рёв сотряс воздух. Перерождённый гряземонстр испустил свой первый крик, вылез из оболочки и распахнул блестящие, покрытые влагой крылья. Ярко-красные крылья контрастировали с небом. Новое, выходящее из оболочки туловище стало сокращаться. Оболочка ритмично затрещала, ей вторили крики гряземонстра. Окутывавшая голову слизь стекла единым сгустком. Появившаяся голова не была похожа на прежнюю. Длинная выступающая челюсть, острые, торчащие наружу зубы, глаза цвета сапфира, напоминающие человеческие… Гряземонстр был похож на насекомое.

– Первая стадия старения… Не забудь. Может, вы и сумеете его победить – если готовы пожертвовать половиной города.

Лейфон приставил конец рукояти восстановленного дайта к дайту в правой руке. Рукояти со щелчком соединились.

Внутренняя кэй, кэй-вихрь. Сил в ногах прибавилось. Он с молниеносной быстротой помчался вверх по горе.

Крылья гряземонстра затрепетали. Брызнула жидкость, прежде обволакивавшая его тело, и нарисовала в небе радугу. Он, должно быть, учуял многочисленных обитателей Целни. Кончик его носа был направлен за спину Лейфона.

– Размечтался… Ресторейшен 02.

Сверкающий на солнце сине-зелёный клинок распался. Он превратился в извивающееся переплетение шёлковых нитей, и когда они расплелись, лезвие словно растаяло. Оно превратилось в стальные нити.

Нити устремились к гряземонстру и опутали всё его туловище. Но он всё равно продолжал подниматься в воздух. Разница в весе была слишком велика. Лейфон не мог удержать гряземонстра, и его самого потянуло следом. Он уже касался земли лишь пальцами ног, но сопротивляться не стал.

Он оказался в воздухе.

Линтенс, наверное, перерезал бы сейчас крылья… Но эта броня оказалась, что неудивительно, крепче панциря личинки… Интересно, что сказали бы Нина и остальные, если бы знали, о чём он сейчас думает? Лейфон отмахнулся от посторонних мыслей и попытался сильнее стянуть нити. В руке появилась ощутимая вибрация. Нити дёргались в такт быстрым взмахам крыльев.

– Нет, так не выйдет.

Связать не получалось. Он подумал, что надо бы заняться основаниями крыльев, но времени на эксперименты не было. Гряземонстр был в воздухе и в любую секунду мог повернуть на Целни.

Лейфон разделил нити на два пучка. Нитями одного пучка опутывал гряземонстра, нити другого направил к горе.

– Для начала спустимся.

Гряземонстр завопил от боли. Он запрокинул голову и стал ещё сильнее махать крыльями, но высоту набрать не мог. Со стороны горы также доносился пронзительный скрежет.

Лейфон отсоединил адамантовый дайт и сделал сальто, отпуская другую рукоять. Сальто закончилось не на том же месте, а… несколько выше. Он приземлился на стальную нить. И помчался по ней со скоростью, от которой стало бы дурно любому акробату. На бегу он снимал с портупеи остальные дайты и вставлял в отверстия адамантового. Когда он вставил третий…

– Ресторейшен, AD, – скомандовал он, пропуская кэй.

Внезапная тяжесть нагрузила руку, а через неё и всё тело. Нить под ногами прогнулась и спружинила, подбрасывая Лейфона. Он перевернулся в воздухе и приземлился на спину гряземонстра.

В руке Лейфона теперь находился огромный клинок. Три дайта разных видов… соединённые с дайтом, который сам состоял из сплава различных материалов. Теоретически, создать такое можно было и раньше. Но этот дайт вовсе не был просто какой-то очередной разновидностью. Он сочетал достоинства всех трёх видов. В этом заключалась сила адамантового дайта в руке Лейфона. Главный же недостаток заключался в невозможности уменьшить плотность и вес трёх восстановленных дайтов. Получалось, что Лейфон держит в руке четыре оружия сразу, считая адамантовый дайт. Нормальный человек с таким весом даже равновесие сохранить не сможет.

Приземлившись, он подключил сознание к стальной нити, обмотанной вокруг левой руки, и оборвал нити, цеплявшиеся за гору. Побежал, наматывая нить на руку и волоча за собой меч. Он бежал к крыльям.

Выбрал левое. Воздушный поток пытался снести его, но Лейфон просто прорезал воздух с помощью кэй-вихря. Он занёс меч над головой. Ударил наискосок. Брызнуло красным – такого цвета были крылья.

