На следующий день Амэ Очибана впорхнула в класс Дзю и, пока парень собирался, подошла к нему с заявлением:

— Я пришла вас проводить.

— Ага, — кивнул он в ответ и взял свой тоненький портфель под мышку.

Увидев эту сцену, Мия пальцем поманила их к себе:

— Ребята, между вами что-то есть?

— Связь из прошлой жизни.

— Мы просто друзья.

Дзюдзава встал между девочками, чтобы беседа не зашла слишком далеко. Мия наверняка удивилась, но сейчас он ничего не хотел объяснять. Да и как ей всё объяснишь? Можно сказать, что так сложились обстоятельства, посетовать, что он получил по заслугам, или даже с грустью сообщить, что всё это — расплата за его ужасный поступок.

— Дзюдзава, а ну стой! — крикнула спешащая к нему староста, Канако Фудзисима. Схватив парня за плечо, она пристально на него посмотрела.

— Я-то думала, ты исправишься, раз волосы перекрасил. Так нет, свою девчонку сюда притащил!

— Не торопитесь, — Дзю и слова сказать не успел, как Амэ встала между ним и старостой, будто собиралась его защищать.

— Ты враг моего господина?

— Враг? Господина? Что за бред? Дорогуша, я так скажу: держись от него подальше.

— Почему?

— Да потому что от него одни неприятности!

— Ради моего господина я готова спуститься хоть в преисподнюю.

— Что?..

— Радость моего господина — моя радость. Любое его желание — моё желание. Вся моя жизнь посвящена служению ему, ведь нас крепко связывают узы прошлой жизни.

Как же Амэ понесло! Дзю скорее закрыл ей рот и потащил к двери. Попрощавшись с Фудзисимой и Мией, он вылетел из кабинета. Пару провожали десятки любопытных глаз.

◆

Дзюдзава хоть и подпустил Амэ к себе, но ничуть не уделял ей внимания. Хочет быть рядом — на здоровье. Что ходил он с ней, что нет — для Амэ ничего не поменялось. Ему-то всё равно, а вот она скоро устанет от его скучных, серых будней. Не сомневаясь в таком исходе, он и решил притвориться её другом, но только до того чудесного дня, пока она не отстанет. Как ни странно, вдвоём они не особо выделялись, причём не только в школе, но и уже по пути домой.

Дзю какое-то время сомневался, перекраситься обратно или нет, но всё-таки решил оставить родной цвет волос. Ему не хотелось признаваться, что всё это он затеял из-за девчонки. Ихара и его дружки, похоже, решили, что Дзю специально всё подстроил, больше к нему не подходили и подумывали сейчас уже не о плане мести, а том, не слинять ли им от него подальше. И в школе, и на улице они старались даже не пересекаться с ним взглядом. На ребят было жалко смотреть, но, по крайней мере, они больше не доставляли хлопот.

По пути на станцию Амэ держалась немного позади Дзю и ничего не говорила, будто боясь к нему подступиться. Может, она не нашла, о чём спросить, а может, была молчаливой по натуре и ждала, пока Дзюдзава заговорит первый.

«А вдруг Очибана замышляет что-то зловещее? Впрочем, на злодейку она не тянет. Так, только на чудачку, с которой никак не сладить».

Не проронив ни слова, пара вместе села на поезд и вместе с него сошла. Дзюдзава подозревал, что девушке с ним не по пути, но Амэ сообщила, что живёт неподалёку. Ему не доводилось бывать по этому адресу, но это действительно оказалось рядом. Раз они жили в одном районе, то могли пересекаться и раньше, но Дзюдзава не припоминал, чтобы Амэ попадалась ему на глаза. Впрочем, он хорошо запоминал в лицо парней, а вот девушки мигом вылетали из его головы, если в них не было какой-то изюминки. Даже сейчас Дзю узнавал только Амэ, Мию, ну и Канако. После новости о том, что они почти соседи, его беспокойство заметно поутихло. Это не повод с ней носиться, но и плохо с Амэ он бы уже не поступил. Будет кое-как общаться, да и всё.

Темнело уже поздно, и в торговом квартале, у станции, вовсю резвилась детвора. От радостных, беззаботных лиц ребят на душе у Дзю стало немного тоскливо. Нет, он не завидовал им, ведь сам повзрослел не так давно и ещё отлично помнил, каким маленьким кажется мир в детстве. И каким громадным он оказывается, стоит только стать взрослым. Невелико открытие, но ведь так и есть. Их мир мал, его легко сломать, разрушить. Одно мгновенье — и вот ему уже пришёл конец. То, что взрослому, как ни гляди, покажется сущей ерундой, для ребёнка может быть вселенской трагедией. Но со временем все теряют эту простоту и искренность. Вот только что они получают взамен? Именно об этом Дзю и думал. С мысли его сбил один из мальчишек, игравших в салки с друзьями: он не смотрел, куда бежит, и налетел прямо на Дзюдзаву. Мальчуган грохнулся на землю и боязливо поднял голову — наверное, ждал, что на него накричат, ведь перед ним высился великан с суровым взглядом. Дзю молча протянул пареньку руку, помог ему подняться и напоследок легонько похлопал по голове, дав понять, что не злится. После чего пошёл дальше, не дожидаясь ответа. Возможно, мальчик сказал ему вслед «спасибо», но на улице стоял такой гвалт, что Дзю ничего не услышал. Амэ лишь молча наблюдала за этой сценой.

Дзюдзава хоть и строил из себя хулигана, но тут спасовал — накричи он на мальчика или пни его, он бы поступил как настоящий хулиган, а идти до конца по этой дорожке ему не хотелось.

Впрочем, эту мысль ему кое-кто подсказал. Как-то раз Дзюдзава рано пришёл в школу и думал спокойно подремать в классе, пока не начнутся уроки, но столкнулся у школьных ворот с Канако Фудзисимой. Она, как недавно выяснилось, тоже живёт неподалёку и добирается в школу на той же электричке. Но раньше они не пересекались ни утром, ни вечером, что было целиком заслугой Канако, которая специально выходила в школу в другое время, а после уроков выбирала другой путь домой. Вместе их свела случайность: ответственная староста всегда приходила довольно рано, а вот Дзю просто угораздило неправильно поставить будильник.

— Кошмар, это же надо — наткнуться на тебя с утра пораньше. Теперь весь день насмарку.

— Слушай, мне кажется, или ты в меня втрескалась?

