Прозвенел звонок с последнего урока, и весь класс вздохнул с облегчением, ощутив вкус свободы. Вот-вот закончится первый триместр. Осталось только завтрашнее собрание — и всё, каникулы!

От мыслей, чем бы занять целый месяц свободного времени, на душе становилось теплее. Конечно, каникулы встречали с такой радостью ещё и потому, что случались они довольно редко. Устраивай их школы почаще, и ребята относились бы к ним куда спокойнее. Но тогда, наверное, больше бы ценились уже редкие учебные дни. Размышляя об этом, Дзюдзава затолкал тетради с пеналом в портфель и развалился на стуле.

Кругом о чём только ни говорили. Кто-то переживал из-за оценок в табелях, которые вручат завтра, но Дзю это не особо заботило. Последний раз родители поинтересовались его успеваемостью где-то в классе седьмом. «Такой же дурак, как все», — резюмировала тогда мать. После родители не вмешивались в его жизнь, и грань между свободой и одиночеством со временем почти стёрлась.

Подавив зевок, Дзю вытер выступившие слёзы. Классрук Накамидзо уже вошёл в класс и рассказывал о завтрашнем собрании. Не обращая на него внимания, Дзюдзава ещё раз мысленно пробежался по недавним событиям. От всего, что произошло после ночи в парке, голова шла кругом — и дело не в том, много ли успело случиться, а в том, какие яркие воспоминания у него остались.

Уже на следующее утро надо было тащиться на экзамены. Пришлось каждый вечер зубрить допоздна, да ещё и с рукой в гипсе, что тоже нисколько не помогало. Радость от того, что всё осталось позади, быстро сменилось грустью от полученных оценок, но и на неё не было времени — учёба затянула Дзю с новой силой, и вот уже подкрался последний день перед каникулами.

Занятия с Амэ, похоже, не прошли даром — так хорошо он сдал разве что вступительные экзамены. И хоть по школе его оценки всё равно оказались ниже среднего, классрук им явно гордился и даже похвалил: «Молодец, так держать». Накамидзо явно решил, что парень твёрдо встал на путь исправления. Дзю к такому тёплому отношению не привык, но его это не сильно напрягало, и он поклонился учителю.

А вот Амэ оказалась лучшей по всем предметам, чему её господин, впрочем, не сильно удивился. Видимо, события прошлой ночи никак не помешали Очибане сосредоточиться на учёбе. А может, это был заслуженный результат её каждодневного кропотливого труда.

В честь каникул Дзюдзава решил наконец-то прибраться под партой. Гипс уже неделю как сняли, и рука работала как надо. Доктора поражались, как быстро у него срослись кости, но сам парень к этому давно привык. Даже в детстве, когда мать жутко его колотила, к утру Дзю уже был как новенький. «Родила здоровым, и на том спасибо», — вот и всё, что он об этом думал.

От распечаток, какие парень только нашёл под столом, портфель разбух раза в три. Дзюдзава не знал, стоит ли тащить домой тетради, но в итоге захватил и их. Иначе Фудзисима бы его отчитала, будь она ещё рядом.

Теперь под партой оставались только газеты. Стараясь не привлекать внимание классрука, он полистал заголовки. Самая старая, с совсем короткой заметкой о маньяке, вышла на следующий день после его поимки. На первой полосе красовался японский бейсболист, выдавший два хоумрана подряд в главной бейсбольной лиге Америки, а убийце отвели места даже меньше, чем новости о женитьбе известного комика. По словам журналиста, преступника предположительно схватил обычный прохожий. Личность героя установить не удалось — Амэ и Дзю не захотели светиться в газетах.

Той ночью они сбежали с места преступления и только потом позвонили в полицию. Дзю был не прочь поболтать со следователем, но Очибана его отговорила. Хоть он и не замышлял ничего дурного, но если выложить всё как есть, полицию его рассказ точно не обрадует.

Его могли даже заподозрить в пособничестве убийце. Ведь в самом деле, с чего вдруг он будет разыскивать по ночам убийцу его одноклассницы, с которой он не встречался и даже не дружил? Едва ли они купятся на то, что Дзюдзава случайно наткнулся на маньяка и почему-то решил его отметелить. Со временем в полиции наверняка разберутся, что Дзю ни в чём не виновен, но его всё равно будут долго мариновать и это не сулит ничего хорошего.

Даже если его сочтут просто неравнодушным гражданином, всё, на что мог рассчитывать Дзюдзава — это благодарственное письмо от полиции и похвала от прохожих. Ни то, ни другое Дзю совершенно не интересовало, и он согласился с Амэ. Ещё раз убедившись, что маньяк не выпутается, даже если придёт в себя, они привязали его к столбу и сообщили полиции только самое главное: адрес парка и то, что там пойман серийный убийца. Рядом с перепачканным в крови маньяком лежал труп его жертвы — уж как-нибудь разберутся, что тут произошло.

Дальше, поскорее смывшись с места преступления, ребята направились к Амэ. «Простите, пожалуйста, мы с этими экзаменами совсем на часы не смотрели», — извинился Дзю перед встретившими их родителями и опустил голову. Следом так же поступила и Амэ, объяснив, что это из-за неё они так задержались. Дзю обещал проводить её до дома, вот она и засиделась допоздна. Хикару явно кипела от негодования, а вот родители, похоже, приняли извинения за чистую монету и вместо выговора улыбнулись Дзюдзаве и выразили надежду, что ребята и дальше будут дружить.

Похоже, несмотря на всю напускную строгость, в душе её отец был очень мягким человеком. Дзю же, что было для него совершенно не типично, теряясь и краснея, не раз за тот вечер извинялся и снова склонял голову.

Он невольно видел в нём своего отца — человека, строго как к себе, так и к окружающим, не привыкшего в чём-либо уступать даже родному сыну. В детстве, когда Дзюдзава пересказывал разные интересные факты, которые узнал от друзей, отца раздражало даже то, что не все из них он знал сам. Конечно, иногда отец бывал к нему добр, но только в той мере, в какой считал себя обязанным. За все эти годы Дзюдзава ни разу не видел, чтобы тот улыбался. Его отец преуспел как бизнесмен, но явно не справлялся со своими родительскими обязанностями. Он всё чаще о них забывал и со временем стал видеть в Дзю не родного сына, а простого сожителя. Парню казалось, что отец подсознательно держал людей на расстоянии. И даже если бы сын попытался с ним сблизиться, он бы с удвоенной силой его оттолкнул. Бороться было бесполезно. И если мать парень с трудом выносил, то как описать своё отношение к отцу, он не знал до сих пор.

По сравнению с ним, Очибана выросла в настоящем раю. Вспомнив, как он себя чувствовал в тот вечер, Дзюдзава поскорей переключился на другую тему.

В газете писали и о самом преступнике. Звали его Киёси Какура, двадцать девять лет, никогда не был женат. Работал менеджером, причём в одной из крупнейших торговых компаний. Разумеется, не был он никаким правительственным агентом.

Заметка в следующем номере оказалась ещё короче, но были там и новые сведения: этот Киёси Какура перебрался в город из глубинки, когда поступил в университет. Соседи считали его очень приятным молодым человеком, да и на работе люди к нему тянулись, особенно девушки. Ещё в школе он записался на бокс и потом поддерживал форму, дважды в неделю заглядывая в спортзал. Несмотря на всю популярность, он мало общался, но и работа его не увлекала — Киёси никогда не засиживался на ней допоздна.

Желая проследить, как движется расследование, Дзюдзава считал себя в какой-то мере обязанным и дальше покупать газеты. В новостях по телевизору только упомянули об аресте преступника и тут же забыли об этой теме, в ток-шоу её тоже подняли всего раз, так что новую информацию оставалось черпать только из печати.

Все соседи Какуры, как часто бывает, страшно поражались, что рядом с ними жил убийца, но их реакция Дзюдзаву не волновала. В конце концов, он и сам сомневался, что набрёл на маньяка, даже когда столкнулся с ним лицом к лицу. Что уж тогда говорить про людей, которые просто жили рядом?

