—Черт... неужели желудку все еще не полегчало?

Ёкодзава поднимался по холму к издательству, потирая живот, в котором пульсировала боль. С утра было облачно, пришло долгожданное избавление от палящего солнца, что властвовало все последние дни, но влажность увеличилась, воздух чувствовался вязким, будто прилипшим к коже.

С прошлой пятницы он и Киришима находились в состоянии «холодной войны», волнение и неловкость оставили его в безвыходном положении, заставляя держаться подальше от дома Киришимы. То, что Хиёри сейчас была у бабушки с дедушкой, было небольшим подарком судьбы. Он не хотел, чтобы она видела их ссору, равно как и показные ни к чему не обязывающие разговоры. Он обдумывал идею забрать Сорату и вернуть домой, но это означало, что придется идти к Киришиме домой. Да и вообще, он думал, что для Сораты будет лучше оставаться там с Киришимой, чем с Ёкодзавой и его раздражением.

Он был безумно зол на эгоистичные слова Киришимы, что прозвучали тем вечером – но сейчас, когда у него было достаточно времени, чтобы успокоиться и попытаться поставить себя на место Киришимы, он частично мог понять чувства Киришимы.

Ёкодзава раздражался, когда видел, что Главный Редактор уходит пить с коллегами-женщинами, и не менее его раздражала уверенность Киришимы в том, что никто всерьез не заинтересуется отцом-одиночкой. Как бы там ни было – любой человек хочет, чтобы его партнер был заботлив к нему так же, как к себе, и даже чуть больше.

Посмотреть на себя объективно довольно сложно для кого угодно – и это, естественно, раздражает, когда кто-то не слушает твоих предупреждений. Киришима, возможно, видел в действиях Ёкодзавы риск – разница в возрасте порождала огромную разницу в жизненном опыте. И все же – он отчаянно хотел, чтобы этот парень просто доверял ему.

И это... требует серьезного обсуждения. Чем больше проходило времени, тем больше росло отчуждение между ними, пугая Ёкодзаву. И все равно – он не мог заставить себя сделать первый шаг.

—Боже, это сбивает меня с толку...

Он всегда становился полным и абсолютным трусом перед лицом человека, которого любил – что лишь показывало, насколько серьезно он был привязан к Киришиме.

Может быть, это было лишь верное обвинение Киришимы: предрасположенность к зависимости от других. Чем больше Ёкодзава нуждался в нем, тем больше его к нему тянуло, и хоть он все еще был не в состоянии искренне принимать предлагаемую любовь, он отчаянно искал ее и утешался ею.

Но его чувства к Киришиме были шире – за все годы его жизни никогда и ни с кем другим он не чувствовал и чувствует себя таким живым, а сердце радостно ускоряет ритм. Все предыдущие романы не приносили ничего, кроме боли; чувства собственничества и отчужденности взрастали внутри и лишали самообладания до последней капли.

Быть с ним было весело – но, может быть, это было связано с их тесной дружбой. Сейчас, когда эта история окончательно закончилась, Ёкодзава наконец смог спокойно оценить обстановку. Может быть, эта «любовь»... всегда была обречена на провал.

—Ох, Ёкодзава-сан! Д-добро пожаловать!

—... Что с вами и что это за скорбные выражения на лицах?

Как только они увидели лицо Ёкодзавы, выражения на лицах сотрудников, стоявших у входа в здание, стали странными. Когда он шагнул внутрь, девушки с ресепшн осторожно оглядели его.

Чувство... было очень знакомо. Сомнения быть не может, о нем опять гуляют слухи. Он надеялся, что все не настолько ужасно.

Наверное, стоит принять лекарство, когда он дойдет до своего стола. Вздохнув, он смешался с толпой у лифта и услышал обрывок разговора редакторов, что стояли в нескольких шагах впереди.

—Ты слышала? Похоже, Ёкодзава-сан прогуливался с девушкой наедине! Вроде бы он шел домой со стажеркой из книжного магазина!

—Серьезно?! Если она стажерка, возможно, она учится в колледже, да? Слушай, люди из отдела продаж такие счастливые, могут часто видеть разных людей...

На этих обличающих словах Ёкодзаву посетило ощущение дежа-вю, нахмурившись, он, тем не менее, продолжал слушать.

—Ага-ага, она студентка колледжа! И, видимо, очень миленькая. Ёкодзава-сан бывает прямолинейным, но и его не стоит недооценивать, хах!

Он подумал было, что будет забавно им подыграть, но, если он не прояснит это недоразумение, слухи начнут множиться.

—Я не шел с ней домой. Мы возвращались с вечеринки, посвященной мероприятию по раздаче автографов. Наши дома находятся в одной стороне.

— Угх - Ёкодзава-сан!!

Эти двое побледнели, повернувшись к Ёкодзаве. Он одарил их холодным взглядом и поинтересовался:

—Еще что-нибудь спросите?

—Нет, все нормально! Ох – я вот только вспомнила, сегодня хотела подняться по лестнице! Кое-какие проблемки с фигурой, так что вот.

—Ой – т-тогда я с тобой! Я тоже местами раздаюсь!

Принужденно улыбаясь, обе развернулись и направились в другую сторону.

—Эй – лифт уже тут!

—Нет-нет, не ждите нас!

Они, волнуясь, быстро шагали в сторону лестницы. Он поверить не мог, что эти двое из всех мест, где можно обсуждать такие смущающие вещи, выбрали именно офис.

Но даже если бы он попытался извиниться, это лишь породило бы еще больше слухов. Кажется, у него нет выбора, кроме как ждать, когда все уляжется само собой.

—... Черт, откуда они узнали?