— Что?! Да кому ты сдался?! Конечно нет!

— Извини, значит, показалось. Наверное, я тебе сильно не нравлюсь?

— Не нравишься! Ещё как! — Канако уже покраснела от крика, а Дзю всё так же смотрел на неё сонными глазами.

— Знаешь, тебе трудно поверить, когда ты так громко об этом кричишь, — зевая, ответил Дзюдзава. Староста аж выпучила глаза от такой наглости. Она уперла руки в бока и перешла на свой любимый, нравоучительный тон:

— Дзюдзава, смотреть не могу на таких лоботрясов, как ты, которые каждый день слоняются без дела и даже думать ни о чём не желают!

— Ну и не смотри.

— Не говори глупости! — отрезала она и продолжила отчитывать его как нашкодившего ребёнка: — Вот скажи, Дзюдзава, у тебя есть мечта? Планы на будущее?

— Ничего такого.

— А у меня есть. Я обожаю читать. И хочу однажды стать переводчицей, чтобы познакомить нашу страну с тысячами зарубежных книг, показать, какие они интересные. А другие страны — с нашей литературой.

Канако полагала, что Дзю отмахнётся, ляпнет: «Ага, очень за тебя рад» — или что-нибудь в этом духе, но он ответил иначе:

— Слушай, ну ты крутая! — это была не шутка и не подкол, парень искренне восхитился. — Я, конечно, мало книжек читал, так что плохо понимаю, что там такого интересного. Но наверняка целая куча людей тебя поймёт. Мне даже завидно.

— Ты шутишь, что ли?

— Я ещё сплю на ходу, ну какие шутки? — глаза правда слипались, и он опять зевнул. — Ты давай, старайся. Хотя не мне так говорить.

— Да что ж ты такой бесхребетный?

— Я вообще-то хулиган.

— Дурак ты, а не хулиган, иначе давно побил бы за такие разговоры.

— Значит, дурак.

— И ведь всё понимаешь, а ведёшь себя так же. Пойди разбери — зачем? — с улыбкой сказала староста. Дзюдзава не понял, смеялась она над ним или хвалила, но такой он Канако ещё никогда не видел и хорошо запомнил её лицо.

Никогда вот так, в открытую, его не называли бесхребетным. Может, поэтому Дзюдзаве запомнился тот разговор. Канако открыла ему глаза: он только притворялся хулиганом и бежал от ответственности. Ему не хотелось ни с чем возиться, да и копаться в себе тоже. И хоть он убедил себя, что так ему живётся легче, Дзюдзаву стали всерьёз терзать сомнения.

— Как думаешь, кому жить проще: хорошим людям или плохим?

— И тем, и другим жить довольно тяжело, — ответила Амэ.

— Разве? А я бы, наверное, сказал, что плохим.

Дзю правда считал, что хулиганам проще живётся, поэтому и стал одним из них.

— Дело в отношении. Абсолютный негодяй, надо полагать, на каждом шагу творит зло. И вести себя подобным образом чрезвычайно непросто. Пожалуй, это даже практически невозможно. С другой стороны, быть абсолютно порядочным — такая же невыполнимая задача.

— Почему?

— Потому, что это настоящая мука — идти выбранной дорогой до конца.

— Разве?

— Представьте, что некто целиком посвятил себя злу. Иными словами, обернул против себя весь мир. Его, конечно же, ждут мучения.

Дзю попробовал вспомнить какого-нибудь известного злодея. Как насчёт мафиози, заправляющих преступным миром? В фильмах их часто изображают настоящими злодеями, но сейчас они не годились. Безусловно, они делали больше зла, чем добра, но при этом тепло относились к членам «семьи» и к тем, кто с ними работал. Зло не поглощало их целиком.

— Но сторонники добра сталкиваются с той же проблемой. Отказаться от любых амбиций и посвятить всего себя борьбе за правое дело — это невероятная жертва. А впереди всё равно ждёт только смерть. Это, если угодно, форма саморазрушения.

— Ну, может и так… — её доводы впервые звучали логично, да и вообще она смахивала на нормального человека, когда говорила так серьёзно. Так недолго и забыть, что у неё тараканы в голове.

— Что ни выбери, путь добра или зла, следовать ему до конца весьма непросто.

— Ну ладно, а кому же тогда жить легче?

— Полагаю, что никому из них.

— Ни добрым людям, ни злым?

— Когда-то злым, когда-то добрым. Легче всего живётся тем, кто балансирует между добром и злом — непринуждённо выбирает сторону, отталкиваясь лишь от обстоятельств и сиюминутных побуждений.

— То есть, тем, кто просто поступает как придётся?

— Да. И, честно говоря, подавляющее большинство людей именно так и живёт.

Дзюдзава огляделся по сторонам. Рядом дама закупалась продуктами и что-то обсуждала с владельцем лавки; спешил домой школьник; прямо на улице играли дети; на тротуаре, не стесняясь прохожих, жалась друг к другу влюблённая парочка; не спеша крутил педали патрульный, а в забегаловке с клёцками уселся старичок и принялся с кем-то оживлённо беседовать.

А ведь все, похоже, правда живут так, как описала Амэ. Ну да, жизнь — суровая штука, потому так и тянет устроить её попроще. Эта идея не показалась Дзюдзаве глупостью, ведь он поступал так же.

— Ладно, а к кому ты себя отнесёшь?

— Это целиком зависит от вас.

— От меня?

— Я лишь исполняю то, что велите мне вы.

— А своей воли у тебя нет?

— Моя единственная воля — служить вам.

По тону было ясно, что она ничуть не шутит. Отвечать за другого человека? Вот спасибо! Ему и своих проблем хватало, так теперь ещё чужие расхлёбывать!

— Слушай, я тебе так скажу…

— Если когда-нибудь я, ваша скромная раба, стану вам в тягость, избавьтесь от меня не задумываясь. Я не скажу вам ни слова против.

— Буду иметь в виду.

— Спасибо, — ответила она и тут же поклонилась. Её храбрость и откровенность подкупали Дзюдзаву, он то ли завидовал, то ли просто находил это необычным, ведь как раз этих качеств не хватало ему самому.

— Если позволите, я продолжу. Чтобы человека поглотило зло, ему придётся совершить целую тысячу злодеяний. И стоит разок сделать доброе дело — начинай сначала. Стать воплощением зла ничуть не проще, чем достичь просветления.