Расследование здорово ускорилось, но потом опять стало буксовать. Киёси Какура признал себя виновным и заявил, что все убийства, приписываемые уличному маньяку, — его рук дело. Проблемы начались дальше — не было мотива. Вернее, мотив-то был, а вот смысл в нём отсутствовал начисто. Скорее всего, он выложил полицейским примерно то же самое, что и Дзю, вот только там его, разумеется, слушать не стали:

— Я секретный агент, и устранял свои цели по приказу правительства.

— Какому ещё приказу?

— Охранять Землю.

— Землю? От кого?

— От пришельцев из другого измерения, они планируют вторжение на нашу планету. Эти ублюдки выглядят и ведут себя как мы, но я прошёл специальную подготовку и могу их распознать. Я один могу их уничтожить.

Наверное, примерно такой диалог состоялся у Киёси со следователем. Скорее всего, своим признанием он пытался даже не оправдаться, а скорее рассказать людям правду, которую они никак не хотели замечать.

Свою работу он считал прикрытием, чтобы сбить с толку враждебную заграничную организацию.

— Я правительственный агент, если не верите, спросите премьер-министра, — с гордостью заявил Какура, укрепив веру следствия, что он или придуривается, или просто псих. Полиция решила, что без специалиста тут не разобраться.

— По городу ползёт грипп, так что берегите здоровье. У меня всё, подъём.

Весь класс, включая Дзюдзаву, поднялся со своих мест и поклонился учителю на прощание. Кабинет забурлил — ребята стали расходиться.

Дзю развалился на стуле и открыл последнюю, самую свежую, газету. «Киёси Какура, подозреваемый в серии уличных убийств, покончил с собой в изоляторе», — было сказано в крохотной колонке. После короткого разговора с психиатром, он в ту же ночь откусил себе язык. Тот застрял в горле, и бедняга скончался даже не от кровопотери, а от удушья.

Со смертью единственного подозреваемого дело развалилось и было закрыто, не дойдя до суда. Дзюдзава не понимал, с чего вдруг Какура решил наложить на себя руки, но выяснять это ему совсем не хотелось. Может, он понял, что ему грозит, а может, решил, что его схватили не полицейские, а та самая заграничная организация. Не исключено, что его даже замучала наконец-то проснувшаяся совесть. А вот что случилось на самом деле, теперь уже не узнать. Кто же звонил ему в ту ночь, Дзюдзава тоже так и не выяснил. Сколько вопросов осталось без ответа! Собрав газеты в охапку, он выбросил их в мусорное ведро. Пора бы уже забыть об этом маньяке и подумать о чём-то более важном. Как провести каникулы, например. Дзю взвалил на плечо потяжелевший в несколько раз портфель и уже думал пойти домой, но его остановила Мия.

— Ого, ничего у тебя ноша!

— Надо же иногда себе изменять.

— Не понимаю, о чём ты. Скажи, Дзю, ты завтра после школы не занят?

— После собрания?

— Да-да.

— Ну, особых планов нет, а что?

— Мне нужен ма-а-аленький советик.

— Ну так спроси сейчас.

— Это слишком деликатный вопрос.

Сацуки сложила руки и молила Дзюдзаву так, будто он какое-то божество. Делать нечего, парень нехотя согласился. Впрочем, всё это притворство — зачем бы Мия его ни звала, он был совсем не против.

Когда в первый день экзаменов Дзю некогда было бегать до кабинета медсестры, и он прямо в классе пытался заново закрепить лонгет, Мия, не спрашивая ни слова, аккуратно его забинтовала. И только потом с тревогой поинтересовалась:

— Ты как?

Улыбнувшись, Дзюдзава ответил: «Да я же правша», — и рассмеялся.

Наверное, из заботы о нём она решила не расспрашивать, что случилось. Несмотря на всё любопытство, она умела, когда надо, держать себя в руках. Но о чём же она хотела его спросить?

— Как освободишься, приходи завтра в проекционный класс, — только и сказала Мия, улыбнувшись ему на прощание.

Дзю глядел ей вслед и раздумывал, что же его ждёт, но в какой-то момент одёрнул себя:

— А, неважно.

Маньяк остался позади, экзамены тоже — с самыми противными делами покончено. Можно, наконец, оттянуться как все, но сначала — сходить к зубному. Поглаживая языком десну на месте выбитого зуба, Дзю вышел из класса. У обувных шкафчиков его ждала Амэ. Он улыбнулся, увидев уже привычную картину, и взглянул на пасмурное небо. Близился август, но сезон дождей всё никак не мог закончиться. Интересно, хоть завтра его ждёт хорошая погода?

◆

Проспав половину речи директора и получив от Накамидзо табель с оценками, Дзюдзава покончил с последним, что требовалось от него в этом триместре. И пока весь класс ждал сигнала от классрука, чтобы сорваться на встречу каникулам, Дзюдзава только зевал и глазел по сторонам. Накамидзо понимал, что его уже мало кто слушает, но всё равно рассказывал ребятам, как им стоит провести свободное время.

Всегда ли Дзю так ждал каникул? Что в них вообще такого интересного? Можно спать сколько хочешь, ходить куда хочешь, а ещё... Пауза затянулась. «Да уж, не богатая фантазия», — резюмировал Дзю, сложив руки на груди.

За окном, как и вчера, ползли тёмные тучи — наверное, опять польёт дождь. Кстати, о «дожде». А чем займётся на каникулах Амэ? Наверное, опять будет ходить за ним по пятам. Или хотя бы в эту чудесную пору её личные дела выйдут, наконец, на первый план? Дзюдзава уже не знал, мешала ему девушка или, напротив, скрашивала его одиночество. Правильно она говорила — в мире полно вопросов, на которые страшно найти ответ. Особенно те, что касаются отношений. В них если ошибся, нельзя просто взять и начать всё сначала. Такие ошибки до конца дней ложатся на плечи тяжким грузом, потому Дзюдзава так осторожничал и боялся с кем-либо сблизиться.

— Подъём.

Последний классный час в триместре подошёл к концу, и ребята дружно встали по команде классрука. Дзю даже не заметил, как к этому привык, а ведь по правилам командовать классом положено старосте. Наверное, уже после каникул ребята решат, кому из них перейдут обязанности Фудзисимы, а после пересадки и её место исчезнет из класса. Думать о смерти — удел живых. Повторяя про себя вещи, которые он и так уже понимал, Дзюдзава не спеша собирался домой. Лучше оставить эту чувствительную тему на потом, когда ему нечем будет заняться, а пока — запрятать куда-нибудь подальше, в тёмный уголок его души.

Дзю вспомнил о вчерашнем обещании и посмотрел на Мию: та уже обсуждала планы на лето с подружками. Повесив портфель обратно на крючок парты, Дзюдзава разлёгся на стуле, вытянув ноги. Торопиться некуда, можно и вздремнуть.

◆

Он думал только немножко вздремнуть, но когда очнулся, класс уже опустел, Мия тоже куда-то убежала. Они собирались встретиться примерно час назад.

— Ну что за дела? Могла бы и разбудить, — пожаловался Дзю и, схватив портфель, вышел из класса. В коридоре до него то и дело доносились голоса учителей. Амэ в её абитуриентском классе ещё тоже наверняка не отпустили. Оно и к лучшему, всё-таки он шёл поговорить наедине с Мией.

В проекционном кабинете, куда он направлялся, обычно проводились уроки изобразительного искусства, музыки и естествознания, в остальное же время кабинет пустовал. Поэтому тут частенько собиралась школьная шпана, а на полу валялись окурки. Но едва ли Дзюдзава застал бы сегодня их братию: к чему им специально торчать в школе, когда можно уйти пораньше и зависать там, где им нравится?

Заглянув по пути в туалет, Дзю пошёл дальше по коридору.

О чём, всё-таки, хотела поговорить с ним Мия? О хорошем или о плохом? Если о хорошем...

— О!

Проходя мимо лестницы, он заметил пару у окна на лестничной клетке — парня и девушку. Судя по форме, ребята были с его параллели. Он их не знал, но всё равно смутился и отвёл глаза. Можно было не сомневаться: вот-вот прозвучит признание в любви. Девушка скажет парню заветные слова, тот помнётся и что-нибудь ответит, а потом на их лицах наверняка появится румянец, хотя неудобнее всего в этот момент будет Дзю, невольно заставшему невинную сцену. Лучше тут не задерживаться и скорей пройти мимо. Любопытно, конечно, согласится парень или нет, но на самом деле Дзюдзавы это совершенно не касалось.