В них вряд ли были нервные окончания, и сейчас гряземонстр взревел скорее из-за того, что потерял равновесие. Лейфон почувствовал, что зверь накренился.

Лейфон убрал левую руку с меча. Нить была намотана полностью, и теперь к нему вернулся дайт.

Не забывая размотать нить, он покинул спину гряземонстра. Лейфон прыгнул. И начал падать. Нити могли бы остановить падение – если бы выше него был хоть один предмет, за который можно зацепиться.

Он снова соединил рукоятки дайтов и сделал круговой взмах мечом. Лейфон использовал тяжесть адамантового дайта, чтобы погасить скорость падения и оказаться как можно дальше от гряземонстра.

Снизу раздался грохот. Упал гряземонстр.

От падения у земли возник ветер и подхватил Лейфона. Он приземлился, не позволяя ветру себя унести.

Из облака пыли появился раненый гряземонстр. В его налитых кровью глазах сверкала ярость. А глаза смотрели на Лейфона. Мелкое существо не давало поесть. Казалось, достаточно одного этого голодного, свирепого взгляда, чтобы умереть от ужаса.

– Сколько времени будет отрастать крыло? Два дня? Три? – прошептал Лейфон, чувствуя что-то влажное внутри костюма. – Пожалуй, Целни за это время успеет спастись…

Он весь вспотел. Так на него действовала ярость гряземонстра, старой особи. Другой причиной была концентрация сил, потребовавшаяся, чтобы отрубить крыло.

– А через сколько времени ты умрёшь от голода? Через неделю? Через месяц? Я с тобой буду столько, сколько потребуется.

Превращаясь в старую особь, линяющий гряземонстр тратит все питательные запасы организма. Потратив все силы на перерождение, он, даже будучи гряземонстром, не мог продолжать жить на одних лишь загрязнителях.

Возможности бежать у Лейфона не было. Стоит лишь задуматься о таком варианте, и его охватит желание выжить. Он себя выдаст, продемонстрирует угасание воли к победе. И тогда рано или поздно допустит какой-нибудь промах, и зубы гряземонстра обязательно вонзятся в него.

Разгоняя облака пыли и в то же время поднимая ещё больше пыли, гряземонстр полз прямо на Лейфона. Каждая линька стоила гряземонстру ног, и у старой особи их уже не было. Но отсутствие ног не делало его медлительным. Он скользил по земле, сопровождаемый с боков облаками пыли.

Оружием были не только его зубы. Опасность представляло и само туловище. Каждая чешуйка была твёрдой и острой. Прямой удар, наверное, мог просто искромсать Лейфона. И даже скользящее касание разорвало бы костюм, обеспечивающий защиту от загрязнителей.

Он спустил противника на землю, но преимущество по-прежнему было не на стороне Лейфона.

– Фонфон… – прошелестел голос Фелли над ухом, но больше ничего сказано не было.

Он стремительно бросился вперёд – смертельная игра продолжалась.

***

– Он справится. Так мне казалось… Сказать по правде, я не так сильно об этом задумывался, как следовало бы, был увлечён изготовлением нового дайта. Но я честно думал, что он справится.

Слова Харли крутились у Нины в голове.

Гул лэндроллера пробирал до мозга костей. Её согревали не сдерживаемые никаким полем лучи солнца. Температура должна была быть низкой, но было тепло – наверное, из-за защитного костюма.

Оставалось лишь терпеливо сидеть в коляске, но с терпением была проблема…

– А когда я его там увидел, то подумал, что ошибся. Лейфон, как бы это сказать… очень серьёзным выглядел. То есть понятно, что не до шуток. На гряземонстра, один… Это всё понятно, но возникло такое чувство, что дело не только в этом.

Лэндроллер мчался. За рулём сидел Шарнид. Новый костюм был только один, так что на них были прежние, устаревшие костюмы. Нина такой уже надевала однажды, на учения за пределами города, и военные эти стесняющие движения костюмы не любили, но сейчас годились и они. Впрочем, даже если бы ничего не мешало двигаться, на что она годилась в нынешнем состоянии?

Выслушав рассказ Харли, Нина встала и пошла к Кариану. Он со спокойным лицом встретил их в президентском кабинете и, по-видимому, был занят повседневными делами.

– Как это понимать? – спокойно спросила она, хотя в голосе угадывалась с трудом сдерживаемая ярость.

– Понимать тут нечего, Лейфон-кун сам сказал, что помощь ему не нужна. Я поверил его словам.

– Одно дело верить, другое – бросить!

