В желудке ворочалось ощущение тошноты; это не сулило ничего хорошего. Язвы, одной из причин которых был стресс, являлись довольно частым заболеванием у офисных работников, а сам Ёкодзава пока что избежал их только потому, что немного следил за здоровьем.

—Думаю, я выпил многовато...

Он позволил себе выпить чуть больше чем обычно, потому что было приятно обсуждать книги с кем-то настолько сведущим в этой теме, как Окада. Энтузиазм Окады был заразителен, и он позволил себе выпить побольше. Если из-за этого он плохо себя почувствует, для полного восстановления понадобится некоторое время.

Но другой причиной, почему он пил так много этим вечером... был не кто иной, как Киришима. Даже сейчас, обдумывая, из-за чего у него было такое плохое настроение, Ёкодзава не мог найти определенного ответа.

Он в очередной раз вздохнул, вышел из лифта, устало зашагал к своей квартире, еле переставляя ноги – тут он заметил высокую фигуру, стоящую у двери в его квартиру, и инстинктивно напрягся.

—... Киришима-сан?

—Добро пожаловать домой.

Киришима выпрямил руки, которые до этого держал скрещенными на животе, и повернулся в сторону Ёкодзавы.

—Ч-черт, не пугай меня так. Ты вообще представляешь, сколько сейчас времени? Что, если бы я подумал, что ты грабитель или еще что-нибудь такое, и вызвал полицию? Предупреждай перед приходом.

Он не ожидал увидеть этого парня сегодня вечером, поэтому и возмущался. Ответ на его невнятные слова прозвучал со вздохом:

—Мой звонок остался без ответа.

—...!

Тут Ёкодзава вспомнил, что отключил телефон. Он пожалел об этом, но тем не менее хотел знать, почему Киришиме понадобилось прийти именно сейчас, а не потом. Он закашлялся от повисшей неловкой атмосферы и сменил тему:

— Ну – я полагаю, у тебя были веские причины, чтобы прийти ко мне, верно?

Спрашивая, он подозревал, что причина была связана с их недавним разговором, но ответ Киришимы был совсем не таким, как он ожидал.

—Я просто хотел увидеть тебя.

—Хах? Какого черта это означает? Ты можешь видеть меня в любое время. Блин, я понимаю, что тебе совсем одиноко без Хиё, но всему есть предел.

—Я не это имел в виду.

—Тогда объясни сам – и у тебя же есть ключ? Мог бы войти.

Он подарил Киришиме на прошедший день рождения ключницу, и через несколько дней после того, как Киришима попросил у него запасной ключ, Ёкодзава нехотя выполнил просьбу.

И пока еще – Киришима не пользовался этим ключом. В общем-то, большую часть времени они проводили вместе дома у Киришимы, и у Главного Редактора раньше не было причин прийти в квартиру к Ёкодзаве.

—Ты... не был бы против, если бы я вошел?

—Хах?

—Я же не могу без разрешения войти в квартиру, если ее хозяина нет рядом, верно?

—Ну, если это будешь ты, я не переживаю... Неважно, входи.

Соседи могли бы пожаловаться на шум, если бы они продолжали разговаривать снаружи, так что Ёкодзава открыл дверь и пропустил Киришиму внутрь. Воздух в комнате, которая была полностью закрыта весь день, был теплым и душным.

Киришима снял туфли, на лице застыло мрачное выражение – Ёкодзава впервые видел его таким сдержанным. Не зная, как подступиться к этому парню, Ёкодзава отпустил безобидный комментарий:

—Я просто... включу кондиционер.

—Окей...

—Выпьешь чего-нибудь?

—Нет, не хочу.

—...

Он не мог понять Киришиму. Даже во времена, когда из-за ссор Киришима отвечал коротко и отрывисто, он никогда не выражал свое недовольство так очевидно, как сейчас.

Дистанция между ними не могла исчезнуть с этой угнетающей тишиной. Он открыл холодильник и вытащил большую бутылку зеленого чая с ячменем, налил себе стакан и выпил залпом, чтобы избавиться от алкогольного привкуса.

