Сколько бы ни было кандидатов в аубы от одного герцогства, все они присутствовали здесь и приветствовали, а также принимали приветствия вместе. Герцогства, не имевшие на текущий момент в академии ни одного кандидата, представлялись студентами из высших дворян последнего года обучения. Я наблюдала за приветствиями других и запоминала местные неписаные законы, пока в конце концов не подошла очередь Эренфеста. Вильфрид тут же встал, а вот мне, чтобы слезть со стула, понадобилась помощь Брюнхильды.

— Смотрите, она даже встать сама не может.

От других студентов послышались смешки. Лицо Вильфрида ожесточилось, хотя он и старался не показывать, как сильно это его задело, но то, как были сжаты его кулаки, хорошо говорило мне о том, что эти перешёптывания беспокоили его намного сильнее, чем меня.

«Думаю, этого стоило ожидать, — подумала я. — Он не из тех, кто привык к подобным насмешкам».

Меня называли маленькой ещё в те времена, когда я была простолюдинкой, и не счесть сколько раз в прошлом дворяне использовали своё положение, чтобы оскорбить меня. Одно дело — получать оскорбления и насмешки от людей, которых я знаю, но от незнакомцев? Это нисколько меня не беспокоило. Я привыкла к этому, но того же нельзя было сказать о Вильфриде.

— Вильфрид, меня не волнует, что говорят обо мне незнакомцы. Я знаю, что на моей стороне много друзей и союзников, — прошептала я, накрыв ладонью его сжатый кулак.

Наши последователи едва заметно кивнули.

— Ты права. Пойдём, Розмайн.

Со всё тем же напряжённым выражением Вильфрид присоединился ко мне, и, сопровождаемые свитой и подстраиваясь под мою скорость ходьбы, мы направились прямо к королевскому столу.

Я шла так изящно, как только могла, стараясь держать спину ровной, улыбку — элегантной, а взгляд — прямо перед собой. Всё это было вбито в меня на уровне рефлексов, поэтому изящные движения и фальшивая улыбка стали моей второй натурой.

Подойдя к столу, мы преклонили колени, скрестили руки перед собой, опустили головы в традиционном приветствии, используемом при первой встрече. Принц в ответ слегка кивнул, обратив на нас взор серых глаз, красоту которых не могли оттенить даже роскошные светлые волосы.

Ещё в Эренфесте я однажды начала вслух размышлять о том, как было бы разочаровывающе, окажись принц некрасивым, но Фердинанд тогда заверил меня, что люди с настолько высоким статусом как правило очень привлекательны, так как их предки брали в жёны только самых красивых женщин. Увиденное мной в значительной степени подтверждало его правоту — несомненно, нужно было происходить из рода с большим количеством потрясающе красивых людей, чтобы в конечном итоге выглядеть так.

— Принц Анастасий, можем ли мы помолиться о сей радостной встрече, что состоялась в суровую пору, которой испытывает нас бог жизни Эйвилиб?

— Вы можете.

Он ответил, как и ожидалось, поэтому мы с Вильфридом влили магическую силу в кольца, чтобы дать благословение. Я постаралась влить как можно меньше, чтобы не переборщить. К счастью, всё получилось идеально. Я вздохнула с облегчением, увидев, что моё благословение было не больше, чем у Вильфрида.

— Это большая честь для нас познакомиться с вами, принц Анастасий. Мы — Вильфрид и Розмайн из Эренфеста, прибыли сюда, чтобы учиться тому, как стать истинными дворянами, достойными служения Юргеншмидту. Да будет его будущее светлым, — произнесли мы вместе.

Когда мы закончили приветствие, Анастасий сказал нам поднять головы. Мы медленно сделали это, и когда я снова увидела лицо принца, то обнаружила, что он смотрит на меня, недовольно хмурясь. Осмотрев меня с головы до ног, принц фыркнул.

— Розмайн, да? Так это ты так называемая святая Эренфеста? Ходили слухи, что ты обладаешь несравненной красотой и мудростью, достаточным количеством магической силы, чтобы быть удочерённой герцогом, и милосердным сердцем. И где это всё?