«Признание в любви...» — задумался Дзю, и его щёки запылали. А если на секунду, буквально на секунду представить, что Мия решила ему признаться? Что он ей ответит? Да или нет? Любит? Не любит? Дружить с ней или встречаться? Поглощённый новыми вопросами, он сам не заметил, как добрался до нужного класса. Кругом царила полная тишина, какую редко встретишь в школе. Чем не идеальное место для признания, вдалеке от посторонних глаз?

Дзюдзава сделал глубокий вдох и прогнал все ожидания и тревоги. Он думал постучать, но решил, что будет выглядеть как дурак, и просто потянул дверь на себя — та послушно открылась.

«И ведь не поленилась сходить в учительскую и выпросить ключ — видать, важный разговор», — подумал парень, заходя в кабинет. Внутри было мрачновато: лампы не горели, а за окном плотно стояли тучи, но Дзюдзава всё-таки разглядел чей-то силуэт. Даже со спины он узнал в смотревшей в окно девушке Мию.

— Ну вот, я пришёл.

— Угу, я ждала.

Мия обернулась, и Дзю остолбенел — настолько непривычно серьёзным казалось её выражение лица. Да и отозвалась она без привычных шуток и ужимок. Неужели он угадал? Стараясь не выдавать своего смятения, Дзюдзава подошёл ближе, и Мия предложила ему стоявшую рядом банку чая:

— У тебя, наверное, после сна в горле пересохло.

— Но ты же сама из неё пила.

— Значит, будет непрямой поцелуй.

— Знать не желаю такие слова.

Дзюдзава действительно не отказался бы сейчас чего-нибудь выпить. Чай был не таким холодным, как он надеялся, но горьковатый напиток всё равно помог успокоиться. В банке было не меньше половины, но Дзю осушил её до дна. Он посмотрел на Мию, но та не обиделась и глядела на него с улыбкой.

Парень поставил банку на стол рядом и вздохнул. В классе кроме них с Мией никого не было. Из окна доносился надоедливый стрёкот цикад. Если разговор серьёзный, лучше с ним не тянуть. Дзюдзава встал рядом с Сацуки и опёрся на оконную раму. Только сейчас всё воспринималось по-другому. Не первый раз они с Мией оказывались так близко, что он мог дотянуться до неё рукой, но сейчас впервые рядом никого не было, а значит, никто не мог ему помешать.

Дзю посмотрел искоса на Мию — со стороны она казалось такой беззащитной. О чём она, одна из самых популярных девочек в школе, думала, когда решила поговорить с ним тут наедине? Она уверена, что он ей ничего не сделает? Или как раз наоборот? Наоборот... Неужели всё идёт к этому? Сацуки всё никак не хотела начинать разговор, и мысли поглотили Дзюдзаву целиком.

— Слушай, тебе сегодня больше никуда не нужно?

— Нет.

— Ну, знаешь, сейчас же такое время, может, тебя кто-то из парней звал? Сейчас же каникулы, это такой шанс с кем-то пообщаться.

У Дзю плохо получалось ходить вокруг да около, но спрашивать девушку прямо он постеснялся. Дзюдзаве казалось, она тут же заподозрит его в ревности. Трудно сказать, догадалась об этом Мия или нет, но, подняв указательный палец, произнесла:

— Если честно, несколько ребят предлагали мне встретиться после школы. Такэминэ из двенадцатого, а ещё Накаути и Кумагай.

Дзюдзава не был с ними знаком, но даже он знал, что по всем троим сохнут девчонки. На переменах он то и дело слышал, как одноклассницы упоминали их имена. Лицо, мозги, фигура, даже неплохие манеры — всё, на что могли клюнуть девчонки, у них было. Дзю даже на секунду задумался, чем из перечисленного может похвастаться он сам, но тут же бросил эту глупость.

— Ну так давай договорим скорей, ты же потом к кому-то из них пойдёшь?

— Нет, я всем отказала.

— Всем троим? Ну и зачем?

— Не понимаешь? — спросила Мия, посмотрев ему прямо в глаза. Дзю тут же потерял дар речи. — Не понимаешь? — повторила она, всё так же пристально смотря на него.

Дзю хотел, но не мог отвернуться от её чудесных глаз, аккуратных бровей и носика, от тонких, нежных губ. Казалось бы, он давно привык к Мие, но сейчас, присмотревшись к ней, не мог не отметить, как она красива. Сердце забилось чаще, а лицо залилось краской.

— Дзю, я тебе нравлюсь? — смущённо спросила Сацуки.

Видимо от неуверенности, она коснулась рукой своих губ. И что ей ответить? Сердце забилось как сумасшедшее, мешая собраться с мыслями. Это, что же, признание в любви? Дзю ведь не послышалось? Мия спросила, нравится ли она ему?

«Ну, и как ответить? Что я-то думаю?»

Парень продолжал молчать, и Мия растерянно спросила:

— Наверное, не нравлюсь?

«Ещё чего! Конечно, нравишься! Я бы только с тобой и общался...» — хотел сказать Дзю, но не мог выдавить из себя ни звука. Что же он, перенервничал? Парень сделал глубокий вдох и не спеша, плавно выдохнул, но по нему уже градом бежал холодный пот. Конечно, в классе душновато, но не до такой же степени. Дзюдзава попробовал хотя бы улыбнуться, чтобы разрядить обстановку, но мышцы его не слушались. Он снова попытался ответить Мие, но смог только промычать. Язык совершенно не хотел шевелиться. Дзю ведь только что выпил чая, а горло уже горело. Да что же с ним творится?

— Ура, сработало! — радостно произнесла Мия и толкнула Дзю на пол. Он не смог даже пошевелиться и грохнулся как бревно. Дзюдзава попробовал подняться и спросить Сацуки, что происходит, но это оказалось ему не под силу. Он едва чувствовал руки. Ноги его не слушались, а сердце продолжало колотиться как бешеное. Дзюдзава ощущал себя так, будто его выдернули из глубокого сна — словно ватное, тело отказывалось подчиняться. Как если бы он пробежал со всей дури кросс и грохнулся на землю, истратив все силы без остатка.

И пока он лежал, обессиленный и ничего не соображающий, Сацуки ласково шепнула ему на ухо:

— Дзю, повернись ко мне.

Надеясь, что сейчас-то ему помогут, он послушно повернулся и тут же по всему телу разнеслась резкая боль от удара. К горлу тут же подступила рвота, но Дзюдзава сдержался, из последних сил упёршись рукой в пол. Он не мог выдавить из себя слов и только стонал.

Совершенно растерянный, Дзю силился понять что же случилось. Его только что крепко приложили, но кто и за что? Разыскивая обидчика, его взгляд остановился на Мие, с ухмылкой сжимающей в руке металлическую биту.

— Дзю, ты как, ещё живой? Вижу, живой. Вот и славно.

«Мне так влепила... Мия? Как? С чего вдруг?» Дзю хотел спросить её, но рот совершенно онемел.

— А штука-то сработала. Я просто заказала её по сети, даже толком не разбиралась — это какой-то быстродействующий анестетик. Похоже, обычно им девушек спаивают — подмешивают в бокал, ну или ещё как.

«Анестетик? Значит, он был в том чае?» Дзю потянулся пальцем ко рту, надеясь вызвать рвоту, но тут же закричал от боли — Мия со всего размаха влепила битой ему по руке. Корчась, Дзю повалился на спину.

— Дзю, ты же у нас правша? — приветливо поинтересовалась Мия, снова подняв биту.

— Ну как, сломалась рука? Если нет, давай ещё разок ударим.

Увидев, как она замахивается, Дзю закрылся руками и сжался. Мия расплылась в зловещей улыбке.

— Значит, ещё шевелится? Ну давай ещё разок.

И последовал новый удар.

— Пока работает? Тогда ещё разок.

И снова удар.

