— Господин Карстед, ваш посетитель, господин Фердинанд, прибыл.

Получив сообщение от одного из своих слуг, Карстед направился в гостиную. Там он застал свою первую жену Эльвиру и старшего сына Экхарта, которые счастливо беседовали с Фердинандом. Карстед не мог удержаться от горькой усмешки, видя, как они благоговеют перед этим человеком. Лишь немногие дворяне всё ещё восхищались Фердинандом после того, как его отправили в храм, и Карстеду было приятно видеть среди них свою семью.

— Господин Фердинанд, — поприветствовал его Карстед.

Фердинанд обернулся. После того как они обменялись приветствиями и сели, слуги начали накрывать на стол.

— Эльвира, Экхарт, мне очень не хочется прерывать ваш разговор, но нам с господином Фердинандом нужно поговорить наедине.

От жены и сына Карстед получил лишь недовольные взгляды, но когда Фердинанд махнул рукой и сказал: «Разговор совершенно секретен», они оба тут же ушли. То, что они относились к Фердинанду с бо́льшим уважением, чем к нему самому, могло бы расстроить Карстеда, но он к этому уже привык.

Как только на стол подали еду и вино, слуги тоже удалились, оставив Карстеда и Фердинанда в комнате одних. Только когда дверь плотно закрылась, Карстед расслабился и перешёл на небрежный тон, которым обычно разговаривал со своим старым другом.

— Фердинанд, извини, что тебе пришлось приехать ко мне вместо замка. Обстановка там не очень благоприятная.

Карстед взял свою серебряную чашу и сделал глоток, чтобы показать, что вино не отравлено, а затем предложил и Фердинанду попробовать вино. Тот поднёс чашу к губам и тоже сделал глоток. Краешки его губ изогнулись, показывая, что Фердинанду вино понравилось.

— Ну, я догадывался, что так и будет. Мать Шикико́зы поднимает шум и жалуется всем, кто готов её слушать, не так ли? Глава храма тоже жаловался мне из-за произошедшего.

Карстед кивнул с горькой улыбкой.

Десять дней назад во время обычной миссии по уничтожению тро́мбэ Карстед, командующий рыцарским орденом, поручил Шикико́зе и Дамуэлю охранять священницу-ученицу. У них было гораздо меньше магической силы, чем у остальных отправившихся на миссию рыцарей, и ни один из них не имел опыта уничтожения тро́мбэ. По этой причине Карстед решил, что им лучше держаться подальше от битвы, охраняя тех, кто прибыл из храма.

Однако они причинили вред той, кого должны были защищать, что привело к появлению второго тро́мбэ. Как рыцари они полностью провалились. Из-за случившегося, до тех пор, пока не будет принято решение о том, как их наказать, оба сейчас находились под арестом в рыцарских казармах. Шикико́за, однако, в надежде на смягчение приговора связался со своей семьёй, и его мать умоляла о помощи любого, кто мог её выслушать и обладал властью.

— Кажется, она даже плакала в присутствии госпожи Вероники. Поэтому мне показалось, что будет лучше, если именно я верну магический инструмент вместо тебя, — сказал Карстед, указывая на шкатулку, которую Фердинанд принёс с собой.

— Благодарю. Я бы предпочёл не встречаться с ней.

Шкатулка, которую мог открыть только герцог или тот, кто имел на то его разрешение, содержала магический инструмент, позволяющий заглядывать в чужие воспоминания. Этот магический инструмент одолжили Фердинанду, чтобы он мог удостовериться, является ли священница-простолюдинка, показавшая огромное количество магической силы во время ритуала исцеления, возможной угрозой для Эренфеста.

Священница-ученица была девочкой с симпатичным лицом, с золотыми глазами, похожими на две лу́ны, и с блестящими волосами цвета ночного неба, как будто при рождении она получила благословение Бога Тьмы. Но что привлекало внимание больше всего, так это её маленькое тело, такое хрупкое и недоразвитое, что трудно было поверить, что она уже прошла церемонию крещения. Вот только, несмотря на её детскую внешность, она высвободила настолько огромное количество магической силы, что в это сложно было поверить. Из того факта, что вся иссушённая земля снова оказалась покрыта зеленью, в то время как священница-ученица не выказала ни малейшего намёка на усталость, можно было сделать вывод, что у неё имелось во много раз больше магической силы, чем у Шикико́зы, обладавшего магической силой низшего дворянина, будучи по рождению средним дворянином, которому позволили покинуть храм лишь потому, что страна испытывала нехватку в магической силе. Продемонстрированное во время ритуала количество магической силы — это совсем не тот уровень, которым могла бы обладать обычная священница-ученица. Карстед задавался вопросом, как много магической силы она будет иметь, когда вырастет и достигнет совершеннолетия?