Наверное, она не хотела, чтобы Дзю переживал об этом, и резко сменила тему, но парень не придал этому значения и возразил:

— Да кто захочет посвятить себя злу?

— Тот, кто искренне заблуждается, что абсолютное зло может привести к власти.

— Здорово ты разбираешься.

— Я лишь цитирую то, что прочитала.

— И где такое пишут?

— Триста первый выпуск «Грехопадения людей», сноска в глоссарии.

— Это кто же такое печатает?

— Думаю, это своего рода самиздат. Я случайно наткнулась на этот журнал у старьёвщика и мало что о нём знаю. Если вам будет угодно, я его принесу.

Дзюдзава лишь молча помотал головой. Он только сейчас заметил, что почти дошёл до дома. В компании Амэ время пролетело незаметно, как будто он прогулялся и поболтал с самой обычной девушкой. А ведь он думал, что скуки и проблем от её компании только прибавится. С головой у неё, конечно, непорядок, но не такая уж она и дурная. Когда пара добралась до дома, Амэ произнесла:

— Если позволите, здесь я вас покину. Надеюсь, завтра мы увидимся вновь, — после чего резво поклонилась и убежала.

Дзю лишь проводил её скромной улыбкой.

◆

Достав ключ из портфеля, девушка открыла дверь и тяжело вздохнула: у порога стояли туфли. Похоже, сегодня он дома, а раз так, придётся зайти. Как и ожидалось, она застала его на кухне, шинкующего что-то ножом. Было нетрудно догадаться, что именно: рядом на столе стояла огромная салатница.

— О, здравствуй.

— Ты готовишь?

— Ага. С работы пораньше отпустили. Вот, решил повозиться для разнообразия, раз время есть, — парень предложил ей отдохнуть, а сам продолжил трудиться. На плите кипела кастрюля — он ещё и что-то варил. Заметив её взгляд, мужчина объяснил:

— Тушу капусту.

— Понятно, — без особого интереса ответила она и решила прибраться, пока идёт готовка. Правда, работы для неё почти не нашлось: в комнате не было ни грязи, ни беспорядка. Хозяин квартиры любил, когда всё лежит на своём месте, и не жалел времени на уборку. Гостиная вызывала у девушки почти физическую боль, и чтобы хоть как-то отвлечься, она сложила открытую газету и положила журналы на полку. Покончив с уборкой, она подошла к шкафчику и, достав оттуда пару тарелок, расставила их на столе. К этому времени уже поспел ужин, и пара расселась друг напротив друга.

— Скажи, ты в школе такая же?

— Какая?

— С такой же кислой миной.

— Не знаю.

— Раньше ты больше улыбалась, — рассмеялся мужчина, будто сказал что-то смешное. Девушка безучастно смотрела на него, машинально отправляя в рот очередной кусок.

Он любил порядок, и после трапезы сам, по привычке, вымыл посуду. Пара расселась на диване перед телевизором, который всё это время был включен. Мужчина в принципе его не выключал, пока был дома. Как-то раз девушка попыталась его выключить, на что он разразился диким криком, резким ударом сшиб её с ног и продолжил бить до тех пор, пока она не попросила прощения. Впечатлений хватило настолько, что она перестала замечать само существование этого ящика. Да оно и к лучшему: так его голос терялся в потоке других звуков.

Рассказывая, что приключилось на работе, он между делом приобнял её сзади.

— Мне скоро надо домой, а то тётя будет волноваться.

Он понял намёк и стянул с неё одежду, продолжая поглядывать на экран. Наверное, мужчина и сам не понимал, почему постоянно смотрит в ящик, мысли надолго не задерживались в его голове. Но девушка знала — он ждёт приказа. Парень навалился на неё, прижимая к дивану, но девушка всё так же молчала, неподвижно смотря в потолок и стараясь забыться. Её лицо обдавало его резкое дыхание, на щёки и плечи капала слюна. С каждым движением её сердце будто холодело, а душа рвалась из тела, желая оставить позади лишь пустую оболочку. Она уже привыкла к его домогательствам и не заметила, как быстро всё закончилось.

«Пожалеет ли меня хоть кто-нибудь?» — проскользнула мысль в её опустошённом сознании.

◆

У Дзюдзавы никогда не было настоящих друзей, и по мере того, как он стал больше проводить времени с Амэ, его отношение к ней постепенно менялось. Дзю полагал, что её компания будет его выматывать и со временем он начнёт винить Очибану в своём дурном настроении, а потом и вовсе решит её игнорировать. Однако эти страхи не оправдались. Безусловно, его спутница была не вполне в своём уме, и парню следовало бы держаться от неё подальше, но пока их общение складывалось на удивление хорошо.

На каждую, даже самую занудную реплику она всегда находила, что ответить, любую поднятую проблему всегда встречала решением. Амэ говорила подчас витиевато, но весьма убедительно. Она не претендовала на абсолютную истину, о чём сама спокойно заявляла. Очибана внимательно выслушивала его точку зрения, кивала и предлагала встречный аргумент, так потихоньку и шел их разговор. Раньше она совсем не понимала слов, но вот они уже нормально общаются. А её назойливость, казалось бы, сошла на нет. Правда, она всё так же упоминала прошлую жизнь и явно не собиралась выкидывать её из головы. Но если Дзюдзава не хотел ни о чём говорить, то она просто молча шла рядом. Верная своему слову, она вела себя как идеальная подчинённая. Несмотря на свои фантазии и заморочки, она не казалась глупой, напротив, Дзюдзава считал, что она в разы умнее его.

— А ты умеешь готовить?

— Нет.

— Недолго ты думала. У меня на этот счёт нет предрассудков, но всё-таки когда девушка умеет готовить — это плюс.

— Однажды мне явился бог и велел никогда не притрагиваться к кухонной утвари, так что я даже и не училась готовить.

— Ну и оправдание... А я, между прочим, немного умею.

— Вам всё по плечу, господин.

Дзюдзава ответил на её добрые слова скромной улыбкой и тут же почувствовал, как на него упала капля дождя. Амэ мигом извлекла из портфеля зонтик и раскрыла его над Дзю.

— Прошу.

— Не надо, у меня свой.

Идти под одним зонтом ему совсем не хотелось, и он полез в портфель. Вот только зонта там не оказалось — похоже, забыл дома. Сообразив, что произошло, Амэ снова протянула зонт и вновь получила отказ:

— Говорю же, не надо. Тут недалеко, я добегу.