— Ух ты, ещё не всё? Давай ещё разочек.

После четвёртого удара она точно сломала ему кости. Всё плыло перед глазами. Не в силах не то что мыслить, но даже отдышаться, Дзюдзава трясся на полу.

— Ладно, теперь и эти надо сломать.

Мия ненадолго затихла, о чём-то задумавшись, но вот уже бита обрушилась на его правую ногу. Похоже, девушка просто выбирала, с какой ноги начать, а теперь внимательно изучала результат, не обращая внимания на стоны Дзюдзавы.

— Хм, сломалась или нет? Сломалась или нет?

Залепив ему для верности ещё раз пять, Мия довольно выдохнула и наконец-то опустила биту.

— Ну, теперь ты точно не убежишь. Пока хватит. Я даже вспотела, — пожаловалась Сацуки.

Вытерев пот со лба, она ещё раз внимательно осмотрела Дзю. Парень уже перестал извиваться на полу и теперь только тихонько стонал и то и дело вздрагивал.

— Кстати говоря, биту я одолжила у наших бейсболистов. На складе их столько валялось, ну я и взяла одну. Не волнуйся, потом я её верну. Хотя ребята они не очень ответственные, сразу не хватятся.

В её голосе, таком же весёлом, как и всегда, не чувствовалось ни злости, ни отчаяния. Всё это казалось каким-то наваждением, но боль была настоящей. Упёршись левой рукой и оторвавшись от пола, Дзюдзава повернулся к Мие. От боли и выпитой им дряни ни один мускул не хотел работать как надо. Тело от ударов колотило так, что даже выступили слёзы, но сейчас было не до стеснения: он был обязан заглянуть ей в глаза, и впервые в жизни посмотрел на неё с настоящей злостью.

— Т-ты ч-чего?..

— Хочешь меня послушать?

— З-з-зачем т-ты так?

— Если хочешь, то помолчи.

— З-за что?

Сацуки размахнулась битой и врезала Дзюдзаве по лицу, отчего тот снова грохнулся на пол. Ощутив во рту вкус крови, парень сплюнул на пол.

— Дзю, кто тут сейчас самый главный? Я. Я самая главная. Так что не надо со мной спорить. Всё ясно? Если ясно, то лежи тихо.

Мия оставила его и подошла к дверям класса. Нельзя, чтобы им сейчас помешали. Закрыв на замок двери у доски, она направилась ко вторым в конце класса, и уже поднесла руку к двери, как та вдруг распахнулась. Перед ней стояла Амэ Очибана.

— Очибана...

— Здравствуй, Сацуки. Хороший был триместр. Но надеюсь, после каникул будет даже лучше.

Вела она себя как обычно, держала в руке портфель и, по всей видимости, уже собиралась идти домой.

— А тебе здесь что-то нужно?

Мия плавно отвела биту в сторону, чтобы Амэ её не заметила. Наверняка сейчас она паниковала, но, не подавая виду, улыбнулась нежданной гостье. Сацуки всегда это удавалось, что бы ни происходило у неё на душе.

— Скажи, а господин Дзюдзава сюда не заглядывал?

— Дзю?

— Да. Несколько человек мне сказали, что он шёл куда-то сюда.

Похоже, она успела дойти до его класса, а не найдя там своего господина, принялась прочёсывать всю школу, пока не оказалась здесь. Дзюдзава слышал их разговор, но, как ни силился позвать на помощь, вместо криков у него выходил только едва слышный хрип. Он хотел было доползти до ближайшего стула и повалить его на пол, но тело напрочь онемело от боли.

В кабинете всё так же стояла темень, и из коридора Амэ, конечно же, ничего не видела. Мия чуть напрягла руку с битой и сейчас легонько ей помахивала, как ни в чём не бывало.

— А Дзю недавно ушёл.

— И куда он направился?

— Домой, наверное. Ты в его шкафчик для обуви не заглядывала? Она на месте?

— Нет, её не было.

Похоже, пока он спал, Сацуки заблаговременно стащила его обувь. Она как следует всё продумала и заранее раздобыла анестетик, биту и ключи от кабинета.

— Ну тогда он точно ушёл. Мне тут ещё прибраться надо — я учителю пообещала, чтобы он дал мне ключ.

— А что вы тут делали вдвоём?

— Никому не скажешь?

— Конечно.

— Я предложила Дзю встречаться.

— И как?

— Согласился.

— Понятно.

В ответе Амэ Дзюдзаве послышалась нотка разочарования.

— Искренне поздравляю, — ответила Амэ после продолжительной паузы.

— Спасибо, Очибана.

— Что ж, я пойду. Если потороплюсь, наверное, ещё успею догнать моего господина.

И Амэ ушла. Проводив её взглядом и убедившись, что рядом никого нет, Сацуки закрыла дверь на замок. Не обращая на Дзюдзаву внимания, она прошла к открытому окну, в которое дул ветерок. С улицы доносился только назойливый стрёкот цикад. Даже закричи Дзю сейчас во весь голос, едва ли его кто-то услышит — почти все ребята уже разошлись.

— Ну вот и ушла Очибана. Ты как, расстроился? — с улыбкой спросила Мия оскалившегося Дзю.

— Знаешь, я ведь уже убила целых пять человек. Берёшь проволоку и вот так затягиваешь вокруг головы. Совсем не сложно! Так даже я могу прикончить рослого парня. Правда, перед этим его нужно как-то обездвижить. Проволоку, кстати, я тоже заказала по сети. Сейчас там что угодно можно найти. Я тебе её потом покажу, и как правильно затягивать — тоже. Работать, кстати, надо в перчатках, иначе шрамы останутся. Зато можно не сомневаться, что человек умрёт. Так...

Тут она остановилась и, о чём-то задумавшись, коснулась указательным пальцем виска. После чего, виновато улыбнувшись, продолжила:

— Вот вроде бы решила, что буду рассказывать, но так волнуюсь — всё вылетело из головы. Я тогда пойду по порядку, чтобы ты всё понял.

И, прокашлявшись, она начала:

— Когда я училась во втором классе, к нам по соседству переехал студент из глубинки. Я каталась на велике и упала на землю, а он подошёл ко мне, утешил, вытер платком слёзы и поинтересовался, не сильно ли я ушиблась. Мне он сразу показался таким хорошим. Мы с ним потом часто виделись. Да чего там, когда я узнала его адрес, я сама стала к нему ходить. Он казался мне таким одиноким: в вузе он ни с кем не мог подружиться. А я сразу нашла с ним общий язык и стала его первым другом. Где мы только потом ни бывали и чего ни делали! Он, кстати, хоть и спортсмен, но совершенно не умел плавать. Но если я звала его в бассейн, он всегда с радостью шёл со мной. А когда я вдруг стала тонуть, он тут же бросился ко мне. В итоге нас обоих вытащил из воды какой-то мужчина. Мы с ним чуть не пропали!

— А в седьмом классе он меня изнасиловал. Мне тогда нравился один мальчик в школе. Всегда такой весёлый, и бегал очень быстро. Мне он так нравился. Но я же раньше всего стеснялась и не то что признаться в любви, даже просто поговорить бы с ним не смогла. Я не знала, как мне быть, и решила посоветоваться с моим другом. Маме с папой я стеснялась сказать, а вот он был мне как брат, ему я могла сказать почти обо всём. И вот, когда я пришла, он меня изнасиловал. Мне было так больно, так страшно, я всё плакала и плакала, но он не останавливался. Братик уже потом рассказал, что на работе, куда он только устроился, его чем-то сильно обидели и он тогда был весь на взводе. И хотя мне было больно, очень больно, я постаралась его понять. А что мне оставалось?