Нина с силой ударила кулаком по столу. Лежащие перед Карианом документы подпрыгнули, подставка для ручек покачнулась. Ручка, лежавшая рядом с бумагами, скатилась со стола. Больше всех пострадала ударившая рука.

– Ещё он сказал никого туда не пускать.

– Что?

– Бой с гряземонстром, по-видимому, очень опасен, – заметил Кариан, подняв упавшую ручку и изящно крутя её пальцами. – Я не военный и степень опасности оценить не могу, но насколько я понял, попытка обеспечить безопасность посторонним лицам может стоить ему жизни. Он сказал, что в подобном бою подкрепление, пусть даже ожидающее на безопасном расстоянии, не нужно. Что бой с гряземонстром вне города заканчивается либо идеальной победой, либо смертью, и на иное рассчитывать не стоит…

Нина задохнулась. Она была не в силах что-либо сказать. Лейфон там, один… Она сжала кулак, который так и не убрала со стола. Рука до сих пор болела. Нина не могла назвать себя здоровой. Попытки выработать кэй отзывались болью в пояснице, так что толку от неё как от военного было немного. Что она сейчас может предложить?

Но сдаться она не могла.

– Прошу вас, отправьте меня.

– И что ты там сделаешь? – здраво указал Кариан. – Я знаю, в каком ты состоянии. А если бы и не знал – ты студентка, я за тебя отвечаю. С твоим-то бледным видом разве могу я подвергнуть тебя такой опасности?

– Он мой подчинённый, – мгновенно возразила Нина. – И мой товарищ. И если я не могу драться с ним рядом, то хотя бы приеду туда…

И что сделает? Она не знала. Но помнила счастливую улыбку, которая появилась на лице Лейфона, когда она сказала слово «товарищи».

– Хм… Ну хорошо. Разрешаю воспользоваться лэндроллером. Сестра укажет дорогу.

– Благодарю.

– Только возвращайтесь живыми. Если ситуация безнадёжна, отступите.

– Не отступлю.

– Без вас нашей школе не выжить.

– Без Лейфона тоже.

Больше говорить было не о чем. Нина пулей вылетела из кабинета.

И теперь она сидела в лэндроллере. Что она может? Вопрос по-прежнему её мучил. Когда Нина довела себя до травмы, Лейфон напомнил, что она не одна. Совсем недавно напомнил… А теперь оказалось, что он сам, ни слова ей не сказав, задумал в одиночку биться с гряземонстром. И что она может для него сделать? У Нины нет его силы. Нет его опыта. Вряд ли бой против взвода можно сравнить с боем против гряземонстра. Конечно нельзя.

И всё же она не могла просто сидеть и ждать, не зная, что происходит. Шарнид ведь говорил, что есть тайны важные и пустяковые. И эта была важной. А значит, Нина должна знать. Она хочет знать, не может не хотеть.

«И разве мы одни желаем, чтобы ты жил?»

Есть ещё девушка, отправившая то письмо. Нина читала письмо и чувствовала в строках радость, беспокойство и ревность – у отправительницы явно были какие-то чувства к Лейфону. Как он посмел бросить тех, кто так к нему относится, и отправиться туда, откуда может и не вернуться живым?

А что если это и есть та разница, о которой упоминалось в письме? От этой мысли кольнуло в груди. Когда Лирин писала, что рада, что он не бросил Военное Искусство, но не хочет, чтобы он стал тем Лейфоном, которым был в Грендане – не это ли она имела в виду? Чем больше Нина думала, тем сильнее ощущала тяжесть в груди.

Стоп! Она мысленно прогнала эту тяжесть. Она ведь хотела знать истинный смысл действий Лейфона, а не то, насколько хорошо Лирин его знает. Знать, зачем он в одиночку пошёл туда, где его может ждать смерть. Быть может, считает, что это неизбежная участь прирождённого военного? Она должна знать, иначе не поймёт, что делать. Каков ход его мыслей? Кроме того… зачем она так хочет знать? Она чувствовала, что неведение сковывает её.

Хочет ли она разобраться, что делать дальше, или разобраться в себе? Нина и сама толком не знала.

– Вы почти на месте, – раздался голос Фелли.

В её голосе, всегда ровном и лишённом эмоций, чувствовалась усталость. Нина и не знала, что психокинез может действовать на таких расстояниях. Ей снова напомнили, насколько она не знает силы бойцов собственной команды. Нет, об этом потом…

– Что там?

– Ого… – перебил Шарнид Фелли.