— Я с вами.

— Не стоит, — Дзюдзаве не хотелось отказывать Амэ, но гулять под одним зонтом, как влюблённая парочка, он точно не собирался. Да и вдруг их увидят? Впрочем, кому они нужны? Разве кому-то интересно, встречаются они или нет? Дзюдзава отбросил эти мысли и прикрылся портфелем от дождя.

— Пока!

— Буду ждать нашей встречи, — сказала Амэ и поклонилась.

Дзю оглянулся на неё и побежал. Он так привык к её компании, что уже и не знал, как к ней относится. Раньше ему нравилось быть одному, но он и сейчас недурно проводит время. Дзюдзава растерялся. «Может, всё так и оставить? Сколько будет тянуться наша игра? Скоро ей надоест? Когда она уже протрёт глаза и оставит меня в покое?» — размышлял Дзю, пока нёсся под моросящим дождём.

◆

Дзюдзава любил поспать, хоть и боялся темноты. Ведь во сне ничего не нужно делать: видеть, слышать, ощущать, говорить и даже думать. Впрочем, иногда приходится отвлекаться на сны, но это лишь небольшое неудобство, ведь они мигом забываются, стоит только открыть глаза. Не забываться они не могут, иначе люди бы совсем не знали отдыха и думали бы круглые сутки напролёт. Дзю много о чём мечтал забыть и никак не препятствовал тому, что воспоминания его со временем размываются, да и не особо пытался их восстановить. Если только речь идет не об учёбе. Впрочем, если вы забыли о некой вещи, значит, помнить о ней и не стоило.

Так же впадают в детство старики, расставаясь со своим огромным багажом воспоминаний, в которых они больше не нуждаются. Им многое пришлось пережить, и теперь они заслуженно могут выкинуть эти моменты из памяти. Что это, как не подарок небес? Жизнь наконец-то становится проще. Лёжа в своей едва освещённой комнате, Дзю задумался над тем, насколько далеко ему до старости. В темноте только и остаётся, что думать, за это он её и не любил.

Сколько уже мать не появлялась дома? Он не помнил. Как-то раз Дзюдзава отметил срок в календаре в надежде её позлить, но мать никак на это не отреагировала, и больше он так не делал. Впрочем, оно и к лучшему. Не так уж это и плохо — жить без родителей, не видеть их лиц, не ощущать их присутствия. Можно даже пофантазировать, что он появился на свет сам собой.

Фантазии — это здорово. Чистый хаос, в котором можно мысленно раствориться и не следовать никакому заранее известному сюжету.

Дзю открыл глаза. Вернее, он их и не закрывал, просто только сейчас заметил, что они открыты. По окну барабанил дождь, похоже начавшийся ещё прошлым вечером. От страшного шума казалось, будто весь мир сейчас давит на Дзю и никто не придёт на помощь. Правда, она и не требовалась.

Надо же так вспотеть за ночь — даже в горле пересохло. Дзю поднял руку к потолку, но как ни тянулся, не достал до него даже кончиками пальцев. Отчего-то на душе стало грустно, и он опустил руку, свесив её с кровати. Вот за что он не любил темноту — невольно в голову лезет всякая ерунда, от которой на душе становится скверно. В ней толком не разглядишь причину своего беспокойства, да и разгляди он её — легче бы парню не стало. В темноте дурные мысли тянутся одна за другой, и нет им ни конца, ни края.

«Кто-нибудь, помогите...» — подумал Дзю и снова протянул руку в пустоту, только в этот раз её обхватило что-то мягкое. Парень улыбнулся. Похоже, это сон. Ещё бы — половина ночи уже позади. Вот ему и кажется, что кто-то взял его за руку. Так в детстве делала мама, когда он не мог заснуть. Жаль, что они оба изменились. Дзю невольно посмотрел на свою руку.

— Добрый вечер, господин.

Едва услышав знакомый голос, парень отскочил к стенке и встал в защитную стойку. В потусторонние силы он не верил, и точно знал: в такой час кроме привидений его мог потревожить только вор.

И рука, и голос — всё было наяву! Одним прыжком он подскочил к выключателю и врубил свет. Сейчас завязалась бы драка... будь это правда грабитель.

— Т-ты какого чёрта тут делаешь?!

— Простите, что потревожила вас в столь поздний час, — ответила Очибана и поклонилась.

Девушка, взявшая его за руку, сидела перед кроватью. По спине пробежали мурашки, и от тёплых воспоминаний не осталось и следа. Как она пробралась в квартиру? Что ей надо? О чём она думала? В полной растерянности Дзюдзава выдавил из себя первый вопрос:

— Как ты сюда попала?

Он всё так же стоял в защитной стойке — на случай, если Амэ набросится на него. Дзю бы даже не удивился, окажись у неё в руке нож. Напротив, чего-то такого он и ждал. «Что она, стащила тайком мой ключ и сделала дубликат? Вот она какая на самом деле? Только начал ей доверять, и на тебе!» — Дзюдзава даже не злился, он был опустошён таким предательством.

— У вас было не заперто.

— Врёшь! Я всегда запираюсь!

— Тем не менее окно было открыто. Причём нараспашку.

— Что? — Дзю задумался и тут же выпалил новый вопрос: — Как именно ты вошла в комнату?

— Так вот же, — указала Амэ на окно.

«Конечно, пролезть в такую широкую раму совсем не трудно, но тут же девятый этаж! Не по стене же она вскарабкалась, в самом деле?» — подумал Дзюдзава, но задавать этот вопрос не стал. — «Погодите. Дом сейчас перекрашивают, вдоль стен стоят строительные леса. По ним, наверное, можно забраться, но какой псих на это пойдёт?»

— Ты что, серьёзно вошла через окно?

— Да.

— Забралась по строительным лесам?

— Да.

— Это же безумие...

— Пустяки.

У ног насквозь промокшей девушки Дзю заметил водостойкую сумку. Наверное, там лежали зонт и обувь. Хотя он не удивился бы и тросу. Несмотря на хрупкую фигуру, Амэ обладала выдающейся ловкостью. Едва ли для неё есть что-то невозможное. Но действительно ли она забралась по лесам? Нормальный, трезвомыслящий человек точно бы на это не отважился. Тяжело вздохнув, Дзю отрезал:

— Больше никогда не залезай в окно.

— Как прикажете. Буду учиться вскрывать замки.

— Да как ты не поймёшь! — судя по выражению лица, Амэ действительно не понимала, к чему он клонит.