«Что-о-о?! С каких пор моя репутация стала настолько раздутой? — думала я, удивляясь. — Я сейчас шокирована не меньше вашего, принц!»

— Слухи легко растекаются среди людей, но часто время и расстояние искажают правду, — осторожно ответила я. — Я впервые слышу о подобном. Могу лишь предположить, что кто-то решил раздуть эти слухи просто ради собственного развлечения.

Если такие слухи ходили среди дворян, то неудивительно, что они смеялись надо мной. Подобное количество похвалы казалось неимоверно чрезмерным по отношению к девочке, которая выглядела такой маленькой, словно только вчера прошла церемонию крещения.

Моя попытка уйти от темы, похоже, не сработала, так как Анастасий продолжил.

— Невероятно… — сказал он, недоумённо приподняв бровь. — Похоже, Эренфест находится в настолько тяжёлом положении, что у него не осталось другого выбора, кроме как провозгласить святой такую посредственность.

— Совершенно верно, принц Анастасий. Ваша мудрость соответствует вашему положению, — сказала я с улыбкой, рассчитывая потешить его эго и наконец покончить с этой темой. — Как вы знаете, Эренфест — непримечательное герцогство, которому много чего не хватает. Недостаток магической силы настолько силён, что у герцога не оставалось другого выбора, кроме как удочерить меня и объявить святой. На самом деле наше положение так ужасно, что нам остаётся лишь молиться о том, чтобы цветы, которые мы преподнесли богам, возможно, однажды вернулись к нам.

«Как будто ты не знаешь, что это всё вина твоей семьи. Мы и без того были герцогством в самом низу рейтинга, которое боролось за выживание, а затем королевская семья, вдобавок к нашим бедам, после устроенного ими идиотского переворота принялась отбирать магическую силу у всех герцогств только для того, чтобы Центр продолжал функционировать. По крайней мере, вы могли бы вернуть священников, которых забрали в Центральный храм», — так я мысленно плевалась ядом, пока, приложив ладонь к щеке и наклонив голову, строила из себя дурочку.

В Центре, вероятно, всё было прекрасно — они полностью компенсировали недостаток в магической силе, вызванный чисткой, забрав дворян и священников из герцогств. Но в результате герцогства столкнулись с серьёзными проблемами, и мне, как представительнице одного из них, было досадно слышать насмешки от члена семьи, породившей это бедствие.

— Говорят, ты стала святой, чтобы навести порядок в своём герцогстве, но не заметно, чтобы дела в Эренфесте пошли лучше. На самом деле, разве ты не была атакована дворянином собственного герцогства?

— Истинно так. Независимо от того, была смена власти большой или нет, после неё всегда возникает некоторый хаос. Я рада, что оказалась единственной жертвой.

Анастасий снова приподнял бровь, а затем скучающе отмахнулся от нас рукой. Это было знаком для меня и Вильфрида уходить, поэтому, встав и попрощавшись, мы отошли от королевского стола.

«Фух, это наконец-то закончилось, — подумала я. — И закончилось хорошо».

На самом деле ничего ещё не закончилось. Если уж на то пошло, всё только начиналось.

Собравшись с духом, я стала подходить к другим столам. Герцогства с первого по пятый ранги не были с Эренфестом в плохих отношениях, поэтому каждое приветствие заканчивалось благословением и обменом парой вежливых фраз.

Затем пришло время Аренсбаха, находящегося на шестом ранге. Дитлинда встретила нас доброй улыбкой, в точности похожей на улыбку Георгины.

— Госпожа Дитлинда, можем ли мы помолиться о сей радостной встрече, что состоялась в суровую пору, которой испытывает нас бог жизни Эйвилиб?

— Вы можете.

Когда мы закончили с благословениями, Дитлинда улыбнулась.

— Я рада наконец познакомиться с тобой, Вильфрид. Ты пригласил мою маму посетить Эренфест два года назад, не так ли? Она собиралась взять и меня. Я была очень взволнована возможностью впервые встретиться с тобой. Мы, дети из герцогских семей, как правило не имеем роскоши навещать родственников в других герцогствах, я права? — спросила она.