Он мотнул головой и показал вперёд. Нина ещё ничего не видела, поскольку не могла усилить зрение внутренней кэй. Впереди находилось густое облако пыли. Они въёхали прямо в него.

Через некоторое время она, наконец, увидела.

Земля была просто изрыта. Повсюду были глубокие борозды, словно кто-то её отчаянно рубил. Облака пыли дополняли картину.

Неподалёку лежало что-то тёмное. Нина прижала руку к груди, чувствуя, как сжимается сердце. Шарнид приблизился и сбавил ход.

Лэндроллер без колясок. На нём приехал Лейфон. И это всё. Самого Лейфона не было.

– Где он?

Сквозь облака пыли видно было плохо. Но всюду, куда бы она ни смотрела, была лишь перепаханная пустыня. Она не понимала. Перед лэндроллером возвышалась гора, на которой прежде сидел гряземонстр. Теперь его не было.

– Фелли, где Лейфон?

Фелли ответила молчанием. Они на день отставали от Лейфона. Что с ним?

– Ответь, что с ним?

– Живой. Только…

– Только… что?

– Ближе не подходите. Он говорит, вам надо быть как можно дальше отсюда.

– Что?

Тут же вдали раздался оглушительный взрыв. А в следующую секунду Нина увидела в небе разрастающееся чёрное пятно. Огромный валун пронёсся над их головами.

***

Он на секунду потерял концентрацию. Видимо, в эту секунду что-то произошло, но Лейфон тут же снова сосредоточился на текущей ситуации. Некогда было обдумывать произошедшее. Некогда копаться в памяти. Бой требовал полной отдачи, он не мог отвлекаться. В противном случае его ждёт смерть.

Гряземонстр, чья огромная туша заполняла весь обзор Лейфона, с оглушительным рёвом промчался мимо, вспахивая землю. Стальные нити метнулись и опутали хвост гряземонстра. Лейфон упёрся ногами в землю и остановил чудовище, но оно изо всех сил замолотило хвостом. Лейфона бросило в воздух. Его начало мотать из стороны в сторону, словно рыбу на крючке, но он восстановил контроль с помощью взмахов адамантового дайта. Когда крутящийся как юла Лейфон выровнялся в воздухе, он начал опускаться, крутясь в обратном направлении. Точкой приземления стала возвышающаяся над пустыней голова вкопавшегося в землю гряземонстра. Виднелись его многочисленные раны. По-видимому, он нырнул довольно глубоко, и теперь весь был покрыт песком.

На гряземонстра обрушился меч из адамантового дайта. Какое-то мгновение казалось, что удар остановлен. Но меч тут же прорезал чешую. И снова остановился. Его встретил следующий слой чешуи.

– Кх!

Под слоем чешуи всегда оказывался следующий. Он прорубался, погружал лезвие глубже и снова натыкался на преграду. Каждый удар по чешуе сопровождался снопом искр. Каждая такая вспышка означала, что удар не достиг цели.

Прежде он кромсал такую чешую как бумагу… Что ему мешает сейчас?

Меч почти полностью вошёл в плоть гряземонстра. Чтобы не лишиться оружия, Лейфон крутанул рукоять вокруг оси. Потом перехватил её, упёрся ногами в спину гряземонстра, подёргал стальную нить, чтобы убедиться, что она прочно закрепилась на горе в килумеле впереди, и стал стягивать, одновременно отталкиваясь ногами. Застрявший клинок выскочил, разбрызгивая красную кровь из раны, Лейфона швырнуло в небо, и он приземлился в отдалении.

Его ботинки взрыли землю. Он быстро развернулся в сторону гряземонстра и посмотрел на адамантовый дайт. Из одного из вставленных в отверстия дайтов шёл дым. Более тщательный осмотр показал, что он покрыт трещинами. Цвет лезвия изменился.

– Первый сломался…

Он вынул дайт из отверстия и выкинул. Меч ломается от такого использования. Энергия дайта позволяет сохранять форму, но эта энергия не бесконечна. Адамантовый дайт сохранил свою высокую плотность, пожертвовав одним дайтом.

Потеряв дайт, клинок в руке стал значительно легче. Теперь с непривычки Лейфон может совершить роковую ошибку, но возможности выйти из боя не было.