И всё-таки она сумасшедшая. Вроде бы всё понимает, но на самом деле — ни черта. Она не замечает, какую чушь несёт. Дзюдзава думал всерьёз её отчитать, но вовремя сообразил, насколько глупое это занятие.

— Ладно, и зачем ты сюда пришла? — он постарался задать вопрос подружелюбней, хотя и не сильно хотел услышать ответ. Он даже наконец опустил руки; правда, настороженного взгляда с собеседницы по-прежнему не сводил.

Не поднимаясь с колен, девушка повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Я почувствовала, что вы меня зовёте.

— Нет, не звал!

— Телепатически.

— Это бред!

— Связь из прошлой жизни.

— Ты с ума сошла!

Он полагал, Очибана будет спорить, но она ничего не ответила. Секунд десять они молча смотрели друг на друга. Из-за длиннющей промокшей чёлки даже не видно, какое у неё сейчас выражение лица. Сколько ни смотрел на Амэ, Дзю не видел и тени растерянности. Наверняка она даже не сомневается в своей правоте. Её явно не переубедить, и Дзюдзава решил, что пора расходиться. Чего распинаться о здравом смысле и морали, если ей всё в одно ухо влетит, в другое вылетит?

— Пошла вон.

— Как прикажете, — ответила Амэ, покорно кивнув. Она уже встала и протянула руку к окну, когда Дзюдзава опять тяжело вздохнул.

— Выйди через дверь.

— Как пожелаете.

Он проводил её в прихожую и включил свет. Амэ надела извлечённую из сумки обувь, после чего обернулась к Дзю.

— Чего ещё?

— Скажите, вы живёте один?

— И что с того?

— А где же ваши родители?

— Не твоё дело.

Дзю заметил, как холодно и тихо он это произнёс. И совсем не потому, что услышал в словах Амэ нотки жалости. Ему просто не хотелось трепаться о своих проблемах с посторонними. Грозно возвышаясь над Амэ, Дзюдзава проревел:

— Да, я один! И не надо меня жалеть! Я не слабак и не нуждаюсь в чужой жалости!

В ночной тиши его резкие слова прозвучали, как гром, и будто разнеслись по всему дому, но Амэ всё так же спокойно смотрела на него. Раздосадованный тем, что слова не возымели нужного эффекта, он уже собирался сказать их снова, но тут Амэ заговорила, будто желая его остановить:

— Я понимаю.

— Да что ты понимаешь?!

— Вы не слабак.

— Именно! Я сильный! Я...

— Вы сильный и поэтому не боитесь одиночества.

— Конечно!

— Но сила и одиночество — это не одно и то же, — Дзюдзава остолбенел, не зная, что ответить, и она продолжила: — Даже сильным людям бывает одиноко.

— Да что ты хочешь сказать?

— Я живу только ради вас.

Занавес. Эту битву характеров Дзюдзава точно проиграл. Возможно, её исход вообще был ясен с самого начала. Амэ всегда говорила о нём решительно, не стесняясь своих слов, будто видела парня насквозь.

— Пока я рядом, вы никогда не будете одиноки.

— Да чего тебе надо? Я должен тебе довериться, это ты хочешь сказать?

— Я живу только ради вас.

«Что за чушь она вбила себе в голову? Вот ведь сумасшедшая. У самой не все дома, а ещё меня учит жить», — стал спорить про себя Дзюдзава, но озвучить свои мысли уже не осмелился. Он сам не знал почему. Может, потому, что напоминал себе упиравшегося ребёнка, не желающего признать свою неправоту. Дзю молча смотрел на невысокую девушку, стоявшую перед ним, и не мог выдавить из себя ни слова. Он отвёл глаза, и Амэ наконец опустила голову.

Стоило открыть дверь на улицу, как в коридор хлынули влага и страшный шум дождя. Можно ли отпускать Амэ в такую ужасную погоду? Девушка извлекла из сумки хлипкий складной зонтик, который наверняка сломается от первого же порыва ветра.

— Постой.

Амэ медленно повернулась к нему. Дзю хотел молча выпроводить незваную гостью и сам же её остановил. Он молча сходил в ванную и вернулся с полотенцем. Немного замешкавшись, он поманил её к себе:

— Подойди ко мне.

— Слушаюсь, — Амэ была явно поражена таким отношением, но всё-таки покорно подошла к нему.

— Господин, я не стою вашего внимания...

— Стой смирно и не спорь.

Ему не доводилось вытирать голову кому-либо, кроме себя, но эта затея его не слишком смутила. Дзюдзава и себе не мог толком объяснить, зачем это делает, но чувствовал, что так надо. Наверное, так он решил отплатить Амэ за её выходку, ведь ей явно станет не по себе.

— У тебя же был зонт, где ты умудрилась промокнуть?

— По дороге к вам.

Ну да, по строительным лесам с одной рукой не полазаешь, тем более ночью и под проливным дождём.

— Простудишься, дурёха.

— У меня крепкое здоровье. Да и воду я люблю, и плаваю хорошо, — отвечала она всё так же непринуждённо. Дзю даже улыбнулся. Видимо, неспроста её имя означает «дождь».

Чтобы высушить её длинные волосы, ему потребовалось какое-то время, и Дзю уже переходил к щекам, как вдруг увидел нечто необычное. На лице Амэ красовались растерянность и смущение, на мгновение ему даже показалось, что она покраснела. Такого он точно не ожидал.

— Даже в июне нечего ходить мокрой — замёрзнешь.

Закончив, Дзю легонько похлопал Амэ по голове и к своему удивлению отметил, какая удачная у них разница в росте: в самый раз, чтобы её погладить. Но решив не увлекаться, Дзюдзава достал зонт и протянул его девушке:

— Бери.

— Не стоит, у меня же есть свой.

— Не такой хороший. Мой попрочнее будет, мама такие любила.

— Хорошо, как вам будет угодно, — согласилась Амэ и с поклоном приняла зонт.

— Простите, что побеспокоила вас в столь поздний час.

— Ещё как побеспокоила! В следующий раз заходи как все, через дверь.

— Конечно, так и сделаю, — ещё раз поклонившись на прощание, Амэ ушла. Убедившись, что она уехала на лифте, Дзюдзава закрыл дверь, вернулся в свою комнату и выглянул в окно. Осмотрев строительные леса, он поразился, как можно взобраться по такой шаткой конструкции, после чего вернулся в кровать и моментально уснул. Может, от усталости, а может от того, что на душе в этот вечер отчего-то стало легче.