Тут Мия широко улыбнулась. Она вела себя совсем как обычно, и, видимо, давно готовилась к этому вечеру. Дзю боролся со своим оцепеневшим телом и пытался хоть что-то ей ответить, но изо рта вырывалось только тяжёлое дыхание. Сацуки молча постукивала битой по полу, будто пыталась вспомнить, что было дальше, пока, наконец, не заговорила вновь:

— Знаешь, он не любил оглядываться назад, о чём-то жалеть. «Если человек живёт прошлым, считай — он пропал», — его слова. Какую бы глупость он ни сделал, мой дорогой братик тут же о ней забывал. Представляешь? Он мигом забывал всё плохое. Тут же! Как бил меня, пинал, таскал за волосы, как изнасиловал — он всё забывал. А однажды разбил мне нос, а потом сам и спрашивает: «Милая моя, кто тебя так?», «Бедняжка ты моя, бедняжка, кто же так страшно с тобой поступил?» Сам бил, сам же и утешал. Странный, да? И я с ним такой же стала, рассмеялась от его утешений. Правда, только про себя — мышцы меня почему-то не слушались. Видимо, перегорело у меня что-то в голове, какой-то тонкий проводок. А как её починить я не знала, вот и пришлось жить так. Только дальше было хуже и хуже. Как-то я ему сказала, что мама будет ругаться, если заметит синяки, и нет, он не перестал меня бить, а просто стал пинать со всей силы в живот. Но хуже было, когда он что-то соображал. Он жутко не любил предохраняться, и когда я ему об этом напомнила, он снова бросил меня на пол и стал бить ногами. А когда успокоился, снова меня утешал, и во мне ещё раз что-то надломилось. Но я не знала, как себя починить, и всё оставалось по-старому.

На мгновение в ее глазах блеснули слёзы — и тут же пропали. А улыбка и вовсе не сходила с лица. Следом замедлился и ритм, который она выстукивала битой по полу. Дзю никак не мог понять: искренне она говорит или притворяется, врёт или говорит как есть. Пока было даже неясно, к чему она завела этот разговор.

И тут прозвенел звонок. Доносившийся из динамиков голос попросил всех оставшихся в школе ребят поскорее идти домой. Скоро здесь останутся только те, кто занимаются в секциях и кружках. Казалось, будто тьма в кабинете сгущается по мере того как пустеет школа. Не желая ей уступать, Дзю, тяжело дыша, продолжал бороться со своим онемевшим телом.

— А уже в этом году он как-то повернулся ко мне, весь такой серьёзный, и говорит: «Хочу тебе признаться, я секретный агент». Якобы он тайно работает на правительство и делает всё, что ему скажут. Я, конечно, не поверила и спросила, чего это он вдруг решил мне признаться, а он отвечает: «Я просто запамятовал». Ну я и подумала — вот шутник! Он же никогда не смеётся, когда шутит. Но уже утром стало ясно: всё серьёзно. В новостях говорили о девочке из средней школы — новой жертве уличного маньяка. И он вдруг показал на неё пальцем и говорит: «Смотри, моя милая, с виду она обычный человек, но на самом деле это тварь из другого измерения». А после ещё и похвалился: «Это я от неё избавился». Я тут же всё поняла. Когда долго знаешь человека, понимаешь его почти без слов. Мы ведь с тобой тогда только познакомились? — обратилась она к Дзюдзаве, но тот в ответ мог только посмотреть на неё.

Довольная тем, что он всё ещё не шевелится, девушка продолжила:

— Не знаю, так просто получилось, или он давно порывался это сделать, но мой братик убил человека и выдумал эту историю, чтобы себя оправдать. Но он стал жить в этой выдумке, превратился в секретного агента, а люди, которых он убил, — в пришельцев из другого измерения. Видимо, он не считал убийства чем-то плохим, ведь всё плохое он мигом забывал. Я думала его остановить, ведь это же кошмар — убивать людей. Но я не могла взять его силой и поэтому просто пошла за ним. Думала, вызову полицию, и они схватят его с поличным. У меня в телефоне есть камера, так что и доказательства будут. Но знаешь, тут-то и случилось самое интересное.

Сацуки что-то вспомнила и расхохоталась, прикрывая рот рукой, но глаза её неподвижно смотрели куда-то вдаль. Со стороны это смотрелось жутковато. Возможно, впервые в жизни Дзюдзава увидел её настоящую.

— В ту ночь он поймал мужика лет пятидесяти, который шёл с работы. Когда я подобралась поближе, братик уже напрочь сломал ему нос, а сопли всё так же стекали по лицу. Жуткое зрелище! А сколько он всего говорил: «Не убивайте», «Вам деньги нужны? Я всё отдам, что хотите сделаю», «Боже, боже мой». Вроде взрослый человек, а разрыдался, как ребёнок, и всё повторял эти слова. А под конец прижался к ногам братика и, похрипывая, завыл от отчаяния. Меня будто током ударило: что-то прямо пронеслись по спине и вырвалось наружу. Словами не описать, какое чувство. Когда опомнилась, я уже во всю щёлкала мужика на телефон, пока память не закончилась. Но мне было мало, и я достала плёночную мыльницу, которую захватила на всякий случай, и стала снимать на неё. Как же было круто! Наверное, это и называется «показать своё истинное лицо»? То, что ты всеми силами скрывал от других, всё, без остатка, выползает наружу. Я снимала того мужика, пока он не сдох. И тут я поняла, что хочу ещё. Хочу ещё и ещё на это смотреть. А значит, мне надо, чтобы братик не бросал свою работу.

События наконец-то складывались в единую картину, но хоть Дзюдзава и понимал, что произошло, объяснить это он всё равно никак не мог. Мия заметила его растерянность и просияла:

— Вот-вот, как раз такие лица, которое люди ото всех скрывают. Вот на них я и хотела посмотреть, потому и стала помогать своему братику. Он ведь у меня хорошо дерётся, но убивать совсем не умеет. Иногда он не добивал своих жертв и уходил домой. Он же не проверяет, живы они или нет: как ему показалось, так он и считает. Ну и тогда я заканчивала за него работу. А куда деваться? Я брала проволоку и затягивала её во-о-от так вокруг головы. Только тянуть надо не плавно, а резко — раз, и всё. Тогда человек быстро умрёт. Как же это просто! А ещё я обходила место убийства, чтобы убрать все улики. Он ведь внимателен, только когда ему хорошо, а тут мигом заводится и уже ничего не замечает перед собой. С ним столько хлопот! Вроде бы сам всё начал, а потом стал жаловаться, что хочет завязать. Пришлось придумать, как заставить его убивать дальше.

— По-го-да... — еле слышно прохрипел Дзю.

Мия выпучила глаза и захлопала в ладоши.

— Умница! Ты догадался, в какие дни он убивал! Это из-за меня братик думал, что от него требуют расправы. А ты молодец, раз сам догадался. И когда я тебе подсказала, сразу побежал на место.

Заметив, как смутился Дзю, Мия объяснила:

— Помнишь тот ночной звонок? Это была я.

Она подстроила встречу в парке и чуть не отправила его на тот свет.

— Ты же пытался распутать наше дело и так мучился, что я решила помочь. А то бы все каникулы пропали, а я их так ждала. Ты, в принципе, правильно думал, но дело не только в погоде. Вы бы так с братиком никогда и не встретились. Это же скука смертная — убивать только потому, что шёл дождь. Моя задумка была хитрей.

— Ве-ро-ят-ность... дож-дя.

Сацуки побледнела и ответила ему совершенно монотонно:

— Надо же, так ты всё понял. Ну хоть кто-то догадался. А ты, оказывается, умный мальчик.

— Не я... Она.

Мия догадалась, о ком речь, и нахмурила брови.

— Фу, как обидно. Нет, мерзко. Если Очибана всё поняла, то получается, и у меня с головой проблемы. Раз эта чокнутая разгадала мой план, то и я, видимо, ничем не лучше. Как же это мерзко и отвратительно, — чуть не плевалась Мия.

После она схватила биту и рассмеялась, заметив, как сразу напрягся Дзю.

— Да не бойся! Пока ты слушаешься, бить не буду.

— Так ты помо-гала Ки-ёси...

Мия снова врезала ему по лицу.

— Не открывай рот, когда не просят. Говорила ведь: главная тут я. Я, понимаешь?

Подчеркнув свою важность и взглянув на стонущего на полу Дзю, она продолжила:

— Конечно, это были мы с Киёси, а кто же ещё? Ты меня, кстати, удивил, когда стал искать маньяка. Мне казалось, он тебя совсем не волнует. Наверное, дело в Фудзисиме? Месть за мёртвую одноклассницу! Какой же ты простак!