Он посмотрел на гряземонстра. Чешуя была пробита во многих местах, лилась кровь. Впрочем, большая её часть уже засохла и периодически падала с него чёрными сгустками. Он также потерял половину оставшегося крыла, и теперь был похож на гигантскую распластавшуюся на земле змею… но чешуйки, покрывающие его тело, были не гладкими, как у змеи, а острыми и твёрдыми, как камень. Левого глаза не было. Кровотечение из глазницы уже остановилось, но оно с самого начала было несильным. Рана, наверное, уже начала заживать. Лейфон не знал, восстановятся ли глазные нервы, и не горел желанием выяснять.

Жарко… Воздушный поток, который мог пропустить костюм, был ограничен. Испаряющемуся поту некуда было выйти. Он понимал, что пот мешает ему сосредоточиться.

Он чертыхнулся и снова заставил себя собраться. Одолеть стоящего перед ним противника, огромного, пожирающего города зверя, не получив ни царапины. Разве можно позволить себе отвлекаться, когда перед тобой стоит почти невыполнимая задача?

Лейфон не собирался умирать. Он говорил Фелли всякое про последние слова, но это, в конце концов, был лишь один из возможных исходов. С самого начала боя ему просто некогда было нормально поговорить с ней. Если же он вернётся целым и невредимым, пафосные «последние слова» ему простят за одну лишь виноватую улыбку.

Гряземонстр зашевелился. Он ещё не понял, где Лейфон – возможно, из-за раны на голове. Но ярость гряземонстра тем временем нарастала. Он заметался как сумасшедший, разбрасывая песок, и из множества его ран снова брызнула кровь.

Надо передохнуть, пока не обнаружен. Сколько продлится эта передышка, Лейфон не знал. Возможно, у него и минуты нет, но на то, чтобы обновить внутреннюю кэй, пропустить её через организм, времени хватит. Хуже то, что он не может восполнить организму потерю воды. И солей.

Он облизал губы. Они оказались солёными, видимо от пота.

– Фонфон… говорить можешь? – послышался нерешительный голос Фелли.

– Угу… Сколько времени прошло?

– Примерно день.

– Ясно…

Ещё дня два без воды продержусь, подумал он, наблюдая за гряземонстром. Тот по-прежнему не видел Лейфона.

– Ну так что?

– А… что насчёт командира?

– Командира? А что с ней?

– Я тебе недавно сообщала. Сюда едет командир с Шарнидом-сэмпаем. Но ты тут же сказал им уходить…

Он что, забыл? Теперь стало ясно, что его тогда отвлекло.

– Да… прости, не помню. Так они уехали?

Он уже не был способен испытать шок или изумление. Ответ его не интересовал. Спросил так, для порядка.

Лейфон отдыхал, но не ослаблял бдительности. Он по-прежнему был сосредоточен на битве. Всё остальное сейчас казалось слишком далёким.

– Они… – начала отвечать Фелли, но времени уже не было.

Гряземонстр заметил его. Почувствовав это, Лейфон сосредоточил все органы чувств на ведении боя. Голос Фелли перестал для него существовать.

Как действовать? Несколько полегчавший адамантовый дайт в руке совсем не радовал. Не только из-за потери одного дайта. Судя по ухудшившемуся кэй-потоку, сам адамантовый дайт в результате боя длинною в день оказался несколько повреждён. На сколько ещё ударов его хватит? По-видимому, оружие откажет раньше, чем собственные силы. С Небесным Клинком таких проблем не было. Странно, что Лейфон понял всю его ценность, лишь оказавшись на грани поражения. Неужто он настолько близорук?

– Чего теперь рассуждать?

Возможностей это не прибавит. А значит, надо обходиться тем, что есть. Нужен один решающий удар. И нужно понять, как этот удар нанести.

Лейфон размышлял, не сводя глаз с гряземонстра, и вдруг заметил, что тот странно себя ведёт.

– Хм?

Он почему-то не спешил нападать. Словно что-то другое привлекло его внимание. Лейфон проследил за взглядом гряземонстра… и от увиденного потерял концентрацию.

Что-то небольшое двигалось в облаке пыли. Лэндроллер. С двумя колясками – не тот, на котором приехал Лейфон. Гряземонстр явно смотрел именно туда.

– Что они здесь делают?!

Защитные костюмы не позволяли узнать водителя и пассажира. Но это могли быть только Нина с Шарнидом.

Лейфон сделал движение. Метнулись стальные нити. Он побежал, ускорившись с помощью кэй-вихря. Гряземонстр, развернувшись, бросился за лэндроллером. Израненный, он ещё больше нуждался в пище, и потому на время забыл свою ненависть к Лейфону.