◆

— Что? Как? — ни с того, ни с сего поразилась Мия, указывая на обед Дзюдзавы.

— Чего ты кричишь?

— А где же твоя здоровая еда?

— Нет, как видишь.

Вместо привычных пары комов риса, завёрнутых в фольгу, на столе красовалась целая коробочка разных вкусностей.

— Понятно! Вот Очибана постаралась!

— Чего?

— Открылась тебе девичья душа?

— Чья душа?

— Дзю, даже если чуть-чуть не получилось, обязательно её поблагодари и скажи, как было вкусно, понял?

— Да о чём ты?

Мия явно что-то себе напридумывала.

— В смысле? Разве это не Очибана готовила?

— Нет, — Дзюдзава не секунду замешкался, но решив, что стесняться нечего, продолжил: — Это моё, домашнее.

— Мама сделала?

— Да, — ответил Дзю и опустил голову, не желая показывать, как он переменился в лице.

Проснувшись, он обнаружил эту коробочку с обедом на столе с прилепленной к ней запиской. На ней красовался кроваво-красный отпечаток губ и подпись: «От мамы». Самой её дома не оказалось — видимо, она заскочила только за тем, чтобы приготовить ему обед, и убежала, не сказав ни слова. Всё такая же непредсказуемая. Заносчивая по натуре, она редко относилась к нему с заботой.

У Дзюдзавы мелькнула мысль выбросить обед, но он всё-таки запихал его в портфель и притащил в школу. Дзю бесили её внезапные приступы доброты, бесило, что он их ждал и в глубине души им радовался, бесило, как, несмотря ни на что, он любил всё, что она готовила. От этих странных отношений всякий раз голова шла кругом. Нервотрёпка, да и только.

Мия явно хотела спросить что-то ещё, но Дзю не обратил на неё внимания и принялся за еду. Тыковка под соусом пошла хорошо. И неважно, с любовью её готовили или нет — на вкус это никак не влияло.

— Хм. Значит, это не Очибана готовила? — спросила Сацуки, приступив к своему обеду.

— Конечно. И вообще, с чего вдруг она будет мне готовить?

— Ну так вы же с ней встречаетесь.

— Я — с ней?!

Какое страшное заблуждение, нужно скорее его развеять! Дзю замотал головой и тут же выпалил:

— Да ни за что!

— Правда?

— Между нами ничего нет и быть не может. Скорее мир перевернётся, чем я на такое подпишусь.

— Ты так отпираешься, будто я права.

— Нет! — услышав это ещё раз, Мия почему-то облегченно вздохнула и широко улыбнулась, и, усевшись за соседний стул, начала готовиться к обеду. Свободных мест на перемене хватало — где-то треть класса ходит в столовую. Конечно, не каждый стерпит, что кто-то расселся на его месте, но ведь речь идёт о всеобщей любимице, Мие Сацуки, её никто не станет прогонять. Скорее наоборот, с радостью уступит место.

— Можно мне иногда с тобой обедать?

— Не знаю. Вот если ты курицей поделишься...

— Пожалуйста, угощайся, — Мия протянула коробку, будто хотела отдать её целиком. Дзю взял руками кусочек курицы и закинул в рот. Но, воздержавшись от похвалы, спросил о другом:

— Слушай, а ты сама готовишь?

— А то ты не видишь. Написано же: «Made by Мия».

— Ничего тут не написано. — Немного подумав, он добавил: — И вообще, Амэ говорила, что к кухне близко не подходит. Так что не могла она ничего приготовить.

— Она с тобой уже так откровенна?

— Да ты её только спроси — сама всё расскажет.

— Так только с тобой.

— Только со мной?

— В тот раз вы оба меня заинтересовали, и я поспрашивала знакомых. Очибана очень скрытная. Даже ребята из её класса не знают, чем она увлекается, где и с кем живёт. И не расскажет ни под каким предлогом.

— Она...

Хотя, чему тут удивляться. Ему Амэ тоже сначала показалась очень закрытым человеком, и только потом он обнаружил, что её душа не столько закрыта, сколько представляет из себя лабиринт, в котором нетрудно заблудиться, но выход из него всё-таки есть. А может, дело в том, что он один нашёл проводника, показавшего верную дорогу?

— Ты же с ней здорово ладишь.

— Вот уж не знаю.

— А как вы так подружились?

— Без понятия, — парню не хотелось об этом трепаться, и он отнекивался как мог. Мия неодобрительно на него посмотрела, но быстро сдалась. Встретив отказ, она обычно не упорствует, в этом они с Амэ похожи. Поэтому он и мог так легко с ними общаться.

— Кстати, Фудзисима так удивилась!

— Чему?

— Что Очибана в абитуриентском классе.

— Ну, тут бы любой удивился.

Он мельком глянул на Фудзисиму: девушка сидела на своём месте и тоже ела домашний обед, то и дело отвлекаясь на книгу. Похоже, она предпочитает есть одна — за обедом у Канако никогда не было компании. Полная здравомыслия староста наверняка тяжело переживает, что чокнутая Очибана учится лучше неё. После их перепалки Фудзисима, видимо, не хотела снова с ней откровенничать и смотрела на появления Амэ сквозь пальцы. Но на самого Дзю, чуть что, всё равно наезжала.

— Фудзисима, наверное, на дух не переносит Очибану.

— Они обе очень серьёзные, только с разным вектором.

— Вектором?

— Одна — фантазёрка, другая — реалистка.

Мия уже столько раз общалась с Амэ, но всё равно не считала её ненормальной. Немного причудливой, не больше, но заострять на этом внимание Дзюдзаве не хотелось.

— Ты вот всё о чужих отношениях печёшься, а у самой как дела?

— У меня?

— Ну, есть у тебя парень, или просто кого-нибудь на примете?

Популярность Мии, разумеется, накладывала отпечаток на её жизнь: мальчики постоянно куда-нибудь её приглашали, но после школы Сацуки никогда не видели в компании. Как и Дзюдзава, она отправлялась прямиком домой, а было ли тому причиной строгое воспитание или что-то ещё — неизвестно.

— Знаешь, я тронута.

— Чем?

— Ты впервые поинтересовался моими делами...