Дзюдзава пристально смотрел на расхохотавшуюся Мию. Он так надеялся, что её рассказ был о ком-то другом, но она сама призналась, что помогала Киёси Какуре. Амэ правильно думала: преступников было двое. Помешанный юноша, убивавший из чувства долга, и хладнокровная девушка, заметавшая следы.

— Фудзисима, кстати, так дико удивилась, и ещё спрашивала: «За что?», «Зачем тебе это?» Ну что за вопросы? Надо же быть такой тупой. Ясно же, что мне это нравится. Ну, я ей так и сказала, а она завела песню: «Умоляю, умоляю, умоляю, только не убивай, только не убивай». Какие она корчила рожи! Мне так понравилось, что я даже слила их в сеть. Там столько людей понимает, какие крутые это фотки. Им так понравилось. В глубине души всем хочется на такое поглазеть.

Дзю вспомнилась фотография, которую ему показала Амэ. В глазах Канако было тогда не только отчаяние, что её вот-вот не станет, но и шок от того, что её предал знакомый человек. На пару с маньяком с ней хотела расправиться девочка, с которой она училась. Может быть, тогда она плакала ещё и потому, что искренне жалела Мию.

— Знаешь, я просто разрывалась, когда свела вас вместе. Это же случилось так неожиданно, я вообще не знала, что мне делать. Хорошо, конечно, что я не вмешалась и просто наблюдала со стороны, но это же так безответственно. Я ведь сама решила выяснить, кто мне дороже — сидела в сторонке и всё как следует взвешивала. Помочь ему или, всё-таки, тебе? Кого убить, а кого пока оставить? Я так отчаянно думала, кто же мне важнее, и ты, хоть и совсем чуть-чуть, вырвался вперёд, вот я и бросила своего братика. Жалко, конечно, но мы уже и так здорово оторвались, да и рано или поздно нас бы наверняка поймали. Братик об этом даже не задумывался, вот я и решила, что ты мне важнее.

«Важнее». Вот, похоже, о чём она говорила, когда заглянула к нему домой: «Иначе, когда придёт время, ты запутаешься, что для тебя важнее», — сказала тогда она, а потом выбрала Дзю и сдала Киёси.

— Если подумать, наверное, я не хотела, чтобы братик тебя убил, поэтому я его и бросила. Мне самой хотелось загнать тебя в угол. С ним всё было бы проще, но вот мы остались с тобой наедине, и я понимаю, что поступила правильно. Это же так чудесно, так романтично, ведь правда, Дзю?

Мия приветливо ему улыбнулась, но парень не мог ответить ей даже презрительной ухмылкой. Сколько ни пытался он подняться, руки и ноги его не слушались. Про себя Мия, похоже, от души над ним потешалась.

— Ты такой сильный. Я не думала, что ты сам с ним справишься. Но тебе даже помогать не пришлось. Наверное, ты в маму такой? Ну и Очибану, конечно, я тоже совсем не ждала. Умеет она выпрыгнуть в самый неожиданный момент.

Положив биту на плечо, свободной рукой Мия стала шарить в лежавшей рядом спортивной сумке. Она достала фотоаппарат, включила его и продолжила:

— Но какой же он, всё-таки, молодец, так вовремя сдох. Не зря я ему столько раз повторяла: «Если попадёшься полиции, тебе конец». Просто умница: помер и ничего про меня не сказал. Ух, ну я готова!

Вооружившись камерой и неизменно улыбаясь, Мия подошла к нему.

— Ну что, давай начнём?

Дзю явно не понял, о чём речь, и девушка угрожающе замахнулась битой. Парень сжался и повернулся набок, и Мия засадила ему по лицу, чтобы он, наконец, выпрямился.

Дзюдзава захрипел и развалился на полу, весь подбородок залило кровью.

— Не шали. Не надо прятать от меня лицо, а то как я тебя сфотографирую?

Волоча за собой перепачканную биту, Мия снова подошла к нему.

— Давай, посмотри на меня. Покажи своё личико.

Даже не пытаясь схватиться за свой разбитый нос, Дзюдзава испуганно повернулся к ней. Мия смотрела на него в упор, расплывшись в широченной улыбке.

— Вот, таким я тебя и представляла. Вот это рожа, просто супер. Как же здорово смотреть, как ты, весь такой крутой, ломаешься. Всё-таки правильно я тебя поняла.

— По-ня-ла?

— Это как-то само собой получилось. Когда мы попали в один класс, все шептались, какой ты страшный, а мне казалось, что тебе просто одиноко. Ну я и решила с тобой заговорить, посмотреть, какой ты. Вот, просто, из-за такой мелочи. Ты же явно хороший мальчик и только притворяешься хулиганом. Но потом мне стало любопытно: какое же лицо прячет ото всех этот вечно серьёзный Дзю? Как он смеётся? Как плачет? Мне захотелось посмотреть на твои эмоции. Но больше всего я ждала вот этой рожи. Когда ты узнаешь правду и потеряешься, не зная, куда себя деть. Как ты будешь ломаться, что поползёт из тебя наружу? Скорее бы это узнать.

Дзю вспомнил их первую встречу. Ничего не стесняясь, Мия лезла с вопросами и напрашивалась к нему в компанию, но что-то неуловимое мешало злиться на эту бесстыжую девчонку. И Дзюдзава уже знал, что именно. Поэтому и пришёл к ней ничуть не раздумывая.

— Дзю, ты же меня любишь?

Захихикала, будто издеваясь над ним, Сацуки.

— Ты что, решил, что я влюбилась? Что я к тебе неравнодушна, а то и втрескалась по уши? Здорово же я притворялась! Всё ведь из-за фотки. Я же понимаю, ты мальчик упёртый, с тобой нельзя, как со всеми. Сколько бы братик тебя не молотил, ты бы так ему и скалился. Ну вот я и решила, что самый обалденный способ тебя сломать — это сначала войти в доверие. Ведь если хочешь что-то сломать, надо сначала построить. Если ты в меня втюрился, это просто успех! Не зря я столько мучилась!

Мия заметила его испуганное лицо и рассмеялась как сумасшедшая. Но это никак не мешало ей фотографировать — наверное, за то время, что она таскалась с Киёси, для неё это стало просто рутиной. Раз за разом она слепила Дзю вспышкой, сохраняя его эмоции на память.

— У нас с тобой все воспоминания связаны со школой, так что снимать я решила здесь. Конечно, можно было пойти к тебе домой, но я заходила к тебе всего раз, случайно, да и то мы были не одни. Ну а ещё ты так классно смотришься в школьной форме.

Она продолжала, причудливо меняя ракурсы:

— Как аккуратно получилось: где всё началось, там и кончится. Обычно события можно выстроить в линию, но если начало и конец сошлись в одной точке, то это же круг? Замкнутый круг наших воспоминаний.

Белая вспышка снова и снова освещала мрачную комнату. Дзюдзава щурился от яркого света, его трясло от ног и до плеч, от губ и до кончиков пальцев. Парня разрывало от напряжения, и он жадно глотал воздух, тщетно пытаясь успокоиться.

— Мм? Хочешь что-то сказать? Ну давай, говори, бить не буду. Говори-говори, не стесняйся.

Сацуки сгорала от любопытства, какие сейчас полетят ругательства или мольбы о пощаде. Она уже напрягла уши и приготовила камеру — этих слов она точно не пропустит! Но парень бросил ей яростный взгляд и только одно ёмкое словечко, в которое вместились все чувства, от которых бурлила кровь:

— Дурёха!

Даже стёкла задрожали от его громогласной брани. Он не мог подняться — тело его так и не слушалась, но хотя бы рот у него снова работал как надо. И он бросил выпучившей глаза Мие главное, что у него накипело:

— Что же ты молчала?!

— О чём молчала?

— Если ты так мучилась и не знала, что делать, чего же ты молчала?! Почему не спросила меня? Ты сто раз могла всё рассказать! Зачем держать это в себе? Ты столько всего могла сделать! Но нет, ни слова никому не сказала!

— Не начинай, пожалуйста. Расскажи я, что бы изменилось? Дурацкая это идея.