Сам Карстед никогда не совершал ритуал и даже не прикасался к божественному инструменту, а потому ему было трудно судить, как много магической силы на самом деле имелось у священницы-ученицы. Но её количество было настолько ненормально, что Фердинанд немедленно обратился к герцогу с просьбой выяснить, представляет ли священница-ученица угрозу, и герцог, в свою очередь, разрешил ему воспользоваться инструментом, позволяющим заглянуть в память.

— Ну, и каков результат? — спросил Карстед, принимая шкатулку.

— В ней нет и следа злобы или коварства. В голове у неё не было ничего, кроме книг, и это утомляло, — на удивление искренне ответил Фердинанд, потирая виски́ и даже не пытаясь скрыть своего недовольства.

Несмотря на то, что на лице Фердинанда читалось явное раздражение, Карстед чувствовал, что в нём что-то изменилось. После смерти отца Фердинанд говорил, что устал сопротивляться давлению окружающих, и что его больше ничего не волнует. По сравнению с тем временем, когда Фердинанд присоединился к храму, отказавшись от всего и не выказывая каких либо эмоций на этот счёт, сейчас к нему возвращались утраченные бодрость и искренность.

— По правде говоря, — продолжил Фердинанд, — у Майн есть воспоминания о прошлой жизни в другом мире, где она была высшей дворянкой. И пусть сейчас она ребёнок, судя по её воспоминаниям о прошлой жизни, там она была взрослой.

— Что? Воспоминания о прошлой жизни?

Слова Фердинанда о Майн казались настолько немыслимыми, что Карстед просто не мог поверить в услышанное. Не раздумывая, он попросил Фердинанда повторить, что тот и сделал. Карстед не думал, что сказанное Фердинандом могло быть ошибочно, учитывая, что магический инструмент был специально предназначен для устранения каких-либо сомнений, но в этот рассказ всё ещё сложно было поверить.

— Не знаю, что и сказать… Это немыслимо, — сумел выдавить из себя Карстед.

Фердинанд кивнул.

— Даже я думаю, что это немыслимо, хотя и видел тот мир в её воспоминаниях. Я сомневаюсь, что кто-либо поверит в такое, но это правда. Необычное поведение Майн — результат того, что она сохранила воспоминания о жизни в другом мире. Вдобавок на неё оказала влияние жизнь в нижнем городе. Однако у неё нет ни злобы, ни дурных намерений по отношению к городу. Если мы сможем использовать её воспоминания на благо Эренфеста, то она принесёт нам огромную пользу. Однако, поскольку она думает лишь о книгах, я считаю, что необходимо, чтобы кто-то направлял её.

Больше всего Карстеда заинтересовала не нелепая история о том, что Майн жила в другом мире, в которую он до сих пор не мог поверить, а необычная разговорчивость Фердинанда. Несмотря на то, что Фердинанд объединил свой разум с разумом другого человека, насильно заглянув в чужие воспоминания, он на удивление не казался таким уж недовольным.

— Как вижу, она тебе очень понравилась.

— О ком ты говоришь?

— О ком же ещё, как не о священнице-ученице по имени Майн?

Карстед прекрасно понимал, насколько важна эта священница-ученица в условиях текущей острой нехватки магической силы и дворян. Вот только Фердинанд проявлял к этой Майн куда больше заботы, чем можно бы ожидать от него в отношении девочки-простолюдинки. Фердинанд позволил ей ехать верхом на своём ездовом звере, решил взять с собой не одного, а двух сопровождающих, проявил несвойственную ему заботу, приставив к ней двух рыцарей сопровождения, пока она ожидала начала церемонии, и даже дал ей сначала кольцо, а затем и лекарство собственного изготовления. А в довершение всего он заявил перед рыцарями, что она находится под его опекой. Карстед вспомнил, насколько был потрясен случившимся, поскольку совершенно не ожидал, что Фердинанд скажет нечто подобное.

— Я не испытываю к ней какой-то особой симпатии. Просто она очень ценна, — ответил Фердинанд, недовольно поморщившись на замечание Карстеда.