Мия преувеличила важность его слов, но в целом была права. Дзю не отличался особым любопытством и уж точно не лез с вопросами к другим. И что его потянуло спросить? Поразмыслив над своими действиями, Дзюдзава пришёл к выводу, что эта ситуация уже стала для него рядовой. Он столько провёл времени с Амэ, что уже привык задавать вопросы собеседнику. Знать бы ещё, это шаг вперёд или назад?

— Торжественно клянусь, что я, Мия Сацуки, ни с кем не встречаюсь. Но мне кое-кто нравится, — она даже подняла руку, будто в самом деле клялась.

— И ты ему ещё не призналась? Тебе же проще простого!

— Любовь, если она настоящая, достаётся не просто, а в упорной борьбе.

— Я, конечно, мало что понимаю, но если у тебя есть кто-то на примете, то, по-моему, со мной лучше не обедать.

— Пожалуйста, давай не будем об этом, — предложила Мия и захрустела маринованным редисом, который только что умыкнула из его коробки. Такая же непонятная девчонка, как и Амэ, разве что заморочки свои. Которые, впрочем, теряются за её приятным характером.

— Здорово, когда у тебя есть друзья.

— Чего это ты вдруг?

— Вместе же веселей.

— Мне одному больше нравится.

— А будь с тобой милая девочка, тебе бы стало веселей процентов на двести.

— Говорю же, мне лучше одному.

— Ты так себя любишь?

— Не собираюсь перед тобой отчитываться.

— А я себя терпеть не могу. Поэтому и набиваюсь ко всем в компанию.

Такого заявления он от Мии точно не ожидал. Чтобы эта милая, дружелюбная девочка, которую все обожают, и вдруг ненавидела себя? Положив палочки в коробку, Дзюдзава заглянул ей в глаза. Взгляд говорил о человеке больше и вызывал у Дзю больше доверия, чем слова. Глаза, как ему казалось, выдавали всё, что не удалось сказать вслух. Иногда эта дополнительная информация была очень кстати.

— Ты лучше многих, кого я знаю, и уж точно лучше меня. Я думаю, ты хороший человек.

— Спасибо, — ответила она, широко улыбнувшись. Но что-что в этой улыбке было не так, будто Мия немного от него отстранилась. — Между прочим, из тех, кого знаю я, ты тоже очень и очень хороший человек.

— Давай без любезностей.

— Мне это так в тебе нравится.

Мия бросалась такими откровенными словами, но что за ними стоит — не ясно. Прямо как с Амэ. А может, все девушки такие?

— Слушай, Дзю, а давай сходим на свидание?

— Иди, мне-то что.

— Если я пойду одна, какое же это свидание?

— Не впутывай меня в свои истории.

— Тогда впутай меня в свою, — явно пошутила она в ответ. Интересно, Амэ тоже когда-нибудь станет общаться с ним так же? Она-то говорила, что Дзю одинок. Ага, как же! И рассердившись на свою чокнутую знакомую, он запустил палочки в обед Мии.

— Куда? Это же был мой последний пельмешек!

— Обойдёшься.

Мия в ответ только грустно улыбнулась, да что с ней сегодня творится? Дзюдзава пытался как-то объяснить её поведение, но ничего путёвого на ум не пришло. Ладно, куда парню понять, о чём думает девушка? Да и зачем? Придя к такому выводу, Дзю слопал трофейный пельмень.

◆

Амэ, как обычно, вызвалась проводить его после школы. Дзюдзаве всё ещё было не по себе, он хотел бы держаться подальше от своей спутницы, однако она вела себя как всегда. Дзю относился к тому типу людей, которые действуют не думая, а вот Очибана явно заранее просчитывала свои шаги и всё-таки несмотря на это заявилась к нему ночью. В голове никак не укладывается. Ответит ли она так же покорно, как и раньше, если спросить? Его собеседница ведь не совсем в своём уме.

И вообще, когда она вчера к нему забралась среди ночи, то при желании могла бы спокойно его прикончить. По крайней мере, вчера такой исход казался вполне реальным. Если так подумать, история вырисовывается довольно жуткая, о ней и в полицию заявить не зазорно. Не очень-то хочется отправиться на тот свет из-за её больных фантазий — нетрудно представить, как, бормоча какой-нибудь бред, Амэ приближается к нему с кухонным ножом.

Лучше отделаться от неё, пока не поздно. Да только Дзюдзава не знал, как это провернуть. Она стерпит, как бы холодно он к ней не относился. А после того, как Дзю сам позволил ей ходить рядом, отвадить девушку кулаками он уже просто не мог. И что теперь делать? Конечно, Амэ сама сказала в случае чего избавиться от неё, так что переживать, казалось бы, не о чем. Но что-то мешало Дзю её прогнать. Его будто испытывали: посмеет он припомнить те слова или нет?

Стоило спуститься на подземную станцию, как после солнцепёка на улице их встретили жар и духота — похоже, кондиционеры тут толком не работали. Дзюдзава потянулся за платком, но нащупал в кармане только кошелёк. Цокнув языком, он взял рубашку за воротник и похлопал ей, чтобы хоть как-то охладиться.

— Господин, если вам будет угодно... — Амэ протянула ему аккуратный белый платок с тесьмой.

— Не надо.

Не сильно расстроившись, она убрала платок. Даже за мрачной чёлкой угадывалось невозмутимое выражение её лица, а губы смыкались так плотно, будто она вообще не дышала. Белоснежные тонкие руки, похоже, ничуть не вспотели, дополняя образ её нерушимого спокойствия. Амэ так напоминала куклу, что Дзю не удивился бы, тянись от неё нити куда-то ввысь, к рукам кукловода. А может, он и не требовался, и в её искусно сделанном теле помещена чья-то душа.

— Слушай, тебе не жарко?

— Не то, чтобы очень.

— Любишь лето, наверное?

— У меня нет любимого и нелюбимого времени года.

Ничего нового — разговоры на нормальные, повседневные темы с ней никогда не клеились. Подошёл кондиционируемый вагон, и они наконец-то оказались в приятной прохладе. Если бы кругом не галдели школьники, стало бы совсем хорошо. Дзюдзава и Амэ встали вдвоём у двери, и то ли у Дзю разыгралось воображение, то ли все действительно держались от них подальше. Всё-таки его принимают за хулигана, и смена цвета волос не сильно исправила положение.