— Дура тут только ты! — Крикнул Дзю с такой злобой, что Мия даже взвигнула и задрожала.

— Да даже не мне. Любому скажи — уже лучше будет! Ну почему ты молчала?!

— Ну сказала бы я, и ничего бы не поменялось! Кого ни спроси — всё было бы так же! Ничего тут не сделаешь! Папу наши дела не волнуют, он только о работе думает. А мать вообще всегда делает так, как ей другие говорят. Говори — не говори, ничего бы не изменилось!

— Да у тебя же полно друзей!

— Да только с виду! Я этим ни с кем не могла поделиться!

— Ну и сказала бы мне!

— Да скажи я тебе, ничего бы не изменилось!

— Нечего руки опускать! Не попробуешь — не узнаешь!

— И ты бы мне помог? Вот рассказала бы я всё, и ты бы помог?

— Конечно!

— Как? Да что ты вообще можешь? Ну давай, расскажи!

— Я бы тебя спас!

— Как?!

— Я бы всё выслушал и вместе с тобой что-нибудь придумал! Мы бы нашли какой-нибудь выход!

— Да не было никакого выхода!

— Ты просто рано сдалась!

— Так мне надо было просить о помощи? Просить о помощи? Это ты мне предлагаешь?

— Да!

С Дзюдзавы градом катился холодный пот, тело не слушалось, а горло горело, но он даже не думал молчать и, тяжело прокашлявшись, продолжил:

— Клянусь, попроси ты меня о помощи, я бы точно помог!

Мия замешкалась, но ответила: «Ну что за глупости? Ну чем бы ты мне помог?»

— Глупости? Да на здоровье! Но даже такой дурак, как я, чем-нибудь бы тебе пригодился! Потому что я твой друг! Если тебе тяжело, если у тебя проблемы, я брошусь тебе на помощь!

— Ты что...

— Ты думала, что поняла меня, да только чёрта с два! И не только меня! Говори, что хочешь, да только все тебя любят! И не потому, что ты крутая актриса, они любят тебя такой, какая ты есть! Да тебе любой бы протянул руку помощи!

— Ну зачем... Ты что... Уже поздно...

Её плечи дрожали, и Мия постоянно менялась в лице, не в силах ни засмеяться, ни разозлиться. Похоже, и внутри у неё творился такой же бардак.

— Да ты же сама хотела кому-нибудь об этом сказать! Вот и выложила всё мне!

Дзюдзаве казалось, что Мия хотела хоть кому-то раскрыть свою тайну, покаяться в том, что сделала. Может, парень увидел то, чего нет, обманулся, но ему хотелось верить, что хотя бы отчасти он оказался прав.

— Ты, может, уже сдалась, решила, что уже поздно и всё пропало, да только чушь это всё, дурёха! Да тебе же всего семнадцать лет, чего ты себя хоронишь? Тебе ещё жить и жить!

— Хватит обзываться! Я уже сто раз всё обдумала...

— Так подумай в сто первый! Подумай ещё раз, ну! Подумай, чего ты на самом деле хочешь! Разве этого? Вот, на самом деле, этого?!

Дзюдзава давил на неё, фраза за фразой, но ничего не пытался этим добиться и уж точно не верил, что сможет разбудить в ней милосердие. Нет, он просто не мог молчать — слова так и лезли наружу.

Мия прослезилась и прикрыла один глаз рукой, не сводя другой с парня, который от напряжения искусал губы в кровь. Ей бы снимать Дзю, но она спряталась от него за камерой так, что виднелся лишь носик, и тяжело дышала.

— Ты молодчина, Дзю, — сказала девушка едва слышно. — Хорошо говоришь, так бы и бросилась к тебе за помощью. Ты молодчина. Надо же так отчаянно цепляться за свою жизнь.

— Да при чём тут жизнь?!

— Дай сказать! — закричала Мия, и её голос повис в тишине.

— У меня всегда легко менялось настроение. Случится что-нибудь плохое — а я уже, раз, и обо всём позабыла. Прямо как мой братик. Есть у меня где-то в душе уголок для всякой гадости. И всё сортируется, как положено: что сжечь, что закопать, а что отложить для переработки. У всего своё место. И твою речь я запомню как ещё одну мольбу о пощаде. Эх, надо было на видео записать. Как же обидно, такой момент пропадёт.

Мия уже успокоилась, когда убрала руку с лица. Легко у неё менялось настроение, не поспоришь. Мгновением раньше она тряслась от его слов, но вот их уже отсортировали и бросили в нужную корзину.

— Какой ты стал разговорчивый. Наверное, и шевелиться уже можешь?

Мия замахнулась битой, но Дзюдзава даже не шелохнулся. Похоже, как он ни старался, но подняться не мог. На всякий случай Мия шибанула его по темени, да так, что Дзюдзава чуть не отключился. От боли казалось, что голова вот-вот лопнет и распиравшая его злость рванёт, как из шланга, наружу.

— Похоже, порядок. Ну что, давай потихоньку прощаться? По-моему, бессердечно обнадёживать людей попусту, так что скажу сразу: ты умрёшь. Вот прямо здесь, можешь не сомневаться. Опыта у меня полно, ты такой умелой девочки нигде не найдёшь.От меня живыми не уходят. Ты как следует намучаешься, помотаешься на грани, а вот потом уже умрёшь. Ты уж помучайся как следует, ладно?

— И что, нравится тебе это?

— Угу, — промурчала Мия.

Она прислонила биту к стене и натянула кожаные перчатки, в каких обычно работают с тонкой металлической проволокой, а следом нащупала в сумке её саму и положила моток на стол. Где-то вдалеке послышался гром, по стеклу побежали мелкие капли дождя — погода окончательно испортилась.

— Хорошо, что я зонтик взяла, — прошептала Мия, взглянув на окно.

Дзюдзава не думал, как отбиться от девушки или сбежать, он хотел лишь её остановить, чего бы это ему ни стоило. Но для начала надо подняться на ноги, а они всё так же не слушались, хоть и пролетело столько времени. Да и сам он их почти не чувствовал, будто нервы не пропускали сигналы, что туда, что обратно. С лба в глаза стекал холодный пот, а он даже не мог его вытереть. «Что же делать? Что же делать?!»

— Ну, пора.

Мия не стала спрашивать, готов он или нет. Не снимая перчаток, она покрепче сжала биту в руках. Взявшись поудобнее и как следует прицелившись, она со всего размаха ударила Дзю по голове, будто это был мячик.

Дзю завыл, в глазах на мгновенье потемнело. Левая барабанная перепонка явно лопнула. Парень ударился затылком об пол, дыхание опять сбилось. Изо всех сил он старался не отключаться.

Когда столько колотят битой, никакого здоровья не хватит. Дзюдзава чувствовал, как слабеет, и тут по спине пробежал холодок. А ведь Мия, скорее всего, даже не думала, что она будет делать потом. Она составила чёткий план, как его убить, но что будет после, её вообще не волновало. Это был акт отчаяния, прямой путь к саморазрушению. Вот почему она действовала так решительно.

Дзюдзава приготовился к смерти.

— И-и-и ещё!

Мия уже занесла биту над перепуганным Дзю, как вдруг раздался чей-то голос:

— Надеюсь, не помешала?

Через окно к ним в кабинет запрыгнула Очибана. Мия не успела ни вскрикнуть, ни пошевелиться, а Амэ уже подлетела к ней и сбила с ног. По сравнению с Сацуки она была просто малышкой, но от неожиданности Мия потеряла равновесие, и вот они уже вдвоём катались по полу.

— Ах ты дрянь! — заорала от ярости Мия, на что Амэ молча съездила ей локтем по лицу и добавила коленкой в живот. И как только убедилась, что девушка валяется на полу, тут же бросилась к Дзю.

— Господин, простите, я опоздала. У меня был план, как к вам попасть, но пришлось идти в обход.

Дзю не спрашивал, как она добралась до окна. Он уже успел убедиться, что ей хватит и сил, и смелости забраться по стене. Один раз она уже проделала такой трюк. Очибана нашла открытый класс, выбралась через окно на карниз и вдоль стены добралась сюда. Вот только теперь ей пришлось ещё хуже, ведь за окном не только хлестал дождь, но и не было никаких строительных лесов, и всё-таки она справилась.