Даже если кто-нибудь видел, как они с Мацумото шли домой, вряд ли мог сделать вывод о ее чувствах; значит, кто-то проболтался о подробностях. И в компании было всего два человека, кем этот таинственный «кто-то» мог оказаться.

Он покинул лифт на этаже отдела продаж и направился к своему столу, когда один из подозреваемых воскликнул:

—Ах~ Ёкодзава-сан! О ком-то сплетничают сегодня все утро~

—Пошли.

—Э? Хах?

Ёкодзаву безумно бесило, что этот парень выглядел искренне недоуменным. Впихнув Хэнми в кухонный уголок, он приступил к допросу напуганного мужчины.

—Что ты сказал?

—Ч-что Вы имеете в виду?

Голос смущенного Хэнми чуть его не подвел.

—Не строй из себя дурачка, ты прекрасно понимаешь, о чем я – эти чертовы слухи твоих рук дело?

—Конечно, нет! Я бы никогда ничего подобного не сделал!

Хэнми напрягся буквально на мгновение, это не ускользнуло от внимания Ёкодзавы, и он повысил голос:

—Ты уверен?

—Уверен! Просто... когда кто-то из девушек из редакторского отдела спросил, с кем Вы возвращались домой, я сказал, что с девушкой, которая работает в «Книгах Маримо» и – ОЙ-ЕЙ-ЕЙ!

Прежде, чем Хэнми договорил, Ёкодзава стукнул его кулаком по макушке. Хоть и начал все один человек, слухи по компании распространялись как лавина.

—Так это ты проболтался... Черт, и ты действительно пытался увильнуть от ответа...

—Я сказал только правду!

Ёкодзава холодно посмотрел на Хэнми, который потирал голову и все еще оправдывался.

—Скажи-ка, а ты это сделал не потому, что самому любопытно?

—Гх, ну...

Учитывая, что взгляд Хэнми бегал, он, похоже, не мог опровергнуть обвинение. Ёкодзава в какой-то степени очень ценил неспособность Хэнми врать, но сейчас раздражение определенно брало верх над восхищением.

—На днях – я собираюсь сделать рассылку всей компании о твоей самой страшной, темной тайне.

—Эй – подождите, не делайте этого! Вы – Вы же шутите, да?

—Кто знает.

Конечно, Ёкодзава шутил, но позволил этому парню подумать о том, как сладка будет месть. Он знал, что такой вариант отдает детскостью, но зато позволяет уйти без потерь.

—Ч-что Вы подразумеваете под «страшной темной тайной»?!

—Если я тебе скажу, это потеряет всякий смысл.

По правде говоря, он не знал секретов Хэнми – но у каждого есть одно-два воспоминания, о которых никто не должен знать. Если вы скажете кому-то, что знаете его тайну – он, безусловно, начнет перебирать в уме, что это может быть.

Наверное, желание подшутить над Хэнми было следствием влияния Киришимы. Они так много времени провели вместе, что такое влияние неудивительно.

Оставив Хэнми позади, лихорадочно размышлявшего, Ёкодзава покинул кухонный уголок и направился к своему столу – и неожиданно столкнулся с непосредственным начальником, который выглядел слегка растерянным.

—Что случилось? Вам же еще рано возвращаться?

До конца совещания, записанного на доске расписаний, было еще полчаса. Обычно все наоборот задерживались, поэтому, должно быть, что-то произошло.

—Да мы в тупике. Я понять не могу, почему, но Киришима сегодня в скверном расположении духа. Ты в последнее время с ним общался, верно? Не знаешь, в чем дело?

Он вздрогнул от небрежного упоминания имени Киришимы.

—Оу, эм, нет. Без понятия.

Вообще-то, черт возьми, он как раз таки знал, что могло быть причиной, но ни за что бы не сказал что-то вроде «возможно, из-за ссоры со мной».

Тем не менее, для Киришимы быть в настолько плохом настроении, чтобы это начали замечать окружающие – большая редкость, наверное, поэтому начальник Ёкодзавы выглядел таким потрясенным.

—Он выглядит так, будто вот-вот сорвется; живот болит от мысли, что вокруг него лучше ходить на цыпочках. У тебя в столе были лекарства, да? Можно мне немного?

—Ох, да, конечно.

Он вытащил из стола упаковку и передал пакетик порошка. Заодно и себе в карман сунул один, мысленно отметив, что попозже надо его выпить.

—Итак, как прошло совещание? Вы же выдвинули те наши предложения, верно?

—Ох – в этом смысле все отлично. В общем-то – я думаю, что можно решать все вопросы быстрее, чем обычно. Похоже, сегодня все решили «пусть все идет как идет», и никто особо не возмущался.

—Ах, так вот почему совещание кончилось так быстро.

То, что совещание прошло спокойно, было хорошо, но он не мог перестать переживать об отношении Киришимы. Весьма вероятно, что причиной его плохого настроения была злость из-за Ёкодзавы и сопутствующее разочарование, самого же Ёкодзаву мучало чувство вины за это.

—Что такое? Вы выглядите серьезным...

Серьезный вопрос прозвучал от только что подошедшего Хэнми. Ёкодзава не мог не завидовать способности этого парня быстро переключаться с одного на другое.

—Похоже, что на совещании все от и до прошло отлично.

—Серьезно?! Это прекрасно! Но тогда – почему Вы так выглядите?

—Не спрашивай...

Он не имел ни малейшего желания объяснять и вернулся в кухонный уголок. Влияние Киришимы и тут проявилось.

—Пойду выпью лекарство.

Проговорив это, их начальник, слегка ссутулившийся и потирающий живот, вышел. Должно быть, совещание все же было очень напряженным.

—Блин, да что со всеми происходит?!

Хэнми, оказавшийся в одиночестве, громко выразил свое недовольство.