Невинная улыбка на её лице, а также то, что она обращалась к Вильфриду просто по имени, затрудняли понимание, относилась она к нему как к члену семьи или считала кем-то, кто не заслуживал её внимания, даже будучи кандидатом в аубы.

— Визит, к сожалению, был отменён из-за нападения на вашу семью, — продолжила Дитлинда. — Я была очень огорчена — в конце концов, мы двоюродные брат и сестра. Я молюсь, чтобы мы могли быть дружны по крайней мере здесь, в дворянской академии.

— Я буду молиться о том же, госпожа Дитлинда, — ответил Вильфрид с вежливой улыбкой.

— Не нужно формальностей, — сказала Дитлинда, улыбнувшись шире. — Мы одна семья. Ты можешь рассчитывать на меня, если в том возникнет необходимость. Я учусь здесь четвёртый год и знаю многое, что могло бы тебе помочь.

— Для нас это большая честь, — вместе ответили мы с Вильфридом.

Дитлинда, прижав ладонь к щеке, слегка склонила голову.

— Итак, Вильфрид… Мне сказали, что Розмайн была отравлена и уснула в юрэ́ве. Но отнюдь не всегда лекарство родителей действует на ребёнка, да и проспать два года — это большая редкость. Как её здоровье? Полагаю, случившееся должно было сильно повлиять на её тело, — сказала Дитлинда с тревогой в голосе, но даже не взглянув при этом в мою сторону.

— Розмайн в порядке, — ответил Вильфрид. — Как видите, она достаточно поправилась, чтобы посещать академию без каких-либо проблем. Мы очень ценим вашу доброту, госпожа Дитлинда.

— Я очень признательна за ваше беспокойство, госпожа Дитлинда. Я всегда обладала слабым здоровьем, поэтому привыкла быть прикованной к постели, — добавила я. — Но теперь со мной всё в порядке.

— Вот как, — удостоила меня ответом Дитлинда, даже не соизволив улыбнуться, и вновь обратила всё своё внимание на Вильфрида. — Означает ли это, что летом я смогу посетить Эренфест? Я хотела бы провести с тобой больше времени, Вильфрид.

«Зачем так нагло и очевидно демонстрировать своё пренебрежение? — мысленно возмутилась я. — И с какой целью?»

Конечно, я могла ей просто не нравиться, и тогда это можно было понять, но, возможно, она что-то замышляла. Единственная проблема заключалась в том, что я понятия не имела, как много она на самом деле знала.

— Чтобы дворянин из другого герцогства мог посетить Эренфест, требуется разрешение ауба, а потому я не могу ответить на этот вопрос сам.

— Действительно. В таком случае, Вильфрид, я надеюсь, ты убедишь его для меня.

Наше приветствие с Аренсбахом, во время которого меня полностью игнорировали, наконец-то закончилось. Встав, мы направились к следующему столу. Я же продолжила размышлять:

«Итак, похоже, что даже принц знает, что на меня напал дворянин Эренфеста. Насколько сильной была эта утечка? Является ли информация о моём сне в течении двух лет общеизвестной? Или так Дитлинда намекала мне, что Аренсбах знает обо всём, что происходит в нашем герцогстве?»

У меня не было ответов на эти вопросы, а потому, чтобы не стать источником утечки информации самой, я решила отвечать на всё сказанное мне многозначительными фразами и дежурной улыбкой.

Средние и малые герцогства с седьмого по двенадцатый ранги вели с Эренфестом ожесточённую битву за сохранение своих позиций. Поскольку порядок герцогств на этих рангах менялся каждый год, и потерять былое положение было проще простого, нас встречали резкими словами и язвительными замечаниями по поводу того, что они не ожидали, насколько крошечной окажется святая Эренфеста. Однако за их презрительными ухмылками виднелся страх того, что мы их обгоним. Тем не менее, мой внешний вид отличался от того образа «святой», который они представляли в своих страхах, поэтому они слегка расслабились.

Через все приветствия я прошла с помощью трёх фраз, достаточно универсальных, чтобы служить ответом на всё, что мне говорили: «Поскольку я ещё не полностью оправилась, мои возможности ограничены», «Я буду счастлива, если мы сможем работать сообща» и «Рада убедиться, что вы считаете меня равной».