Сидящий за рулём Шарнид открыл огонь, но видимых успехов не достиг. Лейфон промчался мимо них. В то мгновение, когда он с ними поравнялся, ему показалось, что он ощутил пристальный взгляд сидящей в коляске Нины. Впрочем, дело, скорее всего, в воображении. Лейфон выскочил навстречу гряземонстру и резко взмыл в небо.

Поднявшись на стальной нити, он перевернулся в воздухе и с разворота обрушился на противника. Руки загудели от силы удара. Он рассёк узкий лоб гряземонстра. Раздался страшный рёв, брызнула кровь, и Лейфон снова оказался в воздухе. Он сделал сальто назад и приземлился на коляску движущегося лэндроллера.

– Лейфон?!

– Зачем вы здесь?! – сердито крикнул Лейфон и посмотрел на гряземонстра.

Тот обезумел от ярости и боли. Но гудение в руках подсказывало, что смертельного удара не вышло. Лейфон не достиг цели, не поразил мозг. К тому же… Он посмотрел на адамантовый дайт в руке. Дайт в одном из отверстий треснул, из трещины шёл дым. Учитывая, что Лейфон пытался прорубить не только твёрдую чешую, но и ещё более твёрдую лобную кость, удивляться, пожалуй, было нечему. Остался один удар, прикинул он, глядя на оружие, которое стало ещё легче. Итак, что делать?

Если он хочет просто выиграть время, у него остался собственный сапфировый дайт. Лейфон использовал его лишь для работы со стальными нитями, и он явно в лучшем состоянии, чем адамантовый. Но тогда он лишится нитей, которые его уже не раз спасали, и сильно ухудшит своё положение. Это, пожалуй, лучше, чем вообще не иметь возможностей для атаки, но в итоге он окажется в тупике. У Целни, наверное, будет время уйти на безопасное расстояние, но сам он погибнет. К тому же, рядом сейчас Нина и Шарнид…

Надо выиграть бой прежде, чем придётся отказаться от нитей. Другого выхода нет. Но план выходил рискованный. В случае неудачи погибнет он сам, погибнут Нина и Шарнид, да и у Целни будет меньше шансов выжить. Всё окажется напрасно. Делать ли ставку на единственный оставшийся у него удар? Лейфон колебался.

– Эй, ты слушаешь? – прервал его размышления голос Нины.

– Нет… Просто поскорее уезжайте.

– Да слушай же! Твой лэндроллер сломан. У нас единственный транспорт.

– За мной приедут, когда я его уничтожу.

– А сможешь?

– …

– Твоё оружие уже на пределе, так? Ты уверен, что сможешь уничтожить им гряземонстра?

– Он нападает. Мне надо идти.

Ему нечего было ответить. Другого выхода просто не было, но он не думал, что сможет убедить в этом Нину. Вместо ответа он мог лишь броситься в бой.

Но его резко схватили за шиворот.

– Не спеши, – впервые заговорил Шарнид.

Он смотрел на дорогу и вёл лэндроллер, одной рукой удерживая Лейфона.

– Отпусти, пожалуйста.

– Нехорошо заставлять командира повторять сказанное, не считаешь?

– А если я применю силу?

– Только если руку мне оторвёшь.

Если он сейчас возьмёт и прыгнет… при использовании кэй такое вполне возможно. И даже если до этого не дойдёт, лэндроллер может потерять равновесие и опрокинуться.

– Глупо было бы приехать сюда, ничего не сделать и тут же уехать. Так считаю я, так считает командир – она и ходит-то с трудом, а приехала. Семнадцатый взвод не имеет права ставить командира в неловкое положение.

– Впервые слышу.

– Конечно, я только что придумал.

Спина Шарнида затряслась от смеха.

– У тебя есть план? – спросила Нина у пойманного Лейфона. – Ты точно уверен, что сможешь убить его одним ударом?

– План есть, – ответил Лейфон, не ожидавший такой проницательности. – У него рана на голове, надо ударить туда ещё раз.

Он пробил чешую. Пробил, наверное, и половину кости. А значит, одного удара туда должно хватить. Рана, наверное, уже начала заживать, но чешуя не восстановится. Кость, скорее всего, тоже срастётся не сразу. Если пронзить мозг и выстрелить внешней кэй…

– А у тебя есть способ оказаться там, где ты сможешь нанести точный удар? – спокойно указала Нина на первоочередную проблему.

– …

– Так, – многозначительно кивнула она. – Надо бы увеличить шансы на успех.

– А?

– Фелли, слышала? Найди неподалёку местность, которая мне нужна. И быстро.