Искоса посмотрев на Киришиму, он обнаружил, что тот осматривает квартиру Ёкодзавы, в которой был впервые. Раньше, когда Киришима заезжал за ним, чтобы отвезти Сорату в ветлечебницу, Киришима ждал в машине. Было немного неловко, что его личное пространство так тщательно рассматривают, но Киришима не мог увидеть ничего смущающего.

—У тебя довольно пустая квартира.

—Все, что я тут делаю, это сплю; для сна вполне достаточно.

В романах квартиры и комнаты, не играющие особой роли, обычно описывают как пустые и мрачные, будто созданные именно для демонстрации своей ненужности, но квартира Ёкодзавы была еще хуже. В спальне стояла лишь кровать и книжный шкаф, а в гостиной располагались низкий столик, телевизор и кошачий пуфик для Сораты.

—Ты уверен, что не хочешь переехать к нам? Сората, в конце концов, уже там живет.

—Ты идиот? Я не могу – если бы сделал, пришлось бы уведомить компанию. И что я сказал бы своим родителям?

Хоть он, возможно, и проводил намного больше времени у Киришимы, предложить жить вместе было немного чересчур. Одной из проблем было объяснение ситуации окружающим, но еще важнее был вопрос о чувствах Ёкодзавы по этому поводу. Если бы они были людьми противоположного пола и встречались, волноваться было бы абсолютно не о чем. Черт, если бы Киришима встречался с женщиной, они могли бы рассматривать вопрос о том, чтобы пожениться.

—А, да... Точно...

Киришима пробормотал это почти про себя, выдвинул из-за стола стул и небрежно на него сел. Не в силах стоять посреди кухни в одиночестве, Ёкодзава сел напротив Киришимы.

Такано всегда сидел там. Он сидел, гладил сидевшую на коленях Сорату и ждал, когда Ёкодзава закончит готовить обед – а когда Ёкодзава расставлял тарелки с едой только на двоих, они заполняли весь стол.

—Здесь обычно спит Сората?

—Обычно. Зимой она спит в моей постели.

—Хоть она и эгоистка, иногда и она хочет тепла.

—Все кошки такие.

—Она просто цундере – как и ты.

—Кого ты назвал цундере?!

Собирался ли Киришима действительно продолжать этот бессмысленный разговор? Такафуми медленно раздражался оттого, что Киришима просто сидел, не озвучивая причины своего визита, когда Главный Редактор задал неожиданный вопрос.

—Что... ты чувствуешь ко мне?

—Что я чу... Почему ты спрашиваешь такое именно сейчас?

—Когда мне следует спросить? Все, о чем мы говорим, это Хиёри, Сората и работа. Можешь вспомнить, когда мы последний раз говорили о нас?

—Вряд ли...

Вряд ли они обсуждали что-то подобное. Ёкодзава уходил от разговора, говоря, что нечего обсуждать, на самом же деле его снедали смущение и нерешительность, не оставляя мужества на обсуждение подобного. Так что он всегда находил способ спрятаться, говоря о Хиёри или Сорате.

Не то, чтобы он не хотел знать больше о Киришиме – наоборот, было многое, что он хотел спросить.

Случайно так совпало, что он узнал о дне рождения Киришимы, а больше ничего из самых простых сведений было ему недоступно. Черт, да его подчиненные, наверное, знали о нем больше, чем Ёкодзава.

Но чтобы что-то узнать, нужно было что-то сделать: а если любые вопросы застревают в горле, он никогда не сможет узнать Киришиму по-настоящему.

Неуверенно подбирая слова, Ёкодзава заговорил:

—... Вряд ли ты пришел, чтобы поговорить об этом, правда же? Если хочешь вернуться к предыдущему разговору, почему бы просто этого не сделать?

—... Да, возможно, ты прав.

—Возможно?