Я всё ещё не совсем понимала, какое влияние могло оказать изменение позиции в рейтинге, но, получив порцию оскорблений от представителей других герцогств, почувствовала достаточную мотивацию, чтобы делать всё возможное для продвижения вверх.

«Вот и прекрасно, — подумала я. — Значит, пора серьёзно взяться за работу по повышению успеваемости студентов Эренфеста».

***

Когда мы закончили приветствовать тех, кто был выше нас, пришло время принимать приветствия от тех, кто ниже. Как и ожидалось, они тоже смотрели на нас враждебно, в том числе и представитель Фрёбельтака, герцогства к западу от Эренфеста.

Фрёбельтак в настоящее время был пятнадцатым и имел самый низкий ранг среди средних герцогств. Во время переворота они поддержали проигравшую сторону, и, как я помнила, как раз находились в процессе восстановления, когда я заснула. Я помогала Фрёбельтаку с наполнением маленьких священных чаш два года, и их по-прежнему низкий ранг был явным свидетельством, что они всё ещё не оправились.

«И моё нежелание наполнять чаши из других герцогств, возможно, тоже имеет к этому отношение…» — промелькнуло у меня в голове.

Сильвестр год за годом, не отказывая, принимал чаши, но зимой три года назад я заявила, что это в последний раз. Вдобавок ко всему, я заснула в юрэ́ве, и если Сильвестр в ту зиму снова принял чаши, было трудно представить, чтобы у него нашлась возможность наполнить их, учитывая, что Вильфриду и Шарлотте пришлось объезжать центральный регион, наполняя его магической силой. Потеряв нашу поддержку, Фрёбельтак в тот год, без сомнения, ещё сильнее упал в рейтинге.

— Господин Вильфрид, госпожа Розмайн. Могу ли я помолиться о сей радостной встрече, что состоялась в суровую пору, которой испытывает нас бог жизни Эйвилиб? — спросил кандидат в аубы от Фрёбельтака, преклонив колено.

— Вы можете, — сказали мы, и получили от него благословение.

— Я Рю́дигер* из Фрёбельтака и учусь на пятом году дворянской академии. Если позволите напомнить об этом, господин Вильфрид, у нас с вами сильная кровная связь, так как наши родители — родные братья и сёстры.

В полном соответствии со сказанным Рю́дигер был очень похож на Вильфрида, причём настолько, что если бы сейчас оба стояли рядом, их можно было бы принять за родных братьев. У них был одинаковый цвет волос, однако глаза у Рю́дигера были цвета индиго, как у Шарлотты.

— Я молюсь о том, чтобы у нас сложились такие же хорошие отношения, как у наших родителей, — добавил Рю́дигер.

— Уверяю, что это взаимно, — ответил Вильфрид.

***

После того, как все обменялись приветствиями, начался обед. Есть сели я, Хартмут, Корнелиус и Леонора. Брюнхильда прислуживала мне, а Ангелика стояла на страже.

Откусив кусочек, я поджала губы и задумалась. Я считала, что кухня Центра окажется более изысканной, чем та, с которой я сталкивалась в Эренфесте. В конце концов, моё родное герцогство было не более чем окра́инной провинцией. Однако на вкус блюдо оказалось вполне обычным. Возможно, из-за культурного обмена дворянская кухня во всех герцогствах была похожа. В конце концов, представители всех герцогств собирались здесь каждый год для учёбы и участия в собрании герцогов.

Еда не была чем-то особо примечательна, если не считать того, что в ней использовались ингредиенты, отсутствующие в Эренфесте. Мне стало любопытно, что ещё у них может найтись, хотя я и понимала, что узнать это будет нелегко, ведь вряд ли меня пустят в местные кладовые.

— Вкус еды… ничем не примечателен, — выдала я свой вердикт.

— Несколько лет назад я думал, что нет еды, лучше чем эта, — усмехнувшись, прокомментировал Хартмут.

Еда в общежитии улучшилась три года назад, и с тех пор качество только росло, вероятно, благодаря тому, что повара постепенно привыкали к новым рецептам.