Нина объяснила, что именно надо искать.

– Есть совсем рядом. Вам надо проехать двадцать килумелов на юго-запад.

– Шарнид.

– Понял тебя, командир.

Лэндроллер свернул.

– Лейфон, гряземонстр от нас не отстанет?

– А? Не должен, у него скорость больше.

– Тогда выиграй нам время на эти двадцать килумелов, и не повреди оружие.

– Можно этим…

Стальные нити создадут достаточно помех.

– Займись.

Лейфон машинально кивнул. Появилось странное ощущение, что он стал частью чего-то большего. Он видел лицо Нины в шлеме… Смотрел и чувствовал, как напряжённость и чувство изоляции от остального мира покидают его. Он ощутил какое-то успокоение. Напряжение, грозившее его раздавить, сменилось облегчением, и он не знал, хорошо это или опасно… И это не имело значения – глядя на Нину, он почувствовал, как что-то внутри него не может ей противиться.

Он привёл нити в движение.

Двадцать килумелов. Нина сказала выиграть время. Лейфон сосредоточился.

***

Они оказались в ущелье. Когда-то здесь, наверное, была зелёная долина, по которой протекала чистая вода. Но теперь остались лишь камни и совершенно сухая земля.

По дороге Нина объяснила план.

– Скоро он сюда доберётся? – спросила она, окидывая взглядом стены каньона, который казался проглотившим их живым существом.

– Минуты через три, – раздался ответ из чешуйки, и Нина кивнула.

– Слезаем. Дальше на лэндроллере не проехать. Шарнид, езжай на огневую позицию. Лейфон, понесёшь меня.

Когда Фелли описала местность, Нина задала несколько вопросов. По-видимому, в голове у неё уже сложилась чёткая карта. Получив точные указания, Лейфон вылез из коляски.

Сзади приближался звук сшибаемых скал. Гряземонстр был на подходе.

– Быстрее, – поторопила Нина, и Лейфон понёс её вглубь ущелья.

– Ты уверена?

Девушка была совсем лёгкой. Лейфону почему-то стало неловко.

– Нам ведь надо, чтобы он остановился, так? – спросила она, когда они ехали на лэндроллере, и Лейфон кивнул. – Он голоден. Если перед ним окажется пища, он бросится к ней. Я права?

Лейфон снова кивнул, соглашаясь.

– А о том, кто станет приманкой… тут и думать не надо.

– Командир?

– Заставим противника занять выгодную для нас позицию. Основы тактики.

– Ты не…

– Приманкой буду я.

– А кто ещё? – спокойно сказала Нина у него на руках. – У Шарнида тоже задача есть. На тебе решающий удар. Если будешь взваливать на себя то, что взваливать не нужно, разве не будешь опять тем, кем был раньше?

– Но раньше ведь получалось.

В Грендане он всегда так работал. А теперь ему предлагают измениться…

– В Грендане тебя легко могли заменить, не так ли? Титул Обладателя Небесного Клинка носят двенадцать человек, верно? Одиннадцать человек, пусть это и не так много, могли тебя заменить. Твоя гибель не означала конец всего. Поэтому ты просто делал всё, что умел. В Целни всё иначе. Заменить тебя некому. Целни не Грендан. Я работаю не так, как работают в Грендане. А ты мой подчинённый. Я своих подчинённых на смерть не посылаю, – отчеканила она.

– Но ведь… – начал Лейфон и замолчал.

Взгляд Нины был твёрдым. Её строгий взгляд из-под нахмуренных бровей бросал в дрожь – Лейфону казалось, что он тонет в её глазах.

Внезапно взгляд смягчился.

– Ты разве не хочешь забыть себя гренданского?

– Я не могу.

Угроза гряземонстров есть везде.

– Можешь, – внезапно ответила она, удивив Лейфона. – Когда ты приехал в Целни, разве не возникло у тебя желания защитить город? Так держись за это желание. А про то, как сражался, как жил, как мыслил в Грендане… можешь забыть. Оставь лишь то, что поможет осуществить твоё желание, остальное забудь.

– …

– Думаешь, стоит ли оно того? Я думаю, что да. И та, что ждёт тебя в Грендане, тоже так думает. Разве не так она писала в письме?

– Письме?

– Я готова повторять сколько угодно, тебе, товарищу и подчинённому, я погибнуть не дам. Сделаю всё, чтобы этого не допустить.

Мягкий взгляд исчез, глаза снова засверкали. В ясном взгляде читалась непоколебимая, несгибаемая воля. Лейфон хотел что-то спросить, но, увидев собственное отражение в её глазах, просто кивнул.