— И ты ведь поняла, что я здесь.

— Это всё связь из прошлой жизни, — ответила Амэ и тут же добавила, — ну а кроме того, подозрительно, что вы согласились с ней встречаться, но не ушли вместе. На мой взгляд, вы бы себе такого не позволили, да и Сацуки бы этого не допустила.

— А значит, я остался в кабинете?

— Ну а ещё я никак не могла отделаться от мысли, что у Киёси Какуры была сообщница, которая его, по всей видимости, предала. Она-то вам и сообщила, где его искать в ту ночь. Мне показалось, она не просто хотела вас использовать, что есть и другая причина. Я даже сомневалась, не слишком ли я всё усложняю, но, как видите, всё так и вышло. Я и подумать не могла, что это она.

Когда ребята поймали Киёси, Амэ обыскала его, но не нашла при нём камеры. В статьях тоже не было ни слова о фотографиях жертв, а значит, их не нашли и при обыске дома. Тогда оставалось два варианта: либо маньяк всё уничтожил, либо на свободе остался его сообщник. Да и загадочный телефонный звонок косвенно подтверждал последнюю версию.

Дзюдзава опёрся на плечо Амэ и попробовал подняться, но тут же её остановил — Мия уже приходила в себя.

— Зови кого-нибудь на помощь, я её задержку.

— Нет, давайте я...

Разговор прервал с грохотом упавший стол. Сжав дрожащие кулаки и слизав выступившую на губах кровь, на них свирепо смотрела Мия.

— Зачем ты пришла? Мы же только остались вдвоём, я хотела красиво попрощаться, а ты всё испортила!

— Я верный рыцарь моего господина. Мой долг — защищать его от любой угрозы.

— Рыцарь? То ты ему слуга, то раба, то рыцарь. И как ты всё успеваешь? Знаешь, я уже давно думаю: странная ты. Сумасшедшая. Мозги у тебя набекрень.

— Кто бы говорил.

— И я такая же? — рассмеялась Сацуки.

— Меня не волнует, о чём ты думаешь, что тебя тревожит и раздражает, какие у тебя были варианты и почему ты на это решилась. По сравнению с жизнью моего господина, всё это ничего не значит. Я избавлюсь от тебя, Мия Сацуки.

— Ещё посмотрим!

Сацуки вынула из кармана ножик, и Амэ выступила вперёд, защищая парня. Острое лезвие поблёскивало в темноте — хоть и короткое, но до нутра такое достанет. Мия с улыбкой провела по нему пальцем. Дзюдзава не успел сказать и слова, как без всякого сигнала девушки сорвались на встречу друг другу.

Очибана хотела подобраться поближе, но Мия отмахивалась от неё ножом. Раза два-три лезвие её коснулось, но достало только до одежды — Амэ отгораживалась партами и стульями, ловко держа дистанцию.

— Судя по хвату, ножом ты никогда не убивала.

— И что с того?! — заорала Мия, решив, что над ней издеваются.

Её глаза налились кровью, а Амэ всё так же спокойно уворачивалась и ждала шанса, когда она сможет ответить.

В её комнате лежали книжки не только об аниме и паранормальщине, но и руководство по самообороне и рукопашному бою. Наверняка она их не только пролистала.

— Хватит мне мешать! Хватит, хватит, хватит!

Мия отвлеклась буквально на секунду, но Амэ уже сорвалась с места: мигом поднялась со стула на парту, оттолкнулась от неё и пнула соперницу в грудь. Сацуки отбросило с такой силой, что она сбила парты позади себя и распласталась на полу. Амэ повалилась рядом, но тут же вскочила и приготовилась драться. Не медля ни секунды, она метнулась к Мие и протянула к девушке руку. Раздался стрекочущий звук и Сацуки резко выгнула спину. Амэ просидела с ней секунд десять, после чего, наконец, облегчённо вздохнула.

— Что это было?

В ответ Амэ показала чёрную пластиковую коробочку, которую держала в руке.

— Шокер. Крохотный, но ненадолго вырубить человека может.

— И ведь достала же где-то.

— Отец подарил на день рождения, для самообороны, чтобы с собой носила. Давно ещё.

Он человек суровый — вполне возможно, так и было. Очибана, конечно, не переставала удивлять — она так ловко сбила девушку с ног и, не раздумывая, ударила её шокером. Даже Дзю реагировал на опасности на порядок хуже, чем она. Может, Амэ специально училась драться?

Убедившись, что Сацуки не шевелится, Дзю протянул руку к Амэ.

— Прости, без тебя не подняться.

— Рада помочь.

Очибана уже хотела взять его за руку, но вдруг обернулась. Однако было поздно — соперница уже вскочила на ноги и успела схватить нож.

— Как?..

Будто смеясь над ней, Мия очнулась куда раньше, чем рассчитывала Амэ и, шагнув в их сторону, произнесла:

— Только пошевелись...

Угроза поразила её как заклинание, и девушка замерла на месте. С округлившимися глазами и широченной улыбкой Сацуки, не торопясь, шаг за шагом, подступала к ней. Амэ стояла совершенно ошеломлённая, она и представить не могла, что её соперница не остановится ни перед чем, лишь бы довершить начатое. Одурманенная повисшим в кабинете запахом смерти, Очибана могла лишь беспомощно смотреть на идущую на неё с ножом Мию.

Может, она и хотела увернуться, но тело не слушалось. С неё катился ледяной пот, казалось, она перестала даже дышать и всё глубже уходила в себя. Мия бросилась вперёд, но Очибана словно окаменела перед лицом неминуемой гибели.

— Амэ!

Она словно очнулась ото сна, но тут же полетела на пол, и чуть не вскрикнула, когда подняла голову.

Лезвие впилось Дзюдзаве в живот. Кровь ручьём побежала из раны, и заметив её, Мия вдавила нож глубже. Она даже не поняла, как Дзю отбросил Амэ в сторону и сам подставился под удар. Она ничего не замечала перед собой и продолжала давить на рукоять, будто это отменит всё, что с ней приключилось. Девушка вся дрожала, сжав зубы от напряжения и тяжело дыша.

Попала? Прикончила её? Теперь-то всё или нет? Сацуки уже ничего не соображала. Она подняла голову, будто хотела услышать ответ. Но на неё смотрел Дзюдзава. Измученный, вспотевший, с трудом сдерживающий боль.

— Ну что, стало тебе легче?

— Дзю...

— Дурочка, — улыбнулся парень.

Мия будто пробудилась ото сна: девушка испуганно выпустила нож из рук и, дрожа, смотрела на свои окровавленные руки.

— Нет... Нет, Дзю! Не так! Всё должно быть не так! Пожалуйста, поверь мне, я же не хотела, совсем не хотела...

Не успела она договорить, как сзади раздался стрёкот. Сацуки закатила глаза и повалилась на пол. Бросив шокер в сторону, Амэ подхватила Дзю.

— Господин!

Парень уже не мог ей ответить и только улыбнулся залитыми кровью губами. Будто сквозь туман он видел, как девушка аккуратно положила его на пол, сняла рубашку, осмотрела рану, и видимо, решив, что вынимать нож слишком опасно, отчаянно думала, чем ему можно помочь.

Её руки дрожали. Всегда такая спокойная, сейчас она паниковала и так торопилась.

— Не беспокойтесь! Я обязательно вас вытащу! Вы не умрёте, господин! Не умрёте! — повторяла Амэ, сдвигая прочь липшие к лицу волосы. Она больше успокаивала себя, чем его. Дзюдзава уже почти не чувствовал боли и смирился с тем, что это конец, но девушка всеми силами старалась остановить бегущую кровь и сохранить его жизнь.

— Вам нельзя умирать. Мы же только встретились, только снова нашли друг друга! Не умирайте, господин! Не умирайте!

Она плакала, и со слезами на глазах ещё больше походила на очень маленькую и добрую девочку. Глядя, как Амэ не унимается, Дзюдзава наконец-то признался себе: «До чего же она милая».