— Что ж, полагаю, еда не заслуживает того, чтобы её обсуждали слишком долго, — сказала я.

Хартмут дал мне комплимент по поводу того, как плавно я сменила тему, и мы начали обсуждать приветствия. Нам нужно было многое продумать и обсудить относительно наших отношений с другими герцогствами, но мы не могли говорить на эту тему здесь. Для этого следовало вернуться в общежитие.

— Факт того, что вы недавно проснулись после долгого сна, является прекрасным предлогом, чтобы избежать послеобеденного общения. В этом году вы можете остаться за столом и предоставить сбор информации мне.

— Хорошо, Хартмут. Я полагаюсь на тебя.

Продолжая обедать, мы обсуждали наши планы, пока, наконец, нам не подали десерт. Это были галеты с джемом из рутре́ба и маленькие сладости в виде миловидных птичек. Тарелки практически блистали, оформление было идеальным. Ни Хуго, ни Элла не обладали художественными талантами к украшению тарелок подобным образом. Десерт выглядел так красиво, что мне захотелось взять его с собой, чтобы они могли учиться на его примере.

— Даже жалко есть такое… — сказала я и укусила галету.

У меня во рту словно что-то взорвалось с такой силой, что я подпрыгнула на стуле и осталась сидеть, не в силах подобрать и слова. Дело было не в том, что еда оказалась очень вкусной — скорее наоборот, из-за чрезмерной сладости она была настолько отвратительной, что я не могла заставить себя откусить ещё даже кусочек. Так как сахар стоил дорого, повара, очевидно, сочли неплохой идеей насыпать его как можно больше.

«О-ох… Я словно пережёвываю сахарный песок».

Я отложила столовые приборы и потянулась за чаем. От тех, кто ел вместе со мной, я услышала комментарии вроде: «Тем не менее, укусить раз или два можно», но лица у всех были одинаково кислыми. Хорошая демонстрация того, как полезно уметь не впадать в крайности.

— Будет ли моя книга рецептов иметь успех в Центре? — спросила я, со вздохом ставя чашку. — Если они считают подобные блюда вкусными, продвигать мои тенденции может оказаться труднее, чем я думала.

— Я полагаю, ваши блюда всё же станут популярными, но поварам потребуется немало времени, чтобы овладеть необходимыми приёмами и тонкостями в передаче вкуса, — ответил Корнелиус. — Насколько я знаю, даже повар нашего особняка столкнулся с большими трудностями.

Я медленно кивнула. Корнелиус был прав в том, что после распространения моих рецептов поварам потребуется какое-то время, чтобы овладеть нужными навыками. Но не означает ли это, что мне ещё долго придётся терпеть эту невыносимую сладость на каждом чаепитии, на которое меня пригласят? Мне теперь ещё меньше хотелось их посещать.

— Госпожа Розмайн, я думаю, что распространение вашей книги рецептов в Центре — это прекрасная идея, но вам следует раскрывать рецепты постепенно, а не сразу. Правильно ли я понимаю, что их существует намного больше, чем перечислено в книге? — спросил Хартмут, приподняв бровь.

Уверена, он меня проверял. Я положила столовые приборы, вытерла рот и с улыбкой ответила:

— Разумеется. Некоторые из них я не против обнародовать здесь, некоторыми буду счастлива поделиться с лидерами Эренфеста, часть я приберегла для своих опекунов, а остальные хочу оставить при себе. Я строго разделяю, какую информацию следует хранить в секрете, а какую оглашать. Это касается и рецептов.

Глаза Хартмута засветились от любопытства.

— С нетерпением жду возможности познакомиться с ними. Между прочим, какие у вас планы по распространению в дворянской академии своей славы святой?

— Что? Мне не нужна здесь слава святой. Я хочу жить скромной жизнью обычной ученицы.

Чем больше все обсуждали мою репутацию как святой Эренфеста, и чем быстрее она опережала меня, тем больше мне хотелось прожить студенческие годы как нормальная девочка. В мои планы входило, кроме прочего, прятаться от всех в библиотеке и проводить там как можно больше времени.