– Хорошо. Тебе придётся доверить мне свою жизнь.

Это всё, что он смог сказать.

– Не говори глупостей, – рассмеялась Нина. – Я командир. Это вы мне доверяете жизни.

***

Лейфон ушёл, и Нина осталась одна в долине, в пересохшем русле реки. Когда-то здесь, наверное, росли деревья, текла вода, а воздух наполняло пение птиц. Жизнь процветала по всей земле, будто иначе и быть не может, и на смену тем, чей недолгий срок истекал, всегда приходили другие, подхватывая эстафету жизни.

Под ногами лежали не только камни. К одному камню прилипло что-то белое, по-видимому рыбья кость. Жизнь, которая не оставила после себя другой жизни.

Мир засох. Из-за чего… Каким образом загрязнители распространились по миру? Одни объясняли, что люди, охваченные чрезмерной гордыней, породили загрязнители в расцвете цивилизации. Другие говорили, что загрязнители сами посыпались с неба. Было и много других версий. Нина не знала, которая истинна. Она даже не знала, есть ли смысл копаться в прошлом. Для неё есть лишь одна жизнь: всегда в региосе, всегда в страхе перед гряземонстрами. Нина ненавидела этот страх. Она спрашивала себя, нельзя ли что-нибудь сделать. Она хотела что-нибудь сделать. Она отринула тесный мирок, в котором жила, захотела хоть одним глазком посмотреть на другой – и приехала в Целни. И поняла, что страх и здесь не отпустит. Ещё сильнее поняла жестокость этого мира. Поняла, что слаба.

Мир требовал, чтобы она жила дальше, но что ей дальше делать, что она хочет делать? Она решила, что хочет жить. А чтобы жить, надо стать сильной. В таком мире она обязана стать по-настоящему сильной. Обязана, потому что обладает даром кэй. Так она решила.

Но немного просчиталась. Она не считала, что ошиблась во всём. Ошиблась только в методе.

А теперь Лейфон, который помог ей исправить ошибку, сам собрался совершить такую же. Тоже немного просчитался. Потому что перестал понимать, где находится. И надо ему просто объяснить.

Грохот приблизился. Гряземонстр. Вершина пищевой цепи. Весь израненный, движимый лишь чувством голода. Раны нанёс ему Лейфон… Если бы они просто продолжили драться, кто бы победил?

Она вспомнила, как недавно размышляла о том, кто сильнее всех. Мир гряземонстров больше мира людей. В тот мир человеку просто так не войти. В этом смысле гряземонстры сильнее. Но они живут в царстве голода, они вынуждены драться. Им мало загрязнителей. Им приходится есть людей.

А люди живут в своём мире, у них нет проблем с пищей – так кто же выходит сильнее?

– И чего опять всякие глупости в голову лезут?

Вид приближающегося существа внушал трепет. Его взгляд казался столь же острым, как и его зубы. Нина не могла прогнать мысль о том, что эти бесчисленные зубы сейчас сдавят её крошечное тело. Мысль о том, что зубы распотрошат её, и вывалившиеся внутренности будут перекатываться у зверя на языке.

– Это и есть мир, который он видит?

Она оказалась один на один с этим исчадием, и её охватил страх. Задрожали ноги. Без кэй она была совершенно беспомощна. Впрочем, она не знала, как бы здесь помогла кэй – наверное, разница в силе людей и гряземонстров слишком велика.

А Лейфон дрался с ним в одиночку.

– Но больше я тебя одного не отпущу, – сказала она, обращаясь к подчинённому, которого рядом не было. Но он её, скорее всего, слышит. – У тебя есть я. Есть товарищи.

Раздался новый звук. По сравнению с шумом, который производил гряземонстр, звук был совсем тихий, но эхо ещё долго его повторяло. Кусок одной из стен ущелья отвалился.

Это был выстрел Шарнида. Отстреленный кусок вызвал обвал камней и песка. Мгновенно возникшая лавина пошла прямо на гряземонстра. Он взревел.

Лавина направлялась и к Нине. Она резко взлетела. Нина была обвязана длинной тонкой нитью – стальной нитью. Она преодолела высоту ущелья почти мгновенно, но успела заметить. В обратном направлении, вниз метнулась тень – Лейфон. Он падал, сжимая в руке огромный, потрескавшийся меч. Просто падал, прямо на заваленного, обездвиженного гряземонстра.

Нина оглянулась посмотреть, сработал ли план.