— Неужели?

Когда Фердинанд начал объяснять, насколько полезным для храма будет её большое количество магической силы, исключительные способности к расчётам, а также то, что благодаря совершенно иному здравому смыслу она постоянно изобретает что-то новое, Карстед очень хотел спросить, чем же это отличается от симпатии. Но всё же он решил промолчать. У Фердинанда была привычка скрывать важные для него вещи, чтобы никто не мог до них добраться, и эта привычка стала проявляться ещё отчётливее с тех пор, как он присоединился к храму.

Фердинанд, несмотря на всю свою неуступчивость и упрямство, наконец-то нашёл кого-то, кто ему понравился. Карстед пришёл к выводу, что не было никакой необходимости дразнить Фердинанда и рисковать всё испортить. Зная его с юных лет и зная, насколько он склонен создавать проблемы самому себе, Карстед понимал, что следует проявлять осторожность в словах.

— Она продемонстрировала перед всеми огромное количество магической силы, — начал Карстед. — Слухи о священнице-ученице, что пошли от рыцарского ордена, уже распространились по дворянскому району. Майн может оказаться в ещё большей опасности, чем раньше.

— Несомненно. Количество её магической силы оказалось значительно больше, чем я ожидал. Хотя я и заявил, что она находится под моей опекой, в конечном счёте я не более чем простой священник. Дворяне, ищущие магическую силу, обязательно нацелятся на неё, и однажды она окажется в опасности. Я не уверен, что смогу предотвратить их вмешательство.

Фердинанд говорил спокойно, а его лицо оставалось таким же бесстрастным, как и всегда. Было чрезвычайно мало людей, которые могли бы заметить след сильного разочарования на его лице от собственной нехватки власти.

— Что же ты в таком случае собираешься делать? — поинтересовался Карстед.

— Не мог бы ты удочерить Майн?

От столь неожиданного вопроса у Карстеда округли́лись глаза. Как командующий рыцарским орденом он был высшим дворянином. Предлагая ему удочерить Майн, Фердинанд намекал, что у неё по меньшей мере столько же магической силы, сколько у высших дворян.

— Чем скорее её удочерит дворянин, тем лучше, — продолжил Фердинанд. — У неё слишком много магической силы, чтобы быть простой священницей-ученицей. Майн потребуется научиться контролировать свою магическую силу в дворянской академии, но как человек храма я не могу самостоятельно поддержать её и сделать дворянкой. Я понимаю, что подвергаю тебя дополнительному риску, но я мало на кого могу положиться.

Карстед обдумал это предложение. Много ли есть дворянских домов, которым Фердинанд мог бы довериться, и где бы Майн дали воспитание, подходящее для ребёнка с её количеством магической силы, и хорошо обращались, несмотря на её происхождение простолюдинки? Насколько мог судить Карстед, его дом был единственным.

— Я намерен обучить Майн так, чтобы она не смущала своим поведением твою семью. Кроме того, у Майн достаточно способностей, чтобы зарабатывать деньги самостоятельно. Я позабочусь о том, чтобы вы не были обременены при её удочерении.

«Это действительно редкость для тебя, так беспокоиться о ком-то другом», — подумал Карстед.

Фердинанд опустил глаза, откинулся на спинку стула и замолчал. Переплетя длинные пальцы, Фердинанд некоторое время подбирал слова, после чего медленно продолжил:

— Поскольку Майн — простолюдинка, невозможно сказать, что с ней может случиться без поддержки могущественного союзника. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то прошёл через то же, что и я. Вот и всё.

Вероятно, это было ещё не всё. Но, по крайней мере, Фердинанд говорил правду. Его слова шли от чистого сердца, без какой-либо лжи. Карстед, хорошо знавший болезненное прошлое Фердинанда, вздохнул и посмотрел в окно.

— Я не против удочерить её. Но ты уверен, что не возникнет проблем, если кое-кто узнает, что ты обратился ко мне за помощью раньше, чем к нему?

Фердинанд догадался, кого имел в виду Карстед, отчего его лицо потемнело.

— Неужели всем так трудно иметь с ним дело… — ответил Фердинанд, постукивая пальцем по виску.

Очень немногие могли бы понять, что заметно потемневшее лицо Фердинанда на самом деле являлось признаком того, что он был довольно расслаблен. Карстед снова криво усмехнулся тому, насколько трудно оказалось прочитать Фердинанда.