Хартмут, однако, был не согласен. Услышав мой ответ, он нахмурился, но затем снова заставил себя улыбнуться. Его лицо внешне выглядело спокойным, но за этой маской чувствовалось сильное напряжение, которое ясно давало понять, что он не собирался сдаваться.

— К сожалению, у вас нет выхода, — сказал он. — Наличие святой необходимое условие для усиления влияния Эренфеста.

«Эм… Надеюсь, я не переключила его только что в какой-то странный и непонятный режим?»

По неизвестной причине Хартмут вдруг начал подробно рассказывать о своём первом опыте встречи со святой в моём лице. Оттилия, судя по всему, взяла его с собой на моё крещение, объяснив, что с этого момента будет служить мне. Юный Хартмут был разочарован, узнав, что его мать, высшая дворянка, будет служить маленькому ребёнку, даже если девочка и сама происходила из высших дворян, и вот-вот должна была стать приёмной дочерью герцога.

— Однако, когда на церемонии вы вернули благословение, то синий свет охватил зал целиком, пролившись на всех присутствующих. Это было самое большое благословение, которое я когда-либо видел в жизни, и первое, которое меня действительно впечатлило, — объяснил Хартмут, давая понять, насколько глубоко отпечатались эти воспоминания в его памяти.

— Сделать так было хитрым планом моих опекунов, чтобы дворяне легче приняли моё удочерение, — объяснила я. — Тебя обманули, Хартмут. Я не святая.

— Госпожа Розмайн, ваше крещение — не единственная причина, по которой я стал воспринимать вас как настоящую святую.

Когда наступила осень, Хартмут узнал от матери о моих отчаянных усилиях по спасению будущего Вильфрида. Его единственной мыслью тогда было, что мне следовало воспользоваться этой возможностью, чтобы избавиться от конкурента и самой стать аубом. В своих мыслях он уже был моим последователем и советовал мне втоптать Вильфрида в грязь. Он даже попросил мать передать мне несколько сообщений, но та, разумеется, этого не сделала.

— «Госпожа Розмайн не желает ничего подобного, — сказала мне мама. — Она думает только о том, чтобы помочь подняться другим». А еще мама сказала, что мне лучше придумать способы укрепить легенду о святой, чтобы помочь вашим последователям. Я так и сделал… — сказал Хартмут и добавил: — Но, так или иначе, ничто из того, что придумал я, не могло сравниться с тем, что уже приводил в действие господин Фердинанд.

«Не хочу даже знать, что за планы он строил…» — подумала я.

— Кроме того, ваши действия доказывают вашу святость намного больше, чем что-либо ещё, госпожа Розмайн. Я никогда не слышал, чтобы благословения давали, просто предлагая музыку богам во время зимнего дебюта. Свет благословения, лившийся от ваших пальцев, перебиравших струны фешпи́ля, казался мне поистине прекрасным. Благословение Лейденшафта медленно струилось к потолку и понемногу распространялось по залу, помните?

На самом деле, я плохо помнила, что тогда случилось, так как была в панике из-за страха провалиться. Единственное, что я хорошо помнила — это моё удивление из-за внезапного благословения, а затем как Фердинанд на руках выносит меня из зала. Я отчаянно пыталась остановить то благословение, но, похоже, для присутствующих всё выглядело совсем иначе.

— С того дня я знал наверняка: вы святая, которая намного превосходит ту легенду, которую создал господин Фердинанд, — подытожил Хартмут. — Я хочу, чтобы все увидели в вас ту святую, какую вижу я, и не пожалею средств на пути к этой цели.

У меня дёрнулась щека. До этого момента я считала Хартмута кем-то вроде второго Юстокса, но с задатками здравого смысла. Как же я ошибалась. При этом он был действительно талантлив, а значит, вполне мог распространять славу о моей святости быстрее, чем мне удавалось бы его сдерживать.

«Хм-м, мне кажется, или я взяла в последователи того, кого на самом деле следовало держать подальше?»

1. ↑ Рю́дигер — немецкая фамилия, а также старинное немецкое мужское имя, которое происходит от слов «честь», «слава» и «копьё» (дословно «славный копьеносец»).https://ru.wikipedia.org/wiki/Рюдигер