В вагоне висела реклама журнала с никому не нужными историями из жизни звёзд. В одной из них актриса рассказывала, как её преследовал оголтелый поклонник. Размышляя о параллелях между тем сумасшедшим и стоявшей рядом девчушкой, Дзюдзава стал разглядывать другую рекламу. На Амэ можно было не обращать внимания — она ещё ни разу не начинала разговор первой. Интересно, о чём она думает всё это время?

Ему бросился в глаза один из главных заголовков недели, посвящённый серийному убийце, нападающему на людей в переулках. Теперь в рейтинге новостей он лишь на шестом месте, но о нём ещё пишут. Люди сходились во мнении, что преступник сумасшедший. Объяснить его поведение, в том числе и на ТВ, вызвались видные специалисты по психоанализу. Правда, Дзюдзава читал, что методы психоанализа работают лишь для тех, кто в них верит. И хоть это была грошовая статья в журнале «Сплетник», но Дзю был с ней скорее согласен. Едва ли человеческую душу можно проанализировать с математической точностью, это попросту невозможно. Как может реакция на любое действие быть известной заранее? А может, ему просто не нравилась мысль, что один человек может залезть в голову к другому.

— Как думаешь, какой из себя этот преступник? — спросил он и указал на рекламу — надо же было как-то убить время? Посмотрев какое-то время на плакат, Амэ виновато ответила:

— Мне очень жаль, но едва ли я много смогу рассказать.

— Да нет, я же не требую серьёзного ответа. Так, просто хочу поболтать. Узнать, что ты думаешь про эту историю.

— По-моему, она ужасна.

— Конечно, что это за смерть такая? Паршиво, когда тебя убивают без причины.

— Думаю, причина есть.

— В смысле? Хочешь сказать, их убили не просто так?

— Простите, мне стоило пояснить. Я имела в виду причину, по которой убийца шёл на преступления.

— Причина убивать?

— Да.

— Нет, об этом же говорили по телевизору, он не выбирает жертв. Место — может быть, но все жертвы разные: и по возрасту, и по полу. Он явно убивает тех, кто под руку попадётся. Как по мне, этот урод просто выпускает пар. Говорили же, что сейчас таких психов навалом. Так что нет у него никакой причины. Кого хочет, того и месит.

Амэ какое-то время помолчала, видимо, обдумывая сказанное, а потом тихонько ответила:

— Убить человека — очень сложная задача. Преступник подвергал бы себя огромной опасности, нападай он когда заблагорассудится.

— Ну так он ни о чём и не думает, этот преступник.

— Все его жертвы были убиты?

— Да, все мертвы.

— Тогда у него определённо должна быть причина.

— Ну так он выпускает пар. Бесится без причины и поэтому нападает на людей.

— Злиться без причины невозможно.

— Разве? По-моему, такое часто бывает.

— Причина должна быть, пускай даже абсурдная. Достаточная, чтобы вас разбирала злость. А без неё вам не на что будет злиться.

Дзюдзава чуть с ней не согласился, но в последний момент одумался. Нет уж, он не пойдёт у неё на поводу. Уж лучше притянуть какой-нибудь аргумент за уши:

— А как же тогда актёры? Им же часто приходится изображать злость.

— Действительно, можно научиться её изображать. Но эмоции всё равно выматывают. Можно сильно устать, если, допустим, плакать час. И если смеяться — тоже. И злость, надо полагать, тем же образом потребует сил. Если бы преступник, как вы предложили, постоянно бы злился и нападал на людей без разбора, то череда совершённых преступлений легла бы на него огромным грузом. К тому же, его разыскивает полиция — всё это обернулось бы для него невообразимым стрессом.

— Поэтому должна быть причина?

— По всей видимости, что-то мешает ему чувствовать вину.

— Ну так он же псих?

— Даже у психов есть правила. Человек не может всегда поступать алогично.

— Ладно, и каков, по-твоему, этот убийца?

— Скорее всего, он действует из чувства долга.

— Что же это за долг такой, что он на кого попало бросается?

— Не представляю.

После её слов ничего, кроме глупостей, на ум не шло, и Дзю отвернулся к окну. Правда, на что глядеть под землёй? Кругом темень. Опять он чувствовал себя взаперти. Какие только мысли не лезут в голову, когда не на что смотреть. Слова Амэ звучали, как всегда, убедительно. Чудак чудака, как говорится, видит издалека. А может и сочувствует ему.

Нетрудно поверить, что убийца чётко следует каким-то своим правилам. Наверняка, на первый взгляд он такой же обычный, неприметный человек, как Очибана. Так и не скажешь, что псих. Иногда ему основательно сносит крышу, но самого маньяка это, разумеется, не смущает. Вот каков этот убийца. Мимо него пройдёшь и не заметишь. Зачем вообще Дзю завёл этот разговор?

Увидев Амэ в отражении на стекле, он уцепился за поручень — вагон тряхнуло. А вот малышка едва ли могла дотянуться даже до ремней. Вдруг она и есть маньяк? Что же тогда получается, он — следующая жертва? Скорее напротив, она же поклялась ему в верности. Девушка-маньяк и её хозяин — школьный хулиган...

Ха, чёрный юмор. Дзюдзава улыбнулся. Наконец-то на душе стало полегче.

◆

Что-то навело его на эту мысль, но что девушка уже и сама не помнила. Может, у него была на это веская причина, а может, и не было. Может, он просто сломался. Сам собой. Ведь люди рождаются чистыми и уже потом, с годами, набираются гадостей. Зовите это взрослением, если вам так угодно, только никакое это не взросление, если в конце ждёт смерть. День за днём душа и тело изнашиваются, пока не придут в негодность. Износ — вот подходящее слово.

Она лишь убедилась в своих словах, когда юноша заявил: «У меня есть миссия». Он был таким умным, и вот во что превратился. Безумец с гордостью смаковал подробности, от которых мороз бежал по коже, но девушка не осмелилась его прервать. Ведь он терпеть не мог, когда ему мешают. Монолог растянулся на пару часов, и если кратко, служил ему одним большим оправданием. Уже пора было бежать домой, и она попыталась подвести парня к заключению:

— И всё-таки, что же ты сделал?

— Что? Я выполнил свой долг. Им здесь не место! — яростно ответил он, всё ещё поглощённый этой темой.

А что же всё-таки случилось, она поняла утром из новостей. И затряслась, но не от страха, а от возбуждения. Что это, как ни пучины ада? Она живая очутилась в месте, куда лишь мёртвым открыта дорога. Лишь одно слово сорвалось с её уст: «Замечательно».