Раздражение росло вместе с неспособностью их разговора нормально продолжаться; неужели этот парень теперь вознамерился избежать этого разговора? Сытый по горло своим раздражением, Ёкодзава вышел из себя:

—Ладно – я действительно не понимаю почему, но тебе что-то не нравится в том, что я шел домой с той девушкой? Какой смысл нам был расходиться, если мы ехали в одну сторону?

—Ты прав.

—Ты же ходишь выпить с девушками из компании, верно? Тогда какого черта ты злишься на меня?

—Я не злюсь на тебя.

—Тогда, может, это означает, что ты не доверяешь мне?

От этих слов глаза Киришимы расширились, взгляд дернулся, и произнесенные в следующую секунду слова прозвучали как оправдание.

—Я никогда... не говорил, что не доверяю тебе.

—Знаешь, а похоже! Когда это касается тебя, я...

Он проглотил непроизнесенные слова, не желая показывать свои чувства сейчас, борясь с желанием выплеснуть все свои раздражение и разочарование.

Неважно, сколько раз этот парень его дразнил или насколько перевернул его жизнь – он доверял Киришиме потому, что это был Киришима. И после этого ему самому не доверяли?

Вот так, стоя лицом к лицу, Ёкодзава боялся сказать что-нибудь, во что сам не поверит. Не двигаясь с места, он отвернулся от Киришимы.

—Ёкодзава.

—Не трогай меня...

Он хлопнул по руке, которая легла ему на плечо – и в следующий момент его силой развернули обратно. Он открыл было рот, чтобы возмутиться, но вместо этого сглотнул, встретившись глазами с пронзительным взглядом.

Улучив момент, Киришима выпустил руку, схватил его за лацканы, дернув вперед. От нехарактерной резкости движений их зубы клацнули друг о друга, а Ёкодзаве оставалось только стоять с широко открытыми глазами, будучи вовлеченным в чуть ли не пожирающий поцелуй.

От внезапного нападения все мысли застопорились, но когда чужой язык вторгся в его рот, он, наконец, снова обрел чувства.

Их языки терлись друг о друга, но гнев Ёкодзавы превзошел другие чувства. Злой оттого, что этот парень, казалось, лишь дразнил его поцелуем, он прикусил Киришиме губу и оттолкнул его.

—Прекрати!

—...!

Киришима утер сочащуюся кровь тыльной стороной ладони, его взгляд был опущен, и Ёкодзава не мог понять, что за выражение на его лице.

Ёкодзава чувствовал привкус железа во рту.

—... Уходи.

Угроза, скрытая в его голосе, поразила его самого.

—Я сказал, убирайся отсюда ко всем чертям.

Он повысил голос на Киришиму, который стоял и молчал, и снова отвернулся.

Если он позволит Киришиме уйти сейчас – он, безусловно, пожалеет об этом. Но, несмотря на эту уверенность, он не мог заставить себя взять слова обратно.

После долгой паузы, Киришима тихо заговорил:

—... Ладно. Я ухожу. Я присмотрю за Соратой, так что... не беспокойся об этом.

Вся резкость, что проявилась в их поцелуе, исчезла без следа, оставив Ёкодзаву в недоумении относительно того, какого черта тут произошло, еще более расстроенного и запутавшегося в странных колебаниях настроения Киришимы.

И еще через несколько мгновений он услышал отдаляющиеся неуверенные шаги, а затем из прихожей донесся звук сначала открывающейся, а затем закрывающейся двери.

... Он снова это сделал. В секунду, когда он остался один, все произошедшее рухнуло на него. Почему – почему он никогда не может сказать, что чувствует?

—Я не гребанный подросток...

Да уж - ребенок, возможно, лучше бы выразил свои чувства. Когда вы взрослеете, тщеславие и совесть оказывают все большее влияние, пока сказать о своих истинных чувствах не становится практически невозможно.

Он не хотел стычки – он желал лишь, чтобы парень понял. Но тогда... наверное, сложнее всего было просто попросить.

—... Черт побери.

Он коротко выругался и сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони.